Цепи Короны

Аэлита

Я сидела за столиком в кафе на Фонтанке, наслаждаясь тёплым солнечным утром. Прогулочные лодки скользили по реке, а набережная была полна людей, спешащих куда-то. Улыбка сама собой расползлась по моему лицу, когда я оглядывала улицу через большое окно. Вижу, как мужчина с чёрным портфелем шагал вперёд, скользя взглядом по витринам. Женщина с собачкой в красной шляпке останавливалась у цветочного киоска, чтобы купить розу. Я так давно не ощущала, что жизнь снова в порядке. Всё как-то сложилось: работа вошла в привычный ритм, клиенты стали стабильными, а главное — у меня была возможность наслаждаться этим моментом. Погода на улице была идеальной, солнечной, и я могла наконец почувствовать, что за последние несколько месяцев я стала частью города, частью своей жизни.

Взяла чашку с кофе, поднесла её к губам и прислушалась к разговору.

—

Что там у тебя, Аэль?

— голос мамы, Эллы, наполнил пространство, как только я приняла звонок по FaceTime.

—

Всё хорошо, мама. Работаю, как всегда. Ты же знаешь, как это бывает, когда проект хорошо идёт — просто не оторвёшься от монитора,

— я откинулась на спинку стула, ощущая лёгкий ветерок, трогающий мои волосы.

На экране рядом с мамой появился Ден. Его добродушное лицо сразу заставило меня улыбнуться. Он чуть наклонился ближе к камере, будто хотел разглядеть меня получше.

—

Merhaba, Kızım,

— тепло произнёс он.

Его русский был всё ещё немного ломаным, с мягким акцентом и характерной интонацией, но от этого становился только роднее. Он всегда старался говорить на русском, даже если иногда подбирал слова с паузой, морща лоб. Это было так по-доброму, так по-отцовски, что сердце сжималось.

—

Ты… как? Всё… хорошо, да?

— спросил он, подбирая слова, и я заметила, как мама сдержанно улыбается — они оба знали, что его старания вызывали у меня только нежность.

—

Да, папа, всё хорошо,

— улыбнулась я, специально называя его именно так. Он этого заслуживал. Он никогда не делил меня на «свою» или «не свою» — с первого дня я была его Kızım. Его девочка.

—

Мы скучать по тебе… сильно,

— добавил он, и я заметила, как мама незаметно сжала его руку под камерой.

—

Но… ты там счастлива — это главное,

— добавил он с чуть заметной хрипотцой в голосе.

Я посмотрела в окно, куда сейчас проходили люди, и за секунду почувствовала, как моя жизнь действительно стала полноценной. Я наблюдала за всеми этими людьми, думая о том, что у меня есть место в этом мире, где я могу чувствовать себя частью большого города, где ничего не держит меня на месте, и где я сама решаю, как двигаться дальше.

—

Да, все хорошо, правда. Мне нравится Питер. Я чувствую, что всё идёт так, как должно быть. И ты, наверное, не поверишь, но я наконец-то нашла свой ритм.

— Улыбка затеплилась на моём лице, когда я это произнесла. Я правда была счастлива. Временами у меня было ощущение, что я стала собой. Настоящей.

—

Ты ведь ещё с Риной видишься, правда? Мы все переживаем, что ты одна...

— Элла немного прикусила губу, как это делала всегда, когда беспокоилась.

—

Да, мама, я с ней встречаюсь. Мы пойдём завтракать прямо сейчас. Не переживай, я не одна. Всё в порядке.

Солнце светило мне в лицо, и этот момент казался почти волшебным. Казалось, будто всё наладилось, и теперь я могу стоять на своём месте, не оглядываясь назад.

—

Знаешь, я так рада за тебя, Аэль. Ты наконец-то счастлива... Мы очень гордимся тобой.

— Элла улыбнулась, и в её голосе было столько любви, что я чуть не расплакалась.

Я посмотрела на её лицо, и на секунду мне показалось, что я дома. Даже на расстоянии, я чувствовала её поддержку.

—

Спасибо, мама.

Я отпила ещё глоток кофе, а потом взглянула на часы. Пора было завершать разговор, Рина вот-вот должна была зайти.

Я попрощалась и отложила телефон, наслаждаясь мгновением тишины. Мне нравился Питер. Мне нравилась эта жизнь.

Дверь кафе открылась с характерным звоном, и я, даже не оборачиваясь, знала — это она.

Потому что только Рина могла входить в любое помещение так, будто оно принадлежит ей. Даже если это был банальный кофейный уголок у Фонтанки.

— Преклонитесь, смертные, богиня прибыла, — театрально провозгласила она, сбрасывая с плеча сумку и пружинисто плюхаясь на кресло напротив меня.

— О, Великая Шествующая Сорок Минут Над Дресс-кодом, — усмехнулась я, отхлебнув кофе. — Позволь спросить, сколько жертв моды пало сегодня ради твоего совершенства?

— Две кофточки, одни джинсы и одно самолюбие, — легко ответила она, закатывая глаза. — Я посмотрела в зеркало, сказала себе «ты идеальна», а потом на всякий случай переоделась ещё три раза. Знаешь, вдруг зеркало врёт.

Я фыркнула.

— Твоё эго уже подаёт заявление на прописку отдельно от тебя?

— Оно давно живёт своей жизнью. Иногда я просыпаюсь, а оно уже заказывает шампанское и шлёт кому-то свои нюдсы.

— Она подмигнула. — Не удивлюсь, если однажды мой нарциссизм напишет мемуары и продаст их твоей маме.

— Отлично, пусть сначала научится пунктуальности, — хмыкнула я, но уже протянула ей чашку с капучино.

— Заказала заранее. Спасаю тебя от очередного «почему я опять пью холодный кофе как неудачница».

Рина схватила чашку как святыню.

— Ты — женщина моей мечты, и если бы у тебя был член, я бы уже сделала тебе предложение. А потом отказалась, чтобы сохранить драму в отношениях.

— Рина…

— Ну прости, у меня творческий кризис. Мне нужно хотя бы где-то пописать драму.

— Ты же пишешь мафиозный роман, не путай свою личную Санта-Барбару с сюжетными линиями, — засмеялась я.

— А кто сказал, что это не автобиография с элементами вымышленной сексуальной свободы и сценами, которые в реальности мне никто не предлагает?

Она театрально вздохнула. — У меня, между прочим, целых три поклонника: курьер, бариста и сосед снизу. И только бариста умеет произносить моё имя правильно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Потому что ты каждый раз говоришь ему: «Рина, как "богиня", только проще».

— Потому что надо помогать мужчинам — пусть хоть в чем-то чувствуют, что справились. А потом уже можно выбивать у них равноправие и оргазмы. В идеале — одновременно.

— Ты невозможна, — покачала я головой, смеясь.

— Нет, я просто прогрессивная и охренительно честная.

Она подмигнула. — А ты, между прочим, сегодня светишься. Что это? Удовлетворение от успешной карьеры или… ты снова в вибрации дзен?

— Второе. Я просто… счастлива. Знаешь, по-настоящему. Ничего не давит, не гложет, никто не изменяет, не грузит, не висит якорем на ногах. Я свободна. Легкая.

Рина прищурилась.

— Это звучит подозрительно… Как перед катастрофой в хорошем романе.

— Я тебя умоляю, не накликай.

— Поздно. Ты в белой рубашке и довольна жизнью — вселенная уже наверняка заряжает главного героя с трагичным прошлым, острым подбородком и склонностью к психологической травматике.

Я прикрыла лицо ладонью и засмеялась.

— Вот поэтому ты не можешь жить без драмы.

— Да, но согласись: если он ещё и опасен, и красив, и собственник — то это уже не драма, это шедевр.

— Она отпила кофе и вздохнула. — Мне срочно нужно вдохновение. Или мужчина. Или хотя бы хороший массаж головы.

— Могу предложить только пончик с клубничной начинкой.

— Ты знаешь, как соблазнить женщину.

И в этот момент я снова подумала — как же хорошо, что у меня есть Рина. Со всей её безумной харизмой, мягким сердцем и хищным юмором.

Она была противоположностью мне — но именно поэтому идеально дополняла.

И вот мы сидели там, среди аромата кофе, звона посуды и солнечных бликов, не зная, что жизнь уже затеяла новую главу.

Мы с Риной почти одновременно потянулись к корзинке с круассанами, когда мой телефон вдруг завибрировал на столе, вздрагивая, как будто чувствовал, что сейчас испортит мне день.

Экран засветился знакомым именем.

Матвей Левданский.

Словно ледяной поток пролился по спине. Пальцы, до этого тянувшиеся к чашке с капучино, замерли в воздухе.

— У кого-то точно сдохли яйца на том конце провода, — прокомментировала Рина, скользнув взглядом по экрану. — Мэтт? Серьёзно? Этот контрол-фрик снова пытается воскреснуть?

— Как таракан после ядерной войны, — буркнула я, отвернув телефон экраном вниз, будто это могло заглушить вибрацию. — Пять месяцев прошло, а он всё ещё названивает, как будто это была ошибка в программе, которую нужно просто перезагрузить.

— О, девочка, он не перезагрузку хочет, он просто ищет, где снова воткнуть свой USB.

Рина фыркнула, отпивая свой чай, и изящно подняла бровь.

— Надеюсь, ты не поддашься на это?

— Да он может хоть скакать в набедренной повязке под окнами — я даже штору не отодвину.

Я покачала головой, но внутренне уже закипала.

Пять месяцев.

Пять месяцев без навязчивого дыхания в спину. Без “где ты?”, “с кем ты?”, “почему не прочитала сообщение за 4 минуты?”.

Без пароля к моему ноуту, без “ты слишком открыта в Инстаграме”, без проверок моего гардероба.

И всё равно он лез.

— Он знает, что я не отвечу, — сказала я тихо. — Но всё равно звонит. Просто чтобы напомнить, что может. Что он всё ещё рядом. Всё ещё наблюдает. Как тень от прошлого, которая лезет в солнечное утро.

Рина сдвинула брови. В её глазах вспыхнула та самая заботливая злость, за которую я её и обожала.

— Может, мне позвонить ему и сказать, что если он не отвалит, я пришлю ему коробку своих использованных тампонов? С подписью “в память о наших красных днях любви”.

Я рассмеялась, даже несмотря на сдавленное напряжение в груди.

— Ты чудовище, — выдохнула я, наконец снова беря чашку. — Но ты моё чудовище.

Рина довольно улыбнулась и подмигнула.

— Запомни, детка: никакой бывший не стоит твоего хорошего настроения… и твоего шикарного капучино. А теперь пей. А то я начну подозревать, что ты снова хочешь вернуться к этому эмоциональному диктатору. И ты же знаешь — я тогда тебя отлуплю

на публике

.

Я фыркнула и сделала глоток.

Но внутри всё равно что-то сжалось. Не от чувств — их давно уже не было. А от ярости. Что он всё ещё думает, будто имеет право тревожить мою новую жизнь.

Право вернуться в ту, из которой я его выгнала.

Рина откинулась в кресле, закусив нижнюю губу в задумчивом выражении лица, которое я уже знала —

сейчас будет что-то грандиозно едкое

.

— Знаешь… я тут подумала, — сказала она лениво, вырисовывая пальцем круги по столу. — Может, пора наложить на него

токсичное проклятие подружки

.

— Прости,

что

? — я приподняла бровь.

— Ну как же. Это древний ритуал. Передаётся из поколения в поколение. Моя бабушка ещё делала так с одним козлом, который убежал с ее подругой в Вологду. Работает безотказно.

— Ты сейчас серьёзно? — рассмеялась я, но Рина уже была в режиме шаманки.

— Очень. Значит так. Слушай и запоминай:

Пусть его новый вай-фай вечно требует перезагрузки. Пусть его любимые наушники теряются только в моменты, когда ему звонит начальник. Пусть каждый раз, когда он заходит в душ, вода начинает леденеть. Пусть его любимый бариста уйдёт в отпуск навсегда, и ему будут делать только молочный пенис вместо латте-арта.

Я давилась от смеха, а она продолжала с мрачной серьезностью.

— Пусть его рубашки вечно мнутся в самом центре груди. Пусть в каждом фильме, который он включает, первая сцена — измена. И пусть ему снится, как ты выходишь замуж за другого — в белом платье, в туфлях от Джимми Чу, а он сидит в зале и рыдает, запивая сопли дешёвым виски из пластиковой бутылки.

— Я тебя обожаю, — выдохнула я, слёзы смеха катились по щекам. — Это было великолепно.

— Это ещё не всё. — Рина подняла палец. — Последний штрих:

пусть его следующий секс закончится до того, как он успеет снять носки

. Всё. Ритуал завершён. Считай, очищена.

— С такой поддержкой я, пожалуй, переживу даже зомби-апокалипсис.

— Конечно переживёшь, — кивнула она, самодовольно отпивая свой чай. — Потому что зомби будут бояться не тебя. А

меня

.

Я всё ещё смеялась, когда Рина наклонилась вперёд, заговорщически понизив голос:

— Но всё же… Если бы я выбирала мужчину для тебя, он был бы… — она мечтательно закатила глаза, — высокий, с руками, которые выглядят как будто могут поднять холодильник, но гладят тебя так, будто ты хрустальная статуэтка. С мозгами, с харизмой… и, желательно, с голосом, от которого хочется сбросить трусики, даже если он просто говорит "передайте соль".

— Ты сейчас описываешь персонажа своей новой книги? — фыркнула я, качая головой.

— Ну извини, что я мечтаю о достойной судьбе для своей любимой подруги, а не о том недобитке Левданском. — Она сделала пафосный глоток из своей чашки. — Серьёзно, Аэль. Я до сих пор не понимаю, как ты терпела этого мизогинного Шрека в костюме.

— Иногда мы видим то, что хотим видеть. А остальное… игнорируем, пока не станет слишком громко.

Рина кивнула, мягко, уже без шуточек.

— Ну хорошо, что ты вовремя вылезла из этого болота. Хотя… — она вдруг резко оживилась. — Если он ещё раз позвонит, я лично начну ритуал второго уровня. Где у него начнут чесаться подмышки ровно тогда, когда он будет говорить на публике.

Я захохотала, уронив голову на спинку кресла.

— Ты — моё эмоциональное оружие массового поражения.

— Конечно. Я твой персональный антидот от идиотов. — Она подмигнула. — Но если серьёзно, ты ведь знаешь, да? Ты слишком яркая, слишком умная, слишком настоящая для таких как он. Ты — космос, Аэль. А он — кассовый чек с просроченной датой.

Моя улыбка стала мягче. Тёплой. С благодарностью.

— Знаешь, иногда я думаю, что именно подруги вроде тебя — лучшее, что женщина может иметь после токсичных отношений. Ни психотерапия, ни книги по саморазвитию. А ты. С твоим проклятием на носки и латте-пенисами.

Рина усмехнулась:

— Ну… Я и правда неплохой антидепрессант. Без побочных эффектов и с бонусом в виде драмы.

— Главное — не начинать выпускаться в капсулах, — хмыкнула я.

— Уже выпускаюсь. В бокалах красного вина и саркастических ремарках.

……..

К шести вечера город начинал выдыхать. Питер укрывался мягким светом заходящего солнца, и воздух наполнялся особенной тишиной — такой, что чувствуешь её даже сквозь звуки машин и шаги прохожих.

Я шла домой пешком. Тридцать минут неспешного пути по знакомым улицам — моя личная терапия после насыщенного дня. Я люблю этот город именно в такие моменты: когда он перестаёт шуметь и просто… дышит рядом со мной. Старые здания, потрескавшаяся плитка под ногами, балконы, облепленные виноградом — всё это казалось частью какого-то художественного фильма, в котором я случайно оказалась главной героиней.

Когда я подошла к своей парадной, привычный трепет пробежал по коже. Каждый раз, как впервые.

Я толкнула тяжёлую дверь и вошла внутрь. Пространство встретило меня запахом старого дерева, пыли и времени. Свет проникал внутрь сквозь высокие окна, преломляясь на стенах, и всё вокруг будто затаилось в ожидании.

Я всегда замираю здесь — на этом самом месте. Поднимаю голову и смотрю вверх, туда, где оконные проёмы, похожие на декорации театра, рисуют в воздухе золотые пятна. Питерские парадные — это как портал в прошлое. Каждая трещинка на стене, каждый завиток на перилах — как строки из классического романа.

Иногда мне кажется, что если задержусь здесь чуть дольше — за углом появится герой Толстого или Блока, или кто-то, кто скажет:

«Я ждал тебя здесь сто лет»

. Глупо, конечно, но я всегда была немного чувствительной к таким моментам.

Я провела рукой по прохладным перилам, и мне снова захотелось сесть прямо здесь, на ступеньку, и остаться в этом мгновении. В этом уютном забвении, где тишина звучит громче любых слов.

Но я поднялась на свой пятый этаж, достала ключи и, повернув замок, вошла в свою двухкомнатную квартиру, оставшуюся мне от бабушки. Тепло родного пространства накрыло меня, как мягкий плед. И всё стало на свои места.

Дом. Уют. Солнце на стенах.

Я только положила сумку на столик у вешалки, когда раздался настойчивый стук в дверь. Сразу же последовало дерганье за ручку, и я даже не успела удивиться — это был Макс. Он как всегда. Если бы кто-то другой пытался так вторгнуться в мою личную территорию, я бы, наверное, засунула его в лифт и отправила к соседям. Но Макс был особенный. Он был, конечно, тряпкой в отношениях, но как друг — идеальный.

Я подошла к двери, и как только её открыла, Макс влетел в квартиру, не давая мне ни слова сказать.

— Привет, красавица! Как жизнь, как ты? — И его фирменная

шрековская

улыбка, которая всегда заставляла меня думать, что он либо ослепительный маг, либо просто шарлатан.

— Ты опять? — я закатила глаза. Он уже не первый раз врывался ко мне таким образом, и, как всегда, знал, что я его не прогоню. Макс был как неосторожный ураган, но с ним не скучно.

— Это не я, это они меня... — он кивнул куда-то за спину, но я уже понимала, что к чему.

Вижу, он не один. Где-то на лестничной клетке, возможно, за дверью, ещё можно услышать пыхтение какой-то девушки. Она явно ждала его. Ревность. Обещания. Всё, что он умеет превращать в кучу проблем.

— Да, это ты меня всё равно ждёшь... — я закатала глаза и тут же услышала звуки того самого «сюрприза» — девчонка под дверью.

— Так, хватит, Макс, чего ты на меня тут поглядываешь? — я сжала руки на груди, смотря на него, как на вечно немытого щенка.

— А ты же не откажешь, я знаю, ты добрая. Слушай, сделай вид, что ты моя девушка, и я избавлюсь от этой... А, ну, девочки.

Я посмотрела на него, как на очередного идиота, но его зелёные глаза, в которых я всегда видела какую-то детскую наивность, тут же начали меня убеждать. Он ведь всегда выходил сухим из воды, но что-то подсказывало мне, что этот раз — не исключение.

— Ты что, издеваешься, Макс? — я вздохнула. — Ладно, ладно, но это в последний раз. Не буду тебя больше прикрывать перед твоими фанатками, а то подумают, что я в твои шалости верю.

Он поднял руки в знак капитуляции, но улыбка не сходила с его лица.

— Обещаю, только в последний раз, дорогая, только в последний раз! А потом — вычеркну тебя из всех своих социальных сетей, честно!

— Ага, как же, — я тихо фыркнула, открывая ему немного шире дверь. — Ты мне тут ещё «игры разума» подкинешь в следующий раз.

— Ну, ты же меня любишь. — Он подмигнул мне, и я почувствовала, как моё терпение снова танцует на краю пропасти.

— Ладно, давай. Притворимся, что я твоя девушка, пока твоя ненаглядная на этаж выше не заберётся.

Я приподняла бровь, и Макс захохотал, поддавшись на мою игру.

— Вижу, с тобой нельзя спорить! Давай тогда! Бей меня своей женской силой!

Мы оба встали в «позу влюблённых», и я в последнюю секунду поджала губы, чтобы не рассмеяться. Только он мог так беззастенчиво подойти к вопросу «показушных чувств», заставляя меня чувствовать себя героиней романтического фильма с элементами комедийной драмы.

За дверью девчонка уже кричала, а мы с Максом стояли, замерев в этой фарсовой позе, готовые к нашей актёрской игре.

Макс и я закрыли дверь после успешно сыгранной сцены, оба сдерживая смех. Он взглянул на меня с таким видом, будто только что выиграл в лотерею, а я, естественно, уже начинала слегка хихикать. Мы оба еще переживали моменты того, что только что выкинули, но с ним это всегда получалось так легко, как будто это было частью обычного дня.

Он закрыл глаза, растянув губы в довольной улыбке.

— Ну что, звёздочка, — сказал он, пройдя мимо меня и бросив взгляд на диван, как будто это место стало его законным правом. — Ты должна признать, что сыграла эту роль на пять с плюсом. Без тебя вообще не обошлось бы, я бы тут сидел, как олень.

Я покачала головой, усмехнувшись.

— Не забывай, ты мне должен! — ответила я, и уже через мгновение осела на кресло рядом с ним. — Еще раз попросишь меня притвориться твоей девушкой — я подам на тебя в суд за злоупотребление доверием.

Макс развалился на диване, не обращая внимания на мои слова, и чуть наклонил голову, посматривая на меня с подкупающей улыбкой.

— Знаешь, мне так нравятся твои угрозы. Они такие… сексуальные.

Я приподняла бровь и усмехнулась.

— О, да, я в деле. — В моей интонации звучала ирония, но я все равно улыбнулась. — Но только в последний раз, Макс. В следующий раз я отправлю тебя искать других, если не хочешь попробовать самому сыграть свою девушку в театре абсурда.

Макс взглянул на меня с хитрым выражением.

— А ты не подумала, что, возможно, именно ты та, кто мне больше всего нужен для таких «пьесок»? Признайся, тебе нравится быть в центре внимания, особенно когда приходится играть такую роль. Все же было по-настоящему, не так ли? — Он подмигнул.

Я прокачала плечами, стараясь показать, что мне это совершенно не нужно.

— Если бы ты только знал, что мне нужно. Просто у меня есть свои способы справляться с ситуациями. — Я сделала вид, что возвращаюсь к своим мыслям, но уголки губ выдали меня.

Он рассмеялся, расправив плечи.

— А вот это мне нравится. Ты, как всегда, не теряешь головы и остаешься собой. Но, послушай, ты ведь уже сдержала своё постулартное воздержание, не так ли? — его глаза засверкали игриво, а я почувствовала, как все на мгновение вернулось на круги своя.

Макс уселся на диван, и взглянул на меня с любопытством.

— Знаешь, звёздочка, ты всё так же играешь в свои «не хочу». Но давай будем честными, пора бы уже пустить кого-то в свою жизнь. Ты — живое олицетворение невидимой стены, вокруг которой вечно кто-то хочет обернуться. Но эта стена что-то слишком крепкая для одного человека.

Я фыркнула и откинула волосы с плеча, встречая его взгляд.

— Ты на меня не смотри, Макс. Вся эта игра с флиртами и мужчинами... как-то не вызывает во мне восторга. Я не хочу снова разочаровываться. Ты ведь знаешь, как это было, правда?

Он немного помолчал, задумавшись, а потом, с серьезным выражением, посмотрел на меня.

— Ты говоришь про Мэтта, да? Я помню, как тебе было тяжело после того, как всё разлетелось в пух и прах. Неужели ты не видишь, что ты продолжаешь застревать в этом, как в ловушке? Этот контроль, манипуляции — тебе тяжело поверить, что кто-то может быть с тобой не для того, чтобы влезать в твою жизнь на 100%.

Я усмехнулась, но в глазах мелькнуло нечто тяжелое. Тот момент, когда я застала Мэтта с его секретаршей... тот момент, когда я поняла, что доверие, которое я вложила, оказалось пустым. Он контролировал каждое мое движение, требовал отчётов, проверял каждый мой шаг — и я думала, что это «нормально».

— Понимаешь, Макс, я не могу сейчас дать шанс кому-то другому, — сказала я, чуть отводя взгляд. — Это не просто так. Всё, что случилось с Мэттом, я всё ещё ношу в себе. Ты думаешь, я не замечаю, как каждый парень пытается приблизиться ко мне? Я замечаю. Но... не могу просто так довериться.

Макс сделал паузу, словно взвешивая мои слова, а затем его лицо приобрело более мягкое выражение.

— Я понимаю тебя, звёздочка, и я знаю, что тебе тяжело. Ты не хочешь снова попасть в ту самую ловушку. Но, поверь мне, ты не должна застревать в прошлом. Ты не должна все время смотреть на мир через призму того, что было. Ты — не Мэтт. Ты — сама себе создательница реальности. И знаешь что? Всё, что тебе нужно — это дать себе шанс быть счастливой.

Я молчала, и в голове как-то все сходилось. Мэтт был жестким и контролирующим, и, даже когда я пыталась освободиться от его хватки, следы оставались. Я боялась, что с другими будет так же. Что снова окажусь в плену чьих-то ожиданий и требований.

— Я не уверена, Макс... — я наконец произнесла, чувствуя, как это чувство ограды внутри всё сильнее. — Мне просто не хочется, чтобы всё снова пошло по тому сценарию. Я не знаю, стоит ли доверять снова. Мэтт уже показал мне, что значит «контроль». И я до сих пор не могу отделаться от этого.

Макс внимательно посмотрел на меня, и в его глазах была скрыта какая-то мягкость, которой обычно не было. Он всегда был шутником, но теперь это выглядело совсем по-другому.

— Ты права. Но ты должна понять: не все мужчины такие, звёздочка. Просто нужно найти того, кто будет тебя уважать, кто захочет быть рядом с тобой, а не контролировать.

Я молча кивнула. Макс как-то всегда умел найти нужные слова, даже когда мне казалось, что я уже исчерпала все варианты.

— Ладно, Макс, но это не будет так просто, — произнесла я тихо. — Ты знаешь, я не готова разочаровываться снова.

Макс подмигнул.

— Ну что, звёздочка, у тебя просто слишком высокие требования. Но в мире таких, как ты, мало. Так что, когда решишься, дай знать. А пока... скажем так, у меня есть ещё несколько идей, как разогреть твои отношения с реальностью.

Макс всегда был мастером «нестандартных решений», когда дело касалось меня. Его подход, конечно, не всегда был сдержанным, но он умел разрулить ситуации, в которых остальные терялись. Но в этот раз его решения были не совсем теми, что я ожидала.

Он откинулся на спинку дивана и посмотрел на меня с какой-то совершенно невозмутимой уверенностью.

— Я знаю, что ты думаешь, звёздочка. Ты хочешь, чтобы я просто сказал: «Забей, всё будет нормально, начни встречаться с кем-то». Но нет, я не из тех, кто раздаёт советы, в которые не верит. Ты ведь можешь проверить своих «кандидатов», как ты обычно это делаешь, но ты всё равно на какой-то момент будешь чувствовать, что в тебе что-то останется от Мэтта.

Я с недоверием посмотрела на него. Его план всегда мог быть как минимум немного странным.

— И что ты предлагаешь? — спросила я, не скрывая иронии.

Макс хитро улыбнулся.

— А ты когда-нибудь пробовала начать с чего-то лёгкого? Например, без обязательств. Как насчёт того, чтобы дать кому-то шанс заиграть с тобой без этой страшной бури? Лёгкое свидание, без обязательств. Поговорить. Погулять. Совсем без давления. Без эмоций, без серьёзных разговоров о будущем.

Я приподняла бровь. Макс явно не хотел ничего сложного. Он всегда был за быстрые решения, которые не затягивали.

— Макс, я тебе что, товар на рынке, чтобы «проверить»? — я не удержалась от сарказма. — Или мне просто пойти и потратить время на очередного «незавидного» красавца, чтобы угодить тебе?

Он смеялся, как обычно, его зелёные глаза блеснули.

— Нет, ты — не товар, звёздочка. Но тебе нужно хоть немного освободиться. Ты не можешь продолжать хранить этот барьер вокруг себя вечно. Как насчёт того, чтобы просто... немного отвлечься? Пройти мимо своей стенки, посмотреть на мир не с позиции «я одна»?

Я вздохнула. Макс был прав в одном: я сама строила эти стены вокруг себя. Каждый раз, когда я пыталась встать на ноги, какой-то скользкий парень вызывал у меня недовольство, потому что в его глазах я видела те же самые черты, которые были у Мэтта.

— Ты настаиваешь на этом? — спросила я.

Макс поудобнее устроился на диване, скрестив ноги, и с улыбкой ответил:

— Да, я настаиваю. Дай шанс, звёздочка. Всё не должно быть всегда таким тяжёлым. Сначала ты только попробуй — не обязательно на серьёзные отношения. Просто, чтобы ты не забывала, что ты ещё живёшь, а не переживаешь всё, что было с Мэттом.

Я покачала головой.

— А если он окажется ещё хуже?

Макс, смеясь, поднял руку.

— Тогда я тебе помогу. Как всегда. Ты ведь меня знаешь, я — идеальный защитник твоего счастья.

— Ладно, звёздочка, — сказал Макс, ухмыляясь, — я тебе все варианты предложил. И если ты не хочешь, чтобы я начал тебе на ухо оды писать, может, попробуешь сходить на свидание с кем-то из моих знакомых? Ничего серьёзного, чисто как эксперимент.

Я скептически приподняла бровь.

— А, так ты хочешь, чтобы я проверяла твоих друзей на пригодность? — усмехнулась я. — Прямо как лабораторный эксперимент. Ну, что ж, ладно, как вариант.

Макс с грозным видом принялся теребить свой телефон, прикидывая, с кем же меня познакомить.

— Знаешь, кого я тебе предложу? — продолжил он, как будто продумывая стратегию. — Я посоветуюсь с Риной, она на одной волне со мной. Мы точно подберём подходящего подопытного. С ним будет весело, но при этом никто не пострадает.

Я фыркнула.

— Ну, окей. Попробую. Только ты потом меня из этого болота вытащишь, если вдруг... — я сделала театральную паузу, — если парень окажется настолько скучным, что я на следующем свидании буду считать, сколько пылинок на его рубашке.

Макс захохотал, откладывая телефон.

— Клянусь, ты мне ещё за это спасибо скажешь, звёздочка. Рина с таким «подопытным» точно не ошибется. Всё будет идеально!

Я покачала головой, но улыбка всё равно не сходила с лица.

— Ну ладно, пусть будет, — произнесла я с улыбкой. — Но если свидание пройдет как трагедия, ты меня на ужин хотя бы пригласишь.

Макс с видом великого стратегa поднял палец:

— Договорились. Ужин — моя ответственность. И ты не переживай, даже если будет скучно, мы всегда можем устроить шоу... ну, например, мы закажем столько вина, что нам всё равно будет весело.

Я покачала головой, смеясь.

— Всё, не переживай, подберём тебе такого, что ты сама с ума сойдешь!

Глава 2

Мне определённо нужно было проветрить голову.

После разговора с Максом в квартире стало душно — даже не от температуры, а от мыслей. Эти его шуточки про «подопытных» и «потрясающих холостяков» сидели в голове, как заноза. И самое странное — я же действительно согласилась. На свидание. С незнакомцем.

Чистое безумие.

— Я явно перегрелась, — проворчала себе под нос.

Солнце уже клонилось к горизонту, растекаясь золотыми бликами по фасадам домов. Майский воздух был ещё прохладным, но уже тёплым по-весеннему. Я шла по питерским дворам-колодцам, где пыльный запах старой штукатурки перемешивался с цветущими деревьями. Всё выглядело мирно, спокойно. Даже слишком спокойно — как перед бурей.

Мысли путались, сердце немного колотилось от тревоги, которую я сама себе не могла объяснить. Просто ощущение, будто что-то назревает.

А потом я услышала визг.

Не птицы. Не ребёнка на качелях. Настоящий — истошный, панический.

Я резко обернулась. Чёрный Maybach стоял прямо у края тротуара, глянцевый, как свежеотмытая угроза. Из машины вышел крупный лысый мужчина, и в следующую секунду я увидела её — девочку. Маленькую, светловолосую, с огромными голубыми глазами, полными ужаса.

Он тащил её к машине, прижимая к себе, как куклу.

Я не думала. Просто побежала.

— Эй! — выкрикнула, прежде чем разум успел крикнуть «стой, глупая!».

Похититель резко повернулся. Мы встретились взглядами — и в этом взгляде было что-то хищное, пугающее.

И паук. Татуировка, мерзко ползущая по его шее при каждом движении.

— Твою мать! — заорал он, бросаясь ко мне.

Девочка вырвалась — и я подхватила её на бегу, чувствуя, как от усилия свело плечо. Она была лёгкая, но уже через пару метров мои руки начали ныть.

Я неслась к ближайшему подъезду, сердце лупило, как бешеное.

— Сука! — похититель бежал следом, грохоча подошвами по асфальту.

— Стоять! Бл*дь, стоооять! — он начал лупить кулаком по подъездной двери, когда мы влетели внутрь.

Грохот, звон ручки, дёрганье замка. Я слышала его яростное дыхание за тонкой дверью.

— Открой, тварь! — грохот.

У меня побежали мурашки по спине, ладони вспотели от ужаса, а колени начали подламываться. Но я не могла остановиться.

Лестница вверх. Девочка прижималась ко мне, всхлипывая. Я почти несла её на себе, ощущая, как подкашиваются ноги.

Руки горели от боли, мышцы ныли, сердце разрывалось.

Ещё этаж. И ещё.

Чердачная дверь. Открыта. Чудо.

Свежий весенний воздух вдарил в лицо, и я почти захлебнулась им. Солнце слепило, отражаясь от окон соседних домов.

Я рванула по крыше.

Крыши были соединены — типичный питерский хаос архитектуры. Я бежала по ним, перескакивая с одной плиты на другую, чувствуя, как дрожат ноги, как пальцы девочки цепляются за мою шею.

Третье здание. Люк вниз. Я дёрнула крышку — открылась.

Я захлопнула крышку люка и на мгновение просто замерла, прислонившись лбом к холодной стене. Руки тряслись, будто я держала в них лёд, а по позвоночнику бегали холодные мурашки — тонкой вереницей от затылка к пояснице. Девочка прижалась ко мне, вцепившись пальцами в мою куртку.

Моё сердце всё ещё бешено колотилось, не давая сосредоточиться. Я чувствовала, как в горле поднимается ком, но заставила себя сделать вдох… потом ещё один.

— Тсс… Всё хорошо… — прошептала я, даже не уверенная, кого я сейчас больше пытаюсь успокоить — её или себя.

Мы сидели среди старых коробок, пыльных стульев и каких-то списанных оконных рам. Воздух здесь был спертый, пахло сухой древесиной и пылью.

— Как тебя зовут? — шёпотом спросила я, чуть наклонившись к девочке.

Она не сразу ответила. Сначала просто уставилась на меня огромными, испуганными глазами, в которых стояли слёзы. Потом чуть слышно прошептала:

— Рай…

— Рай… Красивое имя. — Я старалась говорить мягко, почти ласково. — Меня зовут Аэль. Всё хорошо, слышишь? Я с тобой. Тебе больше никто ничего не сделает.

Она кивнула, но всё ещё дрожала. Я заметила у неё на шее кулон — серебристый, в виде маленького сердечка. Он казался слишком дорогим для ребёнка, слишком… значимым. Я осторожно дотронулась до него пальцем.

— Это тебе мама подарила?

Рай кивнула и прошептала:

— Дядя сказал, что это просто украшение, но мама говорила — он особенный…

Я напряглась. Что-то в тоне девочки заставило мою интуицию вздрогнуть.

— Что значит — особенный?

— Он с секретом… Только я не знаю каким…

Я открыла рот, чтобы спросить что-то ещё, но внизу хлопнула дверь.

Резкий звук пронёсся эхом по подъезду и отразился даже здесь, наверху.

Я вздрогнула так, что чуть не выронила девочку из рук. Сердце тут же ушло в пятки, ладони вспотели.

— Всё хорошо… — снова прошептала я и крепче прижала Раю к себе.

Девочка подняла голову и тихо сказала:

— Я не хочу к дяде… Он плохой. Он злой. Он меня заберёт.

У меня пересохло во рту.

— Ты не пойдёшь к нему. Я тебе обещаю. Слышишь? — Я гладила её по светлым волосам, хотя сама дрожала не меньше.

— Я хочу к маме… и к папе… — голос её стал тише, почти жалобным, и слезы вновь скатились по щечкам.

У меня защемило в груди. Чёрт… я не знала, что делать. Ни телефона, ни плана. Только паника и чужой ребёнок в руках.

Что, если он снова вернётся? Что, если они ищут нас прямо сейчас? А если нас найдут раньше, чем кто-то придёт на помощь?..

Я машинально проверила — закрыт ли люк. Затем снова прислушалась — внизу было тихо. Но эта тишина была зыбкой, нервной, настораживающей. Как будто мир затаился, прежде чем снова обрушиться на нас.

Нужно было что-то решать. И как можно скорее

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3

Алекс

Кирилл позвонил в тот момент, когда я уже собирался закончить день.

—

Раю похитили.

Два слова, от которых у меня на секунду перестал дышать воздух.

А потом — всё внутри стало ледяным. Идеально выверенным. Убийственно спокойным.

— Где? — мой голос прозвучал как выстрел.

— Прямо у ворот комплекса. Её охранника и водителя убили. Камеры не работают — всё вырублено. Но воспитатель успел заметить чёрный Майбах. Садили быстро. Очень.

Мои пальцы сжались на телефоне так, что пластик треснул бы, если бы это был не чертовски дорогой аппарат.

Моя племянница. Моя кровь.

И кто-то посмел тронуть её.

— Я еду, — бросил я в трубку. — Где Ева?

— В истерике, — буркнул Кирилл. — Мы с ней сейчас в «Блоке». Я держу её, но она на грани. Мы вызвали всех. Рай была с трекером, но он отключился сразу после похищения.

— Кто-то знал, что делает, — прорычал я.

Пять минут спустя мы уже выезжали. Я, Арт, Натан. Мои люди. Мои клыки.

Мы не церемонимся. Мы не обсуждаем. Мы действуем.

Пока ехали, трекер снова активировался.

—

Пошёл сигнал.

— Натан сверился с системой. — Координаты странные. Это… обычное жилое здание. Пятиэтажка, старая, советская застройка.

Я скрипнул зубами.

— Какого чёрта?

— Может, ложный след? — предположил Арт.

— Или кто-то хочет, чтобы мы так подумали, — ответил я. — Гони туда. Быстро.

Я смотрел в окно на размывающийся город. Питер в мае был обманчиво спокойным — солнце, запах весны, цветущие деревья.

Но я чувствовал только

ярость

.

Тот, кто тронул мою племянницу, уже труп. Просто ещё об этом не знает.

Когда мы подъехали, меня снова охватило странное ощущение.

— Это... шутка? — Натан вскинул брови. — Здесь?

Обычный подъезд. Потрескавшаяся плитка. Двор с детской площадкой. Две бабки у лавочки. И где-то там — моя Райя?

Что-то здесь не сходилось.

Слишком просто. Слишком... не по сценарию.

— Все готовы, — сказал Арт, проверяя оружие. — Дверь вскрываем?

— Нет, — остановил я. — Двигаемся тихо. Если там она — не дай Бог спугнуть.

Сердце билось в ровном ритме — не от страха. От ярости.

Я найду её.

А потом разнесу в пыль каждого, кто стоял за этим.

Мы вошли бесшумно.

Только лучи фонарей резали тьму цокольного этажа, рассекая бетон и вырывая из темноты силуэты.

Пахло плесенью, металлом и страхом.

Этот запах я знал — он всегда появляется перед смертью.

Я шёл первым.

Натан — чуть позади, Арт прикрывал тыл.

Каждый шаг — как отголосок выстрела. Сухо. Мерзко.

GPS-кулон Раи снова дал сигнал. Значит, она здесь. Живая. Пока что.

— Чисто, — бросил Натан, проверяя боковой проход.

Арт шёл вдоль стены, проверяя двери. Всё по схеме.

А у меня внутри — не страх. Я давно разучился бояться. Это другое.

Злость. Холодная, точечная. Разъедающая.

Они тронули мою кровь.

Мою племянницу.

И теперь это место станет их последней остановкой. Если они ещё дышат.

— Там, — Натан направил луч света в угол.

Я увидел её.

Маленькая фигурка. Детское пальто. Рая.

И перед ней — женщина.

Хрупкая. Но напряжённая, как натянутая тетива.

Не прячется. Не убегает. Стоит заслоном перед девочкой, словно живая стена.

Плечи сжаты, руки вытянуты назад — защищает. Инстинкт. Даже не думает отступать.

Лицо в полутени, но я вижу — она трясётся.

И всё равно стоит. Насмерть.

Глаза... Чёрт. Эти глаза.

Зелёные, яркие, будто пропитаны злостью до краёв. Они метали ножи, разрывали воздух.

Не слёзы. Не испуг.

Ярость. Чистая, дикая. Как у зверя, загнанного в угол.

И она смотрела прямо на меня.

Как будто готова броситься с голыми руками, если я сделаю шаг.

И я сделал.

— Отойди от неё, — сказал резко. Холодно. Без эмоций.

Она не шелохнулась.

— Я её дядя. Мы пришли за ней.

— Дядя? — усмехнулась зло. — С автоматами и в броне? Ага, семейный вечер.

Голос резкий, напряжённый, надломленный — и всё же сильный.

Она не отступала. Её взгляд бил в грудь сильнее пули.

Я приблизился. Она не дрогнула.

А я впервые разглядел лицо.

Пухлые губы искусаны до крови. Нижняя ссадина свежая, алый след — будто она пыталась сдерживать крик.

Губы цепляли взгляд, дразнили. Контрастом к бледной коже и пылающим глазам.

Длинные волосы красивого темно русого оттенка растрепались , спутались , как будто она бежала против ветра .

Святое дерьмо.

Почему она вообще ещё на ногах?

Хрупкая, растрёпанная, трясётся — но стоит, как броня.

И всё равно ярость в ней пульсировала так сильно, что воздух вокруг будто звенел.

— Её зовут Рая. Ей четыре. Пятно под правым ребром. Терпеть не может манку. Спит с игрушкой-лисой.

Она напряглась.

Я видел, как дрогнули плечи. Глаза всё ещё метали клинки, но она колебалась.

— Уберите оружие, — сказала. Голос дрожал, но уже не от страха — от напряжения. — Пока вы целитесь, она остаётся со мной.

— Арт.

Пушки опустились.

И только тогда она осела, будто кто-то выдернул шпильку внутри.

Развернулась к Рае, прижала к себе.

Тихо, почти шёпотом что-то говорила — я различил только «солнышко» и «держись».

Пальцы дрожали. Локоть в ссадине. Но держала девочку так, будто могла сдержать весь мир.

Не мать — но в этот момент она ею была.

Я смотрел.

И внутри что-то царапнуло.

Не эмоция — я давно их выжег. Но она…

Та, что бросается на защиту чужого ребёнка.

Та, что стоит между пулей и девочкой.

Та, что в одной худой фигуре несёт больше силы, чем целая армия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Имени её я не знал.

Но уже знал — этот голос. Эти глаза. Эти проклятые губы.

И почему-то понял — эта встреча ничего просто так не принесла.

А, возможно, забрала покой.

— Дядя? — тихо, будто не веря, пискнула Рая, всматриваясь в меня из-за плеча женщины. — Дядя Алекс?

Я едва кивнул.

— Привет, птенчик.

На долю секунды она замерла, а потом сорвалась с места — прямо ко мне, сбивая дыхание всхлипами.

Я присел, подхватывая её на руки, прижимая к себе. Тонкие ручки вцепились в меня, как будто хотела врастить пальцы в броню. Сердце у неё колотилось в груди, будто пойманная птица.

— Ты пришёл… ты пришёл, — шептала она, зарываясь носом в мою шею. — Я боялась…

— Всё хорошо. — Я погладил её по голове. — Я с тобой, слышишь? Никто больше не тронет тебя, птенчик.

Она кивнула, сжимая меня ещё крепче.

— Ты не раненая? Голова не кружится?

— Нет. Только… страшно.

— Это нормально. Но ты молодец. Очень храбрая.

Она ещё раз всхлипнула и прижалась крепче. Я на миг закрыл глаза, выдыхая. Злость не ушла — она бурлила под кожей, кипела, требуя крови. Но сейчас — главное, что она жива. И рядом.

Я взглянул на женщину, что всё ещё стояла чуть поодаль. Взгляд у неё стал хмурее, губы сжаты в тонкую линию. Пальцы сжимали подол пальто, брови сведены.

А она бросила холодно, почти шепотом, но достаточно громко, чтобы я услышал:

— У вас это… поразительный диссонанс. С виду — ядерный апокалипсис на ножках, а прижимаете ребёнка, как плюшевого мишку из витрины "Детского мира".

Голос хлёсткий, с ядом на кончике. Даже не смотрит на меня — просто бросает фразу в воздух, как лезвие.

Я не ответил.

Но уголок губ предательски дрогнул. На долю секунды. Почти незаметно — но достаточно, чтобы я сам себя за это мысленно чертыхнул.

Мы ехали молча, машина двигалась плавно, но мне не казалось, что это было быстро. Напротив сидела Аэль, прижалась к дверце, лбом уперлась в стекло, глаза закрыты, как будто пыталась избавиться от всего, что происходило вокруг. Не знаю, что она видела в этом стекле. Может, свою судьбу. Или просто искала в нем какое-то спасение от реальности, которую ей не удастся пережить так просто.

Её волосы растрепались, и теперь они скрывали её лицо. Тёмно-русые пряди падали на плечи и придавали ей вид человека, который больше не хотел быть здесь, не хотел быть частью того, что происходило. Я наблюдал за ней, изучая её, но мысли были не о ней. Их не было. Моё внимание сосредоточено на другом — на том, что теперь делать с этой ситуацией.

Она сказала почти ничего. Черная машина, лысый мужик — вот и всё. Паника сожрала её мозг, и теперь она не могла даже вспомнить, что происходило с ней несколько минут назад. Но ей хватит одного взгляда, чтобы опознать этого ублюдка, если встретит его снова. Это я знал точно. Она была напугана, но не совсем сломлена. Она всё помнила, даже если не могла собрать все детали. В такой ситуации каждый малейший штрих может быть полезен.

Я не знаю, что в ней меня привлекло — её смелость, несмотря на страх, или её нежелание сдаваться, несмотря на то, что ей было страшно как никогда. На её месте многие бы уже вели себя по-другому. Но Аэль? Она была в отчаянии, но не сломалась. Я не собирался её недооценивать. Но и не собирался прощать ей её участие в этом. Моя семья — это то, что я должен защищать. А эта девчонка была теперь частью того, что заставило меня действовать.

Тихо, без каких-либо эмоций, я отдал приказ своим людям о том, чтобы они проработали её, узнали все, что можно, и выставили слежку за ней. Я не доверял ей. И не буду. Она слишком много знает, слишком много видела. И, если честно, я до конца не знал, что она на самом деле собой представляет. У неё есть своя история, и мне нужно выяснить, что она скрывает. Так или иначе, я никогда не допущу, чтобы кто-то вмешивался в мои дела.

Что касается тех, кто посягнул на мою семью — я сделаю так, чтобы они забыли, как дышать. Это не просто угроза. Я знал, что они поплатятся за это. И я буду заставлять их платить до последнего вздоха. Это не просто месть. Это стратегия. Проблемы, которые я решаю, должны исчезать без следа. Без всяких шансов.

Сейчас же… я наблюдал за ней. Она даже не заметила, как её тело вздрагивало от того, что её пульс начинал замедляться, а адреналин уходил. Это была не просто усталость. Это был страх. Страх за свою жизнь, страх перед тем, что её могут заставить стать частью чего-то, что она уже не сможет остановить. Не ее ошибки. Но её выбор. И в этом мне предстояло разобраться. Что бы она не решила, я найду способ использовать её.

В кабинете пахана было темно, лишь тусклый свет настольной лампы бросал тени на лица собравшихся. Мы все сидели за массивным столом: Пахан, Кирил, Влад, Дмитрий, и я. Атмосфера была напряжённой, тяжёлой. Виски в бокалах уже не приносил ни облегчения, ни удовольствия. Каждый из нас был поглощён своими мыслями, только звяканье стекла нарушало тишину.

Пахан сидел в конце стола, его серые глаза были холодными, как лёд, его руки сжали бокал так, будто он собирался раздавить его. Я наблюдал за этим, понимая, что он на грани. Ему не хватало информации, и его ярость была как буря, готовая обрушиться на нас. Кирил стоял рядом, и его нервный взгляд выдавил из него несколько слов, прежде чем он снова притих.

– Кто, чёрт возьми, это сделал? — Пахан прорвался через тишину, его голос был полон ярости. Он резко поставил бокал на стол, его взгляд обжигал всё вокруг. — Кто посмел посягнуть на мою семью?

Я не мог сказать ничего. Мы все молчали, потому что никто не знал. И это было страшнее всего — мы не могли понять, кто решился на такой шаг.

Дмитрий, всегда спокойный, пожал плечами и предложил:

– Серовы? Они не могут действовать так открыто. Мы всё равно держим их под контролем.

– Точно, — произнес я, не отрывая взгляда от бокала. — Но это не случайность. Мы не могли не заметить. Кто-то из них точно замешан, но пока никаких доказательств.

Влад, старший брат Пахана, откинулся в кресле и не торопился с ответом, но его взгляд был скользким и насторожённым. Он понимал, что это не случайность.

– Всё может быть. Мы должны действовать очень осторожно, — сказал он, как бы подтверждая слова Дмитрия. — Но доказательств нет, а значит, двигаться пока некуда.

Пахан сжался, как пружина, он скривил губы, чувствуя всю тяжесть этих слов. Его лицо стало ещё более каменным.

– Это всё, что вы можете предложить мне? Без доказательств? Мы здесь все находимся на грани, а вы мне втираете про Серовых? — его голос звучал почти как рычание.

Кирил, нервно постукивая пальцами по бокалу, продолжил:

– Если бы не эта девочка, мы бы не нашли Раю. Вроде бы всё просто. Но теперь мы не можем не учитывать её роль в этом. Кто она такая, что за ней стоит?

Пахан немного приостановился, как будто осознав, что Кирил прав. Я тоже знал, что девочка, этот случайный свидетель, теперь играет большую роль, чем мы хотели бы признать.

– Чёрт побери, она видела больше, чем мы предполагали, — произнес Влад. — И она слишком близко к этому всему. Мы должны за ней следить. Убедитесь, что её не затягивает этот мусор. Если она случайная свидетельница, пусть так и остаётся.

Я отпил ещё глоток виски, ощущая холодное стекло в руке, как в этой ситуации — холодно, безжалостно. Макаллан был, как всегда, жестким, горьким, но на этот раз его вкус ощущался гораздо сильнее, чем обычно. Он разливался по венам теплом, которое ничем не могло смягчить тот лед, что сковывал моё тело.

В голове прокручивались мысли: Аэль. Странное совпадение, что она была в нужное время в нужном месте. Что она видела? Она ничего не помнила, но она могла бы узнать кого-то по лицу.Мы не могли без доказательств обвинить кого-то, но и не могли упустить шанс.

– У них был глушитель от трекера на кулоне Раи, — сказал я, опуская бокал на стол. — Значит, они знали, что у неё есть маячок. Это не случайность. В нашей семье дети и жены — слабое звено. Но это значит, что они что-то знали заранее.

Пахан только кивнул. Я видел, как его взгляд стал более сосредоточенным, как он уже строил стратегии на несколько шагов вперёд. Он не мог позволить себе оставаться в неведении.

– Я хочу знать, кто за этим. Я разнесу каждого, кто оказался замешан в этом. И тех, кто не сказал мне правду.

В кабинете снова повисла тишина, в воздухе ощущался запах сигаретного дыма и виски. Всё как всегда, но теперь мы все были на грани. В этой игре оставаться в тени было опасно.

– Ничего не предпринимать, пока мы не получим доказательства, — сказал Влад, как бы подводя итог.

Я снова взял бокал, сделав последний глоток. Он наполнил меня тем же горьким теплом, которое ощущалось в каждой клетке тела.

С замиранием сердца я начала обходить свою квартиру. Точно, как в том фильме, где кто-то невидимый преследует главного героя, но когда он поворачивает угол, то видит только пустоту. Мои шаги звучат громче, чем обычно. Находясь в своей квартире, я не могла отогнать от себя странное чувство, что кто-то мог быть здесь. Слишком долго не было покоя. Я приняла решение проверить каждую комнату, осматривая стены, двери, даже за шторами в кухне и ванной. Тонкие молнии све

Глава 4

Аэлита

Когда я вернулась домой, было уже почти час ночи. Я закрыла дверь, вжалась в неё спиной и, тяжело вздохнув, попыталась справиться с нарастающим ощущением, что на мне будто висит невидимая тень. Алекс сказал, что за мной будут следить. И я не могла избавиться от мысли, что это всё еще не конец. Он не доверяет мне, и, скорее всего, люди с его стороны везде — в темных углах, за дверями, где-то рядом. Досада и страх проникли в самые глубины моего сознания. Я ощущала себя как на грани какого-то опасного испытания, которое так и не закончилось.

та вырывались через шторы, и я, словно в трансе, проверяла даже то, что мне казалось странным.

Гостиная, с её уютным диваном и мягкими подушками, казалась самой обычной, но я не могла забыть, что когда-то в этих четырёх стенах чувствовала себя спокойно. Сейчас же взгляд, падающий на её светло-серые поверхности, казался пустым и отчужденным. Я двигалась дальше, в сторону кухни, где уютный кофейный столик уже не манил меня своим спокойствием, а скорее воспринимался как чужой. В голове только мысли о том, как мне не хватает простого чувства безопасности.

Потянувшись к кофейной чашке, я заметила, как она была едва тронута. Мой взгляд упал на свои руки — они были дрожащими, несмотря на всю мою попытку сосредоточиться.

Я пошла в спальню, открывая дверцу шкафа, хотя прекрасно знала, что ни в нем, ни в другом месте нет никаких следов вторжения. Но мысли не отпускали. Подойдя к кровати, я почувствовала, как усталость сжалась в комок внутри меня. Мой взгляд остановился на ярком пледе, который, казалось, всё ещё носит тепло моих ночей. Но сейчас он не был для меня таким уютным, каким я помнила.

Я все же решила, что мне нужно как-то очиститься от всего этого. Стремясь избавиться от своих мыслей, я пошла в ванную. Я включила душ, не чувствуя прохлады воды, которая, как обычно, доставляла бы облегчение. Мою голову терзали тысячи тревожных мыслей, и вода не помогала мне избавиться от них. Ощущение, что я не одна в этом мире, а чьи-то глаза следят за каждым моим шагом, — это было невозможно игнорировать.

Струи воды текли по коже, но я не ощущала ни покоя, ни облегчения. Всё казалось темным и холодным, как и сам день. Держась за плитку, я старалась убедить себя, что это пройдет. Но не могу избавиться от чувства, что завтра всё снова начнется.

Я забралась в кровать, подо мной мягкое постельное бельё, но оно не могло согреть меня от внутреннего холода, который не уходил. Одеяло было тяжёлым, но не помогало, как будто ничто не могло укрыть меня от мыслей, которые терзали мой разум. Легла, не находя комфорта. Я всё ещё немного дрожала — от страха или от усталости, трудно сказать. Может, от того, что не могла избавиться от мысли о нём.

Я попыталась закрыть глаза, но вместо темноты перед глазами всплыл его образ — чёрные глаза, как два бездушных угля, что не могли скрыть ни эмоций, ни намерений. Я не могла не вспомнить его сжатые челюсти, как он сжирал взглядом все вокруг. Его тело — убийца, точно расчётливо настроенный механизм. Он был выше меня, возвышаясь своим ростом, как угроза, которая кажется реальной, даже когда ты её не хочешь видеть. Чтобы заглянуть в его глаза, мне приходилось запрокидывать голову, чувствуя, как моё горло сжимаются от напряжения.

Его присутствие как-то заполнило комнату, и в тот момент, когда я думала, что могу избавиться от этого, я услышала его голос. Низкий, с хрипотцой, пропитанный каким-то болезненным раздражением, и от этого его слова казались не просто угрозой, а обещанием чего-то более темного. Я могла бы поклясться, что его голос не просто звуки — он вытягивал из меня всё, о чём я думала, заставляя дыхание замерзать в груди. Это было не просто напоминание о том, кто он есть, это был поток власти, который он точно знал, как использовать. И теперь его голос был везде — в моей голове, в каждой тени, которая окружала меня.

Я пыталась прогнать его образ. Я старалась закрыться в этом темном уголке своей сознания, но его взгляд и голос не отпускали. Чем больше я пыталась избавиться от него, тем сильнее он становился, как проклятие, которое не просто преследует, но ещё и давит, захватывая тебя целиком. Я не могла остановить дрожь, которая начиналась в пальцах и охватывала все тело. Страх был настоящим и ощутимым, как ледяной ветер, и, чем больше я пыталась избавиться от него, тем сильнее он проникает в меня.

Часы тянулись медленно. Сон не приходил. Он не отпускал меня. И только под утро я, наконец, смогла погрузиться в беспокойный сон, как если бы этот страх и ужас сделали меня просто механическим существом, которое сдалось. Но всё было так чуждо и холодно, что я не могла почувствовать себя в безопасности, даже во сне.

Проснувшись, я на мгновение осталась в постели, позволяя солнечным лучам, что пробивались сквозь занавески, чуть согреть моё лицо. Было странное, почти болезненное ощущение усталости в теле, но я заставила себя сесть. Мой взгляд сразу упал на окно, где, словно в ответ на мою тревогу, только тихо плескался свет. Он был почти тёплый, но холод в груди я не могла прогнать.

Я вздохнула, сделав попытку вернуть хоть какой-то порядок в свои мысли. Это был не мой день, не моя вина. Я ведь не виновата, правда? Я спасла ребёнка. Я просто оказалась в нужном месте и нужное время, и всё, что случилось потом, не имело ко мне отношения. Я не могу продолжать держать эти мысли в голове. Ничего страшного не произошло, и когда семья Рай успокоится, они скажут спасибо. И это будет всё, и можно будет забыть.

Я встала с кровати, почувствовав, как сквозь тело проходит лёгкая дрожь. Неужели до сих пор не могу успокоиться? Взгляд мой снова скользнул по комнате, и я, почувствовав, как в груди накапливается какое-то напряжение, начала собираться. Сегодня будет хороший день. Я смогу справиться. Я сделаю всё, чтобы отвлечься. Рина и Макс всегда рядом, и я могу на них рассчитывать.

Я пошла к шкафу, вытаскивая привычную одежду, стараясь не думать об этом кошмаре, который я пережила. С каждым движением я чувствовала, как напряжение начинает отпускать, хоть и не сразу. Всё будет хорошо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я глубоко вздохнула, мысленно возвращаясь к вчерашнему дню, который словно ещё не закончился. Её шутка была настолько далека от того, что я пережила, что мне даже стало легче.

— Если бы ты только знала, — ответила я с тихим, почти горьким смехом.

Рина ничего не сказала на это, понимая, что что-то не так. Я рассказала ей обо всём, что случилось вчера — о похищении, о том, как я спасала Рай, как меня преследовали, и о встрече с Алексом. Не удержалась и упомянула о том, что он сказал, что за мной будут следить. Я попыталась изложить всё как можно спокойнее, хотя внутри мне было далеко не спокойно.

После нескольких секунд молчания Рина наконец-то выдохнула.

— Я буду у тебя через 20 минут, — сказала она твёрдо, с решимостью в голосе. — Мы поговорим, и ты успокоишься. Обещаю.

Я кивнула, хоть она и не могла меня видеть, и улыбнулась себе, чувствуя, как немного легче стало. Рина всегда умела найти слова, которые поднимали настроение.

Прошло меньше двадцати минут, как я услышала звонок в двери. Сердце почему-то забилось быстрее. Вдохнув и заставив себя не паниковать, я открыла дверь. Рина стояла на пороге с широкой улыбкой, как всегда, полна энергии. В её глазах был вопрос, но также и уверенность, что всё будет хорошо.

— Ну что, рассказывай, — она шагнула внутрь, снимая свою куртку. — Ты как, живём?

Я сделала шаг в сторону и жестом пригласила её сесть.

— Живём, — ответила я, пытаясь заставить себя улыбнуться. — Но… всё это было слишком странно, Рина. Я даже не знаю, что мне думать.

— Ну что, рассказывай, что там с этим

сексуальным спасителем

? — подмигнула она, усаживаясь на стул и потягивая свой латте. — Ты ведь не оставишь меня в неведении?

Я села напротив неё, оглядывая её живое лицо. Вот что значит Рина — всегда в хорошем настроении, даже если у меня на душе тяжело. С облегчением начала рассказывать всё, начиная с похищения Рай и заканчивая встречей с Алексом.

Рина слушала внимательно, не перебивая, но когда я дошла до описания Алекса, её глаза загорелись, а улыбка стала шире.

— Подожди, подожди! — она подскочила в кресле, не веря своим ушам. — Ты серьезно говоришь? Такой горячий парень? Гроза всех девушек, или даже и мужчин? Сразу видно, что он не из тех, кто не умеет держать ситуацию под контролем... Ох, я бы точно написала его в своей книге. В качестве главного персонажа! Холодный, опасный, но с таким

вау

внутренним миром… Точно будет взрыв!

Я покачала головой, улыбаясь её реакции.

— Это ещё мягко сказано, — вздохнула я. — Он просто... Не знаю, как даже объяснить. Он был абсолютно бесстрастным, холодным, как кусок льда. Его взгляд — будто ты стала частью его мира, и он не хочет, чтобы ты там оставалась.

— Он… знаешь, он из тех, кто заходит — и воздух меняется, — выдохнула я, закатывая глаза и отпивая кофе. — Будто тень легла. Сначала не поймёшь, что именно не так, но кожа начинает ощущать каждое движение рядом с ним.

— Высокий, как чертова угроза. Серьёзно, он нависает, как башня. Думаю, метр девяносто пять, если не больше. И вот этот взгляд… чёрные глаза — холодные, стальные. Смотришь в них и будто на тонком льду стоишь. Ужасно бесит, но… невозможно оторваться.

Я вздохнула и откинулась на спинку стула.

— Чёрные волосы, аккуратные, подчёркнуто собранный. Всё в нём подчёркнуто. Даже когда он молчит — а он, кстати, почти всегда молчит — ты всё равно чувствуешь, что он тебя просчитывает. До костей.

Рина хмыкнула.

— И ты, конечно, сразу почувствовала себя раздетой перед ним, да?

— Да блин! — фыркнула я. — Он такой… плотный, сдержанный. Но при этом — почти физически ощутимо опасный. И… татуировки. Они у него буквально выглядывали из-под формы — от шеи и до костяшек пальцев. Чёрные, плотные, не декоративные. Символы. Оружие. Какая-то военная символика. Я даже не всё разглядела, но ощущение — будто вся кожа под одеждой покрыта чем-то… мрачным.

— Секс и угроза, — резюмировала Рина и хмыкнула. — Смертельно привлекательный тип.

Рина развела руками, её лицо отражало полное восхищение.

— Ну и где таких находишь? Я бы точно с ним не скучала. Представляешь, как сексуально это может звучать на страницах? Гроза женщин, спокойный, уверенный, опасный... Он точно должен быть в моей книге, я прям вижу его! И его взгляд... Ммм… Это идеальный персонаж для антигероя.

Я не удержалась и хохотнула. Рина действительно всегда находила что-то невероятное в любых ситуациях.

— Ты смеешься, но, честно говоря, мне от него тоже не по себе, — призналась я. — Я вообще не знаю, кто он. Бандит? Военный? Может, ещё кто-то. Просто его характер… Холодный, а глаза такие — прям

внутри меня

всё замерло. И этот его низкий голос... Это был тот момент, когда тебе хочется, чтобы он был твоим другом, а не врагом.

Рина вздохнула, опираясь на стол.

— Знаешь, я думаю, ты ещё не до конца поняла, с кем имеешь дело, — подмигнула она. — Но скажи, я не права, он ведь прям как из фильмов! Личность, которая оставляет за собой этот

грязный след

. Только с такой мощной харизмой.

Я с улыбкой покачала головой. Рина в своём репертуаре, но ей удавалось заставить меня немного расслабиться.

— Да, может быть, ты и права, — ответила я. — Но пока что я не уверена, что хочу быть рядом с ним, тем более, если он будет следить за мной...

Рина, как всегда, быстро нашла на это решение.

— О, да ты не переживай! — с улыбкой произнесла она. — Если он такой горячий как ты описала, я готова соблазнить его и пожертвовать своей вагиной во имя твоего спокойствия. Уверена его член не уступает его оружию.

Я вновь рассмеялась, не выдержав её шуток.

— О боже, если не он, то ты точно доведешь меня до нервного срыва. — сказала я, наклоняясь к чашке кофе. — Но знаешь, ты мне немного помогла. Думаю, мне нужно как-то принять эту ситуацию, а не жить в постоянном страхе. Прямо как ты говоришь — не стоит устраивать из него монстра.

— О детка, я уже более чем уверена, что он и есть монстр, в постели так уж точно. И будь я проклята, если он уже не мечтает прижать тебя своей горой мускулов, — мечтательно протянула Рина и игриво прикусила край своей кружки.

— Ты неисправима, — хмыкнула я, качая головой. — Тебя только дай повод, и ты уже ментально рисуешь эротику в трёх главах.

— Так, между прочим, и рождаются лучшие сцены в моей книге! — парировала она с гордостью. — Кстати, о горячем... Я же забыла сказать! Мы с Максом всё-таки нашли тебе парня. Помнишь, я тебе рассказывала про того симпатягу из арт-пространства?

Я приподняла бровь.

— Ага, того самого, у которого взгляд как у кота, что умеет играть на гитаре?

— Именно! Он даже не просто симпатяга, а очень даже “по-съедобному” симпатяга. Мы договорились — встреча через пару дней. Не вздумай увильнуть!

— Рина…

— Даже не начинай, — перебила она. — Это просто встреча. Поболтать, выпить вина, посмотреть, понравитесь ли вы друг другу. А дальше… ну, посмотрим.

Я закатила глаза.

— Ты опять намекаешь на секс без обязательств?

— А почему бы и нет? — невинно хлопнула глазами она. — Ты что, хочешь снова стать девственницей от воздержания?

— Господи, — захохотала я, чуть не расплескав кофе. — У тебя талант унизить и развеселить одновременно.

— Это любовь, детка, — подмигнула она. — К тому же, я просто забочусь о тебе. Ты вся напряженная ходишь, как струна. Пора тебе немного расслабиться… и желательно на чьём-нибудь лице.

— Рина! — захлебнулась я смехом.

— Что? Я просто говорю, что секс — это тоже терапия. А если это будет горячий незнакомец — вообще десять из десяти. Или хотя бы девять, если у него нет чувства юмора.

Я усмехнулась, прижав ладонь к щеке, всё ещё смеясь.

— Мне кажется, мне уже легче просто от твоих шуток. Спасибо, что ты у меня есть.

День выдался на удивление спокойным. Я устроилась в своём любимом кафе на Фонтанке — здесь всегда было уютно, тихо, и пахло корицей с ванилью. Заняла привычный столик у окна, поставила ноутбук, достала наушники, заказала капучино и сразу погрузилась в работу.

Я действительно любила работать здесь. Что-то было в этой атмосфере — мягкий гул голосов, негромкая музыка, ленивое солнце, пробивающееся сквозь витражные окна. Иногда я отвлекалась от интерфейсов и макетов, чтобы просто наблюдать за прохожими. Люди спешили по своим делам, кто-то с цветами, кто-то с кофе, кто-то с собакой, натягивая поводок с видом обречённого марафонца. Эти мимолётные сценки всегда помогали мне перезагрузиться — как будто мир продолжал двигаться, и всё было в порядке.

За день у меня было несколько звонков: с одним клиентом обсуждали правки по дизайн-системе, с другим — выбирали цветовую палитру для нового приложения. Пара задач из тех, что мозг выполняет автоматически, и одна — такая, что я сидела с бровями домиком и думала, не сбросить ли ноутбук с моста.

Я только потянулась за чашкой, когда телефон завибрировал.

Макс. Кто бы сомневался.

— «Привет, богиня интерфейсов и магнит для неприятностей!» — раздался его бодрый голос, как только я ответила.

— «Макс, ты как всегда с эпитетами. Что на этот раз?»

— «Рина мне всё рассказала. Ты, значит, спасла ребёнка, влипла в какой-то мутный замес и теперь привлекла внимание какого-то ледяного мужика с глазами киллера? Всё как в кино. Ну, наконец-то, я дождался — ты начинаешь жить насыщенной жизнью!»

— «Жизнь? Это скорее сериал на грани нервного срыва. Где мой сценарист — я хочу поговорить!»

— «А может, это просто Вселенная устала, что ты вечно отшиваешь мужиков, и решила: “Хватит! Получай — вот тебе взрывоопасный сюрприз размером с башню. Наслаждайся!”»

Я фыркнула, усмехаясь.

— «Если честно, обычно люди писаются от счастья. А у меня, если предстоит снова его увидеть — это будет не совсем та эмоция. Скорее острое желание залезть под стол и остаться там жить.»

— «Ха! Ты преуменьшаешь. А я вот, как истинный друг, считаю, что это судьба. Всё совпадает: загадочный мужчина, тревожный вайб, напряжение… Это начало любовного романа, детка!»

— «Это скорее начало приступа тревожности и лёгкого тика в глазу.»

Через пару минут он появился в кафе, как всегда с фирменной улыбкой и видом человека, который знает, как устроен мир, но предпочитает просто смеяться над ним. Уселся напротив, подмигнул баристе, заказал себе латте и с видом великого оратора сцепил пальцы:

— «Ладно, если серьёзно — ты как?»

— «Живу. Работаю. Пытаюсь не сойти с ума.»

— «Ну, хотя бы выглядишь как человек, а не как героиня триллера. Уже плюс.»

Я усмехнулась. Макс всегда умел говорить так, будто всё проще, чем казалось. Даже если это "всё" — мужчина с ледяным взглядом, опасной аурой и ощущением, что ты случайно оказалась в центре какого-то мощного водоворота.

— «Ты знаешь, Макс, если это правда был подарок от Вселенной… то у неё весьма своеобразное чувство юмора.»

— «Да брось. Ты же обожаешь загадки. Вот и получи одну — в человеческом обличии.»

Я закатила глаза, но всё равно улыбнулась.

Иногда даже пара фраз и шуточек от Макса помогали выдохнуть. И пусть жизнь сейчас явно крутилась в странном направлении, было приятно хотя бы ненадолго почувствовать себя просто Аэль — сидящей в кафе, работающей, пьющей кофе и слушающей дурацкие реплики лучшего друга.

Глава 5

Алекс

Я сидел в машине, припаркованной напротив кафе, и смотрел на неё.

Аэль сидела за столиком у окна, в руках — чашка кофе, ноутбук рядом, но взгляд её всё чаще уходил в сторону мужчины, сидящего напротив. Она смеялась. Живо, искренне. Её плечи были расслаблены, в глазах блестел свет.

А он — высокий, брюнет с дерзкой ухмылкой и зелёными глазами. Какого хрена он вообще здесь?

Он сказал что-то — и она запрокинула голову, снова засмеялась. Потом он легко, почти лениво, протянул руку и взъерошил ей волосы. Просто взял и прикоснулся к ней, как будто это привычно. Как будто он имел на это право.

Я сжал зубы. Внутри что-то нехорошо сдвинулось, как будто во мне раздался хруст — раздражения, злости… чего-то ещё. Неясного, но болезненно жгущего.

Кто он, мать его? И какого чёрта она так смотрит на него?

— Узнай, кто этот хрен, — бросил я в гарнитуру.

— Максим Воронов, — отозвался голос помощника почти сразу. — Тридцать лет. Айтишник, неплохой специалист. Высокий, зелёные глаза, брюнет. Весёлый тип, говорят, бабник знатный. Живёт на одном этаже с Аэль, там и познакомились.

Живёт на одном этаже.

Прекрасно, блядь.

— Мне плевать, насколько он «весёлый» или какой у него опыт работы, — процедил я. — Хочу знать всё. Насколько они близки, как давно знакомы, кто они друг другу. Хочу, чтобы через час у меня был полный отчёт.

— Принято.

Аэль снова что-то сказала, и он, ухмыляясь, наклонился к ней ближе. Я почувствовал, как напрягся, почти до судорог в челюсти. Хотелось выйти, подойти к ним и… оттащить её от него к чертям.

Я не знал, что это за чувство.

Я снова перевёл взгляд на его руку, лениво лежащую на её спинке.

Отбить её от него.

Мгновенно. Стопроцентная угроза. Я ощущаю, как

рвусь

к этому. Почти как первобытный инстинкт.

Что за хрень вообще происходит? Я вообще не врубаюсь.

Я не трачу своё время на женщин. Особенно на тех, кого видел всего один раз. Это не про меня. Это глупо, бесполезно и не имеет смысла. Абсолютно.

Но почему, черт возьми, я не могу перестать следить за ними? Почему мне хочется, чтобы он

убрал свою руку с её спины

? Почему я снова и снова перевожу взгляд на неё, ощущая, как внутри что-то сжимаются, как будто она

моя

.

Может, это просто меня настораживает. Может, это просто предупреждение, чтобы не дать себя вогнать в тупик.

Надо проверить

, что он за тип.

Да, это инстинкт. Может, даже защитный. Я должен разобраться с этим.

Я всегда контролировал всё.

Но вот… почему тогда кажется, что этот контроль скользит у меня из-под пальцев, как песок?

Я открыл планшет, чтобы отвлечься. Это было не для того, чтобы найти ответ. Нет. Это было нужно, чтобы хоть как-то оправдать себя. Чтобы понять, что происходит. Но я снова не мог оторваться от этой сцены. Я быстро прокрутил историю Аэлиты, её жизнь.

Когда ей было десять лет, её мама, Элла, переехала с ней в Турцию. В Стамбуле она познакомилась с Денизом Доганом, с которым в дальнейшем они поженились. Дениз был не только её мужем, но и для Аэлиты стал важным человеком, принявшим её как свою дочь. Семья устроила свою жизнь в Стамбуле, и Аэль в возрасте 21 года вернулась в Россию, в Санкт-Петербург, где начала строить свою карьеру.

В документах, которые я читал, были указаны все компании, с которыми Аэлита работала и сотрудничала, и её путь к признанию в сфере дизайна интерфейсов. Она начинала как фрилансер, а потом постепенно наладила контакты с зарубежными клиентами, что позволило ей обрести известность. В своей профессии она зарекомендовала себя как талантливый и востребованный специалист.

Кроме того, в тексте указывалось, что Аэлита живет в квартире, которую ей оставила её бабушка. Этот факт, не имеющий отношения к её карьере, но тем не менее важный для её жизни, был зафиксирован в её истории.

Я закрыл планшет, но мысли не успокоились. Чёрт. Я не могу быть таким. Это не то, что мне нужно.

Но когда я снова поднял взгляд, она была там, с ним. Всё внутри меня сжалось. Я не могу просто сидеть и смотреть на это. Почему я чувствую этот холодный страх, как будто что-то угрожает мне?

Я открыл дверь машины с таким усилием, что она почти вылетела с петель. Руки дрожат, но я сдерживаю себя. Это не для того, чтобы понять, что происходит. Я не думаю, что это правильно. Я не думаю, что это нужно. Но я не могу просто сидеть и наблюдать. Я должен что-то делать, иначе всё внутри меня просто взорвётся.

Нервная ярость накрывает, и я делаю шаг наружу. Бесконтрольно. Это не расчет, это импульс. Сколько можно сидеть и терпеть, не вмешиваться? Почему я позволил ему быть так близко? Почему я позволил этому… Максиму быть рядом с ней? Это не просто ревность, это гнев. Я хочу вырвать её из этого, я хочу забрать её, прямо сейчас. Я чувствую, как моё тело напрягается, когда я делаю шаг за шагом к кафе, и каждый шаг всё более уверен. Я почти не замечаю, как быстро иду. Я не могу остановиться. Я не могу думать. Я просто хочу туда.

С каждым шагом этот ослепляющий гнев накатывает сильнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6

Аэлита

Я сидела за столом, смеясь вместе с Максимом. Наши разговоры всегда были такими простыми и непринуждёнными. Он был как старый друг, с которым не нужно было ничего объяснять. Всё так легко, так комфортно. Мы могли шутить на любые темы, и даже если это были странные или нелепые шутки, мне было приятно. У нас с ним не было ничего лишнего — просто хорошая компания.

Максим снова сказал что-то смешное, и я не смогла сдержать смех. Это было искренне, без всякой задней мысли. Я потянулась и наклонилась вперёд, почти касаясь его плеча, продолжая смеяться. И в этот момент я почувствовала, как чья-то тень мелькнула в моей области видимости. Я подняла глаза и чуть не замерла. Алекс.

Он появился из ниоткуда, вошёл в кафе как буря, с такой уверенностью, что казалось, весь мир подстраивается под него. Его взгляд был жёстким и холодным, а шаги — прямыми и решительными, как у хищника, подходящего к своей добыче. Мгновенно я почувствовала, как всё вокруг будто замерло. Всё это давление, этот его неизбежный контроль — всё это накрыло меня с головой.

Максим, конечно, этого не заметил. Он продолжал болтать, как ни в чём не бывало, но я уже не могла продолжить разговор. Моё тело напряглось. Что-то в том, как он входил, в его прямом взгляде… как будто его глаза были сосредоточены только на мне. В этой атмосфере, будто под давлением чего-то невидимого, мне стало не по себе.

Алекс не говорил ничего, его молчание было громче слов. Он стоял там, на несколько шагов от нас, и я чувствовала, как напряжение нарастает. Это было не просто присутствие. Это было его утверждение. Но я не понимаю какое.

Алекс не сводил с меня взгляда. Его глаза, полные ледяной решимости, казались пронзающими насквозь. Но он не сказал ничего сразу. Просто стоял там, словно зная, что воздух вокруг нас начнёт сжиматься. Я ощущала, как каждая клетка моего тела напрягается, и что-то внутри меня подсознательно подсказывало, что этот момент будет не просто очередным его появлением.

Макс, не замечая этого напряжения, продолжал болтать, весело усмехаясь, пытаясь сделать ещё одну неуклюжую шутку. Но я сразу заметила, как Алекс шагнул вперёд и молча произнёс:

— Убери руки.

Его голос был холодным и тихим, но в нём была такая сила, что я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Это не был вопрос, это был приговор. Его челюсти были сжаты так, что казалось, они вот-вот сломаются. Его лицо было каменным, глаза — пустыми, как у человека, который стоял на грани чего-то разрушительного.

Макс сначала застыл, затем поднял руки, явно не понимая, что происходит. Он посмотрел на меня, потом снова на Алекса. Неуместная шутка уже готовилась на его губах, но я не дала ему её произнести.

Я перевела взгляд на Алекса и почувствовала, как на моём теле появляются сотни невидимых иголок. Что за чертовщина? Почему он так себя ведёт? Он что, с ума сошёл? Но что-то в его поведении, в этой ледяной решимости, будто бы говорило мне, что это не просто импульсивный акт. Это было частью его, частью того, что скрывалось под его холодной оболочкой. А может, это его обычное состояние? Может, он всегда такой — сдержанный, агрессивный, контролирующий.

Макс явно почувствовал, что ситуация выходила из-под контроля, но вместо того чтобы вмешиваться, просто улыбнулся и наклонился вперёд, пытаясь успокоить меня:

— Аэль, тебе не кажется, что это немного… не по-людски?

Я понимала, что он шутит, но сейчас это было неуместно. Я быстро встала, чувствуя, как напряжение в воздухе начинает тянуть меня вниз. Не хочу, чтобы этот конфликт растянулся на целый день. Мне нужно выйти. Прежде чем я успела что-то сказать, Алекс снова взглянул на меня.

— Уходим, — его голос был всё таким же ледяным, и я не могла даже попытаться сопротивляться.

Я посмотрела на Макса, его лицо было удивлённым, но и в нём было что-то такое, что сразу заставило меня почувствовать, как его забота и желание поддержать меня превращаются в нечто беспомощное в свете этого монстра, стоящего перед нами. Макс, как всегда, воспринял всё это с лёгким сарказмом, но мне не было до смеха.

— Извини, Макс, я действительно должна идти. Я не хочу, чтобы ты оказался втянут в это, — произнесла я тихо, и в моём голосе уже не было той лёгкости, что была раньше.

Я повернулась и пошла за Алексом. Но в моей голове всё крутились вопросы: что произошло? Почему он так себя ведёт? Что скрывается за его жестами и взглядами, за этим холодом?

Я шла за ним, с каждым шагом всё сильнее ощущая, как во мне нарастает злость. Нет, ярость. Он просто пришёл, как буря, сорвал моё спокойствие, выгнал Макса, и теперь ведёт себя так, будто это нормально? Будто он имеет право?

Чёрт. Кто он вообще такой, чтобы указывать мне, с кем сидеть, с кем смеяться, с кем дышать?!

Я шла быстро, почти на автомате, сжимая руки в кулаки. Всё внутри кипело. Сердце стучало в висках, дыхание сбивалось от злости. Он шёл рядом — молча, как тень, как холодная угроза, от которой невозможно избавиться.

— Ты вообще в своём уме? — бросила я, даже не глядя на него. — Или ты всегда так вторгаешься в чужие жизни?

Он не ответил.

— Врываешься без предупреждения, командуешь, рычишь приказы… Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны?

Молчание. Только его шаги рядом — тяжёлые, уверенные, раздражающе спокойные.

— Ты грёбаный сталкер, Алекс, — я остановилась резко. — Я не твоя собственность. Мы едва знакомы, но ты ведёшь себя так, будто имеешь на меня право.

Он посмотрел на меня спокойно. Холодно. Как будто это вообще не о нём.

— За тобой следят, — сказал он коротко.

Я хмыкнула, скрестила руки на груди.

— Ну конечно. И ты, случайно, единственный, кто это знает, да?

— Не случайно, — его голос был как лезвие. — Потому что я слежу тоже.

Я вскинула руки, раздражённо.

— Прекрасно. Слежка на слежку. Ты даже не пытаешься это скрыть?

Он приблизился. Его голос стал тише, но жестче:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты — единственная, кто видел его лицо. Единственная, кто может его опознать.

Я застыла на секунду. Он смотрел прямо в меня — холодно, расчетливо, будто напоминал: я не человек, я доказательство. Улика.

— Вот оно что, — выдохнула я. — Так вот зачем ты здесь. Не из-за моей безопасности. Тебе просто нужно, чтобы я не сдохла до опознания.

Он молчал. И этим молчанием подтвердил всё.

— Знаешь что? Пошёл ты, Алекс. Если ты думаешь, что я буду терпеть твой тон только потому, что у тебя какой-то чёртов план, — ты ошибаешься.

— Пока ты шастаешь по городу с недалёкими мужиками — ты лёгкая цель, — отрезал он. — Я не собираюсь наблюдать, как тебя увозят в багажнике.

Я стиснула зубы. Эти слова ударили сильнее, чем я ожидала.

— А я не собираюсь жить по твоим правилам, понял? Мне не нужен надзиратель. И уж тем более не нужен тот, кто рядом со мной только потому, что я — полезна.

Он посмотрел на меня долго, пристально. Потом бросил коротко:

— Я делаю то, что нужно. Нравится тебе или нет.

И развернулся, ушёл — спокойно, без оглядки. Как будто разговор был закончен. Как будто всё это — не имело веса.

А я стояла, глядя ему вслед. Горло сжималось от злости. Но под всей этой злостью было другое — колючее, мерзкое чувство, будто я действительно всего лишь звено в цепочке, инструмент.

И почему-то это задело больше всего.

Я бродила по улицам без цели. Просто шла — мимо людей, мимо машин, мимо вывесок, которые уже расплывались в глазах. Сердце всё ещё колотилось, будто от злости, но я уже не была уверена — злость ли это. Или страх. Или… что-то другое, что я не хотела называть вслух.

И всё это время — ощущение. Как будто кто-то идёт следом. Незаметно, ненавязчиво, но постоянно. Я ловила отражения в витринах, всматривалась в лица прохожих, оборачивалась резко… И каждый раз — пусто. Никого. Но внутри всё сжималось от напряжения.

Я пришла домой только к вечеру. Ноги гудели, голова ломила. Скинула куртку, бросила сумку у двери. Прошла вглубь квартиры, включила свет и замерла на мгновение в тишине.

Она давила. Как будто стены впитывали остатки всего этого дня — его голос, его взгляд, моё бешенство.

Я села на диван, уставившись в одну точку. Просто сидела. Минуту. Пять. Десять. А потом — рывком вскочила. Не выдержала.

— Придурок… — выдохнула вслух, швырнув подушку на пол. — Холодный, чёртов… чёртов ублюдок!

Я сжала голову руками, словно это могло заглушить то, что внутри. Грудь сдавило, в глазах защипало. Слёзы подступили неожиданно — не от обиды, не от боли. От бессилия.

— Я не вещь, чёрт тебя побери… — сорвалось с губ уже глухо.

Я вытерла лицо тыльной стороной руки, почти злясь на себя за эти слёзы. Всё внутри горело, но одновременно — будто выжжено. Пусто.

На негнущихся ногах я подошла к холодильнику, открыла дверцу, достала бутылку воды. Глоток. Ещё один. Холодная струя по горлу — слишком резкая, слишком живая на фоне полного внутреннего оцепенения.

Я прислонилась лбом к дверце. И вдруг осознала, как сильно устала. И телом — и душой. Кажется, я выгорела за один день. Просто — сгорела изнутри.

Закрыла холодильник. Прошлась в спальню, на ходу стянув кофту. Упала на кровать, не включая свет. Просто закрыла глаза.

Пусть весь этот грёбаный день закончится. Пусть всё исчезнет. Пусть хотя бы во сне он перестанет меня преследовать.

Но даже в темноте я чувствовала этот взгляд. Где-то внутри. Где-то рядом.

Глава 7

Алекс

Взломать замок было легче, чем выкурить сигарету. Пара движений — и я уже внутри. Тихо, как тень. Без звука. Это не воровство. Это контроль.

Первым делом — спальня. Мне нужно было убедиться, что она действительно отключилась. Остальное — потом.

Я вошёл, не включая свет. Лунный свет разрезал комнату тонкой линией, и этого было достаточно. Я замер на пороге.

Она спала.

Лежала на спине, волосы — тёмными прядями по подушке, будто разлились по ней. Губы чуть приоткрыты, дыхание ровное. Тонкое одеяло прикрывало её, но плечо было открыто. Я сделал шаг ближе, и запах ударил в грудь — лилии. Дикие, насыщенные, до боли сладкие.

Я не собирался. Правда. Просто убедиться. Только проверить.

Но уже стоял рядом с ней. Протянул руку, и большой палец сам лёг на её губу — мягкую, тёплую, податливую. Я ощутил её дыхание — горячее, обволакивающее.

Когда мой палец коснулся её губ, мир будто бы замер. Я почувствовал тепло её кожи — такое мягкое, живое, будто вся она была создана для того, чтобы быть моим. Желание заполнило меня, но я сдерживался. Не так легко, как мне хотелось бы. Это было больше, чем просто физическая реакция. Это было личное. Всё внутри меня кричало: «Не трогай её», но я не мог остановиться. Я вёл себя, как дурак, как мальчишка, не способный контролировать свои инстинкты.

Пальцы скользнули ниже, по щеке, по шее… и остановились на точке пульса. Биение было слабым, ровным. Глубокий сон. Полный.

И всё равно — я чувствовал, как в ней что-то тянет. Манит. Бесит.

Я потянулся к одеялу. Осторожно, как вор. Как одержимый. Снял его чуть ниже — только чтобы увидеть. Мне нужно было увидеть.

Грудь — мягкая, полная, с идеальным изгибом. Я провёл пальцами по соску. Он мгновенно стал твёрдым. Реакция тела, бессознательная. Такая живая. Такая настоящая.

Моё тело ответило на это сразу — будто на инстинкт. Член стал каменным, тугим до боли, до проклятого бешенства. Я стиснул зубы.

Надо уходить. Немедленно.

Я с усилием оторвался от неё. Сбросил с себя это желание, как кожуру с гниющего фрукта. Пошёл вглубь квартиры — кухня, гостиная. Холодный контроль снова встал на место, как броня. Установил камеры — одна под полкой, вторая — в угол. Третью спрятал у входа, чтобы видеть всех, кто входит и выходит.

Теперь я буду видеть всё.

Теперь она будет под наблюдением.

И всё же, когда уходил, запах лилий всё ещё был в лёгких. И кожа помнила её тепло.

Это неправильно.

Но я сделаю это снова, если понадобится

Я сидел в машине, оглушённый тишиной ночи. Мрак за окном, только неяркие огоньки улиц просачивались в салон, как свет от долгожданной иллюзии. Но я не мог избавиться от её образа. Всё в голове снова крутилось вокруг неё — её губ, того, как я хотел бы их поцеловать, почувствовать их вкус. И как я хотел бы быть с ней… больше, чем я когда-либо позволял себе думать.

Её сосок, твёрдый, когда я его коснулся, был как вызов. Мне хотелось взять его в рот, почувствовать её дыхание, увидеть, как она реагирует, как её тело отдаётся. Я пытался вытерпеть, но мысли об этом снова и снова возвращались. Я мог бы быть с ней. Я мог бы быть всем для неё. Могу контролировать её.

Мой член был жёстким, тугим, как камень. Мой пульс бился в висках, а дыхание срывалось — каждое его движение в памяти оставляло свой след. Всё моё тело напряглось, и я стиснул зубы, пытаясь отбросить это ощущение. Я знал, что нельзя. Это не просто желание. Это что-то большее. Это потребность, которая сбивает меня с пути. Я не могу позволить себе сломаться.

Я закрыл глаза, но снова увидел её, как она лежала там, в постели, беззащитная, не ведающая, что я был рядом. Её губы, её кожа — всё это было теперь частью меня. Я сжал руль, борясь с собой, пытаясь выбросить из головы эти образы. Но она была там. В моей голове. В моей душе.

Я потянулся к карману за сигаретой, чтобы хоть как-то успокоиться. Запах табака смешивался с запахом её лилий, и я снова ощутил, как моё тело откликается. Это дьявольское чувство. Я знал, что если бы я сейчас шагнул назад, то сломаю всё, что я пытался построить.

Я не мог её просто так отпустить.

Главный клуб «RAZOR» — тёмный, дорогой, с низкими диванами из чёрной кожи, дымкой табака и тяжёлым басом, пробирающим до костей. Люди шевелились в танце, музыка качала зал, но для нас был отдельный VIP-зал — полузакрытый, но с панорамой на весь хаос снизу.

Я сидел в углу, одной рукой держал стакан с виски, второй перебирал сигарету. Натан уже завалился на диван, раскинувшись как дома, Арт скинул пиджак и сел рядом, наливая себе что-то крепкое.

— «Ты как зомби, босс,» — хмыкнул Нат, поднимая на меня глаза. — «Может, хватит уже всё держать на замке? Расслабься. Мы ж не на складе.»

— «Он так на пределе, что даже телку пальцем не ткнёт,» — усмехнулся Арт, отпивая и закуривая. — «Скоро яйца в узел завяжутся от этого напряжения.»

— «Пошли вы,» — отмахнулся я, но угол губ дёрнулся.

— «Не, ну серьёзно, ты когда последний раз трахался просто по кайфу? Не по необходимости, не для прикрытия, а вот так — в клубе, с девчонкой, без мыслей о складах, выездах и камерах?» — Нат посмотрел на меня с тем выражением, которое обычно предшествует провокации.

— «Он не трахает, он страдает. Прям духовный целибат с дымом в глазах,» — Арт рассмеялся и хлопнул меня по плечу. — «Пойми, брат, ты скоро станешь паханом. Если ты сейчас не расслабишься, потом будет вообще не до телок. Только похороны, сделки и расчёты.»

Я скривился, отпил виски и бросил взгляд вниз, в зал. Девки двигались под музыку, короткие платья, длинные ноги, яркие губы… но в голове — только запах лилий, блядь. А её образ сидел в подкорке, будто проклятие.

— «Даже не начинайте,» — пробормотал я. — «Я просто… не в режиме сейчас.»

— «Не в режиме? Ты что, ёбаный айфон?» — рассмеялся Нат. — «Тебе что, перезагрузку сделать? Вот там, вон та рыжая на баре — глянь, какая киса. Я уверен, она тебе прямо на коленях отдохнуть даст.»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— «Не лезет она в его стандарты,» — фыркнул Арт. — «Нашему боссу подавай таких, чтоб в душу лезли, под кожу, чтоб мучиться можно было. Вон, как с той дизайнершей…»

Я резко поднял взгляд на него. Арт прикусил язык, но взгляд остался лукавым.

— «Я ничего не говорю. Просто наблюдение.»

— «Меньше наблюдай, больше пей,» — отрезал я, но все уже поняли — попали в точку.

Нат закатил глаза.

— «Короче, мы с Артом берём себе по девочке. Ты, как обычно, будешь сидеть с лицом похоронного агента и думать о камерах наблюдения. Но мы всё равно будем рядом, если ты вдруг решишь, что хочешь тоже немного… пожить.»

— «Спасибо за великодушное предложение,» — буркнул я и откинулся на спинку дивана.

Музыка грохотала, девчонки смеялись, клуб жил своей жизнью. А я — всё равно был где-то между мыслями о предательстве, Рай, и чёртовой коже Аэль.

И это бесило больше всего.

Я смотрел, как рыжая засмеялась у барной стойки, поправила короткое платье и перекинула волосы на одно плечо. Губы алые, глаза яркие, тело — как надо. Всё при ней. Но я не видел её — видел только возможность забыться. Хоть на мгновение.

Я жестом подозвал официанта.

— «Передай ей: пусть поднимется ко мне.»

Нат и Арт бросили на меня удивлённые взгляды, но промолчали. Арт ухмыльнулся, конечно. Мол, наконец-то, босс жив.

Минут через пять рыжая уже была рядом. Запах сладкий, приторный, руки мягкие, движения уверенные. Она села рядом, наклонилась к моему уху.

— «Я слышала, вы меня звали?» — голос с намёком, чуть хрипловатый. Я кивнул и молча налил ей бокал.

— «Ты знаешь, кто я?»

— «Знаю, Алекс Волконский. Главный в этом аду.» — она улыбнулась, облизала губы. — «И, если захочешь, я могу быть твоим раем на этот вечер.»

Я не ответил. Просто встал и жестом показал идти за мной. В приватке был полумрак, только боковой свет от неоновой лампы. Она подошла ближе, начала медленно расстёгивать платье. Грудь — красивая, круглая. Но в голове — другая. Гладкая кожа, тёмные волосы, дрожащий сосок под моими пальцами.

Рыжая опустилась передо мной на колени, провела рукой по бедру, медленно расстёгивая ремень. Я закрыл глаза.

И сразу же — вспышка. Аэль. Та самая тёплая, дерзкая, живая. Её губы, как она бы прикусила их, если бы я коснулся её между ног. Её соски — под языком, плотные, вызывающие дрожь. Её дыхание, срывающееся, когда я войду в неё.

— «Ты такой твёрдый…» — рыжая пробормотала, проводя рукой по моей эрекции. Но это не её руки я чувствовал. Это была она. Аэль. Блядь, я срываюсь.

Губы рыжей обхватили головку, язык прошёлся по венке. Всё правильно. Техника — безукоризненна.

Но в голове — только одна сцена: как Аэль выгибается подо мной, как я прижимаюсь губами к её груди, оставляя следы. Как она хватается за мои волосы, дрожит от каждого толчка.

Я сжал кулаки, стиснул зубы. Хотел забыться — получил пытку. Эта девка могла отсосать идеально, но это было пусто. Холодно. Механично.

Я открыл глаза, посмотрел вниз — и увидел не её. Внутри — всё перекрутилось. Не возбуждение. Злость. Желание разорвать, сжечь всё к хуям, только чтобы не чувствовать этот фантомный вкус.

— «Стоп,» — отрезал я резко. Она подняла глаза, удивлённо. — «Одевайся. Свободна.»

— «Что?.. Я что-то не так…?»

— «Просто проваливай,» — сказал я и натянул штаны, даже не глядя.

Она ушла, оставив за собой запах сладких духов. Я остался один, с пульсирующей болью между ног и яростью, которая точила изнутри.

Эта женщина, чёрт бы её побрал…

Она — как яд. И никакая другая не спасёт.

Я вышел из приватки с чётким желанием разнести всё к хуям. Адреналин всё ещё жёг кровь, будто я только что вышел с разборки, а не из ебучей комнаты, где пытался забыть одну женщину чужими губами.

Воздух клуба был душным, прокуренным, шум давил на виски. Но самое мерзкое — смех. Их смех.

Я только ступил в VIP-зону — и сразу наткнулся на картину маслом: Арт расслабленно развалился на диване, брюнетка стонет у него между ног, облизывается, будто делает это ради пятёрки и славы. Нат держит свою блондинку за волосы, двигается в неё с такой ленцой, будто залип в фильме для взрослых.

Я даже не успел ничего сказать — они первые открыли рот.

— «Ты чё, уже?» — Арт скривился в ухмылке. — «Серьёзно? Это, блядь, твой новый рекорд? Пять минут и обратно?»

— «Босс, ты или кончаешь быстрее, чем пуля летит, или она тебя настолько заебала, что ты передумал на полпути?» — Нат расхохотался, не сбавляя темп.

Я остановился. На секунду. Сжал челюсть.

— «Идите нахуй.» — коротко бросил я, даже не глядя на них.

— «Эй, ну не обижайся!» — Арт усмехнулся, откинув голову. — «Просто мы думали, ты там сейчас телочку в стену вдавливаешь, а ты…»

— «Пошли вы оба, суки.»

Я развернулся и пошёл к выходу. Меня душило. Блядь, тошнило от этого всего — от фальшивого смеха, дешёвых баб и попыток выжать хоть каплю удовольствия из того, что давно перестало радовать.

Ноги сами несли прочь. Холодный воздух с улицы ударил в лицо — и только тогда я выдохнул.

Никакая шлюха не заткнёт в голове голос, который звучит, когда думаю о ней. Ни одна не сотрёт ощущение её кожи с моих пальцев. Ни одна не даст того, что хочу.

Глава 8

Аэлита

Я проснулась с ощущением, будто ночью кто-то стучал мне по голове молотком. Пульсация в висках была мерзкой, давящей, а во рту пересохло так, будто я глотала песок. Проклятье… Что я вчера пила? Вроде только воду .

Я села в кровати, стиснув переносицу пальцами. Всё вокруг плыло. Свет проникал сквозь шторы мягкими полосами, и в этом рассеянном утре было что-то липкое, странное.

И тогда я почувствовала это.

Запах.

Едва уловимый, как эхо. Но чётко знакомый — древесные ноты, лёгкий оттенок цитруса и что-то ещё, тонкое, терпкое, обволакивающее… Что-то, что я уже где-то ощущала. Что-то… мужское. Слишком знакомое, чтобы быть случайностью.

Я резко повернула голову, вглядываясь в комнату, как будто могла найти источник прямо сейчас. Ничего. Только мои вещи, одеяло сброшено чуть ниже, подушка скомкана… И всё равно ощущение, будто здесь кто-то был. Совсем недавно. Как будто воздух всё ещё держал след чьего-то присутствия.

Я отогнала эти мысли.

— «Бред.» — пробормотала себе под нос и поднялась с постели.

Переоделась в спортивные леггинсы и свободную майку. Утро нужно встряхнуть, выдохнуть это глупое ощущение тревоги. Мозг явно ещё не проснулся, вот и чудится всякая хрень.

Кроссовки — на ноги, волосы в хвост. Телефон — в карман. Пробежка. Только бег мог выветрить из головы этот странный, липкий остаток ночи… и этот запах, который будто впитался в воздух спальни.

Я хлопнула дверью и побежала, ускоряя шаг, будто убегала не от сна, а от чего-то гораздо глубже.

От собственного предчувствия

Асфальт мягко стучал под подошвами, ритм шагов сбивал остатки сна. Воздух был свежим, чуть прохладным, с запахом мокрой земли и хвои — идеальное утро, чтобы выбросить всё лишнее из головы.

Я пробежала мимо сквера, свернула в парк. Музыка в наушниках играла на фоне, но всё равно что-то царапало. Как будто… наблюдают.

Я обернулась на бегу — никого. Только женщина с коляской вдалеке, пожилой мужчина на скамейке и воробьи, прыгающие в кустах. Но это ощущение… будто чей-то взгляд ползёт по коже, как холодный ветер. Точно такая же дрожь, как в комнате утром. Неуловимая, но отчётливая.

Чушь.

Может, надо просто нормально выспаться.

— «Ну слава богу, я думал, ты меня проигноришь!» — раздалось рядом, и я вздрогнула.

— «Макс, мать твою!» — я резко сбавила темп. — «Ты как призрак!»

— «А ты как зомби. С таким выражением лица — будто бежишь убивать, а не тренироваться.»

Он бежал в своём обычном стиле — слишком бодро, слишком громко, и с этой дурацкой ухмылкой, от которой хочется либо ударить, либо рассмеяться.

— «А может, я и правда кого-то мысленно убиваю.»

— «А-а, вчерашний инцидент в кафе?» — он подмигнул. — «Давай, колись. Хоть что-то juicy скажи. Вы там сцепились или он тебе признался в любви?»

— «Макс…» — я закатила глаза. — «Давай не тратить драгоценное утреннее время на придурков.»

— «Ох, ну прости, конечно. Но ты видела, как он смотрел на тебя? Этот взгляд — как у тигра перед прыжком. Он же тебя глазами съел!»

— «Съесть — не значит понравиться.» — я махнула рукой и ускорилась.

— «Но он горячий, признай. Вот прям такой, знаешь… в стиле “Я опасный, холодный, но трахну тебя до потери сознания”.»

— «Макс…» — я даже не обернулась. — «Ты явно читаешь слишком много романов для домохозяек.»

— «Нет, просто у меня богатая фантазия. И ты сама знаешь, что он…»

— «Хватит.» — я рассмеялась. — «Меня интересуют мужчины с мозгами, а не с пистолетами под костюмом.»

— «Ну ладно, ладно. Кстати, ты помнишь, что у тебя завтра свидание? Рина сказала, чтобы ты не облажалась и не отменила в последний момент, как в прошлый раз.»

— «Блин…» — я закатила глаза. — «Да, помню. Хотя мне уже заранее лень.»

— «Зато будет повод надеть то чёрное платье. Или ты опять придёшь в свитшоте?»

— «Ты невыносим.»

— «Но обаятельный.»

— «Очень спорное заявление.» — бросила я через плечо и побежала вперёд, оставляя его позади.

Он фыркнул, но не отстал. И всё же где-то глубоко внутри меня сидела эта тень — ощущение взгляда, которое не отпускало.

Надо перестать придумывать себе паранойю.

И просто бегать дальше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9

Аэлита

— «Ты серьёзно хочешь сказать, что всё это — ради обычного свидания?» — я смотрела на себя в зеркало с выражением лёгкого шока. — «Это платье… это же почти преступление!»

— «Это не просто свидание, это свидание с тем самым котоглазым сексапильным чуваком с гитарой!» — Рина закатила глаза и смахнула невидимую пылинку с моего плеча. — «Ты обязана выглядеть, как чертовски опасная женщина. И ты ею сегодня будешь.»

— «Я не могу даже нормально дышать.» — я попыталась сделать вдох, и ткань платья тут же предательски натянулась на груди. — «Это не платье, это орудие пыток.»

— «Это — приглашение к греху. А он, как мне кажется, очень даже ничего — по-съедобному симпатяга, помнишь?»

— «О да, с этим своим взглядом, будто он сейчас мурлыкнет…»

— «И пальцами!» — Рина театрально закатила глаза. — «Ты видела его руки? Такие длинные, музыкальные… Он точно знает, что с ними делать. Представь, как он играет на гитаре. А теперь представь, как он играет на тебе.»

— «Рина!» — я захихикала, хлопнув её подушкой. — «Ты неисправима!»

— «Я просто реалистка. Тем более, ты сама говорила, что он горячий. Высокий, уверенный, немного растрёпанный — как будто вышел с обложки какого-то арт-журнала. И если ты не снимешь с него рубашку — я сама это сделаю!»

— «Потрясающе. Просто дружеская поддержка, ага.»

— «Ну, а что ты хочешь? Ты сегодня королева. Этот котик даже не поймёт, как окажется на коленях.»

— «Ты невыносима.» — Я закатила глаза, но всё равно улыбалась.

На самом деле… я тоже надеялась, что всё получится. Что будет хоть капля искры, лёгкости, флирта. Что этот вечер не закончится очередным фейлом или разочарованием. И, да, возможно… возможно, будет даже секс.

— «Ну что, пошли, femme fatale?» — Рина протянула мне клатч. — «Без трусиков — зато с боевым настроем!»

Я только усмехнулась и кивнула. Ну, пусть будет так. Сегодня — мой вечер

«Блок» всегда выглядел атмосферно — с его бетонными стенами, мягким тёплым светом, винилом на фоне и барменом, который двигался за стойкой так, будто танцевал. Я вошла внутрь, стараясь держаться уверенно, хотя сердце почему-то стучало как бешеное.

Он уже ждал.

Давид.

Он сидел за столиком у окна, задумчиво вертел в пальцах бокал с вином, и выглядел именно так, как я запомнила: кошачий взгляд, чуть прищуренный, тёмные глаза, аккуратная щетина, волосы, слегка растрёпанные, будто только что с репетиции или съёмки. Рубашка расстёгнута на пару верхних пуговиц — ровно настолько, чтобы сводить с ума. И эти руки… длинные, сильные пальцы, как у музыканта. Ну да, он и есть музыкант.

Когда он поднял взгляд и увидел меня — на его губах появилась лёгкая, ленивая улыбка.

— «Вот это да…» — тихо протянул он, вставая, — «Ты выглядишь как выстрел.»

— «Надеюсь, не смертельный?» — я улыбнулась в ответ, подходя ближе.

— «Опасный — точно.» — Давид взял мою руку, поднёс к губам и слегка коснулся кожи. Манеры у него были… чертовски хорошие.

Мы сели. Он жестом подозвал официанта.

— «Я взял вино, надеюсь, угадал. Ты красное любишь?»

— «Ты прямо экстрасенс.»

— «Скорее, просто внимательно слушаю Рину.» — он подмигнул, и мы оба засмеялись.

Первые минуты прошли легко. Он оказался именно таким, каким казался — харизматичным, спокойным, с этим чуть ленивым голосом, который как будто тянет за собой. Он рассказывал о последней арт-инсталляции, как они пробовали миксовать гитарные партии с шумами города, а я ловила себя на мысли, что просто приятно на него смотреть.

Он не спешил. Не был навязчивым. Не пытался произвести впечатление, а просто был собой — и, чёрт возьми, это работало.

— «Ты знаешь, я подумал…» — он подался немного вперёд, взгляд стал чуть теплее. — «С тобой легко. Как будто давно знакомы.»

— «А может, мы просто хорошо маскируем лёгкое волнение?»

— «Ты волнуешься?»

Я чуть прикусила губу.

— «А ты?»

Он улыбнулся, смотря мне в глаза:

— «Впервые за долгое время — да.»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10

Алекс

«Блок».

Мой ресторан. Моя территория. Моё ебучее логово.

Но сейчас всё в этом помещении бесило меня. Даже воздух казался прокисшим. Особенно — когда я увидел её.

Аэль.

Маленькое чёрное платье. Каблуки. Волосы собраны небрежно, губы блестят — и всё это для кого?

Для этого ублюдка.

Я видел его раньше. Давид. Музыкант. Время от времени подрабатывает здесь, играя на своей грёбаной гитаре. Я всегда проходил мимо него, как мимо пустого места. А теперь… теперь он сидит с ней. За её столом. Улыбается, смотрит, наклоняется ближе.

Кошачий взгляд, мать его.

Я сидел в дальнем углу, в тени. Один. Ни охраны, ни шума, ни помех. Только я, бокал виски и ненависть, которая копилась в каждой клетке моего тела с каждой его сукой улыбкой.

Он наклонился ближе — что-то сказал. Она засмеялась.

Смеётся, сука, она смеётся.

Я сжал стекло в ладони — так, что пальцы побелели. Щёлчок — трещина пошла по бокалу. Отлично. Это хотя бы дало выход ярости.

Интересно, гитарист… сможет ли он играть с переломанными пальцами?

Я уже принял решение. Давид — мёртвец. Не буквально. Не сразу. Но я сделаю это красиво.

Сначала пальцы. Потом — колени. А может, просто исчезнет. И пусть все думают, что он уехал на творческий ретрит, блядь.

Он не будет больше подходить к ней. Не будет дышать тем же воздухом. Он вычёркнут.

А потом он это сделал. Потянулся рукой. Ласково, почти интимно. И вытер что-то с её губ.

Её губ. Моих губ. Единственные, кто имеет право касаться её — это я.

Гребанный мертвец.

В этот момент её телефон прозвонил. Аэль встала и, с улыбкой на губах, отошла в сторону, чтобы поговорить. Наверное, какая-то глупая шутка или её подруга. Но для меня — это было время для действий.

Я поднялся. Медленно. Спокойно. Как всегда.

Но внутри всё уже горело.

— «Позови Арта. Срочно.» — бросил я на ходу одному из официантов.

Пальцы Давида станут проблемой уже сегодня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11

Аэлита

Я встала, когда услышала свой телефон. На экране высветился номер Рины, и я с улыбкой приняла вызов, направившись к уборной. Давид остался в зале, и я надеялась, что пауза перед продолжением разговора даст мне немного времени на размышления.

— Ну что, как всё прошло? — услышала я голос Рины с другой стороны. Она всегда умела настроить меня на нужный лад, даже если сама ситуация была немного напряжённой.

— Ох, Рина, ты бы видела его. — Я прижала ладонь к лбу, пытаясь собрать мысли. — Такой… странный тип. Вроде и симпатяга, а в то же время… не знаю, как это объяснить.

— Ага, понял, рыжий чудик с гитарой, — посмеялась Рина. — Он точно не зря в «Блоке» работает. Ну что, Аэль, ты же понимаешь, что пальцы у него не только для игры на гитаре.

Я прикусила губу, почувствовав, как с лёгким смущением краснеют щеки.

— О боже, Рина! Притормози, — я закатила глаза и продолжила говорить, будто пытаясь уйти от темы. — Это всё слишком быстро… Это же первое свидание после Мэтта. Я не хочу торопиться.

Рина не замедлила свой саркастический ответ:

— Да ладно тебе, без паники. Но отсутствие трусиков как-то не очень вяжется с твоими моральными устоями, да?

Я тихо фыркнула, закатив глаза. Это Рина. Мой главный стратег в вопросах отношений, секса и всего остального. Она всегда говорила откровенно, даже если иногда её слова были слишком прямыми.

— Не твоя забота, — ответила я, смеясь, но все равно чувствовала легкое беспокойство в груди. Всё-таки, несмотря на её шутки, я не была так уверена в том, что готова отпустить свой прошлый опыт и начать с новым человеком, даже если он такой… харизматичный.

Но ведь, возможно, я заслуживаю немного веселья, не так ли?

— Ты как всегда, Аэль. Ты хоть подумала, что когда-нибудь ты просто отпустишь свои страхи и… расслабишься?

Я отпустила тяжёлый вздох, взглянув на своё отражение в зеркале. Вот оно — моё лицо, моя личная маска. Но сколько ещё я буду продолжать скрывать себя? Точно не в этот момент, с Давидом и его обжигающим взглядом.

— Ладно, посмотрим, как всё пойдёт, — ответила я, уже немного взволнованно. — Но не ждите от меня каких-то чудес на первом свидании.

— Жду, — поддразнила Рина, и я еле удержалась от смеха. — Всё равно, думаю, Давид с его пальцами знает, как развлекать девчонок.

Я улыбнулась. Точно, Давид с его ловкими пальцами точно знал, как заставить меня почувствовать что-то.

Я вернулась в зал ресторана. Пауза была слишком долгой. Давид должен был быть здесь, за столом, но его не было. Я огляделась по сторонам, пытаясь найти его среди гостей, но его не было.

Сначала я подумала, что, возможно, он просто ушёл в уборную. Ну да, бывает. Я села обратно за стол, стараясь выглядеть непринуждённо, взяла бокал вина и сделала небольшой глоток, как будто пыталась вернуть себе уверенность. Он же всё-таки должен был вернуться. Может, просто что-то важное.

Прошло уже 15 минут. Он не появлялся. Это было странно.

Не сдержавшись, я позвала официанта, который стоял недалеко. Он подошёл ко мне с улыбкой.

— Извините, — начала я, немного сбитая с толку. — Вы не видели моего спутника? Он зашёл в уборную, но я его уже долго не вижу.

Официант посмотрел на меня с легким удивлением, а потом ответил, что мне совсем не понравилось.

— Он ушёл, мисс, как только вы пошли в уборную.

Что? Ушёл? Почему? Так внезапно?

Мои щеки моментально покрылись краской, и я почувствовала, как всё тело отреагировало на этот неожиданный поворот событий. Господи, что он теперь думает обо мне? Что о мне все теперь думают?

Официант, заметив моё замешательство, снова попытался наладить контакт.

— Вам нужно что-то ещё, мисс? — его голос звучал вполне профессионально, но я понимала, что он заметил, как я нервничаю.

Я выдохнула и попыталась вернуть себя в прежнее состояние. Я же не могу позволить себе быть такой расстроенной из-за какого-то мужчины.

— Нет, всё хорошо, — произнесла я, пытаясь скрыть свои переживания. — Только счёт, пожалуйста.

Я чувствовала, как покраснела до самых кончиков пальцев, не зная, что думать. Этот вечер был как будто под вопросом.

Я шла домой, но не могла остановиться. Вместо того чтобы взять такси, я решила пройтись. Чёрт, даже несмотря на неудобные шпильки, которые резали мне ступни, мне нужно было немного проветрить голову. Вся эта ситуация, этот вечер… все казалось каким-то нелепым и неправильным.

Я иду по улице, холодный воздух ударяет в лицо, но я не ощущаю ничего, кроме стыда и злости. Это ведь должно было быть нормальное свидание, что-то легкое, без обязательств. Я думала, что всё будет хорошо — что он, наконец, окажется хотя бы чуть-чуть тем, кем я его себе представляла. Но нет.

Все было нормально, до какого-то момента. Мы смеялись, общались, я чувствовала себя расслабленной, уютной в его обществе. Да, он даже как-то намекал, что вечер можно продолжить, что всё может быть куда более интересным, чем просто свидание.

И тут — бац. Он просто исчез. Без объяснений. Не оставив ни единого следа. Что за нахрен?! Это было не просто странно. Это было какое-то извращённое поведение. Как будто ему было просто скучно или я что-то сделала не так, не угодила. Но почему, чёрт возьми, он не сказал мне этого? Вместо этого просто исчез.

И что самое обидное — это всё, наверное, их вина. Рина и Макс. Как я могла вообще позволить себе довериться им в этом вопросе? Они же знают, как я переживаю после Мэтта. И вот они свели меня с этим… гитаристом, с этим типом, который даже не удосужился просто нормально провести вечер, не заставив меня почувствовать себя какой-то идиоткой. Ужас. Я же вела себя как полная дурочка, надеясь, что это будет что-то стоящее. Но нет.

Я убью Рину и Макса. Вот что я сделаю. Причем не в переносном смысле, а буквально. Это же они свели меня с этим человеком, который оказался пустым, без единого намёка на нормальные человеческие отношения. Я чувствую, как я начинаю горячиться. Как всё это нервирует меня, и я больше не могу это выдержать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Больше ни ногой в этот ресторан. Никогда. Всё. Это позор. Позор до последней капли.

Глава 12

Алекс

Склад. Чистое, пустое пространство. Стены, затянутые старыми, облезлыми железными плитами, скрипящие под каждым шагом. В воздухе — запах металла, сырости и пыли. Всё кажется мёртвым. Но для меня это просто ещё одна сцена, где я должен показать свою власть. И сегодня будет жарко. Слишком жарко, чтобы просто отдать это в руки врагов.

Я стою, прижавшись к одному из стоек, взгляд скользит по складскому помещению, где мы устроили засаду. Ребята из моей команды — переодетые в грузчиков, с грузовыми коробками и ящиками. Их не было видно, но они были там. Всё, что нужно, — это не сделать ни единого лишнего шага, не выдать себя. Мы подготовили этот момент досконально.

Нат и Арт — рядом, оба с оружием. Все молчат. Тишина, будто в гробу. Но этот момент, эта пауза, не может длиться вечно. Время наступит.

Я чётко помню, как всё началось — пару дней назад, когда в очередной раз они пытались поставить нас на колени. Теперь, когда мы поняли, какой склад будет следующим, я знал — это шанс. Мы не будем ждать следующего удара. Мы сами отправим их в ад.

Смотрю на часы. 23:00. Всё пошло по плану.

Из темноты, как призраки, выезжают два фургона. Дюжина человек с масками. Каждый с автоматом в руках, готовый на всё, чтобы пробить нашу защиту. Ожидание, молчание, гул машин — и вот, они наконец подъезжают к складу. Я вижу, как они выходят, уверенные в своей силе, в своём превосходстве. Думают, что мы просто будем стоять и ждать. Но я знал, они не знают, с кем имеют дело.

Моё сердце бьётся ровно, без ускорений. Я мысленно проверяю всё, отлаженное до мелочей. Это не просто борьба за выживание. Это игра, и я играю на своей территории.

Сигнал. Я кидаю взгляд на Арта. Он кивает. Я встаю, оружие уже в руках. Всё вокруг как в замедленной съёмке. Мои ребята появляются, стреляя с точностью, как в фильмах. Всё быстро, всё чётко.

— Не убивать всех, — мой приказ звучит твёрдо, как удар молота по наковальне. — Четырёх оставить в живых.

Я слышу, как пули свистят вокруг, но я не отвлекаюсь. Чёткое движение, выстрел — и один из нападавших падает, второй за ним. Я знаю, что наши люди не дадут им шанса на спасение. Всё быстро, всё решительно.

Я прикрываю ребят. И хотя вокруг свистят пули, я не чувствую страха. Я — охотник. Они — добыча.

Из всех нападавших никто не смог даже сделать один шаг в нашу сторону. Как бы они не пытались прорваться, их попытки были обречены. Наши люди стреляют без ошибок, как отточенная машина. Я вижу, как ещё один из нападавших падает, и не чувствую ничего, кроме холодной уверенности. Этим ребятам не повезло.

В голове — чёткие мысли. Мысли о том, что это не просто битва. Это заявление. Никто не может захватить наши земли. Никто не может меня подставить, потому что я — тот, кто управляет этим миром. И те, кто решит противостоять, будут уничтожены.

Я вижу, как наши ребята действуют слаженно, как они контролируют ситуацию. Из всех нападавших осталась лишь горстка, с трудом пытающаяся отбиваться. Но они уже поняли, что проиграли. Молниеносные выстрелы, и ещё двое падают, больше не двигаются.

В этот момент я поднимаю руку, давая команду. Четырёх мы оставляем. Остальных — в могилу. Нам нужны ответы на вопросы .

Я смотрю на то, как мои люди сваливают последних выживших. Они понимают: они не просто солдаты. Они — мои верные щиты.

— Заберите их, — я кивнул Арту. — Отвезите в пыточную , подготовьте к допросу .

Всё. Стрельба прекращается, тишина снова накрывает склад.

Моё тело напряжено, но я чувствую, как внутри всё спокойно. Мы выиграли. И они поняли: они не в состоянии поставить нас на колени.

Прошло четыре часа. Четыре ебучих часа боли, криков, крови и молчания.

Я вышел из подвала под главным складом, захлопнув за собой дверь так, что металл лязгнул, как выстрел. Руки в крови. Ладони липкие, под ногтями всё забито алым. Рубашка тоже — вся в пятнах, как будто я прошёлся по телу скотины, разрезанной пополам.

Я выдохнул, но воздуха будто не хватало. Задышал глубже, сильнее. Ярость всё ещё бурлила, как кипящий спирт.

— Сука… — прошипел сквозь зубы, — да какого, блядь, хрена…

Пнул ведро, стоявшее у стены. Оно с грохотом отлетело, прокатилось по бетону, оставляя за собой тонкую красную дорожку — даже оно было в крови.

Четыре часа. Трое из этих ублюдков уже сдохли, и ни один из них так и не раскрыл пасть. Только воняло страхом, писали под себя и визжали, когда я ломал им пальцы, выдирал ногти, резал кожу до кости. Но — ни слова. Ни ебучего слова.

— Блядь! — я сжал кулак, так что кровь потекла из ссадины на костяшках.

Арт подошёл со стороны склада. Не сказал ни слова. Просто встал рядом. Его взгляд — спокойный, выжидающий. Он всегда молчал, когда я был на пределе. Знал, когда не надо открывать рот.

Я шумно выдохнул, провёл ладонью по лицу, размазывая кровь. Глаза горели, и всё внутри хотелось разнести к хуям.

— Трое мертвы, — проговорил я глухо, — четвёртый уже почти там. Дышит через раз.

Я повернулся к Арту.

— Вызови врача. Пусть этого кусок мяса не сдохнет раньше времени. Мне ещё нужен его язык. Я ещё не закончил с ним.

Арт коротко кивнул.

— Рано или поздно расколется, — сказал спокойно. — Все ломаются.

Я кивнул, но внутри всё кипело.

— Ага. Только, сука, на них ни одной татуировки. Ни знака, ни намёка на принадлежность. Какого хуя, блядь? Кто их послал?

Ответа не было. Только тишина. И это бесило сильнее всего. Кто-то играет со мной в тень, и делает это грамотно. Это была не уличная шваль — действовали профессионально. Организованно. Чётко. Без лишнего шума. Но я всё равно найду их. Всех.

Я развернулся, глядя на дверь подвала.

— Этот пидор расскажет. Если не сегодня — завтра. Я его порежу на куски, но он заговорит.

И если нет… найдём других.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 13

Аэлита

Три часа ночи.

А я всё ещё ворочалась в постели, глядя в потолок, будто он был способен ответить мне на главный вопрос: что со мной не так?

Мысли путались в голове, как спутанные наушники — раздражение, злость, обида и… эта мерзкая капля неуверенности, что медленно разъедала изнутри.

Почему он ушёл?

Почему даже не попрощался?

Что я сделала не так?

Может, я была скучной? Может, не хватило лёгкости, флирта? Я ведь даже смеялась над его шутками, поддерживала разговор.

Чёрт, да я даже платье выбрала под настроение, а он…

Сбежал, будто увидел перед собой катастрофу.

Я сжала подушку, закусив губу. Неужели я потеряла навык общения с мужчинами? Или просто… что-то со мной не так?

Когда глаза, наконец, начали слипаться, я провалилась в беспокойный, рваный сон — и он сразу же стал кошмаром.

Мэтт.

Проклятый Мэтт.

Тот вечер, что я старалась забыть, вернулся как призрак. До мелочей.

Стук в дверь.

Громкий, настойчивый, раздражающий — он барабанил по дереву, как сумасшедший, умоляя впустить его, “просто поговорить”.

Я в панике металась по прихожей.

Не потому что боялась его — я боялась, что соседи вызовут полицию. И всё снова станет хуже.

Я открыла дверь — и он ввалился внутрь как ураган, с лицом перекошенным от злости.

Злости.

Будто это я изменила, будто это я была виновата в том, что застала его, трахающего свою секретаршу на рабочем столе.

— Я думаю, ты понимаешь, что между нами всё кончено, — сказала я твёрдо, пытаясь держать дистанцию.

Он только ухмыльнулся. Грязно. Противно.

— Не терпится раздвинуть ноги перед другим? Я всегда знал, что ты испорченная.

Я замерла. Пульс в висках. Горло пересохло.

— Как ты смеешь? — я ударила его по щеке, с силой. — Ты изменял мне. Я больше не хочу тебя видеть. Я буду с кем захочу — и тебя это уже не касается. Проваливай, Мэтт.

И тут он изменился.

Мгновенно.

Как будто дьявол заглянул изнутри его глаз.

— Ах ты, сука… — прошипел он и резко бросился на меня.

Его ладонь сомкнулась на моём горле — резко, жестко, безжалостно.

Голова ударилась об стену. Звон в ушах.

Я задыхалась, билась, но он сжал сильнее, шепча мне в ухо:

— Ты моя собственность, слышишь? Моя, блядь. И ты будешь там, где я захочу, и делать только то, что я скажу.

Он рванул мой пояс, пальцы грубо дёрнули леггинсы вниз — и в тот же миг я почувствовала вспышку боли, паники, ужаса, бессилия…

И проснулась.

С рывком.

С мокрой от пота спиной и сбившимся дыханием.

Грудь судорожно вздымалась, горло болело, как будто он и вправду сжимал его.

Руки дрожали.

Я села, закрыв лицо ладонями.

— Это просто сон… Просто сон…

Но он всё ещё ощущался слишком реальным.

Судя по часам — 04:30 утра.

Всё тело ныло, как после болезни, но сон… этот кошмар… был куда тяжелее, чем бессонная ночь.

Я уже даже не сопротивлялась — сна больше не будет. И смысла в этом тоже не было.

Я поднялась с кровати, еле дотопала до кухни и включила чайник.

В такие ночи мне всегда помогало одно — кофе и аудиокнига.

Тёплый, знакомый голос, размеренный ритм дыхания, чужой мир в наушниках.

Сварив себе крепкий кофе, я вставила наушники и выбрала проверенную запись.

Тихий бриз и спокойный мужской голос начал говорить:

— Вдох… выдох…

— Я нахожусь в безопасности.

— Я в своей квартире.

— Мэтт — где-то далеко, в другой стране.

— Мне нечего бояться.

Вдох… выдох… вдох… выдох…

Я стояла у окна, прижимая горячую кружку к ладоням.

Ночь была спокойной, почти прозрачной — не такой темной, как обычно.

Это же Питер — тут даже тьма светлая.

Фонари ещё горели, а небо начинало слегка светлеть на горизонте.

Мне вдруг показалось, что прогулка по спящему городу была бы в самый раз.

Или даже пробежка — очистить голову, прогнать остатки страха.

Но в тот момент что-то изменилось.

Тонко, почти незаметно — воздух стал другим.

Тяжелее. Густым.

Нос уловил странный, чужой запах — острый, металлический… чужой.

Я медленно повернулась.

И не успела даже осознать — удар.

Как пощёчина от бетонной стены.

Голова дёрнулась назад, чашка выскользнула из рук, разливая горячий кофе на ноги.

Глухой звон разбитого фарфора.

В ушах звенело, во рту — металлический вкус. Кровь.

Губа порвалась.

Наушники вылетели, голос из аудиокниги исчез в пустоте.

Топот ног. Мужские голоса. Кто-то кричал.

Я не слышала слов — только гул, как будто под водой.

Голова гудела, сердце билось где-то в горле.

Я попыталась бороться.

Ударила коленом — попала.

Кто-то зашипел:

— Сука…

Следом — хлопок, резкий, чужой звук.

Мужчина дёрнулся — и что-то горячее брызнуло на моё лицо, шею, грудь.

Соленое, с привкусом металла.

Кровь.

Что-то попало в рот. Я судорожно сплюнула, дрожа всем телом.

Он упал на меня, и я с криком оттолкнула его. Тело рухнуло на пол.

Я стояла, глядя на свои руки, все в тёмной, липкой жидкости.

Они дрожали.

Это кровь. Его кровь. Боже. Боже…

В ушах всё ещё звенело.

В глазах темнело.

Я не могла дышать. Не могла стоять. Всё тело сдавало позиции.

И тут — шаги.

Я с трудом подняла взгляд.

Огромная фигура. Тень. Мужчина.

Подходит ко мне.

Нет. Пожалуйста…

Не трогайте меня… пожалуйста…

Темнота поглотила меня окончательно.

Колени подогнулись, тело повалилось, но падения я уже не почувствовала.

Пустота.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 14

Алекс

Кровь еще не остыла на руках.

Рубашка вся в пятнах. Кожа саднила, суставы гудели от усталости и ярости, но голова — холодная, как лёд.

Я сел в G-Wagon и вытащил планшет.

Пальцы машинально нашли нужное приложение — камеры.

Картинка подгрузилась.

Её спальня.

Она ворочалась в постели, будто в клетке.

Потела, хрипло дышала. Плечи дергались.

Кошмар.

Сон терзал её. Сука.

Я сжал челюсть.

Она резко проснулась, вскинулась, словно из-под воды вынырнула.

Дыхание прерывистое, ладони сжались на лице.

Проклятый страх даже сквозь экран был ощутим.

Что тебя преследует, малышка?.. Что бы это ни было — я вырву его с корнем.

Я развернул машину и направил её к её дому.

На экране она уже встала с кровати — обессиленная, как будто этот сон выжег её изнутри.

В растерянности, в отрывках движений, натянула майку…

Тонкая ткань легла на её грудь, и чёрт, я бы соврал, если бы сказал, что в этот момент не захотел оказаться рядом.

Ты не должна быть одна.

До её дома оставалось минут десять, когда зазвонил телефон.

Вадим.

— Да?

— Босс, что-то не так. — Голос напряжённый, жёсткий. — Два типа только что зашли в подъезд. И Седой сказал, что за домом фургон стоит. Глухой, без номеров.

Я едва не выронил планшет.

— Я рядом. Будьте на готове.

Положил трубку и тут же набрал Арта.

— Полная боевая готовность. К Аэль. Срочно.

На планшете — она наливает кофе и подходит к окну.

Невинная сцена. Тишина перед бурей.

Я вжал педаль газа в пол.

Питер в это время почти пустой, и я несся, как проклятый.

Если хоть один ублюдок прикоснётся к ней…

Через пять минут я был там.

Фары выхватили из темноты тело у подъезда. Вадим.

— Блядь…

Я выскочил из машины, достал пистолет, вбежал в подъезд. Лестницы — по три ступени за раз.

Пятый этаж.

Выстрел адреналина в кровь.

Сердце гудит. Разум чист.

И тут я вижу сцену, от которой всё внутри срывается в ярость.

Незнакомый ублюдок — в экипировке — дерётся с Максом.

Макс? Твою мать… в одних трусах, без майки. Наверное, услышал шум.

Мужик бьёт его по лицу, потом ногой в живот. Макс отлетает к стене, сгибается.

Тот поднимает пистолет. Целится в голову.

Я стреляю. Без раздумий. Прямо в бошку.

Пуля вошла чисто — череп дал трещину, мозги на стену.

Он завалился, как мешок.

Я подскочил, перекрывая вход, глаза рыщут по квартире.

Где она?!

Макс с трудом поднимает голову, шепчет:

— Внутри… на кухне… я пытался…

Я уже не слышал.

Мне нужна она. Живая. Целая. Сейчас. Немедленно.

Я влетаю в квартиру, пистолет наготове — и почти сразу вижу её.

У окна — Аэль, борется. Мужик в маске нависает над ней, но она — чертовски быстра.

Удар коленом в пах, он сгибается, шипит сквозь зубы:

— Сука…

Он отшатывается.

Это мой момент.

Я нажимаю на спуск.

Выстрел — и его голова разлетается.

Рывок крови — и всё заливает её.

Лицо, шея, грудь, руки — она вся в крови.

Тело падает у её ног.

Аэль стоит с открытым ртом.

Дышит часто, как загнанное животное.

Она сплёвывает, видимо, что-то попало ей в рот — кровь. Чужая.

Чёрт…

Я смотрю на неё — и в груди всё сжимается.

Передо мной не та дерзкая, упрямая девчонка, которая ещё недавно смотрела на меня вызывающе.

Сейчас передо мной — сломанный человек.

Хрупкий, потрясённый, загнанный.

Она медленно поднимает глаза на свои руки, залитые багровым.

Пальцы дрожат.

Шок — я вижу его отчётливо.

Дыхание сбивается, а потом будто вовсе исчезает.

И тут она поднимает взгляд на меня.

Но, чёрт возьми… она меня не видит.

Зрачки расширены, зелени в глазах почти нет.

Только чёрная пустота ужаса.

Кровь на её щеках, на губах.

Волосы — слиплись, прилипли к лицу и плечам.

Я вижу, как её ноги подгибаются.

Она шепчет — еле слышно:

— Не… нет… пожалуйста…

Протягивает руки, словно защищается от меня.

И в этот момент я готов уничтожить всё вокруг.

Разорвать каждого, кто посмел её тронуть.

Повернуть время вспять, только бы вернуть блеск в её глазах.

Она теряет сознание.

Я бросаюсь и ловлю её прежде, чем она ударится об пол.

Поднимаю на руки.

Грею её в ладонях, будто можно согреть то, что сейчас внутри неё трещит по швам.

Осматриваю быстро.

Нет. Это не её кровь.

Но губа рассечена, на скуле набухает гематома.

Она боролась.

Конечно боролась.

Если бы это была не она — всё могло закончиться иначе.

Но она — сильная. Чёртова дикая львица.

Я прижимаю её к себе и иду к выходу.

На пороге — Макс. Без майки, с паникой в глазах, весь в крови.

Он делает шаг ко мне, но мой взгляд останавливает его.

— Она жива.

— Я её забираю. Там будет безопасно.

Я не жду ни слова.

Прохожу мимо, чувствую, как напрягся каждый мускул.

На лестничной площадке — Арт и Нат с пушками наперевес.

— Блядь, босс…

— Нужен врач?

— Да. Ко мне, в пентхаус.

— Позовите чистильщиков. Пусть уберут этот мусор.

— Рассмотрите тела. Если есть татуировки — сфотографировать.

Иду дальше.

Один из ребят открывает заднюю дверь.

Аккуратно укладываю её на сиденье.

Она — в крови, но спит.

А я сажусь за руль и давлю на газ.

Никто. Больше. Не прикоснётся к ней.

Я захлопываю дверь пентхауса ногой, прижимая её к себе крепче. Она почти невесомая — будто сломанная кукла в моих руках.

Быстро прохожу в спальню, опускаю её на постель.

Она всё ещё без сознания. Дыхание неровное. На лбу испарина. Волосы липнут к коже, а вся кожа — в крови.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не могу на это смотреть.

Скидываю пиджак, закатываю рукава и иду в ванную. Набираю воду, срываю с держателя мягкие полотенца, приношу таз с тёплой водой, беру чистую ткань.

Сажусь рядом, опускаю ткань в воду — и начинаю аккуратно смывать кровь с её лица.

Она не шевелится. Только иногда чуть вздрагивает, будто тело всё ещё отзывается на ужас.

Кровь подсохла. Где-то нужно прилагать усилие, но я стараюсь быть максимально осторожным.

Щёки, виски, шея, ключицы. Грудь — прикрыта тканью, я аккуратно протираю по краю. Не могу позволить чужой грязи остаться на её теле.

Вижу, как прядь волос прилипла к щеке — осторожно освобождаю её, провожу пальцами по коже. Хрупкая.

Холодная.

Затем замечаю красные пятна на её ногах.

Тонкие, уже начинающие вздуваться.

Ожоги. От кофе.

Тихо выдыхаю сквозь зубы.

— Сука, — почти шепчу себе.

Протираю и ноги — аккуратно, стараясь не касаться обожжённой кожи напрямую. Холодная ткань — хоть что-то. Она слегка вздрагивает.

Порез на ступне. Неглубокий, от разбитой чашки. Маленький, но кровь уже подсохла. Промываю, обрабатываю антисептиком.

В этот момент заходит врач. Молча кивает, открывает кейс.

— Состояние стабильное. Шок. Перегрузка. Физически — ран немного, психика… — он качает головой. — Но жить будет. Вы вовремя её забрали.

— Уверен?

— Да. Я обработаю губу, зашивать не нужно — сам затянется. Остальное — ожоги первой степени, и тот порез. Сутки покоя, и, если вы позволите, я введу успокоительное.

Я киваю. Говорить не хочу. Говорить — значит признать, как сильно меня рвёт изнутри.

Врач работает чётко. Я стою рядом, ни на секунду не отхожу. Мои пальцы стискивают край комода так, что побелели костяшки.

Когда он заканчивает, прикрывает её пледом, я только шепчу:

— Я сам прослежу, чтобы она отдыхала.

— Позвольте, я загляну завтра утром?

— Да. И пришли нам медика, пусть будет дежурить внизу.

Врач кивает и уходит.

А я сажусь рядом на край кровати.

Смотрю на неё. На её руки. На её лицо, уже без крови.

Только следы боли остались.

Но она жива.

Она здесь.

Глава 15

Аэлита

Я очнулась, будто из бездны. Голова гудела так, словно внутри кто-то бил в стены. Тяжело… громко… противно. Я пошевелилась и тут же зашипела — губа вспыхнула острой болью. Я дотронулась до неё пальцами — кожа была сухая, натянутая, и будто треснула.

— Чёрт…

Что… Что со мной?

Мозг ещё плыл в тумане, но внутри уже зашевелилось что-то беспокойное. Тревожное. Тягучее. Страшное.

И вдруг — всё разом. Вспышками, без предупреждения.

Мрак. Кошмар. Тот мерзкий, липкий ужас в квартире. Чужая тень. Взрыв паники. Хлопок — выстрел?

Кровь.

Боже, так много крови.

— О боже… — вырвалось из меня хрипло.

Я резко посмотрела на ладони, развернула их — пусто. Никакой крови. Но паника уже разлилась по телу. Я провела рукой по волосам — и пальцы застряли в спутанных прядях. Засохшая кровь. Я почувствовала её. Реальность ударила сильнее, чем воспоминания.

Я села на кровати. Резко. Зря. Ожоги на ногах отозвались жгучей болью, заставив меня поморщиться. Челюсть сжалась, грудь сдавило. Сердце колотилось, как бешеное.

И только теперь я поняла — это не моя кровать. Не мои стены.

Я не у себя дома.

Медленно я огляделась.

Спальня была просторной. Мужской. Холодной и стильной одновременно. Потолок с деревянными балками и черными металлическими конструкциями. Голые кирпичные стены, словно намеренно грубые. Тёмные стены оттеняли мягкий свет бра над прикроватной тумбой. Кровать — большая, широкая, с мягким изголовьем и тёмным бельём. Плотный ковёр под ногами, сдержанный, но дорогой.

Сбоку — стеклянные двери, за которыми виднелась гардеробная. Всё аккуратно, выверено. Ни одной детали случайно.

Это место пахло им.

Слишком знакомо. Слишком опасно.

Алекс.

И сердце сжалось ещё сильнее.

Дыхание сбилось. Грудная клетка будто сжалась изнутри. Я не могла вдохнуть. Воздуха не хватало. Всё вокруг начало расплываться — потолок, стены, кровать. Всё давило. Всё чужое.

«Это не моя квартира. Это не мой дом. Это не моя жизнь. Где я? Где … Где…»

Я зажала уши руками, но голос внутри не утихал.

— Аэль.

Я вздрогнула. Взгляд метнулся на голос — и я увидела его. Он стоял у двери, как тень. Алекс.

Как скала. Холодный, каменный. Опасный.

— Эй… посмотри на меня, — его голос стал ниже, тише.

Он подошёл ближе. Сел на край кровати. Я отодвинулась — инстинктивно, почти в панике.

— Ты в безопасности. Здесь никто тебя не тронет, — сказал он тихо, как будто приручал хищного зверя. Но это я была зверем. Расцарапанным, сломанным, с выбитым внутренним равновесием.

Он протянул руку — и я увидела кровь. Мою кровь?. На его предплечье

— Это… ты… ты тоже… — я сглотнула. — Ты был там?

Он кивнул. Легко. И в этом кивке — вся сила мира.

А я просто заплакала.

Я снова сжалась, обняв себя за плечи. Паника начинала подниматься по телу, как волна. Тело дрожало, дыхание сбивалось. Хотелось вырваться отсюда, убежать, спрятаться — только вот куда?

И тут — прикосновение. Осторожное, но уверенное.

Алекс сел рядом, а потом резко — но не грубо — притянул меня к себе.

Я замерла.

— Тсс… спокойно, — его голос был глухим, низким, почти вибрировал в груди, когда он прижал меня к себе.

Его рука легла на мою спину, вторая — на затылок, чуть-чуть поглаживая волосы.

Невероятно странное ощущение — будто ураган укрылся в каменном куполе.

Такое жесткое, сильное тело — и такие мягкие, почти бережные жесты.

Я прижалась щекой к его груди — и только тогда заметила, что на мне не моя одежда.

Я дернулась. Отпрянула, глядя на себя — и почувствовала, как щеки вспыхнули.

— Это… это… — я сжала край чёрной футболки, слишком большой, запахнутой до колен. — Это твоя…

— Да, — спокойно ответил он. — Ты была без сознания. Мне пришлось переодеть тебя. Не мог оставить тебя в том виде… — он на мгновение замолчал, будто подбирал слова, — и я не хотел, чтобы ты проснулась и испугалась больше, чем уже.

— Но ты… ты… — я смотрела на него, сбитая с толку. — Ты сам…?

— Я не делал ничего лишнего. Только то, что было необходимо.

Врач был здесь. Ожоги обработали. Волосы не трогал — ты сама почувствуешь, когда сможешь помыться.

Губа… — он нахмурился. — Тебе надо будет мазь наносить.

Я молчала. Просто смотрела на него.

На это лицо, которое всегда казалось мне каменным. Отстранённым. Угрожающим.

А сейчас… оно было другим. Жестким, да. Суровым. Но в глазах — нечто странное.

Забота?

Я не понимала. Это был другой человек.

— Где я? — спросила я тихо.

— Мой пентхаус, — ответил он. — Ты будешь здесь, пока мы не выясним, кто это сделал и почему.

Там… в квартире слишком опасно.

— Но я не могу просто… — начала я, но он перебил.

— Можешь. И будешь. Здесь тебе безопасно. Это не обсуждается.

Я почувствовала, как что-то внутри сжалось — страх, смущение, благодарность, злость. Всё одновременно.

— Почему ты так… — я замялась, — …так заботишься?

Он не ответил сразу. Только смотрел. Долго. Пристально. Слишком прямо.

— Потому что ты теперь под моей защитой, — сказал он наконец. — А те, кто под моей защитой, не умирают.Если только я этого не хочу.

Мурашки пробежали по коже.

Я снова опустила взгляд на его футболку. Пахло им. Чрезмерно близко.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16

Алекс

Она лежала в моей постели.

Маленькая, растрёпанная, хрупкая.

Моя чёрная футболка болталась на ней, как мешок, открывая изломанные ключицы, тонкую шею, полоску бедра. В этом было что-то невыносимо личное. Приземисто-интимное. Страшнее любого прикосновения. Потому что она не просто была в моей постели — она была в моей жизни.

Слишком опасно.

Я стоял у окна, сжимая стакан с остатками виски, не в силах отвести взгляд. Она спала, тихо посапывая, с едва заметным дрожанием ресниц. И всё внутри меня сжималось от безумного, почти болезненного чувства.

Хочу защитить.

Хочу спрятать.

Хочу оставить рядом.

И не отпустить.

Одержимость. Вот как это называется, да? Это уже не просто контроль. Не просто желание. Это что-то дикое, звериное, не поддающееся логике. И я впервые в жизни не знаю, как с этим справиться.

Блядь.

Она в моей одежде.

На моих простынях.

И этот образ — обжигает изнутри. Хуже, чем шрамы от ножей, хуже пуль, что вытаскивали из меня в подвалах.

Я помнил, как держал её на руках. Как переодевал дрожащими пальцами, стараясь не смотреть, не касаться лишнего. Но касался. Бесил себя за это — и всё равно касался. Потому что не мог иначе. Потому что её кожа была тёплой, живой — и моей.

Я хотел, чтобы она проснулась и сразу знала — теперь она здесь. Со мной. Подо мной. В моей жизни.

Но при этом знал — Пахан не должен узнать. Ни о чём.

Ни о том, что я притащил её в пентхаус, ни о том, как смотрю на неё, ни тем более — что чувствую. Слишком рано. Слишком опасно.

Тем более — если всплывёт свадьба с Еленой… Всё пойдёт к чертям.

Если Аэль узнает, она уйдёт. Или возненавидит. А я не могу этого допустить.

Пока рано говорить об этом. Она не должна знать. Ни слова.

Я решу всё. С Орловыми, с отцом, с этой грёбаной войной, которая уже рвётся на улицы.

А если понадобится — запру её здесь.

Пусть ненавидит меня, орёт, вырывается — но она останется. Пока не перестанет дрожать от воспоминаний. Пока не признает, что её тянет ко мне так же, как меня к ней.

Я сжал челюсть. Стакан треснул в руке, по пальцам потекла кровь — но я даже не почувствовал боли.

Просто продолжал смотреть на неё.

И знал — теперь она будет рядом.

Или сдохнет кто-то, кто попытается отнять её у меня.

Она вздрогнула.

Сначала еле заметно — едва пальцы сжались на одеяле. Потом — сильнее. Лицо её исказилось, она что-то прошептала сквозь сон, запрокинула голову, как будто отбиваясь от кого-то невидимого. Грудь резко вздымалась, дыхание сбилось, и я понял — ей снится всё это снова.

Тот страх. Кровь. Выстрел.

— Аэль… — тихо. Почти шёпотом. Я подошёл, сел на край кровати, наклонился, дотронулся до её плеча. — Проснись… Всё хорошо. Ты в безопасности.

Но она продолжала метаться, что-то бормотать сквозь сон. И тогда я просто обнял её, аккуратно, но крепко, прижимая к себе. Её тело сначала дрожало, как натянутая струна, потом стало расслабляться в моих руках. Я поглаживал её по спине, шепча что-то успокаивающее — сам не помнил, что именно. Просто слова. Просто голос. Пока она дышит. Пока не боится.

И вдруг — она резко дернулась, глаза распахнулись.

Полные ужаса. Растерянности. Слёз.

— Тсс… — я провёл пальцами по её волосам. — Это только сон. Всё закончилось. Ты в безопасности, слышишь?

Она с трудом моргнула, потом снова, переводя дыхание. Голос её сорвался:

— Алекс?..

— Я здесь. — Мягче, чем я когда-либо говорил. — С тобой.

Она всё ещё тяжело дышала, глядя в моё лицо, будто убеждаясь, что это не очередной кошмар. Что всё по-настоящему.

— Я… — её голос дрогнул. — Прости. Просто… мне страшно.

— Не извиняйся, — твёрдо, спокойно. — Тебе никто не имеет права говорить, как чувствовать. Ты пережила слишком многое.

Я не знал, зачем говорю это. Это просто вырвалось. Она снова опустила голову, спрятавшись щекой у меня на груди. А я всё ещё держал её, и внутри что-то сжималось до боли.

Она ещё немного дрожала, но дыхание постепенно выравнивалось. Минуты текли медленно, почти вязко. Я почувствовал, как её тело стало тяжелее — она снова начала проваливаться в сон.

На этот раз — спокойно.

Я аккуратно уложил её обратно на подушку, поправил одеяло, задержал взгляд на её лице. Свет от бра отбрасывал мягкие тени на её скулу, на сбившиеся в кудри волосы. Такая хрупкая. Такая нежная. И всё во мне рвалось между желанием защитить и страхом потерять контроль.

Я встал.

Тихо, чтобы не потревожить её, вышел из спальни и закрыл дверь. Шёл по коридору, как в дымке. Всё внутри гудело от перенапряжения.

В гостиной я подошёл к барной стойке, налил себе виски, но даже не притронулся. Просто стоял, глядя в пустой стакан.

Я стоял у окна, глядя в темноту за панорамным стеклом. Город жил своей жизнью, но внутри у меня всё бурлило. Слишком много всего. Слишком много, чтобы оставаться спокойным.

Достал телефон, набрал номер Арта.

— Слушай внимательно, — мой голос был низким, сдержанным. — Привези подругу Аэль. Срочно. Пусть с кем-то поговорит. Мне она пока не доверяет, но ей нужно опереться хоть на кого-то.

— Принято, — ответил Арт. — Уже выезжаю.

— Пусть всё будет тихо. Без вопросов. Без лишних глаз.

Я отключил звонок, накинул куртку и вышел. Дверь пентхауса захлопнулась за мной, как будто она отсекла ту часть меня, что ещё оставалась рядом с ней — дрожащей и ранимой.

Спустился в паркинг, сел в свой серый G-Wagon, и как только я повернул ключ, внутри взорвался вихрь ярости. Просто хотел разогнаться, раздавить газ, чтобы хоть что-то звучало громче, чем мои мысли. Пальцы сжались на руле.

Я достал телефон и набрал номер.

Через пару гудков трубку сняли.

— Алекс, — раздался глухой, глубокий голос с металлическими оттенками. — Уже скучал?

— Не до шуток, Нико, — отрезал я. — Нам надо встретиться. Срочно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что-то серьезное?

— Пиздец как серьёзное. Один из наших складов чуть не снесли к хуям. Есть трупы. Есть пленные. Есть вопросы. Мне нужна твоя экспертиза.

— Подъезжай на Южный. Всё расскажу.

Пауза. Я почти слышал, как в том голосе скрипнули шестерёнки.

— Будем через двадцать. Я возьму Раша. Если надо — сразу почистим следы.

Я кивнул, хотя он этого не видел.

— Отлично. Жду.

Он приехал, как всегда, без шума. Без пафоса. Черный внедорожник вынырнул из темноты, будто тень, и сразу же растворился у входа.

Нико вошел первым — высокий, как чертов столб, широкоплечий, весь в черном. Аккуратная борода, холодные, как уголь, глаза. Сразу чувствуется — рядом кто-то, от кого веет опасностью. Спокойной, расчетливой и ледяной.

За ним шел Раш. Молча. Чёрные глаза — как у мертвецов. Его взгляд пронзил меня насквозь, но я давно привык.

— Что у тебя тут за концерт, брат? — Нико сел, закинул ногу на ногу, будто пришёл пить кофе, а не на разборки.

Я бросил на стол фотографии — с камер, с места нападения, лица убитых и выжившего. Всё вперемешку с кровью и грязью.

— Без татуировок. Без опознавательных знаков. Ни одной зацепки.

— Они знали, куда ехали. Работали быстро, уверенно. Взяли бы всё, если бы мы не устроили засаду.

Нико молча разглядывал снимки.

— Ты думаешь, это те же, кто похищал твою племянницу? — бросил он спокойно.

Я сжал челюсть.

— Не думаю. Я уверен.

Он выдохнул через нос. Уголок губ дёрнулся — почти усмешка.

— Кто-то слишком смело начал срать в твоём дворе, Алекс. Это уже не случайные вылазки. Это война. Тебе нужен контроль на всех точках.

— Я хочу, чтобы ты подключился. Перекроем каналы техники, проследим за поставками. Проверим каждую, блядь, щель. Если кто-то торгует за моей спиной — я хочу знать первым.

Нико кивнул.

— Будет сделано. Раш займётся каналами топлива. А я подключу своих по оружию.

— А ещё… я оторву яйца тому, кто слил инфу. Если это кто-то из твоих — ты знаешь, я не буду сюсюкать.

Я смотрел прямо в его черные глаза. Я ему доверял. Остальным — нет.

— Именно поэтому я и позвал тебя, Нико.

— Тогда вперёд. Пора навести порядок.

Глава 17

Аэлита

Проснулась я неожиданно спокойно. Без судорожных вздохов, без паники — только лёгкая тяжесть во всём теле, как после долгого сна. За окном уже было светло. Я потянулась к телефону, но его не оказалось рядом. Вместо этого взгляд зацепился за часы на тумбочке — девять утра.

Господи… Я давно так долго не спала. Видимо, успокоительные всё-таки сработали.

Тело протестующе заныло, когда я поднялась с кровати. Всё было непривычно — воздух, постель, тишина. И только запах на подушке напоминал — я всё ещё здесь. У него.

Я направилась в сторону двери, помня, что где-то тут был душ. Пальцы на ощупь нашли нужную ручку, и я замерла, переступив порог ванной.

Первое, что бросилось в глаза — простор. Комната была будто вырезана из дизайнерского журнала: гладкие бетонные стены, контрастные чёрные детали, встроенные матовые светильники, дающие мягкий рассеянный свет. Огромное зеркало на всю стену отражало ванну, утопленную в пол, и душевую зону с прозрачной перегородкой. Полы тёплые, приятно шершавые под босыми ногами. Аромат дерева и мужского парфюма висел в воздухе — приглушённый, но узнаваемый.

Всё это было… красиво. Слишком красиво.

Я включила воду, настраивая температуру, и шагнула под струи. Тёплая cascada стекала по телу, будто смывая остатки кошмара. Я закрыла глаза и подставила лицо — больно, но приятно. Как будто всё внутри размораживалось.

Кажется, я впервые за долгое время действительно выдохнула.

После душа, укутавшись в большое махровое полотенце, я подошла к зеркалу и замерла.

Взгляд встретился с отражением — и мне на секунду стало странно.

Глаза… они были красноватыми, но из-за этого зелёный цвет стал ещё ярче. Пронзительно, почти нереально.

Синяк на скуле потемнел, стал насыщенно-фиолетовым. Порванная губа опухла, и мои и без того пухлые губы теперь казались непропорционально большими — будто занимали поллица.

Длинные волосы мокрыми прядями прилипли к коже — до талии, спутанные, с редкими узелками. На плечах и ногах — ссадины, следы ожогов, царапины. Всё вместе это выглядело… странно. Хрупко. Уязвимо.

Но я стояла. Я дышала.

Жива.

Обернувшись в полотенце, я порылась в аккуратно сложенной стопке и нашла чистую футболку. Видимо, его.

Я надела её — она оказалась огромной, почти до середины бедра, мягкая, пахнущая им. Чуть дернула ворот — ткань слегка провисла на ключицах. Без белья ощущалось особенно непривычно, но трусики я вчера постирала и теперь они сушились на радиаторе — глупо, но что поделать.

Села на край кровати. Подтянула ноги, прижала колени к груди.

Алекс.

Как же странно всё это.

Он заботился. Настолько мягко, насколько это вообще возможно для него.

Он меня спас. Успокаивал. Накрыл пледом. Говорил со мной так… нежно.

Но почему? Откуда это всё? Он же совсем другой. Резкий. Холодный.

Этот контраст сбивал с толку.

И… сколько я здесь пробуду? Это временно? Или…

Нет, не думай об этом.

Я закусила губу — сразу поморщилась от боли.

И в этот момент тишину разрезал знакомый, звонкий, до невозможного живой голос.

— О-о-о, ну ни фига себе курорт! — донеслось из-за двери. — Алё, богиня, ты где?

Я даже не успела испугаться. Просто… расплылась в полуусталой, облегчённой улыбке.

Торнадо по имени Рина ворвалось в мой мир.

Рина застыла. Её взгляд скользнул по мне, остановился на синяке на скуле, на коленях, на моих руках, зажимающих край футболки.

— Ч-что с тобой?! Что, блядь, случилось?! — голос сорвался на визг, в глазах паника.

Я прикусила губу — зря. Вспышка боли прокатилась по лицу, и я поморщилась.

— Это было… у меня дома, Рин… — выдохнула я. — Просто… кто-то вломился.

— В смысле “вломился”?! — она уже металась по комнате, как тигрица, готовая к бою. — Ты прикалываешься?! Кто-то просто пришёл к тебе домой и… твою мать, Аэль, ты вообще как?!

Я кивнула, пытаясь сдержать слёзы. Всё внутри снова сжалось — но рядом была Рина, и это казалось почти спасением.

— Я… я не помню всего. Только обрывками. Там была кровь… и стрельба… Алекс…

— Алекс?! — Рина прищурилась. — тот самый Алекс? Подожди. Он тут при чём?

— Он меня спас, — прошептала я. — Забрал оттуда. Я… я бы, наверное, не выбралась…

Рина уставилась на меня, потом на футболку — чёрную, явно мужскую, спадающую с плеч.

— Спас… и сразу к себе, да? — пробормотала она, вглядываясь в меня внимательнее. — Это его дом?

— Да. Пока что… Он сказал — тут безопаснее.

— Господи, ты вляпалась в самую настоящую катастрофу с.. — она оборвала себя.

Рина вдруг резко подошла ближе, не дожидаясь ни слов, ни объяснений. Просто накрыла меня объятиями, как крыльями, прижала к себе, крепко, с отчаянной нежностью.

— Чёрт, малышка… — её голос дрогнул. — Прости… Прости, что не была рядом. Прости, что я спала спокойно, пока ты… ты вот так…

Я не выдержала. Уткнулась ей в плечо, и всё, что копилось внутри — тревога, остаточный ужас, бессилие — вырвалось наружу. Тихо, не навзрыд, но тяжело. Я не плакала так с детства. А сейчас позволила себе.

— Всё хорошо, я здесь, слышишь? — шептала Рина, гладя меня по спине. — Тебя никто больше не тронет. Я тебя никому не отдам. Пусть только попробуют. Я всех порву к чертям.

Я всхлипнула и даже слабо усмехнулась сквозь слёзы — это было так в её духе.

— Рин… — прошептала я. — Мне было страшно. Настолько страшно, что я просто… оцепенела. Не могла двигаться. Даже кричать не могла. Я просто смотрела на свои руки …. Они были все в крови … она была везде .

— Конечно, тебе было страшно, — прошептала она, глядя в мои глаза. — Но ты жива. Ты сильная, слышишь? Проклятую бурю пережила. А теперь — ты в безопасности. Сначала мы тебя вытащим из этой тревоги. А потом уже разберёмся, кто смеет так посягать на мою девочку.

Она снова прижала меня к себе, и я ещё несколько секунд просто стояла в этих объятиях, как в единственном оставшемся безопасном месте на свете.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я должна рассказать тебе всё, — выдохнула я потом. — Но по порядку. Просто… сначала мне нужно выдохнуть. Ты как всегда — как ураган в нужный момент.

— А я другого и не умею, — усмехнулась она, отстраняясь и протирая мою щеку тыльной стороной ладони. — Иди, сядь, а я найду что-то тёплое выпить. И, клянусь, если этот Алекс не только спас тебя, но и заботится — я пока дам ему кредит доверия. Но если хоть шаг в сторону — ему крышка.

— Он… он правда был не тем, кем я его считала, — пробормотала я. — Это… странно. И пугающе.

— Всё странно и пугающе, когда рядом мужчина с глазами хищника. Но ты расскажешь всё, ладно? От начала и до конца.

Я кивнула, тяжело выдыхая.

— Хорошо. Расскажу всё.

После того как Рина ушла, Я сидела в гостиной, всё ещё пытаясь осмыслить хаос последних часов. Комнаты было тихо, только мерное тиканье часов нарушало гнетущую тишину. Воспоминания о нападении всё ещё жгли меня изнутри, а каждая рана казалась болезненной метафорой моей уязвимости.

Вдруг дверь тихо открылась, и в проеме появился Алекс. Его шаги были медленными, а лицо — измождённым, словно на нём отразилась вся тяжесть этого дня. Он замер на пороге, глаза его сразу нашли меня.

— Как ты? — спросил он тихо, голосом, в котором слышалась неуверенность, но и забота, будто он боялся услышать ответ.

Я лишь кивнула, не в силах подобрать слов. Он не стал задерживаться на словах — его молчание говорило само за себя. Несколько мгновений спустя он направился к закрытому шкафу, чтобы взять аптечку. Я наблюдала, как он аккуратно открывает её, будто боясь нарушить ту хрупкую тишину, которая окутывала нас.

Я сидела, смотря, как Алекс аккуратно берёт в руки мою ногу, обрабатывая ожог с вниманием, которого я не ожидала. Его движения были настолько осторожными, что мне даже стало неуютно от того, как он не спешил. Он будто боялся повредить что-то большее, чем просто кожу.

— Я могу это сделать сама, — сказала я тихо, пытаясь вырваться из этого неожиданного чувства уязвимости. — Не стоит, Алекс.

Он не ответил. Лишь сдержанно взглянул на меня, продолжая свою работу, словно не слышал. Я молчала, наблюдая за ним. Его руки были уверены и спокойны, и мне почему-то стало ясно, что для него это не просто забота. Это был какой-то ритуал, в котором он сам себе давал обещание защитить меня, даже если я этого не просила.

— Ты всегда так любишь контролировать все? — не выдержала я, иронично усмехнувшись, пытаясь хоть немного развеять напряжение. — Или это просто твоё привычное поведение?

Он продолжал работать, но теперь его пальцы стали немного жестче. Но в глазах снова было это холодное, уверенное молчание. Я почувствовала, что он не собирается отвечать на мои вопросы. Тогда я решила пойти дальше.

— Ты всё-таки мафиозник, да? — спросила я, стараясь при этом не смотреть ему в глаза. — Или я ошибаюсь? Кто ты на самом деле?

Алекс замедлил движения, но не оторвался от моих ног. Он вздохнул, и только потом, чуть покачав головой, сказал:

— Мы мафия, Аэль. Всё, что происходит, — это война. Мы не играем по правилам, потому что у нас нет выбора. Если бы ты знала, что стоит за каждым твоим шагом, ты бы поняла.

Я пыталась осмыслить его слова, но пока не успела найти в них смысла, как его рука снова скользнула вверх — и он остановился, едва касаясь моих губ.

Его палец остановился, словно изучая каждую её линию, и он начал тихонько гладить её.

Мой взгляд встретился с его. В его глазах я увидела не просто заботу и сожаление — там горели искры ярости и необузданного голода, противоречивые чувства, которые сбивали меня с толку. Я не могла отвести взгляд: в его прикосновении было что-то, что говорило о боли, о том, что за его холодной маской скрывается целый мир невыразимой страсти и глубоких переживаний.

В этот миг время будто остановилось. Я чувствовала, как внутренние стены, которые я строила вокруг себя, начинают понемногу рушиться под давлением его заботы и того, что скрывалось в его взгляде. Мне было страшно, но одновременно я ощущала странное притяжение, как будто в этом тихом, почти интимном моменте я начала видеть в нём не только мафиозного наследника, но и человека, способного на нежность и искреннюю защиту.

Слова были лишними. Наши взгляды, прикосновения и тишина говорили всё за нас.

В попытке исправить этот неловкий момент я начинаю задавать вопросы .

— Ты сказал что ты мафия , чем ты замаешься для них ? Ты что то вроде солдата ? Или я не знаю …эмм , даже не знаю с чем сравнить .

Он поднял взгляд, и его глаза стали немного более серьезными. Он сказал, словно обдумывая каждое слово.

— Скоро я стану Паханом. Это означает, что я буду управлять всем. Семьёй, бизнесом, всем, что мы делаем. Мафия — это не просто какой-то клуб или организация. Это сеть, которую мы строим десятилетиями, и наша сила — в её тени, в полном контроле.

Я молчала, вслушиваясь в его слова, пытаясь понять, что именно он имеет в виду.

— Так что значит быть Паханом? — спросила я, пытаясь понять, каково это — быть тем, кто стоит во главе всего.

Алекс вздохнул, его руки немного замедлились, но он продолжал.

— Это не просто власть. Это груз, который давит на тебя с каждым днём. Люди, решения, ответственность за жизнь и смерть — это всё не просто цифры в отчетах. Это влияние, которое пронизывает всё. И в нашем мире всё сейчас меняется, начинаются новые конфликты. Моя роль как Пахана — держать всё под контролем, управлять каждым шагом. Каждый ход в этом мире — это не просто бизнес, это стратегия, и я не могу себе позволить ошибку.

Его слова, хотя и не были громкими, имели вес. Я почувствовала, как мир, в котором он живёт, начинает давить на меня. И хотя я не понимала всей глубины этого, я могла ощутить, как его взгляды, его решения — всё это имеет огромный вес и последствия.

— Всё это звучит… как что-то очень важное, — сказала я, пытаясь осмыслить, что он мне только что рассказал. — Очень авторитетно, хоть я и не знаю, что такое быть Паханом.

Алекс не ответил сразу. Он продолжал работать, но его лицо стало жестче, его взгляд — сосредоточенным.

— Пахан — это не «авторитет» в том смысле, как ты можешь себе это представить, — сказал он спустя паузу. — Это ответственность. Это холодные расчёты, жестокие решения. И да, всё, что происходит сейчас, — в том числе и то, что происходит с тобой, — часть этого мира. Это война, и каждый, кто в ней участвует, должен понимать, что он теряет в этом процессе.

Он замолк, и я заметила, как его рука на мгновение дрогнула, когда он продолжал работать с моими губами. Его прикосновение было мягким, но в его взгляде появилось что-то темное. Это было не просто сожаление. Я увидела в его глазах нечто, что заставило меня замереть.

Я отвела взгляд, будто хотела спрятаться от собственных мыслей. Но его пальцы всё ещё касались моей кожи — осторожно, почти трепетно. И это сбивало с толку больше, чем любые слова. Как можно быть таким — одновременно жестоким и мягким? Хищным и бережным?

Я чувствовала, как моё тело реагирует на него — слишком остро, слишком странно. Это не должно было происходить. Я должна была держать дистанцию. Но вместо этого мне вдруг захотелось узнать, каким он бывает, когда не носит маску. Когда не командует, не приказывает, а просто… рядом. Просто мужчина.

Словно почувствовав это, Алекс задержал взгляд на моих глазах дольше, чем раньше. Что-то промелькнуло между нами — не угроза, не игра. Что-то более опасное. Невысказанное. Глубокое. И от этого по спине пробежал холодок.

Я всё ещё ловила себя на этом странном чувстве — смесь тревоги, влечения и… непонятной уязвимости. И вдруг — сухой, чуть глухой звук в дверном проёме.

— Кхм, — раздалось сдержанное откашливание.

Я вздрогнула и резко повернулась. В проёме стоял высокий мужчина — мрачный, будто высеченный из гранита. Его взгляд скользнул по мне и тут же вернулся к Алексу. Холодный, оценивающий, тяжёлый.

— Извини, — сказал он спокойно, но с таким тоном, что в его словах не было ни капли извинения. — Нам нужно поговорить. Наедине.

Алекс кивнул, его черты снова стали привычно жёсткими. Как будто в один миг исчез тот, кто только что прикасался ко мне с такой осторожностью. Он аккуратно убрал инструменты, бросил короткий взгляд в мою сторону и сказал:

— Отдохни.

Он встал и вышел вместе с ним даже не дождавшись моего ответа. Их шаги быстро затихли в коридоре, оставив после себя гнетущую тишину.

Я осталась одна. Комната вдруг показалась слишком большой, слишком тихой… и слишком пустой.

Поднявшись, я направилась в свою комнату — та самая, где лежали аккуратно сложенные вещи, где ещё витал запах чужого — его — парфюма. Я устала. Не столько физически, сколько внутри. Голова гудела от эмоций, от того, что я чувствовала, но не могла назвать.

Я просто легла на кровать, уткнулась лицом в подушку и позволила себе впервые за долгое время — не думать. Просто уснуть. Хотя бы на немного.

Глава 18

Алекс

Нико молча закрыл за собой дверь, бросив короткий взгляд в сторону коридора. Его глаза на мгновение задержались на той части квартиры, где осталась Аэль, и я сразу понял, к чему он клонит.

Он откашлялся, будто ненароком.

— От тебя пахнет слабостью, Волконский.

Я повернулся к нему. Спокойно. Но внутри уже закипало.

— Не пизди, Нико.

— Я не пизжу, — он пожал плечами. — Я просто говорю, как есть. Твоя девочка — заноза в твоей системе. А ты начинаешь вокруг неё виться. Я видел, как ты на неё смотришь. Не так мужик из нашего круга смотрит на женщину, которую просто трахают для разрядки. Ты на неё дышишь, Алекс.

Я прищурился, напряжение между нами сгустилось, как перед грозой.

— У тебя с языком всё нормально?

— Более чем, — холодно бросил он. — Ты сам ко мне пришёл за помощью, помнишь? И если я в этом варюсь, то должен понимать, во что мы вляпались. Шпионы исчезают. Мы впритык подходим к конфликту с кем-то, кто работает тонко, бесшумно. А ты… Ты в этот момент пялишься на женщину так, будто впервые влюбился.

Я сделал шаг ближе, понизив голос.

— Осторожнее, Нико. Ты забываешь, с кем говоришь.

Он усмехнулся.

— Нет. Я как раз очень хорошо помню. Ты — будущий Пахан. Но пока только «будущий». И если ты сейчас свалишься в чувства — ты хоронить будешь не только себя. Всё, что ты строишь — пойдёт по пизде.

Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга. Столкновение двух хищников. Ни один не уступал.

Я сжал челюсть и развернулся, чтобы разрядить внутреннее напряжение. Потом выдохнул.

— У меня есть план, — проговорил я жестко. — И по поводу отца. И по поводу этой свадьбы. Всё под контролем.

— Надеюсь, ты уверен в этом. Потому что если ты просрешь момент — никто тебя не будет жалеть. Ни я, ни твои люди, ни отец.

— Никто и не должен. Но запомни — про этот план знаем только ты и я. Ни Лазарь, ни Сэм, ни даже Ева. Это между нами.

Нико кивнул, его лицо стало снова непроницаемым.

— Тогда не тяни с ходами, Алекс. Потому что кто-то уже двигается на доске быстрее нас.

Я посмотрел на Нико, не скрывая напряжения. Всё, что он говорил, имело вес, и в какой-то момент я понял, что нельзя позволять этим разговорам тянуться. Я всё больше ощущал, как его слова начинают давить на меня.

— Ты говорил, что шпионов у нас больше нет. Почему? — я не пытался скрыть раздражение. — У меня не хватает времени на твои разговоры о “потерянных людях”. Кто это делает? Где твои ответы?

Нико зловеще усмехнулся, его взгляд был безжалостным, как всегда.

— Это не твоя забота, пока ты не будешь Паханом. Когда ты возьмёшь власть, всё будет на тебе. Пока что ты, как все остальные, платишь за свои ошибки. Мы потеряли людей, потому что кто-то всегда подставляет нас. Тёмные дела, которые делают те, кто на виду, и не только они. Ты видел, что творится с нашей территорией. Всё изменилось, и нам нужно решить, кто будет отвечать за это. Это всё вопросы контроля.

Я стоял, не двигаясь, понимая, что ситуация гораздо сложнее, чем я думал. Нико прав. Все мои действия — это баланс на грани. Но в этот момент мне было не до размышлений.

— Кто это? — я говорил резко, мой голос был холоден, как лёд. — Я не терплю подстав. Кто забирает людей?

Нико медленно выдохнул, чуть сдвинув плечи.

— Если бы я знал, я бы давно уже послал этого урода в ад. Но пока ты не Пахан, всё это остаётся под контролем тех, кто на самом верху. Мы теряем людей, но мы не можем трогать тех, кто стоит за этим. Знаешь, что это значит? Это значит, что пока ты не возьмёшь власть, мы будем терять ещё больше. А твой отец — не тот, кто нужен. Он не сделает этого. Он стар.

Его слова были как холодный нож. Я почувствовал, как этот разговор ставит меня на грань. Нико прав. Я должен был стать Паханом, если не хочу оказаться в уязвимой позиции.

— Ты хочешь, чтобы я стал Паханом, потому что тебе это выгодно, — я не скрывал своей прямоты. — Ты ведь не скрываешь, что хочешь работать со мной. Потому что с этим не справится никто другой.

Нико снова взглянул на меня, не двигаясь. Он не подтвердил, но и не опроверг. Его молчание было всего лишь подтверждением того, что я прав.

— Ты не дурак, — сказал он, повернувшись к окну. — Я хочу, чтобы ты был на месте, потому что в этом есть смысл. Ты тот, кто может удержать власть. Если ты не возьмёшь её, ты рискуешь потерять всё, что у нас есть. И не только ты. Мы все рискуем. Это бизнес. Твоя жизнь? Мой интерес — чтобы ты её не потерял. Но если будешь продолжать так же тянуть, не получишь ничего, кроме твоей чертовой паранойи и террора вокруг. Я не собираюсь помогать тому, кто не может выбраться из своих страхов.

Я стиснул челюсти. Всё, что он сказал, — это не было ничем новым. Нико, как всегда, был точен. Если я не стану Паханом, я окажусь на обочине. Это уже не вопрос выбора, а вопрос выживания.

— Всё это не имеет значения, пока ты не возьмёшь ответственность. Ты мне говоришь, что кто-то подставляет нас, но чёрт возьми, ты и я знаем, что это не просто слухи. Мафия не работает так. Это всё часть стратегии. А ты, как и я, должен держать контроль, — сказал я, глядя в его глаза. — Пахан — это не просто титул. Это вес, который ты несёшь, пока все остальные страдают от твоего решения.

Нико кивнул, как будто усмотрел что-то в моих словах, что давало ему надежду.

— Понимаю, что ты на своём месте. Но запомни, Алекс. Ты хочешь быть Паханом, это не значит просто отсидеться на троне. Это значит, что за твоими решениями будут стоять жизни. Все твои шаги — это шахматная доска. Ставки высоки. И, кстати, все твои планы, включая девушку… Всё это играет роль, но сейчас не время для слабости.

Его взгляд был холоден, но я знал, что он прав. Я не мог позволить себе ошибку, а с каждым днём становилось всё сложнее удерживать фокус.

— Я понимаю, — сказал я, сдерживая всплеск раздражения. — Паханом я буду. И все, кто хочет на моём пути, ответят за это. Но это моё дело, Нико. И всё, что будет касаться моих решений, останется между нами. Не забывай это.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нико усмехнулся, как будто ему это было мало, но ответил только кивком.

— Ты сделал правильный выбор, — сказал он, скрывая насмешку. — Просто не забудь, что в этом деле нет прощения. У нас либо всё, либо ничего.

Утром Я сидел за столом, листая отчёты о складах с оружием, время от времени бросая взгляд на Ната и Арта, которые продолжали обсуждать детали охраны и установку камер. Голос Ната звучал привычно, его шутки не могли отвлечь меня от дел, но я всё равно слушал, отвечая без особого энтузиазма.

Как только я услышал шаги, я почти инстинктивно поднял взгляд. Аэль появилась в дверях, её свободная рубашка едва ли скрывала плечо, а чёрные леггинсы подчёркивали её фигуру. Она выглядела спокойно, но я заметил, как она немного неуверенно посмотрела на нас.

Она подошла к столу и, не скрывая лёгкого смущения, спросила:

— Могу я присоединиться?

Нат, заметив её, кивнул и немного расступился, позволяя ей сесть. Арт слегка улыбнулся

Казалось, она совсем не стеснялась присутствия Арта и Ната, хотя это, безусловно, не облегчало мне задачу сосредоточиться.

— Ну что, Аэль? Как ты себя чувствуешь? — спросил Арт, едва не прерывая её мысли, когда она села.

Я кивнул в её сторону, молча приглашая её в разговор. Нат с Артом, как всегда, вели свою беседу с лёгкой иронией, но с пониманием, что она — не просто наша гостья. Это было важно. В её присутствии я ощущал необходимость соблюдать сдержанность.

— Как поживает Рай? — вдруг спросила Аэль, поднимая взгляд к мне. Её тёплый, внимательный взгляд заставил меня на мгновение забыть обо всём остальном.

— У неё всё в порядке, — ответил я, стараясь сохранять нейтральный тон. — они все находимся в особняке пахана, пока ситуация не стабилизируется.

Она кивнула, но в её глазах было нечто большее, чем просто интерес. Она искала что-то, что мы могли бы ей рассказать. В её словах было что-то лёгкое, но всё же тревожное.

— Наверное, ей скучно. Уже две недели прошло с того события. Наверно, ребёнок уже сносит дом от скуки, — добавила она, чуть улыбаясь, но не скрывая беспокойства.

Я услышал фырканье Арта. Он всегда находил время для шуток, даже в самых неподобающих ситуациях.

— Не беспокойся, там весь персонал занят развлечением маленькой принцессы, — сказал он, а его голос звучал, как всегда, немного дерзко.

Аэль кивнула, слегка улыбнувшись. Но её улыбка исчезла, когда её вопрос вернулся в привычное русло.

— Вы всё ещё ничего не узнали о том, кто это сделал? — спросила она, глядя мне в глаза. Атмосфера сразу поменялась, и я почувствовал, как напряжение наполнило пространство.

Нат, переведя взгляд на меня, ответил с ноткой разочарования в голосе.

— Нет, пока ещё нет. Мы не нашли никаких следов.

Я ощущал, как её дыхание становится тяжёлым, и не мог не заметить, как её грудь слегка поднималась при каждом вдохе. Взгляд сам собой скользнул на её плечо, а затем я с трудом отвёл его, понимая, что не могу позволить себе отвлечься. Моё тело реагировало слишком сильно, и я заставил себя снова сосредоточиться.

Аэль сглотнула и, слегка выждав, сделала паузу, прежде чем задала следующий вопрос, явно набираясь смелости.

— Я тут подумала…

Её слова повисли в воздухе, и Арт тут же подхватил.

— Обычно, когда женщина говорит эту фразу, начинается апокалипсис, — перебил он, чуть не смеясь.

Аэль засмеялась, и я почувствовал, как её смех пробуждает в моей груди неприятное волнение. Это было не просто смех — его звучание заставляло меня нервничать. Почему-то я вдруг осознал, что хочу снова услышать её смех. Он возбуждал меня, заставляя напрягаться. И даже мой член непроизвольно отреагировал на её присутствие, несмотря на всю сдержанность.

Я едва сдержался, но почувствовал, что если не скажу, то всё это выльется наружу.

— Продолжай, — сказал я, голосом, который едва скрывал напряжение.

Я следил за каждым движением Аэль, как она тяжело сглотнула, и мои глаза невольно фиксировались на её горле, когда она попыталась сдержать дыхание. Это было мучительно, и я понимал, что, если буду продолжать так смотреть, мне будет трудно удержаться от того, чтобы не выдать своё состояние. Я напряжённо сглотнул, стараясь скрыть свою реакцию.

Она сделала глубокий вдох, как будто готовясь к важному шагу, и, наконец, начала говорить.

— Я думаю, что можно провести мозговой штурм? — её голос был ровным, но с нотками неуверенности, которые я старался не замечать. — Я знаю, что вы, наверное, уже делали что-то такое, но мне кажется, взгляд со стороны может помочь. Я подготовила несколько вопросов. Но я понимаю, что вы можете не захотеть отвечать мне на них, чтобы… эмм, не посвящать меня в ваши дела. Я бы и сама не хотела быть участницей всего этого. Так что просто послушайте, и вдруг это может оказаться полезным.

В её голосе была решимость, и мне это понравилось. Я не знал, что мне больше нравится — её стремление быть полезной или то, что она на самом деле могла помочь. И в чём-то это открыло во мне что-то неохотно притягательное. Не могу сказать, что я был рад её вмешательству, но что-то в её уверенности заставило меня хотя бы выслушать.

Нат ухмыльнулся, чуть не смеясь, и сказал:

— Это отличная идея, правда, может, мы действительно что-то упустили. Почему бы и нет?

Я кивнул, не став возражать. Это было не время для споров. Я отложил планшет в сторону и сосредоточился на том, что Аэль собиралась предложить. Я наблюдал, как она достала свой телефон и начала открывать закладки, готовясь к следующему шагу. Всё это выглядело настолько уверенно и взвешенно с её стороны, что я не мог не обратить на это внимание.

Её манера говорить, её движения — всё это, казалось, непроизвольно манило меня, и я чувствовал, как моё внутреннее напряжение нарастает. Каждый её жест, каждое слово было для меня как вызов, и я понимал, что буду вынужден держать себя в руках.

Она сделала паузу, подняла на меня глаза. Чистый, прямой взгляд. Как будто хотела убедиться, что я действительно слушаю.

— Так, — начала она, поигрывая пальцами по экрану. — Я просто озвучу мысли, хорошо? Можете не отвечать на всё — если решите, что какие-то вопросы слишком… ну, щекотливые. Я понимаю, что вы не обязаны посвящать меня во всё. Но… вдруг со стороны оно звучит иначе.

Я кивнул. Нат лениво подался вперёд, Арт уже с интересом смотрел на неё.

— Значит, так, — продолжила она. — Насколько я понимаю, ты, Алекс, скоро станешь Паханом?

Я встретился с ней взглядом и снова кивнул.

— Хорошо. Тогда следующий вопрос: как часто в таких… семьях случаются похищения? Это вообще частое явление?

— Угроза есть всегда, — ответил я спокойно. — Но на нашу семью годами никто не осмеливался нападать. До этого случая.

Она кивнула и прикусила губу. Мелочь, а меня это отвлекает. Слишком.

— Возможно ли, что всё это связано со сменой власти? Ну… с твоим переходом на пост?

— Есть вероятность, — бросил я коротко. Чувствовал, как её вопросы всё больше цепляют суть. Она думает остро. Слишком остро.

— А что насчёт семьи Рай? Почему именно она?

— Она слабое звено, — вступил Арт, пожав плечами. — Женщины и дети всегда под прицелом. Поэтому мы держим их под охраной.

— Так вот, я к этому и веду, — спокойно сказала Аэль. — С Рай всегда одни и те же охранники?

— Обычно да, — ответил Нат, прищурившись. — Два охранника и один водитель. К чему ты ведёшь, красавица?

Она чуть усмехнулась, не отводя взгляда.

— А в тот день были какие-то изменения? Ну, что-то пошло не по плану? Кто с ней был, куда ехали?

В гостиной повисла напряжённая тишина. Мы все переглянулись. Чёрт… Я впервые действительно задумался об этом. Память быстро выдала нужное: в тот день Рай действительно поехала по расписанию — детский комплекс, как всегда. Но… с ней был только один охранник и водитель. Второй поехал сопровождать Еву в салон.

Арт хмурился. Нат сжал губы.

— Эти изменения… они были запланированы или спонтанны? — продолжала Аэль, уже почти шёпотом. — Если спонтанны — кто о них знал? Кто мог передать информацию? Вся система безопасности в курсе таких изменений? Или только ограниченное число людей?

С каждым её вопросом кровь стучала всё сильнее. Она вытягивала нитки, о которых мы сами не подумали.

Я краем глаза посмотрел на Ната и Арта — у них на лицах уже не просто сосредоточенность. Ярость. Холодная, обжигающая. Та, что рождается от осознания: где-то рядом с тобой сидит крыса.

Аэль… не зная, открыла ящик Пандоры.

И, чёрт возьми, она была права. Об этих изменениях знал узкий круг. Узкий настолько, что список можно пересчитать по пальцам. Кто-то внутри дал утечку. Кто-то из охраны. Из наших.

Мои челюсти сжались до хруста. Виски запульсировали от ярости.

Аэль замерла. Посмотрела на нас поочерёдно, почувствовав, как изменилось напряжение в комнате.

— Простите… — пробормотала она. — Я не хотела… оскорбить кого-то из ваших людей. Просто подумала, может это будет полезно. Если я зря — я…

— Нет, — оборвал я её. Голос вышел жёстким, но без злости. — Ты не зря.

Арт медленно выдохнул, Нат всё ещё молчал, щёлкая пальцами по столешнице.

А я смотрел на неё. На эту дерзкую, смелую, тонко мыслящую женщину, которая даже не догадывается, как сильно она влияет на весь этот расклад.

И, к чёрту, как сильно влияет на меня.

Нат первым попытался снять накал, повертев в руке чашку и чуть откинувшись на спинку стула.

— Ладно, мозговой штурм — это, конечно, весело… но мне начинает казаться, что ты скоро нас всех переиграешь, — лениво протянул он и прищурился на Аэль. — Не хочешь сразу подать заявку на позицию шефа безопасности?

Арт фыркнул, подтягивая тост к себе.

— Да ну, пусть сначала экзамен сдаст. Например — выдержит ли она наше утреннее нытьё, когда мы бухие и голодные.

— И без патронов, — подкинул Нат. — Это трагедия похлеще предательства.

Аэль усмехнулась и закатила глаза, всё так же уверенно держась за столом, как будто знала их уже годами.

— А вы давно друг друга терпите? — спросила она, играя пальцами по краю своей чашки. Голос — спокойный, чуть насмешливый. — Такое ощущение, что с ясельного возраста.

— Почти, — кивнул Арт. — Я, Нат и этот мрачный тип, — он кивнул в мою сторону, — вместе росли. Почти семья.

— Почти? — приподняла бровь Аэль.

— Ну, я красивее, Нат умнее, Алекс богаче. Баланс соблюдён, — с усмешкой сказал Арт, вызывая смешок у Ната.

Я молча смотрел на неё. Она легко влилась в разговор, ловко лавируя между подколками, держась уверенно и… чертовски естественно. Как будто всегда была здесь. Как будто принадлежала этому месту.

И мне это чертовски нравилось.

Потом зазвонил её телефон.

Она взглянула на экран — и я сразу это заметил. Плечи чуть повело вперёд, пальцы напряглись, на лице появилась искренняя… нет, не просто улыбка. Это было сияние. Чистое, живое, неподдельное.

— О, Боже… Макс! — в голосе прозвучало столько тепла, что мне захотелось разнести стол.

— Я так скучала. Где ты был? Я не могла тебе дозвониться уже три дня!

Холод впился в грудную клетку моментально. Я даже не сразу понял, что мои пальцы сжались на вилке так сильно, что металл чуть не прогнулся.

Макс.

Я поднял взгляд на неё. Она отвлеклась от нас полностью — ушла в этот разговор, словно растворилась в нём. В голосе — мягкость, смех, тепло. То, что она мне не позволяла. То, что я выбивал из неё кусками, через злость и страх, через бессонные ночи и тревожные взгляды.

А он? Он просто звонит — и она светится. Чёрт возьми, она сияет от одного его голоса.

Нат что-то сказал Арту, оба хмыкнули, но я даже не слушал. У меня в ушах звенело. Успокаивающая, размеренная ярость поднималась изнутри. Горячая, липкая.

Ты правда веришь, что такой мужик как этот Макс будет просто дружить с женщиной вроде неё?

Слишком красивая. Слишком свободная. Слишком дерзкая. На неё слюни пускают каждый прохожий — я это видел.

А этот Макс… этот Макс — явно не исключение.

Я заставил себя отвести взгляд. Сделал глоток кофе, но даже вкус показался горьким.

Не люблю чувствовать себя уязвимым. А сейчас это именно оно.

Уязвимость. Под кожей. В глотке. В сердце.

Она ещё говорила по телефону, что-то смеялась, и всё внутри меня сжималось.

Он защищал ее в тот день , пытался помешать им , спасти ее. Но я не знаю каковы его мотивы .

Когда она закончила звонок и вернулась к нам за стол, я уже полностью остыл. Холод во мне — старый навык. Надёжный. Ярость не должна кипеть — она должна резать, как лёд. Беззвучно, точно, наотмашь.

— Кто это был? — спросил я, будто между делом, глядя в планшет, но голос был стальным.

Аэль чуть замялась, но потом ответила:

— Макс. Друг. Мы знакомы много лет.

— Это звучало слишком тепло для друга, — произнёс я спокойно, почти лениво, но каждый слог был острым, как нож.

Она нахмурилась.

— Ты часто анализируешь тон чужих разговоров?

— Когда женщина, находящаяся под моей защитой, светится при одном звонке — да, анализирую.

— Под твоей защитой? — переспросила она, и я уже слышал в голосе эту её колючую, упрямую ноту. — А не под твоим контролем?

Я посмотрел на неё. Долго. Холодно.

— Если бы была под моим контролем, он бы больше не звонил.

Пауза. Воздух в комнате как будто стал плотнее.

— Серьёзно? — Аэль сдвинула брови, откинулась чуть назад и скрестила руки на груди. — Это, по-твоему, нормально? Запрещать мне общаться с друзьями?

— Это не друзья. Это мужики, которые пускают слюни, когда ты проходишь мимо.

— Ага, значит, теперь ты ещё и эксперт по моим отношениям?

— Я вижу достаточно, — бросил я резко.

Она выдохнула, медленно. Но не прогнулась. Наоборот, глаза её стали холоднее.

— Слушай внимательно, Алекс. Ты для меня незнакомец. Опасный, холодный и, честно говоря, неприятно властный незнакомец. А Макс — мой друг. Он рядом со мной был, когда мне было плохо. Когда я терялась. Когда другие исчезали. Он — моя семья. Ты — эпизод.

Удар точный. Без истерики. Просто факты. Она умеет этим голосом разрезать кожу.

— Когда всё это закончится — ты исчезнешь из моей жизни. А Макс останется. Я вернусь к своей работе, к своим друзьям, к нормальной жизни. И очень надеюсь, что эта мафиозная история останется только страшным сном.

Я сжал зубы. Так сильно, что хрустнула челюсть.

— Значит, ты просто считаешь нас… эпизодом?

— Я не собиралась тут жить, Алекс. У меня не было цели стать частью вашей династии. У меня единственная цель сейчас — выжить.

Молчание повисло глухим звоном.

Она не боится. Ни моих слов, ни холода в моих глазах. Ни моей власти.

И, чёрт побери, именно это бесит меня больше всего.

Я подхожу к ней ближе , протягиваю руку и убираю прядь ее волос за ухо , легко красясь ее кожи .

— Когда всё закончится… — я произнёс тихо, глядя ей прямо в глаза. — Ты удивишься, насколько сложно будет просто исчезнуть.

Она прищурилась.

— Посмотрим.

Глава 19

Аэлита

Когда Алекс приближается, я чувствую, как между нами возникает невидимая линия, тонкая и напряженная, как струна. Это не просто физическая притягательность — это что-то гораздо глубже. Он смотрит на меня, и я уже не могу скрыть того, что происходит внутри. Я вижу в его глазах огонь, который меня пугает. Он хочет контролировать, а я… я не готова поддаться. Я привыкла быть независимой, сильной, свободной. Но с ним это всё становится зыбким, как песок, который скользит между пальцами.

Я чувствую, как его присутствие затягивает меня в какой-то вихрь, где не важно, кто из нас прав. Где страсть и контроль переплетаются, и я теряю способность думать. Он приближается, и мои мышцы напряжены, каждый его шаг звучит в моей груди, как удар сердца. Я хочу оттолкнуть его, но не могу. Моё тело отвечает на его жесты, даже если разум кричит, чтобы я остановилась.

Но всё, что я могу сделать — это сдерживаться, не дать себе полностью уступить. Я ведь не могу быть слабой, не могу позволить ему увидеть, как мне важно всё это. Он должен думать, что я могу уйти в любой момент, что я не подвластна его желаниям. И всё же, как бы я не пыталась скрыть свою реакцию, когда его пальцы касаются моей кожи, я ощущаю, как сгораю. Его прикосновения одновременно и угроза, и освобождение, и мне трудно понять, что из этого я больше боюсь.

Мне удается произнести сквозь стиснутые зубы

— Посмотрим .

Я стараюсь не делать того прерывистого вздоха , который так и просится вырваться судорожно из моего рта . Я стискиваю челюсти , что бы не прикоснуться к тому месту где чувствую тепло его пальцев .

Я уже хотела отвернуться, уйти, оборвать этот разговор, пока он не пророс ещё глубже под кожу…

Но он вдруг усмехнулся. Низко, глухо, с каким-то странным оттенком — словно наслаждается моей злостью.

— Ты вся такая дерзкая, независимая… — голос его стал мягче, опаснее. — Но стоишь тут, дышишь тяжело, как будто я всё-таки задеваю тебя сильнее, чем ты хочешь признать.

Я напряглась. Он снова сделал шаг ближе, совсем близко — так, что воздух между нами сгустился.

— Остынь, киcа.

Моё сердце резко ударило — не от возбуждения, от ярости.

Он сказал это нарочно. Специально. С этим снисходительным акцентом на последнем слове, как будто дразнил. Как будто ставил меня в рамку, в роль, в подчинение.

— Что ты сейчас сказал? — я приподняла брови, медленно, почти ледяно.

— Ты слышала, — снова эта усмешка, эта мерзкая самоуверенность.

— Больше никогда. Не называй меня так. Никогда.

— Почему? — он чуть склонил голову, глаза блеснули — явно наслаждался моей реакцией.

— Я тебе не киска, Волконский, — отрезала я, шагнув назад. — Я не твоя игрушка, не твоя собственность, и не твоя ручная дикая кошечка.

Запомни это, прежде чем снова решишь бросить на меня цепь и назвать это заботой.

Он смотрел на меня в упор. Без слов. Но по глазам я поняла — эта злость заводит его даже больше, чем послушание.

А я… я чувствовала, как внутри всё дрожит. От злости, от напряжения… и, что пугает больше всего, от него.

Он смотрел на меня спокойно, слишком спокойно — и именно это бесило сильнее всего. Как будто моя злость его не пугала, не задела — наоборот, он будто смаковал каждую мою реакцию.

Я сделала шаг назад, но он двинулся вперёд. Один. Второй. Пока не оказался настолько близко, что я снова почувствовала тепло его тела. Густое, давящее. Его тень легла на меня, и я вдруг поняла — ему плевать на мои границы. Они для него — просто формальность.

— У тебя слишком много слов, киса, — проговорил он почти шёпотом, но с тем же ледяным спокойствием, как и раньше.

Я открыла рот, чтобы ответить, но он резко — молниеносно — провёл пальцами по моему подбородку, легко, почти не касаясь, но этого было достаточно. Ток прошёл по коже, и я почувствовала, как сжимаются мышцы живота.

— Что ты… — начала я, но он перебил, медленно, словно читая лекцию:

— Пока ты в моём доме — ты под моей защитой. А значит — по моим правилам.Ты можешь играть в свою независимость сколько хочешь, но запомни: я не прошу разрешения. Я просто беру то, что моё.

Моё.

Это слово повисло между нами, словно клеймо.

Я не отступила. Я не позволю ему думать, что я слабее. Но в груди колотилось сердце, и кожа всё ещё горела от этого мимолётного, демонстративного прикосновения.

— У тебя мания величия, — прошипела я.

— Возможно, — усмехнулся он, снова проводя рукой по моей щеке, и теперь уже плотнее, теплее, будто нарочно, будто вбивая в меня это ощущение: он может. И будет.

Я резко отвернулась, стиснув зубы. Он не получит удовлетворения от моей слабости. Но черт возьми — он уже получил её. Без слов. Без поцелуев. Просто прикосновением. Просто тоном. Просто этим чёртовым “киса”.

Я чувствую, как дрожит внутри всё то, что я так старательно прячу под слоем иронии и дерзости.

Он сделал ещё шаг назад — как будто сам себе дал команду остановиться. Отступил. Но огонь уже был разожжён, и я не знала, кого именно мне сейчас хочется ударить — его или себя.

Когда дверь за ним закрылась, в комнате стало тише — но не спокойнее. Он ушёл, а ощущение его прикосновений всё ещё сидело под кожей, как метка. Как вызов. Как чёртова пощёчина.

«Киса…» — это слово всё ещё звенело в голове, вызывая прилив злости. Я даже не сразу поняла, что сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

— Ну охренеть просто… — прошипела я в пустоту.

Он думает, что может прикасаться, когда захочет? Говорить, как будто я уже его собственность? А я что — молча буду всё это глотать?

Нет.

Ни к черту.

Я не его послушная кошечка. Я не вещь, не трофей, не милая игрушка в его пентхаусе. Он привык, что все вокруг подчиняются — но со мной это не сработает. Если он думает, что может давить — пусть. Но я тоже умею ставить на место.

Пальцы уже сами потянулись к телефону.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Рина. Макс. Да, это будет демонстративно. Да, по-детски. Но этот зуд внутри — невыносим. Он не даёт покоя. И если я не сделаю что-то сейчас, я просто застряну в этом дурацком ощущении, что он выигрывает.

Я открыла мессенджер:

— Приезжайте. Пентхаус. Сейчас. Пожалуйста. Надо срочно развеяться.

Даже не ждала ответа.Я знала что они придут..

И вообще, кто сказал, что я обязана сидеть здесь, как домашний арестант? Это он придумал правила. А я? Я ведь всё ещё могу сделать выбор. Поехать к Максу. Остаться у него. О, я могу полететь к маме . Плевать, что это может выглядеть как каприз. Я доверяю Максу. Больше, чем Алексу.

Надо воспользоваться тем, что Алекс ушёл. Пока не слишком поздно. Пока я не начала привыкать к этим его “киса”, прикосновениям и силе, которая так заразительно тянет меня к нему.

Надо уйти. Просто… уйти.

Макс поймёт. Он всегда понимает.

Я услышала звонок в дверь — короткий, настойчивый. И почти сразу — голос Рины:

— Открывай, леди-драма! Мы с вином и плоскими шуточками!

Я вздрогнула, резко выныривая из мыслей. Шагнула к двери, выдохнув. Хоть кто-то может вытянуть меня из этой чёртовой воронки. Щёлк замка, и передо мной — привычное, живое вторжение в виде Рины, с пакетом, бутылкой и яркой помадой.

— Ну привет, киса, — театрально вытянула она, и я закатила глаза.

— Не начинай… — буркнула я, но в этот момент заметила второго — Макса.

И замерла.

Он стоял чуть позади неё. Вроде бы как обычно — тот же Макс, в куртке, с шапкой, с ухмылкой. Но… что-то было не так. Я моргнула, вглядываясь. А потом заметила.

Фингал под глазом. Почти заживал, но всё ещё тёмный. Порез на скуле, синяк на шее, припухлость на губе.

— Макс?.. — голос у меня дрогнул сам. — Что с тобой?

Он будто на секунду замер, взгляд скользнул мимо, как будто надеялся, что я не замечу. Но уже было поздно.

— Это… фигня, — отмахнулся он, делая шаг внутрь. — Рина, где там вино? Я умираю, нужно срочно лечиться.

— Макс, — я встала перед ним, не давая пройти, — кто это сделал?

Он посмотрел на меня. Впервые — без привычной легкости. Без шутки. Просто смотрел — прямо в глаза.

— Ты правда хочешь знать?

— Да, чёрт возьми.

Он задержал дыхание. И потом, коротко, почти хрипло:

— В тот вечер. Когда тебя чуть не убили. Я вернулся с тусы . Я пытался…

Мир качнулся.

— Что? — прошептала я. — Ты был… там?

Он кивнул. И тишина между нами вдруг стала оглушающей.

— Почему ты не сказал?

— Потому что это ничего бы не изменило, Аэль. Потому что он тебя забрал. Потому что ты и так была на грани. А я… я не хотел добавлять вину сверху. — Он усмехнулся, но в этой усмешке не было радости. — И, если честно… я просто не хотел, чтобы ты почувствовала себя виноватой.

Я медленно опустила взгляд на его лицо. На следы боли, которую он скрывал.

— Макс… — в горле стоял ком. — Ты идиот.

Он поднял бровь.

— Рад, что ты снова это говоришь. Всё вернулось на круги своя.

Я не выдержала и обняла его — резко, сильно, так, что он выдохнул.

— Спасибо, — шепнула я. — За то, что пытался. За то, что вообще есть.

— Ну вот, теперь я точно похож на героя любовного романа. Только с фингалом, — усмехнулся он, обнимая меня в ответ. — Давайте уже выпьем, а то я начинаю подозревать, что сейчас будет ещё сцена с признаниями под слёзы и глинтвейн.

Рина уже вовсю разливала вино и возилась с пледом.

— Признания — позже, сначала план побега. Я, кстати, уже готова.

Я сжала пальцы в кулак, едва сдерживая дрожь — но не от страха. От восторга. Я собиралась проучить Алекса.

— Охранников двое. Они всегда стоят у входа. Ни на шаг не отходят, — я постучала пальцем по стеклянной столешнице, размышляя. — Нужно отвлечь их и усыпить.

— Усыпить? — Макс скептически вскинул брови.

— У меня есть таблетки, — я пожала плечами. — Врач оставил мне успокоительное, плюс у меня в аптечке есть снотворное. Достаточно сильное. Если добавить его в выпивку, они вырубятся на пару часов.

Макс усмехнулся и покачал головой.

— А ты не так проста, как кажешься, звездочка.

Я проигнорировала его комментарий и повернулась к Рине.

— Ты сможешь их отвлечь?

Рина медленно улыбнулась и с ленцой провела пальцами по гладким прядям своего каре. Её волосы блестели в мягком свете, а красные губы изогнулись в соблазнительной ухмылке.

— Ох, детка, да я справлюсь лучше всех, — она встала и сделала несколько плавных шагов, кокетливо качая бёдрами. — Они же мужчины, верно? Им стоит улыбнуться, сказать пару правильных слов, и они уже расслабятся.

Я фыркнула.

— Им нужно не просто расслабиться, а отрубиться.

— Так и будет, — Рина подмигнула и медленно провела пальцем по краю бокала. — Немного виски, лёгкий флирт, а потом — бац! — и они спят.

— Не виски… они вряд ли будут пить на работе . Кофе в самый раз .

— А дальше? — Макс скрестил руки на груди, глядя на меня.

— У нас будет всего несколько часов. Мы сразу выходим, берём такси, заезжаем ко мне за документами и вещами, а потом в аэропорт. Билеты уже куплены.

Я достала телефон и показала им подтверждение бронирования.

— Турция? — Макс прищурился.

— Да. Родители не в городе, но у меня есть ключи . Это самое безопасное место.

Меня захлестнуло волнение. Чёрт, мы действительно это делаем. Я сбегу. Сбегу от Алекса.

Этот самодовольный козёл думает, что может держать меня в клетке, но он не понимает, с кем связался.

Я представила его лицо, когда он обнаружит пустую квартиру, и внутри меня вспыхнула волна удовольствия. Это даже возбуждало — знать, что я могу играть по своим правилам, что я не просто жду и подчиняюсь.

— Алекс охренеет, — пробормотала я с самодовольной улыбкой.

— Главное — чтобы ты успела уехать до того, как он охренеет, — Макс покачал головой.

— Я всё рассчитаю, — заверила я его.

Я не могла дождаться.

Глава 20

Аэлита

Я одёрнула подол платья, чувствуя, как ладони становятся влажными. Оно было чересчур откровенным для побега — короткое, черное, плотно облегающее тело, с тонкими бретельками, которые постоянно сползали с плеч. Но, чёрт возьми, какая разница?

Я нервно скользнула взглядом по комнате. Макс сидел рядом, рассеянно постукивая пальцами по колену. Рина же выглядела расслабленной, даже самодовольной. Она беззаботно осматривала ногти, будто через несколько минут мы не собирались бежать, а просто выходили на прогулку.

Я куснула губу и перевела взгляд на неё.

— Ты уверена, что они выпили весь кофе?

Рина лукаво улыбнулась, наконец взглянув на меня.

— О да, детка. Я болтала с ними, пока они пили. Даже забрала чашки, чтобы убедиться.

— Ты видела, что они допили до дна? — Я не могла скрыть нервозность в голосе.

— Ты сомневаешься во мне? — Рина потянулась, её идеально уложенное каре мягко качнулось. — Расслабься, всё под контролем.

Под контролем.

Эти слова словно ножом полоснули по нервам.

Алекс тоже любил всё контролировать. Его голос звучал в моей голове, твёрдый, властный, уверенный. Я до сих пор помнила, как он бережно обрабатывал мои раны, его прикосновения были аккуратными, почти нежными.

Проклятье.

Я тряхнула головой, отгоняя эти мысли. Не сейчас. Не здесь.

Я должна уйти. Это правильно.

Но если это правильно, почему внутри всё сжимается от странного беспокойства?

Я вспоминала его руки, его взгляд, ту невыносимую волну жара, накрывавшую меня, когда он был рядом. Это не имело смысла. Меня не может тянуть к нему. Это просто физическое влечение. Только физика.

Никаких чувств. Я справлюсь с этим.

Я не позволю себе снова попасть в ловушку. Мэтта было достаточно. Ещё один контролирующий псих в моей жизни? Нет, спасибо.

— Чёрт, почему так долго? — пробормотала я, вцепившись в ткань платья.

И вдруг — глухой звук.

Будто что-то тяжёлое рухнуло на пол.

Мы замерли.

Я медленно повернула голову к двери.

Макс выдохнул:

— Один есть.

Моё сердце бешено заколотилось.

Как только второй охранник рухнул на пол, мы вскочили на ноги.

— Быстро, пока они не проснулись, — бросил Макс, уже двигаясь к двери.

Рина шагала за ним, совершенно невозмутимая, но с азартным блеском в глазах. Она толкнула дверь и заглянула в коридор.

— Чисто, но… — Она хмыкнула, указывая на двух бессознательных громил, которые валялись прямо у входа, почти полностью перекрывая выход.

— Охренеть, — выдохнула я.

— Придётся оттащить, иначе перепрыгивать будем, что ли? — Макс нагнулся, взяв одного за плечи.

Рина без возражений схватила второго за ноги. Я на секунду замешкалась, но потом спохватилась:

— Чёрт, я телефон забыла!

— Да твою ж… — Макс выдохнул сквозь зубы, но я уже развернулась и бросилась в гостиную.

Сердце гремело в груди. Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Я схватила телефон с дивана и развернулась обратно, едва не сбив вазу с журнального столика.

Быстро, быстро!

Когда я снова оказалась в коридоре, Рины и Макса уже не было видно.

— Серьёзно?! — пробормотала я, ускоряя шаг.

Наверное, пошли к лифту. Он был за углом.

Я прижала телефон к груди и, не сбавляя темпа, свернула…

…и врезалась во что-то твёрдое, как бетон.

Всё произошло слишком быстро. Я отшатнулась, рефлекторно хватаясь за чужую рубашку, а затем подняла голову — и воздух застрял в лёгких.

О боже.

Это была не стена.

Это была гора мышц, сжимающая челюсти так, что на скулах выступили тени. Чёрные, обжигающе злые глаза впились в меня, а широкая ладонь сжалась в кулак.

Алекс.

Сердце гулко ударило в рёбра.

Кажется, он хочет меня либо убить, либо сожрать.

И я не уверена, что второй вариант лучше.

Моя спина ударилась о стену, прежде чем я успела даже выдохнуть.

Резкий толчок выбил воздух из лёгких, и я захрипела, когда его пальцы сомкнулись на моём горле, фиксируя меня в этой западне.

— Наконец-то… — Алекс утонул лицом в мою шею, его тёплое дыхание обжигало кожу. — Наконец-то что-то интересное.

Чёрт.

Паника пронзила меня, но тело замерло, будто под гипнозом. Я чувствовала его. Каждую твёрдую мышцу, напряжённую, будто готовую к прыжку. И ещё…

Господи.

Глухо простонав, он сильнее вдавил меня в стену, и теперь я чувствовала всё.

Его эрекция прижалась к моему животу — горячая, плотная, опасная.

Я резко втянула воздух, ногти вонзились в его запястье.

— Пусти… — мой голос прозвучал жалко, слишком тихо.

Алекс засмеялся — низко, угрожающе, почти мурлыча.

— Пустить ? — Он чуть отстранился, но пальцы на моём горле не ослабли. Напротив, он наклонился ближе, его губы скользнули вдоль моей шеи, так близко, что от каждого прикосновения дыхания кожа покрывалась мурашками. — Ты и правда думала, что сбежишь, киса?

Я не ответила. Не смогла.

Моё сердце бешено стучало, пульс отдавался прямо под его ладонью.

— Сладкая… — он выдохнул прямо мне в губы.

А потом его рот накрыл мой.

Грубый, требовательный поцелуй ударил в голову сильнее любого алкоголя.

Я захрипела, сжав кулаки, толкнула его в грудь — бесполезно. Он даже не шелохнулся. Вместо этого его язык ворвался в мой рот, безжалостно разрывая последнее сопротивление.

Борьба.

Я хотела отстраниться, но тело предательски поддавалось.

Наши языки столкнулись, сцепились в яростной схватке. Горячо. Слишком горячо.

А ещё я ощущала, как он напрягается сильнее, как его возбуждение только растёт.

Что-то внутри меня обрывалось, сгорало, распадаясь на части.

Я ненавидела это.

Я… жаждала этого.

Нет.

Нет, чёрт возьми!

Я застонала в поцелуй, пытаясь оттолкнуть его снова, но Алекс только сильнее вдавил меня в стену, впечатываясь в меня своим твёрдым, пульсирующим членом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда он, наконец, оторвался, мои губы горели, дыхание сбилось, ноги дрожали.

Алекс провёл большим пальцем по моей нижней губе, удовлетворённо выдохнув.

— Теперь, когда я тебя попробовал… — Он ухмыльнулся, в его взгляде вспыхнул дьявольский огонь. — Ты никуда не денешься.

Паника снова накатила, но было поздно.

Он уже завладел мной.

И теперь мне предстояло бороться не только с ним, но и с самой собой.

Глава 21

Алекс

Я знал, что она попытается сбежать.

Это было предсказуемо.

Её гордость и упрямство — эти черты, которые я ненавижу и обожаю одновременно, всегда толкают её на ошибки.

Но я тоже ошибся.

Когда я прижал её к стене, когда почувствовал, как её тело дрожит от страха, что-то внутри меня сжалось.

Я не был зол. Я был… голоден.

Голоден до неё.

Глупая, наивная девчонка. Она не понимает, что она мне теперь принадлежит.

Каждый её вздох, каждый её протест — это всё часть игры, которая уже завершена. Я не позволю ей сбежать. Не позволю.

Она думала, что может избавиться от меня, что сможет исчезнуть из моей жизни.

Но это не её выбор.

Это мой выбор.

Мой.

Когда её губы оказались в моих, когда её язык столкнулся с моим, я почувствовал, как всё внутри меня взрывается. Как вся моя воля, весь контроль исчезают. Я пьянею от неё, от её сопротивления.

Её тело так близко, что я чувствую её жар, её страх, её желание — всё в одном дыхании. Она думает, что я её отпущу. Но я не отпущу.

Я снова и снова прижимаю её, сжимаю её тело, с каждой секундой всё сильнее. Она чувствует мою эрекцию, она чувствует, как мне мало этого поцелуя, мало её. И она ещё думает, что она может сбежать?

Да, я знаю, как это работает.

Она будет бороться. Но это только подогревает меня. Каждое её сопротивление делает меня только более решительным.

Она будет моей.

И это не обсуждается.

Теперь, когда я её попробовал, её место рядом со мной — и она не сможет уйти.

Она принадлежит мне.

Она просто ещё не знает об этом.

Когда я увидел по камерам, что она пытается сбежать, у меня не просто кровь закипела. Это был адреналин, буря ярости и ненависти, смешанная с дикой ревностью.

Я мог не успеть. Она почти вырвалась. И что ещё хуже — рядом с ней был этот чертов Макс. Этот тип, который всегда оказывается рядом, когда я не могу быть рядом с ней. Я видел, как он пытается её успокоить, как её взгляд меняется, когда она его слышит. Это меня взбесило до предела.

Я сразу понял — это не случайность. Это не просто желание уйти. Это её бунт. Она не просто хочет сбежать от меня. Она хочет показать мне, что она может. Что я не могу её держать. И ещё хуже — она хочет сделать это с ним.

Макс — её друг. Или, как она любит называть его, «просто друг». Но я знал, что у неё с ним что-то большее. Даже если она это скрывает. Я видел, как они смотрят друг на друга, видел, как он её защищает. И это раздражает меня больше, чем что-либо.

Её попытка сбежать не была просто попыткой уйти. Это было послание мне. Она бунтует, и она не хочет быть под моим контролем. Но она не понимает, что я не собираюсь позволить ей это. Я буду держать её рядом со мной, как бы она не пыталась убежать.

Когда я увидел их на камерах, я почувствовал, как моё тело напряглось, как зубы скрежетали от ярости. Если бы я был на месте Макса, я бы не мог выжить, дождавшись её спасения. Если бы я не успел… я бы заставил его пожалеть об этом.

Я не могу позволить, чтобы она уходила.

Я не могу позволить этому Максу быть рядом с ней.

Её тело напряглось в моих руках, и я почувствовал, как она пытается оттолкнуть меня. Её пальцы упёрлись мне в грудь, но силы в этом не было – жалкая попытка вырваться.

— Убери руки, — прошипела она, её голос дрожал от гнева, но в глубине её изумрудных глаз полыхало нечто совсем иное.

Я ухмыльнулся, сильнее сжимая её горло, не перекрывая воздух, но давая понять – она в ловушке.

— Ты бы лучше берегла силы, киса, — мурлыкнул я, склонившись ближе. — Тебе они пригодятся.

Прежде чем она успела снова огрызнуться, кто-то громко откашлялся за моей спиной. Нат.

— Босс… может, зайдём внутрь? — его голос был ровным, но я знал его достаточно долго, чтобы уловить осторожные нотки.

Я бросил на него холодный взгляд через плечо.

— Затащи этих двоих в дом, — приказал я, кивнув на бессознательных охранников. — И вызови замену.

Нат не стал спорить, лишь кивнул и скрылся в коридоре. Я вернул взгляд на Аэль. Она замерла, её глаза расширились, словно осознала, насколько сильно облажалась. В этом взгляде был страх… и что-то ещё. Что-то дикое, необузданное.

Мой взгляд скользнул ниже. Её губы покраснели и распухли после поцелуя, маняще приоткрытые. Грудь тяжело вздымалась, выдавая её напряжённое дыхание. А чёрное платье, в котором она пыталась бежать… Чёртово платье, облегающее её тело так, что мне хотелось разорвать его к чертям.

Я провёл языком по зубам, усмехнувшись, и склонился ближе к её уху:

— Интересный выбор наряда для побега, — прорычал я с явной насмешкой.

Аэль тут же вздёрнула подбородок, и я почувствовал, как её пульс бешено колотится под моей ладонью.

— Я не думала, что буду бежать через тебя! — огрызнулась она, её голос был полон дерзости.

Её смелость меня заводила. Чёртова девчонка.

Я медленно отпустил её горло, позволяя ладони скользнуть вниз по её телу. Плавный изгиб её шеи, нежная кожа ключиц, соблазнительный вырез платья… Я ощущал жар, исходящий от неё, и каждый её дрожащий вдох лишь разжигал меня сильнее.

Пальцы спустились ниже, к её бедру, и я мягко провёл по нему, наслаждаясь бархатистой кожей. Чёртово платье. Оно ничего не скрывало, но в то же время будоражило воображение. Я медленно поднимался выше, едва касаясь её кожи, а её дыхание стало прерывистым.

— Ч-что ты делаешь? — выдохнула она, запинаясь, но не отстраняясь.

Я усмехнулся, продолжая свой ленивый, мучительно медленный путь вверх.

— Разве не очевидно? — мой голос стал ниже, грубее. — Изучаю свою собственность.

Я почувствовал, как её тело напряглось, как пальцы снова упёрлись в мою грудь, пытаясь оттолкнуть. Жалкие, бесполезные попытки.

— Отойди… Я ненавижу тебя! — её голос дрожал, но в нём была не только злость.

Я хищно ухмыльнулся, чувствуя, как её пульс бешено бьётся под моей ладонью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Лгунишка, — мой голос стал хриплым, наполненным голодом. Я прижался ближе, нависая над ней, вдыхая её сбивчивое дыхание. — Если ты так меня ненавидишь, то почему твое тело меня хочет?

Она открыла рот, но не успела ничего сказать.

— Если тебе нужны доказательства… — прорычал я, и мои пальцы скользнули выше.

Внутренняя сторона её бедра — чёрт, какая она мягкая. Горячая. Я чувствовал, как дрожат её мышцы, как её дыхание становится прерывистым.

Я отодвинул ткань её трусиков и надавил пальцами прямо на её нежную, влажную плоть.

Аэль резко втянула воздух, её руки вцепились в мою рубашку.

— Чёрт… — прошипела она, когда мои пальцы скользнули между её губками, чувствуя всю её влажность.

— Такая мокрая… — я едва сдержал рык, проникая в неё двумя пальцами.

Её спина выгнулась, грудь прижалась ко мне, а из губ вырвался жалкий, сдавленный стон.

Я двинул пальцами глубже, наслаждаясь её теснотой, её подрагивающим телом.

— Готова для меня, киса? — прорычал я, вынимая пальцы.

Она тяжело дышала, её глаза затуманились, а губы дрожали.

Я поднял руку, глядя, как её влага блестит на моих пальцах, и медленно провёл ими по своим губам, затягивая их в рот.

Вкус. Её вкус.

Чистая похоть.

Я закрыл глаза, глухо зарычав от удовольствия.

— Ты на вкус, как грёбаная зависимость.

Аэль дышала тяжело и прерывисто, её щеки залились румянцем, губы дрожали от возмущения… и возбуждения.

Она чувствовала всё то же, что и я.

Я провёл рукой по её бедру в последний раз, затем медленно отпустил её.

Её тело дрогнуло от неожиданности, и в следующую секунду она отпрянула от меня, прижимая ладони к груди, словно пытаясь вернуть себе контроль.

— Ты… — её голос сорвался, она судорожно сглотнула, ярость и смятение сменяли друг друга в её глазах.

Я ухмыльнулся, наклонив голову:

— Беги, киса. Но ты знаешь, от себя не убежишь,ты хочешь меня.

Её глаза вспыхнули, и в следующую секунду она развернулась и бросилась внутрь.

Я смотрел, как она взлетает по лестнице, слышал быстрый стук её обуви по мраморному полу, как дверь в комнату с грохотом захлопывается.

И всё, что я мог сделать в этот момент — это усмехнуться.

Пусть бежит.

Она всё равно никуда от меня не денется.

Глава 22

АЭЛЬ

Я захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, судорожно глотая воздух.

Боже…

Я провела рукой по лицу, но это не помогло — внутри меня всё ещё бушевал ураган. Моё тело горело, кожа пылала в тех местах, где он прикасался ко мне.

Его пальцы…

Я резко закрыла глаза, но это было ошибкой.

Передо мной снова вспыхнула картинка: как он смотрел на меня, как рычал эти низкие, грязные слова, как его пальцы двигались внутри меня, требовательные, не оставляющие мне шанса сопротивляться.

Я с силой сжала ноги, пытаясь вытолкнуть это чувство из своего тела. Но оно не уходило.

Я должна его ненавидеть.

Но почему, чёрт возьми, я вся дрожу? Почему внутри меня до сих пор пульсирует то проклятое чувство? Почему я всё ещё чувствую его там, между своих ног?

Я резко оттолкнулась от двери и зашагала по комнате.

— Чёрт, чёрт, чёрт! — зло выругалась я, запустив пальцы в волосы.

Я была так близка. Так чертовски близка к свободе. Всё было продумано. Всё должно было сработать.

Но стоило мне повернуть за угол — и я оказалась в его ловушке.

Как глупо. Как наивно.

Я сжала кулаки, пытаясь выдавить из себя хоть каплю злости, но вместо этого внутри всё сжималось от чего-то более тёмного.Моё тело предало меня.

Я не должна была так реагировать. Не должна была чувствовать ничего, кроме ужаса.Но Алекс…Чёртов Алекс.

Я застонала от злости и резко села, хватая телефон. Если кто-то мог привести меня в чувство, то это Рина.

Когда она ответила, я вывалила на неё всё. Рассказала про то, как Алекс поймал меня, как он злился, как его руки сжимали меня, лишая возможности двинуться. Как его пальцы нашли мой центр, как он доказал мне, насколько я лгу себе. Как он смотрел на меня, когда вытащил пальцы и облизал их, говоря, что я на вкус как похоть.

На другом конце провода воцарилась гробовая тишина.

— …Слушай, — наконец выдохнула Рина, — ты же понимаешь, что это просто грёбаная эротика в реальной жизни?

Я застонала и швырнула подушку в стену.

— Это не смешно, Рина!

— Девочка, ты себя вообще слышишь? Это ПЕРВОКЛАССНЫЙ контент. Я не знаю, что там у тебя происходит с моралью, но если бы меня трогал горячий, властный, безбожно сексуальный мужчина, от которого у меня подкашиваются ноги, знаешь, что бы я сделала?

— О, пожалуйста, просвети, — буркнула я, закатывая глаза.

— Я бы дала ему сделать всё, что он хочет. А потом попросила бы ещё.

— Ты невозможна.

— Я реалистка. Ты там заперта с ним, расследование идёт, и тебе явно есть чем заняться. Так почему бы просто не наслаждаться этим?

Я фыркнула.

— Наслаждаться? Он манипулятивный, контролирующий ублюдок!

— Который почти довёл тебя до оргазма пальцами прямо в холле.

Я задохнулась от возмущения.

— Это не считается!

— О, оно очень даже считается, детка. Ты просто боишься признать, что тебе понравилось.

Я сжала телефон так, что костяшки побелели.

— Даже если так, это ничего не значит.

— Конечно, конечно. — Она хмыкнула. — Просто подумай об этом. Может, пока ты заперта с ним, стоит позволить себе немного… развлечься?

Я перевернулась на бок, крепко зажмурив глаза.

— Спокойной ночи, Рина.

— Жарких снов, моя грешница.

Я отключилась, швырнув телефон на кровать.

Чёртова Рина.

Чёртов Алекс.

И самое ужасное — чёртова я.

Телефон снова зазвонил, и я, не глядя на экран, автоматически потянулась за трубкой. Думала, это Рина.

— Ты все равно меня не убедишь, Лилит, развратительница, — пробормотала я, закатывая глаза, ожидая услышать её смешок на другом конце линии.

Но вместо этого мне ответил низкий, мягкий голос, который сразу заставил моё сердце пропустить пару ударов.

— Аэль, любимая, — его голос был мурлыкающим, но в нём было что-то темное и опасное, что заставило меня замереть. — Это ты? Как я рад слышать твой голос.

Мэтт.

Я почувствовала, как в груди сжалось от паники, и сразу же напряглась.

— Ты думаешь, что я просто так отпущу тебя? Ты ведь знаешь, что я всегда возвращаюсь. И вот ты снова на связи, ты снова мне нужна. Ты ведь понимаешь, что ты — моя. И когда я приеду… ты будешь со мной. Молчи, не пытайся уйти, не пытайся бегать. Ты всегда будешь моей, как бы ты не сопротивлялась.

Меня бросило в жар, я чувствовала, как он, несмотря на все эти милые слова, всё равно держит меня в ловушке.

— Я предупреждаю, если ты решишь, что найдешь кого-то другого, будь уверена, что ты будешь чувствовать это… на себе. И очень скоро. Если я даже усмотрю кого-то рядом с тобой… ты не хочешь знать, что будет. Ты знаешь, как я могу это сделать. Поверь мне, ты не хочешь мне врать. Ты хочешь быть со мной. И только со мной.

Его слова звучали, как приговор. Это не был вопрос, это было требование. Я почувствовала, как внутри меня всё сжалось, и от его угрозы мне стало плохо.

— Ты с ума сошел! Если ты или твой отец не сдержите обещания, я подам заявление! — закричала я, не сдерживаясь. Мне было наплевать на его угрозы, я не собиралась сидеть сложа руки.

Мэтт рассмеялся, но этот смех был каким-то ненормальным, сумасшедшим, и я почувствовала, как его голос стал ещё более угрожающим.

— Знаешь, ты ведь не подашь никакого заявления, дорогая. У тебя нет никаких доказательств, да и, честно говоря, кто тебе поверит? Я всегда буду рядом, и ты это прекрасно знаешь. Мы с тобой ещё встретимся. Увидимся очень скоро, любимая.

Он произнес это с такой уверенностью, что я почувствовала, как мне стало холодно от его слов.

Мой сердечный ритм ускорился, и я сжала телефон в руках, чувствуя, как всё внутри меня кипит. Мэтт. Его слова звучали в моей голове, как проклятие, и я ощущала, как каждая его угроза проникала в меня, заставляя моё тело снова сжаться от страха.

Как он смеет так говорить? Как он может угрожать мне? Я сжала зубы, чувствуя, как его слова пронзают меня. Мэтт всегда знал, как играть на моих слабостях, как заставить меня чувствовать себя беспомощной, но сейчас я не собиралась этого допустить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В моей памяти всплыли картинки того, как он вломился ко мне в квартиру. Как его руки сжали моё горло, как я едва могла дышать, а его глаза сияли в тёмном углу комнаты. Как он давил меня в угол, безжалостно захватывая моё тело, уверенный в том, что я не смогу убежать. С каждым его прикосновением, с каждым словом он всё больше забирал у меня свободу.

Я помнила, как его пальцы скользили по моей коже, как он смеялся, когда я пыталась вырваться. Смешанный с болью и стращением, его наслаждение от того, что я не могу сопротивляться. Воспоминания о том моменте, когда я не могла найти силы сказать ни слова, когда я была полностью под его властью, мучили меня.

«Ты моя. Ты всегда будешь моей», — эти слова эхом звучали в голове, вонзаясь в моё сознание. Я не могла забыть того, как он контролировал каждый мой шаг, как он принуждал меня быть рядом, даже когда я чувствовала, что теряю себя.

Мэтт всегда знал, как заставить меня чувствовать вину за всё. Он даже в те моменты, когда я пыталась уйти, говорил, что не отпустит меня, что не даст мне свободы. И вот снова, его слова, его угроза, его обещания — они всё ещё живы во мне.

Я хотела отряхнуться от этих мыслей, но они не покидали меня. Я снова чувствовала холод его прикосновений, тепло его дыхания на своей коже, и как мне хотелось просто забыть это, уйти подальше и никогда больше не сталкиваться с этим кошмаром.

Но он не даст мне забыть. Он всегда будет рядом, всегда напоминать, что я — его.

Моё сердце ещё больше забилось, а руки задрожали. Я даже не успела понять, что не сдержала свой стон, как снова почувствовала, как всё внутри меня сжалось. Мэтт снова был в моей жизни. И теперь я должна быть готова к тому, что будет дальше.

Я не могла позволить себе снова стать его жертвой. Но как бы я ни пыталась, его голос, его угроза, не давали мне покоя.

Глава 23

Алекс

Я только успел проводить Аэль взглядом, когда в кармане завибрировал телефон. Пальцы на мгновение зажались вокруг экрана, и я вытащил его, не испытывая иллюзий. Номер был знакомый, и от него никогда не следовало ожидать хороших новостей.

— Волконский, — коротко бросил я в трубку, стараясь сохранить спокойствие.

Голос на другом конце был напряжённым, будто человек говорил из тени:

— Чёрт, Алекс… Нападение. Причал. Груз…

Голова слегка закружилась, и я замер. Ледяной гнев мгновенно заполнил грудь. Лишь на секунду вспыхнула мысль о том, что это очередная чёртова ловушка, но быстро потухла, как недотушенный огонь.

— Кто? — мой голос стал опасно низким, словно я лишь подавил желание вырваться на крик.

— Не знаем… всех положили. Корабль горит.

Тишина, как грохот глухого удара. Всё внутри меня сжалось. Каждое слово врезалось как нож.

— Ждите, — рыкнул я, не в силах сдержать растущий гнев, и сбросил звонок, ощущая, как жар в груди начинает заполнять каждый уголок моего тела.

— Нат, поехали, — выдавил я, уже шагая к выходу, не обращая внимания на пыль и холодную вонь питерского воздуха. Мрак улицы сжался вокруг меня, казалось, с каждым шагом поглощая всё живое.

— А с девчонкой что? — коротко кивнул Нат, указывая в сторону квартиры.

— Арт остаётся с ней, — без колебаний ответил я. — Я хочу, чтобы с неё глаз не спускали.

Уже выходя на улицу, я поднес телефон к уху, набирая следующий номер. Лазар должен это знать.

Мрак ночи за окном, улицы словно поглотили свет. Питерский причал, в котором горел корабль, уже манил меня своим холодным, пустым взглядом. Тёмные воды залива поднимались, казалось, готовые поглотить всё, что я потеряю в этой игре.

Серый "G-Wagon" резко затормозил у причала, и я выскочил из машины, едва не захлопнув дверцу с такой силой, что она могла слететь с петель. В воздухе висел удушающий запах гари, смешанный с запахом крови и солёного моря. Пламя пожирало остатки корабля, на котором был груз. Мой груз.

Мои люди.

Сжав кулаки, я прошёл вперёд, игнорируя залипающую к ботинкам лужу крови. На бетоне лежали тела — растерзанные, беспомощные. Где-то сбоку раздавались хриплые стоны умирающих, но их было слишком мало. Большинство убили сразу.

— Чёрт… — выдохнул кто-то рядом.

Я медленно перевёл взгляд на ближайшее тело. Сердце сжалось. Денис.

Десять лет он был рядом. Верный, надёжный. Я доверял ему больше, чем многим другим. А теперь он лежал здесь с простреленной грудью, его глаза были открыты, а на лице застыла гримаса боли.

Я стиснул челюсть. Медленно опустился на корточки, провёл рукой по его глазам, закрывая их. Он заслуживал большего, чем смерть, настигшая его, как бродячую собаку.

— Найдите тех, кто остался в живых, — рыкнул я подчинённым, выпрямляясь. — Кто-то должен был видеть, кто это сделал. Кто-то должен был слышать хоть что-то. Поднимите всю информацию.

— Уже делаем, босс, — отозвался Нат, его лицо было мрачным.

Позади раздался рёв двигателя, и я не оборачивался, уже зная, кто это.

Лазарь.

Он вышел из чёрного внедорожника, его силуэт вырисовывался на фоне горящего корабля. Он подошёл ко мне, оглядел место бойни, остановив взгляд на Денисе. Нахмурился, затем медленно выдохнул.

— Грязная работа, — спокойно заметил он. — Показательная казнь.

— Они хотели передать сообщение, — я посмотрел на него, чувствуя, как внутри закипает ярость. — Они его передали.

Лазарь кивнул, его глаза сверкнули холодным светом.

— Значит, нам пора ответить.

Я смотрел на Лазаря, оценивая его спокойный, уверенный профиль, который не вязался с тем, что только что произошло. Его силуэт на фоне пламени горящего корабля был как неуместный контраст. Высокий, в стойкой, уверенной позе, он казался лёгким, будто ничего не могло его потрясти. Но я знал его достаточно хорошо, чтобы понять: это не больше чем маска. Он был опасен.

Его харизматичная внешность, лёгкие шутки и неспешный ритм движения — всё это вносило в его образ недооценку, ошибочную расслабленность. И вот в этом и был его самый опасный момент. Люди часто недооценивали Лазаря, полагая его не таким жестоким, как он есть на самом деле. Они не видели за его улыбкой и блеском в глазах ту тёмную сторону, которая могла убить за секунду.

Его взгляд был холодным, словно весеннее утро, но в нём всегда был скрытый огонь. Я знал: он бы без раздумий порвал меня, если бы я оказался на его пути, и точно так же бы сделал с кем угодно, кто бы не был ему выгоден. Лазарь не держал ничего за плечами, если что-то мешало его планам. И с его лицом, всегда безмятежным, это выглядело как часть его игры. Он был расчётливым и жестоким, с взглядом, который проникал в самую душу.

С его татуировками, покрывающими тело, он казался как walking dead, как человек с историей, что не забудет. Всё, что было на его коже, — это не просто рисунки. Это была карта его жизни, каждого убитого врага, каждой победы, каждого шага на пути, который стал его неизбежной судьбой.

Я всегда чувствовал, как он стремится ко всему, что я могу потерять. Но как бы он ни пытался, как бы ни пытался отдалить меня от этого — я всегда оставался тем, кто был рядом, готовый брать на себя удары, когда нужно. Он мой брат, но это не всегда значило, что его я знал лучше всех.

— Значит, нам пора ответить. Питерские группировки… все, кто решит, что они могут выжить нас из города, получат своё. А если мы не найдём их здесь — тогда перейдём к Москве. Разберёмся с каждым, кто пытается встать на нашем пути.

Я молчал, поглощённый мыслями. Мы не могли допустить слабости. Время действовать пришло. Он прав — если эти уроды решили перейти черту, мы не оставим ни одного свидетеля.

Лазарь тем временем добавил, его голос теперь был чуть тише, словно не хотел, чтобы это услышал кто-то лишний:

— Пахан и мой отец ждут нас. Но есть ещё кое-что, что мне нужно сказать. Пахан узнал кое-что… о "твоей птичке" в клетке. И это ему не понравилось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я почувствовал, как кровь в жилах застыла. Это было неизбежно, но раздражало. Я глубоко выдохнул, прежде чем ответить:

— … что ж, это вполне ожидаемо. — Я не хотел показывать, что меня это задело. Знал, что он вмешается.

Лазарь посмотрел на меня и немного усмехнулся, его лицо не выражало ни капли сочувствия.

— Он в бешенстве, что ты прячешь свидетеля у себя. На хрена ты вообще тащишь её в свою квартиру, а?

Я обернулся к Лазарю, и взгляд стал твёрдым.

— Пусть думает, что хочет. Я контролирую ситуацию. А с ней… — я сделал паузу, чтобы не выдать ни малейшего намёка на мои чувства, — она просто источник информации. Ничего больше.

Лазарь на мгновение замолчал, как будто взвешивал мои слова. Затем кивнул, но вдруг его взгляд стал чуть более насторожённым, и его голос стал немного более игривым, даже с каким-то любопытством.

— Ты серьёзно? И ты с ней трахаешься? — его слова прозвучали как насмешка, но в его глазах мелькнул интерес. — Что это за девчонка, что за "птичка" такая?

Я встретился с ним взглядом, и внутренне почувствовал, как во мне что-то дернулось. Он знал, что такого рода вопросы для меня всегда были опасны, но его любопытство было явным. Мне не нравилось, что он спрашивает, но я ничего не выдал.

— Не твоё дело, — я ответил, стараясь оставаться хладнокровным. — Она просто источник информации. Это всё.

Лазарь не сказал ничего в ответ сразу, но его взгляд был острым, как нож. Он явно пытался прочитать меня.

— Ясно. — Его губы на мгновение искривились в усмешке, но в глазах всё равно была какая-то насторожённость. — Не забывай, что если ты начнёшь с ней заигрывать — это может стать для нас проблемой. Поиграйся пока можешь.

Я не ответил сразу. Вопросы о Аэль меня злили, но я знал, что Лазарь всё понимает. Он всегда был хитер, и порой его интерес не имел границ. Всё, что мне оставалось — контролировать ситуацию. И если кто-то решит выйти за рамки, я сам позабочусь о том, чтобы их место было чётко определено.

— Я знаю, что делаю, — сказал я, решительно. — Но она не более, чем полезный инструмент. И так будет до конца.

Лазарь, наконец, кивнул, соглашаясь, но в его взгляде оставался тот же интерес, с которым он наблюдал за всем происходящим. В его глазах всё ещё были вопросы, но он не стал их задавать.

Глава 24

Алекс

Дом Пахана встретил нас гнетущей тишиной. Гостиная была просторной, но казалась тесной из-за тяжёлого воздуха, напитанного сигаретным дымом и напряжением. В массивных креслах и на кожаных диванах расположились ключевые фигуры семьи, все молчаливо наблюдали, как мы вошли.

Влад сидел в тени, пальцы неспешно постукивали по подлокотнику. Его взгляд был отстранённым, но мне не нужно было видеть выражение его лица, чтобы знать — он анализирует всё, что услышит здесь сегодня. Лазарь стоял рядом, опираясь на спинку кресла, в его глазах блеснуло привычное любопытство, но сейчас он был серьёзен.

Сэм сидел с противоположной стороны, чуть расслабленный на вид, но я знал, что это обманчиво. Он хоть и бабник, но когда дело касается семьи, умеет быть таким же безжалостным, как и любой из нас.

Кирилл Степнов находился ближе к камину, его руки были сцеплены перед ним, а челюсть напряжена. Он понимал, что в этом доме решения принимают не по законам бизнеса, а по законам крови.

И, наконец, он.

Сергей Волконский, Пахан.

Мой отец сидел в центре комнаты, за массивным столом, и его присутствие ощущалось даже без слов. В его глазах не было ни капли мягкости, что когда-то мелькала в далёком прошлом. После смерти матери он изменился — стал жестче, безжалостнее, выжиг в себе все эмоции. Теперь передо мной сидел человек, для которого семья была прежде всего властью, а не чувствами.

Он посмотрел на меня, и его голос был ровным, как заточенное лезвие:

— Сын.

Я кивнул, усаживаясь напротив него.

В комнате воцарилось напряжённое молчание. Сегодня мы должны были принять решения, которые изменят всё.

Два часа.

Два часа разговоров, обсуждений, стратегий, разработок плана.

Комната наполнилась густым дымом, голосами, гулкими ударами кулаков по столу. Каждая деталь, каждый возможный шаг, каждая слабость противника была разложена по косточкам. Но истина оставалась неизменной — это будет война. Война, которая потребует времени, людей, ресурсов.

Питер будет гореть. Москва — содрогаться.

Каждый, кто хоть раз смотрел в сторону трона Волконских, кто ждал момента ослабления, кто мечтал занять наше место, — все они должны узнать, что значит объявлять войну нашей семье.

К концу собрания напряжение висело в воздухе, словно перед грозой. Все были вымотаны, но ни один не дал этому проявиться. Мы знали, что это только начало.

Пахан встал.

— С завтрашнего дня вся семья переезжает в этот дом, — его голос был ровным, бескомпромиссным. — До конца войны все должны находиться под защитой.

Я встретился с ним взглядом. Это было ожидаемо.

— И если ты считаешь, что эта девчонка хоть чего-то стоит в этом деле, она тоже будет здесь, — он сделал паузу, прожигая меня взглядом.

Я сжал челюсть.

— Они прислали наемников к ней в квартиру, значит … тот кого она может опознать не просто какой то мусор. Она ценна и мы должны её беречь… По крайней мере пока наконец мы не узнаем чьих рук дело .

__ В таком случае, что бы с утра все были в моем доме . Лазар ты летишь в москву. Сэм ты тоже,, начните действовать по плану .

Я ехал домой, чувствуя, как напряжение последних часов сплетается с нарастающим желанием. Гнев, усталость, необходимость принимать решения — всё это казалось второстепенным. В голове оставалась только одна мысль. Аэль. Пора было показать ей, кому она принадлежит.

Пентхаус встретил меня тишиной. Я жестом отпустил Арта и остальных, оставив только людей у дверей. Мне не нужны были лишние свидетели. Ванная наполнилась паром, горячая вода смывала грязь прошедшего дня, но не могла заглушить мысли. Она здесь, в моей постели, в моем доме, под моей защитой. Но этого было мало. Она была моей, и ей пора было это понять.

Я вышел, накинув полотенце на бедра, затем передумал и скинул его. В полумраке спальни её силуэт выделялся на кровати. Длинные волосы разметались по подушке, её пухлые губы были чуть приоткрыты, дыхание ровное и спокойное. Она спала на боку, одна нога небрежно согнута, обнажая изгиб бедра. На ней была моя футболка. Моя. Грубая собственническая мысль вспыхнула внутри, разжигая жар, от которого напряглось всё тело.

Я скользнул под одеяло, позволяя своему телу прижаться к её теплу. Её кожа была мягкой, тёплой, вызывающе беззащитной. Напряжение внизу живота стало почти болезненным. Мой член был твёрдым и жаждущим. Я обхватил его ладонью, не отрывая взгляда от неё.

Вдруг она тихо застонала во сне, несознательно потянувшись ближе. Чёрт. Её звук, её тепло, её запах — всё это сводило меня с ума. Я стиснул зубы, борясь с собой.

Пришло время заявить на неё права.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 25

Аэлита

Где-то в тумане сна я почувствовала жар. Волна пульсирующего, влажного тепла разлилась между ног, как будто кто-то зажёг искру прямо внутри меня. Моё тело дрожало в этом мареве — сердце билось всё сильнее, дыхание сбивалось. Мне казалось, я сплю… но ощущения были слишком реальными.

Чьи-то пальцы скользнули между моих бёдер — тёплые, уверенные, изучающие. Я задохнулась, издав приглушённый стон. Всё внутри меня сжалось и одновременно разлилось сладким напряжением. Я уже промокла. Это было безумием.

За спиной — дыхание. Тёплое, тяжёлое, скользнувшее по моей шее, заставляя мурашки прокатиться по коже. И его член… твёрдый, жёсткий, упирающийся в мою попку, будто заявляя о себе без слов. Огромный. Я чувствовала его даже сквозь тонкую ткань футболки.

Это сон. Господи, это точно сон.

Мне снится он. Алекс.

В этом сне он делает со мной то, чего я не позволила бы в реальности. Или позволила бы? Боже…я уже ничего не знаю . Просто хочу , что бы он сейчас не останавливался .

Его пальцы продолжали ласкать меня — медленно, мучительно, будто смакуя каждое движение. Я прикусываю губу во сне, чтобы не застонать слишком громко. Всё моё тело реагировало на него: грудь тяжело налилась, соски напряглись под тонкой тканью футболки, а бёдра невольно раздвинулись чуть шире.

И тут я почувствовала — его губы коснулись моей шеи. Мягко. Осторожно. Почти нежно. Но с такой скрытой жаждой, что меня пронзило дрожью.

Он скользнул губами ниже, к плечу, оставляя на коже влажные поцелуи. Каждый его вдох обжигал, каждый выдох — заставлял кожу гореть. Он знал, что делает. В этом сне он знал все мои слабости.

Я чуть выгнулась, прижимаясь спиной к его телу. Его член прижался плотнее, и я сдержала всхлип.

— Такая мокрая для меня — раздался у самого уха низкий голос. Хриплый, севший от желания. — Такая сладкая, киса…

Я больше не могла думать — только чувствовать. Моё тело горело. Его пальцы внутри меня двигались всё быстрее, всё глубже, и я извивалась, прижимаясь к нему, сжимая простыни.

Грудь тяжело вздымалась, сердце стучало где-то в горле. Мой мир сузился до одной точки — до его руки между моих ног, до поцелуев, до звуков, которые он издавал, целуя мою шею. Его дыхание стало грубее, как и прикосновения.

— Ты вся трясёшься, — прошептал он. — Кончи на мои пальцы.

Я хотела ответить, но губы не слушались. Всё, что я смогла — застонать, изогнувшись.

И он довёл меня. Резко, мощно, как взрыв.

Оргазм прошёлся по телу волной — яростной, сладкой, разрушающей. Я вскрикнула, дернулась в конвульсиях, теряя контроль. А он…

Его рука вдруг скользнула вверх, сомкнулась на моём горле, не больно, но властно. В следующую секунду он с рычанием вошёл в меня. Глубоко. Сильно. До предела.

Я ахнула, выгибаясь в спазме удовольствия. Его член заполнял меня полностью. Он был огромен, горяч, и я чувствовала каждую деталь, каждое движение. Тело не справлялось с этим напором, мне было трудно дышать, но я не хотела, чтобы он останавливался.

— Вот и всё, детка, — прорычал он мне на ухо. — Ты так хорошо меня принимаешь… вот так.

Я застонала — громко, сорвано, почти как крик — и…о Боже…. Это нихрена не сон . Это блядь не сон .

Он крепче сжал руку на моей шее, и я инстинктивно выгнулась ещё сильнее, подставляя ему себя без остатка. Чувствовала, как пульс бешено колотится под его пальцами.

Он резко вышел. До последнего сантиметра. Я всхлипнула — потеря была почти болезненной, как пустота, которую невозможно вынести.

И тут же — без предупреждения — он вжал себя обратно. С силой. До конца.

Я закричала.

Стук тела об тело. Его твёрдый, огромный член снова заполнил меня до самой глубины. Меня растянуло до предела, каждый нерв вспыхнул. Боль и удовольствие смешались, выжигая изнутри.

— Алекс… — прошептала я, но больше не смогла сказать ни слова.

Его пальцы ущипнули мой клитор — резко, безжалостно — и что-то взорвалось внутри меня. Я не чувствовала воздуха, всё исчезло, кроме этого нарастающего, горячего импульса, от которого я просто сгорела. Моё тело содрогалось в оргазме, сильном, неконтролируемом, диком. Я не могла сдержать стон — он вырвался из горла, сорванный, безумный.

— О боже… Алекс… — это всё, что смогла выдохнуть, пока стенки моей киски сжимались на нём, пульсируя, как будто требуя ещё, сильнее, глубже.

— Такая чертовски тугая… — зарычал он у меня над ухом, его голос сорвался, стал почти звериным. Он двигался мощно, толчки были резкими, без остатка. Я чувствовала, как его член раз за разом входит до самой шейки, как будто он хотел оставить след в каждой моей клетке.

— Ты создана для меня… — он царапнул зубами мою шею, — ты это чувствуешь, да?

Я чувствовала. Каждый миллиметр. Моё тело горело, пульсировало, снова собиралось на грани.

Он продолжал двигаться в бешеном ритме, и каждый раз, когда он вжимался до конца, из его груди вырывался низкий, глухой рык.

Он вбивался в меня, будто хотел стереть все следы прошлой жизни, оставить в теле только себя. С каждым толчком я теряла себя. Моё тело уже не принадлежало мне — оно принадлежало ему.

— Ты чувствуешь это? — его голос хрипел, будто он сам сдерживал нечто звериное внутри. — Чувствуешь, как я тебя забираю?

Я застонала, не в силах ответить. Волна снова накрывала. Я чувствовала, как всё напряжено — мои мышцы, живот, грудь, ноги… и особенно — киска, пульсирующая на каждом его движении.

Он сжал мою шею сильнее — так, что я только глотала воздух, но не могла вдохнуть. Другой рукой он снова нашёл мой клитор, сжал, потёр, и моё тело дёрнулось в предвкушении того, что должно было случиться.

— Кончай, — прорычал он. — Сейчас.

И в тот же момент — укус. Острый, в шею, почти у плеча. Его зубы вонзились в мою кожу, и всё сорвалось.

Меня разорвало изнутри. Это было не просто оргазм — это была катастрофа. Волна… нет, цунами… пронеслась сквозь моё тело. Киска пульсировала так бешено, что мне казалось, я вот-вот потеряю сознание. Из меня брызнуло — по-настоящему, сильно, влажно. Я закричала, выгибаясь, как будто умирала и возрождалась одновременно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Блядь… — Алекс застонал, и его движения стали судорожными, тяжёлыми. — Чёрт… ты просто… — он вбился в меня в последний раз, и я почувствовала, как он дрожит.

Он кончил с глухим, хриплым рыком, его руки сжались на мне, как тиски. Его сперма заливала меня изнутри, горячая, пульсирующая, как будто он изливал в меня не только тело, но и душу.

— Ебаный… Бог… — прорычал он, уткнувшись лицом мне в плечо. — Что ты со мной сделала, Аэль…

Я не могла ответить. Я просто лежала в его руках, вся в слезах, в дрожи, в остатках безумия, которое мы только что разделили.

Он не сразу вышел из меня. Остался внутри ещё на мгновение, тяжело дыша, как зверь, насытившийся после долгой охоты. Его руки обвивали мою талию, будто он не мог отпустить.

Но потом — медленно — он вышел. И я снова всхлипнула, дрожь прошла по телу волной.

Он резко перевернул меня на живот. Моё тело было ватным, я почти не сопротивлялась, не понимала, что происходит, пока не почувствовала, как он встал на колени позади, раздвинул мои ноги, обнажая меня полностью.

Я застонала — больше от стыда, от уязвимости, чем от боли. Всё моё тело дрожало в мелкой, истеричной судороге.

— Посмотри на себя, — выдохнул он с каким-то благоговением в голосе. — Моя сперма течёт из тебя, киса… Чёрт, это самое прекрасное, что я когда-либо видел.

Я снова всхлипнула, уткнувшись в простыню. Горло горело от сдавленного крика, мышцы сводило от послесловия оргазма. Это было слишком. Всё было слишком.

— Вот и всё, — сказал он, поднимаясь с кровати. Голос был глухим, но в нём сквозила удовлетворённость. — Теперь всё как и должно быть.

Я застонала — глухо, сдавленно, не то от боли, не то от бессилия. Раздражение и отчаяние спутались в груди. Я натянула подушку на голову, пряча лицо и слёзы, которые не могла сдержать.

Он ушёл в ванную. Без слов. Без взгляда назад. Только звук воды и закрывающейся двери.

А я осталась. В этой постели. Со вкусом его дыхания на своей коже, с его телом — в каждом сантиметре меня. И с чётким знанием — теперь назад дороги нет.

Как только он ушёл, я почувствовала, как дыхание перехватило меня. Не могло быть хуже. Я просто не могла остаться там, в той комнате, в той постели, с тем, что только что произошло. Я не могла больше видеть его. Его взгляд, его дыхание. Всё это заставляло меня чувствовать себя уязвимой, как никогда.

Я сжала простыню в руках и встала. Моё тело было тяжёлым, с каждым движением я ощущала остатки его присутствия в себе. Я выскользнула из кровати, быстрым движением стащила простынь и, не думая, выбежала в другую комнату, в гостевую спальню.

Закрыв за собой дверь, я побежала в ванную. Тело всё ещё дрожало, а внутри меня как будто переворачивалась целая буря мыслей. Что только что произошло? Почему мне так стыдно? Как я могла дать ему это? Что со мной не так?

Я посмотрела в зеркало, и это было как удар. Мои ноги — они были мокрыми, в нём, в его сперме. И это… я это сделала. Я вообще это сделала? Я вообще так сделала? Он… он взял меня. Это был не сон. Это было реально.

Моё сердце колотилось, как будто оно вот-вот вырвется из груди. Ощущение паники резко захлестнуло меня. Его сперма в мне… как же мне это объяснить себе? Я чувствовала, как всё внутри меня сжалось, я просто не могла дышать. Страх, стыд. Страх, что я потеряла контроль. Всё это звучало как кошмар.

Но потом, как будто светлый луч пронзил туман моей головы. Я вспомнила. Я сделала укол. Противозачаточный. В тот день, когда я пришла к врачу. Я вспомнила, что прошло 5 или 6 месяцев. И он должен ещё работать. Всё должно быть в порядке.

На мгновение я выдохнула, но паника всё ещё не отпускала. Я не понимала, что делать, что чувствовать. Моё тело — оно не то, что я привыкла ощущать. Всё казалось таким чужим, таким грязным.

Я осталась стоять под струей воды, пытаясь привести свои мысли в порядок. Я не знала, как дальше жить с этим. И вообще… что мне теперь делать с этим? С ним?

После того как я вышла из ванной, мне было немного легче. Моя кожа всё ещё горела, но я не могла позволить себе сломаться. Тело, конечно, не хотело меня слушаться, но я продолжала идти, почти машинально проскользнув в гардеробную. Я осмотрела комнату, как будто что-то должно было меня там задержать, но… его не было. Ни его присутствия, ничего .. Я почувствовала лёгкое облегчение, как если бы камень свалился с груди.

Но вот это странное чувство — обида? Разочарование? Я не знала. Но оно было. Я ведь не хотела его видеть. И в то же время… почему-то не было такого полного освобождения, как я думала.

Я старалась не думать о нём. Проклятье, всё это было просто сексом. Ничего больше. А в моей жизни были уже такие моменты, когда всё было не так, как я хотела. Я не собиралась вновь допустить, чтобы моё сердце разбили. Это не было “настоящими отношениями”. Просто секс. Я должна была это понять.

Вздохнув, я подхватила красный сарафан, чуть выше бедра, с голубыми цветами. Он обтягивал мою талию, свободно падал ниже. Он был легким, но так хорошо сидел, обрисовывая мои формы, как напоминание о том, что всё должно быть под контролем.

Мои пальцы коснулись телефона. Мне нужна была помощь. Рина, она всегда знала, что сказать. Я могла поговорить с ней, разобраться, как действовать дальше. Может, даже не стоит делать из этого целую драму. Ведь мне нужно было просто понять, как идти дальше, как не дать себе запутаться в том, что произошло.

Я направилась на кухню, чтобы заварить кофе. Я стояла у плиты, вдыхая запах свежесваренного кофе, и ощущала, как мои мысли стали немного яснее. Я не хотела влюбляться в него. Секс и отношения — две разные вещи. Но, боже, какой это был секс… всё было слишком сильно. Он был сильным, и я была не готова к этому. Но он был просто сексуальной бурей. И это, возможно, всё, что мне нужно от него. Так будет проще. Всё, что было в том моменте, — оно останется там.

Время решит, что будет дальше. Но сейчас мне нужно взять себя в руки и понять, что делать с этим. Я не позволю ему стать чем-то большим. И в первую очередь — я не позволю себе потерять контроль.

Я набрала Рину, прижав телефон к уху, и почти сразу услышала её хрипловатый утренний голос:

— Если ты звонишь до девяти утра и это не связано с чёрным кофе, кровью или беременностью, то я не уверена, что хочу тебя слышать.

— У меня был секс, — выпалила я. Просто так. Без предисловий. Потому что иначе не могла.

На том конце повисла такая тишина, что я подумала, может, связь прервалась. Но потом…

— …Ты что сказала?

— Ты слышала.

— Подожди… — Рина сделала глубокий вдох. — Ты… занималась сексом. С Алексом?! Тем самым «я-сам-грёбаный-грех-на-ногах»?!

— Ну да, — пробормотала я, делая глоток кофе. — Он, типа, разбудил меня оргазмом. Я сначала думала, что это сон. А потом… эээ… оказалось, что нет.

— АААААА! — взвизгнула она так, что я дёрнулась. — Боже, да ты только что обогнала меня в женском рейтинге достижений года! Он разбудил тебя оргазмом?! Это что, какая-то новая функция у мафиозных наследников? Sleepgasm Mode: Activated?!

— Рина… — простонала я, уткнувшись лбом в руку. — Это было слишком… всё. Слишком реально. Слишком хорошо. Я до сих пор не понимаю, как моё тело пережило это.

— Стоп. Ты реально кончила во сне?

— Да. И… он продолжил. Я буквально растеклась под ним. В прямом и переносном смысле. Я никогда так… — Я осеклась. — Короче. Это было жёстко. И мощно. И… ну, ты поняла.

— Поняла?! Аэль, это секс мечты! Ты заснула одна — проснулась в аду удовольствия. И он вошёл в тебя, пока ты дышать не могла от оргазма?! Да ты живёшь в порноромане! Я тобой горжусь. Засуха официально закончена.

Я усмехнулась, но внутри всё было слишком сумбурно.

— Проблема в том, что я не знаю, что с этим делать дальше.

— А что ты хочешь с этим делать?

— Я… не знаю. Я не хочу влюбляться в него. Это был просто секс. Просто… огненный, всепоглощающий, сотрясающий основы бытия секс.

— Ага, «просто секс». Конечно. Какой-то Алекс Волконский довёл тебя до космического оргазма, и ты такая: «Ой, ну бывает».

— Я серьёзно, Рин. Я не хочу, чтобы мне снова разбили сердце. Один раз хватило.

— Ну тогда веди себя как королева. Получила своё удовольствие — и пошла жить дальше. Он должен быть в шоке, что ты даже не написала ему.

— А я и не собиралась. Хотя он исчез до того, как я вышла из ванной. Видимо, у него свои правила. Или… он просто не хочет, чтобы это что-то значило.

— Или боится, что это значит слишком много. — Голос Рины стал мягче. — Слушай, не гони лошадей. Ты никому ничего не должна. Не делай из этого драму, если не хочешь. Но и не отрицай, что это было важно. Даже если это просто было телом… тело, как бы, не обманешь.

Я вздохнула и посмотрела на своё отражение в кофейной поверхности.

— У меня ноги до сих пор подкашиваются. И я… я Боже..как сказать . В первый раз в жизни. Я, мать его, думала, у меня вода из крана прорвалась.

Рина захохотала так, что я услышала, как она падает на кровать.

— Ладно, звезда . Всё, теперь я точно встану и поем. Ты вдохновила меня на завтрак чемпионки.

— Я счастлива, что моя сексуальная катастрофа кого-то вдохновила.

— Это не катастрофа, это победа. А теперь — иди и будь собой. С высоко поднятой головой и чашкой кофе.

Я усмехнулась. Чёрт, как же хорошо, что она у меня есть.

Я стояла посреди кухни с чашкой кофе в руках, когда услышала первый звук — глухой, плотный, как шаги ботинок на деревянном полу. Повернулась.

Они входили один за другим — молча, будто всё происходящее совершенно нормально. На их футболках не было ни имён, ни логотипов, только холодное спокойствие на лицах. Один нёс коробку с моим именем.

Словно кто-то резко выдернул воздух из моих лёгких.

— Какого хрена вы делаете? — голос сорвался, звучал резче, чем я ожидала.

Они не остановились. Один открыл гардероб и начал складывать мои вещи. Другой протянул руку к ящику, где хранилось моё нижнее бельё.

— Оставьте мои трусы в покое! — закричала я, не сдержавшись. Гнев, страх и раздражение вырвались наружу.

Они даже не обратили на меня внимания. Всё равно молча продолжали свою работу, словно это был ежедневный ритуал.

Что, чёрт возьми, происходит?..

Мой мозг выдал первую догадку: всё. трахнули — и до свидания. Он получил, что хотел, и теперь я больше не часть его мира.

Тупо. Глупо. Банально. Но я не могла выбросить эту мысль.

Пока я стояла, облитая холодом и жаром одновременно, глаза скользнули на коробку с его вещами. Костюмы. Часы. Бумаги.

Его тоже пакуют.

Мир снова качнулся.

Значит, не выгоняют?.. Тогда что?..

— Босс всё объяснит, — ответил один из них, даже не глядя на меня.

Я стиснула зубы. Пульс стучал в висках. Руки дрожали, но я не могла позволить себе показать это.

Он ушёл, даже не сказав ни слова. А теперь… это?

Я вылетела из спальни, не в силах больше оставаться в этой атмосфере, и направилась в гостиную, чтобы набрать Алекса и узнать, какого чёрта происходит. Я вся кипела от ярости, не в силах понять, что происходит, и что мне теперь делать.

В гостиной я наткнулась на Ната, который стоял у окна, погружённый в телефон. Он был в чёрном — рубашка, брюки, как будто только что вернулся с какой-то операции. Всё выглядело так, будто он всегда готов к действию. На ремне висело оружие, застёгнутое сбоку, как если бы это было не просто украшение, а обязательная часть его облика. Татуировки, которые покрывали его руки до самых пальцев, и шея, а также за ушами, казались частью его сущности, как будто он всегда был в поиске чего-то.

Но несмотря на его грозный внешний вид, Натан никогда не был с нами грубым. Он был скорее мягким, с добродушной улыбкой и лёгким юмором, что на фоне его угрожающего вида всегда казалось несколько неожиданным. Он смотрел на меня, как всегда, с лёгким прищуром, но без следа агрессии.

Услышав мои шаги, он повернулся и посмотрел на меня, будто в очередной раз оценивая, насколько я непредсказуема. Его взгляд был лёгким, без напряжения, будто он действительно просто заметил меня. В его глазах не было холодной угрозы, скорее уважение и что-то вроде дружеской поддержки.

— Прекрасно выглядишь, Аэль, — сказал он с тёплым, почти ироничным тоном, как если бы мы с ним только что обменялись смешной шуткой. Натан всегда был таким — искренним и лёгким, с ним не было страха. Он умел сделать сложные вещи простыми.

Он с улыбкой положил телефон в карман и немного наклонился вперёд, как будто готов был меня выслушать, если я решу сказать что-то важное.

Не знаю, что во мне вызывало такие смешанные чувства. С одной стороны, я чувствовала раздражение, а с другой — какую-то неосознанную благодарность за его поддержку, даже если это просто его дружеская забота.

— Что случилось? — спросил Натан, всегда любящий поддержать разговор и дать совет.

Я подошла к Нату, не сдерживая гнев. Мои шаги были быстрыми и резкими, а в груди билось сердце от бешенства. Я буквально задыхалась от эмоций, мои слова вырывались так быстро, что я не успевала их контролировать.

— Что случилось? — почти выкрикнула я, бросая взгляд на людей, которые продолжали собирать мои вещи. — Ты серьёзно? Какие-то амбалы роются в моем белье, а ты спрашиваешь, что случилось?! Какого хрена в этом доме никто ничего не объясняет, прежде чем начать что-то делать?! Зачем они собирают вещи?!

Мои слова звучали как рвущиеся изо рта пули, и я не могла остановиться. Мой голос становился всё громче, а дыхание — всё тяжелее. Я почти не замечала, как сильно злилась, до боли сжимая кулаки.

Нат подошел ближе, и его холодный взгляд встретился с моими глазами. Он поднял руки, как бы прося меня успокоиться, и я остановилась, но стояла как вулкан, готовый вот-вот взорваться. Моё дыхание стало тяжёлым, как будто я бежала километры без остановки.

Нат медленно протянул руки и положил их мне на плечи. Это было неожиданно успокаивающе.

— Дыши, Аэль, — сказал он спокойным голосом. — Это просто переезд. Алекс тебе не сказал?

От этих слов я едва не вырвалась на него снова.

— Нет! — прокричала я, стиснув зубы. — Боже, если бы этот индюк умел разговаривать, то я бы не стояла здесь сейчас!

Я резко выдохнула, чувствуя, как злость и страх внутри меня всё больше захлёстывают.

— Дыши, Аэль, — мягко, но настойчиво повторил Нат. Его большие руки всё ещё лежали на моих плечах, странно успокаивающе для того, кто внешне выглядел как ходячая угроза.

— Что он тебе сделал такого, что ты в бешенстве? — спросил он, наклонившись чуть ближе, изучая моё лицо с каким-то искренним беспокойством.

Мне пришлось поднять голову — он был намного выше меня. Я едва доставала ему до груди, и, когда наши взгляды встретились, я приоткрыла рот, готовясь вывалить всё: про то, как он исчез, ничего не объяснил, а теперь переезжаем, как будто я — мебель.

Но я не успела.

— Убери от неё свои чертовы руки. Если они тебе нужны. — Голос Алекса прорезал воздух, как острый клинок, и в этой тишине он резанул по нервам.

Я не вдохнула. Просто замерла.

Голос был низким, рычащим. Каждое слово — как гравий, катящийся по асфальту. У меня по спине пробежали мурашки, а в груди застрял кислород. Нат, чертов Нат, просто… рассмеялся.

— Успокойся, чувак. У неё была истерика, — хихикнул он и лениво убрал руки с моих плеч, будто всё это не стоило даже капли напряжения.

Я повернула голову в сторону, туда, откуда доносился голос Алекса, и увидела его. Он стоял в дверях — челюсть сжата, плечи напряжены, кулаки сжаты так сильно, что белели костяшки. А взгляд… О, Господи. Его взгляд был сосредоточен на моих плечах. Точнее, на том месте, где только что лежали чужие руки. Убийственный. Холодный. Дикий.

Внутри всё сжалось. Что это было? Ревность? Власть? Или очередная демонстрация того, что он не терпит чужих прикосновений к «своему»?

И почему при этом моё сердце пропустило удар?

Глава 26

Алекс

Блядь.

Я вошёл в дом и почти сразу услышал её голос. Встревоженный, злой, разрывающий воздух. Она где-то рядом. Я пошёл на звук, но не успел дойти — и застыл.

Её спина. Маленькая, хрупкая, напряжённая.

Его руки.

На. Её. Плечах.

Мои пальцы сжались в кулаки, и, если бы я не знал, кто передо мной, я бы убил. Без раздумий. Нат — чёртов брат, стратег, проверенный годами. Но сейчас я хотел вышибить из него всю эту беспечную ухмылку вместе с зубами.

Он стоял слишком близко.

Смотрел на неё слишком внимательно.

А она… подняла к нему глаза.

Блядь.

Это был мой взгляд. Моё плечо. Моя женщина.

Какого хрена его руки делают на ней?

Где-то внутри меня что-то сорвалось с цепи.

— Убери от неё свои чертовы руки. Если они тебе нужны, — выдохнул я, и в собственном голосе услышал рычание. Сдержанное, опасное.

Её тело напряглось. Я видел, как её спина выгнулась, как замерло дыхание.

Да, детка. Ты тоже почувствовала.

Нат обернулся на меня, и, конечно же, засмеялся, ублюдок.

— Успокойся, чувак. У неё была истерика.

И даже после этого его руки всё ещё лежали на ней.

Чёрт, я сейчас…

Он, наконец, отдёрнул их, но внутри всё горело. Я не просто злился — я готов был рвать. На куски.

Её взгляд повернулся ко мне, и она увидела.

Увидела, как я смотрю.

Как моё тело напряжено до предела.

Как в моих глазах — только она.

И ярость.

Я не делился игрушками в детстве.

И уж точно не собирался начинать сейчас.

— Уходи, Нат, — сказал я тихо. Сжав челюсть .

Он понял сразу. В моей тишине не было просьбы. Только приказ. Только лёд, под которым уже трещал огонь.

— Ладно-ладно, я ухожу, — пробормотал он, подняв руки, и, как обычно, пытаясь разрядить атмосферу. Но я не смеялся. Ни сейчас, ни вообще.

Когда за ним захлопнулась дверь, я сделал шаг вперёд. Всего один. Этого хватило, чтобы она чуть отступила. Неосознанно. Почувствовала.

— Если не хочешь стать свидетельницей ещё одного убийства, — сказал я, глядя прямо в неё, — не позволяй другим мужчинам прикасаться к тебе.

Она вздрогнула. А потом подняла на меня взгляд — упрямый, яркий, обжигающий.

— Ты спятил, — прошипела она. — Это не твоё дело, Алекс. Ты не имеешь никакого права мне указывать.

И тут внутри меня щёлкнуло.

Медленно, как хищник, подбирающийся к добыче, я приблизился. Она не отступила. Глупая, храбрая девочка.

— Кажется, кто-то давно не получал наказания, — произнёс я почти шепотом, — раз так плохо усваивает уроки.

Между нами повисла тишина. Напряжённая. Плотная. Нас было двое — и этот пожар между нами.

Я сел на диван, не сводя с неё взгляда, и неторопливо откинулся назад.

— Ложись ко мне на колени, — сказал я тихо. Спокойно. Почти ласково.

Аэль фыркнула.

— Ещё чего. Я тебе что, нашкодивший школьник?

Я приподнял бровь. Никакой улыбки. Только холодный, ровный тон:

— Пять шлепков по твоей сладкой заднице — или я иду разбираться с Натом. И поверь, это будет куда серьёзнее.

Она распахнула глаза, как будто я только что предложил ей продать душу.

— Ты не станешь. Он твой друг!

— В первую очередь он мой сотрудник. Он работает на меня.

Я не терплю ошибок. И за свои — все отвечают.

Я медленно достал телефон из кармана, как бы невзначай. Экран засветился, и я будто бы начал набирать номер.

— Что ты делаешь?! — Аэль метнулась ко мне, в панике хватая меня за руку. — Алекс, прекрати. Ты не…

— Как что? — не глядя на неё, я нажал первую цифру. — Зову Ната. Раз ты не хочешь отвечать за свои поступки, кто-то должен.

— Боже! Ладно. Хорошо. Убери свой чёртов телефон! — её голос сорвался, а руки в раздражении взлетели вверх.

Я медленно перевёл взгляд на неё. Она стояла в шаге от меня, пылая. Вся такая дерзкая. Вся такая вызывающая.

И полностью моя.

— Умница, — тихо сказал я. — Теперь ложись.

Она подошла с видом приговорённой, но в её движениях была эта… дерзкая грация. Подчёркнутая красным сарафаном, обтягивающим талию, лёгким, как ветер, но провокационно цепляющимся за изгибы. Голубые цветы на алой ткани только подчёркивали её опасную женственность.

Медленно, демонстративно, она опустилась животом ко мне на колени, подогнув ноги, как будто даже в подчинении хотела сохранить контроль. Глупая. Смешная.

— Чёртов доминантный придурок, — пробормотала она себе под нос, думая, что я не услышу.

— Я тебя слышу, киса, — выдохнул я с усмешкой. — За это — плюс один шлепок.

Она повернула голову, бросив на меня взгляд через плечо. Колючий, но внутри — дрожь. Я это чувствовал.

— Ты застрял не в той эре… Сколько тебе вообще, шестьдесят?

Я усмехнулся. Боже, эта девочка…

— Поверь мне, киса, тебе понравится. Возраст тут ни при чём.

Я провёл ладонью по её заднице. Медленно. Ласково. Чувственно. Под платьем чувствовалась тонкая ткань — бархат, кружево. Стринги. Красные. Слишком вызывающе, чтобы я остался равнодушным.

Мой член дёрнулся в брюках. Она это почувствовала. Конечно почувствовала — по тому, как начала ерзать, будто невзначай.

Я хмыкнул, сдерживая рычание.

— Если не прекратишь ёрзать, — прошептал я ей в ухо, — мне придётся тебя трахнуть перед тем, как отшлёпать, непослушная киса.

Я медленно задрал подол её сарафана, закидывая ткань ей на спину. Красное кружево сразу ударило по глазам — и по самоконтролю. Бархатные полоски, почти ничего не скрывавшие, обрамляли её задницу, словно подчёркивая: она создана, чтобы быть у меня на коленях. Именно так.

Я провёл ладонью по обнажённой коже — тёплой, гладкой, живой. Она чуть вздрогнула, но не отстранилась. Глупая, дерзкая девочка. Всё ещё думала, что может играть в огонь и не обжечься.

Резкий, чёткий хлопок отозвался звуком в комнате. Её тело дёрнулось, и она издала звук… Не просто выкрик. Это было нечто между стоном и удивлением. Моя рука осталась лежать на её коже — уже алой, горячей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я наклонился ближе. Мой голос стал ниже, хриплее. Возбуждение уже пульсировало в каждом нерве.

— Считай, Аэль.

Я ощущал запах её кожи. Её дыхание. Её тепло. Чёрт, всего несколько часов назад я был в ней. Глубоко. До дна. И, кажется, с тех пор мой член уже скучал по жару её киски. Особенно когда она вот так — раскинулась на моих коленях, дрожит, горит, и подчиняется.

— Один, — прошептала она.

И даже её голос изменился. Глубже. Слаще.

Чёрт, киса. Ты начинаешь понимать, насколько ты моя.

Шлепок. Второй.

— Два, — её голос дрожит, но она держится.

Третий.

— Три…

Тело под моей рукой сотрясается. Гибкое, нежное, горячее. Я ощущаю, как оно реагирует на каждый удар, как её дыхание становится всё тяжелее.

Четвёртый.

— Четыре… — выдох, почти стон.

Пятый.

— Пять… — руки дрожат, пальцы вцепились в мои брюки. Она не знает, как долго ещё сможет держать себя в руках.

И, наконец, шестой.

Ладонь обжигает её кожу, и она выгибается, как струна, издав этот звук — всхлип, в котором было столько сладости, что мне самому стало трудно дышать.

Я медленно провёл рукой по её заднице, чувствуя, как она пульсирует под моей ладонью. Горячая, покрасневшая кожа… и я чувствую это — жар, аромат её возбуждения, который ударяет мне в голову сильнее алкоголя.

Пальцы скользнули к её стрингам, обтягивающим её так, что я едва сдержал стон. Бархат был насквозь мокрым. Я прохрипел:

— Чёрт, киса… ты вся мокрая.

Мои пальцы медленно прошлись по ткани, нажимая мягко, дразня.

— Кажется, этой заднице нравится, когда её наказывают.

Она застонала. Или всхлипнула — уже не важно. Моя рука проникла под стринги.

Святое дерьмо… она истекала.

— Ты течёшь на мои пальцы, — выдохнул я, в голосе гул страсти. — Кажется, это было не совсем наказание для тебя, да?

И вдруг — фырканье. Она выпрямилась, спрыгнула с моих колен.

— Ты закончил?

Её щёки пылали, губы искусаны, зелёные глаза сверкали молниями. Она стояла, дрожа, горя, и глядя на меня с вызовом — несмотря на всё, что только что произошло.

Моя эрекция давила на змейку брюк, как раскалённый металл. Я чувствовал, как капля предэякулята скользнула по головке члена.

Господи. Какая картина.

Горячая, дикая, вызывающая…

Я хочу видеть это каждый. Чёртов. День.

— Блядь, — выдохнул я. — Ты сведёшь меня с ума.

Она фыркнула, откинула волосы назад и, как ни в чём не бывало, выдала:

— Что вообще происходит, Алекс? Какого хрена мои вещи упаковывают и уносят? Нат сказал, что это переезд?

Я моргнул, как будто выныривая из пучины.

Переезд.

Дом Пахана.

Чёрт.

Поднялся с дивана, выпрямляясь в полный рост. Брюки не скрывали моей эрекции — и её глаза метнулись вниз, округляясь, прежде чем она резко отдёрнула взгляд и мотнула головой. Теперь она смотрела прямо в глаза, с упрёком и требованием ответа.

Я поправил брюки, не спеша, наслаждаясь тем, как она краснеет, и только после этого заговорил, низко и спокойно:

— Мы переезжаем. Сегодня. Вся семья будет жить в доме Пахана.

Я сделал шаг к ней.

— Ты в том числе .

— В доме Пахана, у твоего отца ? — её голос стал тише, но внутри уже зреет буря.

— Именно.

Пауза. Мы стоим напротив друг друга, дыхание всё ещё тяжёлое. Между нами всё ещё висит жар прошлой минуты — но над ним уже нависает новое: страх, протест, сопротивление.

— Нет! Чёрт побери, нет, Алекс! — она резко отступила, глаза горели. — Я не хочу этого! Я не хочу жить в доме, где каждое слово может быть последним, где за каждым углом — пистолет, разборки, кровь. Это не моя жизнь! Не моя реальность!

Я молчал. Просто смотрел. Ждал.

— Я вообще… я думала… — её голос сорвался, — …думала улететь к маме. В Турцию. Просто… исчезнуть. Подальше от всего этого.

Мой мир сжался до одного слова: исчезнуть.

Я представил это на секунду — её, исчезающую из моей жизни. Где-то на чужом берегу, где я не могу её контролировать, защитить, держать рядом. И внутри меня что-то сорвалось с цепи.

Я сжал кулаки. Настолько сильно, что ногти вонзились в ладони.

Челюсть сжалась до боли. Я едва не шагнул к ней. Остановился.

— Не будь наивна, Аэль, — выдохнул я сквозь зубы, голос хрипел от злости. — Ты думаешь, они отпустят тебя? Думаешь, позволят просто уехать? Ты — единственная, кто может их выдать. Ты — угроза. И если бы не я… ты уже была бы мертва.

Она замерла.

— Ты думаешь, после того, что случилось с Рай , они остановились? — продолжал я, медленно подходя ближе. — С того дня погибло сорок человек, Аэль. Сорок.

Мой голос стал ниже, глуже:

— И единственный способ остановить это — найти, кто за этим стоит. Кто отдаёт приказы. Кто убивает.

Я оказался совсем рядом. Смотрел прямо в её глаза.

— Так что если ты хочешь сбежать — я не позволю. А потому что это — война. И ты в ней хочешь ты того или нет.

Она не ответила сразу. Просто стояла и смотрела на меня — будто впервые видела по-настоящему. Что-то дрогнуло в её взгляде, я заметил это. И мне хватило доли секунды, чтобы понять: она всё ещё боится, но больше — за нас, чем за себя. И это уже многое.

— Хорошо, — наконец выдохнула она. — Я помогу. Мы выясним, кто это был. Но как только всё закончится — я уйду. Ты понял, Алекс? Уйду. Навсегда.

Я ничего не сказал. Лишь смотрел. Внутри всё медленно натягивалось, как струны. Уйдёт. Как будто это возможно. Как будто я позволю.

— И ещё, — добавила она, сложив руки на груди, — всё, что происходит между нами… это не должно становиться достоянием других. Мы не вместе. Мы… это просто. Просто секс. И пусть никто об этом не знает. Особенно твой отец.

Вот оно. Я чуть склонил голову набок. На лице — тень усмешки.

Скрывать?

Мне даже это на руку.

— Хорошо, — сказал я. Спокойно, без эмоций. — Как скажешь.

Потому что, в отличие от неё, я знал: она не уйдёт. Она думает, что сможет, но в этот момент я видел, как дрожали её пальцы, как её дыхание всё ещё сбивалось после того, что было минутами раньше.

Она принадлежала мне. Ещё не осознав это полностью — но уже чувствовала. Где-то под кожей, глубоко в животе. В тех местах, куда не проникает разум.

И если для этого нужно скрывать её от всего мира — я скрою. Если нужно спрятать даже от собственного отца — спрячу.

Но она — останется.

Моя.

Глава 27

Аэль

Я закрыла за собой дверь ванной и облокотилась о неё спиной, чувствуя, как воздух выходит из лёгких с хриплым выдохом.

Чёрт.

Что, блядь, это было?

Я подошла к раковине, включила холодную воду, плеснула себе в лицо. Потом медленно подняла глаза и встретилась с отражением.

Разъярённая, растрёпанная, возбужденная.

Щёки горели, как будто меня и правда отшлёпали. Губы покусаны до алого, грудь тяжело вздымалась. А волосы… волосы растрёпаны, как будто я только что выбралась из постели. Из его постели.

И это не ложь.

Я пыталась отдышаться, но внутри… внутри бурлило. Всё. Мысли, эмоции, чувства, которых я не просила, не ждала, не хотела.

Как, чёрт возьми, я дошла до того, что чуть не застонала, когда он шлёпнул меня?

Больно?

Да.

Но это не та боль, которую хочется остановить. Она откликалась жаром внизу живота, тянула, пульсировала где-то глубоко — так, что матка сжималась, будто требуя чего-то большего. Я сжала ноги, и только тогда поняла — я насквозь промокла. Трусики прилипли к коже. Красные, кружевные… чёртов Алекс. Даже бельё моё забрали с вещами. Я осталась в этом платье и мокром белье.

Я отступила от зеркала, обхватила себя руками. Какого хрена он делает со мной?

И почему это мне…

Я не договорила мысленно. Даже себе не хотела признавать.

Но тело знало.

Я хотела его снова.

Его голос. Его пальцы. Его доминирование.

Этот чертовски опасный, властный, холодный мужчина, от которого хочется бежать — и к которому почему-то всё тянет.

“Просто секс”, — сказала я ему.

И он согласился.

Вот так просто. Ни слов, ни сомнений. Только усмешка и это его «хорошо».

Что-то в груди сжалось. Как будто холодная ладонь сжала сердце. Глупо. Разве я этого не хотела? Разве не я первая это предложила?

И всё же…

Разочарование щёлкнуло где-то внутри, почти неуловимо. Как будто я ждала… чего? Что он скажет «нет»? Что докажет, будто всё это — больше, чем просто телесное?

Сама не знаю. Но это… что-то не так.

Я отвернулась от зеркала, пытаясь отмахнуться от глупых мыслей.

Это правильно. Конечно, правильно.

Мне не нужен ещё один контролирующий мужчина в жизни. Один Мэтт был вполне достаточно — и то, до сих пор отголоски звучат в голове. Алекс… он кажется даже хуже. Жёстче. Опаснее. Невозможно с ним быть и не растворяться в его власти.

Нет, нет. Так будет лучше.

Повеселимся — и разойдёмся. Никаких привязанностей.

Просто секс. Просто оргазмы.

Я хмыкнула, выпрямилась.

— Наслаждайся, пока можешь, девочка, — пробормотала себе под нос с кривой улыбкой. — Кто знает, сколько ещё лет продлится следующий сексуальный апокалипсис.

Пальцами прочесала волосы, пригладила их, глядя в зеркало.

Ну вот. Всё. Дышим ровно. Лицо в норме. Желание спрятано, сердце — под замком.

Я взяла себя в руки. Почти.

— Вперёд, Аэль. Только не забывай — это не любовь. Это просто… проклято горячий, адски хороший секс.

И вышла из ванной.

Машина мчалась по трассе, унося нас всё дальше от Питера.

Я смотрела в окно, пока город медленно отступал, растворяясь в зеркалах. Высотки сменялись жилыми домами, потом — редкими заправками, пока, наконец, за стеклом не потянулись деревья. Больше деревьев. Густые сосны, тянущиеся к небу, как часовые на входе в другой, незнакомый мир.

Мир, в который я, кажется, всё глубже и глубже погружалась — и всё труднее было понять, где тот момент, когда ещё можно было отступить.

Особняк пахана. Главаря. Отца Алекса.

От этой мысли по спине пробежал холодок. Я поёжилась, обхватила себя за плечи.

Какого чёрта я вообще здесь?

Мафия. Разборки. Убийства.

Чёрт. Это не моя жизнь.

Я не была одной из них. Я не хотела быть одной из них.

И всё же — сидела здесь. В серой машине с тонированными стёклами, между мужчиной, который только что шлёпал меня по заднице с садистским удовольствием, и его молчаливыми, опасными союзниками.

В салоне стояла тишина.

Только Арт щёлкал по клавиатуре, что-то строча на ноуте. Он сидел впереди, вглядываясь в экран с напряжением, будто зависела чья-то жизнь — или всё сразу.

Алекс был рядом. Его локоть почти касался моего бедра. Он уткнулся в телефон, пролистывая ленту, может, сообщения, может, фото. Лицо — холодное, сосредоточенное. Как будто весь недавний жар исчез в ту же секунду, как я закрыла дверь ванной.

Нат вел машину. Его глаза время от времени цеплялись за зеркало заднего вида — он смотрел то на меня, то на Алекса.

Потом поймал мой взгляд, ухмыльнулся и подмигнул.

Я приподняла бровь, выдавила в ответ сдержанную полуулыбку.

Он явно пытался разрядить атмосферу, но от этого стало только тревожнее.

Если даже он чувствует напряжение…

Я отвернулась снова к окну.

А деревья всё не заканчивались.

Словно мы въезжали в другую реальность, где действуют совсем иные законы.

Машина свернула с шоссе на гравийную дорогу, и я инстинктивно подалась вперёд, всматриваясь в то, что скрывалось за деревьями.

Лес расступился. И я увидела это.

— О боже… — вырвалось у меня, едва дыхание не застряло в грудной клетке. — Это…

Слова утонули где-то внутри, оставив только трепет.

Перед нами, среди идеально подстриженных газонов и пышных клумб, возвышался особняк — не дом, не коттедж, не вилла. Особняк.

Массивный, почти монументальный, но при этом — лёгкий, как будто воздух вокруг него был чище.

Высокие фасады из светлого камня. Современные линии балконов и витражей, переплетённые с классическими колоннами.

Огромные окна, будто отражающие небо — от земли до самой крыши.

Мансарда со стеклянной крышей. Терраса с мраморными перилами. Навесы.

Целый мир, утопающий в зелени.

И цветы. Их было столько, что казалось, мы въехали в оранжерею, а не во владения главаря мафии. Розы, гортензии, жасмин, лаванда, клумбы с пионами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я даже не знала, как называются все эти цветы, но их аромат — сладкий, плотный — пробрался в салон через приоткрытое окно и закружил голову.

Пруд. Мы проехали пруд. Он мерцал на солнце, как зеркало.

И… уточки?

— Там уточки? — пробормотала я, выдохнув в полный ступор. — Ты серьёзно…

Они плавали у берега, как будто это не владения мафиози, а загородное поместье принца в диснеевском фильме.

Я даже заметила скамейку и беседку.

Словно кто-то специально создавал эту идиллию, чтобы обмануть.

Алекс взглянул на меня — краем глаза, быстро.

Я не видела его лица, но могла поклясться: он усмехнулся.

Особняк был не просто домом.

Он был заявлением. Символом.

Красивым, как сон. И опасным, как всё, что слишком идеально.

Машина мягко замерла у подножия широкой лестницы, ведущей ко входу в особняк. Каменные ступени, словно отполированные временем, поднимались к высоким двойным дверям с коваными узорами. Вокруг сновали люди в чёрных костюмах —быстро, отточенно. Как муравьи, выгружающие остатки багажа из багажника и задней части внедорожника.

Я сжала ремень на сиденье чуть сильнее, чем нужно, и только когда Алекс обошёл машину и открыл мне дверь, я поняла, насколько дрожат мои пальцы.

Он посмотрел на меня, прищурился — и хмыкнул.

— Успокойся. Они не кусаются, — его голос был ленивый, почти насмешливый.

Но за этим стоял опыт. Он чувствовал мой страх. И, кажется, получал от этого странное удовольствие.

Я сглотнула и вышла из машины, стараясь не споткнуться. Воздух пах хвоей, солнце скользнуло по глянцевым ступеням, и каждый шаг к дому казался мне шагом в другую реальность.

Алекс шёл рядом. Уверенно. Спокойно. Как будто это его логово — хотя, в сущности, так и было.

Мы вошли в дом, и сразу — как будто кто-то закрыл за нами не просто дверь, а портал в совершенно иной мир. Внутри было прохладно, тихо, почти стерильно. Белые стены, высокие потолки, лепнина. Хрустальная люстра свисала с потолка, бросая блики на пол, словно рассыпая по мрамору осколки света.

Нат и Арт быстро свернули в сторону — в какой-то коридор налево. Я даже не успела спросить, куда они пошли. Да мне и не хотелось.

Мои мысли гудели. Мышцы были напряжены. Каждый шаг внутри этого дома казался мне слишком громким. Я чувствовала себя лишней. Чужой.

Как будто по ошибке попала в парадную часть музея — туда, где простым смертным вход воспрещён.

Алекс ничего не сказал. Просто бросил на меня взгляд, полный того самого молчаливого: привыкай.

Но внутри меня всё сопротивлялось.

Глава 28

Аэль

Мы шли по длинному коридору. Тишина дома казалась почти священной, нарушаемая лишь нашими шагами, глухо отдающимися от мрамора. Справа и слева тянулись картины — старые, внушительные, будто сошедшие со страниц учебника по истории искусств. И тогда я увидела распахнутые двустворчатые двери в самом конце зала.

Из-за них лился солнечный свет — яркий, тёплый, и…

Смех?

Я замерла на секунду. Это был детский смех. Лёгкий, искренний, как шёлест ветра в листве.

Рай.

Моё сердце дёрнулось. Я глубоко вдохнула — как перед прыжком с высоты, — пытаясь набрать в лёгкие не просто воздух, а храбрость. Мне нужно было это. Справиться. Принять. Прожить.

Алекс едва заметно подтолкнул меня вперёд, и мы вошли в комнату.

Голоса внутри начали стихать. Один за другим. Как будто кто-то нажал на пауза, когда в гостиную вошли мы.

Я почувствовала на себе взгляды. Внутри — щёлкнуло. Всё напряглось.

В комнате было четверо взрослых и один ребёнок.

Рай.

Она сидела на полу среди игрушек, с книжкой в руках, а её звонкий смех ещё витал в воздухе. Когда она увидела меня — её глаза расширились, а лицо засияло:

— ТЫ!!! — она вскочила, бросилась ко мне и буквально влетела в мои объятия, обняв за талию.

Я машинально присела и прижала её к себе, уткнувшись носом в её волосы. Её тепло, её смех… Я чуть не расплакалась. Она была жива. Смеялась. Жила.

— Я знала, что ты придёшь! — прошептала Рай.

— Конечно, — улыбнулась я, чувствуя, как внутри всё сжимается от нежности.

Когда я подняла взгляд, остальные уже стояли и наблюдали за нами. Три мужчины и одна женщина.

Женщина была почти моего возраста — шатенка с волосами чуть ниже плеч, голубоглазая, со светлым лицом и тревожным, изучающим взглядом. Что-то в ней было очень знакомо…

Рай.

Мама.

Они и правда были похожи.

Та же форма глаз, тот же овал лица.

— Спасибо, — сказала она мягко. Голос был тихий, но твёрдый.

— За мою дочь.

Я молча кивнула, не зная, что ответить. Внутри у меня всё кипело, но взгляд оставался спокойным.

Остальные мужчины казались мне из другого мира. Взрослые, суровые, облачённые в дорогие костюмы и опасность. Но сейчас всё внимание было на девочке в моих руках. На её смехе. На той самой жизни, которую я, сама того не зная, вырвала у смерти.

А я?

Я чувствовала себя на сцене. Перед жюри.

И, чёрт возьми, я не была уверена, понравилось ли им моё выступление.

— Отец, — произнёс Алекс, немного жёстче, чем следовало бы. — Сергей Волконский.

Мужчина в сером костюме, высокий и массивный, поднялся с кресла. Его волосы были наполовину седыми, лицо — каменное, взгляд — пронизывающий. Они с Алексом были до странного похожи: рост, осанка, даже резкие линии лица. Вот только глаза… У Сергея они были серыми. Ледяными. В этих глазах не было ничего, кроме расчёта и силы. Я поёжилась.

— Это моя сестра, Ева, — продолжил Алекс.

Женщина с мягкими чертами, светло-каштановыми волосами до плеч и голубыми глазами. Мы встретились взглядами — и я увидела удивление. Она, кажется, не ожидала увидеть меня здесь.

— Кирилл, её муж.

Высокий, широкоплечий мужчина с живыми глазами и лёгкой лукавой улыбкой. Он кивнул, дружелюбно, и его взгляд скользнул между мной и Алексом, будто он что-то понял и при этом развеселился.

— Советник отца — Дмитрий.

Невысокий, сутуловатый блондин с недовольным лицом и животом, выдающим привычку к дорогому вину и поздним ужинам. Он даже не попытался скрыть подозрение в глазах. Видимо, чужих здесь не жаловали.

— Это Аэль, — вдруг сказал Алекс. Просто. Без пояснений. Без обозначения моего места.

И я ощутила на себе вес всех этих взглядов. Вопросительных. Подозрительных. Холодных.

Я стояла среди них — чужая. В этой огромной гостиной, словно в театре, где мне забыли выдать роль.

“Добро пожаловать в семью, детка”, — пронеслось в голове. И от этой мысли захотелось сбежать.

На несколько томительных секунд в комнате повисла неловкая тишина. Я чувствовала, как взгляды прожигают кожу, и, собравшись с силами, выдохнула:

— Приятно познакомиться.

Голос дрогнул. Чёрт. Это меня раздражало. Почему я вообще должна звучать неуверенно? Я спасла ребёнка. Эти люди должны были быть благодарны, а не смотреть на меня, будто я занесла в дом чуму.

Сергей Волконский сделал пару шагов вперёд. Его движения были размеренными, выверенными. Как у человека, который привык, что в комнате всегда его слово — последнее.

— Добро пожаловать в мой дом, Аэль, — произнёс он сдержанно. — Это твоё полное имя?

— Нет, — я слегка улыбнулась. — Меня зовут Аэлита.

Он кивнул, будто оценивая, примеряя это имя к моему лицу.

— Интересное имя. Тебе подходит. Чувствуй себя как дома.

Его голос всё ещё был строг, но… я уловила в нём теплоту. Едва заметную. Лёд чуть треснул.

К нам подошли Ева и Кирилл. Она улыбалась сдержанно, но искренне, он — слишком уж озорно.

— Мы много о тебе слышали, — с лёгкой усмешкой сказал Кирилл, протягивая руку.

— Кирилл, — тут же одёрнула его Ева, ткнув локтем в бок.

Я заметила это. Как и её смущённый взгляд. Забавно — она казалась почти такой же напряжённой, как и я.

— Пойдём, я провожу тебя в твою комнату, — сказала Ева и, взяв меня за руку, мягко потянула вперёд.

Я невольно обернулась. Алекс стоял рядом с отцом, отстранённый, холодный. Ни взгляда, ни жеста. Словно я — пустое место. Отлично. Даже лучше. Хоть и обидно.

Мы с Евой поднимались по широким лестницам на второй этаж, и на секунду мне показалось, что я попала в музей или в особняк из фильмов — слишком много пространства, слишком много уюта, слишком много «слишком».

Навстречу нам прошёл один из грузчиков. Ева остановила его и спросила, куда отнесли мои вещи. Он показал направление, и мы свернули в другой коридор, в самый конец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Последняя дверь у окна.

— Твоя комната, — сказала она, открывая дверь.

И я сделала шаг в свою новую реальность.

Когда дверь мягко скользнула в сторону, я будто вошла в чужую, слишком красивую жизнь.

Свет обволакивал всё вокруг, как утренний туман — мягко, почти нереально. Стены комнаты были окрашены в светлый, едва заметный бирюзовый оттенок, такой прохладный и успокаивающий, что казалось — я попала в подводный мир. Одна из стен была оформлена декоративными обоями: водяные лилии в россыпи зелёных листьев. Всё настолько гармонично, что я невольно задержала дыхание.

В центре комнаты — огромная кровать, будто созданная не для сна, а для отдыха души. Покрывало цвета яичной скорлупы, с рельефными узорами и бирюзовыми прожилками, словно кисть художника оставила здесь свой мазок. Всё это выглядело так, будто и правда принадлежало сказке.

У окна стоял небольшой диван, обитый мягкой тканью, манящий своей уютной компактностью. Чуть поодаль — аккуратный рабочий стол, и тумбочка с большим зеркалом и полками, на которых уже стояли какие-то декоративные безделушки.

Но больше всего меня поразили стеклянные двустворчатые двери, ведущие на балкон. Я подошла ближе — шаг, ещё шаг… и замерла. За стеклом — маленький круглый стол и кресло, а дальше — зелень сада. Он тянулся до самого горизонта. Деревья, цветы, аккуратные дорожки и всполохи солнца на водной глади небольшого пруда. Сказка.

— Боже… — прошептала я, прижав пальцы к стеклу. — Это комната мечты.

И на секунду мне показалось, что я не боюсь. Что всё будет хорошо. Хоть бы на пару часов — просто поверить в это.

— Красиво правда? — мягкий голос Евы прозвучал у меня за спиной. Я обернулась и увидела, как она подходит ближе, останавливаясь рядом. Она смотрела на сад за стеклянными дверями с такой же теплотой, как я.

— Очень, — я снова перевела взгляд на клумбы, розовые кусты и ухоженные аллеи. — Это… похоже на райский сад.

— Их посадила мама, — сказала Ева, чуть улыбаясь. — Практически всё — её руками. Она вдохнула в это место жизнь… и до сих пор кажется, что она где-то рядом. Во всем этом — её присутствие.

Я сжала перила балкона, чувствуя, как сердце немного сжимается.

— У вашей мамы были золотые руки. Мне жаль, что её больше нет.

Ева выдохнула, но не отвела взгляда от сада:

— Мне тоже… очень жаль. Мы все её… — она на мгновение запнулась. — Особенно отец. Он был другим, когда она была с нами. Теплее. Мягче. Она как будто держала всех нас в равновесии.

В её голосе прозвучала усталость, слишком взрослая для такой молодой женщины. Я поняла её.

— Не стоит беспокоиться, — добавила она уже спокойнее, повернувшись ко мне. — Ты здесь в безопасности. И… спасибо тебе. За Рай. За то, что не прошла мимо.

Я улыбнулась — по-настоящему.

— Не за что. Правда. Несмотря ни на что… я рада, что была там. Не смогла бы иначе.

В её глазах мелькнуло тепло. Она кивнула, будто поняла меня с полуслова.

— Я оставлю тебя немного одну, — сказала Ева, направляясь к двери. — Скоро накроют на обед. Зайду за тобой позже.

Я кивнула, провожая её взглядом. Как только за ней закрылась дверь, я выдохнула, медленно опускаясь на край кровати. Мягкое покрывало цвета яичной скорлупы чуть шуршало под ладонями.

— Ну вот и началось… — пробормотала я себе под нос. Мой взгляд упал на аккуратно сложенные коробки у гардеробной. Их было не так много — всё, что у меня было с собой .

Надо бы разобрать. И переодеться. Кто знает, как здесь принято одеваться даже просто дома? Я привыкла к свободным вещам, шортам, футболкам… А тут, кажется, все выглядят так, будто идут на приём в министерство.

— Уф. Надеюсь, мне не придётся к этому привыкать, — пробормотала я и скривилась. — И что всё это скоро закончится.

Я потянулась к телефону и, не задумываясь, набрала Макса. Через пару гудков он взял трубку, и сразу зазвучал знакомый, чуть хрипловатый голос. Следом подключилась Рина — они были вместе, как всегда.

— Ну, как ты там, королева мафии? — хохотнул Макс.

— Уже сводишь с ума криминальных авторитетов своим обаянием? — добавила Рина, и я не сдержала улыбку.

— Вы такие идиоты, — пробормотала я, вставая с кровати и поднося телефон ближе, — но как же я вас обожаю.

Под их болтовню я начала разбирать вещи, аккуратно развешивая одежду в просторной гардеробной. Голоса друзей постепенно затушили тревогу, будто вытягивали её из меня. С каждым платьем, футболкой и парой джинсов становилось легче дышать. Я снова чувствовала себя… собой.

К моменту, когда я закончила, в комнате воцарился уют. Я выбрала легкие сатиновые брюки палаццо зелёного оттенка, простую чёрную майку на тонких бретельках, сандалии из мягкой кожи. Волосы собрала в высокий хвост.

Я подошла к зеркалу, взглянула на себя и кивнула:

— Готова. Выходим из золотой клетки.

Когда я спустилась на первый этаж, мягкий шелест ткани брюк и лёгкий стук моих сандалий по деревянным ступеням эхом отдавались в тишине. Навстречу мне уже поднимались Ева и Рай. Маленькая девочка шла в припрыжку, с мягкой зайкой в руке, её косички весело подпрыгивали при каждом шаге.

Я не смогла не улыбнуться — мягко, искренне. Рай, завидев меня, оживилась ещё больше и сразу потянула ко мне ручки.

— Аэль! — радостно воскликнула она и крепко вцепилась в мою ладонь. — Мы как раз за тобой шли!

— Ты прекрасно выглядишь, — сказала Ева с тёплой улыбкой. Её глаза с лёгким одобрением скользнули по моему наряду, и я вдруг поняла, что угадала. Она была в нежно-розовом платье, лёгком и изящном. Что-то внутри меня расслабилось — значит, не промахнулась.

— Спасибо… — улыбнулась я, и Рай уже тянула меня за руку, поторапливая. — Пойдём-пойдём, уже все там!

Мы прошли через широкий холл к столовой, и с каждым шагом моё волнение росло. Сердце билось сильнее, но я старалась держаться.

Помещение оказалось огромным. Панорамные окна заливали комнату мягким светом. В центре стоял длинный стол из тёмного дерева, накрытый безупречно — фарфор, хрусталь, серебро. Всё выглядело слишком идеально. За столом уже сидели почти все.

Алекс — по правую руку от своего отца, его поза прямая, взгляд сосредоточен. По левую — тот самый советник, Дмитрий, угрюмый, с прищуром. Чуть дальше — Кирил, что-то оживлённо обсуждавший, рядом с ним были свободны два места — очевидно, для Евы и Рай.

А я…

Я замерла на секунду, не зная, куда мне сесть. Напряжение внутри сдавило грудь. Холодный взгляд Алекса коснулся меня. Я поймала его, но не могла понять, что в нём — раздражение? контроль? что-то… другое?

Ева легко кашлянула и, будто ничего не заметив, проговорила:

— Тебе накрыли рядом с Алексом.

Ага. Конечно. Конечно.

Я кивнула и пошла к своему месту так спокойно, как только могла. Алекс, разумеется, даже не шелохнулся, чтобы помочь мне. Его внимание уже было обращено к Кириллу.

— …в отделке хотим использовать натуральный камень. Марсель привёз образцы, — говорил он, голос был спокоен, деловой.

— Мрамор будет смотреться лучше, особенно в VIP-зоне, — отозвался Кирилл.

Я села на своё место, поправляя майку на бретелях и стараясь не показывать, как сильно колотится сердце. Сделала вид, что мне абсолютно всё равно. Хотя в реальности — хотелось встать и просто уйти.

Я чувствовала себя на чужом празднике жизни.

Стол был накрыт изысканно: жаркое из нежной говядины, тушёный рис с ароматными специями, тушёное рагу, золотистые закуски и свежие салаты, щедро разложенные по фарфоровым блюдам. Лично я выбрала овощное рагу — лёгкое, но питательное, с яркими кусочками баклажана, кабачка и сладкого перца, щедро приправленное базиликом и оливковым маслом.

Я аккуратно набирала ложку, время от времени поглядывая на собравшихся за столом. В этом изобилии вкусов и разговоров мне казалось, что каждый жест, каждый взгляд тут что-то значит. И вот, когда я уже наслаждалась первым укусом, вдруг почувствовала, как Алекс, сидящий рядом, положил свою тёплую руку на моё бедро.

Мгновение застыло, и я чуть не подавилась очередной ложкой овощного рагу. Чудом я сдержалась и не дернулась, опасаясь, что если кто-то заметит моё движение, всё сразу станет слишком явным. Медленно, почти невзначай, я повернула голову в его сторону.

Но он ни на секунду не отвлёкся от своего разговора с Кириллом. Его голос оставался деловым, спокойным. Тем временем, я ощутила, как его палец начал вырисовывать незаметные круги на бедре. Тонкая сатиновая ткань лишь слегка смягчала прикосновение, но я ясно ощущала жар его ладони, как лёгкое, пульсирующее тепло, разливающееся по коже.

Мои глаза, встречаясь с его холодным взглядом, пытались прочесть нечто за его безмолвной репликой. В том взгляде мелькали тайна, обещание, а может быть, и вызов. Мне казалось, что в этот один момент между нами вспыхнуло что-то большее, чем просто игра. Но всё оставалось под покровом равнодушного делового разговора.

Сердце билось учащённо, а внутри всё ещё кипели противоречивые чувства. Я знала, что эта тайная близость должна остаться между нами. В этой атмосфере роскошной гостиной, где каждый предмет дышал утончённостью, я пыталась понять, как долго мне ещё удастся скрывать все эти эмоции за вежливой улыбкой.

Глава 29

Аэль

Обед казался пыткой. Каждый вопрос, каждый взгляд за столом казались выстрелом, от которого приходилось уклоняться. Я отвечала натянуто, вежливо, но будто в тумане — потому что всё моё внимание было сосредоточено на его руке, лежащей на моём бедре. Пальцы Алекса едва заметно сжимали тонкую ткань моих брюк, водили по коже медленными, ленивыми кругами, от чего всё тело казалось натянутой струной. Я боялась дернуться — только бы никто не заметил. Только бы не выдать себя.

Когда всё закончилось, я едва не выдохнула с облегчением. Но голос Сергея резко вернул меня в реальность.

— Аэль.

Я вздрогнула, напряглась. Подняла глаза. Он смотрел прямо на меня, и его взгляд был похож на взгляд Алекса — да, другой цвет, но та же холодность, целеустремлённость, та же невидимая, пугающая сила.

— Я хотел бы поговорить с тобой наедине, — произнёс он ровно.

Я кивнула, стараясь выглядеть увереннее, чем чувствовала.

— Конечно.

Я думала, разговор состоится позже. После. Когда все разойдутся. Но он уже поднимался из-за стола.

Я почувствовала, как рука Алекса резко сжалась на моём бедре. Его челюсть дернулась — едва заметно, но мне этого хватило, чтобы понять, что он напряжён до предела.

— Мне присоединиться к вам? — холодно спросил он.

Сергей даже не повернулся.

— Нет необходимости.

Я поднялась. Гордо. Медленно. Несмотря на сжавшееся внутри всё.

Я чувствовала его взгляд в спину, пока шла по коридору за его отцом. Каждый шаг давался с трудом — будто по лезвию.

Сергей открыл дверь. Я вошла следом.

В кабинете пахло сигарами и деревом. Тяжёлый, густой аромат, обволакивающий, как чужая аура. Всё вокруг — полки с книгами, дубовая мебель, ковёр, кресло, массивный письменный стол — говорило о власти. О времени. О корнях. О силе, которая не кричит о себе, потому что в этом нет нужды.

Он прошёл внутрь, не говоря ни слова, и сел в кресло за столом. Я осталась стоять на месте, пока он не указал жестом:

— Присаживайся.

Я опустилась на край кресла, стараясь не выдать дрожь в коленях.

Тишина была затянута. Я не отводила взгляда, хотя всё во мне кричало — опусти глаза.

— Ты нервничаешь, — сказал он, наконец. Не вопрос. Утверждение.

Я сглотнула.

— Немного.

— Это хорошо. Значит, ты всё ещё соображаешь. А в этом доме важно не терять голову.

Он чуть подался вперёд.

— Я не стану благодарить тебя за то, что ты спасла мою внучку. Такие вещи не отплачиваются словами. Но знай — я это помню. И я не забываю.

Я кивнула. Честно — не знала, что на это сказать.

— Однако, ты сейчас в моём доме. Это больше, чем просто временное убежище. Ты стала частью мира, который не прощает ошибок. Мне нужно знать — кто ты, Аэлита? Что тобой движет? Зачем ты здесь?

Он смотрел на меня спокойно. Молчал. Но именно это молчание давило сильнее всего.

Я поняла — это мой шанс. Если кто и мог вытащить меня отсюда, так это он. Глава семьи. Тот, чьё слово весит больше, чем приговор. Я сделала глубокий вдох, чтобы не сорваться, не зацепиться за панику. Голос должен звучать уверенно. Ни дрожи, ни мольбы. Только спокойствие и логика.

— На самом деле… — я подняла на него глаза, — я бы хотела просто уехать.

Он не шелохнулся. Только взгляд стал чуть острее. Я продолжила:

— Я не думаю, что знаю или видела что-то, что могло бы помочь вам. В тот момент… адреналин ударил так сильно, что я действовала на автомате. Просто спасала ребёнка. Всё, что я помню — это машина, и здоровенный амбал, который тащил Рай. Больше ничего.

Я замялась, но потом выпрямила спину.

— Честно, я не хочу быть здесь. Всё, чего я хочу — это вернуться к своей жизни.

Я почувствовала, как замирает грудь, но заставила себя не опускать глаза.

— Алекс считает, что я что-то видела. Что раз в мою квартиру отправили тех… — я сделала паузу, — людей… значит, у меня в голове что-то есть. Но я… я сколько ни старалась — не могу вспомнить то, что от меня ждёт Алекс.

Я покачала головой.

— Простите. Я понимаю, что чужак в вашем доме — это риск. Я не наивна. Но я действительно не представляю опасности. Я могла бы просто… уехать. На время. В другую страну. Исчезнуть.

Я замолчала, сжав пальцы под столом в крест — детская привычка, от которой не могла избавиться. Молча повторяла: Пожалуйста. Пожалуйста. Просто отпусти меня…

Подняла глаза. Сергей Волконский смотрел на меня. Не моргая. Не отводя взгляда.

И этот взгляд был словно прожектор — холодный, точный, вгрызался в меня до самой сути. Я даже не была уверена, что он просто слушал слова. Казалось, он слушал меня. Внутри. Сканировал каждую мысль, каждый страх.

Сергей молча потянулся к бокалу с виски, стоявшему рядом на массивном деревянном столе. Его движения были неторопливыми, выверенными, почти ленивыми, но в этой медлительности чувствовалась сила — как у зверя, который знает, что не нужно спешить, чтобы быть опасным.

Он сделал пару глотков, не сводя с меня глаз. Затем поставил бокал обратно, и в его взгляде появилось то, чего я боялась. Он словно собирался вынести приговор.

— К сожалению, — сказал он спокойно, — я согласен с Алексом.

У меня в груди что-то сжалось.

— Ты — единственная, кто видел его. И ты можешь его опознать.

Каждое слово — как удар по воздуху, который я пыталась втянуть в лёгкие.

— Я понимаю, что мы много от тебя требуем. Но, Аэль, пока мы не обезвредили бомбу, нависшую над всеми нами, ты тоже не в безопасности.

Он говорил спокойно, даже мягко. Но в этих словах была сталь.

— С этого дня ты будешь посещать с нами все мероприятия. Мы представим тебя как члена семьи. И ты будешь в безопасности — пока здесь.

Он допил виски и закрыл глаза, словно ставя точку.

Это и был приговор. Мой шанс исчез. Не осталось лазеек. Не осталось надежд. Я не выберусь отсюда… и никто не знал, сколько это продлится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сидела молча, чувствуя, как внутри что-то опускается вниз, глухо, тяжело, как якорь. Словно всё тело тянет к полу. А душа — в клетке.

Я подняла глаза, чтобы скрыть, как больно прозвучали последние слова. Но взгляд случайно зацепился за одну из полок.

Деревянная коробка. Прямоугольная, с вырезанным орнаментом по краям. Я узнала её сразу. Такое невозможно забыть.

Я встала и подошла ближе, не прикасаясь, просто глядя. В груди потеплело, сжалось от воспоминаний. Отчим всегда доставал точно такую же коробку по вечерам в пятницу. Мы играли часами, и он всегда поддавался, чтобы я выигрывала, а потом корчил недовольное лицо и говорил, что теперь неделю будет тренироваться.

Я прочистила горло, чтобы справиться с нахлынувшим комом в нём, и сказала тихо:

— Вы играете в нарды?

Сергей поднял на меня взгляд. И, впервые с начала разговора, в его лице появилось что-то живое. Он едва заметно улыбнулся.

— Мы с женой привезли их из путешествия, когда были молоды, — произнёс он. Его голос стал мягче. — У нас была традиция. Каждое воскресенье — маленькая битва. Кто победит, выбирает фильм на вечер.

Он замолчал, и я увидела, как его взгляд уходит куда-то далеко — в воспоминания, в другое время. Глубокая пауза. Тишина, в которой слышно было, как щёлкают часики в углу кабинета.

Потом он вновь посмотрел на меня. Тихо добавил:

— Давно не играл.

Я улыбнулась, чувствуя, как в груди становится немного теплее.

— Я тоже… лет пять точно, — сказала я и чуть пожала плечами. — Но раньше я обожала эту игру.

Мы оба на секунду просто стояли в тишине. Впервые — не как заложница и судья. А как два человека с памятью о тех, кого они потеряли.

Мы начали играть.

Без лишних слов, без объяснений. Он просто открыл коробку, разложил доску и молча жестом предложил мне сесть напротив. Я заняла своё место, будто это было совершенно естественно — играть в нарды с главой мафиозного клана, человеком, от решения которого зависит моя свобода.

Кости зашуршали в его ладонях. Первая партия. Потом ещё одна. Мы молчали, но тишина не была гнетущей. Наоборот — в ней было что-то тёплое, почти уютное. Казалось, эта доска между нами — мост, соединяющий прошлое. Его и моё. Его воскресные игры с женой и мои пятничные с отчимом.

Мы оба будто немного провалились в себя, в память. Воспоминания наполняли нас, и каждая партия становилась почти медитацией — ходы размеренные, взгляды сосредоточенные, а в воздухе — спокойствие, каким редко бывает в чужом доме.

И вдруг — идеальный бросок.

Камни закружились, упали, и я замерла, уставившись на доску. Победа. Я выиграла.

— Ха! — вырвалось у меня, и я подпрыгнула на месте, весело хохотнув, не сдержавшись.

А потом… замерла.

Мир будто хлопнул дверью.

Я только что выиграла у Сергея Волконского. Главы семьи. Человека, перед которым все замирают от одного взгляда. И теперь этот взгляд — прямо на мне. Мы встретились глазами.

В сердце кольнуло. Я не знала, чего ждать. Может, я только что поставила себе приговор?

Но вместо резкой фразы, хмурого взгляда или ледяного замечания… он запрокинул голову и рассмеялся.

Громко, глубоко, искренне. Смех, которому, казалось, самому было удивительно, что он вообще вырвался наружу.

Я моргнула, не зная, что делать. На лице невольно появилась улыбка. Потому что в этот миг — впервые с момента приезда — мне стало чуть легче дышать.

Глава 30

Алекс

Когда за Аэль и отцом закрылась дверь, я остался сидеть за столом, глядя в пустую тарелку. Мои пальцы всё ещё сжимали вилку, будто это оружие. Мышца на челюсти дернулась, и я медленно поставил приборы, словно от этого зависел чёртов мир.

Меня всё ещё трясло. Не от ревности — нет. От неопределённости. От того, что я не контролирую всё, как привык.

Пока она с ним — я не слышу, что они говорят. Не вижу выражения лиц.

Это значит, я слеп. А я ненавижу быть слепым.

Но сейчас было важнее другое. И я знал — пора.

Я поднялся, не говоря ни слова, и направился в свою комнату. Та закрылась за мной глухо, будто гермодверь. Я включил подавитель сигнала и открыл тайный сейф. Телефон. Старый, обшарпанный, с другим номером и другой симкой. Без отпечатков. Без следов.

Он лежал тут много лет. На экстренный случай. И вот он — наступил.

Я набрал номер вслепую. Один короткий гудок.

— Это Волк, — бросил я, как пароль.

На том конце — тишина. Потом короткий, узнающий выдох.

Значит, на связи.

— Проблема, — сказал я коротко. — Похищение ребёнка. Подстава внутри. Кто-то слил маршрут охраны. Я не знаю, кто именно. Возможно, охранники. Возможно, кто-то из приближённых. Мне нужен внутренний анализ: звонки, передвижения, электронные действия. Всё.

Никто не должен знать, что я веду расследование. Даже мои. Особенно — мои.

Ответом было только быстрое, нервное постукивание по клавишам. Он уже начал.

— Дай мне пару часов, — хриплый голос прозвучал спокойно.

И всё. Связь оборвалась.

Я отбросил телефон на кровать и прошёл к окну. На улице сад купался в мягком вечернем свете. Тишина вокруг была обманчива.

Где-то среди своих людей у меня затаился предатель. Кто-то, кто слил маршрут. Кто-то, кто поставил под удар ребёнка.

И я найду его.

Потому что в этом доме больше нет места случайностям.

Прошло два часа.

Два. Чёртовых. Часа.

Они всё ещё были в кабинете. За закрытой дверью.

И у меня не было ни малейшего представления, что там происходит.

Сначала я пытался держаться. Занять себя. Пройтись. Сделать ещё пару звонков.

Но каждая минута, тикавшая на часах, как будто врезалась под рёбра.

Ни одна беседа с отцом не длилась так долго. Ни с кем. И уж точно не с ней.

Что, чёрт возьми, она ему там рассказывает?

Я сидел в своём кабинете, когда экран телефона мигнул. Сообщение от хакера.

КРОТ ВНУТРИ.

Зам главы безопасности.

Сливал маршрут. Был в курсе по рейсу, когда пропала Рай.

Залез в зашифрованный сегмент системы.

Копии сделаны.

Действуй быстро. Только не через общие каналы.

Мир стал тише. Как перед бурей.

Линия оборвалась сразу после этих слов.

Чисто. Профессионально.

Я взял себя в руки. Быстро, жёстко. Подобрал нужные слова и написал Арту:

— Спусти зама подвал. Без шума. Без паники.

Жди меня и отца. Вход через второй коридор. Без лишних глаз.

Ответ не заставил ждать:

— Уже делаем.

Я знал, он справится.

Теперь — отец.

Я пошёл к кабинету. Резко, уверенно, словно каждый шаг прорезал воздух.

Рука легла на дверную ручку — и тут…

Я услышал это.

Смех.

Громкий, хрипловатый, тёплый.

Смех моего отца.

Я не слышал его так смеющимся, наверное, с тех пор как умерла мама.

Второй голос, мягкий, будто стеснительный, чуть срывающийся — Аэль.

Открыл дверь без стука.

Перед глазами — сцена из чужой жизни.

Они вдвоём.

За нардами.

Отец с живыми глазами. Улыбка. И рукопожатие.

— Достойный противник, — сказал он.

Аэль обернулась, губы сложились в маленький «оо», как будто я застал её за чем-то, чего она сама не ожидала.

А я стоял.

И смотрел.

Словно весь мир на секунду стал неправильным.

Отец взглянул на меня. Прочитал всё сразу. Напрягся, распрямился.

— Ты можешь идти, — сказал он Аэль.

Но в голосе, как бы он ни пытался скрыть, была тёплая нота.

Что, блядь, за хуйня.

Дверь за Аэль закрылась. Я остался стоять, будто вкопанный, пока не остался только я и он.

— Нам нужно поговорить, — голос вышел жёстко. Я не собирался тянуть.

Отец медленно подошёл к бару, налил себе виски. Второй бокал не тронул.

Всё в его движениях было спокойным. Чересчур спокойным.

— Говори.

Я сел в кресло, склонился вперёд, упёрся локтями в колени.

— Это зам главы безопасности. Крот.

Отец замер на секунду, но в лице ничего не изменилось. Он не отреагировал, как будто услышал обычный отчёт.

— Подтверждено?

— Абсолютно. У меня есть записи, логи. Мой человек достал зашифрованные сегменты — маршруты, смены, внутренние отчёты. Он сливал всё: наши маршруты, передвижения охраны, схемы перекрытий.

В день похищения Рай — именно он передал маршрут. Всё сошлось.

Отец сделал глоток. Молча.

— Я не стал поднимать тревогу. Об этом знаю только я, Нат и Арт. Пока что.

— Где он сейчас?

— Уже в подвале. Арт спустил его туда. Ждут нас.

Он допил виски, подошёл к окну, отодвинул штору и посмотрел во двор.

Что он там видел — не знаю. Но когда заговорил, в голосе было холодное спокойствие:

— Он был рядом с нами все эти годы. Мы доверяли ему.

Я кивнул.

Слова не были нужны. Всё, что можно было сказать, сказано.

— Ты уверен, что это не слив сверху?

— Уверен. Всё сходится. Он работал в одиночку, но кому-то передавал данные. Мой человек уже работает по цепочке.

— Хорошо, — коротко отозвался отец. Его пальцы постучали по стеклу. Потом он резко развернулся, и в глазах было уже то ледяное, почти звериное выражение, которое я видел нечасто, но запоминал навсегда.

— Пошли. Посмотрим, что скажет крыса, когда почувствует, что ловушка захлопнулась.

Он так и не заговорил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Плотные стены подвала глушили крики, но в какой-то момент даже они стихли. Он держался до последнего, стиснув зубы, вытирая кровь с рассечённой губы. Руки у него тряслись от боли, взгляд плыл, но даже тогда, сквозь сломанные зубы, он прохрипел:

— Если я скажу хоть слово, моей семье конец. А я в любом случае труп. Так хоть их уберегу.

Он всё ещё был жив, хотя вряд ли надолго. Искривлённые пальцы, сломанная нога, висевшая как-то неестественно… Арт с Натом остались внизу, чтобы закончить грязную работу. А я вышел первым. Хлопнул дверью так, что гул от удара прокатился по коридору.

Шёл по дому как на автопилоте. Грудная клетка сжималась. В висках стучало, как будто сам чёрт долбился внутрь. Адреналин бил, но в какой-то момент сменился на ледяную пустоту. Пустоту, которую я знал слишком хорошо.

В комнате сорвал с себя пиджак, он упал на пол. Следом ремень, с щелчком. Рубашка — туда же. Я открыл душ, повернул воду на максимум — горячая струя обрушилась на плечи и сразу окрасилась розовым. Кровь. С моих рук, с костяшек.

Я смотрел, как она уходит в слив.

Ярость осталась внутри. Колючая, жгучая. Провёл рукой по лицу, выдохнул. Не открывая глаз.

Плевать, что уже за полночь.

Дом спит? Отлично.

Мне нужно было разрядиться. И я точно знал, как это сделать.

Дом, казалось, затих, погружённый в полночный сон. Но моё тело было готово взорваться. Внутри всё горело. Я чувствовал, как под кожей пульсирует напряжение. Каждая клетка хотела её.

Я открыл дверь в её комнату своим ключом — да, конечно, у меня был ключ.

Она не в кровати. Простыни аккуратно заправлены.

Но откуда-то из ванной пробивается свет. И звук воды.

Мои глаза сузились.

Полоска теплого свечения на полу — дверь не до конца закрыта.

Я сделал шаг.

И всё во мне мгновенно напряглось.

Влажный пар медленно выползал из щели.

Запах её шампуня, кожи, тёплой влаги — всё это било по инстинктам.

И — да, вот оно.

Эрекция встала резко, болезненно. Словно тело догнало то, о чём голова думала весь этот адский день.

— Хорошая девочка, — выдохнул я, почти с усмешкой. Голос хриплый, низкий. Проклятие на языке.

Сбросил с себя майку. Спортивные штаны упали к ногам.

Тело всё ещё горело после душа, но теперь это был другой жар.

Направленный. Грязный. Острый, как лезвие.

Я подошёл к двери и толкнул её медленно.

Пар окутал меня, как покрывало.

Влажный, густой.

Моё дыхание сбилось, когда я увидел силуэт за стеклянной перегородкой душа.

Стояла под струёй воды, не зная, что я уже здесь, дышу этим воздухом, смотрю, вожделею, теряю к чёрту голову.

Боже. Её спина.

Как вода стекает по изгибу позвоночника, по пояснице, по мягкой округлости ягодиц, чуть сжимаемых движением тела.

Она подняла руки, провела пальцами по шее — и я зарычал.

Тихо, почти беззвучно, но внутри рвало на части.

Мой член был твёрдым, будто камень.

Слишком острое желание.

Больное, выматывающее.

Я опустил руку и сжал его.

Плотно, тяжело, с тем голодом, который знал: скоро.

Скоро я войду туда и разорву тишину её стонов.

Размажу её по стеклу, заставлю почувствовать, кто тут хозяин.

Я провёл ладонью по стволу, медленно, наслаждаясь.

Смотрел, как её бёдра двигаются, как она наклоняется — и снова в голове прорезался только один звук: моя.

Она не знала, что я здесь. Пока.

Но скоро узнает.

Я заставлю её обернуться.

И в тот момент, когда она увидит мой взгляд, ей станет всё ясно.

Этот голод — не просто возбуждение. Это ярость. Это любовь в форме зависимости. Это я.

И я иду за ней.

— О боже… Алекс, — выдохнула она, с лёгкой хрипотцой, от неожиданности. Может, от страха. Но её голос был не просто испуганным — в нём было то самое дыхание, от которого хочется кончить .

Её глаза округлились. Опустились вниз. И округлились .

Я провёл ладонью по своему члену ещё раз — медленно, не отводя от неё взгляда. Капля возбуждения стекала по головке и ее взгляд провожал ее движение .

Её губы чуть разошлись, будто она собиралась что-то сказать, но не смогла. Только судорожный выдох покинул ее легкие , ее бедра сжались и она сглотнула .

Чёрт, Аэль. Ты даже не представляешь, как сильно ты меня заводишь.

То, как она выдохнула моё имя — с придыханием, с испугом, с дрожью — врезалось в меня, как выстрел. Всё внутри гудело. Неважно, что испугалась. Неважно, что хотела закричать. Она смотрела на мой член, и я видел, как её взгляд залип, расширился, как она сглотнула, будто сама не могла справиться с тем, что увидела.

Я сжал себя сильнее у основания, провёл рукой вверх — вдоль всей длины.

— Нравится, что ты видишь? — голос у меня сорвался, низкий, хриплый от возбуждения, от злости, от того, сколько всего я сдерживал.

Я сделал шаг вперёд. Она не отступила. Просто замерла.

Влажная, с каплями воды, стекающими по ключицам, с грудью, едва прикрытой локонами.

Такая красивая, уязвимая. И моя.

— Ты стоишь тут, голая, в моём доме… — я подошёл вплотную, грудью почти касаясь её спины. — …и думаешь, что у тебя есть выбор, Аэль?

Я провёл рукой по её боку — медленно, горячо, от талии вверх.

— Я весь день злился. Всё, что мне нужно было — это ты. Вот так. Вода. Ты. И чтобы ты смотрела на меня с этим взглядом.

Мокрые волосы прилипли к её щеке, и я убрал одну прядь, касаясь пальцами её щеки, как будто случайно.

— Развернись.

Тон не позволял возражать. В голосе не было нежности. Только железо и голод.

— Развернись, — повторяю, и она, чуть запоздало, дрожащим движением повинуется.

Лицом ко мне. Грудь подрагивает от дыхания. Щёки пылают. Взгляд не знает, куда деться — сначала на мои глаза, потом снова вниз, туда, где я всё ещё сжимаю член, пульсирующий от напряжения.

— Ты даже не представляешь, как долго я хотел тебя так — мокрую, дрожащую, не знающую, что делать.

Я делаю шаг, сокращая остатки расстояния. Она делает вдох, и его хватает на то, чтобы грудь прижалась к моей. Скользкий живот касается моего напряжённого члена, и я резко втягиваю воздух сквозь зубы.

— Скажи мне, Аэль, — наклоняюсь к её уху, — ты специально оставила дверь ванной приоткрытой? Хотела, чтобы я пришёл? Хотела, чтобы я вот так… — беру её запястье и веду ладонь вниз, — …показал тебе, насколько сильно ты меня заводишь?

Она дрожит, но не отстраняется. Её пальцы в моей руке. Я направляю их по своему члену , от чего сам чуть ли не задыхаюсь .

— Вот. Почувствуй. Это ты со мной делаешь.

Я давлю на её ладонь, заставляя обхватить меня. Головка члена уже истекает , и когда её кожа касается меня, я едва не рычу.

— Чувствуешь, как я пульсирую под твоей рукой?..

Влажная, горячая тишина ванной будто становится тесной.

Мои пальцы скользят по её бедру, вверх, к животику.

— А теперь скажи мне… — голос рвётся с хрипом, — хочешь, чтобы я тебя трахнул ?

Поддержка и отклики

"Ваши комментарии и звёздочки — огромная поддержка для меня как автора. Именно благодаря им книга живёт и развивается. Если история тронула вас — пожалуйста, оставьте отклик. Для меня это бесценно!"

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 31

Аэль

Я не могу дышать.

Пар обволакивает нас, будто скрывая от мира, но не от него — от его голоса, скользящего по моей коже ниже, чем руки. Он не просто рядом. Он внутри моей головы, внутри меня — уже сейчас, ещё до того, как войдёт по-настоящему.

Моё тело напряжено, но не от страха. Это что-то другое. Горячее. Влажное. Обжигающее.

— Скажи, — повторяет он, уткнувшись в изгиб моей шеи. Его голос — чистый хрип, в нём столько власти, что я бы подчинилась даже, если бы он не касался меня вот так. — Хочешь, чтобы я тебя трахнул?

Я сжимаю губы. Это грязно. Это неправильно. Но мой голос поднимается сам — едва слышным, предательски дрожащим шёпотом:

— Да…

Его реакция — как взрыв. Он отшатывается ровно на секунду, чтобы посмотреть в мои глаза. И я вижу — всё, о чём он молчал: желание, ярость, собственничество, и что-то тёмное… опасное.

— Скажи это нормально, — рычит он, схватив меня за шею. Не больно, но так, что я больше не могу уйти — не мысленно, не физически. — Скажи, чего ты хочешь, Аэль.

Он держит мой взгляд. Не даёт отвернуться. Я горю. Плавлюсь.

— Хочу… чтобы ты меня трахнул, — выдыхаю, и сама не узнаю свой голос.

У него срывается дыхание. В ту же секунду он разворачивает меня лицом к стене душа, ладонь прижимает к плитке — резко, властно, как будто не я решала.

— Ноги шире.

Я повинуясь, делаю шаг. Горячая вода стекает по спине, как низко и хрипло выдыхает, прикасаясь ко мне.

— Ты вся мокрая, — его пальцы скользят между моих бёдер. — Но не от воды.

Он не дает мне опомниться. Он входит резко, до упора, заполняя меня полностью, и я стону, прикусывая губу, чтобы не закричать. Это не нежно. Это жадно, грубо, жёстко — и именно этого я жаждала, даже если боялась признаться.

Он двигается во мне с яростью, с отчаянной потребностью доказать, что я его. Каждый толчок — будто приговор. Каждое его тяжёлое дыхание — как клеймо.

— Никому тебя не отдам. Слышишь меня? — он держит меня за бёдра, входя снова и снова. — Никто не будет слышать, как ты стонешь, кроме меня. Никто, чёрт тебя побери, не прикоснётся к тебе, кроме меня.

Мир рушится, рассыпаясь каплями воды и моими стонами, и я отдаюсь этому моменту целиком — телом, разумом, душой.

Потому что в этой боли и власти, в этой одержимости и унижении, я чувствую себя… желанной.

Живой.

Он двигается во мне резко, хищно, как будто хочет растоптать все границы, которые я ещё пытаюсь держать. Его движения — быстрые, глубокие, яростные. Каждый толчок — как удар молнии в позвоночник. Я не могу даже нормально стоять — держусь за стену душа, пальцы скользят по плитке, и только он держит меня на ногах.

— Ты такая тугая, — хрипит он мне в ухо, вбиваясь до самого дна, — будто каждый раз заново, как будто твоё тело сделано только для меня.

Я издаю сдавленный стон, потому что он прав. Я создана для него. Моя плоть раскрывается под ним, но всё равно сжимает его — как будто не хочет отпускать. Его член пульсирует внутри меня, растягивая, заполняя до предела, и я чувствую, как он дёргается от напряжения — еле сдерживаемый зверь, готовый сорваться.

Он тянется рукой вниз, находит мой клитор и начинает тереть его жёстко, быстро, не давая ни малейшего шанса отдышаться. Его пальцы скользкие, тёплые, но движения беспощадны — он доводит меня на грани боли и наслаждения.

— Вот так… Твоя киска сжимает меня, как будто молишься, чтобы я не останавливался. Хочешь кончить на моём члене, милая?

Я не могу говорить. Я только киваю, хватая ртом воздух.

Он смеётся, низко, хрипло, и этим смехом распарывает мою душу.

— Нет, ты скажешь это. Скажи, что хочешь кончить для меня.

— Хочу, — шепчу, теряя голос. — Хочу, чтобы ты не останавливался… Хочу кончить для тебя…

— Хорошая девочка, — рычит он, — теперь возьми это до конца.

Он вынимает руку из-под меня, разворачивает моё тело чуть вбок и ловит грудь в ладонь, грубо. Его пальцы сразу находят сосок, тянут, щиплют, крутят — до болезненной сладости. Я вскрикиваю, и он делает это снова. Жестко. Властно.

— Ты моя, слышишь? — он снова вбивается в меня, сильнее, глубже, будто хочет стереть меня изнутри. — Моя. Моя игрушка.

Я чувствую, как дрожу — всё внутри напряжено, сжато, как струна. Его движения становятся ещё резче, и я почти падаю на колени, но он держит меня, не даёт вырваться. Его пальцы снова на моём клиторе — и я понимаю, что всё. Я сейчас взорвусь.

— Алекс… я… я не могу… — задыхаюсь.

— Можешь, — рычит он. — Кончи для меня. — ты сломаешься, киса . Готова?

Я не успеваю ответить. Его пальцы резко сжимают мой сосок — жёстко, безжалостно. И в этот миг волна оргазма срывает меня с реальности. Я кричу, не сдерживая себя, и тело дергается в конвульсиях, сжимая его внутри себя так, что он сам стонет:

— Блядь, ты до безумия тугая, — он захлёбывается, и в следующую секунду срывается.

Его руки впиваются в мои бёдра, и он вбивается в меня в последний раз, до упора, до боли. Я чувствую, как он пульсирует внутри, изливаясь в меня горячими толчками, с рыком, почти с рыданием в голосе — настолько сильно его срывает.

Мы стоим в этом душевом аду, согнутые, дрожащие, сплетающиеся кожей и дыханием, пока вода не смоет первую волну безумия.

Он не выходит сразу.

Он стоит, впиваясь лбом в мою спину, тяжело дыша, как зверь после охоты. Его руки по-прежнему держат меня за бёдра, будто боится, что я исчезну, если он отпустит. Его член всё ещё во мне, всё ещё тёплый, пульсирующий — и мне кажется, что даже если мы сейчас разорвёмся физически, его след уже запечатан внутри.

Я чувствую, как его дыхание постепенно замедляется. Как будто он возвращается в своё тело. В разум.

Потом он, не говоря ни слова, отступает на шаг. Медленно выходит из меня, и это движение — медленное, тягучее — вызывает во мне дрожь до мурашек. Я едва удерживаюсь на ногах. Горячая вода всё ещё льётся сверху, смывая следы нас, но не убирая ощущения, что мы сделали что-то больше, чем просто секс.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я поворачиваюсь к нему — неосознанно, будто жду, что он что-то скажет. Но он просто смотрит на меня. Его взгляд тёмный, и от этого мне становится ещё страшнее. Я не знаю, что он чувствует. Не знаю, что будет дальше.

Но потом он делает то, чего я никак не ожидала.

Он берёт гель для душа, выдавливает его в ладонь… и касается моего плеча.

Его пальцы тёплые, скользкие, нежные — он начинает мыть меня. Сам. Не мочалкой. Не торопясь. Он скользит ладонями по моей шее, груди, животу, будто очищает… не только моё тело, но и то, что он только что с ним сделал. Его руки обхватывают мои бёдра, проходят по внутренней стороне — туда, где он только что был, — и я вздрагиваю, но он не давит, не вторгается.

Он аккуратно касается моего соска, красного, чувствительного, и задерживается там чуть дольше, будто извиняясь.

Я не могу дышать. Не могу говорить.

Я просто стою, позволяя ему это делать. Потому что не понимаю. Потому что не верю. Потому что…

— Почему ты… — голос срывается. Он не даёт мне договорить.

— Потому что ты моя, — спокойно отвечает он. — И я забочусь о том, что принадлежит мне.

Слова режут по сердцу. В них нет обещаний. Нет будущего. Только контроль. Только принадлежность.

Но его пальцы продолжают ласково касаться моей кожи — будто они живут отдельной жизнью от тех слов, что вырвались из его рта.

Я чувствую себя… потерянной.

Любимой?

Нет. Зависимой.

Он моет каждую часть моего тела так тщательно, будто за этим актом кроется нечто большее. Но я знаю — не позволяй себе верить. Это просто последствия. Просто постскриптум.

Слишком быстро он меняет маску.

Он не говорит больше ни слова. Закончив, он разворачивается и сам смывает с себя следы. Сильные руки. Молчаливое лицо. И снова — контроль. Даже под струями воды он кажется скульптурой, не мужчиной. Я не могу оторвать взгляд. И не могу дозволить себе смотреть.

Он выходит первым. Не оборачиваясь. Не бросая ни взгляда, ни слова.

Как будто… ничего не было.

А я остаюсь. Стою, пока вода хлещет мне в лицо, пока ноги подгибаются, пока внутри что-то не хрустит. Я вытягиваю руку, выключаю воду и медленно подхожу к зеркалу.

Оно запотело, и моё отражение — размытое, расплывчатое. Как и я сама сейчас.

Это просто секс, — говорю себе. — Он нужен тебе, пока идёт эта игра. Пока вы ищете предателя. Пока ты нужна ему, и он нужен тебе. Это — инструмент. Ничего больше.

Я прикасаюсь пальцами к губам, всё ещё покрасневшим от его поцелуев.

Когда всё закончится — он исчезнет. Или ты уйдёшь. Ты должна уйти. Ты должна выбраться живой. Целой.

Если останешься — он разорвёт тебя. Разобьёт. Он слишком холодный. Слишком сильный. Слишком… опасный.

И всё же… это прикосновение. Его ладони, скользящие по моим плечам. Как он тер меня клитор, знал каждую точку. Как вошёл в меня, будто не просто хотел — а нуждался.

Но это же не было заботой? Это просто его способ контролировать, правда? Просто метод пометить территорию…

И всё же… почему это сбивает с толку?

Я надеваю полотенце, медленно выхожу из ванной. Ожидаю увидеть его — может быть, в кресле, может, у окна. Холодного, молчаливого. Но…

Пусто.

Он ушёл.

Как будто его и не было. Ни криков. Ни шепота. Ни стонов. Ни руки на моей груди, ни его дыхания в моём ухе.

Я сажусь на край кровати, опираюсь локтями на колени. Сердце всё ещё бьётся, как барабан войны.

Ты не можешь влюбиться в него.

Если хочешь выбраться — не смей.

Прошло семь дней. Семь долгих, странных дней, где ночь и день будто жили разными жизнями.

Днём Алекс почти не смотрит на меня. Иногда кивает, как деловой партнёр, как будто мы обсуждали условия сделки, а не то, как он входил в меня так, что я кричала, теряя контроль. Он хладнокровен. Отстранён. Идеальный наследник империи Волконских.

А ночью — совсем другое.

Он приходит, не произнося ни слова. Закрывает за собой дверь и… берёт. Быстро, яростно, будто вынужден сдерживаться весь день. В меня, на мне, сзади, на столе, у стены. Его пальцы находят мою плоть с такой точностью, будто он знает её лучше, чем я сама. Он доводит меня до предела, разрушает и оставляет в этой размытости, где я не могу вспомнить даже, как дышать.

А потом он уходит.

Без слов. Без взгляда.

И так — каждую ночь.

Я больше не знаю, кто я для него. Инструмент? Побег? Одержимость?

Но я не позволяю себе думать об этом днём. Днём всё иначе.

Я провожу утро в спортзале: бегаю на дорожке, чтобы выбить из себя остатки сна и ночных прикосновений. После — душ, чашка кофе, ноутбук. Работа помогает. Это хоть какой-то порядок.

Часто гуляю в саду, среди запахов мокрой земли и цветущих яблонь. Тишина здесь почти неестественная, как будто дом Волконских дышит и ждёт, когда снова польётся кровь.

Сергей — Пахан — неожиданно оказался хорошим игроком в нарды. И терпеливым. Мы часто играем вечерами в его кабинете. Он почти не говорит, но порой я ловлю его улыбку — тёплую.. Иногда он рассказывает истории из своей молодости. Я слушаю. Внимательно.

Мужчин в доме часто нет. Алекс, Кирилл, Дмитрий — то на встречах, то в разъездах. Ощущение, что все вокруг в каком-то скрытом напряжении. Но здесь, в этих стенах, всё будто замедлилось.

Ева стала мне подругой. С ней легко — она улыбается по-настоящему, без фальши. Мы пьем кофе по утрам на веранде, обсуждаем книги и делимся мыслями, не углубляясь в то, что лучше не озвучивать. А когда к нам присоединяется маленькая Рай — всё меняется. Смеёмся, рисуем, играем. В эти моменты я почти забываю, кто я и где нахожусь.

Почти.

Потому что каждую ночь я вспоминаю, когда он входит в мою комнату, как обхватывает мои бёдра, как заставляет забыть всё — даже своё имя.

И я не знаю, кто страшнее: он ночной… или он дневной.

Мы сидим на веранде, наблюдая за Рай, которая продолжает гонять охранников по саду. Смех её маленькой фигуры наполняет воздух, но в душе у меня тяжело, и, несмотря на это, я не могу оторвать взгляд от её беззаботных игр. Ева, сидящая рядом, тихо пьёт кофе, но её глаза пристально следят за мной. Я знаю, что она чувствует — она уже привыкла замечать, когда что-то не так.

— Ты не скучаешь по своей жизни до всего этого? — вдруг спрашивает она, не глядя на меня, но её голос не оставляет места для сомнений. — У тебя были отношения? Кто-то, кто тебя ждал?

Я инстинктивно сжимаю чашку. Всё в теле сжалось в холодный ком. Мэтт. Это имя всё ещё вызывает у меня мурашки по коже. Мне нужно сказать. Я должна.

— Да, — говорю, заставляя себя взять глоток кофе, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Но это были ужасные отношения. Сложно даже назвать это нормальными. Полностью в контроле и абьюзе. Он душил меня этим, повсюду. Не было ни минуты покоя.

Ева молчит, а я чувствую, как её взгляд становится более внимательным. Она ждёт, и я продолжаю.

— Я долго пыталась выбраться, — моё сердце снова тяжело сжалось. — Если бы не Макс, я бы, наверное, так и осталась в этом аду. Мэтт просто сломал бы меня, и я не думаю, что смогла бы быть той Аэль, которую ты видишь сейчас. Это было бы невыносимо.

Я чувствую, как её рука накрывает мою. Её пальцы крепко сжимаются вокруг моих, словно пытаясь передать мне поддержку. Я не отнимаю свою руку.

— Ты не одна, Аэль, — говорит она тихо, но в её голосе такая уверенность, что мне становится легче. — Теперь ты часть нашей семьи. Никакой Мэтт не сможет больше так к тебе относиться. Он не вернётся.

Я фыркаю и отвожу взгляд, хотя внутри меня кипит. Это всё слишком неправдоподобно.

— Не думаю, что это надолго, — произношу я, и хотя мои слова звучат саркастически, я не могу не чувствовать лёгкую тревогу внутри. Это не та жизнь, которая останется неизменной. Это только временно.

Ева молчит, но я вижу, как её глаза слегка темнеют, когда она понимает, что я не уверена. Но она снова сжимает мою руку.

— Мы здесь, Аэль. И это больше не ты одна. Ты можешь на нас рассчитывать.

Я киваю, и, хотя её слова дают мне надежду, мне всё равно тяжело отпустить прошлое. Иногда кажется, что оно ещё может вернуться.

Ева отпускает мою руку, но остаётся рядом. Несколько секунд мы просто сидим, слушая, как Рай хохочет, убегая от охранника, который, кажется, уже не первый круг бегает за ней по саду. Этот смех словно спасательный круг в зыбкой воде.

Я вдыхаю глубже, возвращая себе внешнюю спокойность. Внутри всё ещё бурлит, но я справляюсь. Я привыкла.

— Она озорная, — говорю, кивая в сторону Рай, чтобы сменить тему. — Ты не боишься, что она однажды сбежит с охранником?

Ева усмехается, делая глоток кофе.

— Не сбежит. Это я однажды сбегу от неё. У неё энергии на десятерых.

Мы обе смеёмся, и я благодарна ей за это — за этот момент нормальности. За то, что она не задаёт лишних вопросов, но умеет быть рядом. Не все умеют.

— Кстати, — Ева слегка наклоняется ко мне, — у папы к тебе всё больше интереса. Ты ему явно нравишься.

— В каком смысле? — я поднимаю бровь, чуть напрягаясь.

— В хорошем, — улыбается она. — Ты держишься достойно. Он уважает силу, и ты ему нравишься как человек. Думаю, он даже… немного переживает за тебя.

Это неожиданно. И трогательно. Я отвожу взгляд, снова глядя на сад.

— Может, ты и правда уже часть этой семьи, хочешь ты того или нет, — мягко добавляет Ева.

— Это всё не навсегда, — тихо повторяю я, будто себе. — Мне нельзя забывать, что это только до тех пор, пока не найдут предателя.

— А если что-то изменится?

Я ничего не отвечаю. Потому что не знаю.

Глава 32

Аэль

Прошло ещё две недели, но мне кажется, будто месяц. Здесь дни сливаются — как будто время замедляется, и всё, что остаётся — это ритуалы: утренние пробежки, тёплый кофе, работа на ноуте и вечерние… визиты. Алекс всё так же молчит днём, отводит взгляд за столом, но ночью срывает с меня простыни, оставляя дыхание рваным, а разум спутанным.

Сегодня не отличается ничем. Я сижу на диване в своей комнате, ноутбук на коленях, окна распахнуты в сад — лёгкий ветер играет занавесками, щекочет лодыжки. Я только открываю новую вкладку, когда в дверь стучат, и почти сразу входят Ева и Кирилл.

— Не пугаем? — с улыбкой спрашивает Кирилл, внося с собой лёгкий аромат парфюма и уверенность.

— Нет, заходите, — я убираю ноутбук в сторону.

— Мы просто хотели предупредить, — начинает Ева, — сегодня вечером будут гости. Папины люди с женами. Но ничего серьёзного — неофициальная встреча. Просто… семейная атмосфера.

— Ага, ещё один “семейный ужин”, где половина мужчин носит оружие под пиджаком, — фыркаю я, натянуто улыбаясь. — Думаю, я просто посижу в комнате. Не хочу погружаться в эти игры.

Кирилл с Евой переглядываются, но ничего не успевают сказать — за их спинами появляется фигура Сергея Волконского. Он словно возник из воздуха, и его холодные глаза сразу упираются в меня.

— Нет, — спокойно говорит он. — Ты участвуешь. Встречи семьи — это не выбор. Это обязанность. И если ты не забыла, мы должны найти предателей , а они могут быт где угодно .

Моя спина выпрямляется сама собой, будто он нажал на невидимую кнопку.

— Я не часть вашей семьи, — сухо говорю я, стараясь сохранить нейтральный тон.

— Ты в этом доме. И пока ты здесь — ты часть. Это не обсуждается, — он кивает, глядя на меня в упор. — Надень что-нибудь достойное. Через два часа все будут внизу.

Он разворачивается и уходит, оставляя после себя ощущение давления, будто воздух стал плотнее. Кирилл тихо выдыхает, а Ева сочувственно смотрит на меня.

— Он такой не только с тобой, если что, — шепчет она, слабо улыбаясь.

— У него талант — превращать любой приказ в приговор, — мрачно шучу я, вставая.

— Если хочешь, я помогу выбрать тебе платье, — предлагает Ева. — Он действительно хочет, чтобы ты выглядела… как часть этого мира.

Я вздыхаю.

— Хорошо. Давай посмотрим, что на мне должно быть, чтобы казаться “достойной”.

Платье ложится по телу, как вторая кожа — жемчужный атлас играет в свете, подчеркивая изгибы. Оно почти невесомое, с тонкими бретелями, обнажающими ключицы и линию шеи. Волосы я собираю в высокий хвост — строго, просто, но не лишено элегантности. На ушах — серьги, капли жемчуга. Макияж почти незаметен, только подчёркнутые глаза и блеск на губах.

Я в последний раз смотрю на себя в зеркало, когда в дверь тихо стучат. Не успеваю ответить — она открывается, и в комнату заходит Натан.

Он останавливается на пороге и приподнимает брови.

— Чёрт… — выдыхает он, оглядывая меня сверху вниз. — Вот это вид. Ты собираешься свести с ума половину гостей, или это побочный эффект?

Я слегка улыбаюсь, глядя на его отражение в зеркале, пока застёгиваю вторую серёжку.

— Побочный эффект, — бросаю небрежно. — И да, я в курсе, что должна вести себя “достойно”.

— Сомневаюсь, что у кого-то хватит достоинства после того, как ты войдёшь, — он хмыкает, проходя ближе. На нём тёмно-серый костюм от Armani, подчеркивающий широкие плечи. Рубашка без галстука, верхняя пуговица расстёгнута, и через ворот просматриваются татуировки, сползающие с шеи. Руки — как живое полотно. Чёрно-серые линии, слова, символы.

— Ты сопровождаешь меня? — уточняю, собирая клатч.

— Приказ от шефа. Гостья дома не должна спускаться одна. Протокол, всё такое. — Он подмигивает, но за лёгкостью — холодная, собранная сила. Внутри он — не просто телохранитель. Он — зверь на цепи.

— Кто будет сегодня? — спрашиваю, натягивая на лицо нейтралитет.

— Не только ближайшие. Приехал брат Пахана и его сын — Лазар. Ну и парочка тех, кого ты пока не знаешь. Все при женах, все при костюмах. Скука смертная.

Я замираю, поправляя серьгу.

— Лазар? — осторожно уточняю.

— Ага, тот ещё змей, — отзывается Натан. — Умный, скользкий и всегда сдержанно улыбается, когда говорит гадости. Держись подальше, если не хочешь испортить вечер.

Он делает шаг ко мне и предлагает локоть.

— Готова?

Я бросаю последний взгляд в зеркало. Та, что смотрит на меня оттуда, выглядит спокойно. Элегантно. Уверенно.

Хотя внутри всё по-прежнему кипит.

— Пойдём, — говорю я, укладывая руку на его руку.

Когда мы спускаемся по лестнице, я невольно замираю.

Внизу, в просторной гостиной, уже собрались человек двадцать — тридцать. Семейный ужин, ага, конечно. Больше похоже на светский раут: мужчины в безупречных костюмах, женщины в роскошных платьях, сверкающие украшения, бокалы с вином.

Я облегчённо выдыхаю — наряд выбран правильно. Хоть где-то мне сегодня повезло.

Нат ведет меня вперёд, легко придерживая под локоть, и шепчет шутки про гостей.

— Вон та блондинка с волосами, как метла, точно прилетела сюда на своей швабре, — наклоняется он ко мне, с заговорщицкой усмешкой. — А вон тот коротышка… клянусь, он украл свой костюм у собственного сына.

Я не выдерживаю и тихо смеюсь, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос. Это лёгкое, почти детское мгновение.

Но стоит мне поднять глаза — дыхание сбивается.

Алекс.

Он стоит в проёме, полубоком к собравшимся, общаясь с мужчиной средних лет — невысоким, с круглым животом и дорогим, но плохо сидящим костюмом. И всё же, когда его взгляд цепляется за меня… время будто останавливается.

Его глаза — холодные, дикие, полные злости и… чего-то ещё. Чего-то более опасного.

Голода.

Его челюсть сжимается. Я вижу, как напрягаются мышцы на скуле. Кулак в кармане сжимается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Что с ним не так?..

Я вдыхаю слишком резко и чувствую, как сердце болезненно ударяет в груди.

Алекс взглядом прослеживает мою руку, ту, что держит локоть Натана.

И в ту же секунду я слышу у самого уха ленивый шёпот Натана:

— Если хочешь разозлить его ещё сильнее, можешь прижаться ко мне поближе… — голос его смеётся. — Он изводится, как бешеный пёс на цепи. Ты даже не представляешь, насколько он одержим.

Я тихо фыркаю и отмахиваюсь от Натана.

Нет. Никаких игр.

Я заставляю себя отвести взгляд, хотя каждая клеточка тела продолжает чувствовать, как Алекс смотрит на меня, обжигая взглядом до самой кожи.

Я стараюсь сосредоточиться на окружающих, но взгляд всё равно снова и снова возвращается к нему.

К Алексу Волконскому.

Его невозможно было не заметить в любой толпе, но здесь, среди мужчин в дорогих костюмах и женщин с безупречными укладками, он выделялся особенно.

Высокий, выше всех в комнате — под метр девяносто пять, если не больше. Широкие плечи. Чёрные волосы коротко острижены, подчёркивая резкие черты лица. Щетина на подбородке и скулах придаёт ему ещё большую брутальность.

На нём идеально сидящий чёрный костюм и чёрная рубашка без единого изъяна. Ткань словно вторая кожа — подчёркивает каждое движение, каждое напряжение его мускулистого тела.

Но больше всего цепляют его глаза.

Чёрные. Бездонные. Холодные.

В них нет ни капли тепла. Ни намёка на радость или гнев — только глухая, ледяная отстранённость. Как будто чувства ему чужды.

Как будто всё, что происходит вокруг, лишь часть какого-то плана, который он обдумал на много шагов вперёд.

Алекс Волконский излучает власть и опасность так же легко, как другие — дыхание. Его уважают. Его боятся. Ему подчиняются.

И всё же сейчас, когда он смотрит на меня, в этом ледяном взгляде на мгновение вспыхивает что-то дикое. Что-то такое, от чего у меня перехватывает дыхание.

Нат ведёт меня через зал, не сбавляя шаг, и, проходя мимо Алекса, едва заметно кивает тому — словно между ними существует негласное понимание. Алекс не прерывает разговор с коренастым мужчиной в дорогом костюме, но я ощущаю на себе его взгляд. Он будто сверлит спину. Холодный, тяжёлый… жгущий.

Я стараюсь не оборачиваться.

В зале уже накрыт огромный стол — фарфор, серебро, кристальные бокалы. Кто-то сидит, кто-то стоит, разговаривая в полголоса. Смех. Шорох тканей. Перемешанные запахи духов, табака и вина.

Ко мне сразу подходит Ева — она выглядит потрясающе в тёмно-винном платье до колен, обтягивающем фигуру как влитое. Её улыбка искренняя, и она тут же берёт меня за руки.

— Боже, Аэль, ты выглядишь как с обложки журнала! Это платье… — она щёлкает пальцем в воздухе. — Нат, скажи что-нибудь! Или ты уже потерял дар речи?

— О, я давно в коме, — хмыкает Нат, лениво оглядывая меня с головы до ног, и, подмигнув, добавляет: — Но в такой коме я готов жить вечно.

Я выдыхаю, натянуто улыбаясь.

— Я чувствую себя ужасно не в своей тарелке… Слишком всё… правильно, слишком красиво.

Я провожу взглядом по залу, вспоминая, зачем я здесь. Найти хоть какой-то след того, кто похитил Рай. Хоть намёк. Хоть тень.

Но… его здесь нет. Я уверена. Ни один из мужчин не вызывает внутреннего щелчка узнавания. Ни один не похож.

Но это не значит, что он далеко.

Из другого конца зала доносится тихий, но властный голос.

— Ева. Аэль.

Мы оборачиваемся. Сергей Волконский стоит у окна, с бокалом коньяка в руке. Он кивает нам, жестом призывая подойти. Рядом с ним — мужчина в светло-сером костюме, высокий, но не как сам Сергей или Алекс. Скорее… подтянутый, с седыми висками, сдержанный. Рядом с ним — женщина около пятидесяти. Бледная, сухая, в тёмно-синем платье. Их взгляды скользят по мне снизу вверх. Пронзительные, изучающие, неприятные.

Словно оценивают. Взвешивают.

По коже бегут мурашки.

Я сжимаю пальцы в кулак, чувствуя, как внутри поднимается лёгкая волна тошноты — от этого ощущения, будто я товар на витрине.

Чуть сбоку от нас, как будто случайно, к нашему движению примкнула высокая блондинка в обтягивающем платье. Волны идеально уложенных волос спадали ей на плечи, а губы были растянуты в неестественно сладкую улыбку.

Она прильнула к Еве с притворной теплотой, одаривая её воздушными поцелуями в обе щеки.

— Ева, дорогая! Как же давно мы не виделись, — промурлыкала она, словно кошка, при этом её глаза оставались холодными.

Ева ответила сухо, даже слегка скованно:

— Елена.

Я уловила, как её пальцы сжались на ткани платья, прежде чем она вновь взяла меня под руку, чуть потянув вперёд, словно желая поскорее покончить с этой сценой.

Елена осталась идти рядом с нами, неотступной тенью, скользя глазами по мне с плохо скрываемым презрением. В её позе, в каждом движении сквозила показная уверенность, но я заметила — это была маска. За ней прятался страх. Страх показать слабость.

Когда мы втроём подошли к Сергею, рядом с ним уже стояли двое:

мужчина лет пятидесяти, крупный, с тяжёлым взглядом и грубыми чертами лица, одетый в светло-серый костюм, и женщина постарше — невысокая, с вечно напряжённым выражением лица и потупленным взглядом. Их позы словно рассказывали без слов: кто здесь хозяин, а кто привык сгибаться под ударами.

Сергей не заставил себя ждать.

— Борис, Наташа Орловы — заговорил он, слегка кивнув в сторону мужчины и женщины, а потом перевёл взгляд на нашу спутницу. — И их дочь — Елена.

Его голос звучал сухо, почти равнодушно.

— Позвольте представить вам Аэль, — продолжил он. — Она теперь часть нашего дома. Наша гостья .

На мгновение повисла тишина.

Борис Орлов смерил меня тяжёлым взглядом, полным ленивого презрения. Его губы скривились в подобии усмешки.

— Волконский всегда знал, как выбирать… интересных гостей, — пробурчал он, делая акцент на последнем слове.

Его жена, Наташа, стояла рядом, словно стараясь стать незаметной. В её взгляде читалась усталость и страх — выученные годами рядом с таким человеком, как Борис.

А Елена…

Она смотрела на меня, словно оценивая товар на витрине, высокомерно, ядовито. Сучка — подумала я. И вместе с тем где-то глубоко под этой маской была дрожь. Страх быть раздавленной. Я видела его, как ни пыталась она его скрыть.

Я выдержала их взгляды, сохранив на лице вежливую полуулыбку.

— Очень приятно, — сказала я спокойно, заставляя себя не показывать ни капли неуверенности.

Ева едва заметно сжала мою руку — поддерживая.

Борис фыркнул и отвернулся, словно я уже наскучила ему. Елена всё ещё смотрела, вцепившись взглядом, а Наташа… Наташа смотрела в пол.

Сергей же стоял, словно скала — спокойный, холодный и недоступный. Его присутствие одним только фактом давало понять: здесь я под его защитой.

Сергей Волконский всё ещё стоял с Борисом и его женой, но не успели мы обменяться с ними формальностями, как к нашему небольшому кругу присоединились ещё трое. Их приближение ощущалось заранее — не по звуку шагов, а по тому, как изменилась атмосфера в зале. Как будто воздух стал плотнее.

Первым я заметила мужчину с суровыми чертами лица и пронизывающим, почти стальным взглядом. Его седевшие волосы были аккуратно зачёсаны назад, а костюм сидел идеально — подчёркивая мощные плечи и военную осанку. В его глазах — тот же серый холод, что и у Сергея. Он шёл первым, а за ним — миниатюрная женщина с идеальной осанкой, одетая со вкусом, но скромно. И третий — высокий, уверенный шаг, лёгкая, будто насмешливая полуулыбка на губах и глаза цвета ледяного неба. Его невозможно было не заметить.

— Влад, — кивнул Сергей своему брату. — Мария. Лазарь.

— Сергей, — отозвался мужчина с хрипотцой в голосе и крепко обнял его, после чего пожал руку Борису, как два равных хищника, оценивающих друг друга.

Я почувствовала, как Ева заулыбалась рядом со мной, когда Лазарь подошёл ближе. Он притянул её к себе в крепкие объятия, легко и тепло, будто они виделись сто лет назад. И всё же я видела, как за его улыбкой пряталась нечто большее — острота, сила, хищничество.

Он повернулся ко мне, и его взгляд скользнул по мне сверху вниз. Не вульгарно — нет. Скорее так, как охотник оценивает новое оружие: красиво ли, удобно ли лежит в руке, не подведёт ли в бою.

— А это кто у нас такая? — спросил он, глядя на Еву, хотя продолжал разглядывать меня.

— Это Аэль, — ответила Ева, возвращая ему лёгкую улыбку, но всё же стараясь держать дистанцию. — Она наша гостья .

— Слышал о тебе, — с мягкой усмешкой произнёс Лазар, беря мою руку. Его пальцы были тёплыми, сильными, и несмотря на лёгкость прикосновения, мне показалось, будто он мог в любую секунду сжать руку так, что сломает кость.

Он поднёс мою ладонь к губам, чуть коснувшись её кожи, и я заметила, как по его шее выглянули татуировки, уходящие под ворот рубашки.

— Приятно познакомиться, Аэль, — тихо добавил он, и я чуть кивнула в ответ, сдерживая пульс.

— Ты всегда такой вежливый? — раздался фыркающий голос рядом.

Елена. Она стояла в полушаге от нас, скрестив руки на груди, и, не скрывая яда, смотрела на нас с Лазарем.

— Поделишься, Лазарь, теми самыми слухами? Или всё слишком неприлично?

— Не для этой компании, — хмыкнул он, бросив ей лукавый взгляд. — Но, боюсь, ты слишком завидуешь, чтобы слушать без комментариев.

Он сказал это легко, игриво, и всё же я почувствовала, как у Елены задергался уголок губ — будто ей наступили на больное.

Сергей тем временем уже отошёл к другим гостям, оставляя нас в мини-группе, и я ощутила, как мой мир постепенно превращается в клетку из шелков и взглядов — вроде всё красиво, изысканно, но уйти отсюда без разрешения уже невозможно.

Лазарь неспешно посмотрел на Еву, потом на меня, и его улыбка стала ещё шире, как у хищника, обнаружившего в лесу пару оленят.

— Что скажете, леди? — протянул он с лукавой вежливостью. — Прогуляемся, по саду ?

Он подал свой локоть Еве, затем повернулся ко мне и предложил свой другой. Его рука была сильной, уверенной, а манеры — безупречными, почти старомодными. Я чуть замялась, но Ева уже вложила свою ладонь в его руку и ободряюще кивнула мне.

Я протянула руку, собираясь принять его жест, когда вдруг…

Время будто остановилось.

Ледяной ветерок, не касаясь кожи, пронзил воздух вокруг меня. Холодное, тяжёлое присутствие навалилось так внезапно, что дыхание перехватило. Я замерла с поднятой рукой, словно пойманная в капкан.

Хриплый, модный голос, такой же холодный, как взгляд, раскатился над залом:

— Лазарь.

В этом слове было всё: предупреждение, приказ и едва сдерживаемая ярость.

Я медленно подняла взгляд.

Алекс стоял чуть поодаль. Его чёрный костюм сидел так идеально, словно был влит в кожу. Чёрная рубашка подчёркивала его широкие плечи и властную осанку. Никаких лишних движений, никаких эмоций на лице — только чернеющие глаза, наполненные такой яростью и голодом, что от неё хотелось отступить.

Его челюсть сжалась, кулак на мгновение сжался у бедра.

Лазарь расплылся в маниакальной улыбке, легко, как будто всё происходящее забавляло его до глубины души.

— Брааат, — протянул он с язвительной нежностью, отпуская локоть Евы и глядя на Алекса. — Вижу, твой дом полон прекрасными женщинами. Хорошо устроился.

И он нагло подмигнул Алексу.

Едва уловимый ток прошёл по залу.

В этот момент к нему подошла Елена. Её наигранный звонкий смех резанул по ушам. Она почти вбежала в поле внимания Алекса, игриво обняв его за плечо.

— Алекс, давно не виделись, — пропела она, склонив голову, чтобы её белокурые волосы красиво рассыпались по спине.

Я стояла, так и не вложив руку в локоть Лазаря, и чувствовала, как пульс бешено колотится в висках.

Алекс медленно перевёл на меня взгляд, как бы фиксируя каждую мою реакцию, а я… Я знала, что он сейчас едва удерживается от того, чтобы сорвать с меня этот жемчужный атлас.

Алекс, всё ещё глядя на меня, вдруг перевёл взгляд на Елену. Его лицо изменилось за долю секунды: холодная отрешённость сменилась ленивой, чуть насмешливой улыбкой.

Я застыла на месте.

Елена с игривой лёгкостью шагнула к нему и, склонившись, быстро и звонко чмокнула его в щеку. Лёгкий щелчок их приветствия будто разорвал воздух между нами.

Кислота мгновенно вспыхнула в моём желудке.

Острая, мучительная, обжигающая.

Боже…

Они знакомы так близко?

Ревность — дикая, обжигающая — взорвалась в груди. Я почувствовала, как волна злости и боли накрывает меня с головой.

Елена отстранилась, её глаза нашли мои.

Улыбка на её губах была сладкой, но её взгляд…

Его невозможно было спутать ни с чем.

Он мой.

Мой.

Я замерла, вцепившись пальцами в ткань платья, стараясь не выдать перед всей этой публикой, что в груди разрастается нестерпимая боль. Боже, я что, вторая? Или просто одна из многих?

Кислота будто прожигала меня изнутри.

Алекс на мгновение задержал взгляд на Елене, словно хотел что-то сказать, но вдруг его внимание перехватил голос отца.

— Алекс! — громко окликнул Сергей Волконский с другого конца комнаты.

Алекс, словно вспомнив о чем-то важном, аккуратно убрал руку Елены со своего плеча, и, даже не оглянувшись, направился через зал к отцу.

А я осталась стоять, словно выбитая из реальности, не в силах сделать ни шага.

Что-то внутри меня вспыхнуло.

Ревность отступила, уступая место чему-то яркому, дикому и… бунтарскому.

Ну и что?

Это только секс.

Мы не пара.

Он мне ничего не обещал.

Никаких слов. Никаких обязательств.

Да, он приходит ко мне ночью. Да, его прикосновения сводят меня с ума.

Но это всё.

Только ночь. Только тело.

А эта боль в груди? Это просто… неожиданность. Я не ожидала. Не была готова.

Вот и всё.

Я выпрямила спину, подбородок взлетел вверх, как по команде, и на губах заиграла лёгкая, чуть дерзкая улыбка.

Я вложила свою ладонь в предложенную руку Лазара, и в его голубых глазах тотчас вспыхнуло озорство.

Он улыбнулся, как мальчишка, поймавший кого-то на шалости.

— Ну что, прогуляемся? — протянул он, мягко поворачивая меня к выходу.

— Я только за, — ответила я так же легко, как и он, с той же ленцой в голосе, будто меня вовсе не тронул тот идиотский щелчок по щеке.

Мы с Лазаром, не оглядываясь, отвернулись от Елены. Ева пошла с нами, болтая о чём-то весёлом — я не слушала, в голове гудело.

На выходе в сад её перехватил Кирилл. Он шепнул ей что-то на ухо, и Ева моментально покраснела, прикусила губу и хихикнула, словно девчонка.

— Я скоро вернусь к вам, — сказала она, и, не дожидаясь ответа, скрылась вместе с мужем.

— Ох уж эти голубки, — протянул Лазар, закатив глаза, — ну что, Аэль… теперь ты — только моя спутница .

Он усмехнулся.

А я улыбнулась в ответ. Гордо, нагло, с вызовом.

— получается так .

Мы прошли дальше, в тень высоких деревьев сада, оставив позади зал, разговоры, Елену… и Алекса.

Хотя нет. Его взгляд всё ещё горел на моей спине. Я чувствовала его, как раскалённую метку.

Но теперь — я не дрогнула.

Мы шли по саду, петляя между высокими деревьями и аккуратными клумбами. В воздухе витал лёгкий аромат сирени, а где-то вдалеке слышался шелест воды — видимо, фонтан.

Лазар шёл рядом, легко ведя меня под руку, будто мы давно были знакомы.

— И как тебе тут живётся? — спросил он, бросив на меня быстрый взгляд из-под длинных ресниц.

— Вполне… — я сделала вид, что тщательно подбираю слова. — Спокойно. Интересно.

— Спокойно, да? — хмыкнул он, явно не поверив. — В доме Волконских?

Я рассмеялась, покачав головой.

— Ладно, не совсем спокойно.

Он усмехнулся, обнажив идеальные белые зубы.

— А чем ты вообще занимаешься, когда не спасаешь маленьких девочек и не ходишь по опасным ужинам?

— Я веб-дизайнер, — ответила я с неожиданной для себя лёгкостью. — И, честно говоря, обожаю свою работу.

Каждый сайт — как новая история. Свой характер, своё лицо.

Лазар слушал меня внимательно, не перебивая, чуть склонив голову набок, как будто я рассказывала нечто действительно важное.

Было странно — он, весь покрытый татуировками, с этой опасной аурой — и такая искренняя заинтересованность в его голубых глазах.

Время пролетело незаметно. Я уже чувствовала, что пора возвращаться к остальным, когда мы повернули к дому.

Перед входом в зал Лазар вдруг остановился.

— Слушай, — протянул он, улыбаясь. — Нам как раз нужен дизайнер.

Я посмотрела на него настороженно, чувствуя, как сердце пропустило удар.

— Не уверена, что это хорошая идея.

— Почему же? — его голос стал мягким, почти бархатным.

Я пожала плечами.

— Знаешь, Лазар… Я как-то… не уверена, что хочу работать с мафией и всё такое. Это явно не моя сфера.

Лазар рассмеялся открыто и заразительно.

— Хей, у меня открывается клуб в Москве. Мне нужен дизайнер для сайта.

— Он склонился чуть ближе, с заговорщическим видом. — Ты же не думала, что у нас есть аккаунт мафии или сайт с нашими миссиями?

Я захихикала, искренне, впервые за весь вечер расслабившись.

— Нет, конечно. Хотя… — я покачала головой. — Даже не знаю. Я пока ничего не понимаю в ваших делах . И не думаю что хочу разбираться .

— Ничего страшного, — легко отмахнулся он. — Главное, что у тебя есть вкус. И страсть к своему делу. Поработаешь над сайтом как сторонний специалист . И все .

Я смотрела на него и думала, что Лазар — совсем не тот, кем кажется на первый взгляд.

И, пожалуй, его опасность только делала его ещё более притягательным.

Мы почти дошли до стола , когда Лазар вдруг остановился и, наклонившись ко мне ближе, спросил негромко:

— Дашь мне свой номер?

Я удивилась, но скрыла это за лёгкой улыбкой. Почему бы и нет?

— Конечно, — ответила я и продиктовала цифры, стараясь не смотреть никуда, кроме как на Лазара.

Но я почувствовала это — как прожигающий луч. Горячий, обжигающий взгляд, вцепившийся мне в щеку. Я знала, кто это, знала без оглядки. Алекс.

Я проигнорировала его. Проглотила ком в горле и натянула самую беззаботную улыбку, на которую была способна. Чёрт с ним.

Вон Елена чуть ли не извивается рядом с ним, сверкая улыбкой и жеманно закидывая волосы за плечо.

Лазар записал мой номер и, снова подмигнув мне, легко повёл в сторону стола.

В зале стало ощутимо шумнее — кто-то смеялся, кто-то разговаривал вполголоса. Ева уже сидела за столом и заметила нас, жестом приглашая присоединиться.

Я села рядом с ней, чувствуя, как нервы натянуты до предела. Лазар сел по другую сторону от меня — легко, расслабленно, как будто это был обычный вечер в кругу семьи.

И тут, спустя каких-то пару минут, напротив меня опустился Алекс.

Я подняла взгляд и встретилась с его глазами.

Чёрными. Ледяными.

В них плескалась ярость, слишком сильная, чтобы он мог её скрыть. Его челюсть была напряжена, а пальцы сжаты в кулак на столе.

Он смотрел только на меня.

Мир вокруг словно поблек.

А я… Я подняла подбородок чуть выше и ответила ему самым невинным взглядом, на какой только была способна.

Мол, а в чём проблема, милый?

Если он думал, что я буду сидеть здесь и страдать от того, что какая-то Елена вешается ему на шею, то он плохо меня знал.

коментарии автора

Добавим чуточку активности в и я опубликую визуализацию Алекса и Аэль .

Как думаете какую роль во всей этой истории сыграет Лазар ? п.с . это будет неожиданный поворот сюжета ..... жду не дождусь когда вывсе узнаете.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 33

Алекс

Я стоял у входа в зал, краем уха слушая монотонную речь одного из партнёров отца, когда заметил её.

Аэль.

Медленно, шаг за шагом, она спускалась по лестнице, держась за локоть Ната. Они о чём-то говорили, и она, чёрт бы её побрал, смеялась. Звонко, легко, искренне. Этот смех пронзил меня хуже любого ножа.

Я сжал кулаки, чувствуя, как напряглись мышцы спины и плеч.

Блядь.

Она выглядела настолько безумно сексуально, что хотелось разорвать расстояние между нами голыми руками. Жемчужное платье тонкой тканью обтягивало её тело, скользя по коже с каждым её движением. Лёгкие бретели на хрупких плечах казались слишком тонкими, слишком доступными. Грудь при каждом шаге мягко покачивалась, выпрашивая мой взгляд, вызывая ярость и жгучее желание.

Её волосы были убраны в тугой хвост, обнажая тонкую шею — и я невольно сжал челюсть сильнее, когда она, смеясь, прижалась ближе к Нату, положив ладонь на его руку.

Сука.

Я знал, Нат никогда не осмелится перейти черту. Он слишком хорошо знал, кому она принадлежит, даже если сам себе этого до сих пор не признавался. Но сам факт — кто-то другой прикасается к ней, принимает её смех, её улыбку, — сводил меня с ума.

Это должно было быть моё.

Только моё.

Я едва удерживал себя на месте, чувствуя, как поднимается волна черной ярости, как тело требует забрать её прямо сейчас, увести, вдавить в стену и заставить вспомнить, кому она принадлежит.

Я одним ухом слушал скучную беседу о новых контрактах, а глазами искал её.

Когда отец жестом подозвал её и Еву, Нат уже стоял в стороне, отрабатывая свою роль.

Я краем глаза видел, как Аэль с лёгкой неуверенностью направилась к нему — к Сергею Волконскому.

Чёртовы Орловы.

Какого хрена они вообще здесь?

Какого хрена он решил их знакомить с ней?

Я видел, как Борис Орлов пожирает её взглядом. Как Наташа Орлова, его подавленная жена, скользит по Аэль равнодушным взглядом.

И как Елена… сучка, которой стоило бы стереть улыбку с лица, смотрела на Аэль с презрением и завистью.

Я хотел скривиться от отвращения.

Хотел дать понять, что мне мерзко видеть эту шлюху рядом с ней.

Но вместо этого удержал выражение лица каменным.

Пока.

Пока это нужно.

Эта игра стоит затраченного времени.

Она окупится.

Я стоял чуть в стороне, продолжая разговор с деловыми партнерами, но всё моё внимание было на ней.

Когда к ним подошли Влад с Марией и Лазаром, я всё ещё заставлял себя сохранять спокойствие.

Я знал, что должен держать лицо.

Знал, что не имею права позволить себе ни малейшей эмоции, пока рядом чертовы Орловы.

Но когда Лазар, сукин сын, потянулся к её руке…

Когда его губы коснулись её кожи…

Внутри меня что-то рвануло.

Кровь бешено заколотилась в висках.

Зрение сузилось до одной лишь сцены передо мной — Лазар, её рука, его дерзкая ухмылка.

Я блядь знал.

Я знал, что в тот раз на причале он проявил излишнюю любопытность .И сейчас он снова это доказал.Какого хрена он, блядь, делает?Моя челюсть напряглась так, что скулы свело болью.

Я стоял там, чертовски спокойно на вид, но внутри меня клокотала ярость, такая густая, что казалось, я сожгу всё к хуям одним только взглядом.

Мне хотелось подойти.

Вырвать её руку из его пальцев.

Вмазать ему так, чтобы он больше никогда не посмел даже смотреть в её сторону.

Но я не мог.

Я не должен был.

Сейчас — нет.

Орловы стояли рядом.

Елена, прилипшая ко мне своими похотливыми глазами.

Борис, наблюдающий за всем с видом падальщика.

Наташа, вечно безразличная к происходящему.

Я знал: дай я волю себе — и рухнет всё.

Все наши тонкие игры, все расчеты.

Поэтому я стоял.

Стиснув зубы.

Сжимая кулаки в карманах так сильно, что ногти врезались в ладони.

Это был ад.

Но я вынужден был пройти его молча.

Я смотрел, как она вложила свою ладонь в руку Лазара, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не сорваться прямо здесь.

Словно в замедленной съёмке наблюдал, как они уходят в сад. Одни.

А я, блядь, не мог даже сдвинуться с места.

Елена прилипла ко мне, как липкая жвачка, которую не отодрать.

Своими фальшивыми вздохами и наигранными улыбками она пыталась захватить моё внимание.

Её отец — Орлов — стоял рядом, буравя меня своим тяжёлым взглядом.

И — хуже всего — мой собственный отец, Пахан, не сводил с меня глаз.

Я чувствовал, как злость копится внутри, растет, превращаясь в глухую ярость.

Лазар и Аэль гуляли.

Они смеялись.

Она доверительно что-то шептала ему, склонив голову.

Она блядь улыбалась ему.

А я стоял здесь, прикованный ко всему этому цирку, и ничего не мог сделать.

Вишенкой на этом грёбаном торте стала сцена у входа в зал.

Она что-то ему сказала, хихикнула, и Лазар лениво достал телефон.

Она продиктовала свой номер, улыбаясь.

Её голос — тот самый голос, который я хотел слышать только для себя — звучал нежно, легко, игриво.

Я прожигал её взглядом, но она не смотрела в мою сторону.

Будто меня вообще не существовало.

Посмотрим, как она будет хихикать сегодня ночью.

Я обязательно об этом позабочусь.

Мы все сидели за длинным столом. Смех, разговоры, звон бокалов.

Фальшивое веселье разливалось по залу, а у меня внутри всё кипело.

Гребаный Лазар, конечно же, устроился рядом с ней.

Его локоть почти касался её.

Его взгляд слишком часто скользил по её профилю.

Я смотрел на Аэль.

И она, сука, смотрела на меня.

Наши взгляды встретились через стол.

Зелёные глаза, в которых теперь бушевал настоящий вызов, метали в меня ножи.

Лениво, почти насмешливо, она склонила голову чуть набок, будто говоря:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

“Ну и что ты сделаешь, Алекс?”

Её губы дрогнули, сложившись в ленивую, ядовитую улыбку.

Такая сладкая, такая опасная.

Как пощёчина по самолюбию.

Как гребаный вызов прямо в лицо.

И в этот момент моя эрекция, эта предательская, яростная боль, решила напомнить о себе.

Прямо сейчас.

Когда, блядь, весь зал наблюдает.

Когда вокруг сидят Орловы, Волконские, бизнес-партнёры.

Я втянул воздух сквозь зубы, заставляя себя не двигаться.

Не выдать себя.

Чёрт бы побрал эту женщину.

Моё тело давно выбрало её, плевать на здравый смысл, на обстоятельства, на правила.

Я хотел встать, подойти, схватить её за руку и утащить прочь, вгрызться в её губы до крови, трахнуть её так, чтобы стереть с неё все следы Лазара, всех остальных.

Но я сидел.

И ждал.

Потому что ночь ещё впереди.

И сегодня я напомню ей, кому она принадлежит.

Голос отца прорезал гул разговоров за столом — глубокий, властный, привычно уверенный.

— На этих выходных, — объявил он, подняв бокал, — мы устроим праздник в честь моего дня рождения. В ресторане Наварского. Приглашены все, — взгляд обвёл гостей, задержавшись на ключевых фигурах. — Будет весело.

Стол загудел одобрительными возгласами, звон бокалов, поверхностные улыбки, взаимные поздравления — всё это смешивалось в бесформенный шум, раздражающий, как назойливый звон в ухе.

Я едва кивнул, не теряя при этом фокуса.

Мой взгляд был прикован к ней.

Аэль Сидела напротив, рядом с Лазаром. Слишком близко. Слишком спокойно.

Её взгляд скользил по лицам гостей, но глаза не горели — она явно чувствовала себя не в своей тарелке. Правильно. Так и должно быть. Она не часть этого мира. Не часть моего мира.

Пока ещё.

Лазар наклонился к ней, шепча что-то прямо на ухо.

И эта сука — она повернулась к нему, прищурив свои зелёные, наглые, кошачьи глаза, будто впуская его внутрь.

Они что-то обсуждали. Она засмеялась. Снова. Этим смехом, который принадлежит мне , блядь .

Стакан в моей руке хрустнул. Волна ярости прокатилась по позвоночнику.

Я сжал челюсть. Плевать, что это мой брат. Плевать, что он не посмеет переступить черту. Он уже рядом с ней. Уже дышит тем же воздухом. Уже касается её вниманием.

А она — смеётся.

Для кого, блядь?

Я уже представлял, как его голова вдавливается в бетон. Медленно. С хрустом.

Нет. Спокойно.

Я не могу позволить себе этого. Не сейчас. Не здесь. Вокруг Орловы, партнёры, семья. Я должен быть лёд. Контроль — моё оружие. Эмоции — слабость.

И всё же, моё тело предательски тянулось к ней, как хищник к добыче. Я чувствовал, как в висках стучит кровь, как мышцы ноют от сдерживаемого напряжения. Мне нужно было убрать её с этого чёртова стула, стащить к себе в комнату и трахнуть до тех пор, пока она не забудет, как смеяться с кем-то ещё.

— Алекс, — голос отца вывел меня из транса.

Я моргнул.

Слишком долго смотрел.

Почти сдал себя.

Медленно повернулся к нему, изобразив лёгкую полуулыбку. Улыбку Волконского. Холодную, воспитанную, на грани язвы.

Всё под контролем.

— Да, отец? — голос прозвучал ровно, контролируемо. Безупречно.

Но я увидел это.

Глаз, прищуренный чуть сильнее обычного. Челюсть, сведённая в напряжении.

Сергей Волконский смотрел прямо на меня, как смотрит хищник на другого хищника. Подозрение. Холодный расчёт.

Блядь.

Он что-то понял. Или почти понял.

Сука.

Я слишком долго пялился. Дал себе слабину. Позволил себе быть не просто Волконским — быть мужчиной, который хочет женщину.

Слишком явно.

Он сделал глоток своего напитка.

Медленно.

Показательно.

— После ужина нам есть о чём поговорить, — произнёс он глухо, как приговор.

Я выпрямился, лицо — как маска, но внутри меня всё клокотало. Гнев. Тревога. Злость на самого себя.

Сергей перевёл взгляд на Бориса Орлова:

— И ты, — бросил он коротко. Твёрдо. Безапелляционно.

Орлов только кивнул, не скрывая раздражения.

А отец отвернулся, будто этого диалога не было вовсе, переключившись на кого-то из сидящих рядом.

Я взял бокал. Сделал глоток.

Водка обожгла горло, но не притушила ярость.

Ебанный пиздец.

Он ускорит дело.

Он уже что-то заподозрил — не просто напряжение, не просто интерес. Он чувствует запах опасности. А может, слабости.

Старый волк не пропустит такого.

И если он решит, что я теряю контроль — всё пойдёт под откос.

Я опустил бокал, вглядываясь в пламя свечей на столе.

Я должен взять себя в руки.

Но она всё ещё сидела рядом с Лазаром.

И этот смех всё ещё звенел в моей памяти.

Мягкий. Игривый. Не для меня. Не сейчас.

Пусть смеётся.

Сегодня ночью она будет плакать.

И умолять меня не останавливаться.

Ужин подходил к концу. Смех, бокалы, вино, обмен репликами — всё казалось нормальным. Обычным.

Но под этой оболочкой было напряжение, настолько плотное, что его можно было резать ножом.

Когда отец встал из-за стола, я автоматически поднялся вслед за ним. По выработанному годами рефлексу.

Никакой суеты. Только точный расчёт.

Но стоило мне шагнуть рядом — он обернулся:

— Лазар, подойди.

Я замер. Лазар отозвался быстро, будто и ждал этого.

Он подошёл к нам, руки в карманах, будто это был не семейный ужин, а прогулка по набережной.

Хитрая улыбка не сходила с его лица. Лицо волка, учуявшего слабое место.

Сергей смотрел на него внимательно:

— Вижу, вы поладили с Аэль?

Поладили?

Холод пронёсся по позвоночнику. Я не позволил ни одному мускулу дрогнуть.

Лазар кивнул.

— Да. Она интересная и сильная личность. Меня это… заинтересовало. — Он бросил на меня взгляд. Прямой. Уверенный. Почти насмешливый.

Я едва сдержался, чтобы не сжать челюсть до хруста.

Кулак — напряжённый, пальцы чуть не вонзились в ладонь.

Сдержаться. Сдержаться.

Пока.

— Я знал, что вы поладите, — хмыкнул отец. Его голос был ровным, но взгляд — внимательным.

Он точно что-то почувствовал.

Сука.

— На вечере в честь моего дня рождения ты будешь её сопровождающим, — бросил он Лазару. — Не отходи от неё ни на шаг. Она должна увидеть каждого из гостей.

Ты отвечаешь за её безопасность. И за то, чтобы вовремя отреагировать, если она кого-то узнает.

Я чувствовал, как сердце бьётся глухо в груди.

Я хотел заржать. Заржать в лицо Лазару.

Он не имел понятия, во что ввязывается.

— Без проблем, дядя, — ответил Лазар, легко, небрежно. — Мы уже распоряжаемся насчёт камер в зале. Охраны будет достаточно — под видом гостей.

Ещё один взгляд.

Он снова бросил его на меня.

Я хотел вцепиться ему в глотку.

Разорвать.

Показать, чья она.

Но только кивнул, как и должен был.

Холодно. Спокойно.

Я был Волконским. И я не проигрываю.

Аэль будет рядом с ним весь вечер?

Хорошо

Кабинет пахана утопал в мягком полумраке. Тот самый запах — сигары, старое дерево, терпкий алкоголь.

Сергей сидел за своим массивным столом, как всегда — недвижим, будто высечен из камня.

Я стоял, не двигаясь, ощущая, как каждое движение, каждый взгляд здесь — игра на выживание.

Он не сразу предложил сесть.

Конечно. Эта ебаная игра в главного.

Ну ничего. Осталось не так много.

Скоро я буду сидеть на этом месте.

— Садись, — бросил наконец.

Я сел в кресло напротив. Расслабленно. Уверенно. Ровно настолько, насколько требуется, чтобы не показать ни капли напряжения.

А внутри всё было, как всегда — под контролем.

Каждая мысль, каждый импульс — под замком.

Он смотрел на меня, не мигая.

Глаза, острые, холодные, как лезвие ножа.

Он читал меня, как читают отчёт о заказном убийстве.

Но я был готов. Я давно научился быть пустым, когда нужно.

Маска — идеальна.

— Есть что-то, о чём я должен знать?

Голос ровный. Без давления. Но именно это давление и есть.

— Нет, — ответил я спокойно.

Он хмыкнул. Сухо. Без смеха.

— Не держи меня за дурака, сынок.

Я здесь не потому что молился Богу, а потому что пахал. Потому что убивал. Потому что умел видеть то, что не видят другие.

Не пизди мне в лицо.

Я пожал плечами, скрестив ногу на ногу. Спокойствие, как броня.

— Не знаю, о чём ты говоришь, отец.

Если хочешь задать вопрос — задай его. Прямо.

Иначе я не смогу дать тебе ответ.

Он чуть усмехнулся. Но в глазах — ни капли тепла.

— Ты что-то чувствуешь к этой девушке?

Прямо.

Как лезвие под рёбра.

— Я видел, как ты хотел разнести своего брата за столом.

Я видел, как ты на них смотрел.

Вот теперь я улыбнулся. По-настоящему.

Как волк. Оскалившись, будто это всё — забавная сцена из старой пьесы.

— Отец, отец… — Я покачал головой с лёгкой насмешкой. — Ты знаешь нас с Лазаром.

Мы всегда конкурировали. С самого детства.

Когда-то делили кисок, помнишь? Кто больше, кто громче, кто раньше.

Возможно, я просто поддался старому искушению.

Ностальгия, так сказать.

Игры мальчиков.

Я посмотрел ему в глаза.

Дал ему ту самую улыбку, которую он знал — хищную, уверенную, на грани вызова.

Покажи, что веришь, отец. Или сделай ход.

Но я не дрогну.

Сергей хмыкнул и, наконец, отвёл от меня свой взгляд.

Но его голос стал ледяным, ровным, как приговор:

— Что бы это ни было, — медленно, с нажимом, — это закончится. Здесь и сейчас.

Я не ответил. Просто ждал.

Но внутри — будто всё тело собралось в пружину.

Каждый мускул натянулся, как струна.

Он смотрел в сторону, а я смотрел на него, зная, что сейчас прозвучит что-то, что мне не понравится.

— Мне нравится эта девушка, — выдал он, не глядя. — И я хочу оставить её в семье.

…Что?

Секунда. Пауза.

Одна-единственная секунда, но в ней — грёбаный ад.

В каком смысле оставить?

Моё сердце застучало сильнее.

В висках будто ударило молнией.

Мои пальцы сжались на подлокотнике, но лицо — всё ещё спокойно.

На поверхности.

— В каком смысле… «оставить»? — проговорил я медленно, глядя ему прямо в глаза.

Он не ответил. Просто хмыкнул.

— Об этом мы поговорим потом, сынок.

Сука.

Моё тело взывало к действию — сломать, разбить, разрушить.

Но я подавил. Загнал глубже. Не сейчас.

— Сейчас, — продолжил он, наконец взглянув на меня с тяжёлым, наполненным значением взглядом, — я думаю, пришло время сделать последний шаг.

Чтобы ты принял мой пост.

Слова упали, как пуля в сердце.

Громкие. Точные. Долгожданные.

— Я уже стар, Алекс. И я вижу — это начинают чувствовать. Использовать.

Пора.

Ты готов?

Я почувствовал, как волна возбуждения поднялась внутри.

Медленная, сладкая, ядовитая.

Вот оно.

Вот к чему я шёл.

Вся моя жизнь — к этому.

Мои губы дрогнули в улыбке. Жесткой. Настоящей.

— Ты готовил меня к этому, отец, — сказал я сдержанно.

— Мы можем начинать.

Глава 34

Алекс

Всё.

Встреча закончена.

Я вышел из кабинета, чувствуя, как в груди пульсирует злое, триумфальное возбуждение.

Наконец.

План начал двигаться.

Колёса запущены в движение.

Скоро… совсем скоро всё станет моим.

Семья. Империя. Власть.

Я уже держу это в руках, просто никто ещё не понял.

Старик почувствовал слабость — и я был рядом, как и всегда.

Я управлял людьми, сделками, порядком.

Для братвы я уже давно пахан. Только без короны.

Теперь она будет официальной.

Теперь они преклонят колени.

Каждая жертва — оправдана.

Каждое решение — часть великой партии, в которой я выиграю всё.

Я остановился у окна, в кармане брюк нервно подрагивала зажигалка.. Напоминание о том, что контроль — в моих руках.

И тогда мысль о ней, как вспышка.

Аэль.

Маленькая, непослушная дрянь.

Вела себя сегодня как дикая кошка. Хихикала. Шепталась с Лазаром. Метала в меня свои зелёные ножи.

Дразнила. Испытывала.

И я позволил.

На публике.

Но ночь — моя.

Я застонал почти беззвучно, как зверь, зная, что впереди — награда.

Я напомню ей. Кто она. Чья она.

Кому принадлежит её хорошенькая маленькая киска.

Моя.

Только моя.

Я усмехнулся, когда воспоминания пульсировали под кожей.

Как она извивалась подо мной.. Как принимала меня до самого конца. Как я заполнял её до самого дна — метя, утверждая

Сегодня она снова вспомнит, кто её хозяин.

И почему нельзя играть с огнём.

Я вышел в холл.

Гости разъехались. Остались официанты, убирают со столов остатки праздника.

Я прошёл мимо них, не глядя.

У меня есть план. И у меня есть время.

Я умею ждать.

Но когда поднимусь к ней — не остановлюсь.

Час ночи.

Я сидел в темноте своей комнаты, освещённой только огоньками с улицы.

Сигарета горела между пальцами. Я медленно втягивал дым., позволяя ему кольцами вылетать изо рта.

Очищение. Ритуал. Успокоение.

В другой руке — телефон.

Экран подсвечивал мои пальцы холодным светом.

Я смотрел на неё.

Аэль.

Маленькая киска устроилась под одеялом, раскинув руки, как ребёнок, лицо мирное, наивное.

Невинная. Такая, какая никогда не должна была появляться на моем пути .

Да, блядь. Я опять установил камеру.

Прямо над кроватью, скрытую. Я не смог сдержаться.

Я хотел знать, как она двигается во сне.

Как её грудь поднимается и опускается.

Что она делает, когда думает, что одна.

Это чертово желание — контролировать, наблюдать, держать — оно не исчезло, когда я забрал её в этот дом.

Наоборот.

Оно стало хуже.

Она принадлежит мне, даже когда спит.

На экране она перевернулась, чуть сморщив нос.

Маленькая. Хрупкая.

Ничего не подозревает.

Улыбка расползлась по моему лицу, медленная, хищная.

Она спит уже крепким сном.

Это значит — пора действовать.

Я пробираюсь по тихим коридорам, бесшумно ступая по паркету. Дом тих. Все давно спят. А это значит — нужно быть особенно осторожным.

Отпирая дверь своим ключом, я ухмыльнулся. Она всегда её закрывает, но это никогда меня не останавливало.

Запирая за собой дверь я глубоко втягиваю воздух носом , наслаждаясь запахом диких лилий . Ее запах .

Ммммм мой рот наполняется слюной и член уже на столько тверд , что врезается в молнию моих брюк . Я уже предвкушаю как ее узкая киска сжимает мой член , обволакивая своим скользким теплом . Как она сжимается в оргазма и выкрикивает мое имя.

Я сотру с нее присутствие Лазара. Покрою ее своим запахом. Но сначала ……. Сначала я накажу эту маленькую кису .

Я подхожу к ее кровати и достаю из сумки все что принес с собой . Она спит крепким сном , ее пухлые губы приоткрыты приглашая меня проникнуть в ее теплый рот .

Чувствую как капля спермы стекает по моему члену в штанах в предвкушении. Подожди приятель …. Осталось совсем чуть чуть.

Я достаю веревки из сумки и улыбаюсь, первый раз искренне за весь вечер. Откидываю одеяло с ее тела и перед глазами темнеет от похоти , Ммммммм …. На ней только кружевные трусики и шелкова Майка на танках бретелях. Её соски мгновенно твердеют от прикосновения прохлады. . С ее губ срывается вздох и мне приходится применить всю свою выдержку , что бы не наброситься на нее . Чертовски сексуальна.

Я осторожно завязываю ее запястье к спинке кровати , мастерски выполняя самые надежные узлы . Когда я закончил со второй рукой Аэль нахмурила брови сквозь сон и издала сладкий стон.

Скоро киса … скоро ты будешь кричать .

Теперь — идеальная картина.

Беззащитная. Податливая. Связанная.

И полностью в моей власти.

Я провёл пальцами по её щеке, потом медленно — по горлу. Она зашевелилась, почувствовав прикосновение, и на её лице отразилось смятение. Ещё полусонная, но уже насторожённая.

Она дёрнула руками — и поняла.

Связана.

Глаза её распахнулись — зелёные, блестящие, сбитые с толку. Она хотела что-то сказать, но я приложил палец к её губам.

— Тсс. Спокойно, котёнок. Я здесь, чтобы напомнить тебе, чья ты — Мой голос был низким, тихим, почти ласковым. Почти.

Её зрачки расширились. Я видел в них страх. Я видел злость. Я видел ту же самую непокорную кошку, что смотрела на меня за ужином, флиртуя с Лазаром.

Она думала, я забуду? Что спущу с рук?

Я склонился ближе, так что наши лица разделяли миллиметры.

— Сегодня ты будешь слушаться. Сегодня ты узнаешь, что случается с теми, кто играет с огнём.

Я улыбнулся — медленно, волчье.

Я не касаюсь её, не сразу. Достаю игрушку которую принес с собой , черный метал , холодный и гладкий . Включаю вибратор, и его жужжание наполняет комнату. Ее глаза расширяются и она судорожно втягивает воздух . Провожу им по внутренней стороне её бедра, скользя выше. Она вздрагивает. Изогнулась. Но звук — ни одного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты знаешь, почему я здесь, — шепчу. — За каждый твой смех не для меня. За каждый взгляд не в мою сторону.

Я принимаю игрушку выше ее клитора , едва касаясь. Она выгибается, дыхание сбивается, пальцы сжимаются в кулаки. Я чувствую на своей руке жар ее киски. Как бы я хотел зарыться в нее своим лицом. Ммммм

Опускаю вибратор в ее скользкую пизду и возвращаю его, кружа вокруг ее клитора , нажимаю чуть сильнее.

Ее ноги начинают трястись, живот сжимается и она дышит часто. Я знаю что она близка. Не сейчас детка.

И выключаю.

— Алекс… — вырывается из её горла. Почти шёпот. Почти мольба.

Я закрыл ей рот поцелуем — жадным, яростным, таким, что в нём не было ни капли нежности. Я вгрызся в её губы, как в запретный плод, как в слабость, которую должен уничтожить, но не могу. Как хищник, наконец догнавший добычу. Она извивалась подо мной, но я не дал ей ни шанса вырваться — подчинил, прижал, вдавил в матрас. Этот поцелуй — не ласка. Это — клеймо. Метка. Напоминание о том, кому она принадлежит.

Я оторвался от её губ, позволяя себе глоток воздуха, хотя дышал всё ещё тяжело, будто только что рвал её на части. Она лежала подо мной, губы приоткрыты, втягивает воздух дрожащими вдохами, будто после утопления.

Я смотрел в её лицо. Зрачки такие широкие, что от зелени осталась лишь тонкая кайма — как у дикого зверя, пойманного в капкан. Она была доведена до грани, и каждое её движение, каждый взгляд, каждый чёртов вздох — говорили мне только одно.

Она моя. Полностью. Неоспоримо. Необратимо.

Она смотрела на меня так, будто я был и её погибелью, и её спасением. И, может, так оно и есть.

Я провёл пальцами по её щеке, медленно, почти ласково — контраст, который сам себе не прощал.

— Ни звука, — прошептал я, не столько в качестве приказа, сколько как приговор.

Сегодня — она моя. До последнего стона. До последней мысли.

И она забудет, как звучат чужие имена.

Я снова поднес выбратор к ее жаждущей киске и повторил все свои действия доводя ее до грани и останавливаясь . Аэль хныкала и извивалась.

— Алекс …. Пожалуйста….

Она дрожит под моими руками, ее возбуждение намочило мои руки и игрушку . Я не отвечаю на ее мольбы . Я вставляю толстую головку вибратора в ее киску и делаю несколько резких глубоких толчков .

— О Боже …. Алекс ….. я не могу .

Я останавливаюсь когда она начинает трястись и ее глаза закатываются . Ее рот открывается в безмолвном крике. Она в ярости и хочет кончить . Но этого не достаточно .

— Хочешь кончить ? Скажи мне Аэль …. Кому принадлежит это жадная, маленькая киска ? Кому принадлежит твой смех , улыбки. Кому блядь ты принадлежишь ?

Рычу я сквозь зубы и вонзаю вибратор в ее мокрую киску трахая ее им . Она уже не контролирует свои стоны и всхлипы. Извивается и направляет свои мокрые бедра к моей руке , пытаясь взять хоть малейший контроль .

— Скажи Аэль ….

Она сжимает губы не давая себе произнести ни слова . Я вижу эту яростную вспышку в ее глазах . Что то не дает ей сдаться .

Она впивается зубами в пухлую губу . И мотает головой из стороны в сторону. Нет … интересно .

Когда ее начинает накрывать оргазм , я опять убираю руку. И она выгибает спину в яростном крике. Он не на столько громкий , что бы всех разбудить. Но я не давал ей на это согласия .

Я смотрю как слезы стекают по ее щекам и исчезают в ее волосах. Наклоняюсь и слизываю их с ее лица.

— Это будет длиться всю ночь , если ты не сдашься киса. Рано или поздно ты поймешь, нет смысла мне сопротивляться.

— Мы не так договаривались Алекс . Это должен быть чертов секс …. Не больше.. она рычит на меня , ее голос охрип от стонов и сдерживаемых эмоций. Яростный взгляд буравит меня до самых костей.

— Я сказал , что ты Моя …. Моя блядь. И я предупреждал тебя.

— Я буду трахать тебя столько , сколько мне захочется. До тех пор , пока ты здесь . До тех пор , пока мне блядь , это надо . И ты не будешь позволять другим прикасаться к себе . Ты не будешь флиртовать . Не будешь дарить улыбки . Пока я тебя трахаю , я единственный кто может иметь все это Аэль .

— Ты чертов Придурок Алекс .

— Ты меня поняла Аэль ? Рычу я и включаю игрушку на полную мощность. Яростно кручу ей вокруг ее клитор . Аэль открывает рот в безмолвном крике , и кивает.

— Используй слова киса . Говорю я и вставляю в нее сразу два пальмы по самые костяшки .

— Да … да …. Боже . Алекс пожалуйста…. Я больше не могу .

— Теперь скажи мне . Кому ты принадлежишь ? Мои пальцы яростно трахают ее киску . Я сжимаю их внутри нее играя игрушкой на ее клиторе .

— Тебе . Я принадлежу тебе . Она сдается мне и я позволяю ей получить свою награду .

Оргазм сотрясает ее тело яростной волной. Она сжимается вокруг моей руки. Я чувствую как ее стенки сжимают и пульсируют вокруг моих пальцев.

Я вовремя успеваю закрыть ей рот своей рукой . Когда она взрывается и кричит в мою ладонь . Ее глаза закатываются и спина выгибается . Я кусаю ее за сосок , который она так любезно приблизила к моему рту . Она дергается и я чувствую как она заливает мою руку своим освобождением .

— Хорошая девочка.

Я глажу ее по волосам пока она тихо всхлипывает после мощного оргазма . Моя девочка залила всю постель . Моя пытка истощила ее , а сквирт лишил ее последних сил . Ее глаза закрываются , хотя ее тело все еще дрожит.

Фото

Алекс и Аэль на фоне моста . Питер , июнь .

пожалуйста напишите видите ли вы фото

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 35

Аэль

Я проснулась от ощущения тяжести. Мягкой, тёплой — живой. Веки слиплись от сна, тело приятно ныло, будто каждый нерв ещё хранил память о нём. Но что-то было иначе.

Не просто иначе — непривычно.

Тяжесть на бедре. Чья-то ладонь. Твёрдая, широкая, словно созданная, чтобы удерживать, подчинять… и сейчас она лежала спокойно, будто охраняла. Я не решалась пошевелиться. Лежала, прислушиваясь к тишине комнаты и ритму чужого дыхания за спиной.

Алекс.

Он никогда не оставался. Всегда уходил ночью, как только насытится мной — грубо, жадно, молча. Но теперь он был здесь. Его лицо уткнулось в мои волосы, дыхание щекотало шею. А ладонь всё ещё лежала на моём бедре, как клеймо.

И, что самое пугающее… мне это нравилось.

Я ловлю себя на этом чувстве. Оно тёплое, разливающееся по груди, липкое, как мед. Меня должно было бы злить его присутствие. Пугать — как он перешёл границу, которую сам же проводил. Но вместо этого — только странное, смущающее… желание остаться так ещё чуть-чуть.

Я лежала молча, боясь даже дышать громко, чтобы не разбудить его. Всё было слишком хрупким, зыбким — как граница между тьмой и рассветом.

Но мысли не давали покоя.

Что вчера с ним случилось?

Я не могла забыть, как он смотрел на Лазара. В его взгляде не было ни привычной холодности, ни контроля — только ярость. Настоящая, дикая. Как будто он готов был вцепиться тому в горло за один только взгляд в мою сторону.

Ревность?

Нет. Это невозможно. Мы договорились. Просто секс. Без чувств, без обязательств. Мы — никто друг другу. И всё это скоро закончится. Он почти не смотрел на меня всё это время, будто я — пустое место. Только ночами… только тогда, когда дверь запиралась, и он входил в мою тьму, как шторм.

Но вчера… Вчера в его глазах плескалась не просто злость. Это было собственничество. Грубое, неразумное. Он вёл себя как варвар, как человек, лишённый разума — только инстинкт, только «моя».

И теперь он лежит рядом. Его рука на моём бедре, будто никуда не собирается уходить. Как будто я действительно принадлежу ему.

Что это значит?

Почему мне становится страшно от мысли, что он может чувствовать больше, чем позволяет себе?

И почему мне становится ещё страшнее от мысли, что я — тоже?

Мысли клубились в голове, тяжёлые, тревожные.

Надо поговорить. Когда он проснётся.

Потому что всё выходит из-под контроля. Эта странная близость, его рука на моём теле, его дыхание в моих волосах… Это уже не просто секс. Не просто игра. И эта мысль пугала сильнее, чем его жестокость.

Особенно потому, что я сама… начинаю чувствовать что-то.

Достаточно было вспомнить вчерашний приём. Елена. Как она буквально повисла на его руке, цепкая, уверенная, как будто он — её. А я стояла и смотрела, как дура. И эта жгущая, тошнотворная ревность, которой я не хотела — не могла — позволить жить внутри себя, прорвалась наружу.

Это надо закончить. Немедленно. Пока не стало хуже.

Я чуть сдвинулась, словно собираясь подняться с постели, но в ту же секунду его рука сжалась на моём бедре. Он прижался ближе, его тело — горячее, тяжёлое — окутало меня.

Жар взорвался внизу живота, пронёсся по груди, обожгёл шею.

— Проснулась, киса? — услышала я у самого уха.

Его голос был низким, ленивым, с хрипотцой. И всё моё тело отозвалось мурашками, будто именно он — мой будильник, мой сон, моя зависимость.

— Ты мог бы… отпустить меня, Алекс? — выдохнула я, почти беззвучно.

Я не доверяла своему голосу. Слишком дрожал. Слишком много в нём было предательского желания. Моё тело уже сдалось, сжалось от одного его прикосновения, промокло от тяжести его ладони. Но сейчас — не об этом. Сейчас нужно было удержаться на краю.

Нужно было поговорить.

Алекс не ответил. Только сжал бедро сильнее, будто в предупреждении. А потом его рука медленно, неумолимо скользнула ниже, к животу. И остановилась там — точно, властно, без шансов на побег.

— Никогда, — сказал он, его голос был тёплым и тёмным, как раскалённый металл.

И вдруг по венам побежал огонь. Не просто возбуждение. Что-то другое. Что-то холодное и жгучее одновременно.

Страх.

Потому что это никогда прозвучало слишком искренне. Слишком убедительно. Как приговор. Как обещание, которое нельзя будет отменить.

— Алекс, — я сглотнула, пытаясь не потеряться в ощущениях, — нам надо поговорить.

Он не среагировал словами. Просто опустил руку ещё ниже, к самой сердцевине моего тела. Ладонь, тёплая, наглая, скользнула к тому месту, которое уже было готово принять его без всяких разговоров.

— Нечего обсуждать, киса, — произнёс он, низко, лениво, и это “киса” резануло по нервам.

Я стиснула зубы. Сердце билось в бешеном ритме, и не только от возбуждения. В груди начала подниматься злость. Горячая, жгучая, как пощёчина. Да, я была готова. Да, он знал каждую точку на моём теле. Но сейчас это было неважно.

— Нет, Алекс, — сказала я твёрже. — Это важно. Пожалуйста, послушай.

На секунду — тишина. Его рука застыла. А потом — рычание, низкое, звериное, и он отдёрнул ладонь, резко, как хищник, потерявший терпение.

Он сел, не стесняясь своей наготы, ни капли не прикрываясь. Прекрасный, как грех, опасный, как яд. Мышцы под кожей перекатывались, дыхание было тяжёлым. Его чёрные, как уголь, глаза смотрели на меня в упор. В них не было ни покорности, ни интереса. Только напряжение и жгучее ожидание.

— Ну давай, малышка, — сказал он тихо, но каждое слово резало, как лезвие. — Выкладывай.

— Мы… — я тяжело вдохнула, подбирая слова, — выходим за рамки договорённости, Алекс.

Он молчал. Просто сидел, смотрел. Не моргая. Как будто высекал из меня правду взглядом.

— Мы договаривались. Просто секс. Без чувств. Без ревности. Без… — голос мой дрогнул, — без пыток, Алекс.

Его бровь едва заметно дёрнулась.

— Ты… ты не можешь обращаться со мной так, как вчера. Ты привязал меня. Ласкал до боли, до слёз, и ты знал, что я уже не могу… — я сжала кулаки, словно пытаясь удержать контроль, — это было слишком.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Алекс не проронил ни слова. Только смотрел. Тихий. Мрачный. Напряжённый, как пружина.

— И ещё, — продолжила я, но уже менее уверенно, — ты не можешь… спать со мной в одной постели. Это не то же самое, что просто трахаться, Алекс. Просыпаться в твоих объятиях… видеть, как ты смотришь на других женщин… и чувствовать это всё… — я отвернулась, сжав губы, — это путает меня.

— Путает? — его голос был хриплым и низким, но всё ещё спокойным.

— Я… — я замялась, — я просто не могу позволить этому случиться со мной снова.

Пауза.

Тишина, от которой закладывало уши. А потом:

— Случиться чему, Аэль? — спросил он.

Ни обвинения. Ни сочувствия. Только тот же тяжёлый, нечитаемый взгляд.Я молчала. Слишком страшно было называть это вслух. Слишком больно.

Алекс откинулся чуть вперёд, голос стал ниже, темнее:

— Мне нужны слова, — сказал он, — или мне снова перейти к своим методам?

— О боже, только не выключай своего пещерного мужика, — фыркнула я, глядя на него сквозь раздражение и дрожащую грудь.

Он не шелохнулся. Не сказал ни слова. Просто продолжал смотреть. Эти глаза — темнее ночи, глубже, чем я когда-либо хотела нырять.

И всё же я смотрела прямо в них.

— Я не могу позволить себе влюбиться в тебя, Алекс, — выдохнула я. — Я не могу снова позволить кому-то разбить мне сердце. А ты… ты это точно сделаешь. Я знаю.

Слова отозвались глухой болью внутри. Я замолчала, потом резко встала с кровати, натянула на себя простыню, будто она могла защитить меня лучше, чем стены, за которые я привыкла прятаться.

Раз уж начала — выложу всё. До конца. Глубокий вдох.

Давай, девочка. Пронесись через это, как буря.

Я повернулась к нему лицом. Он всё так же сидел, красивый, дикий, обнажённый, как воплощённый грех. И всё так же — молчал.

— Я уже чувствую что-то, Алекс, — сказала я тихо. — Я не могу себе врать. И это пугает меня до жути. Я не могу это контролировать. А я… я всегда держала себя под контролем.

Пауза. Грудь сжимается, пальцы сжаты в кулаки под простынёй.

— Именно поэтому… я думаю, что нам стоит прекратить это. Эти ночные марафоны. Это было ошибкой. Я уверена, у тебя есть куча других желающих удовлетворить твои… потребности.

И вот тогда в животе вспыхнула ревность. Кислая, обжигающая. Картинки, которые я никогда не хотела видеть: его руки на другой, его рот, его тело… с кем-то, кто не я.

Я сглотнула, подавляя приступ паники.

А Алекс просто сидел. Смотрел на меня. Его голова была чуть наклонена набок, как у зверя, изучающего добычу. Не эмоции. Не реакция. Только тишина, в которой слышался хруст натянутой грани между нами.

Я не дождалась от него ни слова. Ни жеста. Только взгляд — тяжелый, пронизывающий, будто он насквозь видел всё, о чём я боялась сказать.

Развернувшись, я пошла в ванную, стараясь не оглядываться. Просто уйти. Просто пережить. Внутри уже колотилось что-то дикое, тяжёлое. Хотелось, чтобы, когда я вернусь, его уже не было. Чтобы стало легче. Чтобы всё исчезло.

Я остановилась перед зеркалом. Простыня всё ещё сжата в пальцах. В отражении — я. Та, которую я не узнавала. Глаза блестели. Не от света. От слёз. Первые побежали по щекам прежде, чем я успела моргнуть.

— Чёрт, — прошептала я, судорожно втягивая воздух.

Когда я успела влюбиться? Где тот момент, когда он стал чем-то большим, чем просто телом в ночи?

Я не знала.

Одна слезинка, другая, третья… Я провела ладонью по лицу, но слёзы не прекращались. Эмоции рвались наружу, как вода из прорванной плотины. Он ломал мой контроль. Весь. До последней крошки.

— Я справлюсь, — выдохнула я в отражение, пытаясь поверить.

Я сбросила простыню в корзину, будто она обожгла мне кожу, и зашла в душевую кабину.

Тёплая вода хлынула сверху, каскадом окутывая плечи, волосы, лицо. Смыла всё — слёзы, мысли, остатки его запаха на моей коже.

Я просто стояла под ней, не двигаясь.

— Я хочу, чтобы это всё закончилось, — прошептала я глухо, замирая с закрытыми глазами.

Я знала, что секс без обязательств — это не про меня. Что я не умею отдаваться телу, не вовлекая душу. Конечно, я что-то почувствовала бы. Конечно.

Я стояла под водой, позволяя ей литься на меня, как будто она могла смыть всё — мысли, страх, желание… боль. Закрыла глаза, уткнулась лбом в прохладную кафельную стену. Дыхание выравнивалось, но внутри всё по-прежнему пульсировало.

А потом я почувствовала это.

Тёплые руки. Скользящие к моей талии. Не резкие. Не торопливые. Но цепкие, как корни, прорастающие в меня. Он просто обнял. Притянул к себе. Его голое тело прижалось к моему, влажное, горячее, и я едва не разрыдалась заново.

Зачем он пришёл? Зачем надо было дожимать, когда я и так на грани?

Он опустил голову на мою макушку. Я слышала, как он глубоко вдохнул, и почувствовала, как его грудь плотнее прижалась к моей спине. Сердце грохотало у меня в ушах.

— Я не могу отпустить тебя, малышка, — сказал он. Его голос был ровным. Тихим, но… не дрожащим. Слишком уверенным. Слишком настоящим.

Мурашки пробежали по моим рукам. По всему телу.

— Это никогда не было просто секс, — продолжил он. — Я никогда не смогу отпустить тебя, Аэль. Даже когда ты будешь меня ненавидеть… Я не отпущу.

Я сглотнула. Губы дрожали. Я чувствовала, как его дыхание касается моей шеи. Как ладони не просто держат, а держат как свою.

— Зачем мне тебя ненавидеть, Алекс? — прошептала я, не узнавая собственный голос.

Он медленно провёл губами по моему влажному виску, прежде чем заговорить снова.

— Потому что я плохой человек, киса. И я добиваюсь своего… любыми путями.

Моё сердце будто сжалось в груди.

Его слова застыли во мне, будто что-то важное и необратимое. Я всё ещё стояла с закрытыми глазами, когда он чуть сильнее обнял меня, и я почувствовала, как его губы скользнули по моей шее — не жадно, не торопливо. Осторожно. Как будто он боялся спугнуть.

Я повернулась к нему.

Он просто смотрел на меня. Мокрые волосы прилипли к его лбу, капли воды стекали по щекам, по шее, по груди. И в этих черных глазах… не было ни тьмы, ни ярости, только тишина. Спокойствие. Странная, пугающая, теплая нежность.

Я подняла руку и провела пальцами по его щеке.

Он наклонился. Поцеловал сначала мой лоб. Потом нос. И только потом — губы. Медленно. Осторожно. Слишком бережно для человека, который говорил, что «добивается своего любыми путями».

И в этот раз всё было по-другому.

Никакой спешки. Никакой ярости. Только касания, от которых дрожала каждая клетка. Его руки изучали мою кожу, будто впервые. А я цеплялась за него, будто за что-то единственно живое, настоящее, тёплое в этом хаосе.

Он вошёл в меня, держась за мой взгляд. Не отводя глаз. И в этот момент я поняла — это не просто секс. Это не тело, это душа. Он трогал не меня, а всё, что я прятала внутри. Осторожно. Почти с благоговением.

И я тонула в этом, растворялась, теряла грань между ним и собой.

Я не знала, сколько длилось это — минуты, вечность, жизнь. Но когда он сжал меня в объятиях и прошептал:

— Ты моя,

я не ответила.

Я просто прижалась крепче.

Потому что это было правдой.

Глава 36

Аэль

Прошла неделя. Самая странная и самая настоящая неделя в моей жизни.

Каждую ночь — он. Без исключений. Как будто Алекс стал частью моего дыхания. Моей кожи. Моей реальности. Он исчезал днём, погружаясь в дела, и возвращался, когда дом замирал в тишине. И тогда я снова ощущала его запах, его руки, его вес.

Он не уходил.

Я просыпалась в его объятиях, и сердце замирало каждый раз. Было в этом что-то болезненно-прекрасное. Как сон, от которого не хочешь просыпаться. Его рука на моей талии, его лицо, уткнувшееся в мою шею, тихое дыхание — всё это стало родным быстрее, чем я могла бы себе позволить.

И я начала видеть в нём другое.

Он не просто дикий, опасный и контролирующий. В нём была глубина, которую он прятал. Тень заботы в том, как он прикрывает меня одеялом, если я замерзаю. Или как просыпается раньше, чтобы не разбудить меня, но всё равно не уходит.

Иногда он будил меня прикосновениями. Тонкими, как шелк. И я растворялась в этом, не успевая открыть глаза.

Иногда мы просто засыпали, сплетённые, уставшие и счастливые.

И всё же… что-то изменилось.

Он стал ещё более собственническим. Даже его взгляды теперь будто отмечали меня. Если кто-то подходил слишком близко — особенно Лазар — я чувствовала, как воздух вокруг Алекса меняется. Становится плотным, натянутым. Взрывоопасным.

Он всегда был контролирующим. Но теперь… теперь это напоминало не просто власть. Это напоминало страх потери. Или — жажду удержать.

И я не знала, что с этим делать.

Мы до сих пор скрываемся.

Алекс сказал, что это нужно. Что если кто-то узнает, всё, над чем он работал годами, может рухнуть в один момент.

“Нельзя давать врагам уязвимость”, — тихо проговорил он, прижимая меня к себе в темноте.

И я кивнула. Я поняла. Или хотела понять.

Он говорил, что скоро всё изменится. Что будет передача власти. Что он почти не бывает дома не потому, что устал или охладел, а потому что его дни расписаны по минутам.

Я знаю.

Я знаю, что он будет лучшим из всех. Что он рождён для этого трона, для этой короны, пусть она и сделана из крови, боли и страха. Он уже пахан — просто ещё не по титулу.

Но меня задевает, как сильно мы прячемся.

Как будто я — нечто постыдное.

Как будто мы — ошибка.

И хотя он твердит, что это не так, часть меня всё равно чувствует, как что-то болезненно ёкает внутри каждый раз, когда мне приходится отводить взгляд на людях. Притворяться, что между нами ничего нет.

А ночью — наоборот. Он будто сходит с ума от желания меня, как будто хочет стереть любые следы мира между нами.

Иногда мне кажется, что он живёт в этих двух реальностях одновременно.

Я тоже так начала жить. Днём — холод и отстранённость. Ночью — жара и прикосновения, от которых мир перестаёт существовать.

Он обещал.

Сказал, что когда всё закончится — всё изменится.

Что я больше не буду тенью в его жизни.

Что я стану той, кто будет рядом. Открыто.

Я хочу верить.

Но в мире, где слово может стоить жизни, а чувства — ещё дороже, я боюсь, что “потом” может никогда не наступить.

Сегодня день рождения Сергея Волконского.

И я собираюсь на ужин, стараясь не думать о том, как бешено бьётся сердце.

Он всю неделю смотрел на меня странно.

Не осуждающе. Не враждебно.

Скорее… слишком проницательно. Словно видел больше, чем должен.

Словно знал.

Но каждый раз, когда внутри поднималась волна паники, он вдруг улыбался своей тёплой, почти отеческой улыбкой и звал меня в гостиную:

— Партия в нарды, девочка?

И я шла.

Садилась напротив, бросала кости, делала вид, что всё в порядке.

Что я не обманываю его. Что я — не предатель.

Хотя внутри всё сжималось.

Он стал мне родным. Настоящим. Тем, кто заботился без условий, без поводов.

А я… Я вру ему каждый день.

Скрываю то, что ночами сплю в постели с его сыном.

Что между нами не просто случайная связь. Что там — нечто большее.

Что я уже не смогу уйти, даже если бы захотела.

Я подбираю платье, причесываю волосы, наношу лёгкий макияж.

Всё это словно маска. Лоск на лице лжи.

Но я иду на этот ужин. Потому что так надо. Потому что Алекс сказал, что всё скоро изменится.

А пока — я просто гостья. Девушка, случайно оказавшаяся в этом доме.

Не любовница.

Не женщина его сына.

Не часть этой семьи.

Просто тень, живущая под чужой крышей.

Я наношу последние штрихи.

Ярко-алая помада ложится ровно, блестяще, дерзко.

На губах — вызов. Или маска. Я уже не уверена.

Легкая подводка, немного туши — ровно столько, чтобы взгляд стал выразительнее, но не кричал.

На мне — чёрное платье из тонкого шелка. Оно струится по телу, как вторая кожа, лаская каждый изгиб.

Спина полностью открыта, до самой поясницы.

Тонкие бретели будто держатся на одном дыхании.

Ткань тянется вниз и раскрывается разрезом выше колена, открывая ногу при каждом шаге.

Я словно случайно — но идеально — провоцирую.

На каблуках я выше, осанка строже, взгляд прямее.

Волосы уложены мягкими волнами и переброшены на один бок, оставляя открытой шею и ключицы.

Я смотрю на своё отражение в зеркале — и не узнаю себя.

Та женщина в зеркале выглядит уверенной, даже роковой.

А внутри — всё дрожит.

Алекс сходит с ума.

Я видела, как он смотрел, как сжал челюсть, когда узнал, что я иду с Лазарем.

Он буквально дрожал от ярости.

Но ничего не может сделать. Мы не можем это изменить.

И, черт побери, я понимаю его.

Потому что если бы он появился с другой женщиной рядом — я бы сошла с ума тоже

Лазар хороший.

Правда.

С ним легко, спокойно. Он умеет слушать — по-настоящему, не перебивая, не осуждая.

Заботливый, внимательный. Весёлый.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он всегда старается меня развеселить, даже когда я сама не понимаю, что хожу с мрачным лицом.

Мы вроде как даже подружились.

Я много раз говорила Алексу — не о чем ревновать.

С Лазаром у нас просто дружба.

И точка.

Но этот неандерталец…

Ревнует как чёрт.

Стоит кому-то взглянуть на меня дольше пары секунд — и всё, его глаза темнеют, челюсть каменеет, а вены на шее будто вот-вот лопнут.

С Лазаром — отдельная история.

Он смотрит на него , как будто в уме уже закапывает его в лесу.

И, чёрт возьми…

Меня это дико заводит.

Я выдохнула и расправила плечи перед дверью.

Пора.

Когда я вышла в коридор, Лазар уже ждал, прислонившись к стене. При виде меня он низко присвистнул, сдвинув брови с такой театральной серьёзностью, что я не удержалась от смешка.

— Чёрт возьми, женщина, — сказал он, оглядев меня с головы до пят. — Ты сейчас свалишь всех на повал. Особенно тех, у кого слабое сердце.

— Спасибо, чудак, — хихикнула я. — Постараюсь быть гуманной и не убивать наповал. Только слегка ранить.

— Предупреждать бы надо, — продолжил он, подавая мне руку. — А то я почти подскользнулся на собственной челюсти.

— Тогда надень каску. Сегодня будет жарко, — подмигнула я.

Мы шли к машине, легко переговариваясь, будто не на официальное мероприятие шли, а на какую-то авантюру.

И в такие моменты с Лазаром было по-настоящему легко.

Когда мы подошли к выходу, у машины уже стоял Арт. Он что-то набирал на телефоне, но как только поднял взгляд и увидел меня, буквально застыл.

Рот приоткрылся. Телефон завис в воздухе.

Я не выдержала и засмеялась, пряча улыбку за ладонью.

— Ахренеть просто… — выдохнул он, медленно моргая. — Босс сойдёт с ума.

— Не понимаю о чем ты — сказала я, подмигнув.

Лазар захохотал и распахнул передо мной дверцу машины.

— Я всегда знал, что ты — бедствие. Только теперь оно ещё и на каблуках.

Я села в салон, чувствуя, как внутри разливается то самое чувство — смесь азарта, дерзости… и предвкушения.

Вечер только начинался.

Машина остановилась перед роскошным зданием, утопающим в зелени и огнях. Уже от входа пахло жасмином, свежими лепестками роз и каким-то дорогим, пьянящим парфюмом.

Когда мы вышли, перед нами раскинулся внутренний двор, который больше напоминал оранжерею в каком-нибудь римском дворце. Фонтаны из светлого камня тихо журчали между кустами роз. Листья плюща обвивали колонны, а тонкие огоньки подсветки придавали всей картине сказочный, почти нереальный вид.

Я невольно остановилась на секунду, чтобы это впитать.

— Если я когда-нибудь захочу выйти замуж… — прошептала я.

— Только в таком месте, да? — усмехнулся Лазар, предлагая руку. — Обещаю, запомню.

Мы вошли в главный зал — и сердце мое пропустило удар.

Хрустальные люстры, мягкий золотой свет, аромат цветов, белоснежные скатерти. Сотни роз — в вазах, на столах, в арках. Всё излучало роскошь и вкус, но не кричащий — благородный, выдержанный, как выдержанное вино.

И тогда я почувствовала его взгляд.

Ощутив кожей, позвоночником… дыханием.

Я медленно повернула голову.

Он стоял у дальнего столика.

В чёрном костюме, будто вырезанном из самой тьмы, с бокалом в руке, он выглядел воплощением власти и ярости. Его глаза встретились с моими. Медленно опустились к моей шее… плечам… открытой спине… бедру.

Потом — на руку Лазара.

Его челюсть сжалась. А пальцы, державшие бокал, заметно побелели.

Он не пошёл ко мне.

Но мне не нужно было его прикосновение, чтобы почувствовать, как всё внутри меня дрожит.

— Твоё платье, — прошептал Лазар, — сделало его убийцей.

Я замерла.

Сердце гулко ударилось в груди.

— Боже… — выдохнула я, резко повернувшись к нему. — Ты… ты знаешь?

Он встретился со мной взглядом и медленно, с ленивой уверенностью, усмехнулся.

— Девочка… нет такой вещи, о которой бы я не знал.

Мне стало жарко — и не от обнажённой спины или взгляда Алекса, сжигающего меня через весь зал. А от слов Лазара. От этой его странной, тихой силы. От того, что он смотрит на меня не как на игрушку, не как на тайну… а как на союзника.

И, может быть, даже как на кого-то, кого он готов прикрыть.

Он галантно подал мне руку.

— Пойдём, ма chère. Нам пора сразить этот

Мы прошли в зал — короткое приветствие, пара взглядов, улыбки. Всё как обычно. Вскользь — Пахан, в своем классическом костюме с фирменной полуулыбкой, и Ева с Кириллом. Цветы, фонтаны, этот невероятно красивый ресторан, утопающий в зелени, в лепестках роз и мягком золотом свете — всё это казалось антуражем для другого мира. Для чужого праздника.

Но я увидела только его.

Алекс.

Он стоял чуть в стороне, как всегда — будто в тени, хотя всё внимание так или иначе всегда было приковано к нему. Весь в чёрном. Безупречно сидящий костюм, подчёркивающий силу и власть. Белая рубашка, контрастом лежащая на загорелой коже. Его мышцы угадывались даже сквозь ткань — слишком много для обычного человека.

Слишком опасный, слишком красивый.

Он был не просто мужчина — он был воплощённой угрозой и красотой одновременно.

Апполон? Нет.

Адонис.

И я знала, что этот богоподобный мужчина сожжёт всё дотла, если я сегодня хотя бы улыбнусь не тому.

Какого-то хрена семья Орловых не отходила от Алекса ни на шаг. Она —та самая Елена—будто приросла к нему. Улыбалась, смеялась, прикасалась. Говорила с ним так, будто весь мир вокруг не существует.

Жгучая, разъедающая ревность струилась по моим венам. Я всерьёз хотела придушить её. Её и всю эту проклятую семейку.

Алекс заранее предупредил меня. Сказал, что это часть стратегии. Что Орловы — важный элемент его плана, шаг к передаче власти. Шаг к трону.

Но я не понимаю, какое они имеют к этому отношение. Как нефть и власть переплетены с тем, что она позволяет себе вести себя так рядом с ним.

Но я не вникала. Просто приняла. Потому что доверяю ему. Наверное.

Раз уж я пришла с Лазаром — а я знаю, как это его бесит — я могу потерпеть.

Мы квиты, да?

Я просто стараюсь не смотреть в их сторону. Не видеть, как она к нему тянется. Не замечать, как он позволяет это.

Потому что если я буду смотреть — я сойду с ума.

В зале не было привычного длинного стола с десятками блюд. Наоборот — пространство было распланировано со вкусом и размахом. Высокие столики располагались по периметру, создавая ощущение свободы. В центре — танцующая толпа, живой джаз, смех, звон бокалов. Всё дышало дорогим шиком, лёгкостью и властью.

Прошел почти час бессмысленных разговоров. Лица сменялись одно за другим, все говорили, улыбались, задавали вопросы — и всё это сливалось в один фон. Я устала.

— Мне нужно в дамскую комнату, — шепнула я Лазару.

Он кивнул и, как всегда, галантно взял меня под руку, провожая в сторону коридора. Мы почти дошли, когда его окликнули — мужчина и женщина. Видимо, знакомые. Он задержался с ними, а я, бросив ему благодарный взгляд, скрылась за дверью.

Внутри было спокойно и тихо. Я сделала всё по-быстрому, поправила макияж у зеркала, вздохнула. Глянцевая алая помада всё ещё держалась безупречно. Отлично. Пора возвращаться.

Я потянулась к ручке, открыла дверь — и…

Когда я открыла дверь, всё произошло мгновенно. Я не успела осознать, что происходит, как чья-то сильная рука схватила меня за горло, и меня резко потянуло назад. Мои ноги не успели за реакцией, и я оказалась снова в уборной. Дверь захлопнулась с громким звуком, а я почувствовала, как её тяжесть сразу перекрыла любой шанс на побег.

В ушах звенело, и сердце бешено колотилось, словно оно пыталось вырваться наружу. Я едва дышала, с трудом пытаясь понять, что происходит. Руки сжались вокруг моего горла, но не так сильно, чтобы я не могла выжить. Я почувствовала, как каждое дыхание дается мне с трудом, и это заставило панику нарастать.

— Тихо, — я едва различила слова, но голос был низким, властным и знакомым. Это был он. Мэтт.

Я замерла, не в силах пошевелиться, не понимая, что он делает и почему. В голове путалась одна мысль: “ Теперь его никто не остановит’’

Только когда я услышала, как дверь снова закрылся на замок, и всё вокруг стало ещё более напряжённым, я поняла, что произошло. Мэтт. Мэтт снова здесь. И он был готов к чему-то, чего я точно не ждала.

Я едва успела понять, что его хватка ослабела. Он не пытался задушить меня, а лишь держал, как животное, готовое к схватке. Я почувствовала его дыхание рядом, его холодный взгляд на себе. И тогда, наконец, я осознала, что это был не просто какой-то случайный момент.

— Ты… — я почти не могла говорить, но его взгляд не позволял мне сбежать от ответа.

Мэтт стоял рядом, и хотя его руки ещё не отпустили меня, его глаза говорили всё.

Глава 37

Аэль

— Маленькая шлюха, — прошипел он, сжав мою шею крепче. Я захрипела, ногтями царапая его руки, но он только сильнее вдавил меня в стену.

— Ты позволила ему трогать тебя, да? — Его губы были слишком близко, а от голоса веяло безумием. — Волконский. Откуда ты знаешь Лазара Волконского, а?

Я не могла ответить. Горло сжималось, как будто вокруг него затянулась петля. Холодный пот стекал по спине, а вены будто наполнились льдом. Он не должен был быть здесь. Он не должен был.

Договор…

Я не подала в суд.

Его отец обещал.

Он должен был быть в Европе.

Он должен был исчезнуть.

Но он здесь.

И никто не остановит его.

Мэтт прижал меня так, что я почти перестала дышать. Он смотрел на меня, как на свою собственность, как будто годы ничего не изменили.

— Думаешь, тебя теперь кто-то защитит? — Он усмехнулся, наклоняясь ближе. — Я доберусь до тебя, даже если ты ляжешь под самого дьявола.

Он потянулся к моим губам. Его дыхание было мерзким, как сам он. Я дернулась, изо всех сил царапая его кожу, но он будто наслаждался этим.

— Не ори, — прошипел он. — Тебе же хуже будет.

И вдруг —

Грохот.

Дверь сорвало с петель.

Глухой удар.

Мэтт замер, его тело на долю секунды одеревенело. Я почувствовала, как хватка ослабевает, и в этот момент мои лёгкие заполнил первый, рваный вдох.

В глазах Мэтта вдруг отразилось нечто, чего я никогда раньше в них не видела.

Ужас. Дикий, первобытный.

Он посмотрел за мою спину, как будто увидел саму смерть.

— Какого хрена… — голос Лазара Волконского прорезал воздух, как раскат грома.

В следующее мгновение Мэтта рванули за шиворот.

— Урод, — прорычал Лазар, оттаскивая его от меня .

Но Мэтт всё ещё держал меня. Его пальцы вцепились в моё горло, и я полетела за ним, как тряпичная кукла.

Падение было жестким. Колени ударились об пол, вспышка боли прошла по костям, и резкая боль пронзила кисть правой руки.

Я сдавленно вскрикнула, хватаясь другой рукой за шею. Она горела. Пульсировала. Каждый вдох резал горло, будто лезвие.

Я попыталась сделать глоток воздуха — первый, мучительный, будто пью огонь.

И вдруг — тёплые руки легли мне на плечи.

Они были осторожными, почти трепетными.

— Давай я помогу тебе, — голос Ната прорвался сквозь звон и гул в ушах. Он звучал мягко, почти ласково, и в нём не было ни тени злобы. Только забота.

Я моргнула, с трудом переводя взгляд на него. Лицо его было напряжено, но глаза — спокойные, сосредоточенные. Он уже стоял между мной и Мэттом, хотя тот сейчас беспомощно висел в руках Лазара.

Я поднялась на ноги, пошатываясь, словно мир вокруг качался вместе со мной. Дыхание сбивалось, вырванное из лёгких судорогой страха. Руки дрожали, как листья на ветру.

Нат мягко взял меня за ладони, опустившись на колени, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— Всё в порядке, девочка, — его голос был ровным, спокойным, будто глушил панику внутри меня. — Посмотри на меня.

Я попыталась сосредоточиться. Его лицо постепенно прояснилось сквозь мутную пелену.

— Вот так, — кивнул он. — Теперь ты в безопасности. О нём позаботятся.

Он сказал это тихо, но в его тоне было обещание, от которого кровь застывала — не для меня, а для Мэтта.

— Давай приведём тебя в порядок, — продолжил он. — Хочешь, я позову Еву?

Я покачала головой.

— Нет… всё будет в порядке. — Мой голос был хриплым, будто мне прожгли горло изнутри. Звук собственного ответа напугал меня сильнее, чем всё остальное.

Нат кивнул, сжал мои руки чуть крепче — как якорь, который не даст мне снова упасть.

Я оглянулась, всё ещё тяжело дыша. Уборная была пуста. Только я и Нат.

Я даже не заметила, как они ушли.

— Где он?.. — спросила я неуверенно, с трудом узнавая собственный голос.

Нат посмотрел на меня спокойно, но в его взгляде промелькнуло что-то хищное, мимолётное.

— Не беспокойся об этом, — произнёс он мягко. — Ты его больше не увидишь.

Я не успела ответить — дверь снова распахнулась.

Вошёл Лазар.

Он был спокоен, как шторм перед ударом. Брови нахмурены, взгляд цепкий и сосредоточенный. Он молча изучал меня, задержавшись на моей шее.

Я, не осознавая, коснулась горла пальцами. Кожа там пульсировала и горела, словно под ней осталось что-то ядовитое.

— Выйди, — сказал он Натану, даже не глядя в его сторону.

Нат молча кивнул, но прежде чем уйти, Лазар наклонился к нему и что-то прошептал на ухо. Я не разобрала слов — в ушах всё ещё звенело, как после выстрела.

Дверь закрылась.

Остались только мы.

Он подошёл ко мне медленно, без слов, и вдруг — обнял.

Его руки были крепкими и тёплыми. Не властными, не грубыми — просто настоящими. Он держал меня так, будто хотел стереть с меня всё, что только что произошло.

Я застыла. На секунду дыхание сбилось снова, но уже по-другому. Тихо, как будто страх отступил — только потому, что он был рядом.

Он держал меня ещё пару секунд, прежде чем отстраниться. Его глаза остановились на моих — внимательные, серьёзные.

— Мы с тобой поговорим об этом, когда вернёмся в особняк. Хорошо?

Я кивнула, чувствуя, как внутри всё ещё дрожит страх, смешанный с чем-то новым — с доверием, хрупким, как тонкий лёд.

— А сейчас скажи мне, Аэль… — голос Лазара был мягким, но твёрдым. — Ты сможешь привести себя в порядок и продолжить вечер? Это важно.

Я сделала глубокий вдох, выпрямилась. Руки всё ещё дрожали, но я заставила их опуститься, собрать остатки контроля в одно целое.

— Да, — сказала я тихо, но чётко. — Только… дай мне пять минут. Я приведу себя в порядок. И… мне нужно замаскировать шею.

Он кивнул, не задавая лишних вопросов, и повернулся к двери.

— Лазар… — позвала я его, прежде чем он вышел.

Он остановился, обернулся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Пожалуйста… не оставляй меня сегодня одну больше.

Уголки его губ чуть дрогнули. Это не была улыбка из вежливости или показной уверенности — это было настоящее, тёплое, живое.

Он кивнул.

— Не оставлю.

Глава 38

Алекс

С самого начала этот вечер раздражал меня.

Формально — день рождения отца. Неофициально — выставка масок, где каждый гость тянул за ниточки, надеясь урвать своё.

Партнёры. Враги. Потенциальные предатели.

Семья.

Я играл свою роль безупречно. Отец с годами не терял хватки, но всем было ясно: следующая корона уже перекладывается на мою голову. Я видел это в их взглядах — смесь уважения и страха, как и должно быть.

Но с самого начала семьи Орловых не отходили от меня ни на шаг.

Борис — как всегда, громогласный, вспыльчивый, с маской добродушного хозяина жизни, под которой прятался хищник.

Его дочь — Елена.

Навязчивая, как запах дешёвых духов.

Она прилипла ко мне, будто мы сиамские близнецы.

Каждый мой шаг, каждый поворот головы — она рядом. То касается руки, то смеётся, будто мы с ней давно влюблённые, то наклоняется ближе, чем прилично.

Я не отталкивал — на публике это выглядело бы лишним. Но внутри всё кипело.

Не из-за неё.

Из-за того, что я не мог нормально наблюдать за Аэль.

Где она? Как выглядит сейчас? Кто рядом?

Я не мог выхватить её взгляд даже на секунду. Эта девчонка, чья тень давно стала моей навязчивой идеей, была где-то в толпе — вне моей досягаемости, и это сводило меня с ума.

Мысли о том, что мне придётся сделать, чтобы получить то, что по праву принадлежит мне, сжимались в желудке тугим, ледяным узлом.

Формальности.

Сделки.

Союзы.

Слова, за которыми скрывалась власть. А с ней — кровь. Манипуляции. Контроль.

Всё, что я умею лучше всего.

Елена не давала мне забыть об этом ни на секунду. Её тонкие пальцы цеплялись за мою руку, как напоминание: ты знаешь, что должно произойти, и кто для этого нужен.

Семейный союз.

Брак, выгодный обеим сторонам.

Орловы станут ближе. Мы укрепим позиции. Всё логично. Всё выверено.

Но это не то, что беспокоит меня.

Настоящий узел внутри — это она.

Аэль.

Как заставить её смириться с этим? Принять свою роль в игре, где она даже не знает всех правил?

Она будет брыкаться. Она всегда брыкается.

Но в итоге сдастся.

Я в этом уверен.

Я знаю, как она дышит, когда боится.

Я знаю, как её кожа реагирует на мой голос.

И я знаю, как сделать так, чтобы она снова посмотрела на меня с тем взглядом — полным страха, гнева… и чего-то ещё.

Мой план прост. Но не для меня.

Не из-за риска. Не из-за Елены, Орловых или даже отца.

А из-за чувств, которые я не должен был испытывать. Ни к кому.

А особенно — к ней.

Слишком многое стоит на кону.

Я не позволю себе оступиться только потому, что одна маленькая киса пробралась слишком глубоко под мою кожу.

Я сильнее этого.

Должен быть.

Любовь — это слабость.

И в моем мире за слабость платят кровью.

Мы все это знаем — по живому или уже мёртвому примеру.

Я знаю — по самому дорогому.

Моя мать.

Она была для отца всем. Он поставил её на пьедестал, оберегал, обожал, носил в ладонях, будто она не женщина из крови и костей, а святая.

Тёплая. Яркая. Солнечная.

И он потерял её.

Жестоко.

Потому что позволил себе такую глупость, как любовь. Особенно — её демонстрацию.

Стоило кому-то узнать, где его слабое место — и её не стало.

Мы лишились её.

А с ней — всего света, что был в этом доме.

Отец так и не оправился. Просто стал жёстче.

А я сделал выводы.

Никто не должен знать, что для тебя важно.

Никто не должен видеть, на кого ты смотришь дольше, чем на остальных.

Потому что в следующий раз её не станет.

Я случайно посмотрел в сторону — и замер.

Аэль.

И Лазар.

Они шли рядом, слишком близко. Слишком… свободно.

Моя челюсть сжалась так сильно, что скулы заныли.

Я отвёл взгляд, как будто это могло притушить огонь, но он только разгорелся.

Весь вечер в моей голове строился план — простой, ясный, холодный.

Как убить брата.

Не в буквальном смысле. Пока.

Но желание было реальным.

За то, что он рядом с ней.

За то, что он может касаться её, говорить с ней, смотреть, как на равную.

За то, что она улыбается ему — не так, как мне.

Мягко. Спокойно. Без страха.

Это выбивало меня из равновесия.

Я не мог сосредоточиться. Не мог в полной мере контролировать ситуацию.

А я ненавижу терять контроль.

Я следил глазами, как Аэль свернула в сторону коридора. В ту, что вела к уборным.

А Лазар… он остался в зале, болтая с какой-то парой. Мужчина и женщина, смех, пустые слова. Легкомысленно. Беззаботно. Как будто её присутствие для него ничего не значит.

Прошло пять минут.

Может, больше.

Аэль всё ещё не вернулась.

Что-то внутри меня дёрнулось.

Неровно. Опасно.

И тут Лазар тоже посмотрел на коридор и направился туда, нахмурившись.

Что, чёрт возьми, происходит?

Мне показалось, что я услышал глухой звук.

Словно что-то с треском сломалось.

Не громко, но достаточно, чтобы внутри всё сжалось.

Я резко дёрнулся в ту сторону.

Но тут — как клейкая, навязчивая лента — её рука.

Мерзкая, липкая хватка Елены обвилась вокруг моего предплечья.

Она прижалась ближе, будто в этом доме ей принадлежало всё — даже я.

— Что такое, милый? — её голос был сладким, как просроченный мёд. — Хочешь потанцевать?

Я нахмурился.

Проигнорировал.

Если бы я сказал хоть слово, сорвался бы.

Я поднял глаза — и встретился взглядом с Натаном.

Холодным. Острым. Понимающим.

Мотнул головой в сторону коридора.

Он понял мгновенно.

Кивнул и без слов направился туда.

А я остался стоять в этом чертовом балагане, не в силах стряхнуть с себя чужую хватку и не давая лицу выдать, как внутри начинает подниматься шторм.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Слишком много времени.

Пять минут. Семь. Десять.

Коридор остаётся пустым.

Никто не выходит. Ни Лазар. Ни Аэль.

Блядь. Что за херня?

Я уже собирался сделать шаг в ту сторону, сдерживая внутренний взрыв, как рядом появился отец.

Спокойный, как всегда.

Точный, как выстрел.

Он что-то сказал, может, поздравления, может, комментарий о гостях — я не услышал ни слова.

Челюсть сжалась так сильно, что заскрипели зубы.

Гнев и беспокойство душили меня, как петля.

Краем глаза я замечаю — Нат.

Выходит из коридора. Насвистывает себе что-то под нос. Спокойно. Слишком спокойно.

Но меня не обманешь.

Я знаю его слишком хорошо.

Левая скула дёрнулась.

Это знак.

Микродвижение. Рефлекс, когда он только что был в дерьме, но старается не показать.

Он посмотрел на меня и поднял руку — жест “всё в порядке”.

Но мне этого недостаточно.

Если всё в порядке, какого хрена ты шевелишь челюстью, как будто только что кому-то выбил зубы?

Я отвёл руку Елены от своего предплечья, резко и без слов.

— Я сейчас вернусь, — выдал ей холодно и направился к Нату.

Её обиженное восклицание растворилось за спиной.

Мне было плевать.

Сейчас важно только одно — где, чёрт возьми, Аэль, и что там произошло?

Я подошёл к нему вплотную, не скрывая ярости.

— Выкладывай, — рявкнул я.

Нат не дёрнулся. Ни на миллиметр.

Он знал. Привык.

Знал, что если и есть в этом грёбаном мире человек, которому я бы доверил свою жизнь — это он.

Но сейчас… в его глазах плескалось нечто иное.

Не просто настороженность.

Желание убивать.

— Если я скажу это прямо сейчас, босс… — тихо, без эмоций начал он. — Все твои планы пойдут ко дну. Всё.

— Что случилось? — прошипел я, хватая его за ворот.

— То, что случилось сейчас — подождёт, — он не шелохнулся, голос всё такой же спокойный, опасный.

— Ты знаешь, как я терпеть не могу, когда мне лгут.

— И я не лгу.

Он глянул мне прямо в глаза.

— Когда спектакль закончится — ты сделаешь то, что должен. Но не здесь. Не сейчас.

Внутри что-то обрушилось.

Холодный, чужой страх и стальной гнев сжали нутро так, что я чуть не застонал от ярости.

Нат понял.

Он видел — я стою на грани.

— Дыши, брат, — тихо сказал он, положив ладонь мне на плечо.

— С ней всё в порядке. Обещаю.

Нат вдруг сменил выражение лица. Его взгляд скользнул куда-то за моё плечо. Он коротко усмехнулся, как будто знал, что скажет ещё до того, как откроет рот.

— Можешь убедиться сам.

Я медленно обернулся.

И замер.

Она шла рядом с Лазаром, держась под его руку. Он что-то говорил ей на ухо — и, чёрт возьми, улыбался.

Слишком мягко. Слишком… бережно.

Она не отвечала. Не сразу. И даже когда попыталась, это больше походило на дрожь, чем на настоящую улыбку.

Неестественная. Натянутая. Как тонкая плёнка, скрывающая что-то под кожей.

Я прищурился.

Что-то изменилось.

Она… дрожит. Незаметно, почти невидимо, но я знаю её слишком хорошо. Её кончики пальцев еле уловимо подрагивают, как будто с трудом держат самообладание.

Наши взгляды встретились.

Бам.

В груди что-то сжалось.

В её глазах… печаль. И — стыд?

Что, чёрт побери, может заставить её чувствовать стыд?

Что там произошло?

Почему она смотрит на меня так, будто боится, что я прочту это без слов?

Я уже сделал шаг в их сторону.

Мои пальцы сжались в кулак, суставы хрустнули — я даже не почувствовал боли. Только глухую, вязкую ярость, закипающую под кожей.

Я должен был добраться до неё.

Спросить. Посмотреть в глаза. Разобрать каждую ноту в её голосе, каждый вздох.

Я чувствовал, как срываюсь с края, на котором и так балансировал весь вечер.

Но тогда:

— Алекс.

Голос отца — ровный, чуть ленивый. Но с тем особым оттенком, который нельзя было игнорировать.

Я резко обернулся.

Волконский шёл ко мне, с ухмылкой и Еленой под руку. Эта змея повисла на нём, как будто они были вечной парой в этом странном, выстроенном мире, где всё имеет свою цену.

— Потанцуйте, дети. — Голос отца был холодно-весёлым.

— Да-да! Самое время, — захихикала Елена, уже перехватывая мою руку, словно это был её трофей. — А то я не могла расшевелить его с самого начала вечера. Он весь вечер такой… мрачный.

Я выдавил улыбку, растянутую и фальшивую.

Хищную. Злую.

И всё же предоставил ей свою руку.

Когда мы двинулись к центру зала, я не смог удержаться и проследил за взглядом отца. Он смотрел мимо нас — прямо на Лазара и Аэль.

Танец.

Они танцевали.

Медленно, почти неловко. Он что-то говорил ей, а она…

Она выглядела чужой в собственном теле.

Слишком зажатой.

Слишком напряжённой.

Глаза скользили по залу, будто выискивая кого-то. Спасение? Меня?

В груди всё оборвалось.

Что бы там ни произошло, это оставило след. И я это чувствовал каждой клеткой.

Глава 39

Аэль

Мы медленно кружились в танце, и я пыталась совладать с липким, давящим чувством страха и бессилия.

Оно расползалось по телу, как яд, сковывая движения и обжигало горло, будто я проглотила раскалённый металл.

Ощущение, будто моя жизнь снова перестала принадлежать мне.

Как будто я — не человек, а кукла, которую кто-то переодел, вытащил на свет и поставил на витрину.

Стыд занимал второе место в моём нутре — не потому что я виновата, а потому что не могла избавиться от грязного чувства, оставленного в душе.

Я знала, что то, что произошло, не моя вина.

Знала.

Но всё равно чувствовала, как взгляд людей пронзает меня насквозь — как будто кто-то знал. Видел. Чувствовал.

Я боялась.

Что Мэтт выйдет из темноты. Из толпы. Из тени.

Что его рука снова сомкнётся на моём горле, что он закончит то, что начал.

Каждый мужчина, вошедший в зал, заставлял меня напрягаться до онемения пальцев.

Я скользила взглядом по лицам, затаивая дыхание.

Это не он. Это не он. Это не он.

Но сердце всё равно било тревогу, не понимая разницы.

Я чувствовала себя сломанной.

И этот танец… был лишь попыткой сделать вид, что всё в порядке.

Лазар мягко и уверенно гладил меня по пояснице, ведя в танце с той естественной лёгкостью, будто ничего не произошло. Его спокойный голос проникал сквозь шум, сквозь напряжение в теле, будто укрывал меня чем-то тёплым и безопасным.

— Всё в порядке, дорогая. Ты не одна. Я тебя больше не оставлю тут одну, — сказал он, тихо, почти шёпотом, и я почувствовала, как узел в груди стал немного слабее.

— Спасибо, — прошептала я, крепче прижимаясь к нему. Мне нужно было это. Просто знать, что кто-то рядом. Что я не сломана. Что я не одна.

Он тихо засмеялся, и в его голосе прозвучала искренняя забота, чуть поддразнивающая:

— Если ты будешь продолжать в том же духе, Алекс меня убьёт.

Я фыркнула, едва заметно улыбнувшись, впервые за вечер по-настоящему.

— Ему сейчас не до этого.

Но именно в этот момент я заметила его.

Алекс вышел на танцпол с Еленой.

Она вцепилась в него, как будто пыталась стать частью его тела — навязчиво, прилипчиво, вызывающе.

Но ему было плевать.

Он смотрел не на неё.

Его глаза были направлены на меня.

Сквозь её плечо, сквозь музыку, сквозь людей.

Жёсткий, пронзающий, тяжёлый взгляд.

Я замерла. На полсекунды.

Как будто кто-то сорвал защиту, и я снова стояла голая под этим светом.

Я не знала, что он увидел.

Но, кажется, он видел слишком много.

Я отвернулась.

Просто не смогла больше смотреть.

Они танцевали всего пару метров от нас, но для меня это расстояние казалось пропастью.

Она висела на нём, как гиря, а он позволял.

Не отталкивал. Не убирал руки.

Боль сжала грудную клетку. Ревность.

Острая, мерзкая, липкая.

И обида.

Такая сильная, что казалось — я сама себя предала.

Я чувствовала себя… грязной.

Как будто я — всего лишь тень. Маленький грязный секрет, о котором никто не должен знать.

Я глубоко вдохнула, словно пыталась проглотить всё это. Проглотить себя.

— Лазар, — выдохнула я почти шёпотом, — что происходит? Зачем нужна эта игра?

Он не сразу ответил. Его рука всё так же мягко лежала у меня на пояснице, будто заземляя.

— Это наш мир, Аэль, — его голос оставался спокойным, но в нём слышалась усталость, — тут нет ничего настоящего. Только притворство, коварство и страх.

Я опустила взгляд. Хотелось спрятаться куда-то под землю.

— Я пыталась с ним поговорить… — голос дрогнул. — Но как такового ответа я и не получила.

Он посмотрел на меня. В его взгляде не было ни капли осуждения — только тёплая, настоящая забота.

— Я бы сказал тебе держаться от него подальше, — сказал он мягко, — но… думаю, уже слишком поздно.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я, всматриваясь в его глаза, — слишком поздно… почему?

Моё сердце колотилось так яростно, что казалось — оно вырвется наружу. Я чувствовала его даже в пальцах, в животе, в горле. Каждая клеточка тела напряглась, как струна. Я ждала ответа… Но в этот момент что-то мелькнуло у меня в краю зрения. Мой взгляд невольно метнулся к входу.

Он заходил в зал, как будто время замедлилось.

Высокий. Лысый. Его череп блестел под светом люстр, словно натёртый воском.

Он был огромный — даже среди мужчин в зале выделялся массивной фигурой.

Но больше всего меня поразила татуировка.

Паутина, ползущая от шеи вверх, к уху, прячущаяся за затылком.

Нет.

Не может быть.

Но я знала.

Я знала.

Это он.

Похититель Рай.

Моё дыхание исчезло. Просто испарилось. Я застыла, как вкопанная. Мозг пытался издать приказ — двигайся, скажи что-нибудь, — но тело не слушалось.

Лазар напрягся, почувствовав, как изменилась моя осанка.

— Аэль? Что случилось?

Он обернулся, его взгляд пошёл за моим. А я лишь выдохнула. Не сказала — выдохнула:

— …Это он.

Даже не слова — ветер. Порыв воздуха из лёгких.

Сердце заколотилось, словно хотело вырваться из груди. Время сжалось, мир вокруг стал замедленным и нечётким. Я стояла, пытаясь сохранить хотя бы каплю спокойствия, когда вдруг взгляд этого человека встретился с моим. Он понял, что его раскрыли. В его глазах не было страха — только зловещая уверенность. И прежде чем я успела понять, что происходит, он вытащил пистолет.

Звук выстрела оглушил меня. Он был настолько громким, что казалось, что звуки просто рвались из моей головы. Мои уши начали гудеть, а мир перед глазами расплывался в тёмных пятнах. Моя спина встретилась с полом, когда меня отбросило ударом, и я оказалась на земле, не успев поймать дыхания. Глаза закрылись от боли и шока, и в этот момент я не могла понять, что происходит вокруг.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Выстрелы. Их было много. Где-то рядом, где-то далеко. Больше не было ничего, кроме того грохота, который сотрясал стены. Каждое мгновение было как взрыв, а адреналин обжигал мою кровь. Я пыталась разобраться, где я и что происходит, но единственное, что я ощущала, — это громкие удары и порывистые звуки вокруг.

Я почувствовала, как кто-то схватил меня за плечи, потянув в сторону. Моё тело отказывалось двигаться, оно было в панике, и я едва могла держать глаза открытыми, чувствуя, как что-то жаркое и острое пробегает по коже. Всё было смазанным, далеким и непонятным. Осколки стекла летели по воздуху, терзая воздух, и каждый звук казался ударом в грудь. Я зажала уши, пытаясь хоть как-то уменьшить этот адский грохот, но не могла избавиться от ощущения, что сейчас, в любой момент, кто-то ещё может выстрелить.

Тело, казалось, было в ловушке, и я не могла понять, где и кто меня тянет. Вся моя сущность сопротивлялась, но какая-то сила вынуждала двигаться дальше. Я продолжала чувствовать, как осколки разрывают воздух, как пространство становится тесным, как мои лёгкие сжимаются в страхе, в невозможности дышать. Где-то вдалеке я слышала голоса, крики. Но они были затмёны этим проклятым грохотом.

Я попыталась взглянуть в сторону, где остались люди. Где Лазар? Где он? Где все остальные?

Я закрыла глаза, надеясь, что этот кошмар закончится. Но вместо этого, я почувствовала, как что-то тёплое, липкое, покрыло мои руки.

Я едва решилась взглянуть на свои ладони, и когда посмотрела, поняла, что они в крови. Кровь была на пальцах, она не отпускала меня. Где-то в глубине головы промелькнула мысль, что это не моя кровь. Но не было сил думать. Я подняла взгляд на толпу. И тут я увидела их — Алекс и Арт. Они бежали с пистолетами, направляясь в сторону коридора, а из него доносились новые выстрелы. Всё происходило так быстро, что я не успевала осознать каждое действие.

Где-то рядом с ними, кто-то падал на пол, другой, пытаясь выбраться, натыкался на что-то и снова падал. Некоторые пытались спрятаться, кто-то кричал, а кто-то вообще не двигался. Всё казалось жутким и нереальным. Крики, выстрелы, кровь, страх — всё это смешивалось в одну картину без света.

«Боже…» — вырвалось у меня. Это было всё, что я могла сказать. Я не могла понять, почему я здесь, почему это происходит, и как мне вообще выжить в этом адском месте. Мои руки тряслись, и я чувствовала, как живот сжался от страха.

Как и началось всё резко, так и закончилось. Стрельба прекратилась, и люди в черных костюмах начали возвращаться в зал, словно ничего не произошло. Но я всё ещё не могла прийти в себя, стояла, будто замерев, пытаясь осознать, что только что случилось. Страх сжимал грудь, но постепенно паника начала отступать, уступая место тревоге.

Я сделала шаг, но почувствовала резкую боль в бедре и руке. Сильно. Стиснув зубы, я едва не упала от боли. «Ауч… ссс…» — вырвалось у меня.

Ева, стоявшая в углу за столом, увидела меня, и её глаза расширились от ужаса. Она поспешила ко мне, подбежала, почти не зная, что делать. Начала проверять, нервно перебирая мои руки и плечо, взгляд её был полный паники.

— Ты в порядке? — спросила она, но я едва могла ответить, фокусируя взгляд.

Я почувствовала её руки на своей коже, но боль в бедре затмевала всё. И вот, она увидела стекло, торчащее в моём бедре, маленькие осколки, оставившие следы в моей коже. Её лицо исказилось от страха, и я с ужасом смотрела на неё.

— О, боже, дорогая! — она вскрикнула, её глаза наполнились паникой.

Я проследила её взгляд и тут же почувствовала, как в груди ещё больше сжимается. Стекло… оно всё ещё торчало в моём бедре. Осколки в предплечье. Боль всё усиливалась.

— Господи… — прошептала я, едва ли не теряя сознание от боли.

— Давай позовем врача, Аэль, — Ева судорожно оглядывалась, пытаясь найти помощь, и я чувствовала, как её дыхание становится быстрее. Она заметила Кирилла в другом конце зала, и сразу же немного успокоилась.

Её взгляд остался на Кирилле, и, наверное, он был для неё последней надеждой. Но я не могла позволить себе расслабиться. Моя рука была в крови, а в голове крутились мысли о том, что только что произошло

Когда Кирилл подбежал, я почувствовала, как мои ноги начинают подкашиваться, но я стояла, не решаясь сесть. Голова кружилась, тело будто теряло силу, но я не могла себе позволить упасть, особенно с этим стеклом в бедре. Всё вокруг становилось как в тумане, и я чувствовала, как боль нарастает, но в какой-то момент это стало не таким важным. Важнее было то, что происходило вокруг меня.

И тут влетел Алекс. Он просто врезался в этот мир, и мне стало чуть легче от того, что он был здесь, но одновременно с этим накатывало чувство беспокойства. Его взгляд был полон страха, как никогда прежде. Он двигался так быстро, будто что-то внутри его вырывалось на свободу. Когда он подбежал, его руки тянулись ко мне, но в тот момент Ева успела остановить его.

— Стой, Алекс, она ранена! — её голос звучал требовательно, и я почувствовала, как его внимание скользит по моим рукам, покрытым кровью, и осколкам, торчащим из моего бедра. Его глаза нашли стекло, и я увидела, как его лицо меняется. Он побледнел, а его тело замерло, как будто время замедлилось вокруг него.

Он смотрел на меня, и я чувствовала, как его эмоции борются друг с другом. В его глазах было всё — и страх, и ярость, и беспомощность.

— Алекс… — я позвала его тихо, пытаясь вернуть его внимание, пытаясь, чтобы он увидел меня, а не только мою рану.

Глава 40

Алекс

Она стояла. Едва держалась на ногах, как будто вся её воля была сконцентрирована на одном — не упасть. Черное шелковое платье висело на ней лоскутами: порванное, окровавленное, как будто само пыталось защитить её и не смогло. В её руках — мелкие осколки стекла, вонзившиеся в кожу предплечий, и я видел, как кровь медленно капает по пальцам, оставляя алые следы на ткани.

Я влетел в холл, не видя ничего, кроме неё. Как будто весь мир сжался до одной точки — её изломанная фигура, белое лицо, и этот взгляд, полный боли и упрямства.

Я двинулся к ней, но Ева встала между нами.

— Стой, Алекс! Она ранена! — голос её был резким, властным, и я на долю секунды застываю, улавливая, что она права. Моё тело хочет сорваться — схватить, прижать, защитить, но разум цепляется за то, что любое неосторожное движение может причинить ей ещё больше боли.

Мой взгляд скользит вниз — стекло в бедре. Глубоко. Слишком глубоко. Я чувствую, как внутри всё рвётся. Как будто этот осколок пронзил не только её, но и меня. Страх сжимает горло, но я ещё держусь.

— Алекс… — её голос еле слышен, как дыхание, но он вонзается в меня, и всё внутри разрывается.

И тут она пошатнулась.

Я рванул вперёд, сердце выскочило из груди. Её тело резко обмякло, я успел поймать её прежде, чем она упала. Горячая кровь пропитала рукав моей рубашки, и я почувствовал, как она почти не дышит.

— Нет, чёрт, нет… — выдохнул я, обхватив её одной рукой за талию, другой за затылок, прижимая к себе. — Ты только не закрывай глаза. Слышишь? Не смей.

Я поднял её на руки, как будто весила она меньше воздуха, и бросился к двери — туда, где уже подъезжала машина скорой. Люди расступались, кто-то что-то кричал, но я ничего не слышал. Мир сузился до одного: её лицо, её бледные губы, и дрожащие ресницы, будто последние остатки жизни держались за них.

Я не чувствовал времени. Только гул. В голове, в стенах, под кожей.

Холодный свет коридора бил в глаза, раздражал. Всё здесь вызывало отвращение — от стерильных стен до запаха антисептика. Я слышал, как Ева слабо дышит рядом, как Кирилл в очередной раз провёл рукой по волосам, делая вид, что спокоен.

— Его взяли? — спросил он наконец, не глядя на меня.

Я повернул голову. Медленно.

— Нет, — ответил я. — Он мёртв.

Пауза. Я смотрел прямо перед собой, на белую дверь, за которой она всё ещё не выходила.

— Умер быстро. — Проглотил тяжёлый воздух. — Слишком быстро.

Губы сжались в прямую линию. Висело напряжение. Никто ничего не сказал.

Мне хотелось крови. Настоящей. Не спонтанной, не уличной. Я хотел методично разбирать этих сук на куски. Один за другим. Не этого шакала — тех, кто стоит над ним. Кто осмелился поднять руку на мою семью. Кто попытался забрать ребёнка. Кто тронул то, что принадлежит мне.

И самое хреновое — я знал, кто это.

Но не здесь. Не в этом коридоре, под наблюдением. Здесь я — ледяной. Рациональный. Контроль — мой панцирь.

Я чувствовал на себе взгляд Кирилла. Слишком проницательный.

Врач вышел из операционной, и его лицо было спокойным, но глаза — напряжёнными.

— Она стабилизировалась, — сказал он тихо, глядя на нас. — Переливание крови займет много времени . Потеряла много, но сейчас всё под контролем. Стекло задело берцовую артерию, и если бы его вытащили, последствия могли бы быть катастрофическими. Но всё сейчас в порядке, она спит.

Я почувствовал, как тяжесть на груди немного ослабла. Я перевёл взгляд на Еву и Кирилла, их лица тоже просветлели, но… что-то внутри меня не отпускало. Эта тварь хотела забрать её, и я знал, что если бы не вовремя вмешались, всё могло бы закончиться совсем по-другому. Она в порядке, это главное.

Я молча кивнул врачу и стиснул челюсть.

— Спасибо.

Ева была уже на грани, собиралась войти, но я остановил её взглядом.

— Отлично , я поставлю охрану . Держите меня в курсе — сказал я, отводя взгляд от операционной. Я почувствовал, как внутри всё сжалось. Чёрт, я же хотел зайти. Просто остаться рядом. Чувствовать её тепло, её дыхание, держать за руку, не отпускать. Но я не мог позволить себе этого. Не сейчас. Время — не для слабости.

Ева нахмурилась, её взгляд не был добрым.

— Алекс, она в таком состоянии, и ты…

Я покачал головой, не позволяя себе даже тени смущения.

— Убедился, что с ней всё в порядке. Теперь мне нужно идти. Собрание у Пахана через час.

Она ещё раз посмотрела на меня, пытаясь увидеть что-то, чего я скрывал, но я снова отстранил взгляд.

Всё остальное подождёт. Сейчас важно было разобраться с тем, что произошло, а эти моменты слабости должны были уйти в тень. Время на личное — не настало.

Я развернулся и шагнул к выходу.

Темно-коричневая обшивка стен. Запах дорогих сигар, дерева и старой кожи. Свет приглушён, шторы плотно затянуты. Комната словно выдохнула чьё-то затхлое прошлое — и теперь ждала.

Я стоял в тени. Не двигался. Только пальцы сжались в кулак, когда вошёл Лазар. Он всегда шёл напрямик.

— Как Аэль?

Я даже не посмотрел в его сторону.

— Нормально, — бросил сквозь зубы.

Жестко. Отрывисто. Так, чтобы вопрос больше не повторяли.

Пахан постучал пальцами по столу. Мягко, размеренно. Звук, будто отсчитывал время до чьей-то смерти.

— Значит, это Серовы, — сказал он наконец. — Жалкие шавки. Уродцы, которые даже не были в круге. Мы с ними не делили ни территорий, ни поставок. Мы их даже не считали.

Кирилл усмехнулся, но веселья в этой усмешке не было.

— У них нет ни статуса, ни поддержки. Они даже не в Братве. Какого хрена им эта война?

— Зависть, — буркнул Дмитрий. — Всю жизнь смотрели снизу вверх и мечтали перегрызть глотки.

Я выдохнул носом. Холодно. Резко.

— Они готовили это. Не спонтанно. Не сгоряча. Судно. Попытка похищения ребёнка. Нападение на территорию. Это — не хаос. Это — стратегия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чёткая. Грязная. Продуманная до секунды.

Лазар нахмурился.

— Почему сейчас?

Отец поднялся. Медленно, как хищник, просыпающийся ото сна. Его тень накрыла всех в комнате.

— Потому что кто-то дал им зелёный свет, — сказал он. — Кто-то, кто знает, что мы близки к передаче власти. Они подумали, что мы ослабли.

Я встретился с ним взглядом.

Там было всё: и предупреждение, и вызов.

Но слов не потребовалось.

— Они ошиблись, — сказал я тихо. — И за эту ошибку они заплатят. Все.

Тишина легла, как саван. Тяжёлая, с привкусом крови.

Охота началась.

Я сделал шаг вперёд. Свет упал на лицо, но внутри — по-прежнему тень.

— Антон Серов последние годы терпел убытки, — сказал я, глядя в сторону ,но слова звучали, будто приговор. — Крупные контракты рушились. Каналы перекрывались. Мы отказывались работать с ними — слишком грязные, даже для нас. Они остались за бортом. Никто из Совета не подал им руки. Они гнили в одиночестве. И это сожрало их изнутри.

Я перевёл взгляд на отца. Он слушал молча, не перебивая. Как хищник, ждущий, пока цель покажет слабое место.

— Они стали уязвимыми. А значит — отчаянными. Понимаешь? Они не пытались договориться. Они сразу выбрали насилие. Слабые всегда думают, что кровь — это способ вырваться наверх.

— Жалкие, — прошептал кто-то из тени.

— Нет, — отрезал я. — Не жалкие. Опасные. Потому что крыса, прижатая к стене, не просит пощады. Она бросается в глотку.

Тишина снова опустилась. Но теперь в ней было что-то другое. Предчувствие.

И я точно знал — эта ночь была только началом.

Мы решили быстро.Каждый знал своё дело. Расклад был ясен — Серовы перешли черту, и теперь должны были исчезнуть. Точно, системно, так что бы каждый в городе знал , что с ними случится если они пойдут против нас .

Комната будто выдохлась. Даже отец выглядел усталым. Все были вымотаны — напряжением, страхом, гневом. Мы не показали этого, но тени под глазами и сжатые челюсти говорили сами за себя.

Когда Лазар вышел первым, я задержался на секунду, а потом пошёл за ним.

— Какого хрена произошло с Аэль? — спросил я резко, звенело стальное напряжение.

Он остановился. Медленно обернулся. Лицо его сразу потемнело.

— Осколки от окна. Я оттолкнул её от пули, и, похоже, они налетели прямо на неё.

— Нет, Лазар. Я не об этом, — я подошёл ближе. Сердце колотилось. — За полчаса до нападения. Я видел. Что случилось?

В его взгляде вдруг вспыхнуло то, что я не ожидал увидеть. Ярость. Лёд и огонь в одном мгновении.

— Ааа… это, — пробормотал он, сжав челюсть. — Тебе лучше самому глянуть.

Он развернулся и пошёл вперёд. А у меня в груди что-то защемило.

Если даже Лазар, прошедший через ад, не хочет это озвучивать вслух — значит, там действительно что-то серьёзное.

Лазар шёл молча. Ни слова, ни взгляда в мою сторону. Только напряжённая спина, шаг за шагом вниз по лестнице. Я знал, куда он ведёт меня — в подвалы особняка, туда, куда обычно не спускаются без веской причины.

— Какого хера ты меня сюда ведёшь? — пронеслось в голове, но я не задал вопрос вслух.

Мы прошли длинный коридор — бетон, металл, слабый запах хлорки и крови, впитавшейся в стены за все эти годы. И вдруг я услышал — приглушённые крики. Не громкие. Но настоящие. Те, что слышны только тем, кто знает, как звучит боль без надежды.

Я нахмурился.

— Кто это? — спросил тихо.

Лазар усмехнулся, но в этой усмешке не было ни капли радости.

— Сейчас узнаешь, брат.

Он открыл тяжёлую дверь. Скрежет металла по бетону отозвался в голове, как удар молота. Внутри — полумрак, лампа качается под потолком. И цепи. Громоздкие, ржавые, вгрызшиеся в камень.

И он.

Парень, если его ещё можно было так назвать, был прикован к стене. Его лицо — мешанина из синяков, ссадин, крови и боли. Неузнаваем. Ни одного живого участка кожи. Только дыхание — хриплое, рваное. И Нат. Стоит рядом, руки в крови, глаза блестят ледяным спокойствием.

Я просто стоял. Смотрел. Не моргая.

Он был жалок — весь в крови, с разбитым лицом, свисающий на цепях, как туша. Но что-то в его дыхании всё ещё сопротивлялось. Не страх. Ненависть. Уверенность, что даже здесь он ещё что-то значит. Я знал этот взгляд. Видел его в зеркале. Но сейчас он принадлежал ничтожеству.

Нат усмехнулся и вытер руки о тряпку. Потом лениво кинул её прямо в лицо ублюдку.

— А вот и твоя смерть пришла, — сказал он весело, как будто объявлял тост на празднике.

Я перевёл взгляд на Ната, но прежде чем успел спросить, Лазар положил руку мне на плечо. Весомо. Останавливающе.

— Я ждал, пока Аэль выйдет из уборной. Она была подозрительно долго, — начал он. Его голос дрожал не от страха, а от сдерживаемой ярости. — Услышал шум. Выломал дверь.

Он посмотрел на закованного, как зверь на добычу. Мгновение — и он бы перегрыз ему горло.

— Ты удивишься, когда узнаешь, что я увидел, — прошипел Лазар. Казалось, что он вот-вот зарычит.

Я медленно выдохнул, сдерживая хрип в груди.

— Продолжай, — мой голос гремел, сталь на грани расплавления.

Я знал. Всё внутри уже знало, что я услышу. И не хотел этого.

Но поздно.

— Этот опарыш прижал её к стене и душил, — Лазар говорил тихо, словно каждое слово — приговор. — И, как выяснилось, не первый раз.

Мир на мгновение перекосился. Как будто воздух сменил плотность. В груди стало пусто, а потом мгновенно — горячо. Слишком горячо.

Лёд в крови вскипел.

В глазах потемнело. Красный.

Я сделал шаг к нему.

И понял — я на волоске от взрыва.

Лазар продолжил, а голос его звучал, как выстрелы.

— Как оказалось, год назад, когда Аэль порвала с ним, этот ублюдок вломился к ней в квартиру. Пытался изнасиловать её. У него почти получилось, если бы не Макс.

Я стоял неподвижно, но внутри всё уже горело. Грудная клетка была слишком тесной. Я чувствовал, как грохочет пульс в висках — будто кто-то забил молот в мою голову. Слишком ярко, слишком красно.

Пленник поднял голову. Даже сквозь месиво из крови и синяков — он ухмылялся.

— Вы не знаете, кто я, — прохрипел он. — Вам это с рук не сойдёт.

— Ооо, ещё как сойдёт, — хрипло бросил Лазар, будто ждал, когда тот скажет что-то подобное.

— Эта сучка моя, — продолжил урод. — Я её трахал. Она принадлежит мне. И я делаю что хочу.

Щелчок.

Это был не звук снаружи — это было внутри меня. Как будто что-то оборвалось, и сдерживающий механизм окончательно выгорел. Тишина перед бурей.

Я не помню, как подступил к нему. Не помню, что первым пошло в ход — кулак, колено, локоть, всё вместе? Он начал кричать, но быстро замолк, потому что его челюсть сломалась первой. Я бил, пока лицо не превратилось в безликую маску. Пока не услышал хруст шеи. Пока руки не онемели.

Пока не стало тихо.

Только потом я понял, что стою в стороне. Дышу часто, тяжело. Ладони липкие от крови. Внутри — пусто. Зверь отступил. Оставив после себя тишину и мёртвое тело.

Голова его повисла под неестественным углом. Изо рта текла кровь. Он больше не был человеком.

— Святое дерьмо, — выдохнул Лазар.

Я даже не посмотрел на него.

Просто стоял. И знал одно — этого всё ещё мало.

Глава 41

Аэль

Голова гудела глухо, словно внутри кто-то стучал кулаками по черепу. Веки слиплись от сухости, и каждое движение было будто через бетон. Я моргнула — потолок. Белый, безликий, больничный.

— Всё хорошо, дорогая. Как ты себя чувствуешь?

Тёплая ладонь скользнула по моим волосам. Голос Евы — мягкий, почти материнский. Я чуть повернула голову, и сквозь затуманенное сознание вытолкнула хриплый ответ:

— Как будто меня избили и потом переехал танк.

Попыталась усмехнуться, но в горле пересохло.

Я обвела глазами палату. Бело. Пусто. Слишком пусто. Он… его здесь не было.

— Алекс… не здесь?

Небольшая пауза. Едва уловимое колебание. Потом ровный, тихий ответ:

— Нет, милая. Он ушёл, как только закончилась операция.

— Ясно.

Слово прозвучало спокойно. Почти безразлично. Но внутри… что-то хрустнуло. Острая, немая боль прошла по груди, как тонкая трещина по стеклу.

Он ушёл.

Он не остался, не ждал, не держал за руку. Я знала, что он не тот, кто показывает чувства. Но, чёрт возьми, я надеялась.

Наверное, зря.

В горле встал ком, но я заставила себя сглотнуть. Слишком много боли было уже — не хватало ещё плакать от того, что он… опять выбрал не меня.

Я лежала в больничной палате, чувствуя, как мир вокруг меня начинает оживать, несмотря на боль и тяжесть в теле. Как только мои глаза снова фокусировались, дверь резко открылась, и в комнату вошла Рина. В её взгляде не было привычного веселья — только паника и беспокойство. Она рванула ко мне, её руки поднялись, и прежде чем я успела что-то сказать, она меня обняла.

— О боже мой, девочка моя! Что случилось?!

Её объятия были настолько крепкими, что я не могла не зашипеть от боли.

— Ауч! Ты меня удушишь, гадюка!

Но Рина, как всегда, с улыбкой отстранилась, не потеряв ни капли того её блеска, который всегда был у неё. Даже в этом тусклом, стерильном свете она казалась такой яркой.

— Хоть чувство юмора на месте, — произнесла она, поднимая голову.

Её короткие черные волосы блестели, контрастируя с мрачным окружением. Я кивнула, пытаясь расслабиться, и она повернулась к Еве.

— Я Рина, подруга Аэль. Наверное, она без умолку болтает обо мне, — с искренней улыбкой сказала Рина.

Я не могла не заметить, как её глаза искрятся тревогой — да, она пыталась скрыть свою переживательность под маской шуток, как всегда, но я знала её. Рина всегда старалась шутить, чтобы справиться с собственными переживаниями.

— Я Ева, — ответила Ева, но с той лёгкой растерянностью, которая сразу стала сдержанной шуткой. — Эммм, не думаю, что обо мне упоминалось.

Рина рассмеялась, чуть наклоняя голову.

— Ох, что ты! Аэль рассказывала о тебе как о единственном адекватном человеке в той золотой клетке. — Рина усмехнулась, её улыбка была слегка грустной.

Ева, не теряя чувства юмора, подхватила её.

— Вот это правда. Не могу поспорить.

Я почувствовала, как что-то внутри меня теплеет. Эти две женщины, даже в такой ситуации, смогли мне немного облегчить душу.

После разговора с Максом, который на несколько минут отвлёк меня от всего, что происходило в голове, атмосфера в палате немного изменилась. Ева и Рина начали бесконечно шутить, подшучивая друг над другом. Это, казалось, было их естественным способом справляться с эмоциями и с теми тяжёлыми моментами, которые мы переживали.

Их смех и лёгкие шутки, несмотря на всю тяжесть ситуации, помогли мне хотя бы на мгновение забыться. Это было как спасительное дыхание свежего воздуха после душной, перегретой атмосферы.

Внутри меня всё ещё оставалась пустота и непонимание того, что произошло, но с каждой минутой с Риной и Евой мне становилось чуть легче. Словно я могла хоть немного отступить от того хаоса, который раздирал меня внутри.

Доктор сообщил, что нет нужды долго задерживаться в больнице, и что меня могут выписать тем же вечером. Швы на бедре проверит доктор Волконских, так что всё равно буду находиться под наблюдением. Это, конечно, немного успокаивало, но ощущение беспомощности никуда не исчезло.

Ева помогла мне собрать вещи, как только мне стало немного легче, и мы поехали. Вместо того чтобы оставаться в больнице, мне предложили провести время дома, в постели с видом на сад — куда более приятная перспектива, чем беспокойный потолок палаты.

В машине ехала охрана и водитель, а я ощущала, как тяжело мне дается каждая попытка встать. Но мысль о том, что меня ждал уют и тишина, заставила немного успокоиться. Это был единственный способ хоть как-то сбалансировать все переживания, которые тянулись за последние дни.

С каждым часом разочарование и боль становились всё сильнее. В этот вечер, и на следующее утро, Алекс так и не пришёл. Сначала я пыталась убедить себя, что у него были дела, что он просто занят, но чем больше я думала, тем яснее становилось, что что-то не так. И все мои попытки скрыть эту пустоту внутри себя не помогали.

Мои мысли возвращались к Мэтту, к тому, что с ним могло случиться. Лазар сказал, что я больше не увижу его, но я не могла избавиться от паники. Мысли рвались, как неуправляемые волны, и каждый момент ожидания всё глубже погружал меня в тревогу. Словно что-то страшное висело в воздухе, и я не могла понять, что именно.

Задумываясь о Мэтте, я пыталась примириться с тем, что Лазар был прав, что он больше не представляет угрозы, но страх, как старый знакомый, не отпускал. И в этом страхе я осознавала, что главное — это то, что Алекс был далеко, и я не могла понять почему.

Лазар заходил ко мне регулярно, с той самой лёгкой ироничной улыбкой, которая казалась его защитным механизмом, и пытался хоть как-то поднять мне настроение. Он говорил что-то о делах, шутил, рассказывал, как они теперь все загружены, потому что наконец-то выяснили, кто стоит за всем этим. Но правда заключалась в том, что я не могла избавиться от чувства, что даже если у всех было много работы, Алекс всё равно мог бы найти минуту, чтобы позвонить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он ведь знал, как мне тяжело. Но вместо этого… ничего. Только холодная пустота, которая нарастала в моей груди. Лазар заметил мой взгляд и замолчал, но продолжал разговаривать так, как если бы ничего не случилось. Он, наверное, не замечал, как его слова затмевались моими собственными мыслями.

— Эй, ты как? — снова попытался он улыбнуться. — Это просто куча дел, ты же понимаешь.

Я кивнула, но в душе ощущала, как меня всё больше захлёстывает обида. Он мог бы хотя бы позвонить.

Сергей Волконский тоже заходил ко мне, и я сразу заметила его усталость. Мешки под глазами, напряжённая линия его лица — видно, что он перегружен делами. Но, несмотря на всю эту тяжесть, его забота была для меня настоящим утешением. Он не говорил много, но его присутствие как будто напоминало о том, что всё будет в порядке. Сергей был как отец, который приходит, чтобы проверить, не обижает ли её кто-то. Даже если он молчал, его глаза говорили всё. Это было важно.

Мама и Папа звонили, и я придумала тысячу причин, почему не могу болтать с ними по видеосвязи. Я чувствовала, что они беспокоятся, но не готова была показывать им, как меня изматывает всё, что происходит. Звонок был коротким и, кажется, их удовлетворил, хотя я знала, что они заметили мою замкнутость. Но в тот момент просто не могла позволить себе быть открытой.

На четвёртый день я уже могла ходить, хоть мне и не разрешали оставаться на ногах больше часа. Но меня радовало, что я могла хотя бы выйти из комнаты. Это был маленький, но важный шаг. Обида на Алекса потихоньку сменилась гневом. Мне было больно и обидно, что он так себя повёл, но, как бы ни было сложно, я понимала, что переживу это. Не страшно. В конце концов, я сама себе доказала, что могу справиться с любыми трудностями, и это не изменит меня.

В эту ночь я уже не ждала его. Убедила себя, что так будет лучше. Что так спокойнее. Сон накрыл мягким пледом и унёс в сладкое забвение, где нет боли, ожидания и разочарования.

Я проснулась от тёплого прикосновения — что-то горячее уткнулось мне в спину. Тяжёлая ладонь легла на живот, медленно, властно притягивая к тёплому телу за спиной. Его дыхание — ровное и глубокое — касалось шеи, а знакомый древесно-дымчатый аромат наполнил мои лёгкие.

— Алекс… — прошептала я, всё ещё не веря.

— Это я, киса. Спи, — ответил он низко, почти ласково.

Но сон уже бежал от меня, вытесненный нарастающим раздражением. Я резко оттолкнула его, ткнув локтем в рёбра, и села на кровати. Он пошевелился, приподнялся на локте. В полумраке его лицо казалось ещё более усталым. Лохматые волосы падали на лоб, глаза были тусклыми, как у человека, который слишком долго не спал. В груди что-то болезненно сжалось.

— Где ты был, Алекс? — мой голос прозвучал тише, чем я хотела, но сдержанный гнев прорывался в каждом слове. — Почему ты даже не пришёл ни на минуту?

Я не позволила себе заплакать. Не позволила показать, как сильно это ранило.

Он провёл рукой по лицу, задержал дыхание.

— Мы узнали, что Серовы стоят за всем этим хаосом. За нападением. За срывом поставок. За покушениями.

Он посмотрел на меня, и в этом взгляде была усталость, вина и жестокая необходимость.

— Я знаю, что должен был вырваться… хотя бы на минуту. Но я не мог, Аэль.

Я смотрела на него молча. Всё внутри было переполнено. Гнев. Обида. Любовь. И пустота, которая осталась после этих дней.

— Но ты мог хотя бы написать, верно?.. — голос сорвался. — Я понимаю всю эту игру во власть, знаю, как важен для тебя этот переход, что ты был занят. Но…

Я выпалила всё разом и замерла, сдерживая дыхание. Сердце стучало в ушах, будто заглушая тишину.

Алекс не ответил сразу. Его лицо застыло, а в глазах мелькнуло что-то тёмное, хищное.

— Есть ещё кое-что, чем я занимался эти дни, — тихо сказал он.

Пауза. Слишком длинная, слишком тяжёлая.

— Я убил Мэтта. И мне нужно было решить проблемы с его семьёй.

Я не смогла вдохнуть. Будто грудную клетку сдавило железным обручем. А потом слёзы, тёплые, беззвучные, потекли по щекам одна за другой.

— Боже мой… — прошептала я, чувствуя, как всё вокруг плывёт. — О боже… Ты не мог, Алекс…

Он приблизился, приподнялся на локтях и посмотрел прямо в глаза.

— О, киса, я мог. И если бы знал — сделал бы это гораздо раньше.

В его голосе не было ни капли сожаления. Только стальной холод и абсолютная решимость.

Эмоции разрывали изнутри, как будто я больше не в силах была удерживать их за плотной броней. Облегчение — потому что всё кончено. Освобождение — потому что страх ушёл. И вместе с этим — глухая, тяжёлая вина, наваливающаяся грузом. Он умер. Из-за меня.

Алекс молча притянул меня к себе. Его руки обвили меня так крепко, так уверенно, словно он пытался спрятать от всего мира, обезопасить от любой боли. Его ладонь мягко скользила по моим волосам, а губы целовали в плечо — нежно, успокаивающе.

— Никто не посмеет причинить тебе боль… и остаться в живых, — прошептал он. Его голос был ровным, холодным и смертельно серьёзным.

Он не извинялся. Он не оправдывался. Он просто был рядом. Здесь. Сейчас.

Каждый его поцелуй, каждый выдох на моей коже будто сглаживал края боли. Я ещё всхлипывала, но слёзы уже не лились. Осталась только пустота и желание утонуть в его тепле.

— Не оставляй меня больше так надолго… — прошептала я, уткнувшись в его грудь. Голос дрожал.

— Не оставлю, — ответил он, тихо, прямо в мои волосы. — Никогда.

— И ты никогда не уйдёшь от меня, — сказал Алекс. Это не был вопрос. Это было заявление, как будто он озвучил непреложный факт. Я хмыкнула, не удержав улыбку. Он снова стал тем самым — властным, упрямым, безумно своенравным придурком, которого я полюбила.

— Не уйду, — прошептала я и поцеловала его руку, сжимающую меня в объятиях.

— Поклянись, киса.

— Алекс, ты смешон, — фыркнула я, тихо, стараясь не разрушить хрупкую тишину этой ночи.

— Я не шучу, Аэль. Поклянись, что не уйдёшь. Что бы ни случилось.

Он прижал меня к себе ещё крепче — так, что стало трудно дышать, и я захихикала:

— Хорошо-хорошо, пещерный человек… Я клянусь. Я никогда не уйду. Что бы ни случилось.

Кажется, только тогда он действительно расслабился. Его грудь глубоко вздохнула, как будто он впервые за много дней позволил себе это.

— С чего такие переживания? — прошептала я, поглаживая его ладонь. Но он не ответил. Только ещё крепче прижал меня к себе, будто знал — однажды всё может попытаться вырвать нас друг у друга.

Глава 42

Аэль

Прошла еще неделя после нападения. Всё понемногу возвращалось в привычное русло — каждый был занят своими делами, особняк наполнялся деловой суетой и утренним ароматом кофе, как будто ничего и не случилось.

Семья Серовых, как я могла понять, исчезла. Растворились в воздухе, будто их и не было. Вероятнее всего, прятались — и это было мудрое решение. Любой человек с хоть каплей инстинкта самосохранения закопал бы себя с концами, после того как осмелился пойти против Волконских.

Что удивительно… Я уже считала себя частью их семьи. Странное, даже пугающее чувство. Но в этой крепости из железа и власти, окружённой садами и охраной, я чувствовала себя если не в безопасности, то хотя бы… защищённой. Или под контролем. Иногда, в мире Алекса, эти слова означали одно и то же.

Нога постепенно заживала. Боль ушла, осталась только слабость и необходимость помнить о себе. Я могла ходить чуть больше часа в день — и то, не забывая использовать трость, чтобы не перегружать бедро. Иногда это раздражало, но чаще напоминало: я жива.

Сегодня вечером в доме намечался приём. Что-то важное, деловое — все были в движении, как пчёлы в улье. Слуги полировали бокалы, Ева куда-то унеслась с планшетом в руках, охрана строилась и проверяла список гостей.

Это было… хорошо. Признак того, что всё под контролем. Что всё вернулось на свои места. Что над этим домом снова воцарился порядок.

А может — это была лишь иллюзия покоя перед очередной бурей.

В этот вечер я выбрала красное платье в пол. Ткань струилась по телу, свободная на бёдрах и ногах — всё, как нужно, чтобы не мешало шву и не стесняло движений. Ева, как всегда, оказалась волшебницей: собрала мои волосы в стильный пучок, добавила лёгкий дымчатый макияж глаз и нюдовый блеск на губы. Она ушла дорабатывать свой образ, а я осталась одна в комнате, глядя в зеркало и пытаясь свыкнуться с отражением.

Когда зашёл Алекс, дыхание сбилось. Он выглядел как всегда — опасно безупречным. И когда он подошёл ближе, завис надо мной, как волк, загоняющий свою жертву, в его взгляде блеснул хищный огонь.

— Не смей меня целовать, — прошептала я со смехом, отстраняясь. — Ты испортишь мне помаду.

Он проигнорировал предостережение и уткнулся носом в мою шею, вдыхая, как будто хотел запомнить запах кожи.

— Ты прекрасно выглядишь, — выдохнул он. — Я бы запер тебя здесь и пожирал всю оставшуюся жизнь.

— У нас будет много времени после… пещерный человек, — фыркнула я, попыталась ущипнуть его в бок, но мои пальцы встретились с непробиваемой стеной мышц.

Он чуть отстранился, но не ушёл. Смотрел с той же хищной мягкостью, но в его глазах появилось нечто иное. Что-то тревожное, как будто заигранная маска сползала, открывая беспокойство под ней.

— Не забывай о своём обещании, киса, — сказал он почти игриво, но голос дрогнул. И я не могла не уловить это напряжение, которое пряталось под его ухмылкой. Что-то не давало ему покоя.

— Хей, посмотри на меня, — сказала я тихо, беря его лицо в ладони.

Он закрыл глаза, будто только от одного моего прикосновения на мгновение смог выдохнуть. Его напряжённые скулы чуть смягчились, и внутри меня вспыхнуло тёплое пламя. Я улыбнулась. Так просто. И так важно.

— Я с тобой, Алекс. Я не знаю, почему ты нервничаешь. Здесь куча охраны, и ничего не случится. Всё под контролем, — прошептала я.

Он не ответил, но я увидела, как его челюсть медленно расслабилась. И в ту же секунду, не зная, как ещё его удержать на поверхности, как ещё напомнить, что он не один — я сказала:

— Я люблю тебя.

Тихо. Почти не веря, что это сорвалось с моих губ. Что я снова могу это чувствовать. Что ему я могу это сказать.

Он впился в мои губы с низким, глухим рычанием, в поцелуе, полным жадности, как будто это признание было его спасением.

— Эй! — рассмеялась я, отстраняясь. — Я же сказала — не порть макияж! Теперь мне придётся заново красить губы.

— Ты не возьмёшь свои слова назад, — выдохнул он, глядя на меня с какой-то странной, почти отчаянной серьёзностью.

Я замерла, растерявшись от внезапной тяжести в его голосе, но не стала спрашивать — почему. Просто ответила:

— Не возьму. Обещаю.

Я прищурилась, разглядывая его. Он и правда вёл себя странно. Слишком напряжённый, слишком тихий. Но у меня не было времени копаться в этом сейчас. Я хлопнула его по заду, сдерживая хихиканье:

— А теперь уходи. Мне нужно привести себя в порядок.

Он прищурился в ответ, ни слова не говоря, просто развернулся и вышел.

Это мероприятие было как и все остальные — красивые люди, лёгкая музыка, безупречные костюмы и дежурные улыбки. Но воздух был слишком густым. Слишком натянутым. И я сразу заметила — она тут.

Елена Орлова.

Конечно, она не могла пропустить такое событие. Но выглядела она сегодня… иначе. Напряжённая, губы покусаны, пальцы судорожно сжимают бокал — будто еле держит себя в руках. А ещё… она буквально висла на Алексе. Каждое её движение будто кричало: «Посмотри на меня. Заметь. Я рядом». Она стояла к нему слишком близко, смеялась громче, чем нужно, и каждый её взгляд в его сторону был липким, как патока.

Меня это раздражало. Не потому, что я ревновала — хотя, возможно, и потому тоже. А потому что он позволял это. Спокойно, с ледяным безразличием, но всё же позволял. Ни одного движения, чтобы отстраниться.

Я пыталась игнорировать. Болтала с Евой, Кириллом — он, как всегда, был обаятельным, слегка насмешливым. Лазар тоже держался близко, время от времени шепча мне что-то в ухо, что должно было развеселить. Нат выглядел… как обычно — грозно и молчаливо, но его взгляд то и дело цеплялся за меня, как будто я вот-вот сорвусь с места и сбегу.

Все были странные.

Я понимала, после того вечера с нападением — у всех остались следы. Возможно, это просто тревожность. Возможно, теперь я для них вроде хрупкой вазы, которую поставили на самый край стола.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

К концу вечера Сергей Волконский постучал по бокалу, привлекая к себе внимание. Гул голосов в зале постепенно стих, и все взгляды обратились к нему. Он стоял уверенно, как всегда, но в его лице читалась какая-то тяжесть. Что-то большее, чем просто усталость.

Алекс стоял рядом с ним. Перед тем как сделать шаг вперёд, он мельком посмотрел на меня. Всего на секунду. Но этого было достаточно.

Сердце сжалось. Холод пробежал по позвоночнику. Внутри всё сжалось в тугой узел, а кожа покрылась мурашками. Я не знала почему, но внезапно стало страшно. Очень. Будто сейчас произойдёт что-то, что навсегда изменит всё.

Сергей улыбнулся толпе, легко и уверенно, как человек, привыкший держать внимание сотен.

— Дорогие гости, — начал он с благожелательной интонацией, — я благодарен, что вы все пришли в наш дом. После событий прошлой недели, нам всем нужно было выдохнуть… и порадоваться жизни.

Толпа откликнулась легкими аплодисментами и одобрительным гулом.

— Сегодня я горд объявить, что в нашей семье наступила настоящая радость.

Слова, казалось, прозвучали в замедленной тишине. Моё сердце сорвалось и со звоном упало куда-то в желудок. Шум в ушах заглушил всё вокруг, даже собственное дыхание. Я не моргала, не дышала. Что это значит? Что происходит?

Алекс стоял рядом с отцом, неподвижный, будто из камня. Он не смотрел в мою сторону. Его лицо было спокойным, даже улыбающимся. Сергей Волконский с гордостью положил ладонь ему на плечо.

Сергей одобрительно хихикнул, крепче сжав плечо Алекса, словно подтверждая важность момента. Затем вновь обернулся к гостям:

— Я горд объявить сегодня, что мой сын, Александр Волконский, в скором времени сыграет свадьбу. Мы все ждали с замиранием сердца, когда же это случится… И вот, момент настал. — Он вытянул руку в сторону толпы. — Иди к нам, дорогая.

Толпа расступилась, и я почувствовала, как подломились мои колени. Воздух мгновенно стал густым, будто из него выкачали кислород. В глазах помутнело, и всё вокруг замедлилось, будто я смотрела на происходящее из глубины воды.

Слёзы хлынули без предупреждения, расплываясь по щекам, как предательские потоки, которые уже невозможно было сдержать. Мне казалось, я услышала звук собственного сердца — как оно раскололось, как куски осыпались внутри, со звоном ударяясь о рёбра и вонзаясь в живот. Оно не просто разбилось — оно разорвало меня изнутри.

Нет. Нет. Нет.

Он не мог.

Он бы не стал.

Я понимала, что дышать стало трудно. Пальцы холодели, а мир вокруг начинал исчезать, как если бы я оказалась в каком-то другом месте, где не было воздуха. Где было только это — острое, жгучее чувство, пронизывающее каждую клеточку моего тела. Я уже не могла различить, где кончается тело и начинается боль. Она росла, с каждым его движением, с каждым взглядом, который он бросал на неё.

Из толпы вышла Елена. Она сияла, и в её глазах были те самые искры, которых я так жаждала в глазах Алекса. Он взял её руку, привлек к себе, и в его глазах я увидела то, что не осмеливалась признать — любовь. Искреннюю, ту, которую я когда-то надеялась, что буду получать только я. Он смотрел на неё так, как раньше смотрел на меня. Так, как я думала, что буду всегда стоять в центре его вселенной.

Я не могла больше думать. Не могла больше слышать. Я только видела, как он надевает ей кольцо. Момент, в котором он в последний раз отрезал меня от себя. Кольцо, которое становилось символом моего собственного уничтожения. Мой мир, кажется, распался в этот момент. Он был разорван на тысячи маленьких частей, и каждая из этих частей остра, как нож. Он перерезал меня на куски. Моё сердце перестало биться, и на его месте был только космический вакуум. Пустота. Ощущение, что кто-то вырвал его прямо из груди, а оставшееся пространство заполнилось только болью. Нескончаемой. Поглощающе-невыносимой болью.

Это было не просто разочарование, не просто обида. Это была боль, от которой я готова была просто рухнуть и раствориться. Ты бы мог бы меня просто убить, и я бы почувствовала меньше боли, чем от того, что я сейчас переживаю. Казалось, что всё внутри меня распадается, будто стеклянные осколки моего сердца вонзаются в грудь, каждый раз, когда я вижу, как он целует её в лоб. Ласково. Как будто все его прикосновения стали для неё правом, а я осталась только воспоминанием. Не более чем ненужной тенью.

Я хотела кричать.....Ты что, не видишь, что я здесь? Ты не понимаешь, что я умираю внутри? Почему ты всё это делаешь? Ты всё разрушил. Ты сломал меня, но ты даже не заметил. Я — ничтго. Я не существую для тебя больше. Я не могу дышать, я не могу даже кричать. Тело — оно не моё. В этом месте, среди этих людей, я не была ничем. Ты заставил меня чувствовать, что я — ничтожество. Ты убил меня, медленно и мучительно, просто сделав её своей. В тот момент, когда ты надел кольцо на её палец, я чувствовала, как умираю. Но никто этого не заметил. Никто не мог услышать, как я умираю от боли, как осколки моего сердца прокалывают меня, разрывают всё внутри.

Но самое ужасное — что я не могла остановить себя от этой боли. Она стала частью меня. Я была просто наблюдателем, чувствуя, как тянет к самой бездне.

Я попятилась назад, не зная, куда иду, просто отталкиваясь от того, что было передо мной. Внутри всё крушилось, я не могла остановиться, не могла принять то, что произошло. Кто-то схватил меня за руку, и я застыла на мгновение. Это был Лазар. Я почувствовала, как его пальцы пытаются удержать меня, и его взгляд, полный вопросов и беспокойства, встретился с моим.

Он хотел что-то сказать. Я знала это, чувствовала, но слова не выходили. Он не мог понять. Я не могла объяснить. Я лишь прошептала, почти невольно: не надо , пожалуйста…. Эти слова, как тяжелые камни, вырвались из меня, но я не могла их забрать назад.

Не оборачиваясь, я развернулась и убежала, а мир вокруг стал неясным, как за туманом. Я пыталась скрыться от боли, от тех эмоций, что не отпускали меня. Но, к сожалению, я не могла убежать от всего того, что бушевало внутри меня. Эти чувства сжали грудь, не давая дышать. Они преследовали меня, как тени, и не было пути назад.

Глава 43

Аэль

Я бежала.

В темноту, вглубь сада, туда, где чаща была гуще, где никто не найдёт. Платье цеплялось за ветки, резало кожу на бёдрах, но я не останавливалась. Каблуки увязали в рыхлой земле, как будто сама земля хотела удержать меня. Тянуть назад. Прямо туда — где он стоял, держа за талию её. Где кольцо блестело на чужом пальце. Где он целовал в лоб, как когда-то меня.

Я сбросила туфли, как кандалы, скинула — одну, потом вторую. И побежала босиком, через мокрую траву, сквозь колючие кусты.

Дура. Дура. Дура.

Голова пульсировала от этих слов.

Я всего пару часов назад сказала ему, что люблю. После всего, что было, после всего, что он сделал со мной и для меня — я решилась. Я выдохнула это шёпотом, с трепетом, с сердцем на ладони. И он...

Он вышел перед всеми и выбрал её. Не меня. Не нас.

Её.

Я споткнулась, упала на колени, ладони вгрязь. Ладони в землю. Как будто пыталась схватиться за неё, удержать хоть что-то в этом мире, что не рушится. Но и земля дрожала подо мной. Всё дрожало.

Меня затрясло.

Грудь раздирало.

Слёзы били наружу, обжигали, как кислота.

И тогда, там, в тени деревьев, где только звёзды могли видеть, как я умираю внутри, я закричала.

Просто — закричала.

Так, как кричат те, кого предали.

Те, кто больше не верит.

Те, чьё сердце превратилось в груду осколков.

Мой голос разлетелся в саду, эхом, болью, пронизанной всем, что я не могла удержать. Это не был просто крик — это был выплеск души, которая больше не могла молчать.

Обняла себя за плечи, пытаясь удержать всё то, что клокотало и вырывалось наружу. Я раскачивалась, как сломанная кукла, тихо, почти незаметно.

Прохладный летний воздух вокруг становился морозным. Казалось, эта боль вытягивала из меня всё тепло, все силы, всю веру.

Слёзы текли сами по себе. Без рыданий. Без звука. Я даже не пыталась их вытирать. Просто сидела, укачивая себя, как будто могла этим утишить что-то внутри.

Чьи-то тёплые руки легли мне на плечи. Осторожно, почти трепетно.

Я вздрогнула, но не обернулась.

— Проклятье… детка, ты вся дрожишь, — голос прозвучал глухо, как будто из-под воды. Словно реальность стала вялой, вязкой, не до конца настоящей.

Я не издала ни звука. Не было сил. Даже шепота.

Что-то тёплое и тяжёлое накрыло мои плечи — наверное, пиджак.

Я не сопротивлялась. Не пыталась понять, кто это. Просто сидела, вцепившись в себя. Как будто могла не дать себе развалиться.

Я знала — он не Алекс.

И в этом было и облегчение, и новая боль.

Потому что если бы это был он…

Я бы закричала.

Или умерла.

Потом он опустился передо мной на колени.

Я почувствовала, как он осторожно прижимает меня к себе.

И в этот момент внутри меня что-то оборвалось. Последняя ниточка. Последняя защита.

Я зарыдала.

Не сдержанно. Не по-женски красиво. Не сдерживая звуков.

Эти рыдания были как приступ. Громкие, рваные, болезненные.

Мир трещал под их напором, и я будто захлебывалась собственной болью.

Грудь разрывала изнутри, щеки горели, слезы жгли кожу.

Я кричала в его грудь. Захлёбывалась рыданиями, пока не начала задыхаться.

А он… просто держал.

Просто гладил мои волосы.

— Шшшш… я с тобой, детка… — тихо, ровно, как якорь среди бури. — Я здесь.

Я даже не помню, сколько это длилось.

Когда всё выгорело внутри, как будто из меня вынули боль вместе с воздухом, я осталась просто пустой. Тихо дышала ему в шею, пока он всё ещё держал меня, тёплый, надёжный.

Потом он медленно отстранился, взял моё лицо в ладони, заглянул мне в глаза.

— Давай уведём тебя отсюда, — мягко, как если бы слова были шелком.

Я кивнула. Молча. Всё, что я могла.

Потому что внутри не осталось ни сил, ни слов. Только он. И эта разбитая ночь.

Лазар не произнёс ни слова. Просто поднялся, помог встать и обнял за плечи. Его тепло обволакивало, будто плед в лютый мороз. Он повёл меня через сад, тихо, почти неслышно, как будто боялся разрушить хрупкое состояние, в котором я находилась.

Он отвёл меня к своей машине.

Открыл переднюю дверь.

Я села, как во сне, не осознавая, что делаю.

Мир вокруг стал глухим и далёким.

Пока он ехал, я смотрела на огни ночного города. Они мелькали в сознании, как разбросанные мысли. Красный. Жёлтый. Белый. Снова красный. Будто кто-то перематывал плёнку моего сознания взад-вперёд.

Где-то на окраине он свернул в закрытый гараж.

Двигатель заглох.

Дверь открылась.

Он снова молча обошёл машину, открыл мою сторону и помог выбраться. Я не спросила, где мы. Мне было всё равно.

Потом — ванная.

Я стояла у раковины, всё ещё дрожащая, в запачканном платье, босиком. Как будто меня вывернули наизнанку и оставили пустой оболочкой.

Он включил тёплую воду. Осторожно взял мои руки в свои и стал смывать грязь с ладоней. Осторожно, терпеливо, с такой деликатностью, будто я была из стекла.

Я просто смотрела. Как будто это происходило с кем-то другим.

Потом он взял мягкое полотенце и промокнул кожу. Ни одного резкого движения.

Потом — влажной салфеткой аккуратно стер слёзы с моего лица, разводы туши, солёные дорожки боли.

Я не сопротивлялась. Просто позволяла.

Позволяла кому-то впервые за долгое время просто заботиться обо мне.

…Я всё ещё дрожала.

Лазар, не говоря ни слова, вышел из ванной. Я осталась стоять, прислонившись к раковине, и чувствовала, как ноги подкашиваются.

Через пару минут он вернулся. В его руках была мягкая, чистая одежда — чёрные спортивные штаны, с завязками на талии, и его огромная футболка, пахнущая стиранным хлопком и чем-то неуловимо родным. Без духов, без чужого запаха — просто чисто и спокойно. Как будто эта ткань не хотела ничего от меня, кроме того, чтобы обернуть и спрятать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он молча положил всё рядом и мягко сказал:

— Переоденься. Я буду снаружи. Не спеши.

Он вышел, прикрыв за собой дверь.

Я сняла с себя платье, будто скидывала не ткань — а чужую кожу.

На теле остались следы от цепей боли, хоть и невидимые глазу.

Я натянула штаны, которые пришлось затянуть потуже, и надела футболку. Она села почти до колен, скрывая меня всю. В ней было тепло, будто в коконе. Я свернулась в ней, как в укрытии. Это не была одежда утешения — это была броня от мира.

Я посмотрела на своё отражение в зеркале.

Чужая девочка в мужской одежде. Уставшая, с опухшими глазами.

Но, впервые за долгие часы, мне стало чуть-чуть легче дышать.

Когда я вышла, он уже ждал, с кружкой тёплого чая, сидя на полу у стены.

Он просто поднял взгляд, и ничего не сказал.

Потому что понимал — слова сейчас не спасут.

Он просто протянул мне кружку и сдвинулся в сторону, освобождая место рядом.

И в этой тишине было больше смысла, чем во всех красивых лжи, что я слышала когда-либо.

Мы сидели молча какое-то время. Просто сидели. Он рядом, я в его одежде, а мир, кажется, остановился. Только внутри всё ещё бушевал хаос.

— Какая же я идиотка… — прошептала я, уставившись в пол. Губы дрожали, голос звучал хрипло, будто простуженный.

— Дело не в тебе, — ответил Лазар. Его голос был хриплым, сдержанным. — Чёрт, Аэль… Этот кусок дерьма должен был рассказать тебе.

Я медленно повернула к нему голову.

— Рассказать мне что? — спросила тихо, чувствуя, как гнев разрастается под кожей, как яд.

Пульс бешено стучал в висках.

— О помолвке? Или о том, что я для него — грёбаная шлюха?

Он хотел что-то сказать, открыл рот — но я уже не могла молчать.

— Это моя вина. Я чувствовала, что не стоит в это ввязываться. Это должно было быть просто… просто секс. — Я сжала пальцы в кулаки. — Но, чёрт, моё сердце не поняло этого. Оно не умеет отделять. Оно просто… — голос сорвался. — Оно выбрало его.

Я сглотнула. Слова давались с трудом, будто каждый слог резал горло изнутри.

— Ему, наверное, было очень весело слышать мои признания. В день своей грёбаной помолвки.

Лазар ударился затылком о стену.

— Дерьмо… — выдохнул он.

А я просто сидела, выжженная изнутри, опустошённая

Я глубоко вдохнула и выдохнула, но воздух словно застревал в горле.

— О чём он вообще думал? — прошептала я, не в силах сдержать дрожь. — Боже… я ничего не понимаю. Неужели всё это было какой-то игрой? Наиграться перед свадьбой?

Я ударилась головой о стену — не сильно, просто чтобы заглушить этот дикий вой внутри. Подтянула колени к груди и обхватила их руками, пытаясь собрать себя в кучку.

— Чёртова идиотка… — выдохнула я, уткнувшись лбом в ткань. — Он всё это время говорил о ней и её семье как о чём-то временном… как о чёртовой игре. А игрушкой была я.

Лазар сел ровно, выпрямился и посмотрел на меня. Его взгляд был твёрдым и в то же время мягким.

— Нет, детка, я не думаю, что это так, — сказал он тихо. — Я знаю его всю свою грёбаную жизнь. Елена… и союз с их семьёй — это то, что нужно ему для передачи власти. Такие традиции в Братве. Новый пахан должен принести расширение в семью. Это… часть сделки.

Он замолчал, давая мне переварить это. Но внутри всё продолжало клокотать. Расширение. Сделка.

А моё сердце — просто побочный ущерб.

— Лазар... — выдохнула я и посмотрела ему в глаза, в них, как в спасательный круг. — Я не знаю... что мне делать...

Я искала в нём хоть какой-то выход, хоть какую-то опору, ответ, щёлку, через которую можно выбраться из этой удушающей тьмы. Но прежде чем он успел что-то сказать — раздался громкий стук.

Резкий, нетерпеливый. В дверь.

Раз. Два. Три.

Быстро. Гулко. Навязчиво. Как будто кто-то бил кулаком, словно от этого зависела его жизнь.

Стук не прекращался, колотили всё сильнее.

Я вздрогнула, будто в меня ударила молния, и вместе с этим изнутри поднялась волна — ядовитая, сжирающая всё внутри. Она разлилась по животу, опустилась тяжелым свинцовым грузом в самый низ, будто внутренности сжались в комок.

О нет. Нет.

Это не может быть он. Господи, только не он.

Мир качнулся. Я встала, но ноги были ватными, словно тело не принадлежало мне. Я держалась за стену, цеплялась пальцами за реальность и попятилась назад. Шаг. Ещё шаг.

Увидеть его сейчас — всё равно что вырыть себе могилу. Либо ему.

Потому что если он действительно стоял там, за этой дверью…

Я могла убить. Я была готова.

— Он не мог освободиться так скоро, — резко сказал Лазар, уже поднимаясь. В его голосе прозвучало напряжение. — Это наверняка кто-то из охраны. Сейчас выясню.

Он двинулся к двери, а я прижалась к стене, пытаясь не задохнуться от надвигающейся паники.

От стука собственного сердца я почти ничего не слышала. Шум в ушах заглушал всё — даже голоса, доносящиеся издалека. Всё звучало как сквозь толщу воды. Приближающиеся шаги... и голос Лазара, но я не могла разобрать слов.

За поворотом появился он.

Сергей Волконский.

Я замерла. Он шел спокойно, неторопливо. В его лице не было ни гнева, ни осуждения. Наоборот — глаза, серые, как дым, смотрели на меня с удивительной теплотой. Он словно изучал меня взглядом — с ног до головы, — будто хотел убедиться, что я цела. Что я дышу.

И когда наши взгляды встретились — меня пробрало до мурашек.

В его глазах было сочувствие. Сострадание.

Такое искреннее, чуждое этому жестокому миру. Я моргнула, не сразу поняв, что в глазах мутно. Горло сдавило, и по щекам потекли слёзы. Тихо. Медленно. Беззвучно.

Это была не боль. Не совсем.

Это было облегчение.

Что это не Алекс.

Что не он стоял в дверях. Что у меня есть ещё хоть пара секунд, прежде чем моя душа снова раскрошится на осколки.

— Это... — я выдохнула, не заметив, как слова соскользнули с губ. — Это не он...

Пахан подошёл медленно, будто опасаясь спугнуть, и положил свои сильные, тёплые руки мне на плечи. Его объятие было сдержанным, почти отцовским — в нём не было давления, только тихое присутствие.

— Ш-ш-ш, Аэлита... Всё будет в порядке. — Его голос прозвучал почти шепотом, словно он боялся, что громкие слова могут снова разрушить меня.

Я только кивнула.

Потому что говорить было невозможно. Потому что это было ложью.

Ничего, блядь, не будет в порядке.

Я медленно отстранилась, и, сделав пару шагов назад, вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Спина выпрямилась сама собой — как будто внутри меня включился механизм выживания. Я подняла взгляд на Пахана. Прямо, честно, спокойно.

— Раз уж вы выяснили, кто стоит за всем этим, — я вам больше не нужна.

Брови Сергея Волконского сдвинулись. Он явно хотел что-то сказать, может быть, возразить. Но я не дала ему времени.

— Я благодарна вам. За то, что укрыли меня в своём доме. За то, что отнеслись ко мне с уважением, несмотря ни на что.

Я слегка улыбнулась, горько, по-настоящему.

— И, несмотря на всё это, я рада была познакомиться с вами.

Сердце снова забилось чаще, но я не позволила себе дрогнуть.

— Но я хочу уехать. В Турцию. К своей семье.

Слова звучали слишком чётко, как будто кто-то другой говорил за меня. Но это была я. Та, что наконец перестала ждать чудо.

Пахан тяжело вздохнул, и в этом звуке было что-то настолько человеческое, будто на мгновение передо мной был не легендарный глава Братвы, а уставший человек, на чьи плечи легла тяжесть мира.

— Пойдём, девочка, сядем. Нам надо поговорить.

Внутри меня что-то оборвалось.

Нет… он ведь не просто так пришёл. Не обниматься же.

Предательские мурашки пробежали по позвоночнику, обволакивая холодом даже пальцы рук. Я сглотнула, не в силах что-либо спросить. Просто пошла за ним, как на автомате. Лазар не сказал ни слова — его молчание давило больше, чем любые фразы.

Мы зашли в гостиную.

Тихо. Пусто.

Воздух был густой от недосказанности.

Я села на диван, чуть поджав ноги под себя, и только тогда взглянула на Сергея Волконского. Он смотрел прямо на меня. И в этих глазах, раньше всегда уверенных и холодных, вдруг появилось что-то похожее на боль.

— Мне жаль, милая... но как только ты пересечёшь границу, тебя убьют.

Я вздрогнула.

Что?

Мир будто качнулся. Я моргнула, как будто ослышалась.

— Я не понимаю… — выдавила я едва слышно, глядя на него широко раскрытыми глазами.

Сергей облокотился на спинку дивана, устало провёл ладонью по лицу, как будто стряхивая с себя дни, месяцы, годы...

А я сидела, сжимая пальцы до боли в суставах.

"Убьют."

Это слово эхом стучало в голове, вымывая остатки спокойствия.

Сергей Волконский смотрел на меня с извинением в глазах — тяжёлым, настоящим. Таким, от которого внутри всё сжимается в комок.

И когда он начал говорить, у меня подогнулись колени. Земля под ногами начала рушиться — кусок за куском.

— Серовы... эти грёбаные имбецилы, — выдохнул он с презрением. — Они послали своих людей в дом к твоим родителям.

Я вскочила. Ладонь подлетела к губам, и в груди разорвалась паника. Мама. Папа. Боже.

— Сядь, Аэль, — спокойно, но жёстко сказал он, вытягивая руку, как будто мог остановить бурю внутри меня. — Сядь и слушай внимательно.

Я застыла. Его голос был слишком серьёзен, чтобы не подчиниться.

— Мы перехватили этих ублюдков. Но, видимо, там... в их районе, кто-то уже ждёт тебя. Они знали, что ты попытаешься уехать. Знали, что ты захочешь к родителям.

— Чёрт... — выдохнула я, уставившись в пол.

— К сожалению, — продолжил он, — мы не можем перевезти твоих родителей сюда. Во-первых, это слишком опасно и поднимет волну. Во-вторых... тут до них доберутся быстрее.

Я плюхнулась обратно на диван, чувствуя, как по коже бегут мурашки ужаса.

Они у моих. Эти твари у моих.

— Но почему? — я подняла глаза на Сергея. — Почему они это делают? Даже если бы вы не поймали их, вы бы всё равно узнали об их плане. При чём тут мои родители? Что им от них?

В горле пересохло. Сердце стучало так громко, что я почти не слышала себя.

Я посмотрела на Лазара. Его лицо было каменным, но я видела — челюсть сжата, пальцы сцеплены так, будто он вот-вот сломает себе кисти. Он не отрывал взгляда от Пахана, и в его глазах была напряжённость, граничащая с яростью. Что-то он уже понял. Что-то, чего я пока не знала.

Сергей Волконский перевёл взгляд на меня.

— Я не знаю почему, милая, — сказал он устало, опустив плечи. — Я знаю только факты. Возможно, они разозлились на то, что ты... ускорила процесс.

— Процесс? — прошептала я, но ответа не потребовалось. Он говорил о свадьбе. О союзе. О чёртовом спектакле, в котором я оказалась куклой?

Сергей тяжело вздохнул, глядя сперва на меня, потом на Лазара.

— Но у меня есть выход, — сказал он. — И я не уверен, что вам он понравится.

У меня похолодели руки. Сердце застыло где-то в горле.

Чёртов выход.

Когда пахан говорит таким тоном, — это не про побег в закат. Это про жертвы. Про сделки с совестью. Или с чёртом.

Я медленно кивнула, чувствуя, как внутри всё сжимается.

— Говорите. — Голос мой прозвучал тише, чем я хотела, но в нём не было дрожи.

— Мы слушаем.

И в тот момент я поняла — что бы он ни предложил, назад дороги может уже не быть.

Сергей Волконский молча опустил руку в карман пиджака.

Секунда. Две.

Он достал бархатную коробочку, чуть потерев её большим пальцем, словно проверяя, действительно ли готов. И открыл.

Массивное кольцо блеснуло в свете лампы — сверкающий камень, холодный, отчуждённый, чужой.

У меня перехватило дыхание.

Лазар резко повернул голову, взгляд метнулся от кольца к Пахану.

— Что за… — начал он, но не закончил.

А я сидела, как вкопанная. Не мигая, не дыша. Не понимая.

Кольцо.

Свадебное.

Что, блядь, происходит?

Глава 44

Алекс

Её пальцы холодные. Или, может, это мои.

Я целую Елену в лоб — механически, как по сценарию. Кольцо на её руке сверкает, будто издеваясь. Мерцает — почти как предупреждение.

И тут — боковым зрением — я замечаю её.

Бледная, как привидение. Глаза блестят — слезы нависли, не решаясь сорваться. Губы шевелятся, будто она что-то твердит себе под нос.

Нет.

Только не сейчас.

Желудок сжимает, будто туда вгрызаются щупальца чего-то мерзкого. Страх? Отвращение? Или это просто я сам?

Она делает шаг назад, затем разворачивается и уходит. Почти бежит. Почти падает.

Чёрт.

Чёрт.

Я почти дернулся, почти шагнул за ней, почти крикнул.

Но Елена сжимает мою руку — крепко, как капкан — и шепчет мне на ухо:

— Не смотри, Алекс. Иначе всё пойдёт прахом.

Я стискиваю челюсть до боли. Не из-за неё. Из-за себя.

Потому что я не просто смотрел.

Я видел, как ломается единственное, что было по-настоящему моим.

И позволил этому случиться.

Отец подходит, хлопает меня по плечу. Тяжело, с силой.

— Молодец, сынок. Я горжусь тобой.

Он говорит это так, будто я только что выиграл сраный бойцовский турнир.

А я? Я просто подписал себе приговор.

Вспышки камер бьют в глаза, слепят, как прожекторы на допросе.

Все эти лица, улыбки, поздравления — расплываются в белом шуме.

Всё, что я слышу — её дыхание. Укороченное, рваное.

Всё, что я вижу — как она убегает, будто я выстрелил ей в грудь.

Чёрт бы побрал это кольцо.

Чёрт бы побрал меня.

Всё, что я хочу — разнести этот зал к чёртовой матери. Разбить бокал, кулаком пробить стену, сорвать с Елены это чёртово кольцо.

Сказать:

это ничего не значит. Ничего, слышишь, киса. Это — игра. Политика. Сделка. А ты… ты — моя грёбаная жизнь.

Но я стою.

Как проклятый.

Потому что знаю — стоит кому-то хоть намеком понять, насколько она для меня важна...

Стоит только одному ублюдку унюхать слабость — и она мертва.

И я мёртв.

И весь этот путь, всё, что я выстроил — прахом.

Ни у кого не должно быть доступа к моему аду.

Ни у кого — к ней.

Так что я остаюсь.

Дышу сквозь яд в лёгких.

А внутри всё горит.

Я делаю едва заметный знак Арту.

Он кивает и уходит туда где исчезла Аэль.

Это не спасение. Но хотя бы знание, что она не одна — позволяет мне сделать первый вдох за последнюю минуту.

Гости подходят поздравить.

Руки, голоса, смех.

Фальшивка. Всё.

Елена справляется блестяще.

Она для этого рождена — светиться, кокетничать, блистать на свету, как огранённый алмаз.

Женщины тут же окружают её, засыпая комплиментами, вопросами, приглашениями.

Она бросает мне взгляд через плечо и говорит с мягкой, выверенной интонацией:

— Я сейчас вернусь, милый.

И исчезает в водовороте шелка, блеска и лжи.

Отец остаётся рядом.

Молчит.

Изучает.

Моё лицо — маска. Холодная, неподвижная.

Если он ищет ответ, ищет её — он ничего не найдёт.

— Я тебя предупреждал, сынок, — говорит он спокойно, но голос прорезает мысли, как лезвие. — Держаться от неё подальше.

Я моргаю, выныривая из чернильных обрывков, и только тогда понимаю, что всё это время пялился на выход.

Как идиот. Как мальчишка.

Поворачиваюсь к нему.

— Я не понимаю, о чём ты, отец.

Он хмыкает.

— Не дури. Я вижу, как ты смотришь на неё.

Она не из нашего мира, Алекс.

Ты думаешь, всё под контролем. Думаешь, можно соврать, усыпить, подчинить.

Но для неё… то, что ты сделал — это не игра.

Для неё это предательство.

Я чувствую, как напрягается всё тело. Челюсть сжимается до боли. Он продолжает:

— Думаешь, я не знаю, где ты бываешь каждую ночь?

Я смотрю на него.

Тихо. Жёстко. Ничего не отвечаю.

— Я бы не стал Паханом, если бы позволял крутить собой в собственном доме, — бросает он.

— Особенно ради женщины, которая может сделать тебя слабым.

Слова падают, как удары молота.

Он уходит, оставляя меня стоять среди толпы.

Я знал, что этот момент настанет.

Я знал цену.

Но почему, чёрт возьми, мне кажется, что она всё равно выше, чем я думал?

Арт заходит в зал один.

Я замечаю его сразу — потому что ждал. Потому что каждая секунда без новостей превращала кислород в яд.

Кровь в жилах леденеет.

Холодный, колющий страх пробегает по позвоночнику, как лезвие.

Она исчезла.

Чёрт возьми.

Всё вокруг замирает. Голоса становятся глухим фоном, как под водой. Только один фокус — его лицо.

Он идёт ко мне, и по его глазам я уже всё понимаю.

Она не сможет спрятаться от меня.

Не теперь. Не когда я так близко к цели.

Не когда я положил на этот грёбаный алтарь всё, включая себя.

Арт подходит.

Молчит долю секунды, а потом хрипло, с виноватым взглядом:

— Прости, босс.

Я проверил весь сад. Нат— весь особняк. Её нигде нет.

Я не моргаю.Просто стою. А внутри меня рушится контроль, этот чёртов хрупкий замок из стали.

Всё во мне взрывается.

Бокал трескается в моей руке.

Стекло скрипит, виски капает на костяшки.

Я не отпускаю.

— Ищите, пока не найдёте, — прорычал я. — И чтобы я вас не видел до этого момента.

Я отворачиваюсь. Взгляд Пахана — прицельный, как лазер.

Холодный. Взвешивающий.

К моему плечу липнет Елена.

Касается щеки. Целует. Сжимает.

— Держи себя в руках, Алекс… — шепчет она. Голос скользкий, как змея. — Не вздумай всё испортить.

— Убери от меня руки, Елена. — голос низкий, ровный. Предупреждение.

Но уже поздно. Пахан. Орловы. Другие.Вся верхушка здесь.

Елена прилипает ко мне плотнее, будто это хоть что-то изменит.

Смотрится красиво. Ровно настолько, насколько нужно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы уже назначили свадьбу? — звучит вопрос из толпы.

Она смеётся. Склоняет голову.

— Мы ещё не решили… возможно, через месяц.

— Вообще-то, — вмешивается отец, — не вижу причин оттягивать. Свадьба будет через неделю.

Он смотрит прямо на меня.

Спокойно. Жёстко. Елена напрягается рядом. Но молчит. Слово Пахана — закон. Я сохраняю выражение лица. Никаких эмоций. Никаких слабостей. План движется вперёд.

Я отошёл от столпотворения.

Встал у панорамного окна — подальше от голосов, от назойливых взглядов, от неё.

Официант молча протянул новый бокал виски и белоснежный платок. Я вытер ладонь, сжав в кулаке остатки разбитого внутри.

— Рад видеть, что ты не сдался, брааат. —

Голос за спиной тянется лениво, с ехидной интонацией.

Я оборачиваюсь.

Нико Соколов — в чёрном как ночь костюме, тень на пол-лица, на губах хищная усмешка.

Чёрные глаза — как две угольные дыры. Ничего не выдают, только пожирают.

О нём ходят легенды. Не без причины.

Он — воплощение опасности, обёрнутое в шелест дорогой ткани.

Рядом, чуть сзади, в тёмно-сером костюме стоит Раш.

Смертоносный. С татуировками, как карта боли, и взглядом, в котором нет ничего человеческого.

Молчит. Как всегда. Но его присутствие ощутимо, как лезвие у горла.

— Это было эпично, — усмехается Нико. — Она ведь не знала, да?

Я подношу бокал к губам и смотрю сквозь отражение на самого себя.

Ничего не отвечаю.

Он и так знает.

— Она никуда не денется. — прорычал я сквозь зубы, глядя в стекло.

Нико засмеялся — хрипло, почти весело, как будто я только что озвучил отличную шутку.

— Побег с твоим братом не считается? —

Он будто игрался со мной, лениво перекатывая слова, наслаждаясь моментом.

Я резко обернулся.

Гнев рванул внутри, обнажил клыки, прожёг нутро.

— Какого хрена ты несёшь, Нико? —

Мой голос был низким, напряжённым, как натянутый трос.

Он приподнял ладони, словно сдавался, но его глаза скользили по мне всё с той же хищной усмешкой.

— Воу, воу, полегче, брат, — протянул Нико, — это не я тут Санта-Барбару устроил.

Он чуть наклонился вперёд, шепча почти с удовольствием:

— Я видел, как Лазар посадил её в свою машину и умчался вдаль... как настоящий грёбаный принц на белом коне.

Виски во рту стал горьким, как яд.

Кулак сам собой сжался.

За спиной что-то зашевелилось. Резкий шум. Гул голосов.

Я развернулся, хмурясь.

Из-за толпы неторопливо, как на ебучий бал, вышел Стас Серов. В смокинге, с ленивой полуулыбкой. Уверенный в себе ублюдок. Ни капли страха в глазах, зелёные глаза, русые волосы — сын своего отца, но явно с другим нутром. Неуважение к правилам читалось в каждом его шаге.

Он не спешил. Шёл, как будто всё это шоу — для него. Как будто он тут главный.

Охрана среагировала мгновенно — стволы наготове, оцепление плотное.

Я стоял, не двигаясь, только взгляд стал жёстче.

Пока я наблюдал за ним, краем уха уловил насвистывание.

Нико.

Он ухмыльнулся сбоку, качая головой.

— Ммм... с каждой минутой всё интереснее, — сказал он почти с восхищением. — Я прямо чувствую, как запах крови начинает витаться в воздухе.

Он должен быть идиотом.

Или безумцем.

Или настолько уверен в себе, что не боится смерти.

Я смотрю, как он идёт вальяжной походкой, будто не на чужой территории, а в своей гостиной. Как будто за ним не тянется след из крови, предательства и разрушений. Как будто его семья не пыталась уничтожить мою. Не похищала ребёнка.

Я нахмурился.

Стас Серов.

Гнида, которую я считал слишком трусливой, чтобы действовать в открытую. По моим данным он был в Польше. Где-то там, в тени, пока его отец разносил мой дом по кирпичу. А теперь он здесь. Под светом люстр моего зала. В эпицентре. Улыбается. Ни капли страха в его зелёных глазах.

Ты или не понимаешь, куда пришёл, ублюдок…

Или за тобой кто-то стоит, кто дал тебе уверенность в неприкасаемости.

Он пришёл не просто так.

Он пришёл, зная, что его семья — в бегах. Зная, что мы их ищем. Зная, что я лично хочу содрать кожу с каждого, кто был причастен к Рай. И он, мать твою, всё равно пришёл.

Значит, либо он пешка с посланием.

Либо думает, что теперь король.

Он подошёл вплотную.

Ни дрожи в руках, ни пота на лбу.

Ни одного движения, которое бы выдало страх.

— Нам есть о чём поговорить, — сказал он спокойно.

Как будто не его семья заливала кровью мой дом.

Я фыркнул, прищурился.

— Да неужели?

Словно по команде, мои люди чуть сместились. Оружие в руках пошло ниже — не стреляем. Пока.

Я мог бы. Выстрел — и не будет ни проблем, ни "разговора".

Мёртвые не спорят. Да и мне за это ничего бы не было.

Но что-то было не так.

Слишком спокойно он себя вёл. Слишком уверенно стоял, как будто знал больше, чем говорил.

Всё внутри сжалось . От ощущения, что за этим визитом стоит нечто большее.

Не спонтанность. Не вызов. Расчёт.

И, возможно, ловушка.

Я мотнул головой в сторону выхода:

— Пошли.

Он кивнул — всё с той же спокойной уверенностью, будто мы с ним встретились выпить, а не стоим на грани кровавого финала.

Я повёл его в кабинет отца.

Отец…

Где, чёрт возьми, он шляется, когда нужен?

Он должен был быть здесь.

Должен был видеть, как в наш дом заходит тот, кто по всем понятиям давно должен гнить в земле.

Но его нет. Как будто испарился.

И с каждой секундой ощущение усиливалось — это не случайность.

Что-то здесь не так.

Глава 45

Алекс

Кабинет пахана встретил нас тишиной. Ни охраны, ни привычного запаха сигар, ни самого Сергея.

Он ушёл с мероприятия — внезапно, без объяснений.

Типичный он, конечно. Но в такой момент?

Подозрительно.

Я закрыл дверь, и звук замка отрезал нас от внешнего мира.

Стас уселся в кресло, как будто это его дом. Никакого страха, ни капли напряжения.

Ник — у стены. Жёсткий, настороженный. Если он сорвётся, я не удивлюсь.

Если бы я не отправил Арта и Ната искать Аэль — они бы тоже были здесь.

Но я сделал выбор. Потому что сейчас мне нужно знать, где она.

Пахан ушёл — хрен с ним. Его поведение всегда было нестабильным.

Но в голове всё равно свербит: Помог?

Спрятал её?

Впрочем, сейчас это неважно.

Передо мной сидит ублюдок, чья семья залила наш дом кровью.

— Выкладывай, — резко бросаю.

Он даже не дёрнулся. Только усмехнулся уголком губ.

В этом парне всегда было что-то… не то. Скользкое, раздражающее.

Слишком спокойный. Слишком уверенный.

Он развалился в кресле, раскинул руки по подлокотникам — будто не на допросе, а в спа.

— Разговор будет долгий и очень интересный, Алекс.

Я облокотился на соседнее кресло, холодно глядя на него сверху вниз.

— Тогда не тяни. Что, по-твоему, мешает мне прямо сейчас вышибить тебе башку?

Он откинул голову назад и засмеялся — спокойно, почти весело.

У Ника, что стоял у стены, дёрнулся уголок рта.

— Да он совсем конченный, — хмыкнул он, не отводя взгляда.

Стас посмотрел на меня, всё с той же дурацкой полуулыбкой.

— Садись, наследник.

Разговор пойдёт о твоей матери. И я не уверен, что тебе это понравится.

Я напрягся.

Брови сдвинулись на переносице.

Непроизвольно взгляд стал тяжелее, резче.

— И какое, блядь, отношение это имеет к твоей семье и их мелкому бунту?

— Или ты просто решил сыграть в дешевый шантаж перед смертью?

Он молчал. Всё ещё ухмылялся.

Но в глазах — что-то изменилось.

— Поверь мне, бунт совсем не маленький, — сказал Стас, и ухмылка сошла с его лица. — И это было первое, что навело меня на мысль: что-то не так.

Хоть я и не был в стране... у меня везде есть уши и глаза.

Он говорил спокойно, без нажима. Но с каждым словом становилось ясно — это не бравада. Он что-то знал.

— Когда я узнал, что затеял мой отец… я понял — один он бы не справился.

Неужели у тебя это не вызвало подозрений?

Мой отец не обладает тем умом, чтобы так долго водить тебя за нос.

Я кивнул и сел напротив него.

— Так и есть… Это было на удивление продуманно и ловко.

— Продолжай.

— У меня было много времени, чтобы выйти на след, — спокойно продолжил он, развалившись в кресле, как будто это его грёбаный кабинет, а не мой дом. — Первое, что бросилось в глаза — финансы. У него всё шло через жопу последние пару лет. А вы, отказавшись от союза, добили остатки. Он тонул.

Я смотрел на него, хмурясь, не понимая, зачем он вообще это выкладывает. Семейная грязь, предательство, провалы — и всё это вываливает мне.

Он взмахнул рукой, будто отмахиваясь от назойливой мухи:

— О-о, ради бога, Алекс. Я не испытываю ни капли уважения к этому куску дерьма. И у меня на это свои причины.

Все мы ведём свои битвы, не так ли?

Он усмехнулся. Хищно. Криво. Слишком спокойно для человека, который должен был быть в земле.

Я рявкнул, не сдерживаясь:

— К делу. Меня не ебёт ваша семейная драма.

— Так вот, дальше интереснее, — протянул Стас, поигрывая пальцами на подлокотнике. — Когда начались налёты на ваши склады, я заметил крайне неожиданные пополнения на отцовском счету.

Он бросил на меня взгляд с плохо скрытым весельем:

— Прости, друг, меня не ебёт ваша война как таковая… но я задумался. Разве, потратив столько усилий на наёмных шакалов, его баланс не должен был уменьшаться?

Я выпрямился в кресле и кивнул.

— Я это подозревал. Скажи что-то новое, Стас. У нас не девичник со сказками.

Он засмеялся. В голос. Развалился ещё шире, как будто за нами не висят трупы, кровь и опасность, а идёт тупая светская беседа.

— С твоим нетерпением, не знаю, как ты вообще дождался своей коронации, чувак.

— К делу, — процедил я.

— Ладно, — протянул он вальяжно. — Я копал. И копал. Чтобы понять, кто этот ублюдок, который спонсирует моего папашу.

И ты не поверишь, кого же я откопал.

Он сделал паузу. Взгляд стал острым. Голос чуть тише, но от этого только тяжелее.

— Это было похоже на вскрытую могилу.

Все мышцы на моем теле напряглись.

Секунда — и я чувствую, как внутри сжимается всё.

Дурное предчувствие, которое до этого лишь зудело где-то в глубине, вдруг поднимается по позвоночнику холодной волной.

Это подтверждается.

Серовыми кто-то управлял.

Но кто?

Кто-то сильный.

Кто-то, с кем

моя

семья уже пересекалась.

Кто-то, кто знает, как устроен наш гребаный мир. Изнутри.

Кто-то, кому хватило мозгов и ресурсов стравить нас так, чтобы никто даже не заподозрил.

Стас смотрел прямо на меня.

Его глаза сияли, будто он знал, что я сейчас думаю.

Будто читал мысли, слова, паническую догадку.

И улыбался.

Слишком спокойно.

Слишком уверенно.

— То, что я тебе скажу… — протянул он, — перевернёт всё вверх дном. И сравняет с землёй весь грёбаный Питер.

Он усмехнулся.

— Но, друг мой, информация… дороже денег, не так ли?

Я откинулся на спинку, стараясь выглядеть так, будто всё это меня не трогает.

Хуй там.

Внутри горело.

— То, что я оставил тебя живым, — медленно проговорил я, — и есть очень хорошая оплата. Тебе не кажется?

Стас хихикнул.

Он определённо был в приподнятом настроении. Почти весел.

Словно псих, которому не терпится поделиться своей новой гениальной теорией.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— О, не-е-ет… — протянул он. — Ты даже не представляешь, что хранится в моей голове.

Он снова расплылся в улыбке.

Как будто это был его личный праздник.

— Мои условия такие, — начал он, спокойно, четко, без запинок. — Делай с папашей что хочешь. Хоть порви его на куски. Мать — не трогай.

Дальше — я

. Я буду управлять бизнесом.

И мы обговорим с тобой, как будем работать вместе дальше.

Он сделал паузу, ловя мой взгляд.

— Также… я могу предоставить тебе поддержку. Ту, без которой тебе, поверь, скоро будет очень тяжело.

После того, что я тебе расскажу — у тебя под ногами начнёт гореть земля.

Он снова усмехнулся. От уха до уха. Слишком широко. Слишком по-детски. Или по-больному.

— Или… — продолжил он, лениво поднимая бровь. — Ты можешь пустить мне пулю меж глаз прямо сейчас.

Только поверь — пока ты будешь искать источник, они либо уничтожат тебя, либо так спрячут концы, что ты никогда их не найдёшь.

Я кивнул.

Слова не требовалось.

Решение принято.

Я сжал его руку — сухо, жёстко, будто скреплял сделку с дьяволом.

Стас довольно скалится.

Он наслаждается.

Словно всё это его личная постановка, и я — главный актёр в эпизоде "разъеби Алекса Волконского".

— Мммм, знаешь... — протянул он, как будто смакует каждую секунду. — Жаль, что я не могу снять твоё лицо прямо сейчас. Когда ты услышишь.

Это будет эпично.

Он бросил взгляд на Нико:

— Ты ещё тут, чувак? Засними момент истины, а?

— Стас. — Я рявкнул, не повышая голоса, но воздух будто дрогнул. — К делу.

И он выдал.

Блядь.

Лучше бы он промолчал.

Фамилия, что сорвалась с его губ, прорвала воздух как выстрел.

Как будто кто-то сдул пыль с проклятой реликвии.

Черновы.

Мёртвое эхо разнеслось по комнате.

Как будто всё здание на мгновение затаило дыхание.

Фамилия, которую не произносили в этом городе двадцать пять лет.

Фамилия, что исчезла, как будто их вырезали под корень.

Навсегда.

А теперь…

Теперь она вернулась.

Как проклятье.

Как месть.

Мои мышцы напряглись.

Холод хлестнул по спине.

Пульс выровнялся — опасно ровный.

Стас смотрел на меня как на развлечение.

Он питался моей реакцией.

Впитывал, как хищник запах крови.

Я встал. Медленно.

Не потому что хотел — потому что иначе сломал бы ему нос.

И стол. И, возможно, весь грёбаный кабинет.

— Ты в этом уверен? — выдохнул я. Голос будто из глубины.

— Более чем, — усмехнулся он. — Прямо из преисподней, друг.

Черновы.

Слово, как удар под рёбра.

Как гвоздь в гроб, который я забил двадцать пять лет назад.

И был уверен — крышка запечатана намертво.

Это имя было выжжено из памяти Питера.

Когда-то — вторая по силе братва в городе.

Жестокие, грязные, без правил.

Они не строили империю — они насиловали город.

Оружие, наркотики, торговля людьми.

Всё, на чём нормальные семьи ставили крест — для них было базой.

Они были слабее нас. Менее организованные.

Но у них была одна тактика — запугивание и хаос.

Ставка на кровь и страх.

И однажды — они перешли черту, которую не прощают.

Мне было десять.

Мир ещё казался цельным.

У меня была мать.

Тёплая. Мягкая. Единственное светлое, что у меня было в этом проклятом мире.

С ней всё казалось... другим.

С ней даже отец становился человеком.

Он смотрел на неё как на святыню.

И именно через это я узнал, что любовь существует. Настоящая.

А потом...

В один день её не стало.

Взрыв. Пули. Крики.

Пустота.

Все знали, кто стоял за этим.

Черновы.

Они целились в отца — попали в самое ценное.

Самое святое.

Мою мать.

Сергей Волконский больше никогда не был прежним.

Холод стал его второй кожей.

Он выжег всё, что связывало его с человечностью, и начал войну.

Я видел, как он мстил.

Всё, что носило фамилию Черновы — исчезло.

Одних убили. Другие сгинули. Остальные, говорят, сбежали.

С тех пор прошло двадцать пять лет.

Я рос с одной истиной: Черновых больше нет.

И если они где-то и были — они были мертвы для этого города.

Но теперь…

Теперь это имя снова звучит.

И если это правда…

Если кто-то из них жив, если они вернулись…

Это не просто угроза.

Это осквернение. Моей матери.

Той, которую они отняли.

Я почувствовал, как сжимаются кулаки.

От того, что часть прошлого, которую я считал похороненной — вновь стучит в дверь.

Мы обсуждали стратегию почти до рассвета.

Каждый ход был выверен, каждое имя — названо, каждая угроза — поставлена на карту.

Я смотрел на своих людей и чувствовал, как всё наконец встаёт на свои места.

План не просто был создан — он уже приведён в действие.

Шестерёнки вращаются.

Поезд мчится. И теперь его не остановить. Он уже несёт нас туда, где всё должно закончиться.

Мне было плевать, где был отец.

Он бы мне всё равно не сказал.

И я бы не стал спрашивать.

Да и времени на это не было.

Когда он вернулся — в дом влетела злость.

Не гнев. Не раздражение. Нет.

Ярость. Чистая. Без примесей. Такая, что воздух в коридоре стал густым.

Он был вне себя, когда узнал, кто стоит за всем тем дерьмом, что случилось.

Он думал, что стёр их с лица земли. Давно. До пепла. До праха.

А они вернулись.

Тени из прошлого.

Имени которых не должно было больше звучать в этих стенах.

Я видел, как он ходит по дому, будто ищет, кого убить.

Но это уже ничего не меняло.

Поезд тронулся.

Когда все, наконец, разошлись, небо уже светлело.

Серое. Холодное.

Мир не знал, что в этот момент мы решали, кому жить, а кому — нет.

Я набрал Лазаря.

Гудки. Один. Второй. Третий.

Он не взял трубку.

Я смотрел на экран. Пустота. Молчание.

Хорошо.

Хорошо, Лазарь. Значит, поговорим лично.

Я пошёл в душ. Холодная вода не остудила злость — только заставила сердце биться быстрее.

Я чувствовал, как всё во мне сжимается в точку.

Собирается. Готовится.

Никто не посмеет взять то, что принадлежит мне.

Никто.

Даже мой брат.

Глава 46

Алекс

Я шел быстро, почти рывком — в голове пульсировала только одна мысль: Аэль.

Она уехала с Лазарем .

Если он посмел… Если он хоть пальцем её тронул —

— Стой.

Голос отца разрезал воздух, как выстрел.

Я обернулся. Он стоял у подъезда, спокоен, собран — как всегда.

Гребаный хищник в костюме от кутюр.

— Если ты хоть на шаг приблизишься к девчонке, я задержу передачу власти, — холодно сказал он, подходя ближе. — И, кстати, Лазар скоро будет в особняке. Елена тоже. И её родители.

Он остановился в шаге от меня. Смотрел так, будто я был мальчишкой, ворующим у него ключи от машины.

— Сейчас не время вести себя как капризный пацан и бегать за юбкой, — продолжил он. — Она не подходит тебе в качестве жены, Алекс. Она делает тебя слабым.

Я стиснул зубы.

— Нихрена она не делает.

— Правда? — фыркнул он. — Ты стал невнимательным. Взвинченным. Это опасно.

Он наклонился чуть ближе, его голос стал ниже, как перед выстрелом:

— Если бы ты уже стал паханом и кто-то увидел бы тебя таким… ты был бы мертв. Или она.

В груди сжалось.

Образ матери вспыхнул, как лампа в темноте.

Я знал, почему не могу быть с Аэль. Почему не могу позволить себе даже мысли об этом.

Я отвел взгляд и сжал кулаки до боли.

Я не спал.

С момента, как всё закончилось, я звонил ему. Снова. Снова. Ещё раз. Абонент не отвечает. Телефон молчит, как труп.

В два ночи, сразу после встречи, я отправил Арта к нему.

Охрана на месте — его люди, надёжные, глухие, как бетонная стена.

Никто ничего не сказал. Никто даже не дрогнул.

Даже если знают — молчат.

Они выберут Лазара даже передо мной. Это я тоже знаю.

Где он, сука? Где она?

Лазар не делал шоу. Не вырывал её из рук, не ставил ультиматумов.

Просто воспользовался моментом. Как змея.

Тихо, точно, в нужный час.

И унёс её к чёрту на рога.

Сволочь.

Каждый час без неё — как раскалённый шип под кожу.

Мои мысли — в огне.

Я видел, как она смотрела на него.

Как он смотрел на неё.

В этом не было братства. Не было уважения.

И он посмел.

Плевать, что мы одной крови.

Плевать, кто из нас старший, умнее, хитрее.

Никто не забирает то, что принадлежит мне. Безнаказанно.

Отец может приказывать, угрожать, затыкать.

Но мне уже не холодно и не горячо.

Я — на грани.

И если Лазар думает, что его охрана, его стены, его “связи” защитят его…

Он недооценивает, кем я стал.

Телефон Аэль всё ещё был выключен.

Сколько уже прошло?

Слишком долго.

Я снова нажал вызов.

В который раз — не считал.

Ответа не было, конечно.

Тишина в трубке вызывала желание разнести всё к чертям.

Я уже отдал приказ: как только её телефон включится — его сразу отследят.

Он должен включиться. Она должна…

Мне нужно объяснить.

Мне просто нужно, чтобы она поняла, почему я делаю всё так.

Чёрт возьми, если бы я мог быть с ней открыто — я бы не скрывал ни черта.

Но я не могу. Не в этом мире. Не с этой фамилией.

Если кто-то узнает… её просто убьют.

Так же, как убили мою мать.

Никто не должен знать о нас.

Все должны думать, что я женюсь на Елене.

Холодный союз, расчётливый шаг.

Так проще. Так безопаснее.

Если бы она поняла…

Если бы увидела то, что видел я.

Если бы почувствовала то, что чувствовал я, стоя над телом матери.

Я не прячу её. Я защищаю.

Хотя всё, что она сейчас видит — это предательство.

И мне похуй.

Она может злиться. Кричать. Убегать.

Но она не уйдёт от меня.

Не навсегда. Не на этот раз.

Я запру её к чертям, если придётся.

Пока она не поймёт, не примет, что её место — рядом со мной.

Пока не увидит, что всё это не про выбор. Не про свободу.

Это про нас.

Про то, что ни один из нас уже не может существовать без другого.

Я разнесу этот грёбаный город, если потребуется.

Но сначала — я должен её найти.

Потому что без неё я —

…пустота.

К вечеру особняк уже напоминал чертову клетку с хищниками. Один за другим приехали все: родители Елены, брат отца с вечно кислой женой и их золотой сынок Семён, всегда в костюме и с прической, будто его только что вытащили с обложки журнала. Советник тоже не отставал — приперся, как всегда, без предупреждения, с лицом человека, который знает больше, чем говорит.

Остался только один — Лазар. Гребаный Лазар.

Я сидел в кресле, не отрывая взгляда от отца. Он был спокоен — до пугающей степени. Это никогда не сулило ничего хорошего. Он молчал, но в его тишине звучал приговор. Всё в его позе, в наклоне головы, в чуть поджатых губах кричало: сейчас полетят головы.

Ева с Кириллом устроились на диване, Рай устроилась у него на руках, болтая ножками и невольно внося в комнату неуместную детскую безмятежность. Елена села рядом, её ладони скользнули по юбке — дрожат пальцы. Она посмотрела на меня, губы дрогнули.

— Алекс, что-то случилось? Почему все здесь?

Я не ответил. Просто смотрел на Пахана, как на бомбу с отсчитывающим таймером. Потому что я чувствовал — он сейчас взорвётся. Не физически — хуже. Он скажет то, что уже готово перевернуть весь наш расклад. И я должен быть к этому готов.

И когда он заговорит — вся эта вылизанная гостиная станет эпицентром грёбанного землетрясения.

— Черновы вернулись, — бросил Пахан, словно выстрелил.

В комнате наступила тишина, такая плотная, что можно было услышать, как у кого-то в горле застрял вдох. На секунду даже Рай замерла в руках Кирилла, уставившись на деда с широко распахнутыми глазами.

— Это они стояли за всеми нападениями. На наши грузы. На людей. И да, это они пытались похитить Рай.

Ева резко прижала руку к груди, глаза заблестели.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— О боже…

Кирилл крепче сжал её руку. Молча. Его лицо застыло — челюсть напряжена, взгляд уходит куда-то в пол, как будто он уже пересчитывает варианты, как защитить семью.

Родители Елены сидели как будто не в своей тарелке. Не удивлены — потеряны. Им явно не хватало контекста, и они метались глазами, ища хоть какую-то подсказку, за что все эти реакции.

— У Алекса есть план, — продолжил Пахан. — Четкий. Выверенный. Эта семейка ещё пожалеет, что вообще сунулась на нашу территорию. Долго радоваться им не придётся.

Я медленно кивнул. Да. План уже в движении. Поезд мчится, и тормозов у него нет.

И тут… послышались шаги. Громкие, уверенные, с тем самым заученным пафосом, который я слышу с детства.

Лазар.

Выходит из парадной как будто на премьеру в Большом театре. Костюм, прическа, эта ебучая ухмылка. У него на лице ничего, кроме веселья. И наглости.

Он посмотрел на меня, даже не думая отводить взгляд.

И подмигнул.

Он мне подмигнул.

Я вцепился в подлокотники кресла, чувствуя, как ногти впиваются в дерево. Сделаю так, что его глаз будет мигать, сука, сам по себе — до конца его дней.

Но я не двинулся. Потому что смотрел ему за спину.

Ожидая.

Надеясь.

Где она?

Где, черт тебя побери, Аэль?

Но её не было.

И это злило меня ещё сильнее, чем его подмигивание.

Потому что она должна была быть рядом со мной.

Лазар, как на гребаной сцене, подошёл к матери, поцеловал её в лоб. Та расплылась в улыбке, как будто ей сейчас вручат медаль “Мать года”.

Потом он подошёл к брату — Семёну, щёлкнул его кулаком по плечу, как будто тот всё ещё в песочнице. Мол, здорово, молокосос. Улыбка не сходила с его лица, и я не знал, кого убить первым — его или себя за то, что не остановил это раньше.

Он повернулся к Пахану, кивнул. И тот, сука, тоже кивнул ему в ответ. Что-то шепнул. Лазар снова кивнул, как послушный солдат.

Пахан встал рядом с ним. Положил ладонь на плечо — крепко, по-отечески. Словно готовился произнести благословение.

— У нас есть радостные новости, — начал он. Голос его был ровным. Слишком ровным.

Отец Лазара — брат Пахана — тоже поднялся, встал по другую сторону от сына. Его лицо светилось гордостью. А я… я просто сидел и чувствовал, как моё сердце начинает колотиться в висках.

Что-то не так.

Что-то пиздец как не так.

Холод прошёлся по позвоночнику. Предчувствие било в голову, как грёбаная кувалда. Нет. Только не это.

Отец повернулся ко мне. Улыбнулся.

Но это не была радость. Не было ни грамма тепла. Это была та улыбка, которую я видел однажды… перед тем как всё полетело к чертям. Та, что появляется за секунду до того, как кто-то нажмёт на детонатор.

— Лазар, — сказал Пахан, сжав его плечо крепче, — вчера обручился.

Тишина рухнула в комнату как бетонная плита.

— Свадьба через четыри дня.

Я не сразу понял, что сжал кулак так, что ногти врезались в ладонь. Лицо застыло. Тело — тоже. Только внутри всё разрывало, крушило, орало. Но я не издал ни звука.

Только одна мысль с грохотом пронеслась в голове:

С кем?

Ева хлопнула в ладоши, глаза её блестели от возбуждения, как у ребёнка перед подарком:

— О боже мой, чудак! С кем? Не томите меня, что за сюрпризы? Отпетый холостяк резко решил остепениться?

Лазар засмеялся. Весело. Беззаботно. Почти искренне.

А потом повернулся ко мне.

И сказал это.

— С Аэль.

Эти два слова. Как выстрел. Как нож, провернувшийся в животе.

Голос его звучит в моей голове, как заевшая пластинка, играющая на одной, самой поганой ноте.

С Аэль.

Ева ахнула. Кто-то вскрикнул. Я даже не уверен, был ли это Кирилл, или мать Лазара. Но я уже не слышал. Мир сжался до одного импульса — уничтожить.

Я рванулся вперёд, не соображая. Всё, что двигало мной — это ярость. Прямая, чистая, обжигающая. Но меня схватили. Две руки — жёстко, но будто по-дружески. Как будто мы не в аду, а на грёбаном празднике.

Нат слева. Арт справа.

Нат склонился ближе, его голос пробился сквозь рев крови в ушах:

— Не сейчас, босс. Мы знаем, где она.

Арт вторил, едва слышно:

— Пусть думают, что всё отлично. Нам нужен план, чувак.

Мои пальцы дрожали. Ноздри расширялись. Я чувствовал, как тело требует действия, как каждый нерв вопит: убей. сейчас. здесь.

Но я сделал вдох. Глубокий. Один.

Потом кивнул. Медленно.

Поднял взгляд — на Пахана.

Он стоял с чуть приподнятым подбородком, с лицом победителя. Словно весь этот цирк — его идея.

И он доволен.

Сука.

Я почувствовал, как маска снова опускается на лицо. Как ярость уходит под кожу, в кости. Она будет ждать.

Я тоже.

Но не долго.

Эта свадьба не состоится.

Я встал. Медленно.

Спокойно.

Холодно.

Как будто внутри не полыхало всё к чёртовой матери. Как будто я не слышал, как трещат кости от того, что я сдерживаю себя.

— Пойдём, — сказал я.

Нат и Арт без слов встали, пошли за мной. Словно знали — мне нужно пространство, где можно дышать. Сад был пуст. И тишина здесь казалась издевкой.

— Говори, — бросил я, не глядя на них.

Арт вздохнул, переглянулся с Натом:

— Он увёз её ночью. В Москву. Мы отследили машину до выезда.

Внутри всё застонало. Жгло.

Грёбаный ублюдок.

Он уехал с ней. Пока я звонил. Пока я метался.

Я развернулся к ним, чтобы спросить, куда именно он мог поехать, но в этот момент послышались шаги.

Уверенные.

Легкомысленные.

Словно он вышел не после взрыва, а на грёбаную вечеринку.

— Ммм… — Лазар расплылся в своей фирменной улыбке, глядя на нас, будто всё это — шутка. — Разве не прекрасно? Два брата женятся почти одновременно. Может, и дети у нас родятся так же.

Он сделал паузу. Потом добавил с наглым блеском в глазах:

— Хотя я постараюсь быть в этом первым.

Он не успел договорить.

Моя рука сорвалась сама. Удар пришёлся точно в висок. Лазар отшатнулся, оступился на шаг.

— А чего ты, блядь, хотел? — прошипел он — Никто не может удержать две птички и не пораниться.

Ты играл с огнём. И разбил ей сердце.

Я замахнулся снова — но он увернулся и врезал мне под дых. Острый, техничный удар.

— Ты облажался, Алекс! — рявкнул он. — Это твоя вина!

Слюна смешалась с кровью. Я сплюнул и налетел. Удары сыпались как ливень. Он не оставался в долгу, но мне было плевать.

— Ты не видел, в каком она была состоянии вчера! — заорал он, между нашими схватками.

— Ты, мать твою, сломал её!

Мои кулаки — в крови. Его губа разбита. Дыхание рваное. Всё, что мы говорим, срывается с нас, как осколки.

В этот момент Нат и Арт уже пытаются разнять нас. Но мне плевать.

Эти слова.

Они не просто ранят. Они выбивают из колеи, как пуля в упор.

Я знал, что сделал ей больно. Но не представлял насколько.

Всё, что я делал… было ради неё. Ради её безопасности. Чтоб она жила. Просто, блядь, жила.

Я зарычал и кинулся на него снова, но Нат и Арт уже держали меня, мертвой хваткой, не давая добраться до брата.

— Это не даёт тебе, блядь, права жениться на ней! — прорычал я, извиваясь в их руках. — Какого хрена, Лазар?! Ты знаешь, почему я это делаю! Она бы, блядь, поняла. Рано или поздно. Она — моя.

И этой грёбаной свадьбы не будет.

Он засмеялся. Спокойно, мерзко, с той улыбкой, за которую я мог бы сломать ему челюсть.

— Подумай, брат. С чего бы нам жениться? Включи свои мозги, перестань думать яйцами. Это было её решение.

Мир поплыл.

Она?

Что, блядь?

— Почему она его приняла?

Он стал серьёзнее. На этот раз без насмешек.

— Я не могу сказать, брат. Это не в моей власти. По крайней мере… пока ты не вступишь в свои права.

Меня словно током ударило.

Пахан.

Это всё его рук дело.

Возможно, он угрожал ей.

Возможно, манипулировал.

Хрен знает. Но это точно он.

Он тянет за ниточки. Дёргает, как кукловод.

Цепи его короны душат меня.

Пора.

Пора забрать эту корону себе.

Я устал быть его тенью. Я устал сдерживаться.

Если ради неё мне придётся сжечь всё —

я это сделаю.

Глава 47

Аэль

Я стояла у окна, пальцы цеплялись за край подоконника так, будто от этого зависела чья-то жизнь. Может, так оно и было. Жизнь моих родителей — именно она была на кону.

А не моя.

Моя — уже давно в клочья.

В комнате пахло свежими цветами, дорогими духами и чужой жизнью. Не моей. Не той, что я знала. Не той, в которой я была живой.

Я больше не плакала. Слёзы не выжигали мне щёки.

Не потому, что боль ушла.

А потому, что она стала привычной.

Я хотела бы забиться в угол. Сжаться калачиком. Уткнуться лицом в колени и забыться. Просто исчезнуть, стереть себя.

Но что это даст?

Ничего.

Я уже проходила это.

Меня уже ломали. Я знаю, как с этим жить. Как дышать, когда не можешь вдохнуть. Как вставать, когда душа больше не встаёт.

Раньше мне снился Мэтт.

Он нападал на меня снова и снова, раз за разом.

Я просыпалась в панике, с мокрой от пота спиной и ощущением, будто его руки всё ещё на моём горле.

Но теперь… теперь мой кошмар сменил актёра.

Теперь во сне Алекс надевает кольцо на палец Елены.

Целует её.

Гладит её волосы.

А потом — они смеются.

Смеются надо мной.

Дурочкой. Наивной девочкой, которая поверила, что такая, как я, может быть любима им.

Что я могу быть частью его мира.

Что у меня есть место рядом с ним.

Глупая.

Глупая девочка.

Реальность не позволяет забыться.

Именно Пахан сказал мне, что если я выйду за его племянника, мои родители будут в безопасности.

И я поверила. Потому что у меня не было другого выхода.

Потому что это уже не игра.

Так что я взяла себя в руки.

Выпрямилась.

Оделась в это грёбаное свадебное платье на примерку.

Посмотрела в зеркало. Улыбнулась. Не от счастья — от обречённости.

И сделала то, что должна.

Алекс…

Его имя — как лезвие.

Каждый раз, когда он возникает в мыслях, сердце будто обнажено и бьётся о стекло.

Он мог бы всё объяснить.

Он мог бы выбрать нас.

Но он выбрал молчание.

Выбрал её.

И я осталась.

С разбитым сердцем.

С пустыми руками.

С чужим кольцом — на пальце.

И только голос внутри, шепчущий сквозь отчаяние:

“Выживи. Просто выживи. Ради тех, кого любишь.”

В комнату влетает Рина.

Её чёрные волосы сияют, короткая стрижка подскакивает на плечах с каждым шагом, будто в ней кипит электричество.

Глаза — как рентген. Она смотрит на меня, всматривается, будто хочет разглядеть что-то за стеклом.

Я не знаю, что она ищет.

Может быть, меня.

Но меня тут нет.

Я всё ещё там, в своей голове. Прокручиваю один и тот же сценарий.

Как заевшая пластинка, без шансов на тишину.

Алекс.

Елена.

Кольцо.

Поцелуй.

Смех.

Снова и снова.

Лазар привёз Рину на следующее утро.

Моя подруга была в ярости.

Нет, она была огнём, который жаждал сжечь всё к чёртовой матери.

Если бы Алекс оказался перед ней — она бы, наверное, его убила.

И я бы её поняла.

Я тоже хочу его убить.

Но по-другому.

Я хочу убить его внутри себя.

Выкорчевать, как занозу из крови.

Но он — не заноза.

Он — как колючка, впившаяся в плоть, которая стала её частью.

И каждое движение напоминает, что она там.

И больно.

Рина улыбается. Но её улыбка не касается глаз.

— Ты прекрасна, подруга, — говорит она, и её голос немного дрожит. — Это платье… просто мечта.

Она смотрит на меня, будто хочет что-то сказать, но глотает слова.

— Стоит, наверное, как моя квартира.

Я улыбаюсь, как могу.

— Наверное, так оно и есть.

Платье действительно роскошное.

А-силуэт из тончайшего шелка, почти воздушного.

Тонкие бретели, открытая спина до талии.

Оно будто нарисовано на мне. Лёгкое. Красивое. И абсолютно чужое.

Я выгляжу, как модель.

Или как ангел.

Если бы ангелы жили в аду — возможно, именно так бы они и выглядели.

Волосы немного завиты, мягкими волнами спадают на плечи.

Макияж — нюд.

Всё нежно, воздушно, свежо.

Если бы это была настоящая свадьба — я бы, наверное, и правда выбрала такой образ.

Только это не моя свадьба.

И не мой выбор.

Рина, как всегда, держит фасон.

Она смеётся, шутит, тщательно подбирает слова, будто ступает по минному полю. Ни одного упоминания об Алексe. Ни одной тени из прошлого. Только настоящее. Только я и она.

Свадьба через два дня.

Она пришла примерить своё платье.

Голубое, будто небо до грозы.

Тонкие бретели, открытая спина, глубокий разрез по ноге — почти до бедра.

Ткань струится, как волны в тихой воде, мягко скользит за каждым её движением.

Она выглядит… как богиня.

Живая, дерзкая, свободная.

Такая, какой я когда-то тоже была. До.

— Ого, — говорит Рина, вертясь перед зеркалом. — Есть хоть какой-то плюс во всей этой чёртовой истории.

Она поворачивается ко мне, щурится.

— Это платье — мечта. Я бы сама себе его ни за что не купила.

Она делает несколько шагов, разрез на ноге чуть раскрывается, как лепесток.

— Оставлю его себе, слышишь? Его же не отнимут у меня, детка?

Она смеётся — звонко, искренне, почти.

Я улыбаюсь в ответ. Насколько могу.

Потому что знаю: она старается для меня.

Потому что если мы перестанем смеяться — нам останется только плакать.

Рина разворачивается к зеркалу и делает глоток воздуха, будто ловит равновесие.

— Надеюсь, на свадьбе будет нормальное шампанское, а не это ваше криминальное пойло, — бурчит она и подмигивает.

— А то я устрою тут свой протест в шёлке и на шпильках.

Мне хочется обнять её.

Сказать «спасибо», но слова застревают в горле.

Потому что боль всё ещё слишком свежа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Потому что если я открою рот, из него может вырваться крик.

Но пока я молчу — она рядом.

И этого достаточно.

Рина говорит быстро, как всегда.

— Эй, детка, мне сказали, что прислали какие-то украшения для тебя. Мне надо выйти и забрать. Не веселись тут без меня, — подмигивает и уже на полпути к двери бурчит себе под нос:

— В этом салоне обслуживание как в аду. Только я ещё и на шпильках.

Щелчок каблуков затихает в коридоре.

Дверь захлопывается.

Я выдыхаю.

Осталась одна.

И можно больше не держать лицо.

Никому не нужно врать, что я в порядке.

Я сажусь на стул перед зеркалом, беру расчёску, и пальцы машинально тянут её сквозь волосы.

Взгляд расфокусирован.

Я смотрю сквозь себя.

Сквозь всё.

Дверь снова открывается и закрывается.

Наверное, Рина.

Странно, что она молчит.

Может, решила оставить украшения тоже себе — и серьги, и браслет, и, может быть, даже кусок моего будущего.

Я усмехаюсь уголком губ. Почти.

Но…

Что-то не так.

Что-то слишком не так.

Что-то огромное и чёрное встает за моей спиной.

И знакомый запах — табак, кожа, ночь.

Он обволакивает меня, как яд.

Как ядовитая память.

Я моргаю.

Резко.

Слишком часто.

Словно пытаюсь сфокусироваться — на зеркале, на отражении, на себе.

Но всё, что вижу — это его.

Алекс.

Стоит за моей спиной.

Руки сжимают спинку стула по обе стороны от меня.

Он дышит тяжело, почти хрипло.

Как раненое животное.

Как зверь после охоты.

Челюсть сведена, глаза — чёрные, будто в них нет ничего, кроме ярости и одержимости.

Я не могу сделать вдох.

Лёгкие сжимаются в спазме.

Мир сужается до точки — и этой точкой становится он.

Что он тут делает?

Как он узнал, где я?

Как он вообще посмел?

Или…

Может, я сошла с ума?

Может, это очередной кошмар?

Один из тех, где он смотрит прямо в душу, не касаясь — и всё равно ломает?

Мои пальцы крепче сжимают расчёску.

Я не двигаюсь.

Не шевелюсь.

Я — тишина.

Я — ожидание перед бурей.

Он наклоняется ближе.

Я чувствую, как его дыхание касается моей шеи.

И весь мой страх в одну секунду переходит в ярость.

Сырую. Остаточную.

Смешанную с болью и отчаянием.

Крик Рины режет воздух, как нож.

— Аэль! Убери от меня руки… грёбаный ты сукин сын… Аэль, беги!

И вдруг — тишина.

Резкая, глухая.

Как будто кто-то оборвал звук.

Как будто ей зажал рот.

Я слышу, как она мычит.

Сопротивляется.

Что-то падает.

Это вытаскивает меня из паралича.

Мир сдвигается, и реальность ударяет в грудь.

Я вскакиваю — и со всей силы бью Алекса расчёской по лицу.

— Убирайся! Какого хрена ты из себя возомнил?!

Он ловит мои руки.

Я бьюсь, брыкаюсь, пытаюсь достать его ногами.

Я как дикая.

Но он…

Он просто поднимает меня, будто я ничего не вешу, поворачивает и сажает на стол перед зеркалом.

Как будто я кукла.

Как будто моё сопротивление — игра.

— Убери от меня свои грёбаные руки!

Я кричу,

— Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне! Отпусти, блядь!

Моя грудь резко вздымается от лихорадочного дыхания.

Я вырываюсь, но он только сильнее сжимает мои запястья — за моей спиной.

Смотрит.

Просто смотрит.

На меня.

На мою грудь.

На трясущееся тело, которое всё ещё пытается бороться.

И… ухмыляется.

Эта ухмылка сжигает внутри всё.

Это не просто самодовольство.

Это собственник. Хищник.

Это мужчина, которому плевать на слова.

Плевать на “нет”.

Он раздвигает мои ноги.

Становится между ними.

Близко. Слишком близко.

Я хочу закричать снова, но голос застревает в горле.

Гнев и страх переплетаются.

Я не знаю, чего он хочет.

Но я не позволю ему сломать меня снова.

— Ты больше не имеешь права прикасаться ко мне, — шиплю, дергаясь, как могу, пытаясь вырваться.

Алекс смеётся.

Смех не весёлый. Злой. Тот, от которого холод по позвоночнику.

— Неужели ты думала, что можешь убежать от меня? — он склоняется ближе, его дыхание касается моего лица. — Ты принадлежишь мне, киса. Всё это — моё.

Он проводит взглядом по моему телу, как по территории, которую он считает своей.

— И ты, блядь, обещала. Обещала, что не возьмёшь свои слова назад.

У меня вырывается нервный смех.

— Иди к своей грёбаной Елене. Придурок.

Слёзы жгут глаза, но я не дам им упасть.

— Я тебе не игрушка. Не вещь. Не буду твоей любовницей. Не буду твоей, Алекс. Я не твоя с того момента, как ты, блядь, надел кольцо на её палец.

Он зарычал.

Глубоко.

Словно зверь, которого ранили.

И это было страшнее любых слов.

— Это мы ещё посмотрим.

Тон… ледяной.

Глаза — безумные.

Он не слышит. Или не хочет слышать.

Он тянется в карман.

Я замираю.

— Что ты…

Он достаёт шприц.

Маленький, прозрачный, почти невинный.

И прежде чем я успеваю осознать, зубами срывает с него колпачок.

— О, боже…

Мир сжимается до одной точки .

Я начинаю дергаться ещё сильнее.

Кричу, надрывая голос:

— Какого хрена, Алекс?! Ты не можешь! Отпусти, блядь!

Я рвусь изо всех сил. Бьюсь, как дикая. Как зверь, загнанный в угол.

Алекс наваливается на меня всем телом, сминая.

Впивается в мои губы яростным, грубым поцелуем — он не целует, он жрёт.

У меня нет воздуха. Нет свободы. Я даже пошевелиться не могу.

Он пожирает меня, как голодный зверь — без жалости, без тормозов.

И тут — укол.

Резкий, жгучий. В шею.

Мои глаза распахиваются.

Я чувствую, как мышцы становятся ватными. Как будто из меня вытек весь гнев. Вся сила. Вся воля.

Тело предаёт меня.

Алекс отстраняется. Смотрит в глаза.

— Вот и всё, киса. Будь хорошей девочкой. И спи.

Он проводит рукой по моим волосам.

Нежно. До отвращения нежно.

Пальцами касается моих губ — тех, что он только что рвал своим поцелуем.

Губ, которые я больше не чувствую.

— Ты всё поймёшь, детка. Я не хотел делать тебе больно.

Я уже не могу говорить.

Не могу кричать.

Я сижу, как сломанная кукла.

Только грудь вздымается в рваном дыхании.

А слёзы текут…

Тонкими, предательскими ручейками. Как поражение, сползающее по щекам.

— Зачем…? — еле слышно. Это всё, что я могу. Шёпот, жалкий, как моё бессилие.

Он целует мои слёзы.

— Потому что ты моя. Потому что я люблю тебя.

И мир медленно, как в затянутом кошмаре, погружается во тьму.

Глава 48

Алекс

Я смотрю на Аэль.

Она похожа на ебаного ангела в этом белом платье.

Такой ангел, который не имеет права существовать в этом дерьмовом мире. Мягкая ткань скользит по её телу, будто создана для неё.

И я не знаю, что бесит меня больше — то, как она красива, или то, что я чуть не потерял её.

Её тушь размазалась, оставив серые дорожки на щеках.

Я провожу большим пальцем под её глазом, убирая следы.

— Ещё чуть-чуть, киса. И ты больше никогда не будешь плакать.

Мои слова растворяются в воздухе.

Она меня не слышит. Пока.

В комнату заходит Арт.

Я сразу загораживаю её собой, как щит.

Плевать, что он её видел сотни раз. Сейчас — она моя, и я не хочу, чтобы кто-то смотрел.

— Нам надо торопиться, босс, — говорит он, бросив взгляд на Аэль.

— Что с её подругой? — спрашиваю, не поворачиваясь.

Арт усмехается:

— Этот псих Ник её забрал. Она орала как банши. Не знаю, как он с ней справился.

Я киваю. Без эмоций.

Плевать, как он с ней справился. Главное — я справился с Аэль.

Поворачиваюсь, подхватываю её на руки.

Тёплое, тяжёлое, живое тело. Голова утыкается мне в плечо.

Я держу её крепко. Прижимаю к себе.

Как будто если ослаблю хватку — она исчезнет.

Снова.

Наконец, блядь, я могу дышать.

Она тут. Со мной.

Там, где ей и положено быть.

Когда она проснётся — будет сложно.

Она будет злиться. Кричать. Бить меня, наверное.

Но это всё неважно.

Мы справимся.

Она моя.

И я никогда больше её не отпущу.

Мы садимся в тонированный внедорожник.

Я держу её на руках, как будто она сделана из стекла.

Не отпускаю. Не могу, блядь.

Если её пальцы разожмутся, если веки дрогнут — я развалюсь к хуям.

А я себе этого позволить не могу.

Машина трогается.

Город остаётся позади.

Асфальт сменяется лесной дорогой, солнце гаснет под плотной крышей из хвои и веток.

Лес пожирает нас.

И в этом есть что-то правильное.

Спрятать её ото всех. От всего.

Всё это дерьмо… оно больше не дотянется до неё. Пока я жив.

Лет пять назад я купил маленький дом.

Глубоко в лесу.

Два часа от Москвы, если гнать.

Туда не ведут никакие указатели.

Вокруг ни одного дома. Ни одного человека.

Только я.

Высокий забор.

Напряжение — 240 вольт.

Собаки. Камеры.

И двадцать человек, которых я привёз заранее, чтобы держали периметр.

День и ночь.

Пока я разрываю себе глотку в городе, заканчивая эту ебучую войну.

Надо доиграть партию.

Одну последнюю игру.

Сломать тех, кто думает, что может со мной тягаться.

И забрать свою корону.

А потом?

Потом — тишина.

Она.

Дом.

Без криков. Без крови. Без всех этих ебаных людей.

Только она и я.

Елена, которая казалась глупой дурочкой, оказалась умнее, чем я думал.

Холодная, расчетливая , у нее свои планы на жизнь .

Она не хочет быть моей женой. Я не хочу быть её мужем.

В этом мы сошлись.

План, который она предложила, был прост и грязно эффективен.

Фарс.

Свадьба, фото, кольца — всё как положено.

Но бумаги недействительны. Ни одной настоящей подписи.

Мой отец будет в ярости.

Отлично.

Я получаю своё.

Она — своё.

И никто из нас не теряет контроль.

Как только я сяду на трон — всё.

Ни одна живая душа не будет диктовать мне правила.

Я захожу в дом, неся её на руках. Тишина встречает нас, как будто знает — сегодня никто не посмеет её нарушить. Поднимаюсь наверх, в спальню. Просторная комната, большая кровать, простые, светлые стены. Никаких излишеств. Только то, что нужно.

Осторожно укладываю её на матрас. Она даже не шелохнулась. Её тело расслаблено, дыхание ровное. Щека прижата к подушке. Она будет спать ещё долго. Препарат мягкий, но держит крепко. Именно то, что нужно было сейчас. Не для неё. Для меня.

Сажусь рядом и смотрю. Белое платье. Свадебное. Как нож в грудь. Эта ткань не имеет права касаться её кожи. Это не её свадьба. И уж точно не с тем ублюдком, с которым она должна была стоять рядом.

Беру ножницы из тумбочки.. Просто разрезаю этот чёртов шелк вдоль. Медленно, методично. Сначала по лифу, потом по бедру. Платье падает с неё лоскутами, как змея сбрасывает кожу. Я аккуратно убираю его в сторону, не прикасаясь к ней лишний раз.

Достаю свою старую, выстиранную футболку. Надеваю на неё. Так лучше. Меньше лжи. Больше правды. В этой футболке она не принадлежит никому, кроме меня.

Встаю и осматриваю комнату. Здесь всё готово. Дом в лесу. Два часа езды от Москвы. Высокий забор. Электричество по периметру. Двадцать человек охраны, смены каждые шесть часов. Она может разбить здесь всё к чёртовой матери, если захочет. Пусть кричит, пусть злится, пусть ненавидит. Это нормально. Это правильно. Но сбежать она не сможет.

Я вышел из спальни и закрыл за собой дверь. Когда всё будет готово… мы начнём сначала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 49

Аэль

Я открываю глаза, но комната погружена в полумрак. Всё вокруг кажется нереально тихим. Темнота мягко обволакивает пространство, лишь свет луны пробивается сквозь окна — и этого достаточно, чтобы понять: я здесь одна.

Я медленно подтягиваюсь, чувствуя, как ломит всё тело, как будто меня переехал поезд. Голова гудит, горло пересохло так, будто я не пила воду целую вечность. Пальцы дрожат. Я провожу ладонью по лицу, потом по телу — на мне не моё платье. Моя кожа одета в чью-то футболку. Мужскую. Знакомую. Слишком знакомую.

Моё дыхание сбивается, сердце начинает биться чаще. Я сажусь, стараясь не шуметь, как будто это может изменить хоть что-то. Простыни мятые, кровать чужая, запах — его.

— Как я вообще добралась до кровати?.. — шепчу я, и мой голос звучит хрипло, будто я не разговаривала днями.

Я вспоминаю. Фрагменты. Обрывки. Салон. Рина. Украшения. Он… Алекс. Господи. Я застываю, будто во мне резко кончилось электричество.

Это был не сон.

Это был не сон.

Я оборачиваюсь к окну. За стеклом — лес. Густой, плотный, как стены клетки. Тени от деревьев танцуют на полу от света полной луны. Я снова сажусь, сжав колени, и прижимаю их к груди.

— О боже, — вырывается шепотом. — Нет… нет, нет…

Я провожу рукой по шее, там всё ещё слегка ноет кожа. Меня кольнуло — я помню. Он… он уколол меня. Это не просто похищение. Это… это что-то страшное. Это человек, который говорил, что любит меня. Это человек, который женится через два дня.

Или уже женился?

Я чувствую, как внутри начинает подниматься паника, как будто волна захлестывает меня с головой. Но я зажмуриваюсь и дышу. Один вдох. Один выдох. Я должна понять, где я. Я должна выбраться. Что бы он ни задумал — я не его.

Я медленно сползаю с кровати, ноги дрожат, будто они — не мои. Кажется, наркотик до конца ещё не вышел из системы. Всё тело как ватное, но я держусь. Стиснув зубы, выпрямляюсь. Неуверенно, но стою.

Подхожу к двери, ожидая, что она, конечно же, будет заперта. Как клетка. Как всё в этой ситуации. Но… я дергаю за ручку, и дверь открывается. Просто. Без сопротивления.

— Окей… — шепчу себе под нос. — Хорошо. Пусть будет так.

Выхожу в полумрак коридора. Дом чужой, но в нем витает его запах. Всё здесь напоминает о нем — стены, тишина, воздух. Я иду, держась за стену, и вдруг замираю.

Голос. Тихий. Спокойный. Слишком знакомый.

Алекс.

Гнев мгновенно поднимается изнутри, как лавина.

Какого черта он делает?

Он должен быть со своей невестой. Со своей чёртовой женой. А не здесь. Не рядом со мной. Господи. Неужели он хочет держать меня тут как зверушку, к которой будет возвращаться, убегая от законной жены?

Может, он думает, что я стану его тайной? Его игрушкой? Его второй?

Никогда.

Меня трясёт от злости. Но я иду на звук. Я должна посмотреть ему в глаза. Должна понять, где я. Должна сделать хоть что-то. Потому что я не его пленница. Не его вещь. Не его киса.

И больше — никогда не буду.

Он стоит у окна, будто в чертовом фильме — чёрная рубашка, брюки, тень на лице. Его голос низкий, почти ленивый, когда он что-то договаривает по телефону. И потом тишина. Он выдыхает, смотрит вглубь леса. Как будто всё нормально. Как будто он не вырвал меня из собственной жизни. Как будто не надел на меня цепи.

Он даже не знает, что я уже здесь. Что я уже проснулась. Что я вижу его.

Он выглядит как грёбаный Адонис. И это бесит. Потому что даже сейчас моё тело всё ещё реагирует. Даже сейчас, когда оно дрожит от слабости, гнева и страха.

Я замечаю на столике вазу. Стеклянную. Хрупкую. Как я.

Я хватаю её обеими руками и, не думая, бросаю в его сторону.

— Ублюдок! — хочу крикнуть, но получается только сиплый, слабый выдох боли.

Ваза даже не долетает до него. Разбивается на полпути, жалко звенит на деревянном полу. Как и я — падаю, не дойдя до цели.

Он медленно оборачивается. И смотрит на меня.

С ухмылкой.

Не улыбкой. Нет. В этой ухмылке нет ничего тёплого. Только холод. Только превосходство. Только контроль.

— Какого хрена, Алекс?! — сиплю я, с трудом стоя на ногах, цепляясь за дверной косяк.

Он не отвечает сразу. Просто смотрит. Словно считает удары моего сердца.

Словно уже выиграл.

Он просто стоит и смотрит. Ни слова. Ни черта. Только этот взгляд.

Как будто всё идёт по плану. Как будто он ожидал, что я сломаюсь. Что буду кричать. Что брошу в него что-нибудь.

Ну конечно он знал. Уверен был, ублюдок.

Я хватаю первый попавшийся предмет. Пульт. Плевать.

Швыряю в него.

— Что ты наделал, Алекс?! — мой голос срывается. Внутри всё горит. Ломается.

Я уже почти не различаю, где злость, а где страх.

— Тебе смешно, да? Ты блядь не знаешь, что стоит на кону! Ты грёбаный эгоист! Тебе мало невесты?!

Он не шевелится. Стоит, как скала, с этой своей холодной, самодовольной мордой.

Слёзы застилают глаза, но я не остановлюсь. Не дам ему тишины.

— Отвези меня обратно! Сейчас же!

Я бросаюсь к дивану. Беру подушки, швыряю их в него, одна за другой.

— Если с ними что-нибудь случится, Алекс — я сама тебя убью!

— Ты думаешь, что запер меня здесь, и я сдамся? Не-е-е-ет! — голос дрожит, как и руки.

Я трясусь от злости. Волосы в беспорядке, прилипают к мокрым от слёз щекам.

Я чувствую, как сгораю изнутри. Не узнаю себя. Не узнаю его.

— Я больше не хочу тебя видеть. Не хочу слышать, не хочу знать о твоём существовании, ты долбанная скотина!

— Я не твоя! Я не буду твоей! Никогда! Ясно?

Мои губы дрожат. Я пытаюсь сказать последнее. Что-то, что будет как плевок в его душу.

— Я лучше…

Но я не успеваю договорить.

Он делает два быстрых шага. Резко. Молча.

Хватает меня за плечи. Блокирует мои руки.

Нависает надо мной.

Его дыхание — горячее, резкое. Пахнет опасностью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И он смотрит прямо в глаза.

А я — дрожу, но больше не от слабости.

От того, что чувствую: он всё ещё может меня сломать. И я — всё ещё борюсь

— Лучше не договаривай, котёнок… — его голос низкий и хриплый, будто срывается из самого нутра. Я чувствую, как он проходит по мне волной — сквозь кости, по позвоночнику, будто вшит в саму мою кожу.

Мурашки прокатываются по телу, но я не уверена — от страха ли, от злости, или от него.

Он сжимает мои плечи, не больно, но достаточно, чтобы я не могла вырваться.

Его дыхание сбито. Лицо близко. Слишком.

— Что поставлено на кон, Аэль? — спрашивает он, и его глаза смотрят прямо в меня. Пронзительно.

И, чёрт возьми, с чем-то похожим на тревогу.

Я чувствую, как внутри всё обрушивается.

Я хотела ему это кричать. В лицо. Со злобой. С болью. Но сейчас…

Теперь мне просто страшно.

— Моя семья, — шепчу я.

Он замирает.

— Ты не знал… Конечно, ты не знал. Тебя это и не волнует. Всё, что тебе нужно — твоя чёртова корона.

Он сдвигает брови, в его взгляде — непонимание. Настоящее. И тогда я говорю всё.

— Пахан сказал, что люди Серовых следили за моей семьёй. Что они хотят использовать их, чтобы выманить меня. Угрожают им. Ждут ошибки. Он пообещал, что даст им защиту…

Глотаю воздух, потому что горло стягивает судорогой.

— Но только если я выйду замуж за Лазара. Только если стану частью вашей семьи официально. Только тогда они будут в безопасности.

Тишина.

Он смотрит на меня, как будто слышит впервые.

И я не знаю, что страшнее: то, что он этого действительно не знал — или то, что теперь знает.

— Это бред, — говорит он, голосом, в котором сквозит ярость и уязвимость.

Я фыркаю и пытаюсь вырваться. Он держит крепко.

— Почему ты не пришла ко мне? Почему не попросила меня о помощи? — он смотрит на меня так, будто я предала его.

И меня просто рвёт на куски.

Смех вырывается из горла. Резкий, больной, истеричный.

Я, видимо, окончательно слетела с катушек.

— Правда? — выдыхаю я, глядя ему в лицо, когда приступ стихает. — И когда же, Алекс? Когда ты надевал кольцо на палец Елене? Или когда ты разбил моё, чёрт возьми, глупое сердце?

Он молчит. А я уже не могу остановиться.

— С чего бы мне вообще обращаться к тебе? — бросаю с горечью. — Ты ведь всё уже решил. Как всегда.

Я отпихиваю его. Он позволяет. Шагаю назад, чувствуя, как предательски дрожат колени.

— Я вообще не должна злиться, да? Это же был просто грёбаный секс. Как мы и договаривались. Не твоя проблема, что я что-то там почувствовала. Не твоя.

Я делаю паузу. Смотрю в его глаза.

— Ты мне ничего не обещал. Ты мне ничего не должен.

И вот что мы сделаем.

— Ты — своей дорогой. Я — своей. Секс был классным. Спасибо. Пока.

Я разворачиваюсь и иду к двери.

Голова кружится, ноги подкашиваются.

Но плевать.

Главное — не останавливаться.

Я дохожу до двери и дергаю ручку.

Не поддаётся.

Блядь.

— Нет… — вырывается у меня сквозь зубы, и в ту же секунду его руки — крепкие, сильные — обвивают мою талию и тянут назад.

— Господи, Алекс! — кричу я, вырываясь. — Чего ты от меня хочешь?! Тебе недостаточно того, что ты уже сделал?!

Он даже не отвечает. Просто несёт меня обратно. Как куклу. Как собственность.

Возвращается в гостиную, сажает на диван.

Присаживается передо мной на корточки.

Смотрит в глаза. Тихо. Спокойно. Смертельно.

— Всего, Аэль.

Я мотаю головой, будто это поможет проснуться от всего этого ада.

Слёзы текут по щекам.

— Я хочу от тебя всего, киса.

— Ты не можешь говорить, что любишь меня, а потом взять это назад, — его голос срывается. Он выжимает меня до последней капли.

— Я не люблю тебя, — выпаливаю резко. Слишком быстро.

Он не моргает.

— Любишь, — говорит он тихо. Без улыбки. Без издёвки.

Просто факт.

Чертов сукин сын.

— Знаешь что, Алекс… — я сжимаю кулаки, дыхание рваное. — Если я и любила тебя, то эта любовь разбилась к хуям вместе с моим сердцем.

И он молчит.

А я смотрю на него сквозь слёзы, как на свою самую страшную ошибку.

— Не будет никакой свадьбы, Аэль, — говорит он.

Я смотрю на него, не понимая.

Он серьёзный. Спокойный. Как будто это всё — ничего особенного.

— Не надо, Алекс, — голос дрожит, — я не хочу, чтобы ты врал мне. Я видела всё своими глазами. Помолвку. Кольцо. Я была там, помнишь?

— Это всё не правда, киса. Хорошо? Послушай меня. Мне нужно было, чтобы всё выглядело правдоподобно. Даже твоя реакция. Я… должен был предупредить. Сказать. Знаю. Но мне нужно было сыграть это до конца.

Я смотрю на него, и внутри всё ломается.

— И поэтому ты решил разбить мне сердце? На глазах у всех?!

Он тянется к моим щекам, но я резко дёргаю головой, сбрасывая его руки.

— Я всё исправлю, — тихо говорит он. — Каждый грёбаный день своей жизни, я буду залечивать свою вину перед тобой, детка.

Но я не верю.

Больше нет .

Я делаю глубокий вдох, сдерживая дрожь.

— Это всё не важно, Алекс, — говорю тихо, но отчётливо. — Моя семья. Вот что важно. Они в опасности. И я не могу сидеть тут и слушать твои сказки.

Он кивает. Медленно. И встаёт.

Тянется за телефоном. Его лицо снова — маска ледяного контроля.

— Я всё сделаю. Не бойся. Это была игра моего отца. Он боялся, что я не подчинюсь. И решил убрать тебя с дороги.

Он набирает номер. Я слышу гудки, потом — знакомый, глухой голос на той стороне.

— Арт, свяжись с нашими людьми. Пусть проверят родителей Аэль. И оставь троих рядом с ними. Главное — чтобы мой отец не узнал.

Он сбрасывает звонок. Смотрит на меня. В глазах — ни тени сомнений.

— Я должен уехать, — говорит он. — Мы выяснили, кто за всем этим стоит. Мне надо разобраться. Я вернусь, киса. Как только всё закончится.

Я стою, не в силах поверить, что он действительно уходит.

— Алекс… Нет. Нет, ты не можешь оставить меня тут!

Он идёт к двери. Я бегу за ним.

— Алекс, пожалуйста!

Щелчок. Замок.

Он… запер меня.

— Сукин ты сын, Алекс! — кричу я, лупя ладонью в дверь. — Открой, слышишь?! Не оставляй меня тут!

В ответ — только рёв мотора. Хруст гравия.

Он уехал.

Моё тело сползает на пол.

Я сижу, как сломанная кукла, у двери, тупо глядя в одну точку.

Что это вообще было?

Правда? Очередная игра? Манипуляция?

Слёзы подступают, но я отгоняю их.

Я не дам ему разбить меня снова.

Не позволю.

Я выберусь отсюда.

Хоть чёрт меня забери, но я выберусь.

Глава 50

Алекс

Я слышал её крики.

Слышал, как она билась в дверь, как голос срывался на слезах и ярости.

Но не вернулся.

Потому что если бы вернулся — остался бы.

А я не могу позволить себе быть слабым. Ни сейчас.

Через три часа я уже был в Питере.

Частный самолёт вылетел сразу после моего звонка.

На борту было всё: охрана, сигналы глушились, связь шифровалась.

Но мне было всё равно.

Я сидел, смотрел в иллюминатор и видел только её глаза. Красные от слёз.

Как она смотрела на меня, когда я захлопнул за ней дверь.

И всё внутри сжималось. Но я держался. Потому что это был единственный способ.

Завтра — свадьба.

Не настоящая.

Подставная.

Но достаточная, чтобы мой отец поверил.

Он ждал, что я подчинюсь. Что выберу Елену, соглашусь на союз, на семью, на правила.

Он думал, что загнал меня в угол.

Но он не знает, что это я загнал его.

Свадьба — ключ.

Если я «женюсь» на женщине, которую выбрал он, если «докажу» свою лояльность — он сделает меня Паханом.

Он сам вручит мне корону.

А потом я раздавлю его.

Без крови, без шума. По всем законам его собственного мира.

Только так я смогу защитить то, что по-настоящему моё.

Аэль.

Мои люди уже проверили её семью.

С ними всё в порядке.

Как я и думал.

Всё, что сказал отец, — ложь.

Манипуляция.

Он хотел убрать её. Он боялся, что она отвлечёт меня, что я выберу чувства, а не силу.

Он до последнего считал, что может меня контролировать.

Если бы Аэль знала этот мир так, как знаю я — она бы всё поняла.

Но она не из нас.

Она верит словам.

Её можно напугать простыми угрозами.

И это делает её уязвимой.

Но не навсегда.

Я вернусь за ней.

Как только всё будет кончено, как только корона будет у меня на голове — я заберу её.

Заставлю снова смотреть на меня как раньше.

И не отпущу.

Никогда.

Она может кричать, ненавидеть, царапаться, лгать себе.

Но я знаю правду.

Она любит меня.

А я люблю её.

По-своему. Жестоко. Без права на выбор.

Так, как умею.

Частный самолет приземлился на окраине Питера ближе к закату. Асфальтное покрытие взлетной полосы было пустым, как и улицы города, что затаил дыхание перед бурей. Я вышел первым — в черной рубашке, пальто развевалось на ветру, и воздух здесь, в отличие от той клетки в лесу, был резким, колючим.

Машина ждала у трапа. Через десять минут я был уже на территории склада. Старое здание. Мои люди уже внутри, в полной боевой готовности. Автоматы на предохранителях, лица жесткие, сосредоточенные. Мы знали, что сегодня — точка. Или мы, или они.

Марк Чернов. Единственный выживший ублюдок из их гнилой династии. Его дядя спрятал его, как крысу, когда мой отец пришел за отмщением моей матери. Они решили, что могут играть в бога. Что имеют право на кровь.

Я усмехаюсь. Звук сухой, тяжелый, как гильза, падающая на бетон. Мои люди оборачиваются — знают этот смех. Значит, скоро начнется.

Я иду вдоль ряда ящиков, полный арсенал. Вижу Нико, моего брата не по крови, но по выбору. Он стоит, скрестив руки, и улыбается. Черт, он вообще умеет это делать?

— Ты не смог пропустить веселье, брат? — киваю ему, стукаясь плечом и обнимая. Мы хлопаем друг друга по спине, как всегда перед дракой.

— Никогда бы не пропустил, — ухмыляется он. Его голос глухой, спокойный, но глаза горят.

Я прищуриваюсь. Вижу, что-то сверкает в его взгляде. Чертов ублюдок. Радость? Или адреналин?

— Что там с подругой Аэль? — спрашиваю мимоходом, как бы небрежно, но внимательно ловлю реакцию.

И вот он — этот взгляд. Мгновение. Еле уловимое, но мне не показалось.

Что, черт возьми, ты задумал, Нико?

Мое лицо не меняется, но внутри все замирает на долю секунды. Я знаю этого человека лучше, чем себя. И если он на что-то нацелился — это вопрос времени.

— Всё под контролем, — отвечает он, слишком быстро, слишком ровно.

Я медленно киваю.

Под контролем, значит.

Ага.

Если ты хоть пальцем тронешь её подругу, Нико, я тебе сам этот палец сломаю.. Но пока молчу.

Снаружи подъезжает еще один фургон. Время. Я затягиваю перчатки, проверяю пистолет в кобуре.

Сегодня я закрою эту чертову главу.

Особняк Черновых нашли не сразу. Старое здание на другом конце Питера, с облупленной лепниной и ржавыми воротами, пряталось на фоне элитных районов, как призрак прошлого. Оно числилось на фамилию матери Марка — тонкий ход, почти гениальный, если бы я не был чуть настойчивей.

Наши фургоны мчали по ночной трассе на скорости под 180. Молчание в салоне — тяжелое, как свинец. Никто не болтает. Только короткие щелчки от защелкивающегося оружия и глухой металлический лязг, когда кто-то проверяет гранаты.

У меня один «Глок» за поясом, другой пристегнут к ноге. Пара гранат на ремне, автомат на коленях. Всё привычно, всё как надо. Как в те дни, когда я не знал, что такое чувства. Только война. Только цель.

Бронежилет сидит плотно. Подтягиваю наушник, в ухе шорох связи.

— Первый, на точке. — Голос снайпера.

— Второй, вижу балкон.

— Третий, под северной стеной.

— Работайте по кругу, — приказываю. — Как только дам знак — никакая крыса не должна выскочить.

Мы сбавляем скорость, выезжая на грунтовку. Свет фар гаснет по моей команде. Останавливаемся в сотне метров от задней части особняка. Темно. Тихо. В воздухе запах прелых деревьев и чего-то старого, как смерть.

— Четыре у ворот, — сообщает Нико, глядя в бинокль. — Стоят вразвалку, расслабились.

Я киваю.

— Нож в самый раз. Без звука.

Четыре жеста — и четверо бойцов сливаются с тенью. Я наблюдаю в прицел — один, два, три… четыре тела падают почти одновременно. Ни звука, ни вспышки. Чисто.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Путь открыт, — шепчет Нико.

Я вдыхаю глубже. Пальцы крепче сжимают автомат.

— Пошли.

Эта ночь — последняя для Черновых.

Я не дам им даже шанса понять, как быстро рухнула их иллюзия власти.

За мою мать.

За Аэль.

За всё, что они пытались отнять.

Мы двигаемся быстро, без лишних слов. Слажено, как машина, натренированная годами.

Разделились, чтобы зайти с трёх точек одновременно: центральный вход, боковой и через черный ход, где старая кухня. План прост: войти — зачистить — вытащить Марка. Живым. Если получится. Но лучше без.

— На месте, босс, — прожужжало в ухе.

Я кивнул, словно они могли меня видеть.

— Начинаем.

Я вытягиваю чеку из первой гранаты — всё происходит в замедлении. Круглая сталь, холодная в руке. Короткий вдох. Бросаю её к главному входу.

БАХ.

Взрыв рассыпался по ночи, как хрустальный звон, только для нас это музыка другого рода. Глухая, рваная, с металлическим привкусом — как предвестие конца. Осколки выбивают дверь, разлетаются в стороны. С криками и грохотом падают охранники, что остались внутри.

— Вперёд! — рычу.

Мы врываемся внутрь, как тень. Как сама смерть. Автоматы вперед, шаги точные, взгляд — на каждом углу. Боковые группы тоже уже внутри — слышу треск выстрелов, приглушенные команды.

Кто-то из черновских попытался ответить. Плохо. Их автомат застучал по стенам, но Нико оказался быстрее — короткая очередь, и всё. Тишина.

— Чисто! Первый этаж чисто!

— Погнали выше! — командую.

Я бегу первым по лестнице, граната в левой, автомат в правой. Взгляд хищника, челюсти сжаты. Сейчас всё закончится.

Марка я достану. Даже если он спрятался в чертовом подвале под этим мертвым особняком.

Пули свистят. Воздух сотрясается от выстрелов, от криков, от грохота шагов по старым деревянным полам.

И всё это звучит как музыка войны — знакомая, выученная наизусть.

Мы зачищаем комнаты одна за другой, как будто режем гниль с куска мяса. Быстро. Жестко. Без жалости.

Очередь слева. Я поворачиваюсь — слишком поздно.

ВЫСТРЕЛ.

Пуля бьёт меня прямо в грудь. Бронежилет сдержал её, но воздух вылетает из лёгких, как из пробитой камеры. Меня отбрасывает назад, на стену. В ушах звон. Сердце долбит в висках. Челюсти стиснуты.

— Босс! — слышу в ухе. Это Нат. — Ты как?!

— Царапина, — хриплю. Плевать, что в глазах темнеет.

Я поднимаюсь, только чтобы в следующую секунду в плечо влетела вторая пуля. Острая боль пронзает всё тело, но я стою. Потому что должен. Потому что если упаду — всё кончено.

Нико рвётся вперёд, прикрывая меня. Его автомат работает как продолжение рук — быстро, точно.

Нат и Арт прорываются с другой стороны, косят оставшихся врагов, как траву.

Запах пороха. Кровь на полу. Гильзы под ногами.

— Особняк чист. — раздаётся в ушах голос Арта.

— Где Марк?! — рычу, сжав зубы.

Боль пульсирует в плече, рука ноет, но я не остановлюсь. Не сейчас.

— Его нигде нет, — отвечает Нат, оглядываясь. — Всё прочесали. Чисто.

— Найдите мне эту крысу, блядь, — рву голосом, — найдите!

Нико подходит, хмурый, сосредоточенный:

— Под домом старые туннели. Ещё со времён, когда особняк принадлежал его матери. Думаю, он там. Крыса нашла свой настоящий дом.

Я усмехаюсь сквозь боль.

— Будь я проклят, если не похороню его там, где ему и место.

Мы двинулись в подвал. Нат, Арт, Нико — со мной.

Остальные ушли к выходам из туннелей — перехватить, если Марк попытается сбежать.

Воздух стал холоднее, сырым. Стены покосились, старые лампы мигали под потолком, издавая дрожащий свет.

— Пора на охоту, сукины дети. — говорю я, сжимая автомат одной рукой, и спускаясь в подземелье.

Туннель — гнилой, вонючий, мёртвый. Воздух как из могилы. Шаги отдаются эхом, крысы разбегаются в стороны, будто чувствуют запах крови, что вот-вот прольётся.

Мы бежим. Быстро. Бесшумно. Как охотники.

— Быстрее, быстрее, быстрее! — рявкаю, прорываясь вперёд сквозь тьму. Мои ребра болят, плечо горит, но я не останавливаюсь.

И вот он — Марк. Силуэт в тусклом свете. Рядом с ним старик — его дядя. Всё ясно. Те самые, что прятались, как мыши в стенах, пока другие умирали.

Они бегут. Но не успеют. Не сегодня.

Выстрел.

Старик валится, как мешок с падалью. Его тело сбивает Марка с ног. Тот летит вперёд, ударяется об стену, но поднимается — быстро, чертовски быстро.

И он… смеётся.

Хрипло, безумно, как псих. Плевать на кровь на лице, на смерть за спиной.

Я поднимаю автомат — и тут вижу гранату в его руке.

Чека крутится у него на пальце, как игрушка.

— Вот и попались, сучьи отродья, — шипит он, его глаза блестят как у бешеной собаки. — Вы думали, это конец? Это только начало.

Я замираю. Мы все замираем.

Секунда.

Одна ебаная секунда между жизнью и смертью.

Нико рядом. Нат — чуть сзади. Арт целится.

— Брось её, Марк, — говорю я тихо, но голос звучит, как нож. — Или умрёшь как крыса. Один. В дерьме и сырости.

Он смеётся. Психопат. Его рука дрожит.

Я знаю этот взгляд.

Он не пугает. Он проиграл. И хочет утащить нас с собой.

— Не успеешь, ублюдок, — бросаю и нажимаю на курок.

Очередь.

Пули прошивают его грудь, он падает, граната выкатывается из руки.

— ЛОЖИСЬ! — орёт Нат.

И в следующую секунду — взрыв.

Ударная волна швыряет меня в стену, как мешок с мясом. Я пролетаю пару метров и падаю на спину. Голова ударяется о камень, в глазах темнеет, в ушах — только звон. Противный, режущий. Всё вокруг становится далеким и мутным.

Я поднимаю руку к уху — кровь.

Сука, блядь.

Всё плывёт. Я моргаю, и в глаз попадает кровь с брови. Щиплет. Горячо. С потолка сыпется песок, глухо падают камни. Один — по касательной по затылку.

Этот чёртов тоннель вот-вот рухнет.

— Все целы? — хриплю, но слышу себя как из-под воды. — Двигайтесь, блядь!

Вижу тени. Шорох. Кто-то хватает меня под руки. Арт. Лицо в пыли, глаза бешеные. Он не говорит — просто тянет. Нико подхватывает Ната, у того разбита губа, но глаза живые.

Мы вырываемся. Последний рывок.

И в тот же миг из тоннеля вырывается облако пыли — как дыхание ада. Мы падаем на землю — я кашляю кровью и пылью, сдираю бронежилет и хватаю ртом воздух.

Живы.

Мы живы, чёрт побери.

— Все живы, босс, — раздаётся в наушнике. Хриплый, но чёткий голос нашего. Ни одной потери ..

Я поворачиваю голову. Нико стоит, как статуя, и смеётся. Громко. Безумно. Как псих. Его голос отдается эхом в груди.

Я смотрю на него, и мои губы сами собой дёргаются в улыбке.

Кровавая, кривая, но настоящая.

— Мы это сделали.

Да.

Черновых больше нет.

И я всё ещё стою. Или сижу , Похуй.

Ночью мы отмечали победу.

Алкоголь лился рекой, кто-то включил музыку, кто-то кричал от радости — но я не выпускал из рук телефон. Камеры слежения выводились прямо в приложение.

На экране — она.

Моя.

Она металась по комнате, проверяя окна, пинала дверь, что-то яростно бормотала себе под нос.

— Надо было влюбиться в грёбаного психа, Аэль, — вырывается у неё, и она швыряет подушку в стену.

Я слышу каждое слово.

Улыбка сама собой растекается по лицу.

Тепло разливается по груди, проникает в кости, распирает изнутри.

Она всё ещё любит меня.

Сука, да.

Такая хрупкая надежда. Такая опасная.

Но я держусь за неё.

Я улыбаюсь, как подросток. Чувствую, как будто мир снова стал моим.

Чья-то рука ложится мне на плечо.

Отец.

Я убираю телефон в карман.

— Я горжусь тобой, сынок.

Он говорит это спокойно. Впервые за долгое время — без давления. Без игры.

И выглядит по-настоящему довольным.

Внутри всё сжимается.

Я кивнул. Просто кивнул. Потому что сказать было нечего.

Я не могу простить его. Не за это. Не за неё.

Он пытался забрать у меня то, что принадлежит мне по праву.

Я встаю.

— Завтра свадьба. Нам нужно выспаться и привести себя в порядок.

И это правда.

Я выгляжу как побитый щенок. И чувствую себя не лучше.

Но всё это неважно.

Завтра я стану тем, кем должен быть.

И она поймёт.

Обязательно поймёт.

Мы подписываем бумаги.

Я чувствую, как рука Елены на миг касается моей — лёгкое прикосновение, но оно будто отдает током.

Она поднимает взгляд и подмигивает мне.

Искренняя, довольная.

И я улыбаюсь.

Неосознанно.

Мои губы сами собой изгибаются в короткой, самодовольной ухмылке.

Наебать Пахана…

За всё. За Аэль. За манипуляции. За страх.

Мммм… удовлетворение разливается по груди, горячее, сладкое, как яд.

Фотограф щёлкает затвором. Нас с Еленой снимают вместе — улыбаемся так, будто и правда счастливы.

— У нас получилось, — шепчет она, и я снова ей киваю.

Смотрю вперёд.

На гостей.

На это шоу, в котором каждый из них — актёр и зритель одновременно.

Свадьба роскошна.

Цветы, шампанское, дорогие костюмы, громкие фамилии.

Главы других семей братвы.

Весь грёбаный криминальный Олимп.

И Лазар.

Он стоит чуть в стороне, в чёрном, ухмыляется, как чёртов Чеширский кот.

Кивает мне.

Хищно. Молча.

Какими бы ни были наши отношения — я рад, что он остался на моей стороне.

Он помог вытащить Аэль.

Подыграл отцу, убедив его, что она всё ещё в Москве под его охраной.

Когда Елена кладёт руку мне на плечо, и её губы приближаются к уху, голос шёлковый, но сдержанный:

— Пора приступать к коронации.

Я чувствую, как её пальцы чуть сжимают ткань моего пиджака.

Лазар смотрит на эту руку — и его челюсти сжимаются.

Ах ты сука…

Вот в чём причина его злости.

Не только Аэль. Не только план.

Елена.

Ахуеть.

Ну, похуй.

С этим разберёмся потом.

Сегодня — моя игра.

Мой трон.

Моя корона.

И, скоро, моя Аэль.

Микрофон скрипит, и весь зал замирает.

Отец выходит на сцену.

В строгом тёмном костюме, с прямой спиной, несмотря на возраст.

Сильный. Угрожающий. Легенда.

И сегодня — он уходит.

— Братва, — начинает он, и голос у него уверенный, гулкий, выверенный, как удар по столу. — Я был у руля долго. Достаточно долго. Видел кровь, предательство, верность и смерть. Видел, как гниют семьи и как поднимаются с колен. Видел, как из пацана рождается воин. Лидер. Пахан.

Он делает паузу, и в зале воцаряется гробовая тишина.

Я чувствую, как на меня оборачиваются десятки взглядов.

Я знаю, кого он сейчас назовёт.

— Сегодня я ухожу. Мне пора. И передаю власть… — он поднимает руку, будто ставит точку в истории. — Александру Волконскому. Моей крови. Моей гордости. Моей силе. Новому пахану Питера и Москвы.

Гул аплодисментов, свист, шум.

Я встаю.

Иду к нему, мы обнимаемся крепко, быстро.

Он передаёт мне документы, медальон, символ власти.

Фотографы щёлкают, лица вокруг сливаются в размазанные пятна.

Но я чувствую силу.

Свою. Законную.

Выстраданную.

Я стою выше всех.

И впервые не в тени.

Слышу поздравления. Кто-то хлопает по плечу, кто-то кричит “Пахан!”

Шум стоит как в зале суда перед вынесением приговора.

И приговор ясен — теперь всё моё.

Но внутри только одна мысль.

Не деньги. Не власть. Не овации.

Аэль.

Моя киса.

Где-то сейчас она ходит по комнате и, наверное, снова шепчет себе под нос, что влюбилась в “гребаного психа”.

Маленькая упрямая дикарка.

Я её слышу даже сквозь шум зала.

Нат сейчас с ней.

Он должен подготовить всё по плану.

Она ему доверяет — я это видел.

И ей нужен кто-то рядом.

Потому что если я зайду туда сейчас, не смогу быть мягким.

Просто сорву с неё платье и сделаю своей.

А я не хочу заставлять.

Я хочу, чтобы она выбрала меня сама.

А если не выберет?

Холодно становится внутри.

Выберет.

Она уже выбрала. Просто ещё не поняла.

А я покажу ей.

Сегодня.

Глава 51

Аэль

Всю ночь я металась по дому, как загнанный зверь.

Ручки дверей — бесполезны.

Окна — будто отлиты из бетона.

Пуленепробиваемые.

Да он, чёрт возьми, держит меня здесь как заложницу. Как куклу. Как свою.

— Надо было мне влюбиться в грёбаного психа, — бормочу, пинаю подушку так, что она летит в стену.

Псих.

Манипулятор.

Хищник.

А я идиотка.

“Мне нужно всё”.

Что это значит, Алекс?

Что значит — не правда?

Кричу. Срываюсь.

Зарываюсь лицом в диван и тяну подушку к себе, как будто она способна заглушить хаос в моей голове.

Мне хочется разодрать горло криком.

Но всё, что я слышу — это только тишина.

И… тревога.

Живот скручивает.

Я срываюсь с места, чуть не падаю, бросаюсь в ванную.

Меня выворачивает.

Кажется, наизнанку.

Словно всё внутри решило покинуть меня.

— Какого чёрта… — прошептала я, опираясь о край раковины.

В горле стоит кислый привкус.

Я вытираю рот тыльной стороной ладони, поворачиваю кран, умываю лицо.

Лёд. Мне нужен лёд.

Но вода не смывает паники.

В голове вспыхивает мысль.

Страшная.

Острая.

Не та, которой можно пренебречь.

Я поднимаю взгляд на своё отражение.

Смотрю в зеркало, будто в первый раз вижу себя.

И начинаю считать.

Пальцами. Днями. Неделями.

Нет…

Нет…

Нет… Нет.

Считаю заново.

Пальцы дрожат.

Мир начинает раскачиваться.

Просчиталась.

Шаг назад.

Снова к раковине.

Хватаюсь за край, чтобы не упасть.

В груди — гром.

Это не может быть.

Нет.

Нет.

Нет.

Но где-то глубоко внутри…

Я уже знаю.

Я всё ещё в ванной. Сижу на холодном полу, обхватив себя руками. Тело дрожит, как будто лихорадит. Голова тяжёлая, желудок сжимается, сердце стучит где-то в горле. Меня снова рвёт — почти всухую. Только спазмы.

Потом тишина.

Но не надолго.

Щелчок.

Скрип.

Открылась дверь.

Я замираю.

Шаги.

Чёткие. Уверенные. Мужские.

Они приближаются.

Он.

Алекс.

Он вернулся?

Но… Сегодня же его свадьба.

Живот сжимает от паники. Меня снова выворачивает. Я хватаюсь за унитаз, теряя последние силы. Голова кружится. Господи… я не могу. Я не хочу быть любовницей.

Я не позволю, чтобы мой ребёнок рос в таком аду.

Господи… помоги мне. Как я скажу ему? Как…

Дверь в ванную резко открывается.

— Господи, девочка! — голос Натана, громкий, удивлённый, тревожный.

Я поднимаю на него глаза, и слёзы просто льются по щекам.

Я не могу сказать это. Я даже сама ещё не до конца справилась с этим.

Но он смотрит на меня… и, кажется, всё понимает.

Его взгляд в один миг становится другим — мягким, полным тепла, которого мне так не хватало. Он подходит, аккуратно поднимает меня с пола и усаживает на край раковины.

— Всё хорошо, — шепчет он, смачивая полотенце.

Он осторожно умывает мне лицо.

Я сжимаю пальцы на ткани его рубашки, как будто тону и он — единственное, за что могу держаться.

Но слёзы не прекращаются.

— Всё будет хорошо, слышишь? — повторяет он, и в его голосе… радость.

Я вижу её. Чистую, светлую.

— Не будет, Нат… — шепчу я, почти беззвучно. — Не может быть.

Как в этой ситуации вообще может быть что-то хорошее?

Как я ему скажу?

И что меня ждёт?

Нат отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза. Его руки всё ещё на моих плечах, крепко и нежно.

— Он тебе всё расскажет, милая. И ты всё поймёшь.

— Что он расскажет? — прошептала я. — Нат… мне страшно.

Я не хочу так. Я не так представляла себе семью…

Он обнимает меня крепко, поглаживая по спине. Его грудь — как стена, за которой можно спрятаться.

— Шшш… Поверь мне, — тихо говорит он. — Всё будет так, как ты хочешь.

Вот увидишь. Осталось совсем немного подождать.

Я просыпаюсь ближе к рассвету. Комната тихая. Ната нет рядом, но в воздухе витает запах кофе — терпкий, обволакивающий. . Я встаю, натягиваю на себя футболку и босиком иду на кухню.

Там стоит Нат, разговаривает по телефону и смотрит на кофемашину, как будто ждет, когда она подаст сигнал. Услышав мои шаги, он поворачивается и улыбается.

Спокойно, будто всё в порядке.

Будто я не провела ночь, сжимаясь от боли, паники и вопросов без ответов.

Он наливает кофе в две чашки.

Но в это мгновение в окно стучит кто-то из охраны.

Нат резко обрывает разговор, кладёт трубку и говорит:

— Я сейчас вернусь.

Я молча киваю.

Он уходит.

Я подхожу к столу. Горячая чашка греет ладони, но не согревает меня.

Внутри всё дрожит.

Телефон.

Он остался.

Разблокирован.

Открыт.

Моё сердце начинает бешено колотиться.

Он сказал, что это всё неправда. Что свадьбы не было.

А если солгал?

Если я просто жду, как дура, пока он официально принадлежит другой?

Я хватаю телефон.

Открываю браузер.

Пальцы дрожат, когда набираю: «Свадьба Волконского».

Результаты загружаются.

И в этот момент мои ноги будто подкашиваются.

Я кликаю на ссылку новостного портала.

Фотографии.

Столько фотографий.

Он обнимает её.

Смотрит на неё.

Улыбается.

И эта улыбка — не маска. Я знаю его слишком хорошо, чтобы не узнать.

Это настоящая, искренняя улыбка. Та, которой он раньше улыбался мне.

Глухой всхлип срывается с губ.

Мир трещит.

Я держу телефон, как осколок правды, который разрезает мне ладони.

Я думала, что моё сердце больше не может быть разбито таким образом.

Я просто не знала, что там вообще что-то осталось, чтобы разбиться вновь.

Я делаю глубокий вдох.

Я, блядь, не буду игрушкой. Тем более — если я действительно беременна. Я не позволю себя размазать. Ни морально, ни физически.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я смотрю на дверь — она не закрыта до конца.

Обуви у меня нет. Ладно. Носки тоже сойдут.

Я тихо выхожу за дверь, открыв её ровно наполовину.

Охранники стоят ближе к воротам, что-то обсуждают между собой.

Я, бесшумно и быстро, пробегаю в другую сторону. Я видела калитку — она там, слева.

И вдруг — голос.

— Аэль!

О, Боже. Нет. Нет-нет-нет. Он приехал? Поиздеваться? Зачем?

Что у него за извращённое сознание?

Я бегу. Перепрыгиваю через калитку.

Блядь, он же говорил, что забор под напряжением…

Мне повезло, что сейчас ток отключён.

Я бегу в лес.

В одной футболке. В носках.

Без плана. Без защиты.

Но с одним единственным желанием — спастись.

Ветки хлещут по ногам, оставляя жгучие полосы боли. Что-то царапает руки, кожа горит.

Но я не сдамся.

Я буду бороться — за себя, за то, что растёт во мне.

Ребёнок.

Боже…

Я бегу быстрее, прорываясь сквозь лес, как раненый зверь.

Позади — шаги. Быстрые, тяжёлые.

Я не оборачиваюсь. Я не могу.

— Киса…

Его голос.

Мягкий. Нежный.

Полный отчаяния.

С чего бы?

Он чёртовски близко.

Я вижу поляну впереди и, спотыкаясь, выбегаю на неё. Ускоряюсь.

— Аэль, подожди! Я всё тебе расскажу! Стой!

Он рычит.

Но его дыхание ровное, как будто он просто вышел на прогулку.

Моё же — рваное, сбивчивое. Но не от усталости.

От паники.

Я ведь бегала каждый день — до того, как он ворвался в мою жизнь.

Я знаю, что могу. Я должна…

Я делаю последний рывок, надеясь вырваться, когда…

Сильные руки хватают меня за талию.

Грубая сила, не оставляющая шанса.

Он тянет меня назад.

И я кричу.

Я вырываюсь, как зверь, загнанный в капкан.

Бьюсь, царапаюсь, вырываю воздух и кричу:

— Отпусти меня!

Я всаживаю локоть ему в бок — он шипит от боли, но не ослабляет хватки.

— Детка, дай мне объяснить… — его голос рвётся, но руки крепки, как тиски.

Я наклоняюсь, пытаясь укусить его за руку, но не дотягиваюсь. Боже, да пусть только ослабит хватку — я разорву его на части.

— Пожалуйста, Аэль…

Он не орёт. Не злится.

В его голосе — отчаяние. Боль.

И это сбивает с ног сильнее, чем сила его рук.

Я замираю.

Он всё равно сильнее.

Мой бой — это пыль на ветру.

Медленно поднимаю на него глаза, дыша тяжело.

— Что ты мне объяснишь, Алекс?

Мой голос срывается, дрожит, как натянутая струна.

— Я видела фотографии. Я видела вас.

Я сжимаю кулаки.

— Ты выглядел… о, Боже… Ты выглядел таким счастливым.

Слёзы душат.

— Какого хрена ты вообще от меня хочешь?!

Я отталкиваю его грудь обеими ладонями.

— Тебе мало жены, да? Тебе ещё и любовницу захотелось?

Я отворачиваюсь, не желая смотреть в его глаза.

Потому что боюсь, что увижу в них правду.

Или, хуже того, ложь, в которую снова поверю.

— Блядь, киса… Мне очень жаль. — его голос хриплый, почти сдавленный. — Ты не должна была это видеть. Я бы сам тебе рассказал.

— Чтобы что? — я срываюсь. — Запереть меня тут, а потом приезжать от жены… отдохнуть?!

Он качает головой. В его глазах что-то дергается.

— Нет никакой жены, Аэль.

Я смеюсь. И смех выходит — дикий, истеричный. Сумасшедший.

— Ты издеваешься? Я верю своим глазам. Я видела новости. Я видела, как ты обнимал её. Как вы смотрели друг на друга.

— Да, ты всё видела. Но, чёрт возьми, это всё фикция, понимаешь?. — Фикция, Аэль. Никто не знал, кроме меня, Елены, Ната и Арта. Это нужно было. Политика. Власть. Без этого я не получил бы то, что принадлежит мне. Я клянусь, детка, просто дай мне объяснить.

Я смотрю на него. Слишком долго.

Тишина звенит между нами, как проволока под напряжением.

— Отпусти меня. — тихо. Сдержанно.

— Ты можешь объяснить. Просто… отпусти меня. И отойди.

Он замирает. Его челюсть сжимается, как будто он проглатывает боль.

— Пожалуйста. — добавляю я, и голос предательски дрожит.

Несколько долгих секунд — и он отпускает.

Его руки сползают с моей талии, и он делает шаг назад. Потом ещё один.

Я впервые могу дышать. Но не чувствую облегчения. Только пустоту.

Алекс смотрит на меня… и проводит рукой по лицу. Только теперь я по-настоящему его вижу.

Разбитая бровь, лопнувшая губа. На лбу — темный синяк. Костяшки пальцев разодраны в кровь.

На тех фотографиях… этого не было. Он был безупречен. Холоден. Собран.

Как всегда.

Но сейчас передо мной — не Волконский. Передо мной — Алекс. Настоящий. Сломанный. Мой .

— Пока власть была у отца… — начинает он глухо, будто камень в горле мешает говорить. — Я не имел права голоса. Если он сказал — жениться на Елене, значит так и должно было случиться.

Он смотрит мне в глаза.

— Слово пахана — закон. Непослушание — смерть.

— Но он твой отец, Алекс… — я шепчу. — Он бы не убил тебя.

Он усмехается криво, болезненно.

— Ты не понимаешь, киса. Тут не про «отца». Тут про правило. Тут про систему. Он бы убил. Или приказал бы это сделать. Таковы законы братвы. Не важно, кто ты. Кровь — не защита. Приказ — не обсуждается.

У меня дрожит подбородок. Я сглатываю.

Каким бы чудовищем он ни был в моих глазах минуту назад… Я не могу представить этот мир без него.

Это пугает.

— Когда я понял, что не смогу обойти этот приказ… — продолжает он, опуская взгляд. — Елена пришла ко мне. Она тоже не хотела этого брака.

Он резко вдыхает и выдыхает, как будто говорит об этом больнее, чем о разбитых костяшках.

— Она предложила подкупить судью и сыграть фиктивную свадьбу. Ради галочки. Ради обряда. И мы сделали это.

Он поднимает глаза на меня, и в них столько боли, что у меня внутри все ломается.

— На той церемонии отец передал мне власть. И теперь, к черту, больше никто не сможет мне указывать. Никогда.

— Поздравляю, — говорю я тихо.

И это всё, на что меня хватает.

Как ещё можно отреагировать?

Мир — сплошной лабиринт, и я снова в тупике. Всё так… запутанно.

Алекс ухмыляется, но в этой ухмылке нет и капли злости. Только боль.

— Единственная женщина, которую я хочу видеть… — он говорит медленно, будто каждое слово вырывается из него с усилием, — единственный человек, которого я люблю… это ты, киса.

Он делает шаг ближе.

— Единственный, с кем я хочу связать свою чертову жизнь цепями. Так крепко, чтобы никто, слышишь, никто, никогда не смог нас разорвать… это ты, Аэль.

Я смотрю на него. Слёзы текут сами по себе.

Мне тяжело дышать.

Каждое его слово — как пульс в ране.

Он говорит с такой нежностью, но в голосе — боль. Настоящая.

И страх.

И отчаяние.

Он тянется ко мне взглядом, будто боится, что я исчезну. Как будто именно сейчас решится судьба.

— Алекс… ты… — я запинаюсь, голос дрожит. — Боже, ты просто разбил меня.

Я отвожу глаза.

— Я не знаю, смогу ли я собрать себя заново. Доверять тебе — как?

Я обнимаю себя руками, чтобы не развалиться прямо здесь.

— Каждый день с тобой — это как игра. Правила, которые я не знаю. Ходы, которых я не понимаю. Как мне поверить, что я не пешка? Что я не просто часть твоей игры?

Он застывает на миг.

А потом — делает шаг ближе. И ещё один.

— Никогда, детка. — Его голос становится ниже, почти хриплый. — Ты никогда не была игрой. И никогда не будешь.

Он касается моих щек ладонями.

Медленно, осторожно, как будто я стеклянная.

— Посмотри на меня, Аэль.

Я поднимаю глаза. В его взгляде нет лжи . Нет того холода . Только он. Только Алекс. Такой, каким он почти никогда не бывает. Настоящий.

Сломанный и честный.

— Я люблю тебя, киса.

Он выдыхает, будто это признание сжигает его изнутри.

— Кажется, я влюбился в тебя по уши ещё на том грёбаном чердаке. Когда ты как бешеная кошка защищала чужого ребёнка. Чужого, Аэль. А ты — стояла перед ним, готовая умереть.

Он делает глубокий вдох, но голос всё равно дрожит:

— Твои глаза тогда… они горели так ярко, что прожгли всю броню, которую я строил годами.

Он смотрит на меня, и его взгляд — не из этого мира. Безоружный. Голый.

— Я, блядь, даже не знал, что у меня есть сердце. — Он усмехается горько. — А ты взяла и поджарила его, детка. Сжарила нахрен.

— Всё, что я делал, и всё, что буду делать — это ради одного. Беречь тебя.

Он глотает ком в горле.

— Я клянусь, малышка. Каждый божий день… я буду вымаливать у тебя прощение. Я не жду, что ты простишь сразу. Просто… впусти меня. Позволь вернуть твоё доверие. Позволь мне быть рядом.

Он наклоняется и прижимает губы к моему лбу.

— Пожалуйста.

К уголку глаза.

— Пожалуйста.

В щеку.

— Пожалуйста.

В край губ.

— Пожалуйста…

Он осыпает моё лицо поцелуями. Один за другим, как молитвы. Его руки дрожат.

А мои слёзы текут без остановки.

И он целует каждую. Каждую. Будто хочет собрать их обратно. Стереть всю боль.

— Алекс… — хнычу я, голос дрожит, как сломанная струна.

Всё, чего я хочу сейчас — чтобы он поцеловал меня. Сильно. По-настоящему.

Я прижимаюсь к нему, всхлипываю и беру его лицо в ладони. Осторожно, будто боюсь, что он снова исчезнет.

Отстраняю, смотрю прямо в глаза:

— Я тоже тебя люблю.

Его дыхание замирает.

— Но если ты разобьёшь мне сердце, я тебя убью, слышишь? Психованный ты придирок.

Он улыбается. Улыбка волчья. Тёмная. И прежде чем я успеваю выдохнуть — он впечатывается в мои губы поцелуем, от которого мир сгорает к чёрту.

Он вгрызается в мой рот так жадно, будто хочет вытянуть из меня всю боль, всю злость, всю любовь.

Его язык вторгается внутрь, завоёвывает, дразнит, пирует — и я стону, теряясь в этом бешенстве.

Мои пальцы цепляются за его волосы. Тело сжимается в судороге желания.

Я прижимаюсь к нему крепче, сильнее — будто если отпущу, снова разобьюсь.

Он целует меня так, будто этим может зашить всё, что порвал между нами. Как будто хочет вжаться в меня, слиться, раствориться — и исчезнуть внутри моего прощения. Его ладони дрожат, когда он проводит ими по моим рёбрам, бедрам, лицу. Он смотрит, будто запоминает каждую линию — и будто боится, что это всё сон.

— Скажи мне, что ты моя. — голос у него сорванный, будто он просит не просто слов — а жизни.

Я смотрю в его глаза. В них боль, голод, и почти мальчишеский страх.

— Пожалуйста, киса… скажи, что ты моя. Мне нужно это. Чёрт, мне это нужно больше, чем воздух.

Он скользит носом по моей щеке, прижимается лбом к моему виску. — Я сойду с ума, если ты не моя.

Я провожу ладонью по его лицу, зарываясь пальцами в его волосы.

— Я твоя, Алекс. Всегда была. Даже когда ненавидела тебя — была.

Он выдыхает, будто с него сбросили целую жизнь боли. А потом врезается в меня поцелуем — беспощадным, голодным, безумным. Мы падаем в траву и он срывает мое белье . Он входит в меня, как в храм, как в последнюю истину, и я вскрикиваю, выгибаясь под ним. Его член растягивает меня до предела , посылая вспышки боли и удовольствия . Я чувствую как он выходит почти полностью , и резким толчком погружается в мою плоть пока не упирается в матку . Это отзывается горячими волнами внизу живота .

— Скажи ещё. — шепчет он, двигаясь во мне, как будто выцарапывает суть из этих слов.

— Я твоя. — мой голос срывается, я тонy в нём.

— Громче.

— Я. Твоя. — выкрикиваю, почти всхлипывая, и он рычит, сжимая меня крепче, ускоряясь.

Он двигается, будто хочет сжечь все мосты за спиной, чтобы осталась только эта точка — где мы есть друг у друга. Его лоб прижат к моему, пальцы впиваются в мои бедра.

— Моя. Скажи, что никто тебя не тронет. Что ты — моя, к чёрту всё.

— Никто. Никогда. Я твоя, Алекс. Только твоя.

— Блядь, киса… — он стонет, врезаясь глубже, и я чувствую, как дрожь проходит сквозь него. Он опускает руку мне между ног и сжимает мой пульсирующий клитор между пальцев . Он вбивается в меня так как будто хочет остаться во мне навсегда , оставить там часть себя .

Мы кончаем почти одновременно — как взрыв, как слёзы, как обещание. Его руки обвивают меня, прижимая к себе так крепко, что будто боится, что я исчезну, если отпустит.

Он лежит надо мной, зарывшись лицом в мою шею.

— Теперь я никогда не позволю этому миру тебя отобрать. Никогда.

Я лежу на его груди, обнимая его за талию, пальцами лениво веду по его коже, рисуя невидимые круги. Его дыхание постепенно становится ровным, тяжёлым, спокойным. Он перебирает мои волосы, а я ловлю каждое его прикосновение, будто из последних сил впитываю это чувство покоя, этой безопасности.

Но мысль, которая тянулась где-то на краю сознания весь вечер, снова поднимает голову. Я сглатываю, замираю на миг, собираясь с духом.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — выдыхаю я, почти шёпотом.

Он продолжает гладить мои волосы, но я чувствую, как чуть напряглось его тело.

— Что такое? — его голос хриплый, но спокойный, усталый. Он приподнимает голову, заглядывает мне в глаза.

Я отстраняюсь немного, сажусь, подтянув колени к груди. Пальцы машинально теребят подол футболки, а потом вытаскивают травинку из моей спутанной пряди. Я медлю. Он тоже садится, оставаясь близко, ладонь ложится мне на бедро. Тепло. Уверенно.

— Я не могу сказать на сто процентов, — выдыхаю, и мой голос дрожит. — Я ещё не проверялась. Просто… задержка. И я… я чувствую, что это возможно.

Он ничего не говорит. Просто смотрит. Спокойно. Но глубоко. Как будто уже всё понял.

Я опускаю глаза и добавляю почти неслышно:

— Кажется, я беременна.

Тишина. Только стрекочут насекомые в высокой траве. Ветер шевелит листья где-то в кроне деревьев. И только тогда я поднимаю взгляд — и вижу, как он моргнул пару раз, как будто информация не сразу прошла сквозь него.

И только после этого он глубоко вдыхает. Не резко. Просто медленно, как будто выныривает.

— Ты серьёзно? — он наклоняется чуть ближе, глаза вдруг становятся острее, внимательнее. — Это… точно?

Я качаю головой.

— Нет. Я не уверена. Но… всё указывает на это.

И вот теперь он замирает. Не испугом. А чем-то… большим. Как будто внутри него что-то расправило крылья.

Он смотрит на меня… секунду, две. Его зрачки расширяются, как будто он не дышит. А потом всё меняется.

— Блядь, — выдыхает он и вдруг резко смеётся. Настояще, глухо, с придушенным счастьем, с надрывом, как будто это слишком большое чувство, чтобы вместить в одно тело. — Боже… детка. Киса. — Он подаётся вперёд и прижимается ко мне лбом, а я чувствую, как его пальцы дрожат на моих бёдрах. — Скажи ещё раз. Просто скажи.

— Кажется, я беременна, — шепчу я, и голос у меня ломкий, уязвимый, но честный.

Он срывается. Резко хватает меня за талию и валит на спину в траву, как будто его захлестнуло. Но в его движениях нет грубости — только восторг. Только дикая, неподдельная радость.

Он нависает надо мной, целует меня в губы быстро, смачно, хрипло. Потом срывается с моих губ и осыпает поцелуями щёки, нос, виски, глаза.

— Ты моя. Ты моя, киса. Моя женщина. Мать моего ребёнка. Ты понимаешь? — Он говорит это с придушенной одержимостью, с той же страстью, с которой мог бы клясться на крови. — Ты моя навсегда.

Он отрывается от меня, опускается ниже, целует мой подбородок, шею, ключицу, потом ещё ниже, на живот. Его ладони обхватывают мои рёбра, будто он боится, что я исчезну. И он шепчет:

— Здесь? Здесь наш малыш? — И он касается губами центра моего живота. — Ты носишь моего ребёнка, киса? Моего. Блядь. Моего.

Я провожу пальцами по его волосам, и мои глаза снова полны слёз. Но это уже не страх. Это что-то другое. Как будто я правда вернулась домой.

Он продолжает целовать мой живот — с благоговением, с такой трепетной нежностью, что у меня сжимается сердце.

— Я клянусь, Аэль, — он смотрит вверх, в мои глаза, — я защищу вас. Я сделаю всё. Всё, что хочешь. Просто будь моей. Всегда.

Эпилог

8 месяцев спустя

Я видел много дерьма в своей жизни.

Войны. Предательства. Смерть.

Но ничто — НИ-ЧТО, мать его, — не готовит тебя к рожающей женщине, которую ты безумно любишь.

— АААААААА!!!

Её крик сотрясает стены. Я, чёрт побери, чуть не вскочил с дивана со всей этой псевдо-мужской уверенностью. Но как только увидел её лицо — бледное, с каплями пота, перекошенное от боли — в груди что-то рвануло.

Я сжимаю её ладонь — она ломает мне кости, но я даже не вякну.

— Это твоя вина, Волконский! — орёт она, скрежеща зубами.

— Знаю, киса… знаю…

— Ты трахал меня как зверь! Я тебя предупреждала, я тебя умоляла, но нет же!

— Всё было по обоюдному согласию, — мямлю я, но звучит это как оправдание школьника.

— Ты тварь!

— Твоя тварь, — выдыхаю, и черт, я бы повторил это снова, если бы не чувствовал, как она вот-вот отгрызёт мне лицо.

Она хватает телефон.

— Ринаааааа! Спаси! Мне нужна женщина, ты где, чёрт возьми?! Эти мужики просто дышат, и от этого мне хочется всех их убить!

Я наклоняюсь к экрану и вырываю у неё телефон.

— Только не смей звать этого сосунка Макса. Он НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ не должен приближаться к моей жене, особенно когда она… в таком виде.

— Я не в «таком виде», я в аду, Алекс!

— И я здесь с тобой, детка. Всегда.

Через десять минут

Дверь хлопает, как при налёте.

— Ну наконец-то, — рычит Аэль, как левица, и почти бросается в объятия Рины.

А эта ведьма, конечно, не могла войти спокойно. Нет. Она как штором влетает в палату , с усмешкой на пол-лица, в какой-то адской футболке с надписью «Лучше быть ведьмой, чем овцой».

— Где мои стерильные перчатки и пинцет? — шутит она, подмигивая Аэль.

— Сдохни, — выдыхает моя женщина. — Но сдохни рядом, я тебя люблю.

Я отхожу к стене. Смотрю на неё. Мою Аэль.

Грозу. Свет.

Боль.

Дом.

И понимаю: к чему бы мы ни пришли — это и есть всё, что мне нужно.

Моя семья.

Моя женщина.

Моё сердце.

И да, я, чёрт побери, всё ещё не позволю этому Максу зайти.

Рина шепчет что-то Аэль, держит её за плечо, гладит по волосам. И она, эта моя бешеная, упрямая, невозможная женщина…

улыбается.

Тихо. Тепло.

Улыбается ей.

Стоит мне сделать шаг ближе, как она рычит на меня.

— Не подходи ко мне, Волконский! Это всё из-за тебя! Ты… ты… ты — спермоголовый демон!

Бля.

Во время беременности она была ангелом — мягкая, теплая, с этой круглой улыбкой и животом, который я обожал целовать каждое утро.

Я был готов на всё, лишь бы она носила моих детей. Дюжину. Серьёзно. Пусть их будет хоть пятнадцать — если это значит, что я снова увижу её такой.

Но сейчас…

Заходит врач.

В халате.

Мужик.

С перчатками.

И с вполне уверенным направлением движения — к её ногам.

Я просто не думаю. Хватаю его за шкирку.

— Найди женщину-врача. СРОЧНО. Или я разнесу тебе гланды через задницу, если ты посмотришь в сторону её киски.

Он мямлит. Реально дрожит.

Аэль орает:

— ВАГИНА, Алекс! Это — вагина! И если ты, мудак, не дашь родить спокойно, твоя любимая киска разорвётся НА ЧЕТЫРЕ ЧАСТИ!

Рина ржёт так, что у неё слёзы на глазах.

Врач сбегает. Просто исчезает в облаке медицинского позора.

Минуту спустя — вбегает женщина в халате, уверенная, собранная.

Смотрит на Аэль и говорит:

— У тебя полное раскрытие, милая. Пора тужиться.

Я подскакиваю к ней, хватаю за руку, она ломает мне пальцы.

Но я не отхожу ни на миллиметр.

Двадцать минут…

Двадцать адских минут.

Аэль орет:

— Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ, АЛЕКС!

— Знаю, — шепчу я. — Но ты справляешься. Ты лучшая. Ты… ты невероятная.

И вдруг…

Плачь.

Пронзительный. Мелкий. Как у котёнка, только громче.

Плачь, который разрывает мир.

Я замираю. Мир замирает.

Я смотрю — и вижу: мой сын.

Мой. Сын.

Скользкий, кричащий, некрасивый — но самый идеальный.

Я подхожу, целую Аэль в лоб, весь дрожу.

— Это он, киса. Он здесь. Мы сделали это.

Она плачет. Я плачу. Да, чёрт побери, Алекс Волконский плачет.

Рина делает фото. Конечно.

— Ой, вы такие слёзкины. Назовите его Ринат, в мою честь.

— Или МАКСИМ, — раздаётся из-за двери.

— Закрой пасть, Макс! — рычим с Аэль в унисон.

Она смотрит на меня и шепчет:

— Это был пиздец.

— Но ты была великолепна.

— Всё равно ты виноват.

Я улыбаюсь.

— Давай ещё одного?

— Я убью тебя Волконский .

— И я тебя люблю киса

Конец

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍