Печалька выходит замуж 5

-Ах, Машенька, ну какой тебя бес попутал целоваться с Романом Кузьмичом? - так говорила мне Милюшка, заместо утешения. - Целовалась бы с Егором Кузьмичом, давно б у тебя своя карета была, и ездили бы мы с тобой, милая моя, хоть до Коломны, хоть до самой Москвы, хоть куда… А теперь что? Вся попа прутьями посечена, куда это годится? Дай хоть я тебе капустный листок приложу… вот так…

Ближе к сентябрю месяцу, в третьем этаже, на мансарде, для меня была устроена классная комната. Сюда принесли два письменных стола, венские стулья, а также длинную лавку и кадушку с розгами. Честно говоря, мне эта классная комната пришлась совершенно не по нутру. Зато, когда я впервые увидела мистера Уилкса, я чуть в обморок не хлопнулась от восторга: мистер Уилкс был очень, очень хорош собой. У него были иссиня-черные волосы, карие глаза, густые темные брови вразлет, небольшая бородка. В общем, он был так хорош, что мне даже, в некоторой степени, захотелось, чтобы он высек меня розгами за какую-нибудь ошибку в диктанте. Представляя меня мистеру Уилксу, дядя заметил, что я ленивая девчонка и меня надо держать в строгости. Мистер Уилкс понял дядин намек как руководство к действию , проэкзаменовал меня на знание трех форм неправильных Английских глаголов, и к концу первого урока я уже лежала на лавке с приспущенными панталонами и приподнятыми юбками.

-Полдюжины розог для улучшения памяти! - сказал мистер Уилкс, вытащил прут из кадушки и отстегал меня так быстро и так больно, что я потом не могла сидеть за обедом, и Милюшка приносила мне суп и жаркое в мою спальню. С этого самого дня, я начала опасаться мистера Уилкса. Его странный акцент, когда он говорил по-русски, его строгий взгляд исподлобья, его педантичность во всем приводили меня в трепет. И к концу октября я поняла, что влюблена по уши в моего Английского учителя. Он же не выказывал по отношению ко мне никаких эмоций: одинаково бесстрастно он диктовал мне диктанты, без единой эмоции на лице выслушивал мои ответы, как правильные, так и неправильные, а потом вытаскивал из кадушки березовый прут, и, указывая прутом в направлении лавки, говорил:

-Дюжина розог, Мэри! Вы сегодня несерьезны и стихотворения не выучили…

Потом я лежала на лавке, получая заслуженную дюжину розог по голым ягодицам и одновременно умирая от любви к мистеру Уилксу.

В Рождество я подарила мистеру Уилксу небольшой пудинг, рассказала ему стихи о Рождестве по-английски и чмокнула в щеку. Он посмотрел на меня с удивлением, и вдруг улыбнулся мне такой радостной, совершенно мальчишеской улыбкой, что у меня мурашки поползли по коже. На следующем уроке, он попросил меня рассказать о себе по-английски, и я, долго и тщательно подбирая фразы, рассказывала ему о своей жизни в маленьком городке Задриповске, о смерти родителей от тифа, о дяде, который постоянно намекает мне на брачный союз. Выслушав меня, мистер Уилкс сказал мне:

-Мэри, как же вы так живете? Это просто ужасно… Мэри, знаете что? Зовите меня просто Джон.

С тех самых пор, мы с Джоном стали большими друзьями. Он больше не сек меня розгами, и мы в продолжение уроков просто болтали по-английски о разных разностях: о наших родных, о том, где Джон провел детство, о моих любимых книгах, о тех журналах по естествознанию, которые выписывал Джон.

Весной мы много гуляли по округе, но однажды, в самом начале июня, Джон сказал мне, что у него изменились обстоятельства и ему надо срочно уехать в Англию. Простились мы со слезами на глазах, и, перед тем как его карета отъехала от ступеней нашего крыльца, я вдруг, не задумываясь ни о чем таком, обняла его шею и поцеловала его в губы. В тот момент я не догадывалась, что дядюшка Егор Кузьмич смотрит на нас с Джоном из окна второго этажа, и что расплата за этот невольный поцелуй будет весьма суровой.