Проклятые

Глава 1. Темнее, чем тени

Прошло два месяца.

С тех пор, как Эрика и Кай сидели на скамейке над обрывом и впервые за десять лет заговорили о прошлом, он начал писать часто. Его сообщения были тёплыми, уважительными, без давления. Иногда — с ноткой флирта, чаще — с искренним интересом.

«Привет. Нашёл старую станцию в Румынии, говорят, слышно дыхание под землёй. Ты бы оценила.»

«Смотрел вчера твоё видео из Орегона. Мартин опять взвизгнул на 4:26? Обожаю это.»

«Здесь на рассвете над замком идёт туман. Кажется, будто кто-то медленно летает сквозь башни.»

«Если когда-нибудь решишь выбраться за пределы США — я рядом. Неважно где.»

Он присылал фото: туманные улицы, забытые станции, закрытые часовни. Иногда голосовые — низким голосом, с бархатистой мягкостью: рассказывал, где был, что видел, как бы с намёком:

ты бы там сняла идеальный выпуск.

Эрика… читала.

Отвечала редко. Сухо.

Иногда — через день. Иногда — односложно.

«Спасибо. Красиво.»

«Мы в Монтане, заняты.»

«Звучит жутко, хорошее место.»

Иногда она вовсе не отвечала. И каждый раз, когда делала это, внутри что-то болезненно ёкало.

Она не хотела быть грубой. Просто — боялась.

Она всё ещё винила себя за то, что выжила.

И не понимала, почему Кай выжил так же. Мама рассказывала ей, что парня нашли без царапин. Вся одежда — рваная и в крови. Но сам он был цел.

Мартин понимал. Он видел, как Эрика читала сообщения — и откладывала телефон. Видел, как она делала скрин и стирала его. И терпел, пока не выдал:

— Ты иногда ведёшь себя как капризная ведьма из культа одиночек.

— Мартин…

— Тебе пишет симпатичный, талантливый, заботливый мужчина с глазами как утренний лёд, а ты его игноришь.

— Я не...

— Хочешь — но колется. Вот и сидишь, как дура. Боишься привязаться — и снова потерять. Ну так скажу тебе как специалист по романтическим провалам:

кому-то из нас должно повезти.

Эрика закатила глаза, но, отвернувшись к окну, надолго задумалась. Мартин, как обычно, попал в точку.

…

Детройт. Метро-Сеть. Здание бывшего коммуникационного центра.

Официально — закрыто в 1994 году.

Формально — техническое здание связи с подземными линиями.

На форумах — одно из самых странных мест Детройта.

Реддит кишел историями.

«Я там слышал, как кто-то говорил по телефону. Все линии были выключены.»

«Комната с привязанными к потолку стульями.»

«Каждый раз, как я туда захожу — внутри становится очень тихо. Неестественно тихо. Как будто здание слушает.»

Получить доступ было непросто. Помог местный диггер — с ключом и отмычками, договорённостями и паролями. В итоге — разрешение на ночь.

Они вошли в 00:14.

Эрика шла вперёд — капюшон на голове, камера в руке, фонарь — крепкий, с холодным светом. Она говорила в микрофон бодро, уверенно:

— Коммуникационный центр. Закрыт в 1994. Легенды гласят, что здесь слышали звонки… даже после отключения всего оборудования. Люди видели силуэты. Один даже исчез.

Внутри было темно, холодно и глухо. Воздух пах железом, пылью и чем-то прогнившим, как будто старый кабель тлел внутри стен.

— Камера включена, — тихо сказал Мартин, проверяя стабилизатор.

— Микрофон работает, — ответила Эрика. Голос был ровный. Внутри — азарт.

Они стояли в основном холле.

Вокруг — высокие стены из облезлого бетона, покрашенные когда-то в синий. В углу — ржавый автомат с расплавленными кнопками, с выбитыми стеклянными панелями. На полу — сигаретные пачки, обувь без пар, грязные противогазы, переломленные клавиши от старых коммутаторов.

Провода свисали с потолка, будто высохшие лианы. Некоторые шевелились от сквозняка, издавая скребущие звуки. Вентиляция дышала. Или это не она?

— Эрика… — Мартин уже начал дёргаться. — Ты уверена, что мы хотим

сюда

?

— Абсолютно, — её лицо сияло.

Они двинулись по коридору.

Он был узкий, стены шершавые, как будто отпечатались ладони и ногти.

На каждой двери — номера. Некоторые были выдраны. Некоторые перечёркнуты.

Мартин шагал тише. Эрика — уверенно, словно по знакомой тропе.

— Ну давай, заброшка, удиви нас, — прошептала Эрика, не выключая запись.

Внезапно в одном из кабинетов скрипнул стул. Глухо, как будто кто-то аккуратно его сдвинул.

Мартин вздрогнул.

— Это… это ветер?

— Не уверенна, — она уже светила в ту сторону, камера нацелена — Мы в блоке обработки. Здесь был основной канал связи, — проговорила она в микрофон.

Из-под двери одной из комнат сквозил холодный ветер. Когда она направила туда фонарь — дверь заскрипела и медленно, как в кино, приоткрылась сама.

— …всё нормально… это просто здание… оно старое… — пробормотал Мартин, поправляя фокус.

Они шли глубже. И чем дальше — тем страннее становилось.

Стулья были прибиты к полу. Спинки — к потолку.

На пыльном полу — свежие следы. Два размера. Оба не их.

Кто-то недавно ел. Пакет с картошкой фри. Горячий.

— Это… — Мартин побледнел. — Кто-то здесь. Недавно.

— Это и круто, — прошептала Эрика. — Мартин, ты только снимай хорошо.

— Эрика… это уже не “круто”. Это жутко.

Тишина сгущалась. Обычные звуки заброшек исчезли — не было больше скрипа, шума, хруста. Всё стало густо тихим, как будто здание затаило дыхание.

Свет от фонарей всё хуже пробивал тьму. Комнаты, даже самые маленькие, казались чернильными ямами. Луч света гас в них, как в вате.

— Я не знаю, как это возможно, — шептал Мартин. — Комната три на три метра. Но фонарь не достаёт до стены. Это ненормально.

— Не отвлекайся. Там впереди нужная нам дверь, — Эрика указала.

Они подошли. Металлическая дверь. Тяжёлая. Полуоткрытая.

Краска облупилась. Кто-то царапал её изнутри.

— Это она. Самая обсуждаемая. Все пишут — не заходи туда просто так.

— А ты, конечно, хочешь туда зайти, — нервно хохотнул Мартин.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Конечно. Мы для этого здесь.

Она потянулась к ручке.

Фонари вспыхнули и моргнули. Мартин резко напряг руки. Камера дрогнула.

— Эрика, я...

— Тссс.

Она толкнула дверь.

Раздался низкий металлический скрежет.

Они заглянули внутрь.

Мартин чуть не выронил камеру.

Эрика тихо пискнула.

Но не от страха.

А от восторга.

Глава 2. Кровь на памяти

Они всё ещё сидели на скамейке. Океан внизу был будто бы слишком тихим. Над горизонтом уже висела лёгкая серо-лиловая дымка, и ветер усиливался, трепал волосы, гонял запахи хвои и соли.

— Кай... — начала Эрика, глядя куда-то вбок, в кусты, — я знаю. Я понимаю, что эта тема для тебя неприятна. Но мы встретились спустя столько лет. И у меня… накопилось куча вопросов. Про то, что тогда произошло.

Она говорила быстро, перебивчиво, словно боялась, что не успеет всё выговорить. Руки нервно тёрли колени, волосы, растрёпанные ветром, она то и дело заправляла за уши.

— Ты… ты вообще помнишь, что всех наших перерезали как... как скот? — голос сорвался. — Я до сих пор не понимаю. Это было так быстро. Почему меня не убили? Почему только мы выжили?

Он уже открыл рот, но она не дала вставить ни слова.

— Мне важно это проговорить, Кай. Понимаешь? Я боюсь, что уеду, и мы больше не увидимся. И я больше никогда не смогу это обсудить. А внутри — столько лет только гул.

Он посмотрел на неё внимательно. Улыбнулся — едва, мягко.

— У меня совсем другие планы, Эрика. Я не хочу, чтобы мы исчезали друг у друга ещё на десять лет. И если тебе так важно... я расскажу. Всё, что помню.

Она замерла, затем слабо улыбнулась. Её глаза были напряжены, но благодарны.

Он опустил взгляд, затем аккуратно коснулся её руки. Ладонь тёплая, пальцы слегка дрожали.

— Помню не всё. И, возможно, именно это и пугает.

Он немного поёжился. Волосы упали на лоб, и он небрежно отбросил их назад.

— Всё началось с того, что свет стал странно приглушаться. Не резко — будто кто-то медленно накручивал фильтр на объектив. Мы все выпили тогда, но... я не был пьян. Меня всегда плохо брал алкоголь, ты знаешь. Я только держался с бокалом в руках, чтобы не казаться лишним.

Он смотрел прямо вперёд, в океан. Голос всё ещё был низким, звучным, но теперь в нём чувствовалась тугая натянутость.

— Я стоял ближе к выходу. Хотел выйти и покурить — просто проветрить голову. Что-то не давало покоя. Но не успел. Это случилось... внезапно.

Он замолчал, дыхание стало чуть сбивчивее. Эрика не перебивала. Она лишь немного подалась вперёд, слушая.

— Всё рухнуло за секунды. Крики. Кровь. Звук... как будто кто-то рвал мокрую ткань. Или резал ножом... плотную кожу. Всё начало брызгать. Я... увидел, как Рэнди упал. Не просто упал. Его как будто... кто-то разорвал пополам. Я замер. А потом — Катрина. Голова. Просто отлетела. Без лица. Я не мог понять, что происходит. Только слышал: хлюп, хруст, сиплые крики. Тела разваливались, как будто кто-то их резал изнутри.

Он замолчал. Его пальцы слегка сжались на скамейке.

— Я... понял, что если не побегу — всё. И я выбежал. Сквозь крики, через лужи, через части тел. Под ботинками — скользко. Кровь. Органы. Кто-то ещё хрипел. Кто-то просил о помощи. Я даже не помню, кого переступил, Эрика. Я не знаю….

Эрика молчала. Она почувствовала, как сердце начало стучать громче, в такт его словам. Образы всплывали без приглашения.

— Я бежал. Бежал и не думал. Лес. Ветки. Тьма. Потом свет фар. Машина. Люди. Они вышли, я не помню, что говорил. Меня трясло. Они вызвали полицию.

Он слегка втянул губу, посмотрел на неё.

— Потом начался ад. Допросы. Психиатры. Подозрения. Они думали, что это я. Но... улики были на моей стороне. Время смерти. Место. Они не могли объяснить, как я мог быть там — и уже через пару минут быть у дороги. Никто не может так быстро бежать. Даже в истерике.

— Тебя подозревали?.. — прошептала Эрика.

— Да. Серьёзно. Но доказательств не было. Сказали: «Маньяк». Но кого-то так и не нашли. Всё будто исчезло.

Он на мгновение сжал её руку. А потом отпустил.

— Я поздно узнал, что ты выжила. Искал. Пытался. Но ты сменила номер. А твои родители сказали, что ты уехала в Канаду к родственникам и... я решил, что ты не хочешь меня видеть.

— Это правда. Я уехала. Хотела просто забыть. Даже не вернулась обратно. Там, в Канаде, была тишина. Но в голове — всё кричало.

Она посмотрела на него — в лицо. В глаза. Он не выглядел напуганным. Он был раздражён. Это читалось в складках губ, в чуть дёргающемся веке.

— А мне... — продолжила она, — мне повезло. Так они говорили. Нашли среди тел. Вся в крови. Без царапин. Говорили, что чудо. Или случайность. Я ничего не помнила. Только крики и странные звуки.

Он помрачнел.

— Да. Это. Что бы это ни было. Непонятно. Мне казалось, оно не человек.

— Вот и я думаю, что это было

что-то

. Не

кто-то

. И я до сих пор ощущаю, что это может быть там, в заброшенных местах, где мы с Мартином снимаем. Я ищу. Понимаешь?

— Скорее нет, чем да. Я не хочу искать. Я не хочу знать — Он сглотнул — Знаешь, сердца у некоторых были... надкусаны. Или полностью выедены. Просто... представить, как у Джесс что-то ело сердце — у меня до сих пор мурашки.

Он поёжился, наконец отвёл взгляд.

— Хотя, если хочешь — можем сделать выпуск. С моим интервью. С вставками: «Кай, выживший в кровавой жатве».

Она усмехнулась сквозь дрожь.

— Нет. Подписчики знают, что я там была. Но подробности — это моё. И не для контента.

— Хорошо. Даже рад. Я не люблю публичность. Если бы любил — сам бы пел свои песни.

— Ну вот! А я тебя подловила. Видишь, ты всё-таки хочешь быть в тени.

Он чуть улыбнулся, но глаза были усталые.

— А если серьёзно... — он чуть повернулся к ней, снова коснулся руки. — Что скажешь? Я уезжаю скоро, ты тоже. Но мы можем переписываться. Звонить. Или я приеду — просто скажи где ты, и я вылечу. Кофе. Вино. Болтовня. Почему бы и нет?

Его голос был почти интимным. Не громким, но обволакивающим. Он говорил это только ей. Пальцы слегка гладили её руку.

Эрика замерла. В глазах — растерянность. В голове — гул. Она... не знала, что сказать.

— Нууу... я не против общения. Думаю, можно. Ну... немного. Но всё же да. И... если хочешь... ну... можешь прилететь. Иногда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Заметано, — быстро ответил он. — Знаешь, ты всё ещё краснеешь. Как в колледже.

Эрика отвернулась, чувствуя, как горят уши. Она покраснела ещё сильнее.

— Ладно. Скоро стемнеет, — сказал он, вставая. — Едем?

— Да. Едем.

Они дошли до машины. Ветер снова усилился. Эрика сжалась в плечах. Кай, заметив это, молча снял с себя куртку и протянул.

— Накинь.

— Нет, всё в порядке. Я не замёрзла, — соврала она.

Он ничего не ответил. Просто открыл ей дверь, и она села.

По дороге в машине они молчали. Но молчание было уже другим. Оно не давило. Оно пульсировало под кожей.

У гостиницы он кратко пожелал ей спокойной ночи. Обнял — крепко, но ненадолго. Эрика кивнула, открыла дверь и вошла в здание, так и не оглянувшись.

Но в голове уже начал звучать его голос. Тот самый. Бархатный, звучный, как из тех вечеров у фонтана.

Глава 3. Прогулка над обрывом

Сообщение пришло рано утром:

Кай:

Так что, сегодня днём не хочешь прогуляться? Я знаю одно место.

Кай:

Парк у обрыва. Очень красиво. Заеду, если хочешь.

Эрика смотрела на экран телефона с минуту. Было странно. Неприятного ощущения не было, наоборот — лёгкое волнение. Но вместе с этим что-то внутри не давало сразу ответить. Они не общались десять лет. И вот вдруг — кофе, прогулка, общение. Он был слишком... открытым. Слишком спокойным. И слишком рад её видеть.

— Это же просто встреча, — пробормотала она себе под нос, открывая мессенджер.

В этот момент дверь в номер приоткрылась, и в щель заглянул Мартин — с кофейным стаканчиком и кроссовками в руках.

— Ты опять сидишь с этим подозрительно милым лицом. Кто написал?

— Никто, — слишком быстро ответила она.

— А. Ну тогда я никому не расскажу, что этот «никто» зовёт тебя на прогулку. И, похоже, будет заезжать.

— Мартин...

— Я знал! Ты краснеешь! Это

он

! Альбинос из ада?

— Не называй его так, — сказала Эрика, но губы дрогнули.

— Ладно, ладно, — он сел на край кровати. — Ты хочешь пойти?

— Не знаю. Я... Это всё странно. Мы не общались. Вообще. С тех пор.

Мартин сделал театральную паузу, затем отпил кофе.

— Тогда точно надо идти. Иначе ты всю жизнь будешь прокручивать в голове: «А что, если бы я поехала в этот парк и умерла от передозировки флет уайта?»

Эрика усмехнулась.

— Ты драматичен.

— Нет. Я заботлив. И вообще, я тебя отпускаю со съёмок. Можешь официально зачислить эту прогулку как расследование: "Поведение подозреваемого через десять лет".

— Спасибо, начальник.

— Главное — если он начнёт говорить латинские заклинания, просто бей капучино по лицу и беги.

Она всё же написала

«Окей. Можно»

. И отправила. Спустя пять минут пришёл ответ:

Кай:

Буду в три. Захватим кофе по дороге.

…

Он приехал ровно в три. Ниссан, серебристый, чистый — но не новый. На нём — свободная бежевая футболка, тёмно-зелёная куртка на молнии, тёмные джинсы и кроссовки. Волосы — мягко взъерошены, как будто он не стал их расчёсывать специально. Он улыбнулся, открывая ей пассажирскую дверь.

— Поехали?

В машине пахло кофе и мятной жвачкой. Они заехали в кафе на вынос — он заказал ей капучино, себе флет уайт с сахаром. Потом — коробочку картошки фри, рыбные палочки и куриные кусочки. Смеялись, пока спорили, кто получит больше соуса. Он шутил, она слегка улыбалась, но держалась на расстоянии — внешне спокойна, внутри напряжена.

По дороге он рассказывал ей про места, где был за последний год — Токио, Берлин, Чили. Эрика слушала его голос — он был звучный, бархатистый, но негромкий. Её память среагировала почти мгновенно:

именно этот голос

она слушала долгими вечерами в колледже. Они тогда сидели у фонтана, и он рассказывал, как впервые написал свою песню. Он говорил тихо, как будто только для неё. Это ощущение не исчезло.

Они прибыли в парк ближе к четырём. Он раскинулся на высоком прибрежном холме, с дорожками среди сосен и густого кустарника, с деревянными скамейками и обзорной площадкой у самого края обрыва. Ни толп, ни шума — только ветер, солнце, и океан далеко внизу. Небо уже начало проясняться, лучи прорезали облака.

Сели на скамейку у края. Кай положил коробку с едой между ними, открыл упаковку, и они начали неспешно жевать, глядя вниз. Он вытянул ноги, слегка задел её руку. Она чуть отодвинулась, не глядя на него. Сердце стучало немного быстрее.

Продолжили есть. Его рука снова случайно коснулась её — на этот раз, когда они тянулись за картошкой. Она снова чуть отдёрнулась, но на этот раз — неуверенно, как будто не знала, зачем.

Он это заметил. Но ничего не сказал.

— Ты с Мартином давно знакома? — вдруг спросил он, разрывая паузу.

— Лет восемь. Мы начали блог вместе.

— Он твой парень?

Она рассмеялась.

— Если бы. Мы — крепкая гетеро дружба, без всякой романтики.

Он улыбнулся, но глаза у него блестели — как будто что-то внутри отступило.

— Я тоже один. И, кажется, уже давно.

Эрика смотрела вдаль, на солнце, на обрыв, на воду. Её голова была полна воспоминаний — голоса, струны, пальцы, шёпоты на старой скамейке в колледже.

Она не знала, что чувствует. И что чувствовать можно.

— Ты, кстати, так и не рассказала — почему именно такой жанр? Мистика, исчезновения... не самая уютная тема, — сказал он между глотками кофе.

Эрика сделала паузу, потом ответила.

— После... колледжа... что-то во мне поменялось. Я не решила избегать таких тем. Наоборот. Меня потянуло внутрь, с головой. Хотелось понять. Что-то, наверное, не закрылось внутри. Я... не знаю. Я не могу отпустить, пока не пойму.

— Что?

— Что там тогда случилось. Кто это был. Почему все погибли — а мы нет?

Он посмотрел на неё. Ветер поднял прядь её волос, и она откинула её за ухо. Он молчал.

— Тебя не устраивает версия полиции? — спросил он тихо.

— Маньяк? Которого не нашли? Дело закрыли. И ты... ты просто сбежал.

Он сжал пальцы, нахмурился.

— Я... я не хочу сейчас об этом.

Он отвёл взгляд к океану. Ветер стал чуть сильнее. Они оба молчали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4. Лос-Анджелес. Побережье. Вечер.

Солнце медленно клонилось к горизонту, прячась за полосами плотных облаков. Небо наливалось серо-розовым светом, ветер с океана становился прохладнее, солёнее. Эрика шла вдоль берега, вглядываясь в неспешные волны, как в мысли, которые не торопились собираться в слова. Она была одна, без камеры, без микрофона, просто в выцветших чёрных джинсах, сером свитшоте и лёгкой ветровке. Рыжие окрашенные волосы были собраны в небрежный хвост, у лица выбивались пряди — солёный ветер играл ими как хотел.

Место было тихое, не туристическое. Кофейный киоск стоял у самой кромки пляжа, с парой деревянных столиков и видом на океан. Эрика уже собиралась идти мимо, когда взгляд зацепился за знакомый силуэт.

Мужчина в тёмно-синей, свободной куртке на молнии, в светло-серых брюках и белых кедах стоял у стойки. Его волосы — светлые, с мягкой естественной волной — спадали на уши. Он держал в руках стакан и, кажется, ждал свой второй заказ. Его профиль был ей слишком хорошо знаком, чтобы сомневаться.

— Кай? — она остановилась, голос вырвался сам.

Он обернулся. Его лицо осветилось узнающей улыбкой.

— Эрика? Серьёзно?

Он шагнул к ней, легко, без колебаний, и быстро обнял — коротко, но искренне.

— Как же давно мы не виделись! — сказал он, улыбаясь. — Ты почти не изменилась.

— Ну разве что цвет волос... — усмехнулась она, тронув хвост рукой. — А ты постригся. Помню, у тебя были длиннее.

— Слишком жарко для них стало, — хмыкнул он. — Ты гуляешь?

— Да, решила устроить себе день без камер и локаций.

— Тогда, может, капучино? Тут приличное. За мой счёт.

— С удовольствием, — кивнула Эрика.

Они устроились за столиком у самого края площадки. Кай поставил перед ней капучино, себе — тоже, с двумя пакетиками сахара, которые он без колебаний высыпал внутрь и размешал. Он был выше её почти на голову, с широкими плечами, но в то же время казался очень расслабленным — как человек, привыкший к пространству и людям. Лицо — светлое, с ровными скулами, почти прозрачными бровями и ясными, немного уставшими голубыми глазами. Его кожа была светлой, как у настоящего альбиноса, а руки — большие, сильные, с длинными пальцами.

— Я, кстати, видел пару твоих видео, — сказал он, поднимая на неё взгляд. — Довольно круто. Вы с напарником в каком-то старом театре снимали... прям крипово.

Эрика оживилась.

— Правда смотрел? Мы стараемся. Начали как шутку, а потом всё завертелось. Сейчас уже почти миллион подписчиков. Ездим по всей стране — госпитали, леса, гостиницы, даже в одном туннеле с призраками были. Я в кадре, мой друг Мартин — оператор, монтажёр, соавтор. Мы вместе с ним всё делаем. Публикуем и шортсы, и длинные выпуски, иногда даже лайвы. Это немного... странно для профессии, которую мы получали, но мне нравится. Я в этом чувствую что-то настоящее.

Он улыбнулся чуть шире, но сдержанно. Было видно, что он рад за неё, но сам не склонен говорить много.

— Классно, что ты нашла то, что тебя цепляет.

— А ты? Чем занимаешься? Где вообще живёшь?

Кай откинулся на спинку стула и сделал глоток кофе.

— Пишу музыку. И тексты. По заказу. Знаешь, иногда звёзды хотят песни, но не хотят сесть и написать. Я — один из тех, кто это делает. Ничего эпичного. Работаю с агентствами, иногда напрямую. Оплата норм, проектов немного. Так что катаюсь по миру. Тут, там...

— Вау. А ты не хочешь, чтобы о тебе знали?

— Мне хватает тех, кто знает. Остальные — пусть поют, — ответил он с лёгкой усмешкой. — Ты ведь тоже была в группе, помнишь?

— Конечно помню. У тебя тогда был период, когда ты только в кожанке ходил.

— А ты вечно ломала струны.

— Потому что играла с душой! — фыркнула Эрика и на секунду рассмеялась.

Кай улыбался — тепло, с чуть заметной ностальгией. Его глаза мягко блестели, и видно было, что встреча с ней его действительно порадовала. Он смотрел на неё, не отводя взгляда.

Он взглянул на неё немного внимательнее, потом отвёл взгляд к морю.

— Я рад, что ты в порядке.

Она кивнула и тоже посмотрела на океан. Ветер чуть усилился, волосы коснулись её щёк.

— Никогда не думала, что увижу тебя здесь, — сказала она тихо. — Это... неожиданно.

— Я так же. Просто проезжал мимо, остановился на кофе. И вот ты.

Тут зазвонил его телефон.

Он достал его из кармана, глянул на экран и извинился взглядом.

— Да? Слушаю.

(пауза)

— Куда подойти?

(глубже вдохнул)

— Зачем?

(поморщился и понизил голос)

— Понял. Скоро буду.

Он отключился, на секунду задержался, будто хотел досказать что-то.

— Прости, дела зовут. Слушай... ты надолго в ЛА?

— Думаю, ещё побуду. У нас тут пара заброшенных отелей в списке.

Он кивнул, достал телефон, открыл контакты.

— Дашь номер? Напишу тебе завтра. Может, найдём время на прогулку?

— Конечно, — сказала она и продиктовала.

Он записал, быстро пересмотрел, кивнул.

— Рад был тебя видеть, Эрика. Очень. Ты... всё такая же.

— И ты, Кай.

Он встал, махнул ей, и через минуту растворился в вечернем потоке людей.

…

Её гостиница была небольшой, уютной, с минималистичным интерьером. Эрика сняла куртку, закинула вещи на стул и села на край кровати. Она чувствовала лёгкую усталость, но при этом была довольна. Сняла кроссовки, легла на спину, глядя в белый потолок. Мимо проехала машина, фары скользнули по потолку мягким светом.

Всё это было странно. Тепло. Вспоминалось по-разному. Улыбка Кая, его спокойствие, легкий уклон в шутки. Она не думала, что увидит его снова. И уж точно не вот так — случайно, у киоска на берегу.

Экран мигнул. Сообщение.

Кай:

Завтра удобно прогуляться?

Она долго не отвечала. Просто смотрела. Потом улыбнулась — чуть заметно — и поставила телефон на зарядку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5. Алтарь

Комната оказалась больше, чем казалась снаружи. Потолки были высокими, стены из грубого серого бетона, местами покрытые пятнами плесени и обломками краски.

Запах был тяжелый — как из пыльного чулана, где хранились мокрые тряпки, клей и что-то металлическое.

То, что они увидели в центре комнаты, напоминало алтарь, собранный из всего, что попалось под руку.

— Стулья, столы, шкафчики — были выстроены в башню, уходящую почти под потолок.

— Они были связаны проводами, утянуты верёвками, скреплены гвоздями и шурупами.

— В щели между досками кто-то запихал рваные одеяла, тряпки, обрывки старой формы, и — хуже всего — волосы. Много волос. Тёмные, блондинистые, седые, слипшиеся. Они торчали из всех щелей, болтались в пыльном воздухе, словно затаённые пауки. Некоторые были завязаны узелками.

Мартин побледнел.

— Эрика… это, мать его, что?..

— Потрясающе, — прошептала она, сияя. — Ты только посмотри. Все детали. Кто-то это СДЕЛАЛ. С умыслом. С композицией. Это же… материал века.

Мартин дрожал. Он стоял в метре от порога, прижав камеру к груди.

— Я тебя очень прошу… пошли отсюда. Это ненормально. Эрика. Посмотри на ЭТО. — Он ткнул пальцем в свисающий пучок волос. — Это ж люди были. Или что? Маньяки? Сектанты?

— Мартин, ну сколько лет мы это снимаем? Ты всё ещё паникуешь. Вспомни Тибодо в Луизиане. Алтарь из кукол, помнишь?

Он вздрогнул.

— Тот самый, где маньяк кормил похищенных детей и думал, что они — его «живые игрушки»?

— Да! Его потом посадили на пожизненное. Мы тогда с тобой тоже орали, а потом это был самый вирусный выпуск месяца.

— Ну вот только нового маньяка нам сейчас и не хватало, — пробурчал Мартин, наводя камеру. — Господи, я проклят.

Эрика радостно, почти грациозно заходила вокруг конструкции, снимала всё на телефон: крупные планы волос, узелков, гвоздей. Мартин шёл за ней, глядя в объектив, как в щит.

— Только не подходи близко, Эрика. Всё это может развалиться и… — в этот момент он случайно задел один из выступов локтем.

ГРОХ.

С металлическим лязгом что-то упало с высоты и гулко ударилось об бетон. Эхо отозвалось в стенах, будто гигант вздохнул сквозь железо.

— Аааа! Чёрт! Я не хотел! — заорал Мартин. — Я СЛУЧАЙНО! Уходим! Пожалуйста!

— Тихо! — резко прошипела Эрика. — Слышишь?

Эхо ещё не стихло, как из тишины вынырнул шорох. И — хриплый звук.

Как будто кто-то скребся под тряпками у стены.

Они оба повернулись. Из груды одеял и лохмотьев что-то зашевелилось.

— Я ухожу! УХОЖУ! — уже почти плача пробормотал Мартин и развернулся на бег.

— Да стой ты, трус! — крикнула ему Эрика. — Опять сбежишь, как в Кливленде 2017? Или может как в Такоме?! Возвращайся! Здесь просто кто-то спит под тряпками!

Она подошла к куче и легко пнула её носком ботинка.

— Сюда! Быстро!

Мартин, дрожа как осиновый лист, вернулся в комнату только потому, что боялся заблудиться один. Он шёл сзади, прижав микрофон к губам и шепча:

— Я тебя ненавижу, Эрика. Искренне. Глубоко. Больше ты меня не уговоришь. Даже не смотри в мою сторону.

В этот момент из тряпья раздалось высокое, прерывистое хрипение — странное, нечеловеческое.

Эрика отпрянула.

И в следующий момент из-под тряпья выскочили три крысы.

Но это были не обычные крысы.

Они были размером с кошку, полностью лысые, с толстыми мордами и кривыми, неестественно длинными хвостами.

Их глаза блестели, и они издавали не писк, а рычание, как будто кто-то пытался скопировать звук агрессии.

Мартин завизжал:

— ААААААА СРАНЫЕ КРЫСЫ МАТЬ ИХ!!!

Он отскочил к двери, а Эрика…

рассмеялась.

Громко.

До слёз.

— Всё! Материала хватит! — сквозь смех выдохнула она. — Снимаем завершение, и домой. Ну это ж был шедевр.

Мартин, злой, трясущийся, шёл за ней обратно.

— Ненавижу. Идём, психопатка. У тебя душа из железа. А у меня кишечник — из фольги!

Они почти дошли до выхода, когда раздался громкий грохот и низкий, гулкий звук, похожий то ли на рёв, то ли на тяжёлый вдох под землёй.

Теперь уже оба бежали.

— АГА! — заорал Мартин. — ВОТ ТЕПЕРЬ МОЯ ОЧЕРЕДЬ РЖАТЬ НАД ТОБОЙ! И вообще сегодня я сплю у тебя!

— Только если поменяешь трусы, — хохотала Эрика. — И душ примешь, смердящий мой воин!

…

Гостиница.

Пончики, бургеры, жирные коробки и чай. Мартин — в пижаме с динозаврами. Эрика — в шортах и майке с надписью

Don’t scream, film it.

Они лежали на полу, смеясь, и обсуждали:

— Эти крысы были с завода. ГМО мутанты, не иначе.

— А алтарь? Кто это построил? Зачем волосы?

— Психопат. Сектант. Или бедный диггер с душевными ранами.

— Серьёзно, только новых маньяков нам и не хватало...

Мартин повернулся к Эрике:

— Ладно, давай серьёзно. Почему ты Каю всё ещё отказываешь? Он звал тебя! Везёт тебя! Платит! Красавчик! Единственный минус — возможно, у него микроскопический и кривой прибор. А вдруг?

— Мартин! - подавилась пончиком Эрика - Не обсуждай Кая и его кхм… прибор, пока я ем!

— Прости. Просто хотелось бы знать, что у твоего… ммм…

Мистера Загадочного Альбиноса

всё в порядке.

— Ты невозможен.

— Ну так чего ты не едешь?

Эрика пожала плечами.

— Я не решила. Не хочу ехать без тебя — Во-первых — это нечестно по отношению к каналу. Во-вторых — я одна задолбаюсь все снимать и монтировать — И потом… с ним не то чтобы некомфортно. Но и неуютно. Он вроде бы притягивает. А потом… пугает и отталкивает.

Мартин с сарказмом:

— Конечно. Страшный, высокий, богатый, с хорошим вкусом. Да жуткое существо. Особенно когда приглашает в а Ирландию. Просто демон. С вином и бицепсами.

Эрика закатила глаза.

Но потом замолчала.

Её правда волновало:

почему с Каем некомфортно?

Он был идеальным

по картинке

. Но…

Что-то в нём было

слишком

. Слишком гладкое. Слишком нацеленное.

И слишком знакомое.

Ей казалось, что она должна чувствовать себя — иначе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Под утро в обнимку с мыслями она заснула.

Мартин уже тихо сопел, обняв подушку.

И вдруг… телефон зазвонил.

Она вздрогнула, посмотрела на экран.

Кай.

Пальцы потянулись сбросить. Но что-то внутри её

остановило

.

— Да, Кай? — сонно пробормотала она.

— Эри, привет! Прости, разбудил? Давай позже? — бодро сказал он.

— Не нужно. Говори. Что-то случилось?

— Да. Я нашёл место для съёмки. Пещеры. Тут рассказывают… короче, я скину всё. Приезжайте. Всё оплачу. Жить будете в доме со мной — комнат хватит. Я здесь недели на две точно.

— Пещеры? Где ты вообще?

— Шри-Ланка. Тут — океан, тепло, красиво. И очень странно. Мне кажется, вам понравится.

— Ммм… окей. Кидай. Мы подумаем.

— Жду, Эрика.

Он сбросил.

Она уставилась в экран.

Молчала.

Потом потянулась за второй подушкой.

Глава 6. Тропики и мысли, от которых не убежать.

Воздух в зале ожидания был прохладным, но это не мешало Эрике ощущать, как где-то внутри неё нарастало медленное, настойчивое тепло — словно маленький костёр, раздуваемый ветром мыслей, которые она не могла — и, быть может, не хотела — остановить.

Мартин сиял. Он сидел, раскинув ноги в мягких кедах, с чашкой кофе и своей фирменной полунасмешливой, полуобворожительной улыбкой. Его глаза бегали по залу, как будто даже аэропорт Детройта был поводом для вдохновения. Он выглядел так, будто родился для бизнес-класса, хотя ни разу в нём не летал.

— Я до сих пор не верю, что ты меня уговорил, — сказала Эрика, сверкая глазами на Мартина, пока они сидели в зале ожидания аэропорта Детройта.

— А я до сих пор не верю, что ты

согласилась

, — с довольной ухмылкой ответил он.

Они ждали посадку на рейс в Коломбо — столицу Шри-Ланки.

Кай и правда оплатил всё. И не просто эконом — бизнес-класс. Ни Эрика, ни Мартин никогда в жизни так не летали.

— Повторю ещё раз, — сказала она, сдвинув кепку на глаза. — Я согласилась из-за пещер, ясно?

— Угу. И совсем не из-за того, что нас пригласил высокий, богатый и таинственный Кай, у которого тело бога и голос радиоведущего, — протянул Мартин с фальшивой невинностью.

— Прекрати.

— Я просто уточняю, что твои ночные стоны — это от восхищения геологией.

Эрика фыркнула. Но нервничала по-настоящему.

Пещеры и правда были интригующими.

Они находились рядом с городом Элла, среди джунглей.

Местные жители боялись даже приближаться.

Легенда гласила, что в них обитает существо по имени Кадияра — нечто змеино-ящеричное, что выходит только после заката и уносит с собой тех, кто осмелился войти. Несколько туристов пропали за последние годы. Место официально закрыли.

На форумах кто-то описывал найденные огромные органические остатки, отпечатки лап, и даже полинявшую шкуру, оставленную существом.

Именно поэтому

Эрика согласилась на поездку.

И

совсем не потому

, что Кай пригласил обоих, а не её одну, как делал раньше.

Она честно врала себе, что не хотела увидеть видеть его на пляже — в шортах, с мокрыми волосами, приносящим ей коктейль.

Что не представляла, как он мажет ей спину кремом, медленно опускаясь от плеч к пояснице и чуть ниже…

…и не снилось ей, как он легко засовывает пальцы под ткань бикини, с тихим шепотом в затылок.

И уж точно она не просыпалась возбуждённой, с жаром под кожей, глухо раздражённой, что это был только сон.

Она

бешено

нервничала. И Мартин это видел.

Мартин видел всё. Он ничего не говорил, но видел. И не упускал случая поддеть:

— Если ты его пошлёшь, я отдам его Госпоже Женив. Оформим переход в Орден Голубых Устриц. Он белоснежный, как раз под дресс-код.

Эрика хохотнула, но что-то внутри сжалось — коротко, почти незаметно.

Она не хотела, чтобы Кай доставался кому-то ещё.

…

Полет прошёл гладко, почти сонно: шампанское, маски для сна, мягкие подушки и пледы с логотипом авиакомпании. Всё вокруг было из мира бизнес-класса, в который они обычно не попадали.

Эрика спала у окна, уткнувшись щекой в ладонь, с открытым ртом и растрёпанными волосами, а Мартин мирно дремал, свернувшись в шар и обняв дорожную подушку, как плюшевого единорога.

Когда самолёт приземлился, и они вышли по трапу, тропики ударили в лицо, как тёплая, ласковая пощёчина.

Воздух на Шри-Ланке был плотным, бархатистым, ароматным. Он нёс с собой запах жареных специй, влажной земли и фруктовой кожуры, и даже солнце, хоть и палящее, обжигало не враждебно, а будто любовно, как старый друг.

Аэропорт Бандаранаике встретил их прохладой стеклянных залов, запахом ванили и лимона, деревом с инкрустациями и мягкой, неторопливой музыкой, доносившейся из динамиков. Люди — смуглые, доброжелательные — двигались неспешно, с лёгкими улыбками и ловкими движениями рук. Один из них подал Эрике бутылочку воды, а Мартину помог с чемоданом.

Эрика уже переоделась: на ней были белые льняные шорты, немного мнущиеся, но подчёркивающие её стройные ноги, растянутая майка с выцветшим рисунком старого мотеля в Аризоне, тёмная кепка, резиновые шлёпанцы, и простые серьги-кольца, которые блестели в свете.

Мартин щеголял в широких шароварах цвета индиго, жёлтом поло с крошечным крокодилом, белых очках, и в панаме с ананасами, которая, казалось, жила своей жизнью на его кучерявых волосах.

На выходе из аэропорта они увидели Кая.

Он стоял у колонны, легко выделяясь из толпы — как мираж.

Высокий, сильный, бледный, как слоновая кость, в белом льняном костюме, который сидел на нём идеально.

Под расстёгнутой рубашкой угадывались очертания мускулистой груди, но не броско — изящно, как скульптура.

На ногах — лёгкие светлые шлёпанцы, на носу — светло бежевые очки, почти слившиеся с лицом.

Он казался нарисованным акварелью.

Эрика поймала себя на том, что не может отвести взгляд.

— Привет! Рад вас видеть! — он распахнул руки, обнял её — сдержанно, но тепло. Потом пожал Мартину руку с искренней улыбкой.

— Добро пожаловать. Машина ждёт. Вам понравится, обещаю.

Белый джип был просторным, с затемнёнными стёклами и кондиционером, пахнущим лаймом и кожей. Они ехали вдоль побережья, а за окном тянулась лента: песчаные пляжи, бирюзовая вода, резные лодки на берегу, дети, бегущие по обочине, джунгли вдалеке, шум волн.

Кай вёл сам. Мартин устроился на пассажирском сиденье, Эрика — за ним, у окна.

— Ну как вам перелёт? Не слишком утомительно? — спросил Кай, глядя на них в зеркало.

— Это было потрясающе, — Мартин расплылся в улыбке. — Я впервые не чувствовал себя мешком картошки в самолёте. Спасибо тебе от нас обоих. Вообще, мы считаем, что ты супер парень. Правда, Эрика?

— Что?.. А. Да, конечно, — вынырнула Эрика из своих мыслей.

— И скажи мне, — добавил Мартин, хитро щурясь, — ты так и не раскроешь, кому ты пишешь песни?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кай усмехнулся.

— Неа. Контракт. Тайна. Запрет.

— Ну давай хоть первую букву!

— Даже гласную не скажу.

— Гад. Я ж теперь буду гадать всё путешествие.

Они ехали вдоль побережья. Шоссе извивалось между зеленью и синим.

Слева — океан, слепяще-голубой, тёплый, с легкими волнами, как будто кто-то гладил его ладонью.

На берегу — тонкие пальмы, лачуги с крышами из пальмовых листьев, где местные продавали кокосы и жареную рыбу.

Цвета были насыщенными, как после фильтра: зелень — изумрудная, небо — ярко-голубое, тени — густые.

Эрика смотрела и молчала. Её плечи медленно опускались — с каждым километром тревога отпускала. Наверное… она чуть-чуть была счастлива.

Хотя бы потому, что может плавать в океане. Каждый день. Сколько захочет.

…

Дом был как мечта, возникшая из пальм и морского воздуха.

Современное бунгало, двухэтажное, с белыми колоннами, затенёнными террасами, большими окнами, сквозь которые проникал солнечный свет, обволакивая стены мягкими бликами.

Вокруг дома — сад, в котором буйствовали цветы с невообразимыми формами, лианы, и маленький искусственный пруд с карпами.

Сзади — дорожка, ведущая к пляжу. Перейти тропинку, спуститься по песку — и океан откроется, словно сцена театра.

Внутри было тихо.

Холл встретил их мраморным полом, тонким запахом жасмина, деревянной резной мебелью и свежестью кондиционеров.

На кухне хлопотал повар. В столовой — длинный стол, накрытый к обеду: свежие фрукты, рис с овощами, рыба в соусе карри, хрустящие чипсы из бананов.

— Ваши комнаты наверху, — сказал Кай, беря по чемодану. — Пошли.

Кай показал им второй этаж.

Комната Мартина — с большим балдахином, деревянной мебелью, занавесками цвета шафрана, плетёным ковром и креслом-качалкой у окна, откуда было видно деревья и дорожку к морю.

Комната Эрики — светлая, с окнами от пола до потолка, выходящими на океан.

Кровать с высокими стойками, прохладное постельное бельё, настольная лампа с абажуром из рисовой бумаги, уютный столик у окна.

Санузел — каменный душ, зеркало в деревянной раме, мягкие полотенца, кокосовое масло, ароматизатор с жасмином.

Эрика прошлась босиком по плитке, глянула в окно — и впервые за день по-настоящему улыбнулась.

— Здесь можно остаться.

Кай появился в дверях.

— Рад, что вам нравится. Еда внизу. Берите, что хотите. Сегодня отдых. Завтра встреча с проводником. Он проведёт нас к пещере. Там, говорят, странное место… даже для меня.

Он задержал на ней взгляд.

— Тебе правда нравится? — спросил почти шёпотом.

Эрика кивнула.

— Очень.

…

После душа она завалилась на кровать.

Кожа пахла солью и кремом, мысли плавали.

Она устала — физически, эмоционально, но в хорошем смысле.

Да, чёрт с ним, с этой путаницей. Да, ей тяжело с Каем. Да, она боится себя.

Но она здесь. В раю.

И она —

немного, совсем немного, но счастлива

.

Глава 7. Океан, который всё слышит

Дом просыпался неспешно. Солнечные полосы пробивались сквозь занавески и ложились на пол мягкими бликами, воздух пах сандалом и кокосовым мылом. В холле было прохладно — плитка под босыми ногами всё ещё хранила ночную свежесть. Из открытых окон доносилось щебетание птиц, шелест листвы, отдалённый плеск воды в бассейне. Мир напоминал сон, в котором пока не нужно просыпаться.

Эрика вышла из душа чуть позже Мартина. Она чувствовала лёгкую усталость в теле, остаточную негу после ночи и странное, тихое покалывание под кожей — как будто внутри всё ещё звенит.

На ней был слитный купальник с вырезом на спине и ярким принтом в виде акварельных морских рыб и кораллов — насыщенно-синие, бирюзовые и солнечно-жёлтые цвета смешивались, как будто вода играла на ткани. Поверх купальника она надела короткое лёгкое платье из тонкого хлопка с открытой спиной — кремово-бежевое, с мелким узором в выцветшие листья. Волосы не стала укладывать — просто вытерла полотенцем и собрала в низкий небрежный пучок. На висках кое-где выбивались рыжие пряди.

Кожа пахла кремом с ванилью и капелькой цитруса. Она не надушилась — только тело, солнце и океан.

Настроение было хрупким. Спокойствие сменялось щекочущим тревожным ожиданием. Всё будто разом стало слишком тихим, слишком красивым, слишком живым.

Мартин уже бегал по террасе босиком, с полотенцем на плечах и панамкой на макушке. Он был в восторге.

— Так, мои райские феи, — выкрикнул он весело. — Я иду приручать бассейн. Если меня утащит крокодил, снимай с этого рилс!

Эрика лишь усмехнулась и отошла к балюстраде. Воздух был влажным, но лёгким. Вдалеке шумел океан, а в саду росли высокие тропические деревья с узорчатой листвой и светло-красными цветами. На бамбуковой ограде висела гирлянда из морских раковин, и когда дул ветер, она тихо позванивала.

Она стояла у перил, прислонившись плечом к колонне, когда Кай появился. Он шёл по веранде босиком, в белых плавательных шортах и светлой майке без рукавов, в которой контуры его плеч и груди угадывались, но не выпячивались. Волосы чуть взъерошены, как будто он только что вышел из душа, и просох под утренним ветром. Он пах кожей, солью и чем-то древесным, чуть табачным.

В руке он держал два стакана. В них — густой, прохладный коктейль цвета манго, украшенный ломтиком лайма, крошкой из сушёного ананаса по краю и короткой деревянной трубочкой.

— Доброе утро, — сказал он низко, спокойно, и протянул ей один из стаканов. Голос был хрипловатый после сна, и от этого особенно личный — Ты как?

— Пока не растаяла, — ответила она и взяла коктейль, стараясь не смотреть на него слишком открыто.

Напиток оказался прохладным, насыщенным, сладко-терпким. Она сделала глоток и почти улыбнулась.

— Пойдём на пляж? Пока не стало слишком жарко. Мартин вон уже выторговывает у местных гекконов гражданство, — сказал Кай и кивнул в сторону сада.

Эрика кивнула. Они сошли с веранды и медленно пошли по тропинке, проложенной между пальмами и кустами гибискуса. Мягкий песок начинался сразу за бамбуковым забором, по нему было приятно идти — как по подушке. Солнце ещё не жгло, а только тянуло кожу тёплыми нитями. Ветер доносил запах океана, йода, какой-то цветущей травы и лёгкого древесного дыма — кто-то жёг кокосовые листья неподалёку.

Пляж был почти безлюден. Песок — белый, с розоватым отливом. Вода — прозрачная до дна, с легким аквамариновым отблеском. Волны накатывали мягко, медленно, будто лаская берег. Кай расстелил плед, они сели.

Он лежал на локтях, немного откинувшись назад, и смотрел на неё — не изучающе, а как будто узнавая. Тонко, без нажима. Но Эрика чувствовала: он считывает каждое её движение, каждый взгляд, каждую паузу между глотками.

— Ты избегаешь меня, — сказал он тихо. Спокойно. Не упрёком — наблюдением.

Эрика ощутила, как что-то внутри сжалось. Она сделала ещё один глоток.

— Я… просто занята. У нас блог, съёмки...

Он перевёл взгляд на горизонт, потом снова на неё. В его голосе не было раздражения — только сдержанная мягкость.

— Я не давлю. Просто хочу понять. Я мешаю тебе?

Она молчала, потом медленно покачала головой.

— Нет. Ты не мешаешь. Просто… сложно. Ты напоминаешь о том, что давно не живо. О том, что я старалась не вспоминать. О той ночи.

— Я бы всё отдал, чтобы вернуться туда и вытащить всех. Чтобы мы туда даже не поехали. Но я не могу изменить прошлое. Могу быть здесь. С тобой. Сейчас.

Он сказал это не как обещание, а как факт. И она смотрела на него — видела морщинку на лбу, немного прищуренные глаза от солнца, бледные ресницы и крепкие руки, лежащие на коленях. Он не приближался, но был рядом. Присутствием, вниманием, намерением.

— Что мне сделать, чтобы ты не отстранялась? — спросил он, чуть тише.

Эрика вздохнула. Взгляд её скользнул к волнам.

— Я не знаю. Наверное… просто не торопи меня. Не пугай.

Он кивнул.

— Мне и самому немного страшно. Но мне важно быть рядом. А не в стороне.

Она повернулась к нему. Их взгляды встретились, и это был не бой, не поединок, а что-то уязвимо настоящее.

Эрика слегка прижала свою ладонь к его руке. Он не пошевелился — только посмотрел вниз, на её пальцы.

— Хорошо, — сказал он. — Как скажешь.

Из-за дома послышался визгливый голос Мартина:

— Я нашёл геккона! Он смотрит на меня, как Эрика, когда я беру второй десерт!

Они оба рассмеялись. Напряжение на миг рассеялось.

Они молча смотрели на океан. Волны размеренно катились к берегу, а ветер шевелил волосы Эрики, вырывая тонкие пряди из небрежного пучка и перекидывая их через плечо. Воздух был влажным и тёплым. Сладковатый — пахло солью, ветром, свежесрезанным ананасом и едва уловимой терпкой древесной пылью от старых деревьев в саду.

Кай молчал некоторое время, потом чуть повернул голову. Его голос прозвучал мягко, почти шёпотом:

— Почему ты такая осторожная, Эри? Это… только из-за той истории?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эрика сглотнула. В груди что-то пошевелилось, неостывшее, всё ещё острое.

— Не только. Не всё началось с той ночи, — проговорила она, медленно, будто подбирая слова, чтобы не задеть собственную плоть изнутри.

— Тогда из-за чего ещё? — Он не настаивал. Он спрашивал, будто не хотел вторгнуться, а просто постоять рядом.

— Это… — она на секунду прикрыла глаза. — Это отношения. Были. Давно уже, три года прошло, но…

Он молчал. Ждал. Эрика тихо вздохнула.

— Я встретила его на съёмках. Он был диггером. Любил забираться в старые туннели, спускаться под землю, искать места, где раньше никто не был. Живой был, яркий, глаза горели. Мне это сразу понравилось. Ну и я ему, вроде, тоже. Мы сначала дружили, потом как-то... после пары бокалов виски — переспали. Потом начали встречаться. Всё было легко. Весело. Он ездил за мной по городам, нырял в тоннели, я снимала — он был частью проекта. Мы были вместе почти два года.

Она замолчала на секунду. Кай не перебивал. Только слушал.

— А потом его будто подменили. Он начал ревновать. Ко всем. Даже к Мартину.

Она усмехнулась сквозь дрожь.

— Представь себе — к Мартину. Каждый раз, как мы с Мартом куда-то ехали, закатывал сцену. Потом начал уговаривать: мол, давай останемся в Сиэтле, отдохни от съёмок, будь со мной. А я — в обратную сторону. Меня тянуло в дорогу, к мистике, к темноте, к поиску. Я отказывалась. Всё чаще. Он сначала упрашивал, потом...

— Потом? — Кай задал этот вопрос осторожно. Но он чувствовался — не холодным интересом, а желанием понимать.

— Потом начались угрозы. Он жил у меня уже больше полугода. Работать не хотел. Отказался от диггерства. Дни напролёт играл, пил, говорил, что «ищет себя». Когда я возвращалась домой, меня ждал бардак, бутылки, грязь, и он — небритый, вонючий, злой. Я не знаю, почему терпела. Думала, всё ещё можно исправить. Он трезвел, извинялся, обещал… А потом однажды я приехала — а в квартире какие-то друзья, наркота на столе. Телевизора нет, холодильника тоже. Бардак, вонь. И он — как будто всё нормально. Я тогда ушла к Мартину. Не знала, что делать.

Она выдохнула. Плечи дрогнули. Голос немного сорвался, но она говорила дальше.

— Я вызвала полицию. Его вывели из дома. Потом — уборка, новая техника, новые замки. Но он продолжал. Звонил. Писал. Плакал. Просил. Угрожал. Пьяный, трезвый, под чем-то… Он знал, где я живу. Где бываю. Он преследовал меня. Я не могла вздохнуть.

Кай медленно опустил взгляд. Он не спрашивал, не восклицал, не оценивал. Он просто слушал. Эрика ощущала: рядом с ней человек, который держит её боль — не давит, не разглядывает, а поддерживает, как сосуд в ладонях.

— Мартин помог, — сказала она чуть тише. — Нашёл ребят, друзей своих знакомых. Они поговорили с ним. Так, что тот уехал из города. Насовсем. И больше не возвращался — Это было страшно, — продолжила она после паузы. — Я не сразу пришла в себя. Психологи, перерыв в съёмках, медитации, тишина. Я научилась не винить себя. Просто принять, что было. И идти дальше. Но с доверием… всё сложно. Очень.

Кай медленно выдохнул. Его голос был глубоким, ровным.

— Эрика… Я понимаю. Ты прошла через многое. Это не просто шрамы — это живые ткани. И я вижу, что тебе трудно доверять. У тебя в прошлом и страх, и предательство, и темнота. А ещё колледж, та ночь. Всё это переплелось, и ты несёшь это на себе, каждый день.

— Да, — кивнула она. — Комбо.

— Но здесь и сейчас — я. Я не хочу влезать в твою боль. Я просто хочу быть рядом. Если ты позволишь. Поэтому задам вопрос снова. Что мне сделать, чтобы ты мне доверяла? Скажи. Я готов работать. Шаг за шагом. Чтобы просто быть рядом.

Эрика молчала. Смотрела на океан. На горизонт, где вода сливалась с небом. Всё внутри гудело. Он рядом. Настоящий. Не давит. Не манипулирует. Но всё равно — страшно.

“Почему он хочет быть рядом? Чего он ждёт? Что ему от меня нужно?..”

В груди сжалось. Если она скажет

да

— не слишком ли это? Если скажет

нет

— не откажется ли от чего-то важного?

Она посмотрела на него. В его взгляде не было ни нетерпения, ни надежды, ни ожидания. Только тёплая честность. Как будто он знал, что ответ — любой — будет настоящим.

— Мне нужно время, — сказала она. Тихо. Чётко. — Я проведу его с тобой. Я увижу. Пойму. И когда пойму — отвечу.

Он улыбнулся. Не ярко, не победно. Просто тепло.

— Хорошо. Тогда я просто рядом.

Волна шлёпнулась о берег. Ветер тронул её плечи. Кай поднял руку и легко коснулся её лопатки — не властно, не призывно. Просто как будто хотел дать опору. Она не отпрянула. Только чуть наклонила голову ближе к его плечу.

Они сидели так, не говоря ни слова.

Океан плескался перед ними. Мир дышал ровно. И в этом дыхании им было достаточно.

Глава 8. День перед Кадиярой

Кай неспешно поднялся с пледа. Потянулся, стряхнул с плеч песчинки и легко стянул через голову майку. Движение было настолько естественным, будто он не раздевался, а сбрасывал что-то ненужное. Солнце тут же легло на его кожу — гладкую, матовую, чуть загорелую. Эрика не могла не смотреть.

Широкие плечи, вытянутый позвоночник, длинные мускулистые руки и грудь, в которой читалась сила без выпячивания. Не надуманная рельефность, а мягко очерченная — от живого тела, от движений, от воды и солнца. Живот плоский, с намёком на пресс, ключицы в свете казались резными.

Он повернулся к ней через плечо и, улыбнувшись, кивнул в сторону воды:

— Я искупаюсь.

Она только кивнула. Голос его ещё не успел выйти из утренней хрипотцы. Даже это было чертовски сексуально.

Он пошёл по песку — босиком, в лёгких шортах. С каждым шагом спина играла на солнце, а капельки пота, проступившие под лопатками, ловили свет. Он выглядел как сама идея отдыха. Солнечная, упругая, неуловимо тёплая.

Эрика медленно поднялась, рассеянно дотронулась до плеча — там, где уже начало щипать от солнца. Она стянула платье через голову и осталась в купальнике. Слитный, с вырезом на спине, принт был весёлым и лёгким — и немного детским, что ей нравилось.

Она собиралась идти в дом — за солнцезащитой, когда сзади раздался топот и голос:

— Стой! Я как чувствовал!

Это был Мартин, сияющий, с мокрыми волосами и бутылками спрея и крема в руке.

— Ты забыла, да? Я спас тебя от превращения в жареного крабика.

— Спасибо. Ты как всегда своевременен, — Эрика взяла спрей и начала распылять на руки.

— А между прочим, — прищурился он, — ты рассказала Каю про своего бывшего?

Она замерла, чуть отвернув лицо.

— Да. Но всё остальное — не твоё дело. Иди обратно и развлекайся с гекконами.

— О, как ты со мной… — протянул Мартин, наигранно обиженно, и пошёл прочь, взмахивая полотенцем. — Никто не ценит моего таланта парного психолога!

Эрика покачала головой, усмехнулась. Открыла крышку крема и начала размазывать по плечам. До спины было не дотянуться. Она чертыхнулась тихо — и в этот момент увидела, как Кай, весь в каплях воды, идёт к ней с пляжа.

Он был мокрый, капли струились по груди, плечам, животу. Вода стекала по его телу, как будто он только что вышел из водопада. Волосы растрёпаны, глаза светились.

— Помочь? — спросил он просто.

И в ту же секунду — будто вспышка:

сон

, тот, что всё ещё сидел внутри.

Во сне она лежала на шезлонге. В том же самом купальнике, в той же тени. Кай стоял рядом. Он мазал ей спину, пальцы скользили медленно, почти лениво. Потом рука ушла чуть ниже — под ткань. Он наклонялся, шептал в ухо:

— Ты мне нравишься. Очень.

Во сне его пальцы скользили всё ниже под купальник, почти дотрагиваясь пальцем до ложбинки между ягодиц, гладя ладонью мягкую кожу. Вспомнив это, Эрика вспыхнула — кожа на щеках покраснела, как будто солнце ударило мгновенно.

— Эм… да, помоги, — выдавила она.

Кай встал рядом, легко взял крем из её руки. Его пальцы коснулись плеч — и вместо холода, как от спрея, Эрика ощутила тепло. Он не просто мазал — он массировал. Мягко, тщательно. Плавные круги по трапеции, затем к шее, снова вниз. Он не торопился.

Потом руки скользнули ниже — вдоль лопаток, к позвоночнику, к пояснице. Купальник заканчивался глубоко. Его пальцы будто на миг остановились на краю ткани, потом очень медленно зашли чуть под неё. На миллиметр. Эрика затаила дыхание. Внутри что-то дрогнуло.

Она напряглась. Он почувствовал. Отдёрнул руки. Пауза. Затем:

— С ногами помочь? — спросил спокойно, глядя ей в глаза.

— Не надо… я сама, — сказала она слишком быстро, но старалась улыбнуться.

Он выпрямился, протянул ей спрей:

— Ты будешь свежий кокос? Я сейчас возьму. Кстати, через три часа встреча с итальянцем по поводу пещер. Доехать — минут двадцать. Так что время отдохнуть ещё есть. Поплавай, если хочешь. А вечером… я хочу свозить вас в ресторан. Местные морепродукты — это отдельная глава жизни.

Он ушёл легко, не оборачиваясь. Солнце играло на его мокрой спине, как на лаке. Эрика осталась на месте, с флаконом крема в руках, будто замерла в паузе.

Она легла на шезлонг, лицо прикрыла шляпой. Мысли вертелись по кругу:

“

Зачем он хочет быть рядом? Чего он ждёт от меня? Как ответить ему, чтобы не предать себя? Как снова научиться чувствовать — не только страх?”

Сменилось дыхание — она подумала о пещерах. О чудовище. Кадияра. Может, с ним будет проще, чем с этой мягкой, настойчивой, настоящей реальностью.

Где-то позади раздался голос Мартина:

— Кай! Прыгай, покажу тебе, как наладить контакт с ящерицей! Она уже открыта к диалогу!

Кай рассмеялся. Был слышен громкий всплеск водой.

Эрика засмеялась сама себе и вдруг поняла — ей хочется в воду. Не просто освежиться, а сбросить с себя всё. Песок. Сомнения. Тень сна.

Она встала. Медленно пошла к океану.

Песок был горячим, мягким, приятно царапающим. Когда ступни коснулись воды, по коже пробежал приятный озноб. Волна коснулась щиколоток. Затем подошла вторая — и обняла голени.

Эрика сделала ещё шаг. Вода была тёплая, ласковая, будто тянулась к ней. Капли прыгали по коже, струились по бёдрам. Она зашла по пояс. Солнце касалось плеч. Ветер трепал её волосы.

Она вдохнула, задержала дыхание — и нырнула.

Под водой всё стало другим. Мягким. Медленным. Без слов. Без тревоги. Только движение тела, волна, свет сверху и покой.

Она плыла. Медленно. С закрытыми глазами. Тело скользило — она позволила себе быть. Просто быть.

Каждое движение рук отбрасывало прочь мысль. Каждое вытягивание ноги — освобождало от тени. Она чувствовала, как сердце успокаивается, как исчезает напряжение в шее, как плечи становятся лёгкими.

Она вынырнула. Волосы прилипли к лицу. Соль на губах. Вкус настоящей воды.

Она улыбнулась. Впервые за долгое время — по-настоящему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

…

После обеда жара немного спала. Воздух всё ещё был тёплым, но ветер с океана стал сильнее, и листья пальм шептали что-то на своём языке — будто предупреждали, будто смеялись.

Кай, как и обещал, повёз их на встречу с проводником. Бар, где они договорились встретиться, располагался чуть в стороне от шумного побережья, под навесом из тикового дерева, увитого цветущими лианами. Внутри пахло острыми специями, мятой и прохладным пивом. Фанаты серфинга вполголоса обсуждали волны, кто-то играл на устаревшей гитаре. Всё казалось мирным.

Они сели за стол у окна, и через пару минут к ним подошёл человек лет под шестьдесят — высокий, с выгоревшими кудрями, в льняной рубашке с закатанными рукавами и жёлтым браслетом из плетёных ниток. Лицо с глубокими морщинами от солнца, но глаза были живые, зелёные, с прищуром.

— Эрика, — представилась она. — Это Мартин. С Каем вы знакомы.

— Очень рад. Как только услышал, что вы хотите туда — сразу сказал себе: вот, наконец-то, нормальные сумасшедшие. Уж простите за прямоту.

Мартин рассмеялся.

— Мы это любим. Нас так на границе и встречают.

— Риккардо Фалько, — он поклонился. — Родом из Генуи. На Шри-Ланке уже двадцать три года. Женился на местной, развёлся с местной, остался с местной кухней. Я говорю на сингальском и немного на тамильском. А главное — я долгое время водил экскурсии к пещере Кадаргалена, пока её не закрыли.

— Про Кадияру вы всерьёз? — спросила Эрика. — Или это часть фольклора?

— Ну... местные боятся. Не называют её по имени. А у меня к этой штуке — глубокое уважение. Я туда заглянул трижды за всю жизнь, и каждый раз ощущение, что ты... не один.

Он достал карту, положил на стол.

— Вот. Вход — здесь. Сейчас там никто не ходит. Даже обезьяны обходят стороной. Местность странная: всё время что-то гудит, то тишина, то резко звук. Влажно. Стены тёплые. Понимаете, в пещере прохладно, а стены — как будто нагреваются изнутри. Это ненормально.

Мартин сглотнул.

— Звучит, как место, где мне точно не надо быть.

— А теперь история. Не для слабонервных, — предупредил Риккардо, сжав пальцы на стакане. — Это было лет семь назад. Экскурсия. Три туриста. Два немца и парень из Австралии. Сначала всё шло нормально — свет, каски, инструкции. Мы зашли не глубоко. И вдруг... один из них начинает странно себя вести. Молчит. Потом резкая фраза: "Я слышу её" — и срывается с места. Я не успел даже среагировать. Он исчез вглубь — и всё. Тишина. Ни следа.

Мы искали его почти два часа. Там темно, эхо ведёт в разные стороны, и ты не понимаешь, где он. Потом услышали звук... как будто кто-то царапает камень. А потом крик. Один, нечеловеческий. И всё. Тишина. Мы еле выбрались. Позже нашли его налобный фонарь и один ботинок — вмятый, как будто сдавленный огромной рукой.

— Господи, — выдохнула Эрика. — А вы после этого туда ещё возвращались?

— Только один раз. И только до той точки. Я никому не советую туда идти. Но если вы действительно хотите — я поведу. Но строго по моим правилам.

— Конечно, — кивнула Эрика.

— Завтра. Восемь утра. Я заеду за вами.

— Нет, — раздался голос Кая. Он всё это время молчал, но теперь поднял взгляд. — Скинь координаты. Встретимся на месте. Я тоже поеду. Но снимать меня не надо.

Риккардо улыбнулся:

— Рад, что ты в деле, Кайлео. Надеюсь, теперь всё пройдёт спокойно.

Эрика отвела взгляд и сделала вид, что пьёт. Внутри пронеслось тепло. Она не ожидала, что он захочет быть рядом и в этом.

…

“Пеллагама Ватху” — ресторан с видом на океан, в белых тканевых навесах и деревянных ставнях. Стены расписаны вручную. У каждого столика — свеча в стеклянной банке и деревянное меню с выгравированными названиями.

— И всё-таки, — начал Кай, подлавливая Мартина, — ты так радуешься завтрашней поездке, будто не ты орёшь при каждом шелесте в заброшке.

— Потому что я, мой друг, — поднял палец Мартин, — обожаю боль. В рамках шоу.

Эрика фыркнула:

— Он просто думает, что если сдохнет, то будет в трендах ютуба хотя бы на неделю.

— Это да. И плюс — гекконы. Они меня берегут.

— Но серьёзно, — Кай усмехнулся. — Как ты вообще в это всё влез?

Мартин откинулся на спинку стула.

— В детстве я был тем странным ребёнком, который строил “комнату страха” в подвале. Реально. Тёмные простыни, говорящий скелет, кетчуп на стенах. Брал по два доллара с соседских детей. У меня там одна девочка описалась от страха — я тогда понял, что это моё призвание. Потом был тикток, маленький канал… А потом мы с Эрикой сняли ролик про проклятый холодильник. Взлетело. Всё. Понеслось.

Он сделал глоток.

— Я умею снимать. Мы с Эри дополняем друг друга. Ну и мы неплохо зарабатываем. А ещё я люблю славу. И мечтаю, что однажды моя принцесса увидит меня в выпуске про пылающий унитаз, влюбится и скажет: “Всё, едем в Ванкувер, я тебя женю.”

Эрика смеётся. Кай — тоже.

— А ты? — внезапно спрашивает Мартин у Кая. — Всё-таки… как ты это пережил? Тогда?

Кай медленно поставил бокал. Выглядел он спокойно, даже слишком. На лице — ни тревоги, ни боли. Только легкая, выверенная пустота.

— Всё рухнуло за секунды, — сказал он. — Крики. Кровь. Звук… как будто кто-то рвал мокрую ткань. Или резал ножом… плотную кожу. Всё начало брызгать. Я… увидел, как Рэнди упал. Не просто упал. Его как будто… кто-то разорвал пополам. Я замер. А потом — Селейн. Голова. Просто отлетела. Без лица. Я не мог понять, что происходит. Только слышал: хлюп, хруст, сиплые крики. Тела разваливались, как будто кто-то их резал изнутри.

Он замолчал.

— Было больно. И страшно. Не хочу туда возвращаться.

Эрика поджала губы.

Ошибка

. Голова отлетела у

Катрины

. Но она ничего не сказала. Просто запомнила. Он говорил о страшном — но в его голосе было... ничего. Ни дрожи, ни растерянности. Только ровная пустота.

Глава 9. Внутри Кадияры

Они выехали затемно.

В машине стояла тишина. Эрика сидела впереди, в шортах цвета мокрого песка, с плотной тёмной майкой и налобным фонарём, пристёгнутым к рюкзаку. Волосы собраны в высокий пучок, но уже кое-где выбивались пряди. Лицо спокойное, собранное. Внутри — привычное предвкушение. Она обожала это чувство перед входом в неизвестность.

Мартин выглядел тревожно-бодро. Темная кепка, светлая рубашка навыпуск, штаны с карманами, в которых гремели батарейки и заклеенные лейкопластырем флешки.

Кай — в чёрной облегающей майке и серых джоггерах, без слов, без лишнего движения. Он был как будто не из этого времени — почти нечеловечески уравновешенный. Его лицо не выражало ни волнения, ни радости. Но в глазах было что-то цепкое, внимательное.

Они добрались до места, где заканчивалась асфальтированная дорога и начиналась тропа. Там, у дерева, их уже ждал Рикардо — в песочного цвета куртке, с кожаным рюкзаком и большой, немного потрёпанной картой.

—

Finalmente

… (Наконец-то…) — кивнул он. —

Benvenuti al confine del mondo.

(Добро пожаловать на край мира.)

Они переглянулись. Тропа уходила вглубь джунглей. И чем дальше они шли — тем тише становилось.

Пение птиц исчезло. Жужжание — тоже. Как будто сама природа отступала назад, предоставляя место чему-то более древнему.

Через сорок минут подъёма и вязкой тишины они остановились. Вход в пещеру не бросался в глаза. Его прятали корни, лианы, густая поросль. На мгновение казалось, что тропа просто закончилась.

—

Eccolo...

(Вот он...), — тихо произнёс Рикардо и раздвинул растительность.

Чернеющая пасть в скале была низкой, поросшей мхом и чем-то, похожим на грибок. Внутри тянуло холодом и чем-то прелым.

Эрика включила налобный фонарь, осторожно вошла первой и тут же прикоснулась к стене.

— Горячая, — удивлённо сказала она. — Серьёзно. Она… скользкая.

Пальцы оставляли едва заметный след на чёрной влажной поверхности. Под светом фонаря виднелись тонкие, будто живые прожилки, уходящие вглубь камня.

Где-то вдалеке — капли воды, медленные, густые. Время от времени — резкий писк летучих мышей, сводящий зубы.

Рикардо шёл первым, осторожно прокладывая путь и указывая, куда лучше ставить ноги.

— Эта пещера возникла около двух миллионов лет назад. Осколок вулканического периода. Сюда не стоит заходить без гида. Но вы ведь не обычные туристы, верно?

— Мы — самоубийцы с камерами, — отозвался Мартин. Он снимал, молча, почти не дыша.

Эрика шла следом, комментируя всё на ходу, тихо, в микрофон, прикреплённый к футболке:

— «Температура повышена. Стены пористые, покрыты органикой. Слой влаги примерно полсантиметра. Звук приглушён, эхо поглощается поверхностью. Странно. Очень странно.»

Кай замыкал процесссию. Он не шумел, не вмешивался, двигался мягко, как будто знал каждый поворот. Иногда Эрика оборачивалась — он просто кивал.

Они шли около двадцати минут, когда раздался спокойный, но твёрдый голос Кая:

— Стоп. Сюда.

Мартин, резко разворачиваясь, посветил прямо в его лицо.

— Ой, блин, прости! — он тут же отвёл фонарь и осветил стену.

На стене были глубокие, рваные царапины — не просто след, а будто серия безумных ударов когтями, оставленных существом, которое не знало пощады. Камень был вспорот, в нескольких местах — на добрых десять сантиметров вглубь. Каждая борозда шла неровно, как будто что-то очень сильное скользило лапой по скале, оставляя ярость на камне.

Между царапинами в трещинах застряла густая, тёмно-бурого цвета субстанция, похожая на засохшую кровь. Но она была странной — с плотным, почти смолянистым блеском, а в некоторых местах — будто свежей, как желе, медленно стекала вниз по стене, отливая бордовым под лучами фонаря.

—

Cazzo...

(Чёрт...), — выдохнул Рикардо. —

Non è una bestia. È un demone.

(Это не зверь. Это демон.)

Эрика шагнула ближе. Провела пальцем рядом с одной из борозд, не касаясь.

— Смотри на направление. Оно не хаотичное. Это не борьба. Это… будто кто-то царапал, медленно, вдоль, как предупреждение.

Мартин сглотнул.

— Это кровь? Похоже же, да?.. Только, мать его, кровь не должна так пахнуть.

Стену пропитывал запах тлена, металла и сырости, с лёгкой кислинкой, от которой щекотало в носу.

Кай не произнёс ни слова. Он стоял чуть в стороне, наблюдая не на царапины, а на лица остальных. Его взгляд был сосредоточен и странно холоден.

А Эрика — улыбалась. Не широко, но взгляд её светился. В этих жутких бороздах, в этой зловещей слизи она видела не ужас, а настоящую находку. Удовольствие, азарт — в ней проснулся тот самый исследователь, влюблённый в мистику и неизведанное.

— Сними это. Крупно. Медленно. Дважды. Это важно. — сказала она Мартину.

— Ага. Прямо себе на надгробие.

Рикардо, не отрывая взгляда от Эрики, прищурился, и с восхищением пробормотал:

—

La mia ragazza pazza…

(Моя сумасшедшая девочка…)

Кай услышал. И нахмурился. Он молча посмотрел на Рикардо, затем перевёл взгляд на Эрику. Но ничего не сказал. Только чуть крепче сжал ремешок налобного фонаря в пальцах и двинулся вперёд.

Пещера становилась всё жутче. Стены казались влажными изнутри. По ним стекала тёплая влага, как пот. Запах становился резче — смесь крови, земли и серы.

Под ногами — кости. Длинные, гладкие, некоторые явно не человеческие, но не и животные. Порой — куски шкуры. Клочья шерсти. Следы когтей.

Эхо исчезло. Звуки шагов не отражались. Было ощущение, что сама пещера заглатывает их присутствие.

— Я же говорил… — прошептал Рикардо. — Она дышит иначе.

Questo posto è vivo.

(Это место живое.)

Они дошли до места, где когда-то Рикардо нашёл ботинок. Теперь —

череп

. Человеческий. Обглоданный. На нём отпечатки мелких, острых зубов. Рядом — налобный фонарь, изломанный, с кусками, будто прогрызенными. На пластике — коричневая, застывшая слизь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Где-то впереди — флюоресцентное свечение.

— Я хочу пойти туда, — сказала Эрика. — Нам нужно это снять.

— Нет, — Рикардо поднял руку. — Мы не должны.

— Я не спрашивала, мы… — начала она.

—

Sei pazza?!

(Ты сумасшедшая?!) Я был здесь. Я знаю. Там может быть вход — туда, куда никто не должен идти.

— Мы всегда туда и идём, — усмехнулась Эрика.

— Я поддерживаю Рикардо, — вмешался Мартин. — Эрика, хватит. Тут уже не атмосфера — тут жопа.

— Голосуем, — сказала она.

— Я против, — Мартин сразу.

— Я — за, — Эрика.

— Я не пойду, — Рикардо твёрдо.

Они посмотрели на Кая.

А Кай на Эрику. На её лицо. Глаза. Он видел, как сильно она этого хочет.

— Я — за. Но только недалеко.

Дальше проход стал узким. Они шли, сгибаясь. Свет усиливался. Появился влажный ветер. Пахло тухлой водой.

И вдруг… след.

На полу. Огромный. Метра полтора в длину. Пятипалый. С толстыми пальцами и следами перепонок. И самое странное — он светился. Бледное, почти неоновое сияние. Под фонарём — исчезал.

Эрика прошептала в микрофон:

— «Мы нашли след. Настоящий. Живой. Он светится. Пульсирует. Строение как у рептилий, но масштаб... невообразимый. Это что-то, чего не должно существовать.»

— Всё. Стоп. Я дальше не пойду, — сказал Мартин, дрожа. — Вы — как хотите.

— А как же твой оберег от гекконов? — ухмыльнулся Кай. — Вдруг это их божество? Он тебя защитит.

— Очень смешно, — Мартин обиженно.

— Я тоже не пойду, — Рикардо. — Я не видел этих следов раньше. Мы уже слишком близко.

Они развернулись.

Но… что-то пошло не так. Дорога изменилась. Или они сами свернули не туда. В итоге они вышли в зал, которого раньше не было.

Небольшое озеро. Голубое, светящееся изнутри. На стенах, потолке и полу — засохшая шкура. Серая, полупрозрачная. Шелестящая от малейшего ветра. Похожа на кожу змеи. Только… слишком большая.

— Это было бы красиво, если б не было так страшно… — прошептал Мартин. — Эмм… мы точно не заблудились?

Рикардо засомневался.

Кай подошёл к нему. Они отошли, шептались.

— Что они там шушукаются? — спросил Мартин.

— Что-то мне это не нравится, — Эрика сузила глаза. — Кай ведёт себя так, как будто он уже был здесь.

Через минуту Кай сказал:

— Я поведу. Доверьтесь.

Он шёл первым. Молча. Уверенно. За ним — Эрика. Потом Мартин. Замыкал — Рикардо.

Выбрались на поверхность только глубокой ночью.

Небо усыпано звёздами. Воздух — холодный. Эрика посмотрела на часы:

— Мы что, были там весь день?

— Кажется, что два часа, — ответил Мартин.

Рикардо выдохнул:

—

Grazie a Dio...

(Слава Богу…)

…

Машина мягко покачивалась на ухабах ночной дороги. Сквозь приоткрытое окно доносился аромат мокрых деревьев, и тёплый воздух пах звёздной ночью и пылью.

Мартин тараторил, не умолкая с тех пор, как они выбрались из пещеры:

— Ты вообще понимаешь, что мы сняли?! Этот след, слизь, шкура, череп — чёрт, Эрика, это наш золотой выпуск! У нас будет миллион просмотров, если не два! И я тебе клянусь, я обосрался от страха так, как никогда раньше! Особенно когда этот тварин след начал светиться! А когда ты сказала “снимай это медленно дважды” — я думал, что сдохну на месте, но ведь снял! Снял же! Эрика, ну ты это видела, а?!

Он даже хлопнул в ладони от восторга и отдышался, уставившись в окно.

Эрика с улыбкой покачала головой — в этой болтливости Мартина было что-то умиротворяющее. Но сейчас ей было не до победной эйфории.

Она обернулась к Каю, сидевшему рядом на заднем сиденье, спокойному, как будто они вышли не из чрева неведомого зверя, а из супермаркета.

— Кай, — спросила она тихо, — скажи честно. Откуда ты знал дорогу назад?

Он посмотрел на неё, не удивлённый вопросом, но будто ждавший его.

— Я хорошо ориентируюсь. Помнишь колледж? Заброшенный каньон. Мы тогда тоже заблудились. А я всех вывел.

Эрика чуть приподняла бровь — и всё сразу всплыло.

…

Ей было девятнадцать. Темно-каштановые волосы распущены, лёгкая парка, тёмные джинсы, рюкзак, в котором обязательно лежала плёнка для фотоаппарата и маленькая записная книжка. Тогда они только закончили второй курс.

Их было пятеро: она, Кай, Джесс, Рэнди и Селейн. Друзья, группа, почти семья. Они собирались каждую пятницу, устраивали свои маленькие вылазки в заброшенные места — старые склады, кинотеатры, мосты. Тогда они поехали в заброшенный каньон в часе езды от кампуса. Всё началось весело: смех, музыка из магнитолы, бутерброды и гитара на привале. Эрика смеялась тогда так легко, как будто всё в жизни было на своих местах. Она чувствовала себя частью чего-то важного.

Когда солнце начало садиться, стало ясно, что они потерялись. Никто не запомнил тропу. Телефоны теряли сигнал, фонарики начинали садиться. Джесс впала в панику, Селейн нервничала и кричала на всех. Рэнди пытался подшутить, но даже у него голос дрожал.

А Кай был спокоен. Он просто сказал:

— Останьтесь здесь. Я вернусь через десять минут.

Он ушёл вглубь леса, и Эрика смотрела ему вслед с замиранием сердца. Не от страха — от чего-то другого. От чувства, будто он не потеряется. Никогда.

Он вернулся через семь минут. С сухой веткой, на которой сделал зарубки, и с найденной тропой.

— Держитесь за мной. Всё будет в порядке, — сказал он тогда, и его голос был таким… спокойным. Надёжным.

В ту ночь, сидя с ним рядом у костра, она украдкой бросала на него взгляды, будто боясь, что кто-то заметит её чувства. Он пил чай из термоса, рассказывал что-то смешное Рэнди, и огонь от костра подсвечивал его лицо мягким золотым светом. Эрика смотрела — долго, внимательно, замирая от каждой его улыбки. Ей казалось, что весь мир на минуту стал спокойным, пока он рядом. Тогда она ещё не знала, как это называется, но уже чувствовала: хочется, чтобы он всегда был поблизости. Она не сказала тогда ни слова, просто сидела, грея руки у огня и своё новенькое чувство внутри. Потом уже она поняла — да, это была влюблённость. Такая простая, такая светлая.

...

— Помню, — прошептала она в машине, снова обретая настоящее.

Она чуть склонила голову и посмотрела на него пристальнее.

Он ответил ей взглядом — таким же, как тогда. Тихим, ясным. И немного тревожным.

Впереди уже маячил свет их дома. Внутри — тепло, еда, вода. И новая тень того, что они принесли с собой из тьмы.

Глава 10. Огонь среди шума

Ночь выдалась душной. Воздух будто слипся с кожей. Эрика долго не могла уснуть — ворочалась, меняла подушку, открывала и закрывала окно. Всё было не так: одеяло — слишком тяжёлое, простыня — холодная, и даже океан за окном шумел как-то… не в такт.

Под утро она всё-таки заснула.

Сон был странным — необычно знакомым.

Она снова шла по пещере. Всё как наяву: капли, слизь, фонарь в руке, чужие шаги позади. Но никто не говорил. Только она — слышала шёпот. Он не звучал словами, он скользил по коже.

—

Ahúr-ta eketh...

—

Nus-mira ḫelatun...

—

Dûg-zarash...

Язык был чужой, нечеловеческий, как будто сломанный, древний, с протяжными гортанными звуками и рваной ритмикой. Но смысл, будто шёл напрямик в грудь, минуя уши:

Ты ведь уже была здесь...

Тебе знакомо это место...

Вернись…

Она остановилась. Перед ней — не коридор. Озеро. Оно — другое. Чёрное, гладкое. Вода в нём светилась, но не отражала. Как зеркало, в котором нет тебя, только что-то другое.

Она наклонилась — и в глубине увидела глаза. Свои. Но не похожие на те, что она видела часто в зеркале - они были голубыми.

И шёпот снова заполнил пространство — где-то внутри черепа, за ушами, за костями.

— Dûg-zarash...

— Ты знаешь, кто мы...

— Ты чувствовала это прежде...

Она проснулась с рывком.

Сердце билось быстро. Всё тело было влажным, но не от жары — от липкого, тревожного пота. Она сидела минут десять, не двигаясь. Только слушала. Где-то тикали часы, за окном кричала птица. Вроде всё было обычным.

Но нет.

Ногти на правой руке были чёрными. Совсем.

Через пару часов цвет сошёл — словно не было. Но ощущение, будто кто-то отметил её, не ушло.

Парни проснулись позже. После пещеры и ночной дороги организм упрямо требовал отдыха, и каждый из них встал не раньше полудня.

На кухне пахло кофе и поджаренным хлебом. Мартин в шортах и майке сидел на веранде, щурился на солнце и мрачно ел манго ложкой прямо из половинки.

— Мысли тёмные? — спросила Эрика, выходя к нему с чашкой кофе.

— Я думаю, что мы встряли, Эри. Влипли по самую ж... душу. Это же не просто контент. Это... Я вообще не понимаю, что это.

— Это прекрасно, — вздохнула она, садясь рядом. — Жутко, да. Но прекрасно.

Он взглянул на неё и приподнял бровь:

— Ты сейчас серьёзно? Мы нашли следы какого-то монстра. Настоящие. Мы в реальной пещере, где череп лежит рядом с обглоданным фонарём. Это не сериал, это не сценарий. Это может быть опасно.

— Мы знали, на что шли, — спокойно ответила она. — Просто теперь это стало... ближе.

Мартин задумался. Потом добавил:

— Я не хочу, чтобы тебя сожрал светящийся ящер, если что.

— Трогательно, — усмехнулась она. — Но пока всё, что он сделал — это подарил нам шикарный выпуск.

Они замолчали. Воздух был густым от влажности, но лёгким. Внизу шумел океан, лениво и вразнобой. Вокруг играли тени от листьев.

Вышел Кай. Чёрная рубашка оттеняла бледную кожу а светлые брюки подчеркивали рельеф бёдер. Волосы, как всегда, немного растрёпаны, на лице — лёгкая небритость. Он держал в руках телефон и что-то читал, пока не подошёл.

— Доброе утро, — кивнул он.

— Уже день, — сказала Эрика.

— После пещеры — всё утро. Даже полночь.

Он сел рядом с ними, налил себе кофе. Молча пил.

— Ты в порядке? — спросила она, не отрывая взгляда.

— Да. Просто думаю.

— О чём?

— О том, что дальше. Что с этим делать. Насколько мы хотим влезть. Насколько... ты хочешь.

Эрика замолчала. Ответа не было. Только тихий взгляд. Как будто вопрос был не в том.

— Я бы съездил туда ещё раз, — добавил Кай. — Без Рикардо. Без камер. Просто посмотреть. Понять.

— А ты не боишься?

Он слегка улыбнулся:

— Всегда боюсь. Просто иногда это не мешает идти дальше.

Мартин встал, кинул пустую кожуру от манго в ведро и обернулся:

— Если вы пойдёте без меня — я на вас обижусь. Хотя нет. Я напьюсь. А потом обижусь. А потом, если вернётесь, вас обоих ударю.

— По очереди? — уточнила Эрика.

— Да.

— Сначала его, да?

— Конечно. Его легче.

Они рассмеялись.

Кай чуть склонил голову, глядя на Эрику:

— А ты... вообще спала сегодня?

Она чуть отвела взгляд, провела пальцем по краю чашки.

— Заснула под утро. Был сон.

— Плохой?

— Не знаю. Не совсем. Больше… странный. Будто я уже была в той пещере раньше. Как дежавю, только с чужими голосами и чем-то... липким внутри.

— Что говорили?

— Ты знаешь, кто мы...Ты чувствовала это прежде...и бла бла бла…

Кай не ответил сразу. Он просто посмотрел на неё чуть дольше, чем нужно. Словно пытался что-то понять — по её глазам, по дыханию, по коже.

— Значит, не только я это чувствую, — тихо сказал он.

— Ты тоже? — удивилась она.

Он кивнул.

— С того момента, как вышли оттуда. Будто внутри что-то осталось. Или кто-то.

Слова повисли в воздухе. Даже океан вдруг стих — на мгновение, будто слушал.

— Так вот почему ты предложил вернуться? — спросила она.

— Я не из тех, кто легко отказывается от вопросов. Особенно если они приходят в снах.

Мартин вернулся с банкой газировки, заметив их серьёзные лица, и махнул рукой:

— Боже, только не говорите, что мы все ещё в пещере, а это всё — иллюзия, и вы сейчас начнёте целоваться на фоне разлагающегося черепа.

— Знаешь, — хмыкнула Эрика, — если это иллюзия, то твой манго был отвратительный.

— Я вас обоих ударю, — пробормотал Мартин и сделал глоток.

Они снова рассмеялись.

Но между смешками всё ещё звучало эхом то, что пришло ночью:

Ты помнишь. Вернись…

Мартин шумно вздохнул, потянулся и, прихватив банку колы, скрылся в доме.

— Всё, я занят. Монтаж требует жертв. Если что — не трогайте. Или трогайте, но с едой.

Он исчез, оставив их с Каем на веранде вдвоём.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кай, не отрывая взгляда от чашки, спросил негромко:

— Какие у тебя планы до вечера? Успеешь поспать, если мы поедем туда снова?

— Сон? — Эрика фыркнула. — После таких снов? Нет уж. Лучше кофе литрами.

Он кивнул.

— Тогда может, немного прогуляемся? Или я могу свозить тебя на мыс Кандала. Место красивое, дикое.

— Нет, — она улыбнулась, — лучше прогуляться здесь. Плавно и без асфальта. Но я переоденусь. Я как после войны.

…

В комнате она стояла перед зеркалом. Долго выбирала, хотя казалось, будто не выбирает вовсе. Просто смотрела на себя. Усталая, но в глазах свет — где-то глубоко, но есть.

Она надела свободную юбку до середины бедра цвета малахита — тонкая, летящая ткань с лёгкими разрезами по бокам. Белый топ с тонкими бретельками и вышивкой по краю. Поверх — рубашка из тонкого льна, завязанная спереди на узел. Волосы — небрежно собраны в полураспущенный пучок, несколько прядей падали на плечи. Сандалии на тонких ремешках. И духи. Те самые.

Маленький флакон с поцарапанным колпачком. Пряные, древесные, с лёгкой горечью и цветочной нотой. Ещё в колледже, когда они только познакомились, Кай однажды прошептал ей на ухо в толпе:

— У тебя запах как у волшебства.

С тех пор она носила их. Не каждый день, но... именно сегодня. Именно сейчас. Они казались правильными.

Когда она вышла на веранду, он уже ждал — волосы растрёпаны от ветра, взгляд — спокойный. Но когда увидел её, на лице промелькнуло

нечто другое

. Не удивление. Признание.

— Ты готова? — спросил он.

— А ты?

— Нет. Но пошли.

Они пошли вдоль пляжа. Местность была почти нетронута — только песок, разбросанные пальмовые листья, странные кусты с лиловыми ягодами, и следы от ног рыбаков. Квартал с виллами закончился почти сразу. Дальше начинался живой остров.

Он показывал ей — вот те столбы с поперечинами, на которых рыбаки сидят в море, вылавливая мелкую рыбу. Вот дом, где все стены расписаны пальцами детей. Вот местная лавка, где вместо табличек — камни с выцарапанными словами. Всё простое, яркое, пахнущее солёной кожей и жареными специями.

Они болтали.

— А как ты пишешь музыку? Почему я ни разу в доме не видела, чтобы ты играл или пел?

— Потому что я не играю. Я сочиняю. Один раз в квартал. Иногда — раз в полгода.

— И этого хватает?

— Если песня хорошая — более чем.

— Ну хоть одну назови.

Он покачал головой. Помолчал. Потом тихо сказал:

— "Alejandro". Я не писал её, но... был рядом. Подсказал пару фраз.

Она уставилась на него:

— Ты серьёзно?..

— Я почти всегда серьёзен, — усмехнулся он.

Пока шли вдоль пляжа, где песок становился более грубым и тёплым, они вышли к полукругу детей и подростков. На потрёпанных циновках, прямо под нависающими пальмами, сидела очень старая женщина. Нет — старушка. Та, что кажется не просто пожилой, а присутствующей на земле с других времён.

Кожа её была морщинистой и тёмной, словно обугленная кора дерева. Вислые щеки дрожали при каждом движении губ. Белёсая пелена на глазах делала её слепой, но всё в ней — от наклона головы до тонких, неестественно подвижных пальцев — говорило о том, что видит она не глазами. А может, даже не тем, что можно назвать зрением.

На шее — спутанные верёвки с мелкими ракушками, косточками, старой медной монеткой. Одежда — как свёрток из тряпок, в которых невозможно различить ни формы, ни цвета. Рядом стоял кувшин, из которого поднимался слабый, вяжущий запах — смесь морской соли, тёплого песка и прелых трав.

Она смеялась. Голос у неё был высоким, визгливым, и при этом ласковым, почти как у птицы. Говорила быстро — на непонятном местном языке, и местная ребятня, не перебивая, слушала её, затаив дыхание.

Кай и Эрика замедлили шаг, проходя мимо. И в тот момент, когда они почти поравнялись с кругом, старушка резко замолчала.

Воздух стал вязким. Даже дети, до того смеявшиеся, вдруг приглушили голоса.

Старуха повернула голову. Медленно. Точно. Прямо в их сторону.

Белые мутные глаза, затянутые пленкой, уставились сквозь них — словно она видела и тела, и внутренности, и то, что за пределами тел. Тени, память, кости.

Лицо её стало серьёзным. Даже жестким.

Губы зашевелились. Слова были едва различимы — шёпот, тонкий, как ветер под кожей:

— Ayyam ītašu atta…

Она не повысила голос. Но шёпот пронзил Эрику так, словно вибрировал внутри груди. Слова были неясны — но смысл пришёл сам:

Зачем ты с ним

Эрика почувствовала, как что-то напряглось внутри. Её дыхание сбилось. Сон. Этот же язык. Эхо из тьмы.

Она не могла понять — на кого смотрела старуха. На неё? Или на Кая? Или... на обоих?

В следующее мгновение Кай сжал её запястье и твёрдо повёл прочь, не оборачиваясь. Ни слова. Ни объяснений. Просто быстрый, уверенный шаг.

Только когда они отошли на пару сотен метров, зашли за угол здания и скрылись из поля зрения старушки, он отпустил её руку. Не глядя, тихо сказал:

— Всё хорошо. Она просто... чувствует людей.

Эрика молчала. Она чувствовала не просто чужой взгляд, а прикосновение чужой памяти.

Они зашли в ресторанчик, спрятанный в зелени. Стены — из камня и бамбука, стулья — резные, блюда — острые и яркие. Эрика взяла рис с креветками и кокосовым соусом, Кай — жареного тунца и лепёшки. Запивали кокосовым вином.

— А ты почему один? — спросила она между глотками. — Умный, красивый, талантливый, загадочный. Неужели никто не зацепил?

Он задумался. Неспешно разломил лепёшку пальцами, уставился в вино, будто там можно было найти правильные слова.

— Я плохо сближаюсь с людьми, — сказал он наконец. — Они для меня как... как белый шум. Или рой голосов на вокзале. Все разные, все живые — но всё вместе превращается в нечто однообразное. Безликое.

Он слегка пожал плечами.

— Это не высокомерие. Не отчуждение. Это просто... природа восприятия. Я не чувствую отклика. Не различаю вибраций. Они идут мимо. Много лет я думал, что это со мной что-то не так. Потом — что это просто защита. А потом... просто принял.

Он сделал глоток кокосового вина, и глаза его задержались на ней чуть дольше.

— Но иногда, раз в десятки, может сотни людей, кто-то появляется — как звук, которого не было. Не громкий. Но настоящий. Живой.

Он провёл пальцем по краю чаши, задумчиво.

— Я называю это "огонь". Ты не просто видишь человека — ты чувствуешь, как он горит. Даже если снаружи он тихий. Внутри — жар. И ты узнаёшь это. Узнаёшь так, как будто уже знал.

Он чуть склонил голову, глядя ей прямо в глаза.

— Это не про любовь. Не про дружбу. Даже не про влечение. Это… первичный отклик. Как будто ты слышишь зов, на который твоя душа отвечает ещё до того, как ты осознаешь это разумом.

Он замолчал. За окном ветер шевелил листья банановых пальм.

— Я... одна из таких? — почти шепотом спросила Эрика.

Он кивнул. Очень медленно.

— Не знаю, почему. Не знаю, зачем. Просто тянет. Это не логично. Не стабильно. Иногда даже — невыносимо. Но очень, очень реально.

Эрика посмотрела на свою тарелку. Молча. Как будто этот ответ не требовал слов.

— А твоя семья? — тихо спросила она. — Они... огонь? Или тоже шум?

Он молчал.

В памяти Эрики всплыла та ночь, давно, в конце осени. Они сидели на полу в общей комнате их общежития. Старые пледы, пицца в коробке, пластиковые стаканы с дешёвым пивом и приглушённый свет от настольной лампы с оборванным абажуром. Кто-то принес колонку, на фоне тихо играла Muse, и всё казалось одновременно бесконечным и временным, как будто этот момент существует в пузыре времени, и никто не хочет, чтобы он лопнул.

— У меня две тётки, — рассказывала тогда Эрика, смеясь. — Обе как ураганы. Сильные, шумные, пахнут ванилью и всё время спорят о том, кто из них «настоящая ведьма». Одна лечит всех ромашкой, другая — шампанским.

Она держала в руках полупустой стакан и вертела его, будто от этого зависела траектория звёзд.

— А родители у меня… обычные. Папа — инженер, мама — бухгалтер. У нас есть традиция: по субботам смотрим «Секретные материалы» и едим пиццу. И у нас шутка — если что-то происходит странное, значит, это инопланетяне. Даже если это просто сгорел утюг.

Все рассмеялись.

Селейн говорила про бабушку-художницу, которая рисует портреты с закрытыми глазами.

— Она говорит, что видит людей без кожи. Как энергию. И я её немного боюсь, — призналась Селейн, пряча лицо в чашке чая.

Рэнди вспоминал младших братьев, как они прятались в шкафу, изображая пиратов, пока родители думали, что они спят. У кого-то был дядя, одержимый коллекцией миниатюрных кактусов. У кого-то — мама-филолог, читавшая им Данте на ночь.

Они смеялись. Перебивали друг друга. Делились.

А Кай…

Кай сидел в углу. Не в тени, нет — просто чуть поодаль. Он крутил в руках пустую бутылку из-под пива, глядя на стекло, как будто мог что-то прочитать в его искривлении. На его лице была лёгкая полуулыбка, но взгляд был отрешённым.

— А ты, Кай? — спросила тогда Эрика, обернувшись к нему — У тебя кто есть?

Он посмотрел на неё. Спокойно. Глубоко. Уголки губ чуть дрогнули. Он почти ответил.

Почти.

Но просто слегка покачал головой. И вместо слов — тишина. Она была тёплой. Почти трогательной. Но очень чёткой. Он не хотел делиться. Тогда не хотел.

— О, — вдруг сказал он сейчас, отложив вилку. — Я тебе не говорил? У меня нет семьи. Уже давно.

Она не знала, что ответить.

И в тишине, между ароматом специй и звуком прибоя, между их руками на столе вдруг что-то проступило — глубокое, острое одиночество, к которому нельзя прикасаться словами. Только тишиной. Только взглядом.

Эрика смотрела на него и думала, что, возможно, Кай уже давно одинок. Не в бытовом смысле — не в пустых квартирах и редких звонках. А в глубине.

Такое одиночество, которое не видно, но оно становится фоном для всех чувств. Именно оно, наверное, делало для него их дружбу в колледже такой важной.

И, возможно, именно оно теперь заставляло его так настойчиво оставаться рядом с ней.

Это хоть как-то объясняло… почему он здесь. Почему она.

И почему в его взгляде было больше смысла, чем в любых словах.

Глава 11. Между камнем и памятью

Когда они вернулись домой, солнце уже клонилось к закату. Тени вытянулись по влажному песку, а небо наливалось медью. У пляжа, где днём сидела та старушка, не было уже никого — ни детей, ни смеха, ни следа её костяного силуэта. Только морская вода шептала волнами о берег, будто заметала память о ней.

Эрика шла, чуть покачиваясь — не то от кокосового вина, не то от мыслей. Лёгкое опьянение не мешало ей ясно чувствовать: ей нужно обратно в пещеру. Странное желание — острое, тревожное, но настойчивое. Как зов.

Кай, шедший рядом, выглядел сосредоточенным и, как ни странно, абсолютно трезвым, несмотря на то, что выпил, пожалуй, даже больше.

— Сколько тебе нужно на сборы? — спросил он спокойно, глядя вперёд.

— Пару часов, — ответила Эрика слишком быстро. Хотя, по правде, на сборы ей бы хватило и двадцати минут. А вот на подумать — не хватало и вечности.

Она поднялась наверх, включила ноутбук и уткнулась в экран. Мысли расплывались, перебегали с темы на тему. Что это была за старуха? Как почернели ее ногти? Почему Кай видит людей как серую массу? Что это был за сон? А главное — будут ли у них многомиллионные просмотры видео про монстра в пещере?..

Чтобы отвлечься, она полезла в поисковик. Статьи по психологии, нейрофизиологии снов, травматической памяти — всё читалось, но не воспринималось. Ни один научный текст не объяснял, почему во сне она уже была в этой пещере. Или почему её тело знает повороты тоннелей, хотя глаза их видели впервые.

Потом, почти бессознательно, она открыла YouTube и нашла ту самую песню, о которой говорил Кай. «Alejandro». Её исполняла очень известная Леди, но теперь, зная, кто написал слова и мелодию, Эрика слышала её иначе. В каждой ноте ощущалась тень — лёгкая, ползущая, странно знакомая. Это был не просто хит — это была история. Его почерк.

Она не удивлялась больше, откуда у него такие деньги. У таких, как Кай, талант льётся сквозь пальцы. Его просто нужно было поймать.

Рука скользнула по тачпаду, и экран открыл старую папку. «College». Сотни фотографий. Смеющиеся лица. Слишком яркий свет. Неправдоподобно молодые они.

На одном снимке — вся их компания. Двенадцать человек. В самодельных плащах, дурацких колпаках, с бутылками чего-то сомнительного и с горящими глазами. Тогда, за два часа до того самого вечера, они были живыми. Целыми.

Эрика остановилась взглядом на себе. Каштановые волосы, чуть растрёпанные. Глаза — большие, открытые. Улыбка — настоящая. Она была красивой, совсем иначе, чем теперь. Теперь в зеркале были морщинки, и глаза стали тусклее. Улыбка — сдержаннее. Даже радость как будто была отредактирована.

А Кай…

Он не изменился вообще. Чуть более взрослый стиль, но те же скулы, тот же взгляд. Ни одной морщины. Ни одной тени усталости. Даже на фото из прошлого он выглядел так же, как сейчас. Эрика усмехнулась. С его заработками можно позволить себе всё — и омоложение, и правильное питание, и биохакинг, и чёрт знает что ещё.

Но тогда, на выпускном, он был рядом. Она вспомнила — он держал её за талию на этой фотографии. А она смеялась, откидывая голову. Как будто за плечами не было никакой боли. Как будто жизнь ещё не началась.

Слёзы подступили неожиданно. Сначала — просто сдавило горло. Потом по щекам скатились капли. Эрика не плакала по этому поводу уже лет шесть. Но сейчас… сейчас что-то расплавилось. Может, Кай, может, недосып, может, сон. Может, просто — настал момент.

Она закрыла ноутбук с резким хлопком, пошла в душ и долго стояла под струёй горячей воды, пока слёзы стекали по щекам вместе с каплями, и уже было не разобрать, что есть что.

Когда вышла, лицо было красным, но уже спокойным. Она начала собираться.

Надела чёрные тактические брюки с множеством карманов, лёгкую тёмно-зелёную майку, сверху — куртку из дышащей ткани с капюшоном. На ноги — удобные ботинки. Заплела волосы в тугую косу, привычно, чтобы не мешались. На запястье — тонкая резинка, на поясе — маленький фонарик, на бедре — карабин с перчатками. Камера, запасные аккумуляторы, небольшой швейцарский нож, энергетический батончик. Всё как всегда. Почти ритуал.

Когда она застёгивала поясную сумку, дверь приоткрылась. Вошёл Кай.

На нём были тёмно-серые брюки, чёрная футболка, поверх — куртка без рукавов. Волосы, как всегда, чуть растрёпаны. Лицо — внимательное. В руке — фонарь.

Он посмотрел на неё.

— Готова? - и тут же заметил красные глаза — Ты плакала? — спросил он спокойно, но мягко. — Что случилось?

Она отвернулась, возясь с застёжкой.

— Всё нормально. Просто... фото. Колледж. Выпускной. Вся банда — Она хмыкнула, но в голосе дрожало — Не думала, что всё ещё может так накрыть.

Кай подошёл ближе. Медленно, не спеша, будто боялся спугнуть её хрупкое, надтреснутое состояние. Он не сказал ни слова. Просто встал рядом. Его глаза были мягкими, внимательными — и в них не было ни капли жалости. Только тепло. И что-то глубоко человеческое.

Он осторожно протянул руки и обнял её за плечи. Левая ладонь легла ей на лопатку, тёплая, крепкая, с немного шершавой кожей. Правая — чуть выше, на плечо, словно чтобы сказать: "Я здесь. Рядом. Не бойся."

Движение было почти символичным, как знак, как разрешение дышать.

Но через секунду он легонько притянул её к себе. Не резко, не требовательно — просто чуть ближе.

И Эрика, не сопротивляясь, уткнулась лбом в его грудь. Там было просторно и тихо, как будто в норе между шумами этого мира. Ткань футболки была мягкой, тёплой, пахла чем-то... терпким, мужским — смесь древесных нот, кожи и морской соли. Не парфюм. Скорее — его собственный запах. Настоящий. Без искусственного шлейфа.

Он стоял, обнимая её — спокойно, без суеты, не двигаясь. Она чувствовала, как его грудь ровно поднимается и опускается под щекой. Как будто он дышал за двоих.

А ещё — чувствовала, как её внутреннее напряжение, сжавшееся до камня, медленно оттаивает. Не исчезает, нет. Но становится разрешённым.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Её руки остались вдоль тела, но она не отстранилась.

Это объятие было как перекат между прошлым и настоящим.

Как будто кто-то положил ладонь на её прошлую боль — и не оттолкнул, не отмахнулся, а просто сказал молча: "Я знаю".

— Хочешь поговорить об этом? — тихо спросил он. Его голос звучал как вечер. Тёплый, обволакивающий.

Эрика качнула головой.

— Не сейчас.

Она выдохнула, и губы дрогнули.

— Сейчас я хочу другое.

Эрика медленно отстранилась, чуть приподняла подбородок и внимательно посмотрела на него. Глубоко. Долго. Почти слишком.

Как будто искала что-то в его лице, чертах, взгляде.

Как будто ждала чего-то.

Может, даже поцелуя.

Но вместо этого вдруг озорно усмехнулась, качнула головой и отступила на шаг, хлопнув его по груди:

— Я хочу узнать, как ты, мать твою, сохранился так хорошо за десять лет?! Ни морщинки, ничего!

Он рассмеялся, и в этом смехе было облегчение.

— Секретный клуб селебрити, — сказал он, наклоняясь ближе. — Мы моемся в ваннах из крови младенцев. Это входит в контракт.

Эрика прыснула со смеху.

Внутри всё немного сжалось — но уже не от боли. А от чего-то другого. Она не могла точно определить, с какого момента начала доверять Каю. Но чувствовала, что это уже не просто человек из прошлого. И не только соратник по странной мистике.

Он был мужчиной, рядом с которым ей становилось немного спокойнее.

А впереди — была ночь. И пещера. И всё, что в ней пряталось.

…

Дорога к пещере была короткой — но в этот раз она казалась длиннее.

Машина Кая ехала молча. Он держал руль одной рукой, в другой — бутылка воды. Эрика смотрела в окно: джунгли, пальмы, чёрные дорожные столбы, словно забытые спички. Фары вырывали из темноты листья, изгибы ветвей, силуэты домов.

Снаружи всё было так же.

Но внутри — иначе.

Словно между ней и миром встала тонкая пелена. Её дыхание шло глуше. Мысли — медленнее. В теле — странная вибрация, будто кто-то дотрагивался до неё изнутри.

— Ты уверена? — спросил он, не глядя.

— А ты?

— Я пошёл бы один, если бы ты передумала.

— Не передумала.

Он кивнул.

Больше не было слов.

Путь по тропе — через сгущающиеся кусты, по влажным камням — был быстрым, но в голове он тянулся часами.

Эрика шагала впереди. Лампа в её руке выхватывала дорожные корни и листья, свет дрожал. Кай шёл сзади, чуть сбоку. Сказал только один раз:

— Ты всё так же идёшь первой, знаешь?

— Что?

— В колледже. В том заброшенном театре. Помнишь? Ты полезла на сцену, когда пол проломился.

— Помню... я тогда чуть не рухнула.

— Именно. И всё равно полезла снова.

Он говорил это легко. С ноткой нежного упрёка.

И она улыбнулась.

Вход в пещеру был таким же заросшим. Плотные стебли, влажные листья, обломанные ветки. Они откинули листву, и пыль осыпалась с камня.

Ночью пещера ощущалась иначе. Порог был как горло. Тесный. Влажный. Вход внутрь — как в другое тело.

Первое, что Эрика почувствовала — тепло.

Стены были не просто тёплые. Они пульсировали.

Не физически — ощущением.

Словно за ними что-то билось, дышало.

Она коснулась камня — и отдёрнула руку.

Кожа отреагировала мурашками.

— Оно живое, — прошептала она.

Они двинулись внутрь.

— Такое чувство… — голос Эрики звучал приглушённо, — что я уже была здесь.

Кай слегка повернул голову:

— Ты говорила это раньше.

— Но я не имела в виду метафору. Сейчас — по-настоящему. Я помню, как поверну вот здесь. И увижу трещину слева.

Она повернула — и увидела её.

Он замер.

— Дежавю?

— Больше. Словно... сон. Или память, которой не должно быть.

— Может, от шока? От сна?

— Может. Но не думаю.

Они шли дальше. Камень становился темнее, жирнее на ощупь.

Свет от фонарей — гасился стенами.

Звук шагов — исчезал, как в вате.

Всё напоминало сон с неправильным гравитацией.

— Мы ведь даже не знаем, что ищем, — вдруг сказала Эрика. — Не следы. Не артефакт. Даже не монстра.

— Знаю. Мы просто идём.

— Почему?

— Потому что ты чувствуешь, что нужно. А я… доверяю твоему чутью.

Он улыбнулся.

— Ты всегда была такой, Эрика. С колледжа — тебя тянет вглубь. Не наверх, не вперёд. А вглубь.

— Это ненормально.

— Это ты.

Эрика чуть отвернулась.

Она вдруг вспомнила — не написала Мартину.

Не сказала, что они уехали.

Ни одного слова. Ни сообщения.

— Я идиот, — пробормотала она. — Мартин не знает, что мы здесь.

— Напиши сейчас?

— Уже поздно, связь не ловит.

Они шли глубже.

Звуков почти не было. Но тени становились гуще.

Фонарь Кая выхватывал из темноты движение. Иногда Эрике казалось, что что-то отражается от камня — не их. Не в том ракурсе.

В стороне прошёл блик, как будто кто-то стоял и отразил свет.

Они оба остановились.

— Ты видел?

— Видел.

— Кто это?

— Отражение. Или нет, черт его поймешь…

Свет тускнел.

Скользкие стены стали светлее по краям — словно от них исходило мутное сияние.

Пахло серой. Плесенью. И — неожиданно — чем-то сладким, как разложившийся фрукт.

— Что это?

— Не знаю. Пахнет, как будто что-то сгнило… давно.

И тогда — они увидели её.

На стене, почти касаясь потолка, была царапина.

Нет — множество царапин, расходящихся веером.

Пять широких борозд, уходящих глубоко в породу.

И по ним — густая, засохшая субстанция, между зеленью и ржавчиной.

Как будто кровь. Только старая.

Она блестела в их свете.

И, будто бы… пульсировала.

— Что за нахрен — тихо сказала Эрика.

— Не знаю, но пещера сильно поменялась ночью...

— Кай! Это как в моем сне, — прошептала она. — Там была стена… и слова. На языке, который я не знала. Но я понимала.

Она подошла ближе и увидела то, что ожидала:

между бороздами — знаки. Надписи. Выгрызенные в камне.

"Kašar ūme tēn... Tûl ekha na’ru."

Слова не были ей знакомы. Но смысл будто влился в мозг.

"Ты уже была. Вернись. Открой. Вспомни."

Она замерла.

— Это не может быть. Это…

— Что?

Она подняла на него взгляд:

— Эти слова. Я… читала их. Во сне. Ночью. Они были там! Кай, мне это не нравится…

Кай хотел ответить, но вдруг — звук.

Из глубины.

Неровное шуршание.

Скрежет и шаг.

Тяжёлый.

Словно кожа тащилась по камню.

Кай схватил её за руку.

— Уходим.

— Это оно?

— Возможно. Но сейчас неважно, надо уходить!

Он толкнул её вперёд:

— Быстро. Направо. Потом влево. Я за тобой. Только не смотри назад.

Эрика побежала.

Стены мелькали. Тени скакали.

Фонарь в её руке дрожал — и вдруг выскользнул.

Звякнул, покатился.

— Подожди…

— Нет! Не сейчас! — выкрикнул Кай. — Бежим!

Она рванула.

Свет остался позади.

Теперь только его фонарь освещал им путь. Но он был сзади — и свет прыгал по стенам. Почти бесполезен.

Шаг. Шаг. Сердце стучит.

Тяжело. Словно по воде.

Кай выкрикивал повороты:

— Прямо!

— Влево!

— Подъем!

И вдруг — камень ускользнул из-под ноги.

Она поскользнулась.

Резко.

Ударилась.

Голова об камень.

Свет вспыхнул в глазах.

Потемнел.

И исчез.

Эрика рухнула.

И вырубилась.

Глава 12. Под кожей чужой памяти

Эрика пришла в себя не сразу.

Сначала — ощущение. Тепло. Мягкость. Что-то плотное под затылком, ткань, впитавшая в себя чужое тепло. Воздух — солоноватый, чуть влажный, пахнущий морем, кожей… и страхом. Сильным, человеческим страхом.

Потом — звук.

Не громкий.

Приглушённый, но отчаянный.

Рядом, почти над самым ухом:

— Эрика. Эри, пожалуйста, проснись. Посмотри на меня. Открой глаза, слышишь?

Кто-то касался её лица. Пальцы скользили по щеке, обводили скулу, чуть похлопывали. Осторожно, как будто боялись повредить. Но потом — чуть сильнее. Лёгкая пощёчина. Ещё одна. Не обидная — отчаянная. Звонкая в своей тревоге.

— Ты не можешь вот так взять и отрубиться. Не ты. Эри, ты же сильная, ты… ты же… ну, чёрт…

Он срывался. Голос дрожал. Эрика знала этот голос. Он всегда звучал тихо, спокойно, иногда почти лениво.

Но не сейчас.

С усилием она разлепила веки.

Жёлтый свет машины бил в лицо. Лобовое стекло. Фары. И рядом — Кай. Сжав челюсти, он смотрел на неё, как будто боялся поверить, что она очнулась. Лицо у него было побледневшее, а глаза — темнее обычного, почти чёрные от напряжения.

— Эрика, — выдохнул он. — Скажи что-нибудь.

— Хреново, — прохрипела она.

Он резко втянул воздух, сжал её ладонь.

— Сколько пальцев? — он поднял руку.

— Три.

— Как меня зовут?

— Ты серьёзно? — Она попыталась улыбнуться, но лицо скривилось. — Кай.

— Какой сегодня день?

— Без понятия. Может, год скажешь?

Он выдохнул и… поцеловал её в висок. Тихо. Почти незаметно. Но Эрика почувствовала, как у него дрожат губы.

— Прости. Прости, я… я думал ты не очнёшься.

Он опустил голову к её плечу, сжал её пальцы в своих так, будто от этого зависела её жизнь.

— Я тебя вытащил. На руках. В темноте. Без чёртовой карты, без света — твой фонарь же укатился. Я нёс тебя, Эри. Пока в ушах звенело и сердце сжималось. Я не знал, дышишь ли ты, но ты была тёплая, и я верил, что ты должна быть в порядке. Просто должна. Иначе… всё бы рухнуло.

Он замолчал. Глубоко вдохнул. Провёл рукой по её волосам.

— И ты не приходила в себя. Минуты две. А я сидел с тобой в машине, бил тебя по щекам и боялся, что этого не хватит.

Эрика молчала. Она никогда не видела его таким. Не просто встревоженным — растерянным. Голый страх, прорывающийся сквозь все маски, без привычного юмора, без снисходительности.

— Мне просто больно. Голова… — пробормотала она. — Как будто снова снилось. И странно. Оно было важно. Но я не помню, что.

Кай тут же активизировался.

— Всё. Мы едем в больницу. Пусть закрыта — я подниму весь остров. Выломаю двери, но врач тебя осмотрит.

— Стой. Кай. Не надо.

— Эрика…

— Я серьёзно. У нас с Мартином и хуже бывало. Просто... отвези домой. Таблетки, вода, постель. И ванна.

Он колебался. Видно было, как борется с собой.

— Я не брошу тебя сейчас.

— Я знаю. — Она протянула руку и коснулась его подбородка. — Просто будь рядом. Этого хватит.

Он кивнул.

…

Он понёс её на руках до дома, несмотря на протесты.

Грудь у Кая была широкой и твёрдой, и каждый шаг отдавался у неё в голове тяжестью, но было спокойно.

Он прижимал её к себе чуть сильнее, чем было нужно, как будто боялся, что она снова исчезнет.

— Я могу идти сама, Кай, серьёзно…

— Знаю. Но мне надо. Я ненавижу чувствовать себя беспомощным, — пробормотал он в темноту. — Особенно с тобой.

В доме он мягко опустил её на кровать в ее спальне, снял кроссовки, подложил подушку. Ушёл на кухню, вернулся с водой и таблетками.

— Тебе ванна. Я наберу.

— Сам будешь мыть?

— Уже хотел. Но… у нас гость.

Из коридора вывалился полусонный Мартин. В старой футболке, с залипшими волосами, он потер глаза:

— А что вы так рано со свидания? Что, поужинали, поцеловались и поняли, что вам ещё рано в постель?.. Или он оказался одним из тех, кто "просто обнимет"?.. Ну, зря. Я ставил на полный цикл...

Он ухмыльнулся, но на полуслове замер.

Увидел Эрику — с растрёпанными волосами, бледную, с повязкой на лбу и дрожащими пальцами на подоле кофты.

И вся его бравада испарилась.

— Что?! Что с тобой?.. Ты… твою мать, ты живая?

Он подбежал. Присел рядом, осмотрел лицо, схватил за запястье, проверяя пульс.

— Где? Когда? Почему ты мокрая? Кай, ЧТО?! — голос сорвался. — Ты что, потащил её в пещеру и она там упала?! Ударилась?! Умерла?!! И ты её воскресил??!!

Кай молчал, выдохнул устало и прошёл на кухню, чтобы принести воду и аптечку.

— Март, — тихо сказала Эрика. — Я в порядке. Правда. Просто… ну, слегка в кому ушла, но только на пару минут.

— А, ну конечно! Лёгкая клиническая смерть — это ж норма для вторника.

Он сел рядом, сжал её ладонь и уже совсем другим голосом сказал:

— Господи, ты не пугай так больше. У меня, знаешь ли, сердце не молодое. Мне ещё принцессу ждать.

Мартин вздохнул.

— Я с тобой останусь. Следить, чтоб ты в ванной не утонула. Не спорь.

— Не спорю, — выдохнула Эрика. — Я даже рада. Пойдём?

Ванная пахла мятой и паром. Эрика погрузилась в воду медленно, осторожно, пока Мартин сидел рядом на полу и грыз ноготь.

— Ну, давай. Выкладывай. Всё.

— Что — всё?

— Я знаю тебя. Ты не просто так вернулась вся растрёпанная. Слушаю.

И она рассказала.

Всё.

Про сны, про старуху на пляже, про надписи, про действие пещеры. Как ей кажется, что она уже была там. Про слова, которые она читает, но не знает языка. Про то, что в ней что-то просыпается, но она не понимает — что.

Про Кая.

Про то, как он предложил поехать снова в пещеру.

Про ощущения.

Про страх.

И странную… вовлечённость. Словно всё это не снаружи, а изнутри.

Мартин сидел рядом. Сгорбился, поджал ноги, как обычно делал в моменты, когда нервничал. Смотрел в воду, в которой растворялись остатки ванильной пены.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эрика полулежала, обернутая полотенцем, с таблеткой в руке, ещё не выпив. Свет был приглушённым — одна тёплая лампа в углу. За окном где-то далеко кричала ночная птица, и с океана тянуло ветром.

Мартин долго молчал. Пальцы нервно перебирали край халата, будто он не знал, как начать.

— Это, конечно, всё дико, — сказал он наконец, почти шёпотом. — Но ты ж понимаешь… Это уже не просто хоррор на камеру. Это по-серьёзке, Эрика.

Она перевела взгляд на него.

— Мне тоже страшно, — ответила спокойно. Без бравады. Почти ласково.

Он вздохнул, провёл ладонью по лицу.

— Когда ты поспишь... я покажу тебе кое-что.

— Что?

— Сегодня днём, пока вы были на свидании, я монтировал материал с пещеры.

Он замолчал. Пальцы остановились.

— Там есть кадр. Очень странный. С пещеры.

— В каком смысле?

— Не знаю, как объяснить... он.. он не совсем связан с пещерой. Скорее с теми, кто там был. Понимаешь?

— Если честно, слабо.

Она ждала продолжения, но Мартин только пожал плечами.

— Может, ракурс странный. Или глюк в камере. Или... не знаю. Посмотришь сама, когда будешь готова… — Эри, — Мартин чуть подался вперёд. — Я всегда был с тобой, во всех этих поездках. Мы снимали мрак, да. Но... никогда он так не смотрел на нас в ответ.

Она кивнула. Взяла таблетку, запила её водой из кружки, стоящей на краю ванны.

— Спасибо, Март.

Он вздохнул, сел обратно. Подтянулся ближе.

— Ну, за что.

— За то, что ты есть. И не сбежал. Даже когда я упала в обморок в чертовой трубе под островом.

Он фыркнул.

— Ну, я не знал, что там труба. Я думал, там романтика над светящимся болотом. С фонариками и оркестром из летучих мышей.

Она слабо улыбнулась, глаза начали слипаться.

Он устроился рядом с кроватью, как охранник у входа. Скрестил руки. Взгляд был не отвести.

— Если ты не проснёшься — я не прощу себе, что не настоял на больнице, — сказал он.

— Тогда прослежу, чтоб проснулась, — пробормотала она сквозь полусон.

— Я тебя знаю, — сказал он уже тише, поднимая плед и накрывая её. — Даже если на тебя упадёт потолок — ты откроешь один глаз и скажешь: “Контент пиши.”

Она усмехнулась.

— Ну да. Ещё скажу: “Переход сделай плавный. Добавь звук шагов.”

— И не забудь: «Чуть ярче экспозицию, я же там как тень».

Он тихо засмеялся.

Потом затих.

И просто сидел. Рядом.

Слушал её дыхание.

Ждал, пока оно выровняется.

Она заснула.

А Мартин, укутав её пледом, сел рядом и не спускал с неё глаз.

Весь остаток ночи.

…

Сон вернулся не стремительно — он как будто просачивался сквозь тело, тянулся, заполнял всё вокруг, растворяя грань между сном и явью.

Эрика стояла на коленях. Каменный пол под ней был тёплым, шероховатым. Камни стен — массивные, как будто выточенные из цельных глыб, уходили в полумрак, свечи лишь касались их светом. Воздух густел от благовоний: терпкий запах смолы, преломлялся на языке, будто вино.

На ней был короткий топ, тонкая ткань с вышивкой по краям. Юбка — с высокими разрезами по бокам. Длинные браслеты из камня и золота тянули запястья вниз, придавая движениям медленный ритуальный вес.

Перед ней стоял мужчина. Широкие бёдра, крепкие, как у воина, обмотаны тёмной тканью, перехваченной золотым поясом. Он был усыпан зелёными и синими камнями. На ногах — сандалии из кожи и золота, тонкие ремешки обвивали лодыжки.

Всё выше пояса терялось в сумраке. Лицо было скрыто. Только ощущение силы — оно стояло перед ней, не требуя, но ожидая. Он пах жаром тела, гранатом и мылом из белого мирта. Не чужим. Знакомым.

Она медленно склонилась к нему, двигаясь мягко, как будто следуя за чем-то древним, неслышным. Пространство было вязким, движения — тягучими, как во сне, где всё наполнено значением.

Губы коснулись внутренней стороны его бедра.

Тело мужчины было тёплым, упругим, с тем бархатистым слоем, каким бывает только кожа в области между силой и уязвимостью. Она провела языком вдоль линии мышцы, от колена вверх, едва касаясь — будто целовала слово, которое боялась произнести вслух.

Вкус — солёный, плотный, с едва заметным оттенком металла. Как соль, застывшая на губах после долгого плавания в тёплом море. Там, на коже, чуть выше колена, она заметила родинку — небольшую, тёмную, форма в виде запятой. Такая деталь — личная, интимная, настоящая.

Одна её ладонь обняла его второе бедро — не с хваткой, а с мягкостью. Пальцы легли на кожу, почти молящие, в скользящем касании.

Другая рука поднялась выше и остановилась на его ягодице. Её подушечки чувствовали, как кожа там упругая и живая, как будто в ней бьётся пульс. Она провела по нему большим пальцем, и её дыхание чуть участилось.

Над ней — его руки.

Они не направляли, а признавали.

Он гладил её по голове медленно, как будто знал каждый изгиб её черепа. Пальцы — длинные, сильные, но в этот момент — будто созданные для ласки. Он перебирал её волосы так, словно они были священными нитями, которые можно только чувствовать, не рвать.

Он не торопился. Ни движения не было резким. Всё происходило как обряд.

Как будто и она, и он знали эту сцену когда-то. И теперь — повторяли её, вспоминая телом то, что давно утеряно.

Её губы чуть дрогнули.

Она поцеловала кожу чуть выше. Долго держала поцелуй. Почувствовала, как мышцы под её ладонью напряглись в ответ.

А его пальцы скользнули ниже — по её шее, к затылку. Он не тянул. Он звал.

Но она осталась там же.

На уровне бедра.

У знакомого запаха. У понятной плоти.

Шёпот. Нежный, почти ласковый, на языке, который она не знала, но в сердце будто помнила:

—

Neh’utet ari em’ten… setet-i…

(Да, моя посвящённая… моя жрица…)

Он склонился чуть ниже. Его рука — тёплая, тяжёлая, с грубой линией ладони — легла на её затылок. Не с силой, а с намерением.

Движение было медленным, почти благоговейным, как если бы он вёл не тело, а душу — туда, где ждёт посвящение. Его пальцы не сжимали, не давили. Но в этом касании чувствовалась чёткая цель. Он хотел её выше.

Она чувствовала это — и сама.

Повязка на его бёдрах вздулась, будто сама больше не хотела скрывать. Золотой пояс чуть съехал, открывая чуть больше, чем позволено.

Ткань, украшенная вышивкой и камнями, едва держалась.

То, что скрывалось под ней, было теперь невероятно близко. Она чувствовала его жар, его возбуждение — физически.

Внутри неё всё сжалось. Дыхание прервалось.

Губы были в паре сантиметров от того, куда звал он. И тело её тянулось — уже почти. Почти…

Но в этот момент что-то внутреннее напряглось.

Не страх. Не стыд.

Граница.

Ощущение, будто за этой чертой — не её роль. Не её власть.

Как будто это было чужое. Или… не сейчас.

Он мягко, но настойчиво повёл рукой, его пальцы чуть сжали её волосы, и она почувствовала, как его живот напрягся. Он был терпелив, но всё же хотел — больше. Глубже. Полностью.

Её руки дрогнули. Одна уже легла ему на пояс.

Но… она остановилась.

Выдохнула.

И — вернулась назад.

Снова губами к знакомому месту.

К внутренней стороне бедра.

Туда, где она чувствовала себя не просто женщиной — собой.

Губы прикоснулись к коже, как извинение.

Она не могла переступить эту грань.

Не сейчас.

Хотя каждый сантиметр её тела кричал от желания.

Он не отдёрнул руку. Не обиделся. Только провёл пальцами по её щеке, как будто понял. И принял.

И она осталась у его бедра.

Молча.

С жаром на губах.

И странным покоем внутри.

Так продолжалось какое-то время — два тела, ритуал, пульс под кожей, ощущение, будто они делают то, что было записано заранее, но всё же... не должно было быть так.

Вдруг вдалеке, откуда-то из-за каменных арок, раздался крик:

—

Neb-nu! Aa-em-ef!

(Наш господин! Он зовёт тебя!)

Мужчина напрягся.

—

Na-heret…

(Иду…)

Глава 13. Пауза между желаниями

Эрика проснулась медленно. Не так, как после обычного сна — а будто выныривала из-под воды, тёплой, густой, пахнущей дымом и специями. Тело было тяжёлым, будто усталым после долгого пути, но не враждебно — скорее, спокойно.

Только голова гудела, как колокол, то ли от ушиба, то ли от ощущения, что внутри неё всё ещё жила чужая история. Или — не такая уж чужая.

Сон всё ещё висел за глазами. Он не исчез, как это обычно бывает, не распался на символы и намёки. Был ярок, почти телесен. Кожа помнила прикосновения, язык — вкус, живот — напряжение.

Кто это был?

Мысли плавали медленно, неохотно формулируясь.

Она догадывалась. Конечно.

Но догадываться — не значит быть уверенной. А быть уверенной — не всегда полезно. Особенно, если ты привык смотреть на факты, а не фантазии. Особенно, если очень-очень хочется, чтобы это был он.

Тот, кто гладил её волосы.

Тот, кто держал за плечи в машине.

Тот, кто смотрел на неё так, как будто знал больше, чем должен.

Эрика приподнялась на локтях. Голова слегка закружилась. Она глубоко вдохнула.

Комната была наполнена мягким утренним светом. Сквозь полупрозрачные шторы пробивалось солнце, разливаясь по полу тёплыми пятнами. Где-то снаружи слышались звуки острова — далёкие голоса, шелест пальм, плеск прибоя и скрип проезжающего вдоль дороги мопеда.

Запах — да, именно он, наверное, и разбудил её.

На столике у кровати стоял поднос. Свежие тосты, мёд, кусочки папайи и манго, и большая чашка кофе, от которой поднимался лёгкий пар. Её любимый. С добавлением кокосового молока.

Кто-то позаботился. Кай? Мартин? Она не знала, но в этом была их общая рука. Они оба могли.

Рядом — сложенная аккуратно футболка и шорты. А у изножья кровати лежала записка:

"

Если очнёшься раньше, не двигайся резко. И выпей кофе — он лечит, проверено. Мы рядом. — М

."

Эрика улыбнулась. Чуть. Краем губ.

Она села, облокотившись о подушки, и, несмотря на гудение в голове, взяла чашку кофе в руки. Обняла её, как что-то живое и надёжное.

Сон снова скользнул по внутренней поверхности глаз.

Запах его кожи — гранат и белый мирт.

Жёсткая ладонь на затылке.

Пальцы, играющие её волосами.

И… родинка.

Эрика вздрогнула. Родинка.

Она точно её видела. На внутренней стороне бедра, чуть выше колена, ближе к паху. Маленькая, тёмная точка на бархатистой коже.

И воспоминание вспыхнуло, яркое, живое, как старая фотография с запахом дыма и озёрной влаги.

Был сентябрь. Четвёртый год колледжа. Они всей компанией — двенадцать человек, тогда ещё все живы, все целы, все наивно бессмертны — выбрались на озеро с ночёвкой. С собой: палатки, термосы с чаем, подгоревшие сосиски, гитара, ром, хохот, купальники и беспечная радость, которая бывает только в двадцать один.

Эрика тогда одела бирюзовый купальник с бантиком на лямке и старю джинсовую рубашку, завязанную узлом на талии. Она много смеялась. И постоянно смотрела на Кая.

А он…

Кай вышел из палатки, зевая, в одних плавках цвета мокрого асфальта. Волосы распущены — светлые, чуть волнистые, спадают на ключицы. Загорелый, мускулистый, сухой, будто резной. Без позы, но с той врождённой грацией, которую невозможно подделать.

Именно тогда она впервые увидела её — родинку.

…На его бедре, с внутренней стороны. Неправильной формы, словно запятая. Маленькая, но на такой гладкой коже сразу бросалась в глаза. И вот он стоит, неловко почесал затылок — и всё: она залипла. Глаза пробежали по животу, по линии паха, по мускулатуре ног — и вернулись к этой родинке. Зачем-то. Как будто что-то важное. Или предчувствие.

И, казалось бы, не впервой видеть мужские тела.

Отец — вечно в семейниках дома. Ходил, читал газету, варил кофе, совершенно не задумываясь, что у дочки в десять лет уже активно работает воображение.

А ещё у него были кассеты. Спрятанные, как он думал, надёжно — на верхней полке в шкафу под вязаными свитерами. Но Эрика, вооружённая табуреткой и глупым любопытством, однажды добралась. И потом, когда дома никого не было, смотрела — то испуганно, то зачарованно.

Голые тела были не новостью.

Но Кай был.

Он был настоящим. Живым. Рядом. Не пикселем на экране.

Именно тогда она впервые ощутила разницу между тем, что можно разглядеть, и тем, кого хочется тронуть.

Не руками даже — взглядом, вниманием, желанием запомнить каждую деталь.

И родинка — осталась в памяти.

Навсегда

— Так, — рядом шепнула Селейн, жуя соломинку. — Ты пялишься на него уже минуту. Что у вас?

Эрика обернулась — покраснела.

— У нас? Ничего. Я просто… — она махнула рукой, будто прогоняя муху. — Он красивый. И всё.

— А ты, значит, невинная наблюдательница, да? — усмехнулась Селейн. — Так скажи ему. Ну? Пока он не уплыл в закат с Джессикой. Или с Кати. С Кати, кстати, вполне возможно.

— Я ещё сама ничего не поняла, — пробормотала Эрика. — Он странный. И… слишком…

— Слишком прекрасен, — вздохнула Селейн, кидая взгляд на Кая, который, будто нарочно, в этот момент посмотрел на Эрику, хищно приподнял уголок губ и неспешно прошёл мимо к озеру. Волосы чуть дрогнули на ветру. Родинка снова мелькнула.

“

Господи. Родинка.

”

Она вспомнила.

На внутренней стороне бедра.

Она есть. У него. У Кая.

Это не фантазия.

Это — воспоминание?

Она прижала ладонь к губам.

Сердце стучало громко.

И если это воспоминание — то чьё? Её? Или чужое, которое просочилось в неё через пещеру, через стены, через следы и свет?

Она смотрела в окно, на яркое, тропическое утро, и всё, что чувствовала — жар, дрожь и предчувствие.

Что это был только первый сон.

И только первая правда.

…

Стук был лёгким — почти невесомым, словно вежливое касание к её мысли.

— Можно?

Эрика вздрогнула. Голос Кая за дверью прозвучал мягко, с паузой, будто он уже знал, что она не спит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да, — отозвалась она, быстро убирая волосы за уши.

Дверь приоткрылась. Он вошёл осторожно, как будто входил в храм — не её комнаты, а её состояния. Волосы, собранные в маленький пучок на затылке, выглядели чуть растрёпанными, как будто он провёл пальцами сквозь них в раздумьях. В руках — свежая бутылка воды и полотенце.

— Как ты? — спросил он тихо, подходя ближе.

Эрика смотрела на него несколько секунд, не отвечая. Всё, что снилось, стояло перед ней — и запах граната, и тепло ладоней, и то, как он гладил её волосы.

— У меня странное утро, — наконец произнесла она.

Кай усмехнулся уголком губ. Присел рядом, не касаясь кровати полностью, только краешком. Поставил воду на тумбочку, полотенце — рядом.

— Странное? Или... тяжёлое?

— Сначала — странное. Потом — тяжёлое. Сейчас... я не знаю. Много чувств.

— Это нормально. — Он кивнул. — Тело помнит стресс.

Она вздохнула. Его голос был ниже обычного — чуть сиплый, как будто он и сам не до конца спал этой ночью.

— Спасибо за завтрак, — пробормотала Эри. — Я узнала кокосовое молоко. И подачу.

— Это было наше с Мартом совместное решение. Он настаивал на пончиках. Я настоял на витаминах. Как видишь, дипломатия сработала.

Она усмехнулась, чуть склонив голову.

— Ты всегда такой... деликатный?

— Только с теми, кого не хочется спугнуть.

Молчание упало между ними, но не тяжёлое. Напряжённое — да, но с оттенком искренности. Эрика подняла глаза и встретилась с его взглядом — он смотрел прямо, открыто, будто что-то в ней уже знал. Как будто видел не только тело, лежащее в подушках, но и те сны, от которых она до сих пор не могла отойти.

— У тебя есть родинка, — сказала она внезапно.

Он моргнул.

— Где?

— На бедре. С внутренней стороны. Чуть выше колена.

Он не удивился. Не отшатнулся. Только медленно кивнул:

— Ты видела её?

— Да. Еще в коледже. И сегодня.. во сне..

Последние слова прозвучали тише. Щёки её порозовели, глаза слегка потупились. Она покраснела — от смущения, от того, что сон был слишком телесным, слишком близким.

Кай смотрел на неё внимательно, почти изучающе. Его пальцы чуть дрогнули, будто хотели прикоснуться. Он медленно, осторожно, словно давая ей время отпрянуть, протянул руку к её щеке — и почти коснулся.

Но замер.

Потом убрал руку. Осторожно. Почти с сожалением.

— Эри, — его голос стал ниже, мягче, как будто подбирался к самому важному. — Всё, что ты видишь... всё, что чувствуешь — важно. Я не могу пока объяснить. Но ты не одна в этом. Даже если часть ответов — за пределами привычного.

Она повернулась к нему. И вдруг поняла, что его ладонь лежит рядом, почти касается её колена. Не специально, не навязчиво — просто живая рука, готовая быть рядом.

— А ты?.. — прошептала она. — Ты тоже что-то видишь?

Он долго молчал. Затем посмотрел ей в глаза:

— Я всегда видел тебя, Эри. С того самого утра, когда ты в кафетерии нечаянно уронила сок прямо на мою гитару. Ты тогда выдала: “Я за творчество не отвечаю, только за кофе”.

Она рассмеялась. Тихо. Честно.

Кай улыбнулся в ответ. Медленно, как будто позволял себе это только сейчас. Глаза его чуть потемнели, голос стал ниже:

— Тогда... мне просто нравилось, когда ты рядом. Слишком сильно. Но я не знал, как это назвать.

Он взял её руку. Осторожно. Как берут чашу с чем-то хрупким. Его ладонь тёплая, сухая, уверенная.

— Ты не обязана помнить то, что снилось, — сказал он тихо. — Но ты можешь верить в то, что чувствуешь.

Эрика чувствовала. Она чувствовала как тепло его ладони медленно проникает под кожу. Он не просто держал её за руку — он изучал её, будто пальцами читал то, что словами она сказать не решалась. Плавное движение по внутренней стороне запястья, мягкое касание в сгибе локтя. Как ток — тонкий, сладкий.

Она замерла.

Глубоко внутри — знакомый отклик. Тот самый, что пронёсся по ней во сне: пульсация, тепло, медленное напряжение. Оно расползалось от живота, заполняя всё между рёбер. Но она не отстранилась. Наоборот — чуть наклонилась к его прикосновению, словно отдавая себя в эти руки.

Его пальцы шли выше. Медленно, лениво, точно зная, что время теперь их союзник. Ладонь скользнула по её плечу, по тонкой ткани футболки, на которой лежал утренний свет. Вторая рука — уверенно и спокойно — опустилась под плед. Нашла её колено, сжала, будто отмечая своё право быть рядом.

Эрика чувствовала себя как в кадре, замершем перед развязкой. Он смотрел на неё пристально, и этот взгляд был не мягким. Он был обнажённым. Настоящим. Жадным.

Черты его лица стали резче. Скулы тенью легли на кожу. Губы чуть разошлись — в дыхании, в ожидании.

Он поднял глаза. И посмотрел.

Так, как смотрят перед поцелуем, после которого всё уже неважно. Вопрос в них был простым и диким:

Я могу?

Эрика не ответила. Но глаза её сказали «да». Глубоко. Безусловно.

Он придвинулся ближе — к её талии, к её дыханию, к её границе. Одна рука медленно обвела скулу, вторая — легла на бедро, под пледом, ближе к внутренней стороне. Она почувствовала, как по коже пробежали мурашки. Кончиком большого пальца он коснулся её нижней губы — медленно, будто проверяя, насколько она живая.

Эрика чуть приоткрыла рот, дыхание дрогнуло. Она обхватила его палец губами, нежно сжала — и, едва касаясь, провела по нему языком. Солоноватый вкус. Его вкус.

Он резко втянул воздух.

Она подняла глаза — не стесняясь. Дерзко. С вызовом. Её взгляд сказал:

Я не та, что была тогда в колледже. Сейчас — я могу.

Что-то в Кае дрогнуло. Он вынул палец из её губ, ладонью уверенно, но нежно взял её за затылок и потянул ближе. Его движения были твёрдыми, но не грубыми. В этом касании — жажда. Но и забота.

Эрика прикрыла глаза.

Губы дрожали в ожидании — его, только его. Сердце било в горле. Плечи напряглись — не от страха, от нетерпения.

Он наклонился…

— Эээээээээ… я, похоже, помешал, да?

Они дёрнулись, как дети, застуканные за чем-то запретным. Отпрянули. Почти синхронно.

В дверях стоял Мартин. Волосы торчали, футболка была перекошена, в руке — кружка с чаем. На лице — выражение человека, который не знает, смеяться ему или пятиться обратно.

— Я как бы… — он кивнул на кружку. — Чаю налить хотел. Но смотрю — тут уже

горячо

.

Кай прижал ладонь к лицу, смеясь сквозь пальцы.

Эрика сжалась, спряталась в плед, лицо пылало.

— Мартин… — протянула Эрика, задыхаясь от смущения и пульса, всё ещё стучащего в висках.

Он, не заглядывая обратно, только высунул голову в проём.

— Просто я хотел напомнить… о нашем разговоре. Про монтаж. Ночном. Ну, прежде чем вы продолжите… — он многозначительно махнул рукой между ними и театрально закатил глаза. — Ты как себя чувствуешь? Готова сходить на пляж? Там сегодня приехала небольшая ярмарка от местных. Сходим посмотреть? Или ты хочешь отлежаться?

Эрика ещё немного сжималась в пледе, лицо всё ещё вспыхивало, но она сделала глубокий вдох и выдох:

— Да… давай. Я в норме.

И взглянула на Кая — вопросительно. Молча.

Он всё понял.

Медленно поднялся, отступил на шаг и вдруг чуть отрывисто сказал:

— Ну тогда… я пойду. Развлекайтесь.

И вышел. Быстро. Почти резко. Даже дверь не притворил до конца — она чуть дрогнула от сквозняка.

Эрика ещё несколько секунд смотрела ему вслед.

— Блин, — пробормотал Мартин, входя, — прости. Я… ну, правда, не хотел обламывать.

Он почесал висок, виновато усмехнулся.

— Просто прежде чем ты примешь такое решение… давай, давай поговорим, ладно? Я буду ждать внизу. Собирайся. Тебе точно надо проветриться.

Эрика встала медленно. Голова больше не болела, но движения всё ещё были будто в вязком воздухе. Как будто не до конца проснулась. Она вытянула спину и пошла в душ — быстрый, освежающий. Потом вернулась к кровати, выбрала одежду.

Одела лёгкое платье — белое, с короткими рукавами, мелкий принт жёлтых цветов, тонкая ткань, которая колыхалась от каждого движения. Под ним — купальник, тот самый с вырезами по бокам, на случай, если они всё же решат искупаться. Волосы она собрала в высокий хвост, чтобы не лезли в лицо, оставив несколько прядей свободно падать на щеки.

На ноги — сандалии на плетёной подошве, лёгкая соломенная сумка через плечо. И немного крема с кокосовым ароматом на шею и ключицы. Всё выглядело просто, но в этом было что-то особенно тёплое.

На улице — солнце. Сильное, но не душное. Лёгкий ветер с океана, тёплый, обволакивающий. Где-то вдали слышался ритм барабанов — первые звуки ярмарки.

Мартин ждал её на веранде, в шортах, рубашке с короткими рукавами и с ноутбуком в чехле через плечо. Он щёлкнул пальцами, увидев её.

— Вот это я понимаю — боевой настрой. Ну что, погнали?

— Погнали, — улыбнулась Эрика, хотя в глазах ещё теплилась вчерашняя ночь.

Они пошли вдоль улицы, свернули на тропу к пляжу. Ярмарка раскинулась у самой кромки воды, прямо на песке.

Там всё сияло. Тенты ярких цветов — жёлтые, синие, алые. В воздухе — запах жареного банана, пряностей, сладкого кокоса и рыбы на углях. В киосках — бусы из ракушек, плетёные шляпы, лёгкие накидки, амулеты, резные статуэтки из дерева. Женщины в ярких саронгах, мужчины в рубашках с ананасами, дети с мороженым.

В одном из уголков играли на барабанах. Слева раздавали суп из манго и специями, справа — продавали домашние духи в стеклянных флакончиках. Пахло травами, сандалом, медом.

Их соседи — молодая парочка из виллы напротив — весело махнули рукой и крикнули что-то приветственное на смеси английского и местного диалекта. Девушка уже примеряла браслеты, а парень выбирал рыбацкую шляпу с абсурдно длинными полями.

Мартин повёл Эрику между рядами:

— Ну что, сначала сувениры или сразу к сладостям?

— Сначала ты покажешь мне… — начала Эрика.

— Нет-нет-нет! Сначала фрукты, потом разговоры, потом кадры, — быстро вставил он. — Это будет… странно. Но я хочу, чтобы ты сначала хоть чуть-чуть почувствовала, что всё нормально. Что мы живём.

Эрика кивнула.

— Ладно. Фрукты — это серьёзно.

И они растворились среди солнца, запахов, звуков, шелеста плетёных вещей и весёлых голосов.

После сладких фруктов и кокосового смузи с ванилью они сели в тенистом уголке прибрежного кафе — деревянный столик, стулья на тонких плетёных ножках, белёсая скатерть с выгоревшим орнаментом, и под потолком лениво покачивались бумажные фонарики. Вокруг доносились звуки ярмарки — кто-то смеялся, кто-то играл на дудке, кто-то спорил о цене манго. Волны шептали совсем рядом. Воздух пах жареным ананасом и солнцем.

Мартин поставил на стол ноутбук, достал из сумки блокнот и, оглянувшись по сторонам, заговорщицки наклонился:

— Смотри, дорогая, — сказал он с особой интонацией, — помнишь тот момент в пещере, когда я случайно засветил Каю прямо в глаза?

Эрика задумалась, помешивая соломинкой остатки смузи.

— Не очень… Ну и?

— Ну вот. Сейчас сама всё увидишь.

Он открыл видео. Они замерли над экраном. Было видно, как Мартин резким движением поворачивает камеру от стены в сторону Кая — и луч фонаря, направленный вместе с объективом, попадает прямо в лицо.

— Вот, смотри, — сказал Мартин, ставя паузу. — Готова?

— Ну… давай.

Он включил режим покадровой съёмки. Свет ударил Каю в лицо — он прищурился, но доля секунды застыла в кадре. Эрика наклонилась ближе.

— Ну да. Я вижу. Свет в глаза. Он щурится. И всё.

— Да вот именно! — Мартин навалился грудью на стол. — Свет в глаза. Подсветка глаз. Но не красная, Эрика. Не красная! Она —

жёлтая

. Глаза, если в ней попадает вспышка - красные. А у него - жёлтые!

— Март… — она взглянула на него, скептически, — может, это просто угол? Отражение? Камера?

— Да посмотри ты! — он прокрутил ещё кадр. — Я сделал стоп и вывел скрин. Вот.

Он свернул окно и открыл картинку. Кай в полупрофиль. Лицо подсвечено снизу. Глаза… действительно жёлтые. И зрачки — вытянутые. Узкие. Вертикальные.

Эрика замерла.

Он сказал тихо:

— Видишь?

Она сглотнула. В глазах засвербело от раздражения, а в горле — от чего-то другого. Она слишком хорошо помнила, как буквально час назад почти поцеловала Кая. Как отвечала на его прикосновения. И теперь — эта картинка. Этот свет. Эти змеиные глаза. Или то, что похоже на них.

— Март… — начала она. — Ты что, фотошопом увлёкся?

— Нет! Это не монтаж, не фильтр, не эффект. Честно. Я проверял. Блин, Эри, ну ты же умная, посмотри на это! Это странно.

— Да мало ли странного. — Она откинулась на спинку. — Свет так упал, искажённый от стен пещеры. Или с камеры. У нас было чёртово озеро, шкура, след, отражения, пульсирующие стены… Мартин, это не улика. Это просто… совпадение.

— Совпадение?! — Мартин возмущённо ткнул в ноутбук. — У него глаза как у анаконды! Ты вообще себя слышишь?

— Да! И это звучит как бред! — она тоже повысила голос. — Ты обламываешь нам…

продолжение

, с намёком на важный эмоциональный сдвиг в моей жизни, а потом вручаешь мне скриншот, где «ой, у него странные зрачки».

— Да блин! — Он откинулся, надув щёки. — Ну прости, что я не хочу, чтобы ты вдруг оказалась влюблённой в… чёрт знает что! Это может быть опасно!

— Или не опасно. Или это вообще ничего. — Эрика поджала губы. — После всего, что мы видели, Март, ты хочешь, чтобы я повелась на зрачок?

Он долго молчал. Дышал шумно. Потом тихо, устало:

— Ладно. Может, ты права. А может, я просто схожу с ума. У меня уже крыша едет от всей этой мистики.

Он закрыл ноутбук, медленно положил его обратно в сумку и подвинул к себе смузи.

— У нас сколько тут осталось? Три, четыре дня?

— Где-то так, — буркнула Эрика.

— Давай просто… потусим? Поплаваем, погуляем, я схожу в бар — подцеплю кого-нибудь симпатичного, ты там со своей… белоснежкой… — он многозначительно глянул на неё, — разовьёшь отношения. Да? Мир?

Она посмотрела на него, улыбнулась. И кивнула:

— Мир.

Они чокнулись пластиковыми стаканчиками. Над головой, между фонариками, лениво пролетела чайка. Солнце припекало плечи, а внутри у Эрики… зашевелилось что-то другое. Что-то, от чего всё происходящее — даже желтые зрачки — начинали казаться не объяснением, а только началом.

Глава 14. Там, где заканчиваются игры

Пляж дышал солнцем и жизнью. Песок под ногами был горячим, как свежеиспечённый хлеб, а воздух — насыщен специями, морской солью и влажной зеленью, вечно висящей на ветру, как вуаль острова.

Эрика шла рядом с Мартином, поигрывая краешком стаканчика с остатками второго смузи. Они уже начали подумывать, не свернуть ли обратно — ноги уставали, а солнце слепило глаза, — как вдруг её сердце дрогнуло.

Слепая старушка.

Она сидела почти там же, где Эрика видела её в первый раз. Всё та же сгорбленная фигура, та же пелена белёсых глаз, растрёпанные волосы, заплетённые в странные узлы, и верёвки с ракушками на шее, звенящие при каждом движении. Только теперь вокруг неё не было толпы. Лишь один молодой парень с корзиной сидел рядом на корточках и что-то говорил ей, то ли отвечая, то ли просто болтая. И тогда… старушка повернула голову.

Точно. Прямо на Эрику.

Белые глаза остановились на ней. Улыбка, едва тронувшая сморщенные губы, будто признала. Как старый дух, встречающий знакомую душу.

Парень, заметив, как старушка вытянула руку в сторону Эрики, встал и, пошатываясь от стеснения, побежал к ним.

— Эээ… мисс… сэр… — парень запыхался, потирая шею, — Баба вас… эм… зовёт. Идти надо. Она… говорить хочет. С вами. Очень хочет. Она сказать — важно это.

Он говорил с сильным акцентом, путая окончания и ставя слова не на свои места. От волнения он чуть подпрыгивал с ноги на ногу, будто боялся, что те передумают.

— Вы… идти можно? Пожалуйста?

Мартин окинул Эрику взглядом.

— Ну уж если зовёт Баба, — пробормотал он. — От Бабы не отказываются.

Они прошли к хижине. Вернее, к шатру из пальмовых ветвей и тканых циновок, прижатых к тонким, искривлённым временем деревянным столбикам. Верх шатра покачивался от ветра, издавая мягкий шелест, похожий на шёпот. Вход был украшен ракушками, перевитыми нитями красной пряжи и сушёных водорослей. Внутри — прохладно и темновато, будто воздух сам замедлялся, прося тишины.

Земля под ногами была утоптанной, твердой, с вкраплениями пепла и пахла сырой глиной, старыми благовониями и чем-то ещё — густым, едва уловимым, как пыль памяти. По углам висели подвески: связки косточек, старые монеты, сухие травы, пёстрые перья и бусины, отражавшие блики света.

А в центр, тяжело опираясь на костяную трость, опустилась Баба. Под пальцами слышно было, как хрустнула подстилка — будто даже земля под ней узнала чей-то вес, и не столько физический, сколько смысловой.

Воздух в хижине стал гуще, будто тёплый воск — насыщенный благовониями, тенью и ожиданием.

Баба чуть приподняла лицо и позвала Мартина. Голос её был хриплый, но удивительно мягкий — словно выдох, словно песок, шуршащий в горлышке старой бутылки. Она медленно улыбнулась, показывая неровные, но surprisingly белые зубы.

Мартин замешкался, оглянулся на Эрику. Затем осторожно прошёл вперёд, плюхнулся на круглый плоский мат из пальмовых нитей, который слегка взвился под ним пылью.

Баба протянула руку. Она была словно кора дерева — сухая, тёмная, вся в трещинках и узелках, с пальцами, кривыми как корни, но не дрожащими. Сила в ней чувствовалась — не от мышц, а от чего-то другого. Как будто эти пальцы когда-то держали больше, чем вес человеческой жизни.

Она накрыла ладонь Мартина своей. Её прикосновение было неожиданно тёплым, плотным, словно рука глины. Он слегка дёрнулся, но не отстранился.

Баба проговорила нечто, короткое, как щелчок:

— "Soma-e toyo."

Паренёк рядом закивал, заикаясь, глядя то на Бабу, то на Мартина:

— Ба… Баба хотеть… эээ… твои… твои глаза… Она… как сказать… Она смотреть… туда… вглубь! Да. Смотреть вглубь тебя!

Мартин медленно поднял голову и встретился взглядом со старушкой.

Глаза её — затянутые белёсой пеленой — смотрели сквозь него. Не мимо, не на… а именно сквозь. Будто отодвигали занавес внутри него самого, ища то, что он сам предпочитал не видеть.

Прошла минута. Глухая, словно весь мир выдохнул и замер.

А потом Баба заговорила.

— Āmma bavayaṭa dīna tharanē… — пробормотала Баба, кивая Мартину, и потянула другую руку к его щеке, не дотрагиваясь, но будто что-то чувствуя.

Потом она медленно заговорила, словно читая строки, высеченные в глубокой памяти:

— Sihina hāsayakin daruvanē… Obaṭa ādara æti wenavā. Ikmaninma. Oba æti bimata — ehi obaṭa æti. Nāgī, daruvanē. Nāgī. Visvāsa karanna.

Парнишка с большими ушами, сбиваясь на середине фразы и ставя ударения куда попало, закивал и перевёл на ломаном английском, волнуюсь и путая слова:

— Эээ… «Парень… с весёлым… с весёлым сердцем! Ты… ты хотеть любовь? Будет любовь! Скоро. Там где ты, эээ… родился — там и встре…встретишь! Женишь… женишься! Жена будет тебе! Твоя. Настоящая. Жди. Скоро. Верь!» — он закончил с воодушевлением, как будто сам всё это только что узнал.

Мартин сидел с округлившимися глазами. Чем дольше он слушал, тем шире становилась его улыбка — сначала скептическая, потом тёплая, почти детская.

Он покачал головой и тихо рассмеялся:

— Ладно, ладно… Так и быть, поверю тебе, Баба. Надеюсь, она будет с чувством юмора. И грудью побольше моей.

Баба повернулась к Эрике. Медленно. Как будто каждый её сустав был отдельной историей, сдержанной болью и временем. И посмотрела.

Долго.

Если это вообще можно было назвать взглядом — её глаза, затянутые белёсой пеленой, казались слепыми. Но Эрика чувствовала: Баба

видит

. Сквозь кожу. Сквозь слова. Сквозь память.

Потом Баба кивнула и мягко, приглашающе, похлопала по подушке рядом с собой.

Эрика подошла и, не раздумывая, села. Подогнула ноги, как в детстве на кухне у бабушки, и встретила этот странный белый взгляд. Не отводя глаз.

И вдруг...

Слёзы. Мгновенно. Без звука. Без боли. Просто — покатились. Тепло и неожиданно.

Эрика быстро отвернулась, провела ладонями по щекам, фыркнула.

— Простите, — пробормотала она, — не знаю, что это…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но Баба не ответила. Только качнула головой и заговорила. Медленно. Плавно. Словно каждое слово вытекало из другого, как вода в старом сосуде.

— Puraṇaya piṭin enavā, daruvanē… Sārthaka novana adā vēṭa vīmaṭa. Obaṭa pasubimakin hīnakam kēlavā enavā. Nāṭakaṭa væni bavaṭa noheki kaṭayutu. Meniyekdaṭa… yāgē hāḷiyeṭa væṭa. Samahara davaswala... obaṭa nomi bava nomæṭenne.

Парнишка замер, словно растерявшись, потом торопливо начал переводить. Его английский ломался на ударениях, слова мешались:

— Эээ… Она… она говорит: "Прошлое… оно за… за спиной. Но оно... эээ… идёт. Оно длинное. Оно… как хвост. Длинный, не… нестабильный. Он быть своенравный. Он… хочет снова быть сейчас. Эээ… быть… настоящее."

Эрика нахмурилась, продолжая смотреть на Бабу. Та не замолкала, и её голос всё больше походил на напев — хриплый, древний, ритмичный.

— Baya karanna epa. Hema deyakma monavada kiyannē. Anurūpavāk novē. Ovunta vātavaranayak deyak novē. Obaṭa kiyannē nomæti viśvāsayaṭa bahumatayak denne.

— Она… она сказать… не бойся, — перевёл парень. — Всё… всё не как… как есть. Это не быть… "реально", это быть… ну… не то место. Не… твой воздух. Ты… тебе дают то, что… не для тебя. Но ты… ты сильная. Ты помнить кто ты. Эээ… всегда.

И после паузы, Баба медленно вытянула руку и достала из складок своей длинной туники тонкую кожаную верёвочку. На ней — кулон: овальной формы, тёмный, будто выточенный из обсидиана, гладкий, прохладный на вид. В его центре — странный, архаичный символ, выгравированный в камне и залитый тусклым золотом. Он выглядел как сплетение серпа и завитка. Почти... живой. Шумерский, но Эрика этого не знала.

Баба приложила кулон к груди Эрики, прямо под ключицы, и прошептала:

— Eya obaṭa. Māṭaṭa danē… mehiya kaṭayutu vīmaṭa.

Парнишка медленно, почти с благоговением, перевёл:

— Это… это тебе. Для… для помниться. Для… чтоб… оно помогло. В нужное… время. Да.

Эрика не знала, что сказать. Только кивнула. Взяла кулон. Протянула шею, чтобы самой надеть его — и верёвочка мягко легла на кожу, прохладная, как вода. Знак оказался прямо над сердцем.

— Спасибо… — выдохнула она. — Я… ношу.

И Баба улыбнулась. Медленно. Так, будто знала: всё давно началось.

Ребята встали, переглянулись. Мартин неловко, но с благодарностью протянул парнишке несколько сложенных купюр местной валюты. Тот быстро кивнул, будто знал, что именно так всё и будет.

Они развернулись к выходу.

На прощание Эрика всё-таки обернулась. Баба сидела на том же месте, как статуя, только мягкая. Её руки лежали на коленях, глаза были прикрыты, а на губах — та же едва заметная, умиротворённая улыбка. Казалось, будто она дремлет… или ждёт чего-то. Точнее — кого-то. Или уже знает, кто придёт дальше.

Эрику вдруг окутала волна покоя. Тёплая, ползущая изнутри, как после горячей ванны или старой доброй песни, которую давно не слышала, но всё ещё помнит.

Она выдохнула и молча взяла Мартина под руку. Он поднял брови, но ничего не сказал. Просто пошёл рядом.

Они вышли обратно на яркий, залитый солнцем пляж.

Мартин хлопнул в ладоши.

— Всё, хватит мистики! Я, значит, скоро найду любовь всей жизни, ты — ходячая энциклопедия проклятий, а пока что — предлагаю пойти бухнуть.

— Март, ну я же вчера башкой приложилась.

— Но сегодня ты королева! С кулоном! Без таблеток! А значит — один коктейль можно.

Не отговоришь. Мы давно не пили просто так. Без фонарей, без криков, без мёртвых и полумёртвых.

Он развернулся, махнув рукой на дорогу.

— Там, за пальмами, бар с ужасным интерьером и потрясающим ромом. Я угощаю. А ты — слушаешь, как я строю планы на ту незнакомку с усмешкой.

Эрика колебалась. В теле всё ещё была лёгкая разбитость, но боль ушла. Память — не ушла. А ещё — она чувствовала лёгкое чувство вины перед Каем. Он был рядом, хотел быть ближе, и она… оттолкнула. Не специально. Просто… так вышло. Или она позволила этому случиться?

Но сейчас — не было места размышлениям. Только жара, кулон под платьем и аромат манго с прилавков.

— Ладно, — кивнула она. — Один коктейль. Ну, максимум три.

— Вот это моя Эри! — воскликнул Мартин. — Пойдём, найдём твоё прошлое в роме и сольём его в унитаз.

…

В баре, как и следовало ожидать, тремя коктейлями дело не ограничилось. Не то чтобы Эрика собиралась напиться — она вообще редко пила, особенно до такого состояния. Но была одна закономерность: если они с Мартином шли в бар вдвоём — что-то всегда шло не так.

Сегодня был именно такой случай.

Бар оказался наполовину открытым — из тех, где между деревянными балками гуляет ветер, где весь потолок увит гирляндами и тропическими лианами, где пахнет соком лайма, пролитым ромом и чем-то жареным. Воздух внутри был густым — смесь пота, алкоголя, кокосового масла и музыки. Где-то у барной стойки две девушки в ярких сарафанах танцевали босиком. За дальним столиком местные парни спорили — громко, на сингальском, жестикулируя так, что казалось, сейчас кто-то пустит в ход кулаки. А у сцены старичок с укулеле выводил медленный реггей, не попадая в ноты, но компенсируя это искренностью.

Эрика сидела за деревянным, шатающимся столиком и смотрела в одну точку, не очень понимая — кто она, где, и сколько сейчас времени. На столе стояло около пятнадцати пустых стаканов, некогда наполненных яркими, сладкими, коварными коктейлями. Большинство — с кусочками фруктов и крошеными зонтиками.

— Мартин? — Эрика чуть повернула голову. Мартин исчез. То ли ушёл, то ли испарился, то ли… сидит под столом? Вроде нет.

Она моргнула. Попробовала встать — и тут же поняла, что это ошибка. Но остановиться было уже нельзя. Пора домой. В мягкую, чистую, любимую постель. А лучше — в комнату Кая. Нет. С Каем. В постель. Эрика хихикнула вслух, сама себе. Это показалось ей отличной, просто гениальной идеей.

Она решила воплощать план. Медленно, как ей казалось — грациозно, встала. Стул тут же дёрнулся и заскрипел, но не упал. Кулон качнулся на груди. Эрика подняла руку и с какой-то трогательной нежностью коснулась тёплого камня. Он был гладкий, округлый, и чуть вибрировал от её пульса.

— О, бабуля… — прошептала она и снова усмехнулась. Сегодня ей действительно подарили кулон. А теперь... кровать. Срочно.

Она сделала шаг. Пол качнулся. Мир — тоже. Её тело слегка отклонилось в сторону, ноги заплелись друг за друга, и она поняла — всё, сейчас будет пол. Но вместо холодной земли её поймали. Мягко, надёжно. Тёплые руки. Сильные. Поддерживающие.

— Ммм… — пробормотала Эрика и подняла глаза.

Первое, что она увидела — розовые кроксы. Размер — сорок третий. Огромные. Забавные.

Взгляд пополз выше. Волосатые голени. Светлые, крепкие колени. Весёлые жёлтые шорты с принтом ананасов. Чуть выше — светлая рубашка, украшенная изображениями мармеладных мишек. Она была расстёгнута на несколько пуговиц, и под ней — грудь, ключицы, знакомая белая кожа.

А потом — лицо. Слишком белое. Нежное. Словно из фарфора. Чёлка спадает на глаза. Глаза, кстати, сейчас были опущены — в них светилось что-то между усталостью, иронией и… заботой.

Эрика моргнула. Губы чуть приоткрылись.

— К… Кай? — выговорила она, протягивая к нему руку, словно не веря.

Он кивнул. Спокойно. И продолжал держать её, как хрупкую фарфоровую статуэтку, которая вот-вот развалится.

— Привет, Эри.

Эрика несколько секунд просто смотрела на него, соображая, кто это перед ней. Потом её взгляд наконец сфокусировался, и она обернулась. Мартин.

Он танцевал в центре группы каких-то ребят — явно тоже американцев, судя по футболкам, кепкам и общей ауре весёлой разболтанности. Заметив Эрику и Кая вместе, Мартин тут же просиял, театрально ткнул пальцем в их сторону, а потом прижал руку к уху, изображая телефон. Мол, это он его вызвал. Следом последовало несколько экспрессивных жестов: “Он тебя отведёт домой!”, “Всё чики-пики!”, “Большой палец вверх!”.

Эрика всё это наблюдала с выражением лица, которое могло бы называться “я поняла, что ничего не поняла”. Но рядом был Кай, и это автоматически отменяло все вопросы. Теперь ей не нужно было вспоминать, где его комната — он сам покажет. И проводит. И уложит. И, возможно, даже поцелует… и не только…

Она захихикала. Самой себе.

Тем временем Кай уже приобнял её за плечи, второй рукой аккуратно взял за ладонь и повёл — ну, точнее, потащил — из бара наружу. Свежий воздух обрушился на них, как волна.

Ночь была почти безветренной, но от океана тянуло прохладой. Листья пальм шелестели лениво, будто во сне. Где-то далеко шумели волны, чуть ближе стрекотали цикады. Над головой — чёрное небо, густое и звёздное, как варенье. Луна, круглая, низкая, висела будто специально, чтобы освещать им путь по песку.

Эрика шаталась, едва держась на ногах. Но тепло его тела — рядом, уверенность в его движении — помогали. Как будто он был её якорем. Её вектором.

Она снова хихикнула про себя и тут же услышала эхо — словно кто-то изнутри прошептал: Эрик...

— Эри, малыш... может, тебя понести? — голос Кая был мягким, но сдержанным. — Ты совсем пьяная.

Понести? Она моргнула.

ПОНЕСТИ?!

Это было... ну, заманчиво. Очень даже. Но — нет. Или... да? А почему нет? А почему да? Мысли путались, но протест созрел моментально.

— Аааааа! — громко выдохнула Эрика. — Кааай, миилый! Если ты щас меня на ручки возьмёшь... я... я вот прям щас обблюю твою офигенную руууубааашкуу! — язык заплетался, но голос был бодрый и искренне восторженный.

Кай усмехнулся. Очень спокойно. Потом чуть отвернул голову и, полуулыбнувшись, сказал:

— Не вариант. Идём пешком.

— Дыа, — с не меньшим энтузиазмом согласилась Эрика и вцепилась в его локоть, как будто он был последним поручнем на тонущем корабле.

Они пошли. Точнее, он шёл, а она — пыталась.

Сначала её повело к «вон тем миленьким кустам». Потом к воде — «Ой! А я щас поплаваю!». Затем она попыталась обнять дерево, думая, что это её знакомый.

Кай выдохнул, остановился и мягко усадил её на свободный шезлонг. На секунду исчез — и вернулся с двумя бутылками воды и пачкой сухих салфеток. Одну бутылку протянул Эрике.

— Пей, — строго сказал он.

Потом плеснул немного воды ей на лицо, на шею, на ключицы — и аккуратно вытер. Она была тёплой, влажной, покрасневшей и очень упрямой.

— Лучше? — спросил он.

— Кажеееетца да… ясность… — пробубнила Эрика, хватаясь за бутылку. — Но... мутииииит...

— Понял. Посидим ещё? Или пойдём дальше?

— Дааальшээ… — ответила она, но шёпотом. — Только ведиии… я не понятно где мы…

Кай обошёл шезлонг, наклонился, обнял её за талию, легко приподнял и поставил вертикально, как куклу.

— Вот. Теперь — пошли.

Он взял её за локоть, поддерживая, и они двинулись вдоль пляжа, к дому. Тихо, шаг за шагом, оставляя в песке две ломаные цепочки следов. Эрика слегка подпрыгивала на каждом третьем шаге, словно танцуя под музыку, которая играла только в её голове.

Спустя несколько сотен метров по пляжу воздух начал делать своё дело — голова Эрики немного проветрилась, шум в ушах стал стихать, и вместо раздвоенных деревьев перед глазами появились пальмы вполне стандартной формы. На смену мутной пелене пришла лёгкая, щекочущая пьяная веселость. И — азарт.

— Кай, — вдруг сказала она, дернув его за руку.

— Да? — он обернулся к ней спокойно.

— Каааааай…

— Да, солнышко?

Она с трудом сдерживала смех.

— А почему ты сегодня так одет?

— В смысле — как?

— Нууууу, прикольно! Там… мишки, ананасы, кроксы вон розовые, — она прыснула в ладошку. — Вообще не похоже на тебя! Ты чё, меня пытался впечатлить?

Она подняла голову и посмотрела на него снизу вверх. В её глазах — огонь, веселье, искренность. И никакого тормоза.

— Эм... нет, — ответил Кай, слегка потупив взгляд. — Просто было такое настроение.

И ей

показалось

— нет, ей не показалось. Он чуть смутился. Совсем чуть-чуть. Но он.

Эрика, будь она трезвой Эрикой, может, и промолчала бы. Но она была пьяна. Весело, ярко, нагло.

Она сжала ладошку в кулак и со всей силы хлопнула Кая по плечу.

— Ты что, смутился?! — радостно закричала она.

Кай поморщился от неожиданности, машинально потёр место удара, а потом посмотрел на неё — и увидел, что она вот-вот взорвётся от смеха.

— Нет, я не смутился, — спокойно, но чуть ниже обычного проговорил он.

— Как не смутился?! Ты же даже покраснел! — Эрика уже тряслась от смеха. Глаза блестели, лицо раскраснелось. Она сияла.

— Эри, блин… малыш, ну стой… — Кай шагнул к ней.

— Неа! — она отпрыгнула. — Я вижу всёёёё! — Она показала язык, потом прищурилась, сделала пальцами «гульку» над головой, изобразила обезьянку и… побежала.

— Твою мать… — пробормотал Кай и посмотрел вверх, будто ища поддержки у звёзд.

Эрика неслась по пляжу босиком — платье развевалось, волосы путались, смех срывался с губ, как ветер с волн. Она была красивая. Нет — невыносимо красивая. Как тогда, как в колледже. Только ярче. Только свободнее.

Кай побежал за ней, но не спеша. Нарочно.

Он давал ей фору, позволял выскользнуть из своих рук в последний момент, когда её тонкие запястья почти были в его пальцах. Он видел, как у неё дрожат плечи от смеха, как из-под подола платья мелькают стройные ноги, как она бросает на него взгляды через плечо — дерзкие, сияющие, вызывающие. Её ладошки, её движения, её смех… Всё в ней звало: “Поймай меня!”

И он поймал.

В последний рывок, когда она оступилась на пригорке песка, он успел схватить её за талию — и они оба повалились в мягкую зыбкую гладь пляжа. Песок разлетелся под ними облаком.

Эрика оказалась сверху. Он лежал на спине, чуть тяжело дыша. Она — на его груди, опершись руками о его плечи. Между ними — жара. Смех. Бесконечный момент, который остановился сам собой.

Её волосы касались его шеи. Платье приоткрылось на ногах, и её колени утопали в тёплом песке по обе стороны от его бёдер. Кай смотрел на неё снизу вверх — широко открытыми глазами.

Эрика задержала дыхание. Смотрела на него. На его губы. На его ключицы. На его руки, одна из которых всё ещё держала её за талию. Они молчали.

— Ну вот, — выдохнула она наконец, — догнал.

Он не ответил. Только чуть улыбнулся.

Она приподнялась и плавно села на его бёдра, запрокинув голову назад, как будто в ней — бесконечный океан света и пьяного озорства. В глазах её плясали искры. Никаких слов не приходило в голову — они были лишними. Но одно она знала точно, без слов: она хотела его. Целиком. Без границ. Без «потом». Без «можно?»

Губы. Руки. Бёдра. Особенно — бёдра. Её память снов подсказывала ей, где именно та родинка, которую так хочется коснуться губами, а потом подняться чуть выше... чуть левее…

Кай почувствовал её намерение, ещё до прикосновений. Его руки медленно опустились с её талии на бёдра. Он крепко сжал их и подтянул Эрику ближе — ровно настолько, чтобы она оказалась прямо на его возбуждённой ширинке.

Она чуть двинулась навстречу, облизнула губы и посмотрела ему в глаза. В упор. Дерзко. И в то же время уязвимо, как будто приглашая, но не требуя.

Он поднялся чуть выше, придвинул её к себе. Его нос легко скользнул по её подбородку. Один нежный поцелуй — в кожу, тёплую, солоноватую. Второй — чуть выше. Он вдохнул её запах — аромат рома, колы, соли и её самой.

Она была горячей. Мягкой. Податливой, но в этой податливости — сила. Волнующая женская пластичность и пьяная раскованность сливались в один силуэт, который невозможно было забыть. Его губы скользнули по её губам, легко мазнув, не касаясь полностью. Потом он лизнул ей нос — и она рассмеялась, коротко, глупо, искренне.

Он тут же накрыл её рот своим.

Поцелуй был глубоким. Медленным. Изначально — просто губы. Он прикусывал её нижнюю, всасывал верхнюю, целовал будто изучал. Затем, почти невесомо, его язык проник внутрь. Мягкий, влажный, он искал её — уверенно, но не напористо. Танец губ и языков длился, становился всё быстрее, влажнее, яростнее.

Она чуть отпрянула, чтобы вдохнуть, но тут же вернулась, снова нашла его губы. Одна рука забралась в его волосы — массировала корни, касалась кожи. Вторая скользила по шее вниз, к ключицам, запоминая каждый изгиб.

Ногами она опёрлась о его бёдра, двигалась чуть вперёд, едва заметно, но достаточно, чтобы он застонал. Тихо. Сдавленно.

— Х-хх, — выдохнул он, зарывшись лицом в её шею.

Его ладони скользнули под платье. Пальцы нащупали тонкие резинки купальника, но пока не спешили глубже. Он только гладил — бёдра, ягодицы, талию. Её тело под его пальцами дрожало.

Ему не хотелось останавливаться. Он тоже — чувствовал её желание. Место, которым она сидела на его напряжении в паху, было горячее, влажное — словно сама кожа её знала, чего она хочет. Всё в ней тянулось к нему, отвечало телом, дыханием, взглядом.

Он хотел её. Сильно. Целиком. Без остатка.

Но — пляж.

Общественное место.

Где-то вдалеке кто-то смеялся. Прошёл шорох ног по песку. Лёгкий крик ребёнка. Кай резко вдохнул воздух.

“Надо остановиться, — пронеслось у него в голове. — Хоть чёрт возьми и не хочется

.”

Он с трудом оторвался от её губ. Эрика нахмурилась, потянулась снова — он поймал её ладонь, поцеловал в пальцы и прошептал:

— Эри, малыш, погоди.

— Что?.. В чём дело? — она смотрела на него, запыхавшаяся, растрёпанная, возбужденная.

— Мы… на пляже, — напомнил он, почти с извинением. — Тут люди. Камеры, окна... может, дети даже. Ну… — он выдохнул. — Давай дойдём до дома и продолжим, а?

Эрика замерла. Что-то в её лице дрогнуло. Порыв остановился.

— Ты не хочешь меня?.. — спросила она тише. В этом было что-то уязвимое.

— Что?.. Конечно хочу, — он чуть улыбнулся. — Просто не здесь. Дома. Где ты будешь вся моя, а я — весь твой. Без оглядки.

— Никого тут нет, — фыркнула она, отмахиваясь. — Мы же просто… балуемся и целуемся…

Он обнял её крепче, притянул к себе лбом.

— Эрика, я люблю, когда ты балуешься. Но я хочу не просто “баловаться” — я хочу заняться с тобой сексом. И я хочу это сделать так, чтобы ты не отвлекалась ни на что. Чтобы всё, что ты чувствовала, — было только обо мне. Ни песка, ни одежды, ни чужих голосов. Только ты. И я. И всё, что между нами.

Она замолчала.

Смотрела на него с нижнего положения. И он знал — этот разговор не закончен.

— Ты вообще… любишь меня? — прошептала она вдруг.

Глава 15. Без ответа

— Ты вообще… любишь меня? — прошептала она вдруг.

Кай чуть отстранился, будто не был готов к этому вопросу.

— Что? — переспросил он, всматриваясь в её лицо.

Эрика не ответила. Только смотрела на него растерянно, как будто не она задала этот вопрос — как будто он вырвался сам.

Кай медленно приподнял её, осторожно сажая на песок рядом с собой. Сам встал, отряхнул ладони.

— Эрика, — начал он, нахмурившись, — этот вопрос… он немного скоропостижен.

— Скороп… что? — она вскинулась, словно её ударили. — Кай, ты серьёзно? Мы тут с тобой почти трахнулись, — она произнесла это слово с вызовом, не отводя взгляда, — а ты мне заявляешь, что не готов?

Её голос сорвался. Она резко встала, поправляя подол платья, стряхивая с плеч его прикосновения.

— Я искренне тебя не понимаю, — резко сказала она. — Я стараюсь. Я пытаюсь быть ближе. Я иду тебе навстречу, даю тебе пространство, держу себя в руках, открываюсь… как ты и хотел. А ты? Что ты делаешь, Кай?

Он подошёл ближе, попытался обнять — но она отстранилась.

Смотрела прямо. В глазах — боль, гнев, обида, усталость.

Он отступил на шаг. Помолчал.

— Эри, — тихо начал Кай. — А ты сама-то… меня любишь?

Она замерла.

— Как думаешь? — продолжил он. — Ты готова сказать мне это? Прямо. Без «почти»?

Эрика отвела взгляд. Неожиданно почувствовала себя обнажённой — не телом, а мыслями. Она ждала от него чего-то большого: слов, обетов, признаний. Забыла задать себе главный вопрос. Знает ли она сама, что у неё внутри?

Она не знала. Или боялась ответить честно.

— Пойдём домой, Кай, — глухо сказала Эрика — Оставим этот разговор на потом.

Он ничего не сказал. Просто кивнул. Протянул руку — и она, чуть поколебавшись, не взяла её. Вместо этого — отряхнула песок со ступней, развернулась и пошла сама. Твердо. Молча. С каждым шагом в ней прояснялось: алкоголь ушёл, осталась только грусть и чувство заблуждения.

Кай шёл сзади. На расстоянии. И не знал — потеряли ли они что-то… или только нашли границу, к которой подошли не вовремя.

Дойдя до дома, Эрика даже не обернулась. Не сняла сандалии у порога, не заговорила с Мартином, мелькнувшим в проёме кухни, не спросила, где Кай — просто молча поднялась наверх, в свою спальню. Тело гудело от солнца, головы и слов, которые не были сказаны.

В ванной она сбросила платье, как сбрасывают кожу, и встала под душ. Вода была горячей — слишком, но она не стала менять. Пусть щиплет. Пусть сжигает. Может, вымоет это всё — взгляд Кая, его руки, вопрос, от которого ей самой было не по себе.

Через пять минут она уже вытиралась наспех. Не глядя в зеркало. Как будто не хотела видеть себя в этом состоянии.

Переоделась в первое, что попалось под руку: старую серую футболку, обрезанную до талии, и мягкие шорты цвета ванили с потёртыми завязками. Волосы закрутила в мокрый небрежный пучок. Ни крема, ни сыворотки, ни другого ухода. Сегодня — просто тишина.

Она легла, натянув на себя лёгкое покрывало, уткнулась лицом в подушку.

Мысли не хотели утихать. Кружились, как осиные стаи в темечке.

Злилась ли она на Кая? Немного.

Злилась ли на себя? Гораздо больше.

Хотела ли продолжения? Да. И нет.

А любовь?.. Страшное слово. Даже думать про него казалось сейчас преждевременным.

Она чувствовала усталость, как будто прошла не по пляжу, а через собственную душу с конца в конец. В теле — тяжесть, в животе — сдавленное ощущение незаконченности. Пульс всё ещё отдавало между ног, но это уже не было страстью. Только отголоски, как след от волны на песке.

Эрика понимала: она растеряна. Она хотела большего, но сама не знала чего. Хотела близости, но боялась оголиться эмоционально. Всё было неправильным — и одновременно таким настоящим, что отказываться от этого значило бы предать себя.

“Завтра подумаю. Не сейчас. Просто дайте мне уснуть.”

Пока тело расслаблялось под прохладной тканью, мысли гасли. Молча. Без пафоса. Без итога.

Эрика погрузилась в сон, как в густой дым — тяжёлый, непрозрачный, без снов. Без слов.

Только небытие.

…

Утро наступило медленно — с жарким солнцем, пробивающимся сквозь жалюзи, и гулом пальм, трепещущих под лёгким, чуть солоноватым ветром. Комната Эрики напоминала поле после сражения: платье валялось у края кровати, рядом — купальник и босоножки, один шнурок был затянут в странный узел. На полу сиротливо лежал одна из сережек, снятых впопыхах. В воздухе висел запах коктейлей, смешанный с ванилью, кожей и лёгким перегаром. Сладковатым и почти невинным, если бы не ощущение тяжести во всём теле.

Голова раскалывалась. Нехорошим гулом, изнутри. Не от выпитого — от вчерашнего вечера в целом.

Её пальцы сжались в простыне. Эрика надеялась, что не помнит, надеялась, что всё было размыто и унесено алкоголем... но память не щадила. Она помнила всё. Песок. Его губы. Вопрос. И то, как он отстранился. И то, как она ушла.

— Господи, — прошептала она, прикрыв лицо руками. — Серьёзно, Эрика? Признания в любви в пьяном виде?

Тело было липким, волосы спутались, рот — сухой, как будто внутри кто-то спал с шерстяным носком. Она с трудом поднялась, пошла в ванную, умылась, долго полоскала рот мятным ополаскивателем и натирала дёсны щёткой с зубной пастой, будто хотела стереть с языка всё, что было сказано.

Спустилась вниз. Там сидел Мартин.

Он выглядел… паршиво. Нос блестел, глаза были покрасневшие, а волосы взлохмачены, как будто он воевал с подушкой и проиграл. Его футболка была наполовину заправлена в шорты, а в руке — бутылка воды, которую он прикладывал ко лбу с видом мученика.

— Мы совсем не умеем выбирать партнеров, — пробормотала Эрика, щурясь от солнца и прижимая локти к бокам.

Села рядом, прижав колени к груди.

— А ты решила, что выбрала? — хрипло отозвался Мартин, не открывая глаз.

Они сидели на террасе, каждый со своей головной болью и перепутанными мыслями.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не знаю, Марти, — Эрика вздохнула, уткнувшись лбом в ладонь. — Я просто… потеряна. Впервые за долгое время я не понимаю, чего хочу. Мне с ним хорошо, и страшно. И легко, и сложно. А он — как будто рядом, но не совсем. То поднимает в небо, то исчезает, будто его и не было. Мне кажется, я чувствую больше, чем должна, и от этого хочется бежать.

Мартин кивнул. Потом пожал плечами.

— Я бы сказал тебе что-нибудь умное. Типа: «Доверься сердцу» или «Всё пройдёт, кроме загара». Но я сам не знаю. Знаю только одно — ты не обязана никому доказывать свои чувства. Даже себе.

— Спасибо, Марти, — тихо сказала она. — Правда.

— Ну, я ведь твоя лучшая подруга. Пока ты не решишь стать монашкой и уйти в горы. А до тех пор — кофе?

— Кофе. Срочно.

Эрика встала и побрела на кухню. Двигалась медленно, всё ещё не веря, что вообще способна двигаться. Когда она вошла, в помещении пахло жареным хлебом, сандалом и свежесваренным кофе. И там был Кай.

Кай стоял у окна, спиной к свету. На нём была идеально выглаженная белая рубашка — лёгкая, полупрозрачная на просвет, но с чётко очерченным воротом и манжетами. Рукава были закатаны до локтей, обнажая бледную кожу с тонкой венозной сетью, как у скрипача или хирурга.

На бёдрах — тёмно-серые брюки, возможно, лен с вискозой, мягко облегающие, но не облегающие слишком. Брюки подчёркивали узкие бёдра и длинные прямые ноги. Он был выстроен гармонично, как будто кто-то тщательно рассчитал каждый изгиб и баланс.

Волосы Кая, как всегда, были почти белые — блонд, выгоревший до молочной прозрачности. Сегодня он зачёсал их назад, небрежно, но аккуратно, и заколол часть с одной стороны серебристой невидимкой. Это открывало линию лба и скул, делая его черты ещё более чёткими.

Глаза — ледяные, светло-серые с голубым отливом, как утренний туман над водой. Сейчас они были спокойными, немного усталыми, но внимательными, даже если он смотрел вдаль. Веки чуть приопущены, будто он только что проснулся или долго думал.

И — серёжка. Маленькое серебристое кольцо в левом ухе, которое Эрика помнила ещё с колледжа. Тогда это был символ чего-то почти подросткового, лёгкого бунта. Сейчас — почти реликвия. Она блестела в утреннем солнце, как ниточка из прошлого, внезапно вернувшаяся в реальность. Эрика не могла отвести взгляд. Он всё ещё её носил. Всё это время.

Рядом на столике — его ноутбук, открытая записная книжка с чуть неровным почерком и сендвич на тарелке. Кай стоял в одном движении с пространством — как будто был не человеком, а частью интерьера, настроения, воздуха в комнате. Сдержанный, отстранённый, собранный.

И при этом — до боли знакомый.

— Привет, — сказала Эрика хрипловато.

— Привет, — Кай обернулся и посмотрел на неё. Лицо его смягчилось. — Как ты?

— Жива. Еле. Кофе бы. Но у меня сейчас моторные навыки на уровне морской черепахи.

Он без слов подал ей свою чашку.

— Возьми мой. Я сварю себе позже.

— Серьёзно?

— Да.

Она взяла чашку. Горячий ароматный кофе обжёг пальцы и обнял изнутри. Он был крепкий, с кардамоном и чем-то ещё — как всегда у Кая.

— Ты… классно выглядишь. Куда собрался?

Он кивнул в сторону выхода:

— Есть дела по работе. Возможно, вернусь к вечеру. Может — завтра утром.

— Ясно.

Напряжение повисло в воздухе. Между ними было что-то, чего оба не хотели касаться. Пока. Но это не отменяло чувства близости — странной, нежной, недоговорённой.

Кай подошёл ближе. Протянул руку — неуверенно, как будто просил разрешения, — и поцеловал Эрику в макушку.

— Береги себя, — прошептал он и ушёл.

Эрика стояла с чашкой в руках. Слушала, как закрывается дверь. И чувствовала — что-то ушло вместе с ним. Или, наоборот, осталась неразрешённая важность.

Позже она стояла у зеркала, мазалась солнцезащитным кремом. Простое светло-розовое бикини, на плечи — тонкая льняная накидка. Волосы заплетены в косу, лицо умыто, губы — без помады, только мягкий бальзам. Она выглядела чуть помятой, но свежей. Почти как раньше.

— Только бы кто-то намазал спину, — пробормотала она и вышла.

Океан в этот час был почти неподвижным — только мягкие, круглые волны лениво скатывались на берег, шурша пеной по песку, и отступали, оставляя на поверхности зеркальную плёнку, в которой отражалось небо. Ветер был тёплым, обволакивающим, с привкусом соли и далёких трав. Он не толкал — а гладил, касался щёк, шевелил волосы и подол рубашки, будто подбадривая:

иди, всё будет как надо

.

Пляж был почти пуст. Только пара местных мальчишек что-то рисовали палками в песке далеко от воды, и одинокая фигура — женщина с зонтиком — стояла в стороне, будто застыла во времени. Эрика шла медленно, каждый шаг — как в замедленной съёмке. Ступни тонули в горячем песке, оставляя за ней цепочку следов, быстро затапливаемых водой.

Когда ступни коснулись кромки прибоя, холодная мягкость воды прошлась мурашками вверх по ногам. Эрика остановилась, глубоко вдохнула, глядя на горизонт. В лёгких пахло йодом, морем, ветром. Солнце клалось на плечи, грело шею и ключицы. С моря тянуло влагой и тонким ароматом чего-то пряного — возможно, где-то далеко готовили еду на углях.

Она вошла в воду не торопясь — по щиколотку, по колено, по бёдра. Каждое движение — будто в другой мир. Будто входила не в океан, а в память. Или в сон. Кожа покрывалась мурашками от смены температур, но телу было хорошо. Голова — всё ещё тяжёлая от сна и мыслей — начинала проясняться. Волны прижимались к талии, обвивали руки. Вода была плотная, шелковистая, будто держала её — не отпускала.

Когда она нырнула, звук исчез. Всё стало тише. Мир обернулся водой. Волосы раскинулись, ткань купальника прильнула к телу. Глаза открылись, и она увидела свет, пробивающийся сквозь толщу. Частицы песка, медленно опадающие вниз. Никакой боли. Никакой вины. Только вода и дыхание внутри.

Вынырнув, она откинула волосы назад и вытерла лицо. Солнце слепило, глаза щипало но это было хорошо. Тепло пробиралось под кожу.

“Надо возвращаться домой

, — подумала она, глядя на горизонт. —

Я всё увижу яснее там. Всё соберу. И решу.”

Сейчас же — она просто плыла. Медленно, сильно, против волн, и всё в её теле чувствовало свободу. Наконец-то.

Глава 16. Пока не поздно

Оставшиеся сутки на острове прошли как в лёгком бреду. Без разговоров о чувствах. Без откровений. Только солнце, море и тёплый песок, который приятно обжигал ступни.

Эрика и Мартин плавали, загорали, ели фрукты, смеялись. Снова были как раньше — как команда, как два звена одного цепкого тандема. Мартин наконец-то смонтировал видео из пещеры и выложил его на YouTube. Он не спал полночи, сверял монтаж кадр за кадром, добавлял музыку, звуки капель, и наложил голос Эрики на фон: «Смотрите, здесь — след. А вот… мы не знаем, что это, но, кажется, оно нас тоже видит».

Видео рвануло. За первый день — 1,5 миллиона просмотров и тысячи комментариев.

Топ комментарии были такими:

"Ребята, вы точно не из тех, кто путает туризм с выживанием. Я бы туда и с пятью шаманами не сунулся."

“Как вы там не обделались, когда нашли эти следы? Я выключил свет у себя дома — и сразу включил обратно. Спасибо, конечно."

"Монтаж — огонь, музыка — мурашки, Эрика — наш хоррор-гид во Тьму. Я теперь подписан и морально нестабилен."

"У меня такое чувство, что эта пещера теперь мне снится будет. Особенно камень. Он будто зовёт."

"Ой, да ладно. Следы из жвачки и флюоресцентной краски. Ещё бы Фредди Крюгера в кадр вставили, было бы честнее."

"Кто-нибудь слышал второй голос в моменте с черепом? Или мне лучше с этим не к вам, а к врачу?"

"Почему у меня ощущение, что вы не всё показали?.. Это видео — как трейлер к чему-то намного страшнее."

"Наконец-то контент, от которого не просто пищишь, а ржёшь и пугаешься одновременно. Снято классно. Подача — 10/10."

Эрика смеялась, когда читала их. Иногда даже вслух. Особенно над “Выключил свет”.

Кай вернулся утром следующего дня. Не молча, но почти невидимо.

Он исчез в своём кабинете и не выходил, кроме как взять воду или хлеб с сыром. Но его было слышно: сначала тихо звенела гитара, потом — длинные, глубокие ноты клавиш. Синтезатор, что-то аналоговое. Он подбирал аккорды долго и с настроением, повторяя одно и то же движение. Затем — звуки металлофона, едва уловимые удары. Где-то между этим он напевал. Низко, мягко, как будто кому-то лично. Голос был почти шёпотом. В доме стояла тишина, наполненная только этим: музыкой, которая будто стеснялась своего рождения.

Эрика слышала. Но не приближалась.

И он — тоже не подходил.

Их диалоги свелись к минимуму:

— Привет.

— Привет.

— Как ты?

— Всё отлично. Поплавала, съела две папайи, почти не сгорела.

А потом пришло утро отлёта.

Тёплое, светлое, с запахом кофе, ветра и чемоданного замешательства.

Эрика и Мартин неторопливо собирали вещи. Вылет был только вечером, но лучше быть готовыми.

— Так, где моя синяя рубашка? — кричал Мартин из ванной.

— Та, в которой ты похож на стюардессу из 80-х? Я её под подушку спрятала.

— Зачем?!

— Чтобы ты её не надел.

— Это шик, Эрика. Стиль. Образ.

— Это

ужас

, Март. Хуже неё только твои носки с авокадо.

— Носки с авокадо я надену в аэропорт. Назло тебе.

— Только если наденешь и авокадо на голову. Полный лук.

Они засмеялись. Напряжение этих дней медленно растворялось в шутках.

Кай так и не появился. Он не пришёл на завтрак. Эрика старалась не думать об этом. Но в груди что-то сжималось.

Перед выходом она пошла попрощаться с океаном.

Берег был пустой, как будто специально — только для неё.

Маленькие волны, лениво шлёпающиеся о берег. Горячий песок, тёплый ветер, и белая линия горизонта, как граница между желаниями и реальностью.

Она стояла босиком, глубоко вдыхая солёный воздух. Потом присела. Повела пальцами по песку.

Что-то легонько стукнулось в грудь. Кулон.

Подарок Бабы.

Она сжала его в ладони.

"Интересно, что же всё-таки она имела в виду? Хвост. Прошлое. Настоящее. Всё связано."

Эрика смотрела вдаль. Океан был спокоен, но где-то в ней всё ещё шевелилось.

С того дня, как она снова увидела Кая, жизнь будто сдвинулась на несколько миллиметров. Неправильно, но именно так, как должно было.

— Подумай дома, — сказала она себе. — В Сиэтле. На холодном ветру. За кухонным столом. Там всё станет яснее.

Она поднялась. Стряхнула песок с ладони.

Повернулась — и пошла к машине. К дороге. К вылету.

…

Кай вёз их в аэропорт. На том же джипе, на котором начиналась эта история — с теплых сидений, запаха соли и сандала, с безумной дороги по острову.

Но сейчас в машине было совсем иначе.

Тихо.

Неловко.

Мартин, обычно не способный удержать язык за зубами дольше пяти минут, молчал. Смотрел в окно, водил пальцем по экрану телефона, то и дело вздыхал, но не вбрасывал ни одной шутки.

Эрика сидела на заднем сидении, ремень врезался в грудь, и каждый поворот казался длиннее обычного.

Она украдкой смотрела на Кая.

Он был в тёмной рубашке, расстёгнутой на две верхние пуговицы, а его белые волосы были собраны в небрежный хвост. Профиль — сосредоточенный, спокойный, как у человека, который умеет не показывать, как он чувствует. Только пальцы на руле двигались чуть чаще обычного, барабанили по коже, будто что-то обдумывая. Иногда он посматривал в зеркало заднего вида — и их взгляды встречались. Но никто не говорил.

Эрике хотелось домой.

В Сиэтл, в своё привычное пространство, где можно спрятаться в ванной, включить белый шум, заварить знакомый чай и отогнать всё, что жгло изнутри.

Но в то же время — хотелось остаться.

Посидеть рядом с Каем на веранде.

Просто помолчать. Или спросить то, что нельзя было спросить.

Остаться, чтобы всё стало ясным. Чтобы не уходить так — в тумане, с недосказанностью.

Где-то на границе рёбер — заныло. Сердце сжалось.

Они уезжали.

Скоро Кай останется здесь, а она — улетит.

В другую страну. В свою жизнь. В холодный Сиэтл, где по утрам кофе горчит сильнее, а залив в океан — серый и молчаливый, как пропущенные слова.

А он останется. Здесь. В белой рубашке, в доме, наполненном музыкой, солью и чем-то неуловимо личным. В её памяти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мысли клокотали. Плотные, тёплые, сбивчивые.

С тех пор, как разговор пошёл не в ту сторону… с тех пор, как вырвалось это слово —

любишь

…

Она не могла думать о чём-то другом.

Эрика пыталась понять, что

на самом деле

чувствует.

Но чувства были, как вода — текучие, непостоянные.

Менялись, отливая разными оттенками в зависимости от того, в каком она была состоянии.

Иногда — всё было просто.

Она смотрела на Кая и знала: это он. Тот, к кому тянет, с кем хочется молчать и засыпать.

В такие моменты — она готова была назвать это любовью.

Но иногда...

Она чувствовала тревогу.

Будто стояла перед чем-то слишком большим.

Будто, связавшись с ним, она теряет опору.

Как будто он умел читать её насквозь, но сам оставался непрозрачным.

Внутри её чувства были как переплетение:

От "нравишься" до "боюсь".

От "привязана" до "тревожусь".

От "люблю" до "не понимаю".

Эрика прикусила губу.

Ощутила привкус соли.

То ли от слезы, то ли от воздуха.

Она не знала, сколько ещё сможет держаться в этом подвешенном состоянии.

Между

да

и

нет

. Между "возможно" и "наверное зря".

Всё это было.

Добавляло остроты и воспоминание. Одно из сотен.

Когда они были в колледже — вместе. Почти.

Тогда ещё не случилось того, что случилось позже.

Но уже было то, что не забыть.

…Они вдвоём, случайно, оказались в комнате общежития.

Точно Эрика не помнила почему — то ли остальные ребята ушли на вечеринку, то ли сели готовиться к завтрашнему зачету, но оставались только они. Только двое.

В комнате Кая было как всегда: приглушённый свет, запах чая с бергамотом, немного пыли на книжных полках и в углу — синтезатор, рядом её акустическая гитара, которую она всегда таскала с собой.

Кай сидел, склонившись над клавишами, выжимая из них осторожные, хрупкие звуки. Она перебирала струны, настраивая по наитию. Иногда они пели — вполголоса, по очереди, перебивая друг друга и смеясь. Придумывали свою песню, но выходила странная мешанина из «Hallelujah», «Creep» и припева «Billie Jean». Это было прекрасно.

В какой-то момент Кай перестал играть.

Подошёл к ней.

Молча.

Сел сзади, на пол, и мягко обвил её руками, направив пальцы на гриф гитары. Его грудь прижалась к её спине, и дыхание чуть задевало кожу на шее.

— Смотри, Эри, — шепнул он, — если зажмёшь третью струну на четвёртом ладу… вот так… и пятую на втором — получится аккорд Emaj7. Он тянет за собой. Слушай...

Он провёл пальцами — звучание получилось прозрачным, томным, будто звенящая тоска по лету.

— Видишь? Впишется в общий аккомпанемент. Такая мягкая петля между куплетами.

Эрика повернула голову. Медленно. Неожиданно близко их лица оказались рядом.

Она впервые так внимательно разглядывала его глаза — ледяные, но не пустые, с мягким туманом, как иней на стекле.

Хрупкая, зыбкая граница между «смотреть» и «утонуть».

И её внутренний голос в тот момент — почти шёпот — сказал:

"поберегись."

Но она не отводила взгляда.

Её глаза скользнули ниже — к его губам: полные, тёплые, будто всегда слегка приоткрыты в полуулыбке.

Розовые.

На них блеснула капля света.

Ещё чуть левее — серёжка в левом ухе. Маленькая, с тонким завитком. Узор напоминал спираль ветра.

Ей всегда хотелось её потрогать.

А он был так близко…

— Кай, — тихо сказала она.

— Да? — он смотрел внимательно.

— Слушай… — она колебалась.

— Что? — его голос был мягким, как шерсть — Если ты встроишь сюда легкую перебивку арпеджио из Aadd9 и G#m… а потом чуть-чуть баса на открытых струнах — у нас получится «Show must go on». Вариация по версии ленивого гения, конечно.

Он рассмеялся. В голос.

— Боже, Эрика, ты невозможна!

— Это я знаю, — фыркнула она.

Он встал, подошёл к инструменту и сыграл предложенные аккорды. Она присоединилась на гитаре, и спустя минуту у них получилось… то самое.

Не «Queen».

Но нечто живое. Настоящее.

И очень

их

.

Они играли, смеялись, дурачились. Кай пел фальцетом, она фальшивила нарочно. Слова сыпались, как попкорн в микроволновке. Всё было легко. Точно. Правильно.

Только внутри Эрики что-то сжималось.

Она не хотела, чтобы этот вечер кончался.

Хотела сказать ему. Пока они одни. Пока не закончится четвёртый курс. Пока не разъедутся. Пока жизнь не подкинет её Кая кому-то другому.

Хотела сказать:

«Я тебя люблю. И, может быть, давно.»

Но не сказала.

Побоялась, что он рассмеётся. Или — хуже — замолчит.

Побоялась разрушить хрупкость этой близости.

Побоялась… остаться одна.

И сейчас — на подъезде к аэропорту — всё повторялось.

Та же несказанность.

Та же пустота, натянутая между плечами.

Тот же Кай — рядом, но будто чуть дальше, чем надо.

Только теперь на карту было поставлено больше, чем в ту ночь в колледже.

Теперь — они уже не дети. И если не сказать — можно потерять. Не на 10 лет. Навсегда.

Глава 17. Как только — так сразу

В аэропорту было прохладно и сухо. Кондиционеры гудели сдержанным, почти фонарным гулом, как будто где-то за потолком жило огромное невидимое насекомое. Запахи — смесь кофе, пластика, металла, духов и тропических фруктов из дьюти-фри. Люди сновали во все стороны, волоча чемоданы на колёсиках, обнимаясь, болтая, споря, показывая посадочные талоны и щёлкая селфи перед белыми стойками вылета.

Где-то неподалёку заорала кофемолка, кто-то чихнул, кто-то зевнул так громко, что отозвался эхо.

Мимо Эрики и Кая бегал малыш лет четырёх, с огромным рюкзаком-медвежонком за спиной. Его маленькие ножки мельтешили по блестящему полу, а мама в саронге и шлёпанцах в панике кидалась за ним, громко зовя на двух языках.

— Твой внутренний ребёнок, — буркнул Мартин, глядя на него, — только с меньшей тревожностью.

И скрылся в направлении местного кафе, объявив, что ему необходимо «подкрепиться», потому что «в бизнесе, конечно, кормят, но с душой — только тут».

Эрика осталась одна с Каем. В гуле аэропорта между ними вдруг стало тихо.

Она стояла чуть в стороне от потока пассажиров, чувствуя, как воздух треплет подол её юбки. Внутри неё что-то дрогнуло — воспоминание, давно забытое, но вдруг всплывшее. Тот вечер с гитарой. Несказанные слова. И... тот страх снова уйти не так.

Нет. Сегодня не будет несказанности.

Она подошла ближе. Почти вплотную. И заговорила первой:

— Кай… — голос её был неуверенным, но ясным. — Мне жаль, что так произошло. Там, на пляже.

— Эри… — начал он, но она подняла ладонь.

— Ты был прав. Это было не вовремя. Необдуманно. А я была пьяна.

— Мне тоже жаль, — серьёзно сказал Кай, сжав губы. — Я не смог… сказать. Не оправдал твоих ожиданий. А хотел.

— Нет. — Она покачала головой. — Ты не обязан. Мы взрослые. Уже не студенты. Мы оба знаем, как сложно быть честными. Как страшно бывает открыться. И... я не хочу, чтобы ты оправдывал мои ожидания. Я хочу, чтобы ты был собой.

Она смотрела ему в глаза. Честно. До самой глубины.

— Пожалуй… да, — Кай улыбнулся уголками губ.

Он выдохнул. В лице — облегчение. Но и напряжение тоже. Смешанное.

— Эрика, малыш… — он произнёс это так тепло, что у неё внутри что-то щёлкнуло. — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Хотя понимаю — надо. У тебя своя жизнь, работа, город. Я не хочу тебя держать. Но и отпустить полностью… — он замолчал. — Не могу. Я хочу быть рядом. Знать, как ты. Писать тебе. Прилететь, если скажешь, что нужно. Я не буду давить. Но если ты скажешь «Кай, приезжай» — я сяду на рейс хоть завтра.

Щёки, обычно бледные, налились розовым. Он чуть покраснел, волосы спадали на глаза, и он поправил их машинально. Его глаза блестели — не от слёз, но от чего-то живого. Настоящего.

— Только… позволь мне, — сказал он тише. — Позволь быть рядом.

Эрика рассмеялась. По-настоящему. Мягко.

— Кай. Конечно. Прилетай. Хоть завтра. Я покажу тебе свою квартиру. Проведу по

Пайк-плейс-маркет

. Съедим хот-дог. И выпьем кофе на крыше. Ветер там всегда такой, что мысли улетают прочь.

Она замялась.

— Помнишь, я говорила, что мне нужно время?.. — он кивнул.

— Так вот. Я обещаю тебе, что приеду домой и всё тщательно обумаю… ну или

обчувствую

, — она улыбнулась — И сообщу тебе, когда буду готова, — добавила она, чуть тише. — Хочу, чтобы ты тоже сообщил… когда будешь готов. Хорошо? Я могу рассчитывать на тебя?

Кай задумался. Всего на несколько секунд.

Потом шагнул ближе и обнял её — крепко, тепло, бережно, будто не хотел отпускать.

— Конечно, малыш, — прошептал он, не отрываясь. А потом чуть отстранился, наклонился к её лицу и очень тихо сказал — Как только — так сразу.

Наклонился ближе. Его губы коснулись её губ — медленно, почти невесомо. Поцелуй был мягким, заботливым. Не требующим, не рвущим. Он просто был — как обещание, как якорь. Его пальцы слегка касались её щёк, его дыхание смешивалось с её.

Кай оторвался первым. Смотрел на неё снизу вверх. А потом резко снова обнял, крепко, сильно, со всей своей нервной любовью.

— Ты меня задушишь, — пробормотала Эрика где-то у него на груди.

— Пойдём, — весело сказал он. — Найдём нашего обжору, пока он не заказал себе сувенир из омлета.

Мартин нашёл их сам.

Когда Эрика и Кай возвращались из тихого угла зала вылета — сдержанные, но с новыми выражениями лиц, — он уже стоял у колонны с бумажным стаканом кофе и криво надетым рюкзаком.

— А вот и наши голубки, — протянул он, скрестив руки на груди. — Я тут переживал, что вы где-то устраиваете драму уровня «Оскар». А вы, оказывается, — «мир-дружба-авторская нежность».

— Марти… — начала Эрика, чуть улыбаясь, но он махнул рукой:

— Не-не-не. Я взрослый мальчик. Я умею считывать настроение. Просто хочу, чтобы было официально зафиксировано: я был прав. Вы — те ещё, блин, романтики.

— Это не совсем так… — попытался вставить Кай, но Мартин его перебил:

— Не скромничай. Вид у тебя такой, будто ты то ли освободился из плена чувств, то ли наконец-то выспался. И да, ты всё ещё чертовски бледный. Но теперь хотя бы с блеском в глазах.

Кай невольно усмехнулся.

Эрика прикрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться.

— Короче, — продолжил Мартин, делая шаг ближе. — Береги её. Она сложная, упрямая, с манией самостоятельности и склонностью к самоанализу в три часа ночи, но в остальном — золото. Ты это знаешь.

Он вдруг притянул Кая в объятие. Быстрое. Но с силой.

— Спасибо, что был рядом, — сказал он тише. — Без приколов. Спасибо.

Кай слегка хлопнул его по спине в ответ.

— Ты тоже... не из худших, Мартин.

— Ну это уже признание века, — фыркнул Мартин и сделал шаг назад. — Всё, я пошёл за водой, а вы не затягивайтесь. Нам ещё взлетать, а мне надо выбрать сиденье подальше от кричащих младенцев.

— Их может и не быть, — заметила Эрика.

— Их может быть двенадцать, — трагично ответил Мартин и исчез в направлении киоска.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кай и Эрика остались на мгновение вдвоём.

А потом они пошли за ним — через яркое, шумное пространство аэропорта, туда, где начинается дорога домой.

Они направились к гейту. Мартин — вперёд, болтая с какой-то девчонкой у стенда с мороженым. Эрика задержалась. Обернулась.

Кай стоял в том же месте. Не махал. Не кричал. Только смотрел.

В его взгляде было всё: обещание, тепло, понимание и тонкая, почти неощутимая боль.

Она подняла руку, почти невидимо.

Он кивнул.

И больше не отвёл глаз, пока они не скрылись за поворотом.

А когда за ними закрылись двери посадки, он всё ещё стоял.

Словно ждал, пока самолёт не коснётся неба.

…

Сиэтл встретил их резким контрастом. Мелкий, колючий дождь моросил с самого утра, не переставая, словно сам город знал — после Шри-Ланки это будет особенно болезненно. Воздух был тяжёлым, влажным, пах сырой землёй, бензином и мокрым асфальтом. Небо нависало низко, свинцовой ватой, прижимая улицы к земле.

— Ну… здравствуй, родной климат, — проворчал Мартин, закутавшись в худи и капюшон, из-под которого капала вода.

— Даже волосы сразу скукожились, — хмыкнула Эрика, натягивая куртку поглубже. — Прямо как настроение.

Аэропорт за спиной гудел, выдыхая потоки людей, чемоданов, криков, объявлений и запахов кофе. Мимо прошёл мальчишка с рюкзачком в форме акулы — убегал от мамы, смеясь, потом вдруг резко разревелся, когда она поймала его. Это было слишком узнаваемо.

Такси до её дома в районе Beacon Hill заняло сорок пять минут. Район был старый, с многоэтажками 70-х годов, кирпичными, с пожарными лестницами по бокам. Сквозь запотевшее окно Эрика смотрела на город: размазанные капли на стекле, прохожие с опущенными зонтами, лавки с граффити, уличные музыканты под навесами, автобусы, фыркнувшие на остановке. Где-то пронеслась Space Needle, окутанная туманом, словно в старом детективе. Всё было серым, но родным.

Перед самым поворотом к дому Эрика машинально достала телефон и отправила короткое сообщение:

“Мы долетели. Всё хорошо.”

Ответ пришёл почти сразу:

“Отлично. Я ра

д.❤️

”

Такси остановилось у её дома — кирпичное четырёхэтажное здание с облупленной лестницей и старым деревянным козырьком. У края фасада — изогнутая пожарная лестница, чёрная, как фильм нуар. Эрика подняла взгляд наверх — в окно своей гостиной. Те же тяжёлые шторы, та же стопка книг на подоконнике, тот же круглый кактус, вызывающе зелёный.

— Пластиковый, говорю тебе, — услышался в голове голос Мартина. — Ни один живой столько не живёт.

Дома пахло пылью, кофе и чем-то уютным. Эрика сняла куртку, скинула кроссовки и плюхнулась на диван.

Она была дома.

Дверь захлопнулась за спиной с глухим хлопком, и квартира встретила её знакомой, полусонной тишиной. Ни звука, только лёгкий хруст под подошвой — снова крошки от вчерашнего печенья, которое она не успела доесть перед отъездом. Она прошлась взглядом по пространству.

Коридор

был узкий, но знакомый до каждого звука. Куртка, всё ещё пахнущая морем, упала с вешалки, как будто бросилась в объятия. Шарф, забытый с прошлой осени, висел рядом.

Ванная

— белая, чистая, со слегка подтекающим краном. Подсвеченная полка, бутылочки, баночки, всё её. Она включила свет — лампочки по периметру зеркала вспыхнули, отражая лицо, которое соскучилось по родным стенам.

Спальня

. Заглянула мельком. Всё на месте: плед свалился с кровати, как всегда, подушка смята, будто кто-то всё это время ждал её возвращения. Свет проникал туда косо, из окна, падал на серо-зелёное покрывало, будто гладил его. На комоде — её любимый флакон духов, наполовину пустой. Одежда в кресле — ни одной вешалки не хватило перед отъездом, как обычно. Она усмехнулась.

Кухня

. Узкая, но уютная. На подоконнике — всё те же специи, как солдаты: базилик, куркума, кориандр. Магнит с рисунком Мартина — кактус с глазами и подписью: «Выживаю, как могу». Холодильник, уставший и белый, украшен открытками и старым списком покупок. На столе — крошка оливково-зелёной скатерти и одна забытая чашка с засохшим кофе.

Гостиная

. Сердце дома. А точнее —

её угол

.

— Привет, мой космический штаб… — прошептала она и подошла ближе.

Два монитора молча ждали, как старые товарищи. Световое кольцо немного сползло с подставки, надо будет поправить. Под столом — её красавец системник: чёрный, глянцевый, с фиолетовой подсветкой, будто слегка дышал. Кабели аккуратно скручены, но всё равно напоминали змеиную нору. Камера чуть повернута вбок, как будто скучала. Кресло — то самое, где она писала десятки часов, монтировала, стримила, спорила сама с собой. Оно вздохнуло под ней, когда она плюхнулась.

— Я дома, — сказала Эрика в пространство.

На диване — её любимый плед. Серый, потёртый, с катышками и запахом ванили. Слева на стене — постер с чертежом астрономических инструментов, справа — деревянная полка с книгами. Цветные корешки, стопка архивных распечаток, один фолиант по символизму. На самой полке — плюшевый мишка с потертым ухом. Смотрел прямо на неё. Эрика кивнула ему.

Эта квартира — не просто жильё.

Это был её мир. Чуть хаотичный, местами смешной, но тёплый. Дом, где можно быть собой, в любых настроениях, с простудой или вдохновением. Здесь она могла молчать, творить, плакать, смеяться — и никто не мешал.

Эрика уселась в большое бордовое компьютерное кресло и выдохнула:

— Вот теперь точно дома. — А затем воодушевившись добавила — Пицца, срочно, — пробормотала она, заказывая свою любимую — с острыми чили и колбасками.

Компьютер включился, замигал, загудел. Она зашла на почту. И — конечно.

— Пароль, Эрика. Пароль! — гремел в её памяти голос Мартина. — Я же говорил: запиши его хотя бы на жвачке и приклей к монитору! Хотя нет, ты и жвачку потеряешь.

Письмо ждало её только здесь. На главном экране — неприметное, но долгожданное:

От: мистера Оливера Грейстоуна

Для: мисс Эрики Конвруд

“Мисс Эрика,

Сообщаю вам радостные известия. По вашему запросу на исследование изображений и фотографий, относящихся к Первой Мировой, а также художественных артефактов 18–19 веков, получен положительный ответ от Совета Искусств и Исторических Изображений при Нью-Йоркской Коллегии.

Вас ожидают в апреле для участия в исследовании, касающемся феномена “Мужчины в красном”.

Мы рады пригласить вас присоединиться к этому расследованию — загадочному, интригующему и, как многие говорят, мистическому.

Уточните, пожалуйста, возможные даты визита.”

Эрика вскочила, подняла руки вверх:

— ЕС! — закричала она и подпрыгнула.

Она ждала этого полгода. Всё началось с того, как Мартин на форуме наткнулся на историю: мужчина в красном появился на портрете 15 века, потом — в гравюре 18-го, затем — на редкой литографии в Германии XIX века, и, наконец, на старом фото времён Первой Мировой. Безумие. И притягательность.

Форумы гудели, но доказательств было мало. Только намёки, обрывки. Эрика рыла источники, переписывалась, уговаривала, доставала. И вот — она едет в Нью-Йорк.

Туда, где есть копии, архивы, доступ к оригиналам. К тайне.

— Едем в Нью-Йорк, детка, — пропела она, — и плевать, что там тоже дождь!

Домофон пискнул.

Пицца прибыла. Острые чили, горячая колбаса — и новая глава в её жизни.

…

Прошло две недели с момента возвращения домой.

Мартин почти сразу уехал к родне — в небольшой городишко под названием Гэйлтон, штат Миссури. Оставил Эрику одну. Но перед отъездом успел слегка потрепать ей нервы.

Позвонил ей поздно вечером, с характерным придыханием тревоги и сарказма:

— Эрика... А ты, случаем, не хочешь, чтобы нас съели толпы туристов в прямом эфире?

— Что? — сонно отозвалась она.

— Наше видео. Оно начало жить своей жизнью. И, судя по форумам, на Шри-Ланке появился тур «по следам чудища». Люди всерьёз хотят найти пещеру и встретиться с тем... кем-то.

— Твою мать, — выдохнула Эрика. — Серьёзно?

После звонка Мартина она сразу набрала Кая.

— Кай, привет. Как ты?

— Привет, малыш, — голос был мягким и немного хриплым. — Всё хорошо. Работа кипит. Четвёртый день дождит, но я почти не выхожу — сижу, пишу новый хит. Или антихит, пока не пойму. Скучаю по тебе. А ты как?

— У нас тут не дождь, у нас погодная задница полных масштабов, — усмехнулась Эрика — Льёт, сносит киоски и детские качели, я теперь официально ветровая ракушка. Скучаю. И по тебе. И по острову.

Она сделала паузу, затем мягко добавила:

— Кай… тут есть одно дело. Особой важности.

— Слушаю, — его голос стал сразу серьёзным.

— Туристы. Они стали активно интересоваться нашей пещерой. После видео. Я, конечно, понимала, что так может быть… но не думала, что так быстро. Есть шанс как-то перекрыть вход?

— Ты не поверишь, но мы с Рикардо уже обсудили это. Активность началась почти сразу после вашего отъезда. Он поговорил с нашими — те, что давно на острове, из Европы и Канады — и они завалили вход. Камнями. Надёжно. Туда теперь не проберёшься.

— Фух, — выдохнула Эрика. — Камень с сердца. А то я уже представила, как половину подписчиков съедает нечто из темноты...

Кай рассмеялся:

— Ну, если съест — хоть просмотров будет больше. Но нет, теперь всё под контролем. Правда.

— Спасибо, милый. Очень.

— Мне пора, — сказал он чуть позже. — Песня сама себя не напишет, а у меня дедлайны на носу.

— Беги, — засмеялась Эрика. — Целую.

— Взаимно, малышка. Пока.

Кай звонил и писал ей каждый день. Иногда просто «Доброе утро», иногда — голосовые со смешными историями с острова. Она отвечала. Иногда даже чаще, чем нужно. Их диалоги снова стали живыми, лёгкими, тёплыми.

Кай начал сниться ей всё чаще. То на пляже с кокосом, то на веранде с гитарой. Один раз — в пещере, с глазами, как у змеи. Но она старалась не придавать этому значения. В целом, Эрика чувствовала: между ними снова возникло что-то настоящее. И она ждала. Не навязчиво, не тревожно — просто с тихим внутренним светом.

Съёмки они приостановили — отснятого хватало на пару месяцев. К тому же Эрика конкретно разболелась. Не то простуда, не то грипп. Нос был «заложен бетоном», как она говорила, а энергия текла в чай с лимоном.

Мартин звонил пару раз — с дороги и от родни.

— Ну, как ты? — спрашивал он. — Ещё жива? Или уже превратилась в плед?

— Пока держусь, — гнусаво отвечала она.

Он рассказывал, как его два старших брата — оба копия отца: высокие, мощные, пузатые — снова шутят над его «модной фигурой».

— Представляешь, мои два брата всё ещё думают, что мне семь, — жаловался он. — Один вчера прижал меня к холодильнику и хотел засунуть в духовку, «проверить, вырос ли я наконец». Учитывая, что я похож на маму, а они оба — на папу… это как косплей битвы между балериной и двух пивных бочек.

— Март…

— Нет, ну правда. Они как крепостные башни — огромные, шумные и всё ещё обижают меня, как в детстве. Только теперь с бородами и детьми. У одного трое, у второго двое. Все орут. Я сплю в чулане.

Он был добрым, мягким, с юмором и даже слишком мирным для их семьи. В детстве он часто получал от братьев подзатыльники. С возрастом мало что изменилось — только поводы стали взрослее. Вот и сейчас: приехал на юбилей отца — 60 лет. Отказаться не мог. Но душой он был уже в Сиэтле.

Эрика закрывала ноутбук, допивала свой чай и улыбалась.

Жизнь шла. Медленно, с вирусами, с дождём, но — с надеждой.

В среду Эрика окончательно слегла. Температура спала только к вечеру, но нос так и не сдался, несмотря на полку капель, спреев, ингаляторов и сомнительных домашних лайфхаков, найденных в интернете.

Она лежала на диване, замотанная в плед, с чашкой чая и вязанными носками до колен, листала новинки в Netflix и размышляла, чем ещё можно «простимулировать» своё дыхание. На экране мелькали сериалы — один глупее другого. Она морщилась, зевала и время от времени теребила свой нос, как будто он мог передумать и разблокироваться.

Внезапно зазвонил телефон. Это был Кай.

Обычно он звонил днём или утром. А тут — вечер. Неожиданно приятно.

— Привет, малыш. Как ты? — прозвучал его мягкий голос.

— Пвивет, Кай… — протянула Эрика, будто говорила сквозь носок. — Всё в поя-дке… Ну, боолее мееенее…

— Эри, что с голосом? — он сразу напрягся. — Ты что, совсем разболелась?

— Ага. Эт'... эээ… бос. Об за-бетонивован, как лифт в подвал… Вешить провлему не могу… фду, когда сама вешится…

— Ох… — Кай не удержался и хихикнул. — Эрика, у тебя голос… это прям как будто кто-то смешал простуду, мультяшку и грусть.

— Спасибо, — гнусаво буркнула она. — Я всегда мефтала быдь симфонией соплей…

— Давай я перешлю тебе денег на лекарства. Сейчас, подожди…

— Гаааай! Ну не надо! — завозилась она. — Я всё уфе купила…

— Тогда на врачей! — он перебил, уже откровенно смеясь.

— Гай! Я уфе бывала у вача! Певестань фжать!.. — голос её стал ещё более жалобным.

— Хахах, извини, — прокашлялся он. — Просто… ты такая… хлюпающая. Хотел бы я быть рядом. Обнять тебя и закапать нос лично.

— Мммм… офень вомантично, спасибо… — выдала она, фыркая.

— Скоро буду. Осталась неделя — и я у тебя.

— Ды ефё на оствове?

— Нет, вылетел в Америку. Но сейчас… временно осел в Турции.

— Ооого, Тувция! Там же куча кодов!

— Наверное, — усмехнулся Кай. — Но я не вылезаю из студии. Работаю день и ночь. Почти готово. И если всё будет как надо — это будет настоящий хит. Ну, надеюсь.

— Я вевю в дебя… Ты ведь у нас бевец-волфебник… — пробормотала она, закашлявшись.

Он замолчал на мгновение, будто улыбнулся в трубку.

— Эри… береги себя. Серьёзно. Если что-то нужно — звони. Не важно что, я рядом.

— Я внаю… — мягко отозвалась она. — Ты уфе бомогаешь… Очень жду дебя. И… внаешь… у меня есдь, что тебе сказадь…

— Сейчас скажешь? — осторожно спросил он.

— Сейчас?.. — Эрика задумалась, уткнувшись носом в подушку. — Гай… у меня сейчас дакой голос, что дафе холодильник бы не воспвинял это севьёзно…

— Ха-ха-ха, ладно! Оставим это на потом.

— Вод именно… Бвиедешь — и всё скафу. А бока… добвой нофи. Целую.

— И я тебя, солнце. Скоро буду. Пока.

Она положила трубку, осталась сидеть в тишине. На лице — лёгкая улыбка. И тепло в груди.

Разговор будто включил свет.

Сил стало чуть больше. Настроение — на пару делений выше.

Она встала, пошла копаться в аптечке. Вдруг вспомнила про антигистаминные. Выпила — и, о чудо, нос наконец-то дал вдох.

— Случилось! — выдохнула она и тут же закашлялась. — Я снова могу нюхать мир.

Вернулась на диван, укрылась одеялом, включила новый сезон «Извне», положила голову на подушку… и не заметила, как уснула.

С лёгкой улыбкой. И мыслями — не про сериалы, а про Турцию, Кая и разговор, который обязательно состоится. Чуть позже.

Глава 18. Во снах и встреча

Ей снился сон.

Неяркий, как кадры на плёнке, но каждый штрих — до боли знакомый. Она шла по узкому каменному коридору. Стены были высокие, из грубо отёсанного камня, от которого веяло прохладой. Факелы, вставленные в бронзовые держатели, горели ровным оранжевым светом, отбрасывая длинные, дрожащие тени. Пахло маслом, гарью и чем-то пряным — как будто в этих коридорах кто-то молча варил специи.

На запястьях и щиколотках — тонкие кольца, от которых шли цепочки. При каждом шаге они звенели — тихо, как звук росы по меди. На ногах — сандалии из светлой кожи, переплетённые тонкими ремешками до середины голени, с круглыми пуговицами из жемчужного перламутра. Они были невесомы и мягко шлёпали по камню. Платье — длинное, из полупрозрачной, кремовой ткани. Оно обвивало тело, но не стесняло движений. Рукава — широкие, спадающие до локтей. На груди — вышивка из золотых нитей и алых стежков. Волосы заплетены в две косы, соединённые у затылка, и свободные пряди били по шее, когда она шла.

Позади — двое мужчин. Высокие, с кожей цвета зрелого инжира, в коротких серых юбках и простых кожаных сандалиях. Волосы скрыты под париками, лица — непроницаемые. В руках — длинные копья с заострёнными наконечниками. Шли бесшумно. Она бы не почувствовала их вовсе, если бы не оглянулась. В их глазах не было ни угрозы, ни интереса. Только служение.

Коридор вёл к свету. И чем дальше она шла, тем чётче слышала гул голосов — неспешных, глухих. Ткань её платья шелестела о ноги. Любопытство толкало вперёд, как лёгкий ветер в спину.

Впереди открывался проём, залитый светом. Один из охранников произнёс:

— "Sḥtp nfr."

Его голос был глубокий, чуть гортанный. И всё же она поняла его. "Иди спокойно."

Она шагнула в проём — и мир развернулся.

Сад. Нет — целый зал, заросший тропической зеленью. Пальмы, огромные листья, цветы странной формы — будто дышащие. Воздух был влажным, тяжёлым от ароматов жасмина, смолы и чего-то тёплого, как свежеиспечённый мёд. Люди сновали туда-сюда в замедленном ритме: кто-то нёс амфоры, кто-то — подносы с фруктами и лепёшками, кто-то — свёртки из ткани, корзины, сосуды. Все одеты просто, но ухоженно. Цвета — охра, зелень, индиго. Никто не бежал. Никто не кричал. Всё двигалось, как в ритуале.

Эрика стояла, затаив дыхание. Её глаза метались, она ловила каждое движение, каждый шорох ткани. Но взгляд будто сам собой притянулся к дальнему краю зала — туда, где стоял трон.

Он был почти невидим в этом хаосе из листвы, тел и света. Но он был. И на нём — он.

Кай.

Только… другой.

Он сидел в ленивой позе, щеку оперев на кулак, локтем упершись в подлокотник. Белые волосы спадали на плечи, чуть волнистые, будто только что вынырнул из воды. Кожа — смуглее, чем у того Кая, которого знала Эрика. Где-то на плечах — красноватые пятна от солнца. Грудь широкая, расслабленная, небритая. Он был больше. Плотнее. И в то же время… живее.

На нём — только тонкая белоснежная юбка, перехваченная золотым поясом с подвесками. Ноги раскинуты широко. Всё, что могло быть сокрыто — вовсе не было. На ступнях — сандалии с ремешками, украшенными золотыми бляшками и зелёными камнями. Он не шевелился. Только смотрел. Смотрел на неё.

Охранник за спиной мягко подтолкнул её.

— "Dwj." — "Иди."

Эрика шагнула вперёд. Не по своей воле — её тело двигалось само. Она лишь наблюдала. Будто актриса в чужом теле. Привычная походка, мягкая, выученная — как будто она уже была здесь. Уже делала это. Когда-то.

Остановилась в нескольких шагах от трона. Второй охранник позади выкрикнул:

— "St n ḥr nb!" — "Предстань перед господином!"

И Эрика — или та, кем она была в этом сне — присела на колени. Не быстро. Почтительно. Руки — вдоль бёдер, спина прямая. Голова опущена.

И всё же — она подняла глаза.

Он не отводил взгляда. Лёд в его глазах будто треснул: вместо скуки — хищная улыбка. Его зрачки сузились. Уголки губ дрогнули. Он смотрел, как на вещь, которую выбрал. Как на ответ. Как на женщину, которая, возможно, принадлежит ему.

Эрика почувствовала, что в груди пульсирует что-то… древнее. Не её. Не нынешнее. Но глубоко знакомое. Примитивное. Пугающее. Она думала — никогда не видела таких мужчин. В её жизни были только отец, рабы, редкие гости. Никто — как он.

Этот мужчина смёл все её представления.

И она знала: дальше будет не разговор. Не церемония.

Что-то должно было начаться.

Но она не знала — страшиться ли этого. Или ждать.

Сон резко перескочил.

Эрика чувствовала жару. Почти невыносимую, давящую, как мокрое покрывало. Платье прилипало к коже, липкое и солёное. Даже веер в руках раба, стоящего рядом, не помогал — лишь гонял раскалённый воздух. Вокруг было многолюдно. Кто-то громко смеялся, кто-то пил из низких золотых бокалов. Какой-то мужчина нагло лапал женщину за бедро — та только усмехалась и продолжала пританцовывать. Гремели украшения, звякали кольца на чашах, отдалённо доносился резкий, почти сладковатый запах вина, тёплого тела, специй и чего-то жареного — кислого и жгучего.

Звуки были вязкими: голоса, смех, шорохи, музыка струн. Всё тянулось, будто под водой. В этом празднике было что-то дикое — как в ритуале, который вышел из-под контроля.

Эрика стояла под лёгким навесом. Её платье — тонкое, струящееся, светлого песочного цвета, плотно облегало тело до бёдер, а ниже спадало свободно, почти касаясь пола. Спина была открыта, плечи — прикрыты прозрачной накидкой. Ткань мерцала, будто напитанная солнцем. На шее — плотный ворот из кулонов, звенящих при каждом её движении. Волосы собраны в сложную высокую причёску, открывающую тонкую шею и серьги с зелёными камнями.

«Хорошо, что я не босиком», — мелькнуло в голове. Иначе ноги бы уже сгорели — камни под ногами были раскалёнными. Под навесом стояла толпа. Все пили, говорили, смеялись. И всё это — на фоне лязга, криков и стона, доносившихся снизу.

Она взглянула туда — и тут же поморщилась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Внизу, в огромной яме, шёл бой. Люди — окровавленные, взъерошенные — дрались на смерть. Металл звенел, тела сталкивались, мечи сверкали. Кровь брызгала, лилась по песку. Кто-то кричал, кто-то уже не двигался. Толпа снизу ревела, требуя добивания.

— Фу, — тихо прошептала она и отвернулась.

Это было зрелище, которое называли «представлением». Но для Эрики — оно было чем угодно, только не развлечением. Она не привыкла видеть смерть. Или привыкла? Она вдруг не была уверена — она ли сейчас вообще?

Обернулась влево — и увидела его.

Кай.

Он снова сидел. Но уже не на величественном троне — а на низком, вырезанном из чёрного дерева. Его юбка — винного цвета, из тяжёлого шёлка, спускалась с колен и слегка задевала пол. На плечах — золотые наплечники, украшенные крупными драгоценными камнями. На голове — венец с огромным рубином в центре. Всё тело было покрыто пылью, потом, блеском. Он выглядел… великолепно.

И в то же время — лениво. Вальяжно. Он опирался подбородком на кулак, как будто дремал. Но стоило Эрике посмотреть на него — он поднял взгляд и, не изменив позы, улыбнулся. Слегка. Будто приглашая. Или поддразнивая.

Щёки Эрики мгновенно налились жаром. Она отвела глаза. И в этот момент — всё резко сменилось.

Теперь она стояла в знакомой комнате. Тёмной. Каменной.

Факелы дрожали, отбрасывая густые тени на стены. Посередине — пьедестал. На нём — чаша с огнём. Языки пламени били вверх, багрово-оранжевые, шипящие. В комнате пахло ладаном, горячей медью и чем-то старым — будто эта комната не проветривалась тысячу лет.

Эрика тяжело дышала. В руках — ритуальный нож. Рядом, справа от неё, стоял Кай. Его лицо было другим. Строже. Жёстче. Он смотрел на неё злобно, губы были прижаты, глаза — острые, напряжённые.

— Šulmu anāku? — "Что ты здесь забыл, Господин?"— прошептала Эрика.

— Nek peret irtua! Šulmu ša illūtu ittalak ana kiššāti?! — "Я пришёл к тебе, видящая! Как ты смеешь поднимать на меня оружие?!" — прорычал он. Голос был хриплым, глубоким. Пламя в чаше взвилось выше.

Сон переключился снова.

Теперь — снег. Бескрайний, слепящий. Всё белое, вязкое. Тропа — узкая, утоптанная, но по бокам — сугробы по пояс.

Эрика шла. На ней была тяжёлая шуба из меха, грубая, но тёплая. За руку — мальчишка лет четырёх. Он спотыкался, пыхтел, но старался идти рядом. Позади семенила девочка — чуть постарше, лет семи. Она молчала, только крепко сжимала угол маминой шали.

«Мужчины опять не вернулись. И чужаки… снова приплыли. Куда теперь спрятать детей?..» — думала Эрика.

Впереди — силуэт. Высокий мужчина. Он шёл им навстречу, не поднимая головы. Одет легко — кожаная накидка, высокие сапоги, перчатки. Он будто не чувствовал холода. Или был чужим.

«Чужак», — мелькнуло в голове. Эрика подтянула мальчишку ближе. Девочка прижалась к её спине.

Мужчина поравнялся с ней. Ветер сорвал с него капюшон. Волосы — белые. Глаза — ледяные. Лицо — чужое. Холодное. Как лёд на озере из детства.

— Мама… этот дядя… что, снежинка? — неожиданно звонко спросил мальчик.

Эрика ничего не ответила. Только взяла детей за руки и пошла дальше. Но обернулась.

Он — тоже. На секунду. Взгляд их встретился. Без слов. Без смысла. Только холод. Только ветер.

И тишина.

…

Эрика открыла глаза. Потолок был родным, белым, с тонкой трещинкой у светильника, которая всегда казалась ей похожей на карту неизвестной страны. Она моргнула — дважды. Осознала: она дома. В своей постели. Под одеялом. Воздух был прохладным, но не ледяным — на улице наступила та самая мартовская оттепель, когда ещё холодно, но уже не зябко. Когда ветер, хоть и пронизывает куртку, но пахнет весной, а не сыростью.

Лицо всё ещё хранило сон. Ладони были тёплыми, щеки — чуть горячее обычного. В голове путался туман из образов, песка, тронов, снега… И снова — Кай. Он был во сне. Снова. Древний Египет? Или что-то похожее. Что-то... из другого времени. Он был там. И снова смотрел. И снова не был собой, но был им.

Эрика села в кровати и хлопнула себя по щекам:

— Так. Вернулась, — пробормотала она.

Быстро вскочила, босиком просеменила на кухню, машинально заварила кофе и сунула лицо в тёплый пар от кружки. Капучино бодро щекотал нос, мягкая пенка растекалась по губам. Было уютно. Было тревожно.

Но главное — сегодня прилетает он. Её Кай. Настоящий. Из плоти, крови и смс со смайликом-сердечком. Эрика пообещала встретить его. И сейчас она собиралась выполнить обещание.

Она встала у зеркала. Сначала — душ, крем с лёгким ароматом персика, сыворотка с каплей блёсток. Потом — платье: мягкое, кашемировое, бежевое, с длинными рукавами и запахом, который красиво подчеркивал линию талии. Легко струилось по телу, ощущалось как вторая кожа. На шею — кулон от Бабы. Старинный, с крохотным камнем. В уши — золотые кольца, тонкие, почти невесомые. На запястье — браслет с комплиментарными камушками.

Казаки — те самые, любимые, коричневые, на невысоком устойчивом каблуке. В них было легко шагать, уверенно, не теряя грации. Поверх платья — лёгкий, струящийся тренч в тон — светло-бежевый, с мягкой тканью, аккуратными лацканами и поясом, завязанным небрежным узлом. На шею — палантин в цвет обуви: тёплый, карамельный, с чуть ворсистой фактурой, которую так приятно было поправлять на ветру.

Волосы — мягкие завитки, словно Эрика сбежала с модного съёмочного дня. Макияж — нюдовый, почти невидимый, но с тёплой персиковой помадой.

Последний штрих — духи. Те, что нравились Каю. Она мазнула каплю за уши и на запястья, провела ладонями по волосам. Аромат будто бы оживил воздух вокруг неё.

“

Ну все на встречу к любимому готова

”

И тут замерла.

— Стоп. Что? — прошептала она вслух и уставилась на своё отражение.

В голове только что проскользнула фраза. "Любимому". Она собиралась навстречу к любимому.

— Я... так его назвала? — тихо, почти с улыбкой, прошептала Эрика. — Любимый… Хм.

Она вздохнула, покрутилась перед зеркалом и прошептала:

— Ну, в любом случае… мы ведь собирались поговорить. И я всё ещё собираюсь.

Такси приехало быстро. Водитель — мужчина средних лет в пуховике и с чашкой дешёвого кофе в подстаканнике — вежливо кивнул, помог закрыть дверь, и через пару минут машина уже мчала по мокрому асфальту в сторону аэропорта.

Эрика смотрела в окно, как город постепенно просыпался. День был прохладный, но ясный — редкость для Сиэтла. И в сердце всё больше разгоралось предвкушение.

Сегодня она его увидит.

И, возможно, скажет то, что давно носит внутри.

На табло уже добрых двадцать минут светилось, что рейс из Стамбула в Сиэтл прибыл. Эрика стояла у выхода из зоны прилёта и переминалась с ноги на ногу.

— Наверное, багаж долго получают… — пробормотала она, вглядываясь в поток пассажиров.

Из дверей выходили люди: женщина с модным чемоданом на колёсиках и гулькой на голове — к ней подошёл юноша, обнял, поцеловал в щёку и подхватил багаж; милая старушка с двумя сумками — и трое ребятишек бросились к ней с визгом, повиснув на руках. Мимо проходили, улыбались, воссоединялись. Эрика ловила на себе ощущения чужих встреч — в животе чуть тянуло от предвкушения.

И вот, наконец, она увидела его — знакомую светлую макушку в толпе.

Кай шёл торопливо, но видно было — устал. На нём был серый худи, подчёркивавший бледность, и свободные джоггеры, колыхавшиеся на шагу. Он был буквально увешан вещами — рюкзак за спиной, сумка через плечо, чемодан за ручку.

Эрика широко улыбнулась, помахала и пошла ему навстречу.

Он заметил её — и шаг ускорился, взгляд оживился. Она поднялась на цыпочки и чмокнула его в губы:

— Привет, милый! Ты необъятен, — рассмеялась она, глядя на все его сумки.

Кай улыбнулся, скинул с плеча сумку и сразу крепко её обнял, прижав к себе.

— Привет, Эри, — прошептал он ей в висок. — Я очень скучал.

От него пахло знакомыми духами, тонко — древесно-мускусными, с теплой ноткой граната и белого мирта и… слегка фаст-фудом. Эрика обняла его в ответ, запуская руки за спину. Она утонула в этом аромате, в его тепле, и вдруг весь Сиэтл — со своей слякотью, ветром и шумом — перестал существовать.

Она чуть отстранилась, взглянула на него.

— Ты выглядишь потрёпанным.

Кай и правда выглядел уставшим. Лёгкие тени под глазами были особенно заметны на его светлой коже, глаза с поволокой, щетина — колючая, чуть золотистая. На шее выступала тонкая синяя вена.

Но он улыбнулся, легко, как всегда.

— А ты — просто сказка. И пахнешь тоже сказочно, — сказал он, чмокнув её снова. — Идём? Найдём машину и я скину всё это домой.

— Конечно, — кивнула Эрика. — Тебе помочь с багажом? Я сильная, могу катить чемодан.

Кай рассмеялся:

— Не нужно. Я сам справлюсь.

Они вышли к парковке, где располагался ближайший каршеринг. Кай оставил её на пару минут «охранять» сумки, а сам отправился за ключами. Вернулся уже с картой в руке и знакомой озорной улыбкой.

Он был дома. Возвращение состоялось.

…

Кай вёл машину уверенно, неспешно, придерживаясь правой полосы. Их путь лежал в сторону пригорода — не так уж далеко от дома Эрики. Она узнала этот район сразу: типичные американские коттеджи начала 90-х, построенные в стиле

раннего suburban ranch

— одно- и двухэтажные, с широкими фасадами, гаражами сбоку, кирпичными или деревянными вставками, иногда с жалюзи, иногда с верандами. В то время такие дома были настоящим трендом — символом стабильности и «американской мечты». Сейчас всё это слегка выцвело, потускнело, но сохранило свой уютный облик.

Приус мягко катился по дороге. За окнами — подстриженные газоны, кое-где уже с весенними цветами. Где-то дети катались на велосипедах, где-то старушки в шапочках выгуливали мопсов. Район жил неторопливо, мирно. Уютно.

В машине стояла лёгкая, почти неловкая тишина. Эрика сидела, глядя в лобовое стекло, и никак не могла подобрать первую фразу. Что-то щёлкало в ней — волнение, но не тревожное. Скорее, тёплое. И всё же.

— Эри? — тихо сказал Кай, не отводя взгляда от дороги.

— М? — отозвалась она, обернувшись.

— Поедем поедим после?

— Конечно! Я представляю, как ты голоден! — оживилась Эрика и даже засмеялась. — Я покажу тебе ресторан с самыми вкусными стейками во всей стране. Просто пальчики оближешь, честно!

— О да. Мясо — то, что мне сейчас нужно, — усмехнулся Кай. — Как ты, малыш? Выздоровела?

— Ага, уже всё хорошо. Я и сама лечилась, и Мартин добавил «магии» — со всеми своими народными средствами от бабушки.

Кай прищурился:

— О-о, рассказывай.

— Ну, во-первых, чай с клюквой. Потом — ингаляция из варёного картофеля. А ещё... — она склонила голову, — «три капли валерьянки под левую пятку перед сном, и никаких снов с простудой». Это, цитата, «бабушка поклялась на настойке».

Кай засмеялся, искренне, с хрипотцой в голосе:

— Господи, Эри, ты у меня просто травяная ведьма.

— Не смейся! — захохотала она. — Ты не представляешь, насколько эти примочки помогли! Особенно лук в носки. Это, видимо, магия настоящей любви — к жизни.

Кай сжал её руку, лежащую между ними, и не отпуская, поднёс к губам, поцеловал в пальцы. Потом положил её ладонь на своё бедро, а сверху — свою.

Эрика не убрала руку. Наоборот — чуть сильнее прижала. Было в этом что-то настолько… свойское, настоящее. Как будто они были вместе очень давно. Как будто это был просто ещё один день их общей жизни.

— А ты как? Перелёт был тяжёлый?

— Ну, если честно, выгляжу я, конечно, как будто пролетел в багажном отсеке. Но всё было нормально. Просто… устал немного. Сейчас скину сумки, умоюсь — и можно в бой. Я соскучился. По тебе. И по американской еде. — О, вот и дом, — сказал Кай, кивнув вперёд.

Дом был одноэтажный, с прикреплённым сбоку гаражом. Крыша — чуть выцветшая, фасад — пожелтевший, кое-где облупилась краска. Дворик без забора, траву давно никто не стриг. В окне — те самые тяжёлые шторы, аккуратно сдвинутые в стороны, а крыльцо — подметено, чисто, по-домашнему, и дом выглядел живым. Человеческим. Таким, каким бывают дома, в которых действительно живут.

— О, он такой милый! — с искренним интересом сказала Эрика. — Прямо настоящий американский стиль.

— Ага. Мне тоже приглянулся. Вот я его и взял, — просто ответил Кай.

— Подожди… ты его купил?

Кай пожал плечами и уже выходя из машины, ответил:

— Я не люблю съёмное. Особенно если живу где-то долго.

— Ого, — только и выдохнула Эрика. А потом, немного растерянно добавила — Подожди… а дом на Шри-Ланке? Он тоже твой?

Кай замер на секунду. Улыбнулся как-то уклончиво.

— Ну... да. А ты думала — нет?

— Ну… я думала… может, просто арендуешь. Или снимаешь с кем-то.

— Нет. Он мой.

— Ладно… — пожала плечами Эрика. — Круто.

— Зайдёшь? Там бардак, но я быстро.

— Давай в другой раз. Я в машине подожду, — мягко сказала она.

— Окей. Пять минут.

Не прошло и десяти минут, как Кай вернулся. Всё в том же худи, даже не переодевался.

— Либо он и правда умирает с голоду, — подумала Эрика, — либо соскучился так, что ни на что не хочет тратить время.

Она с улыбкой выбрала второй вариант.

— Вот здесь, смотри, — сказала она, открывая карту на телефоне и показывая ресторан со стейками.

Кай кивнул, сел за руль, включил заднюю передачу и аккуратно вырулил со двора. Приус мягко тронулся с места.

Стейки действительно были сочные — с хрустящей корочкой и розовой сердцевиной. Кай съел два, как будто боялся, что еда закончится, а потом и салат не пощадил. У Эрики же половина тарелки осталась нетронутой — не от того, что не вкусно, просто волнение всё сильнее подступало к горлу.

Когда они вышли из ресторана, солнце уже пробилось сквозь облака. Мартовское, ещё прохладное, но решительно весеннее. Кай потянулся и щурясь улыбнулся:

— Пойдём прогуляемся? Мне уже физически тяжело сидеть в помещениях.

— Конечно, — отозвалась Эрика, будто только этого и ждала.

Они шли по парку, тихому, залитому золотистыми полосами света. Под ногами — влажная от недавних дождей брусчатка, чуть дальше — мягкий газон, кое-где с первыми зелёными ростками. Старые деревья с толстыми ветвями, лавочки, где сидели парочки и пожилые, кофейный киоск, от которого пахло корицей и жареным хлебом.

Они взяли по чашке — Кай, конечно, с двумя пакетиками сахара. Эрика хмыкнула, и он подмигнул ей, словно всё ещё не до конца проснулся после дороги.

Идти рядом было приятно. Они держались за руки, просто — как будто так и надо. Ни неловкости, ни обмана.

Казалось, даже само солнце радовалось их встрече.

— Кай... — начала Эрика, остановившись. — Мне кажется, пришло время поговорить. Но если ты устал, если не сейчас — я пойму.

Кай улыбнулся и чуть склонил голову:

— Эри, я же вижу, как из тебя искры нетерпимости вылетают. — Он легко рассмеялся. — Давай. Я готов. Весь — за.

Она глубоко вдохнула:

— Я тут много думала. Слишком много, если честно. И вот что я поняла. Ты мне нравишься. Очень. Но ты и так это видишь, понимаешь. И я бы хотела быть с тобой. Ну... как с мужчиной. Быть парой, понимаешь?

Она покосилась на него, чуть сжав пальцы:

— Если бы я была в колледже, я бы сказала “мутить”. — Улыбнулась губами, но в глазах — тревога. — Только сейчас это как-то… серьёзнее.

Она волновалась. Эта речь жила у неё в голове уже недели. Репетировала перед зеркалом, на подушке, в заметках. Но сейчас всё вышло как-то скомкано, спонтанно. Настояще.

Кай молчал. Его лицо оставалось спокойным, но она видела — он обрабатывает. Мышца на щеке дёрнулась.

— Эрика, — наконец сказал он. — Ты предлагаешь нам начать серьёзные отношения?

— Да. Серьёзные, глубокие, взрослые. Прямо как мы — тридцатилетние люди с багажом, травмами и утюгом в шкафу, — попыталась пошутить она, но голос дрогнул.

Он замедлил шаг. Посмотрел куда-то вперёд. Молчал.

Эрика затаила дыхание.

Всё внутри сжалось. Опять. Опять эта тишина. Она знала её с пляжа. И теперь она вернулась — чуть иначе, но так же колко. Почему? Что она сделала не так? Она же не давила… не требовала…

В голове замелькали картинки — те самые, из того тянущего времени, когда она уже вернулась в Сиэтл, а он всё ещё оставался где-то

там.

Как он отправлял ей свои песни, как она читала ему свои записи, как делились фотографиями, как он слушал её монологи про монтаж, как смеялся над её провалами — даже над тем, как она однажды чуть не подралась с бомжом за доступ в заброшенный фитнес-центр.

— Кай… — голос сорвался. — Кай?

Он посмотрел на неё. Мягко. Но будто откуда-то издалека.

— Эри, малыш… — начал он тихо. — Я, пожалуй, сейчас поступлю как последняя свинья…

Он отвёл глаза.

Глава 19. Любимый. И кто-то ещё.

— Эри, малыш… — начал он тихо. — Я, пожалуй, сейчас поступлю как последняя свинья… — он отвел глаза, голос стал тише.

Эрика резко повернулась к нему. В её взгляде — тревога, замешательство и готовность ударить словами. Что-то дерзкое уже рвалось наружу — острое, чтобы сделать ему больно так же, как больно сейчас ей.

Но Кай вдруг посмотрел на неё и улыбнулся:

— …и соглашусь на твоё предложение.

— Что?! — выпалила Эрика, моргнув. — Кай, я не поняла. Ты... не против? — уточнила она, на всякий случай.

— Нет, — мягко произнёс он. — Ты правда переживала, что я буду? — Он потянулся, обнял её за плечи, притянул ближе.

— Ну... ты же сам сказал, что поступишь по-свински, — недоумевала Эрика. — Это звучало как отказ! Я уже представила катастрофу...

— Ммм, может, у кого-то другого и был бы отказ, — снова замялся он, — но у нас ведь всё немного иначе. Ну, ты поняла. Теперь мы вместе.

Он легко чмокнул её в щеку — щетина кольнула кожу, и от этого стало даже приятней.

— Кстати, — продолжил он с полуулыбкой, — я ведь совершенно не сведущ в том, что именно предполагают собой “глубокие, серьёзные, настоящие отношения тридцатилетних людей”. Просвятишь?

— С превеликим удовольствием, — ответила Эрика, обняв его под локоть и прижавшись поближе.

Она заговорчески понизила голос:

— Тут работает простая схема. Она называется "три много": много сериалов, много еды и... много секса.

— А-ха-ха! — рассмеялся Кай, хрипло и искренне. — Ну тогда мы через пару месяцев превратимся в ленивых, озабоченных тюленей, смотрящих бразильские сериалы.

— Конечно, — подмигнула Эрика. — В этом и вся суть.

Они продолжили прогулку — легко, свободно, обнявшись. Где деревья скрывали их от глаз, Кай останавливался, чтобы поцеловать её — тихо, нежно, будто их время теперь не убегает, а только начинается.

Небо потемнело. Солнце скрылось. Дунул ветер, и Эрика зябко повела плечами, прижимая шаль к груди.

— Малыш, возьми худи, — предложил Кай, уже снимая её с себя. Под ней оказался обтягивающий лонгслив, подчёркивающий мускулистую грудь и руки.

— А как же ты? — возразила она. — Замёрзнешь. Да и вообще — весь парк увидит твои шикарные... грудные мышцы. — Она фыркнула. — Возьми хоть мою шаль.

Она размотала шарф с шеи и протянула ему. Кай с театральной грацией намотал шаль на себя и бросил:

— Теперь я — икона стиля. Храню тепло и поддерживаю тренды.

Эрика посмеялась, надела худи под тренч и натянула капюшон. Кай приобнял её за плечи и повёл вперёд, вглубь парка, туда, куда глядела душа.

Они гуляли долго — до темна, до синевы на губах и зябкой дрожи в пальцах. Но Эрике было хорошо. По-настоящему. Холод не имел значения, когда рядом шагал Кай — с его тёплым взглядом, редкими, но точными поцелуями, когда он вдруг прятал губы в её висок или касался пальцев, будто между делом.

Она ловила его улыбки. Любовалась походкой — плавной, кошачьей. Засматривалась на его руки — длинные пальцы, точные, как у пианиста или скульптора. Ей казалось, она наконец вернулась туда, где когда-то свернула не туда.

«Как же хорошо», — подумала Эрика. Неясность ушла. Сомнения — растворились. Теперь всё ясно. Она — с ним. Она

его

. Чувство принадлежности было таким простым, таким естественным, будто всё внутри поставило жирную точку. И вслед за точкой — началась новая глава. Та, о которой она мечтала. Светлая, тихая и, если повезёт, длинная. Очень длинная.

Кай был прекрасным собеседником. Живой, умный, с чистой красивой речью. Он и в колледже был таким — удивлял её мелкими фактами, рассуждал о книгах так, что у неё мурашки бежали. Даже «Сумерки» умудрился разобрать с уважением, назвав Эдварда «нервным, но удивительно вменяемым». Эрике всегда было с ним интересно — особенно один на один. За это она его и полюбила. За его наблюдательность, доброту. И — немного, ну чуть-чуть — за его красоту. Хотя кого она обманывает? Не чуть-чуть.

Вечером они зашли поужинать в ресторан рядом с парком. Эрика взяла карбонару, Кай — лазанью и салат, который по его словам «нейтрализует все предыдущие грехи». Он ел с таким аппетитом, что она только любовалась — едва тронула свою тарелку.

Когда он отвёз её домой, в голове проскользнула мысль:

а не пригласить ли его к себе?

Но Эрика тут же себя одёрнула. Во-первых, Кай явно устал после перелёта. А во-вторых… Она не хотела быть той, кто торопит. Ещё жива была память о том пляже. Где он её остановил. Где она восприняла это как отказ, хотя, по факту, он просто предлагал... сменить локацию. Но упрямство — вещь цепкая.

Как обычно говорил Мартин:

— У тебя, Эри, характер из стали, только с ржавчинкой по краям. Идёт красиво, а цепляется за всё подряд.

И она, упрямица, была с ним отчасти согласна. Но только отчасти.

Подъехав к её дому, Кай поставил машину на стояночный тормоз, отстегнулся и взял её за руку. Молча. Глаза — на руле. Его пальцы тёплые.

— Я рад, что вернулся к тебе, малыш, — тихо сказал он. Голос чуть осипший, уставший, бархатный.

Эрика сжала его руку в ответ, играя с его ладонью:

— Я тоже безумно рада… Оставайся здесь. Подольше.

— Я останусь на столько, на сколько ты захочешь, — сказал он и поднёс её руку к губам.

— Даже если навсегда? — прошептала она.

— И так тоже, — ответил он. И наклонился.

Медленно, будто пробуя тишину на прочность. Его глаза на миг задержались на её губах, и тогда он едва заметно улыбнулся — так, что у Эрики внутри что-то дрогнуло.

Губы встретились — несмело, осторожно, но с теплом. Он будто скользнул ими по её губам — не целовал, а гладил. Сначала уголок — один, потом второй. И только потом, когда она немного подалась вперёд, он крепче сомкнул губы, как будто признаваясь в чём-то очень личном.

Он чуть прикусил нижнюю — легко, сдержанно — и втянул в себя. Эрика тихо вдохнула, по коже пошёл ток. Кай протянул руки, взял её ладони и мягко положил себе на шею, как будто говорил:

будь здесь, со мной

.

Она не сопротивлялась — пальцы скользнули в его волосы, и он застонал негромко, сдержанно, как будто ей не хватало, и он не собирался отпускать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Поцелуй стал глубже. Теплее. Язык Эрики скользнул в его рот — мягко, исследующе. Она словно наощупь читала его: изгиб зубов, прохладу неба, упругость языка, ту самую чувствительную точку у дёсен. Кай ответил так же — не торопливо, но с жадностью. Как будто это был не поцелуй, а возвращение.

Он оторвался на миг, тяжело выдохнув, и тут же снова впился в неё — уже с большей жадностью, с ноткой нетерпения. Его щетина, густая и жёсткая, ощутимо царапала кожу вокруг губ, подбородок, её шею. Она ощущала каждую щетинку, как крошечные иглы — не больно, а ярко. По-настоящему.

Его руки опустились ниже. Сначала скользнули по её талии — вкрадчиво, медленно, будто он заново знакомился с линиями её тела. Потом — по бёдрам, чуть сильнее сжав. Одна рука задержалась на бедре, другая — поднялась к груди. Сначала поверх одежды — тёплая ладонь просто легла, почти без движения, словно прислушиваясь к её дыханию. Потом вторая рука нырнула под ткань худи, нашла вторую грудь — и сжала её осторожно, но уверенно.

— Ааах… — выдохнула Эрика, запрокидывая голову. Её губы оторвались от его, но дыхание не сбилось — оно только ускорилось, стало горячим, шумным, рвущимся наружу.

Кай отпустил грудь, провёл рукой вверх, обвёл её шею, зарываясь пальцами в волосы — и резко потянул на себя, заставляя её чуть прогнуться. Его губы тут же оказались у её шеи. Он целовал под ухом — по-мужски, с силой, с голодом. Присасывался, оставляя влажные, едва слышные звуки — будто поцелуи прилипали к коже и отрывались с тихим

чвак

. Его дыхание было горячим, прерывистым, оно щекотало ей ключицу.

Эрика вцепилась в его волосы, на ощупь, сжала крепче, подалась вперёд. Машина вокруг них будто исчезла. Остался только жар. Его запах. Его голос, срывающийся на шёпот. Его руки, скользящие по ней. И звуки — влажные, глубокие, чуть хриплые. Он целовал её шею, и каждый этот поцелуй отзывался у неё между рёбрами.

В салоне стало почти душно. Окна запотели. Кресла скрипнули от движения. А она просто… дышала. И не могла остановиться.

И вот в этот самый момент она открыла глаза — и увидела…

Соседа. В халате. С пузом. В растянутых трениках. Он стоял прямо напротив парковки, курил и, не моргая, смотрел на них.

О боже, свет в машине...

— Кай, — сипло сказала она.

— Ммм? — промычал он, не отрываясь от её кожи.

— Кай, остановись. У нас… зритель.

Кай приподнял голову. Повернулся. В окно.

Сосед не моргнул. Улыбнулся. И, сделав жест рукой, выразительно показал:

не обращайте, продолжайте

.

Эрика прыснула от смеха, покраснела, как томат, и спрятала лицо в ладони.

— О Боги… — захрипела она. — Это... миссис Лендред теперь подумает, что у нас караван страсти прямо на парковке, — добавила она сквозь хохот.

— Это его жена? — удивился Кай.

— Нет. Его мать. Он с ней живёт.

— Ааа… Ну тогда понятно, почему он так пристально пялился. Запасы впечатлений, видимо, у мужика на исходе, — снова засмеялся Кай.

Эрика закрутилась от смеха ещё сильнее. Сосед, поняв, что шоу отменяется, потушил сигарету и ушёл в подъезд.

— Кай, мне пора, — сказала она, улыбаясь. — Уже поздно. Да и ты, похоже, не спал сутки.

— Да… глаза уже слипаются, — признался он. — Тебя проводить?

— Не стоит. Мистер Лендред конечно, старый извращенец, но не будет приставать. Он довольно трусливый, — подмигнула она.

— Тогда до завтра, малыш, — Кай нежно коснулся её губ.

— Доброй ночи, милый, — ответила Эрика, выходя из машины. — Напиши, когда доедешь.

Она скрылась за дверью подъезда. Только после этого Кай включил фары и плавно тронулся с места, унося на себе её запах, вкус и мысль, которая уже поселилась глубоко внутри:

Теперь она моя. Теперь всё иначе.

…

Эрика зашла в квартиру — хотя скорее впорхнула. Счастье, которое она несла в себе, было видно за сотни метров. Она светилась. Кай — её нежный, умный, внимательный Кай — теперь по-настоящему её.

Любимый.

Это слово всё ещё звучало в голове с неожиданной нежностью. Эрика снова улыбнулась и, не включая свет, под звуки собственных шагов протанцевала до комнаты, где скинула одежду и надела любимую домашнюю пижаму: мягкие серые штаны и старую футболку с выцветшей надписью Strange but true.

Подойдя к компьютеру, она снова попыталась восстановить пароль к старой почте — всё безуспешно. Однако вход был открыт, и в списке писем замигало новое:

«Мисс Эрике Конвруд от мистера Оливера Грейстоуна»

.

Дорогая Мисс Эрика, Я снова к Вам с хорошими новостями. Ваше прибытие 23 апреля в Совета Искусств и Исторических Изображений при Нью-Йоркской Коллегии согласован. Мы будем с нетерпением ждать Вас — особенно я, Ваш преданный поклонник мистического и неопознанного.

С уважением, Старший исследователь визуальных феноменов, Оливер Грейстоун.

Эрика довольно улыбнулась. Всё подтвердилось. Это означало, что 22 апреля она уже будет в Нью-Йорке. В этот момент экран её телефона мигнул сообщением:

«Я дома

❤️

»

Она тут же лайкнула сообщение от Кая. На секунду даже представила, как зовёт его в Нью Йорк — просто так, потому что может. Хотя точно знала: если он появится там, о расследовании можно будет забыть. И, наверное, это было бы прекрасно. Её улыбка стала глубже. С того момента, как он согласился на их отношения, она не переставала улыбаться вообще.

— Ну что ж, принцесса, — пробормотала она себе под нос, — ты заслужила вечер по-королевски.

С этими словами она направилась в ванную, по пути забрав из шкафа большое махровое полотенце изумрудного цвета. Открыла дверь, включила свет — и замерла.

Вся её косметика, баночки, тюбики, маски и склянки с пеной, шампунем, маслами и уходовыми средствами — всё было разбросано внутри самой ванны, на дне. Не просто упало. Будто кто-то специально смёл всё с полки в одно движение. А полка… стояла на месте.

Эрика стояла неподвижно. Внутри холодной волной поднимался панический страх. Лёгкий гул в ушах. Сердце забилось резко, неровно, как будто вынырнуло из спокойного сна в воду.

Она помнила: да, бывало, полка отрывалась — раньше. Тогда она и падала с грохотом: резкий хруст, треск, удар пластика о кафель. Но сейчас полка стояла ровно. И ничего не упало. Всё будто... было сброшено вручную. Медленно. Хладнокровно.

Эрика схватила телефон, сделала снимок и дрожащими пальцами отправила его Мартину.

«Как думаешь, мне уже пора вести съёмки в своей квартире для канала?»

????

«А если серьёзно… мне страшно, Март.»

Прошло три минуты. Тишина. Она села на диван, сжав колени. Попыталась набрать Мартина — гудки. Но он не отвечал. Кай… Кай спал. Она не хотела его тревожить. Это был не страх, который надо кричать — а тот, который грызёт изнутри.

— Ладно… Лааадно, — проговорила она почти шутливо. — Если это призраки — я их хотя бы поснимаю.

С этими словами она поднялась и обошла всю квартиру, осматривая каждый угол, каждый предмет. Но ничего больше не было нарушено. Только ванная. Только полка. Только эти предметы.

Снова вернувшись в ванную, она выдохнула.

— Призраки призраками, а вечер принцессы никто не отменял.

Быстро убрала всё на место и набрала воду, кидая в неё бомбу с ароматом лаванды и цитруса. Пока пена поднималась, Эрика вспомнила о старом форуме “Странные дела”, где они с Мартином искали материалы и делились наблюдениями.

Зашла. Загрузила фото.

«Ребят, как думаете — такое может произойти без вмешательства потустороннего? Полка на месте, а всё упало внутрь…»

Она забралась в ванну, включила любимый плейлист через колонку. Музыка — спокойная, тёплая — мягко затопила комнату. Вода обняла её тело, как утешение.

Но…

Через пару минут она приглушила звук.

Что-то было не так.

Она лежала с закрытыми глазами, но не чувствовала расслабления. Внутри всё было натянуто. Она слушала.

Дом. Тишина. Но слишком глубокая. В этой тишине были задержки, вдохи, промежутки, которые не принадлежали пустому пространству.

Из кухни что-то щёлкнуло.

Из комнаты — лёгкий шорох.

Может, сквозняк. Может, нет.

Эрика открыла глаза.

И в отражении зеркала увидела, как дверь в ванную… медленно закрывается.

Дверь закрылась на несколько сантиметров — и замерла.

Эрика резко села в ванной. Вода с плеском хлынула через край, разливаясь по тёплому кафелю. Её дыхание оборвалось. Сердце стучало так, будто пыталось вырваться наружу — глухо, навязчиво, болезненно громко. В ушах гудело. Казалось, весь дом вымер. Или… звук в её голове стал настолько всепоглощающим, что перекрыл всё остальное.

Она сидела, не шевелясь. Вода вокруг больше не плескалась. Мир застыл.

«Нет… нет, нет, нет…» — только и билась мысль.

Страх подступал, вязкий, липкий. Как будто тень легла на стены — незваная и плотная. Эрика чувствовала, как кожа покрывается мурашками. Вдох — слишком громкий. Выдох — хриплый. Двигаться не хотелось. Казалось, если пошевелиться — оно, что бы это ни было, обернётся.

И тут — звук.

Громкий. Яркий. Слишком реальный.

Звонок телефона.

Эрика вздрогнула, чуть не опрокинув всё вокруг. Сердце едва не выскочило из груди. Она дёрнулась, потянулась к раковине, схватила телефон. Экран мигал:

Мартин.

— Март… — прошептала она, голос дрожал. — Ты… ты видел?

— Эри! Привет, — весело отозвался он. — Видел что? А, фото? Да, глянул. Ты в порядке?

— В порядке?! — всхлипнула Эрика. — Подожди секунду.

Она вылезла из ванны, закуталась в большое, ещё тёплое полотенце, скинула капли с лица и на ходу натянула халат. Пальцы дрожали.

— Мартин, это… не нормально! — срываясь, заговорила она. — Что-то… что-то

сбросило мои бутылки в ванне

!

Что-то закрыло дверь!

— Дверь? — переспросил он. — В смысле, закрылась? Сама?

— Да! Я лежала, всё было тихо — и вдруг она прикрылась. Плавно, медленно. Не от сквозняка. Полка была на месте, а всё на ней — в ванне — Эрика ходила по комнате, сжимая телефон. — Кажется, в моей ванной кто-то… что-то… живёт. Какая-то неведомая хтонь.

— Хтонь в ванной? — Мартин фыркнул. — Эри, ты пугаешь меня.

—

Ты шутишь?!

— вспыхнула она. —

Мне было не до смеха!

— Эри, прости. Слушай, да это просто… ну… гравитация, да? Просто феномен. Физика. Бутылки скользкие, плитка скользкая…

—

Вот это и пугает!

— перебила она. —

Что ты пытаешься это объяснить, будто я выдумываю!

— МАААРТИИИИН! — раздалось в трубке. Женский голос, откуда-то с его стороны.

— Сейчас! — отозвался он куда-то в сторону. А потом вернулся к разговору: — Эри, если тебе страшно — поезжай ко мне. Ключи в ящике, всё как обычно.

— Нет… — Эрика выдохнула, натянув халат сильнее. — Всё нормально. Уже. Я… почти успокоилась.

— Ну ладно… А принц твой? Приехал?

— Приехал. Мы целый день были вместе, — Эрика вдруг улыбнулась. — Мы теперь… ну… вместе.

—

Чего?!

— Мартин повысил голос. —

ОГО! Поздравляю!

— МААААРТ! — снова позвал голос в трубке.

— Беги уже, — улыбнулась Эрика. — Тебя теряют.

— Созвонимся завтра. И если что — едь ко мне. Не геройствуй. Поняла?

— Поняла. Спасибо, Март.

— До завтра, детка.

Эрика отключилась. Вскипятила чай, села на диван. Переоделась в полосатую пижаму. Тепло, уютно. Почти спокойно.

Телефон вибрировал. Новое сообщение от Мартина:

«Кстати, я тут кое-что нашёл. Может, не вовремя, но ты должна это увидеть.»

Снизу — скриншот.

Новостной сайт. Кривой перевод с английского. Заголовок:

"В Тайчжуне на строительстве найдены тела 12 рабочих."

Эрика скользнула глазами по тексту.

И замерла.

«…тела изувечены, части оторваны, сердца вырваны… часть органов частично… съедена…

»

Она приложила руку ко рту. Глаза округлились. Всё внутри похолодело.

— Он вернулся, — прошептала Эрика.

И сердце снова забилось быстрее.

Глава 20. Курлапач

Эрика по скрину нашла статью — новости были из Тайваня. Тайчжун. Она перечитала текст ещё раз. Потом ещё. Затем, будто обожглась, отбросила телефон — он выскользнул и упал рядом на кровать.

Она села, поджав ноги, обхватила колени руками. Всё внутри съёжилось.

Снова он.

Снова убийство.

Прошло десять лет — и вот опять.

«Маньяк?..» — пронеслось в голове. «Да конечно. Маньяк… который убивает раз в десять лет, оставляет тела без сердец, а потом исчезает, как дым. Которого не находят, не фиксируют, не видят. Ни камер, ни улик. Только мрак и кровь. И всегда — сердца. Почему сердца?..»

Мысли сбивались в вязкий ком. Ей казалось, она проваливается обратно — в тот же самый кошмар, только с другой стороны. Только теперь… за ней.

И ещё — призрак в ванной.

Бутылки, сметённые как рукой. Полка, стоящая на месте. Дверь, которая сама собой прикрылась.

«Это совпадения? Или... предупреждения?» — Эрика прижала пальцы к вискам, выдохнула, как будто этим можно было вытолкнуть страх изнутри.

— Так, соберись, — вслух прошептала она.

Но в горле першило. Глаза слипались, но спать было страшно. Физически страшно. Будто в темноте, в углу комнаты, что-то ждало, когда она сомкнёт глаза.

Она вскочила. Подбежала к двери в ванной и захлопнула её. Вернулась, потом снова встала и захлопнула дверь спальни. Потом уже отворила её, включила ночник и только тогда легла.

«Утром разберусь. Утром…» — снова подумала она, поглаживая себя по плечу под одеялом.

Сон всё-таки настиг её, как тяжёлое покрывало. Рваный, тревожный.

Снились окровавленные сердца в ванной. И жёлтые глаза, смотрящие из темноты.

…

Утром она первым делом написала Мартину:

«Посмотрела. Очень жутко. Чёрт… что-то явно происходит.»

Потом — Каю:

«Доброе утро ❤️»

Ответ пришёл сразу:

«Доброе, солнышко. Какие планы на сегодня?»

«Хочу поработать. До вечера»

, — написала она.

«Ок. У тебя всё хорошо?»

«Да, просто не выспалась. О тебе думала ????»

«Понял. Приятно. Я тоже ???? Не отвлекаю, хорошо поработай.»

Эрика действительно намеревалась поработать. Плотно, с головой. Чтобы не думать.

Но нет — она не просто собиралась заняться монтажом или идеями для роликов. Она решила углубиться в то, что увидела в новости.

Он вернулся.

Та тварь, которая десять лет назад…

Она сглотнула. Закрыла ноутбук, потом снова открыла. Её пальцы чуть дрожали на клавишах. Да, она была в психиатрической лечебнице — ради сюжета. Да, ночевала в доме убийцы. Видела пугающие конструкции из шкур, костей, стеклянных глаз. В пещере — даже шкуру того самого монстра, что когда-то напугал половину Шри Ланкию.

Но

это

— было другим. Оно касалось

её лично

.

Это не просто страх. Это — возвращение.

Она знала, знала… что тот случай десять лет назад забрал её прежнюю жизнь. Её друзей. Её… почти всё.

И теперь оно опять здесь.

В квартире. В Тайване. В отражении в зеркале.

Она сидела за компьютером почти весь день. Только кофе, перекус, небольшой обед. Поисков было много — и почти все приводили в тупик. Никакой конкретики. Только мутные отчёты, слухи и ужасы на форумах. Но они были… похожи. Почерк — узнаваемый.

К вечеру стало по-настоящему не по себе. Солнце клонилось, свет становился холоднее, сумерки наступали. Комната будто наполнялась полутенью.

Эрика встала. Решила выйти на улицу. Встряхнуться. Подышать.

Мартин так и не позвонил — видимо, всё ещё с той самой женщиной из вчерашнего разговора. Она решила не отвлекать. Хотя нуждалась. Очень.

Натянула легинсы, худи, кроссовки. И вышла.

Шла быстро, почти на автомате, до ближайшего супермаркета. Купила продукты, вернулась. На душе было не легче. Хотела позвонить Каю, но… не сделала этого. Почему? Даже себе не смогла ответить.

После ужина — душ. Осторожно, быстро. Полосатая пижама. Те же мысли. Те же тревоги.

Лёгкий укол одиночества. Нервы всё ещё звенели. Мысли скакали: от Кая — к Мартину, от Мартину — к Тайваню, от Тайваня — обратно в ванную.

Она уснула.

И проснулась резко.

Часы — 3:15.

— Что за… — пробормотала она, зевнув.

Не спала. Хотя обычно спала крепко. И с аппетитом всё в порядке. А сейчас — всё внутри будто сбилось.

Она включила ночник. Потопала на кухню. Хотелось просто воды.

На кухне было темно. Свет из спальни падал на стену. Кухонная дверь отбрасывала чёткий прямоугольник тени.

Эрика налила воду. Сделала глоток. И вдруг…

Что-то не так.

Тень. Она… была странной.

Слишком густой. Слишком плотной. Как будто кто-то стоял за дверью, и его силуэт вырастал посреди квадрата.

Она замерла. Вдох — короткий. Выдох — затаённый.

Моргнула. Посмотрела снова.

На месте прямоугольника от двери — не просто тень. Посреди — нечто вытянутое. Смазанное. Как будто неформенное пятно сгущённой тьмы.

Эрика отступила на шаг. Медленно.

Стакан в руке дрожал.

И в тот момент, когда она собиралась положить его на стол — тень шевельнулась.

Ушла в угол. Плавно. Живым движением.

Эрика вскрикнула. Стакан со звоном ударился о пол. Вода брызнула.

Она метнулась в комнату, схватила телефон, в коридоре накинула тренч — не глядя, наугад — и выбежала из квартиры. Прямо в тапочках. Захлопнула дверь.

Слава богам — ключи были в кармане. Закрыла замок. Побежала вниз.

На улицу. На крыльцо.

Ветер. Темно. Город спал.

Эрика стояла и дрожала.

Руки тряслись. Сердце колотилось. Слёзы вдруг подступили сами. Просто хлынули. Она прижала ладонь ко рту, стараясь не разрыдаться в голос.

В голове всплывало всё: ванная. Тень. Тайвань. Бутылки. Кровь. Сердца. Жёлтые глаза.

Она не могла дышать. Не могла стоять. Но и зайти обратно — тоже не могла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тогда она достала телефон.

Руки дрожали так, что едва попала в контакты. Кай.

Пара гудков. Ответ:

— Эри? Что такое?

— Кай… — прошептала она, задыхаясь. — Ты… можешь забрать меня?

Тишина.

И голос:

— Буду через двадцать минут. Жди.

От лица Кая.

Ночь не шла.

Я вертелся в постели, потом пересел на диван и перебирал струны гитары. Мелодия была почти готова — тихая, немного минорная, с ноткой уюта. Но что-то в ней всё равно не складывалось. Всё не хватало… гармонии. Смысла. Заключительной точки.

Я выдохнул и убрал гитару.

Черт. Мой перфекционизм снова не давал спать.

На кухне закипал чайник. Турка стояла рядом, терпеливо, как неудачный компромисс.

Кофеварка должна была приехать со дня на день, но доставка всё опаздывала.

А я… я терпел.

Не потому что хотел. Я просто не выносил старые вещи. Турки, винтажные абажуры, поцарапанные латунные ручки шкафов — всё это из прошлого, которое во мне вызывало не ностальгию, а лёгкое отвращение.

Я всегда тянулся к новому: новые города, новые улицы, новые дома, новые технологии.

Но вот Эрика — не новая.

Она — та самая.

И это «старая» любовь вдруг оказалась моей. И от этой мысли у меня защемило в груди.

Вчерашний день... он многое для меня значил.

Её взгляды, лёгкий смех, тонкие пальцы, едва касающиеся моего плеча.

Мне было — хорошо. Просто, по-человечески, почти забылось, как это ощущается.

Но... это её решение быть со мной — насколько оно правильное?

Для неё? Для нас?

На себя мне уже давно всё равно. Там, внутри — только туман. Никакой цели, никаких мечт, даже иллюзий. Пустота, которую я давно перестал пытаться заполнить.

А она — тонкая, живая. Такая яркая. И рядом со мной.

И я не понимаю, заслуживаю ли.

Телефон загорелся внезапно. Экран мигнул:

«Эри ????»

Я тут же взял трубку.

— Эри? Что случилось?

В голосе — тишина. А потом:

— Кай… — дрожащий, сорванный шёпот. — Ты можешь… забрать меня?..

Я встал ровно. Внутри всё сжалось. Время? Не важно. Место? Уже лечу.

— Буду через двадцать минут. Жди.

Я оделся на автомате. Худи, джинсы, кроссовки — всё было неважно, кроме одного: ей страшно. Я слышал это в её голосе. И это сжало грудь сильнее, чем любой мороз.

Выехал без лишних мыслей. Только сердце отбивало чёткий ритм: она. сейчас. нужна. мне.

Машина летела сквозь пустой ночной город. Огни фонарей растекались по лобовому стеклу, как потёки света, но я почти не видел их. В голове было только одно — лицо Эрики, бледное, испуганное, как в те редкие разы, когда она по-настоящему терялась.

Я подъехал к её дому за семнадцать минут.

Она уже стояла на крыльце — в пальто, в пижаме, в домашних тапках, прижавшись к стене, как будто пыталась стать невидимой. Лицо — серое. В глазах — та самая смесь: страх, растерянность, и что-то древнее, как будто знакомое только мне.

Я резко остановился, выскочил из машины и подошёл к ней почти бегом.

— Эри, — позвал я, — ты цела?

Она не ответила. Только шагнула ко мне и вцепилась — как ребёнок, как человек, который всё держал в себе слишком долго. Руки — крепко, до боли. Губы — дрожат. Я обнял её, крепко. Голову прижал к своему плечу.

— Всё. Всё хорошо. Я с тобой. — Говорил в её волосы. — Дыши, милая. Просто дыши.

Она дрожала. Словно весь вечер, весь страх спрессовался в этой дрожи.

— Поехали ко мне, — сказал я. — Сейчас же. Ты никуда не вернёшься одна этой ночью.

Она кивнула, без слов.

Я усадил её в машину, закутал пледом, что валялся на заднем сидении. Включил печку на максимум.

Изредка поглядывал на неё — сжалась в кресле, как будто боялась пустить себя обратно в мысли.

Но я уже знал — что бы ни случилось, теперь я рядом

…

Кай приехал быстрее, чем обещал.

Фары осветили крыльцо, машина едва не подпрыгнула на торможении, и он вышел — стремительно, почти бегом, как будто бы знал, что каждое лишнее мгновение — на вес золота.

— Эри, ты цела? — обеспокоенно спросил он, уже подходя ближе.

Эрика шагнула ему навстречу и прильнула, уткнувшись в его грудь. Пальцы вцепились в него — судорожно, как будто она могла провалиться, если отпустит.

Кай обнял её крепко, ладонями успокаивающе провёл по спине, плечам, голове. Его голос шептал прямо в макушку — тёплый, гладкий, обволакивающий:

— Всё. Всё хорошо. Я с тобой. — Дыши, милая. Просто дыши.

Её дыхание было неровным, прерывистым. Тело дрожало. Но с каждой секундой становилось чуточку спокойней.

Он держал её как можно ближе.

— Поехали ко мне, — его голос оставался решительным, но мягким. — Сейчас же. Ты никуда не вернёшься одна этой ночью.

Эрика только кивнула, молча.

Кай взял её за руку и повёл к машине. Открыл пассажирскую дверь, усадил, закутал пледом, который валялся на заднем сиденье, застегнул ремень безопасности и включил печку на максимум.

Потом сам запрыгнул за руль, повернул ключ — и машина плавно тронулась с места.

Эрика смотрела в окно, ни на что не фокусируясь. Он краем глаза поглядывал на неё, пока не поймал её взгляд. Она обернулась — устало, жалобно.

Кай мягко улыбнулся, но в его глазах читалась тревога. Он протянул руку, взял её ладонь, прижался к ней губами:

— Расскажешь, что произошло?

Долго уговаривать её не пришлось. Эрика заговорила почти сразу — сбивчиво, на одном дыхании.

Про бутылки. Про дверь. Про тень в углу.

Про Тайвань — умолчала. Не хотела, чтобы он переживал ещё сильнее.

Кай слушал внимательно. Почти не перебивал. Только пару раз кивнул — задумчиво.

Когда она закончила, он слегка приподнял брови и сказал, как будто сам с собой:

— Сегодня переночуешь у меня. А решим что делать дальше.

Она кивнула. В голосе — благодарность. А в глазах — усталость.

Дома он посадил её на диван, поставил перед ней кружку с горячим чаем — с мёдом, мятой и чем-то ещё… успокаивающим.

Потом ушёл куда-то вглубь дома.

— Эри, — позвал он из другой комнаты, — я приготовил тебе спальню, полотенце и одежду. Сейчас ещё бойлер отрегулирую — барахлит. Пора менять.

— Хорошо, спасибо, — отозвалась Эрика, всё ещё кутаясь в плед.

Тело понемногу отпускало. Чай грел изнутри.

А главное — Кай был рядом.

И паника, что жгла минутами ранее, теперь отступала. Осталась только усталость.

Она чуть прикрыла глаза. Почти задремала.

— Малыш, — услышала она. Голос Кая — тихий, как вечерняя песня. — Горячий душ хочешь? Вода уже пошла.

— Ага… — пробормотала она, всё ещё полусонная.

Кай аккуратно забрал у неё кружку, взял за руку и проводил до спальни. Показал, где полотенце, где пижама, где душ.

— Моя спальня — следующая дверь. Если что, зови.

После горячего душа Эрике стало легче. На теле — его мягкие трикотажные шорты и футболка с ярким принтом в стиле “Mai Tai”. На душе — немного тишины.

Она села на кровать. Встала. Постояла. Вышла из комнаты.

Тихо приоткрыла дверь соседней комнаты.

Кай стоял спиной, снимал лонгслив, собираясь надеть свободную чёрную футболку. Пижамные брюки уже были на нём — тёмно-серые, хлопковые, чуть мятого вида.

— Можно я… посплю с тобой? — спросила Эрика. Голос был робкий. Тихий.

Он повернулся, улыбнулся — устало, но нежно. Похлопал по своей стороне кровати.

Она тихо зашла, залезла под одеяло и свернулась клубочком.

Кай лег рядом, обнял, прижал к себе и поцеловал в лоб.

— Доброй ночи. Точнее, утра.

— Доброй… — выдохнула Эрика.

Шёлковое постельное бельё приятно холодило, а его тело — грело. Стало спокойно. Безопасно.

Она закрыла глаза и на несколько часов действительно уснула.

…

Проснулась ближе к полудню. Солнечные лучи били в глаза — явно не утренние, а уже лениво зенитные. Сначала она не поняла, где находится. Потом, словно кадры с плёнки, начали возвращаться фрагменты: кухня. Тень. Стакан. Паника. Кай.

Ах да… Она у Кая.

Оглядевшись, она поднялась и села в постели. Комната была уютной и странной одновременно.

Старые обои — бледно-бежевые, с цветочками, словно из бабушкиной квартиры. У окна — плотные синие шторы. На полу — мягкий ковёр с длинным ворсом, цвета речного камня. Всё казалось немного не из её времени: старинные двери с латунными ручками, немного облупленный подоконник.

Зато мебель была новая: простая, скандинавская, стильная. И ноутбук на столе — современный, мощный.

Эрика встала, потянулась, быстро умылась и пошла на поиски кухни. По пути она насчитала пять (!) торшеров — все разных форм и цветов, как будто кто-то скупал реквизит со съёмок ситкомов девяностых.

Один был с бахромой, другой — с абажуром в виде огромного цветка. Третий — хромированный, будто футуристический микрофон.

— Прошлые хозяева, видимо, сильно любили свет, — усмехнулась Эрика, качнув головой.

Дом был старым, но ухоженным. В коридоре — облезлый шкаф, но над ним висела новая LED-панель. В прихожей — старинная тумба, но на стоял самый современный видеодомофон.

Контраст был в каждой детали: как будто Кай не стал избавляться от прошлого, но и не стал в него вписываться.

Кухня оказалась светлой. В углу — большое окно, под которым стоял небольшой обеденный стол. На плите — турка, рядом пачка молотого кофе.

— То, что надо, — пробормотала Эрика и начала варить себе чашку.

В этот момент к ней сзади мягко, почти неслышно подошёл Кай и обнял за талию.

— Привет, малыш, — прошептал он.

Эрика вздрогнула, вздёрнула плечи.

— Ох, прости, — быстро сказал он, поцеловав её в губы. — Не хотел напугать.

— Доброе… Ничего. Сейчас меня и моль в панике до потолка загонит, — она попыталась пошутить, но голос выдал остаточный страх.

— Позавтракаешь? — спросил он, уже присаживаясь за стол.

— Пообедаешь, — поправила она. — Нет, я не хочу. Аппетита пока нет. Просто кофе.

— Хорошо, — кивнул Кай. — Тогда просто сижу рядом.

Он наблюдал за ней. Как она насыпает кофе, как тихо помешивает. Нервно, но старается быть в себе.

— Эри… Я могу съездить за твоими вещами. Скажи, что нужно и где искать — я всё привезу.

— Вещи? — Эрика удивлённо повернулась. — Зачем?

— Ну, я подумал… Пока мы не поймём, что там у тебя было — ты можешь пожить у меня. Если, конечно, ты не против.

Она замерла. В глупой позе, с ложкой в руке, уставившись на него, не моргая.

— Мы, кажется, только позавчера начали встречаться… — она отхлебнула кофе. — А сегодня уже съезжаемся?

— Раз ты шутишь, значит, ты согласна? — Кай хитро прищурился.

— С каких это пор шутка — официальный документ о согласии? — фыркнула она в кружку.

— С тех пор как твой смех лучше любого нотариуса, — ответил он, не задумываясь.

Эрика рассмеялась. Настояще, впервые с ночи.

— Ладно. Учитывая, как сильно я боюсь оставаться одна в своей квартире, твоё предложение и правда звучит соблазнительно. Только не давай мне времени на панику — съездим вместе, заберём всё и сразу вернёмся.

Кай кивнул, улыбнулся широко — с облегчением.

— Тогда я собираюсь.

Он ушёл в комнату, а Эрика осталась на кухне, допивая кофе.

На губах у неё ещё оставался привкус страха. Но теперь — с оттенком тепла.

Она знала: ещё страшно, но уже не одна.

Эрика быстро натянула пижаму, накинула тапки, сверху — тренч, и, на ходу крикнув:

— Я на улицу! — захлопнула за собой дверь.

Район жил своей медленной жизнью. Дома прятались за аккуратными кустами сирени, свет в окнах был мягким, у кого-то на балконе тикала гирлянда. Возле мусорного бака сидел ленивый кот с выражением «опять ты», и даже ветер старался не шуметь слишком громко.

На парковке блестел новенький вишнёвый кроссовер. Эрика мельком глянула на эмблему:

— Лексус, — пробормотала. — Когда ты успел…

Послышался щелчок двери. Она обернулась — Кай. Собранный. Безупречный. Одет в светло-голубые джинсы с отворотами, тонкий сливочный джемпер, волосы частично собраны на затылке, остальное — мягкой волной у плеч.

— Отрасли, — подумала Эрика с тоской. И, конечно же, он светился. То ли от радости переезда, то ли от своей очередной победы над жизнью. Но сияние раздражало. Слишком он был довольный. А она — в пижаме и с гулькой на голове.

Кай щёлкнул брелоком, машина мягко пикнула. Он открыл ей дверь с гордостью счастливого автодилера.

— Когда ты успел её купить? — спросила Эрика, устраиваясь в кресле.

— Вчера, — коротко ответил Кай. — Нравится?

— Красотка, — усмехнулась она, скорее наслаждаясь его хвастовством, чем самой машиной — Блин, я тебе завидую, — пробормотала. — Хочешь — машину покупаешь, хочешь — дом.

— Деньги — это хорошо, — сказал Кай. — Но не когда они — единственное, что у тебя есть.

— А я? Я тоже у тебя есть.

— Ты — само собой. Мой лучший выбор.

Он свернул на шоссе, и дорога до квартиры заняла не больше двадцати минут. Вернуться было неприятно, но вещи нужны.

Открыв дверь, Эрика зашла за спину Кая и осторожно прошла внутрь. Тревожно застыла в коридоре — ждала, пока он проверит спальню.

— Солнышко, проходи, — позвал он.

Она сняла тренч, повесила и пошла переодеваться: тёмные джинсы-клёш, свободная клетчатая рубашка, и — старенький песочный бомбер из замши. Устроившись на полу, стала собирать чемодан. В это время из кухни донеслось:

— Эри! Иди сюда!

Она напряглась — голос был спокойный, но зябко стало внутри. Оказавшись на кухне, увидела открытая тумба со столовыми приборами. Она прищурилась, заглядывая под висячий шкаф. На его донышке — ровной нижней панели — к чему-то были приклеены ложки. Аккуратно, ровно в форме снежинки.

— Кай, это что? — с подозрением уставилась она.

— Очевидно, подарок от твоего нового сожителя, — с улыбкой сказал Кай. — Миленько, кстати. Смотри, как аккуратно приклеено.

Он потянул одну — не оторвалась.

— И крепко.

— Ам… Кай. Тебя это не пугает?

— Подделка из ложек? Да нет.

— Хм…

Эрика вытащила телефон, сфотографировала «декор». Но не успела отправить, как Кай сказал:

— О, смотри.

Он указал на угол потолка. Эрика глянула — и тут же прыгнула за его спину, вцепившись в джемпер. На белом потолке появлялись серые отпечатки — как будто куриные лапы из сажи. Три пальца вперёд, один назад, коготки на концах. Размером с мужскую ладонь. Медленно, шаг за шагом, они двигались к противоположному углу.

— Снимаю, — пробормотала она и, дрожащими руками, навела камеру.

Как только объектив поймал рисунок —

курлапач

рванул в сторону вентиляции и исчез в щели.

— А! — вскрикнула Эрика.

— Убежало, — спокойно заметил Кай.

Он подставил стул и полез вверх.

— Кай, не надо! Мне страшно!

— Всё в порядке, Эри.

Он дотронулся до пятна, заглянул в вентиляцию. Оттуда вылетело облачко сажи.

— Похоже на… сажу.

— Кай, хватит уже! — Эрика перестала снимать и отправила видео Мартину с пометкой

СРОЧНО ПОСМОТРИ!

Они вернулись в спальню. Больше ничего странного не произошло. Спустя пару минут — звонок.

— Эрика, Эрика, Эрика! — тараторил Мартин. — Это что такое?!

— Это

она

! Та штука, про которую я рассказывала! Это она бутылки уронила! Я даже ночевать уехала!

—

Эрика!

— перебил Мартин. — Это сенсация! Миллиардные просмотры!

— Мартин! Эта

фигня

у меня дома! Какие просмотры?! Она мне угрожает!

И выслала ему фото ложек.

— Подожди… — Мартин замолчал, а потом разразился смехом. — Это что за угроза, Эри? Дизайнерская угроза? Интерьерная диверсия?

— Мартин, прекрати ржать! — огрызнулась она. Обернулась — Кай слышал и тихо смеялся. — И ты туда же?! — зашипела она на него — Мартин, хватит! Он меня вчера сильно напугал! Он в тени прятался, а потом зашевелился — и я позвонила Каю, и…

Мартин продолжал громко смеяться.

Эрика насупилась:

— Мартин, а можно как-то поуважительнее к моим чувствам, а?

— Оооох… — просмеявшись, выдохнул Мартин. — Ох, Эри, прости, просто… ну, это блин милое преступление против интерьера! У всех — призраки как призраки, а у тебя — теневой петух с художественным образованием!

— Он ржёт в трубку — Господи, да он тебе буквально делает инсталляции из ложек!

Эрика фыркнула, но краем губ всё-таки дёрнулась.

— Курлапач-хтонь, это официальный диагноз.

— Ну ладно, — добавил он, всё ещё посмеиваясь, — я чего звоню. Послезавтра уже буду в Сиэтле. Приеду с багажом впечатлений, кипой идей для новых съёмок и ещё… с кое-кем, — загадочно закончил Мартин.

— С кое-кем? Это с кем? — уточнила она.

— Не скажу пока, — быстро ответил он. — Дай Каю трубку.

— Зачем? — спросила Эрика.

— Дай! — уже более грозно сказал Мартин.

Она вручила телефон. Кай слушал, кивал, угукал, улыбался. Потом разразился заливистым смехом. Эрика ткнула его в плечо:

— Эй, чего вы там?

— Секунду, — прошептал Кай.

— Хватит уже! — Эрика отобрала телефон. — Мартин, я отключаюсь! — и с демонстративной серьёзностью завершила звонок, сложив руки замком.

Кай улыбнулся:

— Ну ты чего. Мы просто хотели тебе настроение поднять, чтобы не так страшно было.

— Хм…

Она отвернулась, дособирала вещи и гордо покатила чемодан в коридор. Кай догнал её, перехватил ручку, обнял за плечи и чмокнул в щёку. На выходе он махнул в пустоту:

— Пока, курочка!

Эрика смерила его взглядом, но усмешку сдержать не смогла. Кай легко засмеялся — и повёл её к машине.

Глава 21. Стулья, оргазмы и один вопрос

Ехали молча.

Эрика всё ещё негодовала и делала вид, что ужасно обижена.

— Чего дуешься? — мягко спросил Кай, бросив на неё короткий взгляд.

— А того, — буркнула Эрика. — Вы с Мартином подняли меня на смех.

Для вас это всё — шутка, а для меня… Кай, мне правда было страшно. И неприятно. Вы просто взяли и обесценили. Очень мило, правда.

— Малыш, мы просто хоте—

— Да-да, я знаю, — перебила она. — "Поднять настроение". Удалось. Немного. Но я всё равно злюсь. И вообще — дай мне позлиться.

Она насупилась, почти театрально.

— Злись сколько потребуется, солнце, — спокойно ответил Кай.

Повисло молчание. Потом Эрика, чуть понизив голос, заговорила снова:

— Кай, есть ещё кое-что.

— М-м, — отозвался он.

— Мартин прислал статью. Там написано, что в Тайване убили двенадцать человек.

Точно так же, как тогда. Десять лет назад. Кровь, кишки, сердца — и ни следа убийцы.

— Она посмотрела на него, ожидая хоть какой-то реакции.

Кай не дрогнул. Даже не повёл бровью.

— Кай, ты меня слушаешь?

— Слушаю.

— И ты не отреагируешь?

— Нет, Эри, не отреагирую. Меня это не волнует так, как тебя.

— Кай, но… это же та тварь! Она снова убивает! — голос Эрики начал повышаться. — Неужели тебе не хочется знать, что это? Кто это?!

— Нет, — отрезал он.

— Но поче—

—

ЭРИ

, — резко перебил Кай. Он резко притормозил, съехал на обочину и обернулся к ней. — Слушай. Я тебе уже говорил, что не хочу возвращаться к этой теме. Что тебе было непонятно в слове

НЕ ХОЧУ

?

Эрика опешила. Она никогда не слышала его таким.

— Я… я просто думала, что тебе больно. Но не думала, что

настолько

, — прошептала она.

Кай выдохнул и провёл рукой по волосам.

— Эри, малыш… пойми. Я всегда был закрыт. Я — тот, кто не умеет говорить. Не умеет подключаться. Как там сейчас говорят?.. — "эмоциональный интеллект" мой всегда был… ну, скажем мягко, ниже среднего. А после того случая… всё. Я закрылся.

Он...

сломал меня

. Точнее — то, что было после него.

Поэтому я и не хочу туда возвращаться. Ни словом, ни мыслью.

Он говорил тихо, почти глухо. Его лицо было мученическим.

Эрика кивнула, глядя на него.

— Я понимаю. Меня это тоже сломало. Но по-своему. Мне просто казалось, что... в этом интересе — узнать правду, найти виновного, в этом переломном моменте — я не одна. Я так думала, когда мы снова встретились. А сейчас вижу, что ошиблась.

Она отвела взгляд. Потом криво усмехнулась, чуть иронично:

— Боже, прости. Я часто думаю, что если у меня горит огонь в заднице, то он автоматически загорается и у всех, кто меня окружает. — Это цитата Мартина, — уточнила она с кривой улыбкой. — И да. Это как раз тот самый случай.

Она повернулась к нему лицом:

— Я обещаю, что больше не вернусь к этому разговору.

— Я бы предпочёл, чтобы ты вообще к этому не возвращалась, — сказал Кай. — Но вряд ли смогу тебя убедить, верно?

— Огонь в моей заднице уже разгорелся до пожара, — вздохнула Эрика. — Боюсь, просто так его не потушить.

Кай впервые за всю поездку улыбнулся. Его лицо стало мягче. Он наклонился и, не поднимая головы, коснулся её губ лбом.

Эрика положила руки ему на голову, погладила.

— Может, поедем поедим? — предложила она. — Я голодная.

Кай кивнул, не отрываясь от её губ. Потом вернулся за руль и повёл машину дальше.

…

После позднего обеда они решили сходить в кино.

Фильм оказался скучным и нудным. Кай дремал, уткнувшись в кулак, а вот Эрике спастись не удалось.

Она думала.

Про Кая.

Про убийцу.

Про курлапаго призрака.

А главное — про то, в какой комнате ей теперь жить в доме Кая.

Точнее… как сказать ему, что она будет жить в его спальне.

Хотела ли она этого? Конечно.

Подразумевала ли она секс? Ну… да.

Вот только как ему это сказать — было совершенно непонятно.

Намекнуть? Засунуть руки в ширинку?

Нет. Слишком грубо.

Хотя… а вдруг сработает?

Ум Эрики занят был, как будто она решала сложную математическую задачу с подстрочным:

«как соблазнить мужчину, не сказав при этом ни слова, но оставшись с достоинством».

“Вроде мне тридцать три, а робею как девчонка”

— подумала Эрика и бросила взгляд на дремлющее лицо Кая. Красив. Как и раньше. Только теперь рядом. Только теперь — её.

И вдруг ей вспомнился тот мужчина из сна — на троне. Тот, что был так похож на Кая, но… не совсем. От того веяло опасностью. Кровью. Властью.

А от её Кая — мягкостью и меланхолией. Интересно… это был он? Или просто плод её воображения?

Эрика пообещала себе вернуться к этой мысли позже. К разгадке сна. К трону. К пещере.

Шри-Ланка всплыла в памяти неожиданно — море, кокосы, пещеры, Риккардо… и песок.

Песок, в который они с Каем вжимались, целуясь. Как он касался её тогда. Как тяжело ей дышалось, как горело всё тело от его прикосновений.

А потом… Потом он не ответил.

На самый важный вопрос.

Любит ли он её? Хочет ли?

Вчера они спали вместе, но ничего не было. Она была напугана и уставшая.

Но всё равно в груди осталось ощущение — будто не до конца понята.

Наверное, она просто отвыкла от того, что с ней обращаются по-другому.

Без грубости. Без давления.

После фильма заспанный Кай повёз её и вещи домой.

Идеальный момент для атаки, решила Эрика, устраиваясь поудобнее в кресле.

Кай вёл машину молча. Глаза у него были полуприкрыты, дыхание ровное — он выглядел уставшим, но расслабленным.

“

И таким, что его хочется тронуть. Прямо сейчас. И ещё немного — больше, глубже, ближе.”

Эрика устроилась поудобнее на пассажирском сиденье.

— Напомни, — протянула она лениво, поигрывая пальцами у него на колене, — твоя спальня ещё свободна? Или мне придётся её завоёвывать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кай усмехнулся краем губ.

— Кажется, она уже оккупирована. Судя по атаке на мои рефлексы.

Эрика мягко надавила рукой на его бедро.

— Я не нападаю. Я... интегрируюсь.

Она подалась вперёд, коснулась его шеи губами.

— Тихо, тактично… и со всеми привилегиями для хозяина территории.

Кай резко выдохнул, но не повернулся.

— Так. Ты это делаешь намеренно?

Она провела рукой по его груди — скользко, почти лениво.

— А ты хочешь, чтобы это было случайно?

Кай притормозил. Остановил машину у обочины.

Обернулся. Его рука скользнула к её бедру, обняла, притянула ближе.

— У нас есть два варианта, Эрика, — сказал он тихо, почти в её губы. — Первый: ты продолжаешь так себя вести, и я перестаю быть джентльменом.

— А второй?

— А второй — я продолжу быть вежливым…— Но это не помешает мне медленно и очень подробно отомстить тебе за каждую секунду, когда ты так дразнишь.

Эрика рассмеялась, шепнула ему на ухо:

— Ты не понял. Я хочу оба варианта. По очереди.

Он посмотрел на неё — долго, будто проверяя.

А потом резко подался вперёд, впечатывая поцелуй в её шею.

Горячо, коротко, сдержанно. Пока.

— Дом. Сейчас.

— Ага, — выдохнула она, застёгивая ремень.

И поездка до дома стала самой молчаливой…

И самой нетерпеливой за весь вечер.

Дальше всё происходило быстро.

Они почти не разговаривали — только взгляды, только дыхание.

Кай закрыл входную дверь, и Эрика уже знала, что не успеет дойти до спальни.

Он шагнул к ней, как будто она была магнитом.

Эрика отступила — инстинктивно, с улыбкой, и спиной прижалась к холодной стене.

Кай прижал Эрику, его тело будто замкнуло её в тепле и намерении. Одна рука уверенно легла ей на ягодицу, другая скользнула под рубашку, нащупывая кожу чуть ниже груди. Его большой палец зашёл под чашку лифчика и легко сжал сосок, сначала мягко, потом чуть резче.

Он наклонился к её виску, задержался, провёл губами по коже, потом языком коснулся уха. Его дыхание было тёплым и близким. У шеи он остановился, и Эрика ощутила, как его губы присасываются, как язык медленно скользит по коже. Это был не просто поцелуй — влажный, глубокий, сосредоточенный, как будто он хотел запомнить вкус её шеи.

Эрика резко вдохнула, почти со звуком, и выдохнула длинно:

— Ооох...

Его пальцы под лифчиком не останавливались — они сжимали, дразнили сосок, изучали реакцию. Вторая рука поглаживала её бёдра, задевая внутреннюю часть, огибая поясницу, скользя по талии. Всё это длилось меньше минуты, но для Эрики время растянулось — каждая секунда ощущалась отдельно, каждое прикосновение било в центр.

Мысли метались, вспыхивали и гасли, не давая зацепиться ни за одну.

“Я готова. Я этого хотела. Я хочу его — здесь, сейчас, полностью. Всё происходило быстро… но мне хочется ещё быстрее.”

Он прервал её поток, когда губами накрыл её рот. Глубокий, почти медитативный поцелуй. Он сжимал её губы, покусывал, втягивал то верхнюю, то нижнюю, а потом ввёл язык — плавно, будто пробуя её вкус. Поцелуй был настойчивым, но не жёстким. Эрика терялась — руки, сжимавшие его свитер, скользнули на шею, притянули его ближе. Она раздвинула ноги, прижав его к себе сильнее.

Кай понял. Подхватил её под бёдра, поднял. Она обвила его ногами, не отрываясь от его рта. Пока он шёл в поисках кровати, она жадно ласкала его шею, полизывала, проводила языком вдоль подбородка. Когда она прикусила его кожу, он застонал — глухо, низко. Ей это понравилось.

Он опустился на кровать, усадив Эрику сверху. Их губы снова слились. Одна его рука вернулась к её груди, другая — расстегнула пуговицу на джинсах и залезла под трусики сзади, сжимая и гладя. Эрика чувствовала, как он напрягся — его член твёрдый, возбужденный, весь готовый. Её пульсация между ног отзывалась на каждое движение.

Она отпрянула, чтобы стянуть с него свитер. Он — желанный, сильный, весь напряжённый. Она чувствовала: он хочет её. И он это знал. Слов не нужно было.

Кай снял краб с её волос — локоны упали на плечи, он отбросил заколку в сторону, расстегнул рубашку и сорвал её с руки. Пуговица отлетела. Лифчик — туда же. Он резко, но аккуратно стянул с неё джинсы и трусики, уложив на спину.

“Хорошо, что сегодня надела кружевные, а не хлопок”

— промелькнула у Эрики.

Он опустился на неё, провёл руками по бедрам, по талии, спустился губами к груди. Втянул сосок в рот, прикусил, сжал другой рукой кожу на ягодице. Она выгнулась, положила руки на его голову, сжала волосы. Он переключился на второй сосок, лаская, облизывая.

Эрика вздохнула:

— Мммм...

Он пошёл ниже. Языком провёл дорожку от ложбинки между грудей к животу, к пупку и дальше. Местами облизывал, местами прикусывал. У лобка он задержался, провёл зубами по коже, прикусил. Эрика замерла. Между ног было влажно, горячо. Она чувствовала, что вот-вот...

Он подхватил её за бедра, подтянул к краю кровати, устроившись между её ног. Его язык кружил вокруг клитора, облизывал внутреннюю часть бёдер, сосал кожу чуть в стороне. Эрика не выдерживала — она почти вслух просила:

ещё

.

Он не спешил. Поглаживал, дразнил. Только когда она, в отчаянии, хотела уже закричать, он коснулся клитора языком.

— Ааа… — сорвалось у неё.

Он двигался медленно, точно. Ласкал, скользил, нажимал. Его рука фиксировала её пах, чтобы она не извивалась слишком сильно. Язык то опускался к влагалищу, то возвращался. Эрика задыхалась, руками сжимая его волосы. Когда её бедра начали двигаться в такт, он ввёл один палец внутрь — медленно. Потом второй.

Пальцы двигались быстро, ритмично, губы не отрывались от клитора. Он точно знал, где и как нажать.

Эрика извивалась, сжималась, пыталась говорить — но из горла вырывались только стоны. Её тело напряглось. Она почувствовала, как внутри всё сжимается, и оргазм подступает.

— Да… вот так… — прошептала она, почти крикнув.

Разрядка пришла резко, мощно, волнами. Её ноги соскользнули с его плеч, бедра расслабились. Она тяжело дышала, глаза прикрылись.

Он оторвался ненадолго. Затем подтянул её обратно, на середину кровати. Она чувствовала его — тёплые бедра, кожа без одежды. “

Когда он успел?”

— мелькнуло в сознании.

Зашуршала фольга. “

Сейфти из намбер ван приорити”

— вспомнился Мартин.

Подушка легла под её таз. Он знал, что делает. Эрика улыбнулась. Кай наклонился, поцеловал её в висок, прошёл языком по уху, сжал губы, и вошёл в неё. Медленно, глубоко.

Их стоны слились. Её — резкий, громкий. Его — глухой, изнутри. Он двигался медленно, почти нежно. Но глубоко.

Эрика чувствовала его всего. Его вес, его размер, его дыхание рядом с её ухом. Каждое движение было как удар в точку — чувствительный, точный, притягательный. Он держался на локтях, иногда опускаясь, чтобы коснуться её лба, щеки, губ.

Темп начал ускоряться. Эрика обвила его ногами, подушка давала угол, который бил точно вглубь. Её руки держались за его спину, ягодицы, ключицы. Она целовала его плечи, кусала за подбородок. Он стонал.

Оргазм снова был рядом. Мышцы сокращались, бедра напрягались. Она вцепилась ногтями в его спину. Он понял — и вошёл сильнее. Темп стал неровным, рваным. Он тоже был на грани.

Эрика не выдержала — вскрикнула от неожиданно резкого толчка. Всхлипы сменились дрожью, напряжение достигло пика. Они кончили почти одновременно. Его стоны смешались с её криками.

И он не остановился. Продолжал двигаться — медленно, глубоко — пока не замер, сжав её в объятиях, прижавшись подбородком к её макушке.Затем лег на неё. Ей было не тяжело — ей было тепло. Хорошо. Без мыслей.

Он перевернулся, подтянул её к себе, уложил на грудь. Она положила ладонь ему на живот, вдохнула запах его кожи. Он гладил её плечо, талию, бедро. Где мог дотянуться. Медленно, по-настоящему.

Эрика прижалась губами к его щеке и устроилась на плече. Мысли, оставшиеся где-то далеко, начинали таять. Последняя из них:

“А я и не знала, что мужчины тоже могут стонать…”

…

Утро было серым.

Небо за окном заволокло тонкой пеленой, и весь дом словно дышал тише, чтобы не разбудить их.

Эрика лежала на боку, прижавшись к Каю. Его грудь медленно поднималась под её ладонью, волосы чуть влажные у корней, губы приоткрыты — он ещё спал.

Она смотрела на него долго. Пока не стало страшно.

Вот он. Настоящий. После. Без “если”, без “потом”, без стены. И всё равно внутри было ощущение, будто её только что… обнажили до костей.

Пальцы Кая пошевелились — он положил руку ей на талию, подтянул ближе, не открывая глаз.

— Не думай, — пробормотал он хрипло. — Я слышу, как ты думаешь.

— Я не думаю, — солгала она, зарывшись носом в его шею. — Я просто… считаю твои родинки.

— Ммм, опасное занятие. Можно возбудиться и начать все заново.

Эрика хмыкнула, но не отстранилась. Он пах её кожей. И чем-то тихим, домашним.

Невыносимо хорошим.

— Странно, — сказала она спустя паузу. — Я всегда думала, что когда мы переспим — будет либо фейерверк, либо катастрофа.

— А что вышло?

— Сладкий сон.

Она прижалась лбом к его плечу.

— И ещё… чувство, что я наконец вернулась.

Кай обнял её крепче. Тепло его тела, ровное дыхание — всё говорило за него, но он всё же сказал:

— Дом не всегда там, где стены. Иногда — там, где тебя держат после.

Он сделал паузу. Потом прошептал ей прямо в волосы:

—

Ты и есть мой дом, Эри.

—

Я люблю тебя.

Сказал просто. Без надрыва. Без сцен.

Так, как говорят вещи, в которых уже не сомневаются.

Эрика сжала его руку на своей талии.

И не сказала в ответ "я тоже".

Она просто осталась с ним — и этого было достаточно.

…

Секс вошёл в их жизнь… плодотворно.

Как привычка, как утренний кофе, как что-то, чего больше не отнять.

Он был каждый день. В разных местах. И всегда — по-разному.

Кай был любовником… разным любовником.

То нежным, как шёпот. То грубым — с хваткой, от которой подкашивались ноги.

Иногда — быстрым, с жадностью на грани запретного, а иногда — выносяще терпеливым, как будто растягивал удовольствие специально, чтобы она не могла больше ни о чём думать.

Он мог быть внимательным, трепетным… А потом — стать эгоистичным до хриплого "ещё", звучащего в темноте.

Эрике это нравилось.

Нравилось угадывать — по взгляду, по дыханию, по первым прикосновениям.

Будет ли он сегодня тихим или неудержимым.

Но почти всегда она ошибалась. И именно в этом была прелесть.

Он становился для неё загадкой, которая дышит на её коже. И она была счастливой ученицей в этой странной алхимии — тела, желания и игры.

По приезду Мартин позвонил, и позвал их на двойное свидание.

С той самой загадочной «кое-кем», о которой всё это время молчал в трубке.

Кай скептически приподнял бровь. Эрика — оживилась.

Ну конечно, если Мартин что-то задумал — это будет весело. Или… опасно.

Мартин уверил их, что всё организует.

— Вам только нужно приехать. Я уже всё придумал, будет

великолепно

. Прямо как я.

Это «всё» оказалось милым пикником в пригородном парке, в двадцати минутах езды от их дома. Лесополоса, аккуратные тропинки, немного людей — и даже уточки в пруду, как из каталога с надписью «гармония».

Когда Кай с Эрикой добрались до указанной точки, они заметили их сразу. Мартин и… она.

Эффектная брюнетка. Голова на пол выше Мартина. Даже над Эрикой возвышалась уверенно, но до Кая не дотягивала. Фигура — как будто вырезанная из журнала по фитнесу: сильные ноги, точёные руки, талия, которой можно завидовать… и грудь — такая, что платье явно страдало от своей миссии.

На ней было голубое платье в романтичный цветочек, будто она собралась не на пробежку, а в кино 50-х. Это только подчёркивало контраст между внешней силой и этой воздушной тканью.

Волосы тёмные, вьющиеся, собраны в высокий хвост.

Голос — немного низкий, как у актрисы с хрипотцой. Не грубый, просто бархатно-алмазный.

Мартин же… Мартин просто таял.

Он держал её за руку, целовал в висок, что-то нашёптывал ей с придурковато-счастливым лицом.

— Всё. Мужик погиб, — прошептала Эрика, закидывая руки за голову.

— Как в мультике: "и тут она появилась…", — хмыкнул Кай.

Они подошли ближе.

Мартин, завидев их, сразу выпрямился и засиял, как фонарь от комплимента.

— Вот и мои голубки! Знакомьтесь — это Виктория — Он почти выдохнул имя, как заклинание — Лёгкая атлетика, чемпионка, три медали, одна нервная система —

и вся моя

.

Виктория улыбнулась. Улыбка была честная, открытая.

Она крепко пожала руку Эрике, потом Каю.

— Очень рада. Про вас столько слышала. Особенно про вашу легендарную способность выживать рядом с этим человеком, — она ткнула пальцем в Мартина, — и при этом ещё успевать делать крутой контент. Это достойно медали.

Мартин закатил глаза, но сразу обнял Викторию за талию.

— Я с ней буквально неделю, а она уже шутит как вы, — сказал он. — Это заразно?

— Это стиль, — парировала Эрика с полуулыбкой.

Апрельское солнце грело по-настоящему.

Погода была почти вызывающе хорошей — ни намёка на ветер, только свет, тепло и пахнущая весной трава.

Они уютно устроились на пледе под деревом: лимонад, сэндвичи, лёгкая болтовня. Всё было просто. И удивительно правильно.

— Как вы познакомились? — спросила Эрика, запивая глотком лимонада.

— О! — воскликнул Мартин, расправляя плечи. — Это история на миллион. Почти как в сериале, только без плохого монтажа.

Он сделал паузу, глянул на Викторию — взгляд у него был такой, будто он вот-вот скажет «а теперь аплодисменты».

— Виктория — двоюродная сестра Мириам. Ну, жены моего старшего брата. Она тогда как раз гостила у них, а я... ну, я как обычно — оказался случайно на семейном сборище. Пирог, душные разговоры, хоровое вспоминание детских травм — полный комплект. И вот сижу я, весь такой несчастный, и отпускаю идиотскую шутку: мол, теперь мне стало сложнее удирать от старших братьев — возраст не тот, выносливости ноль.

— И что ты думаешь? — он ткнул пальцем в сторону Виктории. — Вот эта женщина поворачивается ко мне и абсолютно спокойно говорит:

"Займись бегом. Я тебя потренирую. Но недолго — скоро уезжаю домой, в Сиэтл."

— Как будто это был кастинг, — усмехнулась Виктория.

— И я прошёл, — подхватил Мартин. — С трудом, с потом, с пульсом двести, но прошёл.

— На следующий день он мне позвонил, — добавила Виктория, — и предложил пробежку, а заодно кофе. И я подумала: ну, не каждый день встретишь человека, который умудряется одновременно задыхаться, смеяться и флиртовать.

Эрика рассмеялась.

— А ты оказалась тренером с прицелом на отношения?

— Я вообще-то пришла за пирогом, — пожала плечами Виктория. — А получила вот это чудо. И, если честно… я не жалею.

Мартин сиял. Он драматично положил руку на сердце:

— И вот тогда мы поняли — это была судьба. Правда, милая?

— Абсолютно, — улыбнулась Виктория, облокачиваясь на его плечо.

Она повернулась к Эрике:

— Кстати, Эрика, я ваша большая фанатка.

Обожаю канал. Мистика, приключения, всё это неизведанное… вы делаете потрясающий контент.

— Спасибо, Виктория, — ответила Эрика тепло. — Очень приятно это слышать.

Она на секунду задержала взгляд на девушке, потом добавила:

— И вообще… ты классная. Искренняя, сильная. Я правда рада, что вы с Мартином вместе — Она повернулась к Каю, чуть улыбнувшись — Да, Кай?

В ответ — тишина.

Кай сидел под деревом, сложив руки на животе, и тихо сопел.

— Ну вот, снова уснул, — пробормотала Эрика, покачав головой.

С тех пор как они стали жить вместе, она всё чаще замечала, что Кай часто спит. Много. Глубоко. Везде.

Однажды, лёжа в его объятиях, она даже пошутила:

— Ты как кот.

— Почему? — спросил он, улыбаясь.

— Ну как… много спишь, много ешь. И ласковый.

Сейчас, глядя на него — под деревом, с мягким лицом и чуть приоткрытым ртом — ей вдруг вспомнилось то самое утро в колледже…

Во дворе был апрель, как сейчас.

Кампус ещё не проснулся, и солнце только начинало выбираться из-за крыши.

Эрика шла мимо липовой аллеи, когда заметила его — Кай спал прямо под деревом, раскинув руки, уткнувшись щекой в куртку.

Был в наушниках. Лёгкая футболка, тень от ветвей скользила по его коже.

Она подошла тихо, присела на корточки рядом.

И просто смотрела.

Он казался каким-то… вне времени.

Таким красивым, что хотелось потрогать, но нельзя.

В глазах был страх и восторг.

И вдруг Кай, не открывая глаз, прошептал:

— Привет, малыш.

Она вздрогнула. А он, уже глядя на неё, чуть улыбнулся.

— Налюбовалась?

Сейчас было почти так же.

Она сидела рядом, вытянув ноги в терракотовой юбке, и любовалась — наяву.

Кай открыл глаза. Точно так же. И сказал:

— Привет, малыш. …налюбовалась?

— Эй! — Эрика хлопнула его по коленке. — Чего поглядываешь?

— А ты сама подсматриваешь, — усмехнулся он, потянулся, обнял её за плечи и подтянул к себе.

Она устроила голову у него на плече. Они молчали.

Впереди Мартин и Виктория сидели вплотную, кормили друг друга сэндвичами, переглядывались, улыбались, ворковали.

— Кажется, мы тут лишние, — заметил Кай.

— Согласна, — зевнула Эрика.

Она поднялась, отряхнула юбку, потянулась.

— Ребят, мы поедем. Уже пора.

— Удачи! — прокричал Мартин, не отрываясь от Виктории.

Кай взял её за руку, и они пошли к машине.

Воздух пах солнцем. Всё было так просто. И так правильно.

Дома было тихо.

Кай включил сериал — что-то лёгкое, с красивой картинкой и без особого смысла.

Они устроились на диване: он сидел, полулёжа, Эрика устроилась между его ног, опираясь спиной на его грудь. Одна его рука обнимала её за талию, другая играла с прядями её волос.

На экране герои что-то обсуждали — какие-то чужие драмы, чужие перипетии.

Но в комнате царил покой. Настоящий.

Эрика глянула в сторону экрана, но не видела его.

Она чувствовала, как Кай дышит.

Как его пальцы в волосах делают мелкие круги.

Как он рядом. Здесь. Сейчас.

— Знаешь, — тихо начала она. — Я сегодня поняла кое-что.

— Ммм? — отозвался он, не переставая гладить.

— Я смотрела на Мартина. Точнее — на то, как он смотрит на Викторию.

И в этот момент… я как будто увидела себя.

Точнее,

себя в прошлом

.

Ту, что впервые смотрела на тебя — в колледже, под деревом.

Я тогда не знала, как это называется. Но знала, что это важно.

Кай не ответил. Он слушал.

— Это чувство — когда ты видишь человека и понимаешь, что он может стать твоим домом.

Без гарантии, без обещаний. Просто

ощущение, что ты можешь в нём остаться

. Если он позволит.

Он обнял её чуть крепче.

— А теперь я смотрю на нас… — продолжила она. — И понимаю, что за все эти годы…

Я не спрашивала себя, каково тебе — быть этим домом. Не выгораешь ли ты от моих тревог, от моих поисков, от моего...

огня в заднице

, как Мартин говорит.

Кай усмехнулся, тихо.

— Иногда подгорает. Но в целом — ты уютная пожарища.

— Я серьёзно, — мягко сказала она.

Он кивнул, поцеловал её в висок.

— И я не шучу, Эри. Иногда мне действительно сложно. Иногда мне хочется… уйти в себя и не возвращаться.

Она замерла, не перебивая.

— Но я остаюсь. Не потому что должен.

А потому что

хочу

быть рядом. Даже когда тяжело.

— Почему? — спросила она тихо.

Он на секунду отвёл взгляд.

— Потому что я знаю, каково это — быть один на один с тьмой. Когда никто не ловит. Когда ты сам себе якорь. И если ты умеешь держать чью-то боль рядом — не спасать, не разбирать, просто выдерживать — ты становишься крепче. Ты помогла мне не исчезнуть. И если всё, что тебе нужно — это чтобы я держал тебя за руки…

Я держу.

Эрика медленно повернулась к нему, глядя в глаза.

— А тебе что нужно, Кай?

Он не ответил сразу.

Просто смотрел на неё долго. И по-настоящему.

— Мне нужно, чтобы ты не пыталась быть идеальной. Чтобы ты была — такая, как есть. Со своими страхами, паранойей, этой твоей одержимостью истиной. С бешеным ритмом, с обрывками мыслей, с твоим вечным "а что, если". Ты думаешь, я всё это терплю — Он качнул головой — А я этим живу, Эри.

Она дотронулась до его щеки.

Никаких слёз. Только спокойствие.

И в этом было больше любви, чем в любой клятве.

…

Кай и Эрика решили наведаться в квартиру — просто проверить, как там дела.

Но Мартин, конечно, не мог упустить шанс. Он был бодрый, с камерой, и сиял от счастья.

С Викторией у него кипел бурный роман, да ещё и в квартире Эрики контент рождался сам по себе.

После долгих уговоров она всё-таки позволила ему снимать и выкладывать. Кай поехал, но категорически отказался попадать в кадр, объяснив это серьёзно:

— Я слишком важная персона для вашего Ютуба.

Они поднялись. Эрика вставила ключ и приоткрыла дверь.

Кай заглянул внутрь и присвистнул.

— Что там? Что там?! — затараторил Мартин из-за его плеча.

— Тут… эээм… ну, новый подарок? — Кай вскинул бровь, приоткрывая дверь пошире.

— Отойди! — Мартин уже вбежал внутрь, размахивая камерой.

Съёмка дрожала, но картинка была абсолютно ясной: в центре гостиной возвышалась башня из стульев. Внизу стоял офисный — массивный, с колёсиками. На нём, слегка покачиваясь, — кухонный. А на самом верху, вопреки законам физики — ещё один кухонный, перевёрнутый сиденьем вверх. Вся конструкция была обмотана шпагатом, как будто кто-то пытался связать пирамиду для транспортировки на курьих лапках.

— АХАХАХА! — закричал Мартин. — ЭТО ЧТО?! Он что, пошёл по стопам Гауди?! Кай хихикал в сторонке.

Эрика обошла "шедевр", встала напротив и строго произнесла:

— Ну и что это?! Я спрашиваю, что это, блин, такое?!

Мало тебе ложек было?! Как это вообще держится?!

— Давай разберём, пока не рухнуло, — предложил Кай.

Мартин, тем временем, бродил по квартире, водя камерой как нюхач.

— Ребята! — крикнул он из спальни. — Сюда! Быстро!

Они поспешили.

На кровати в спальне лежал круг из шерсти — тонкой, чёрной, похожей на кошачью, только мельче и мягче.

Посередине — рисунок из сажи в форме сердечка.

Совершенно незатейливый, но обидно аккуратный.

— Эри, гляди! Он тебя любит! — театрально воскликнул Мартин. — И скучает, очевидно.

— Ага. И мебель переставляет, и пугает, и бутылками швыряется!

Паразит куриный…

Тук-тук.

Эрика вздрогнула.

В дверь кто-то стучал.

Она пошла открывать — и столкнулась лицом к лицу с миссис Лендред. Пожилая, массивная, будто собранная из матрасов, в сиреневом халате, с бигудями на голове и сигаретой, зажатой уголком рта. Из неё поднимался дым — как от проклятого комина.

— Да, миссис Лендред, здравствуйте, — начала Эрика вежливо.

— ХВАТИТ НОЧЬЮ ТОПАТЬ, — рявкнула та. — УЖЕ ДВЕ НОЧИ ПОДРЯД!

Звук как будто бегают… стадо петухов!!

Она зыркнула на Эрику с выражением "я знаю, что это ты", и, не дожидаясь ответа, развернулась и ушла, топая так, как будто пол виноват, что она существует.

Эрика, с круглыми глазами, закрыла дверь и вернулась к парням:

— Всё. Это чучело куриное теперь и соседей против меня настраивает! Топает по ночам. У всех призраки как призраки — детей воруют, из теликов вылазят, мёртвых будят… А у меня — архитектурно-романтичное недоумение на лапах!

Мартин не выдержал и согнулся от смеха:

— Ты не понимаешь, Эри! Это не призрак — это курлапач в кризисе самоидентификации!

Он уже прошёл стадию "дизайн", перешёл в "инсталляции", а теперь вот — "интимное искусство из шерсти и сажи"!

Кай, покачивая головой, заметил:

— Ну, недоумение-то недоумением… Но что с ним делать?

Мартин выпрямился, будто озарённый:

— Это же очевидно! Церковь!

— Мартин, какая нафиг церковь?! — Эрика закатила глаза. — И что они сделают, а?

— Ну как что?! Экзорциста вызовешь, святой водичкой стены попрыскаешь…

— Ага, конечно. Прям свечку зажгу — и оно убежит к соседям, как тараканы!

— Эрика, мы с тобой вечно догоняем призраков, а не выгоняем их. Я вообще не знаю, как это работает!

— Ты так говоришь, будто знаешь, — фыркнула она. — Вот поэтому мы никогда ничего не решаем, только спорим!

Она повернулась к Каю:

— Кай, ты как думаешь?

Он пожал плечами, не спеша:

— Ну... церковь — так церковь. Хотя, зная, кто там работает, не уверен, что это поможет. Но с чего-то же надо начинать.

С церковью и изгнанием призрака решили не торопиться.

Во-первых, Эрике нравилось жить у Кая.

С ним было спокойно, тепло. Их жизнь складывалась в удивительно гармоничную схему: вместе, когда хочется — и по разным комнатам, когда нужно пространство.

Эрика перевезла своё оборудование, заняла часть кабинета, научилась не пить его редкий кофе и только изредка просить "а можно я в твоём худи?" — просто потому что в нём было уютнее монтировать.

Канал продолжал расти.

Видео с курлапачем набирали просмотры — и комментарии, конечно, тоже.

Кто-то писал, что это "чистая прелесть", кто-то — что Эрику прокляли, и дух с лапками утащит её в своё демоническое гнездо.

Были и те, кто обвинял их с Мартином в лени и спецэффектах, мол, "да это у них постпродакшн прямо в гостиной".

Эрике было всё равно.

Активность росла, подписчики прибавлялись, деньги — текли.

Тем более на носу была главная поездка — в Нью-Йорк, в Совет Искусств и Исторических Изображений при Нью-Йоркской Коллегии, к мистеру Оливеру Грейстоуну. И к нему. К Мужчине в красном.

Эрика всё больше верила: это она раскроет эту сенсацию. Это её голос расскажет миру, что скрывается за этой легендой.

…

В день отъезда она поехала в квартиру одна.

Кай был загружен по работе, а Эрика уже почти перестала бояться тени на потолке.

Да и курлапач, кажется, взял отпуск.

Открыв дверь, она громко, почти театрально заявила:

— Так. Я пришла за вещами. Сейчас всё быстро соберу и поеду. Пока я тут — не шали! Никаких скрипов, хлопков, ползущих теней! Если хоть один ящик дернется — я

прочту на тебя мантру, понял?!

Тишина.

— Вот и славно, — пробормотала Эрика, проходя в спальню.

Она принялась собирать вещи. Всё шло по плану.

Одежда, техника, пара блокнотов.

У корзины для стирки она остановилась.

— Надо бы всё это постирать у Кая…

Тут взгляд зацепился за старое худи.

Его худи. Тёмно-серое, мягкое. Он дал его ей в тот вечер, когда они гуляли после его возвращения.

Она машинально сложила его. Засунула руки в карманы — по старой привычке.

Эта привычка родилась, когда она однажды постирала в кармане паспорт, водительские права и пятьсот долларов. С тех пор — всегда проверять.

В одном из карманов было что-то плотное и свернутое.

Билет.

Эрика уже хотела выкинуть — мало ли, может старый.

Но взгляд зацепился. Слова будто мигнули.

TPE → IST Тайбэй — Стамбул. Дата — чуть больше месяца назад.

Она замерла.

Внутри — лёгкий, едва уловимый толчок.

Как будто мир слегка повернулся не той стороной.

Глава 22. И всё сходится

Эрика нахмурилась, уставившись на билет.

Тайбэй — Стамбул.

Кай был в Тайване?

Зачем?

Она резко вытащила телефон, разблокировала его с привычной резкостью и пролистала переписку с Мартином.

Там была статья. Та самая — про убийства.

Она нашла её быстро. Дата убийства. Остановилась. Время преступления — до вылета Кая.

Эрика встала как вкопанная.

Он был там. Он был там в это время.

Секунды шли. Она не дышала.

А потом — сорвалась. Подбежала к ноутбуку, включила, открыла облако, вбила поисковой тег.

— Чёрт… чёрт… где оно… — бормотала она, листая десятки файлов. — Вот! — вскинулась она. — Хорошо, что ты не удалил, Мартин…

На экране загрузилось видео. Сцена из пещеры. Мартин в слоумо показывает, как у Кая вспыхивают жёлтые глаза, когда на него попадает свет.

Эрика нажала "пауза", отмотала, запустила снова. Смотрела в упор. Заново. Снова пауза.

И вот — момент до вспышки света. Его лицо. Его глаза. Она сделала скриншот. Открыла его в фотошопе. Задрала экспозицию, высветлила тени, подчистила контраст.

И застыла.

Глаза были жёлтыми уже до света. Свет просто сделал их видимыми.

Она откинулась на спинку стула. Сердце билось в горле. Голова гудела.

Кай. Тайвань. Пещера. Свет. Глаза. Убийство.

Глаза.

Эрику вдруг осенило. В тот миг. Тот самый миг, десять лет назад. Когда всё началось. Когда она лежала под телами друзей, истекающими кровью, и смотрела в стены домика, заливающиеся тенями.

И мельком — она видела это. Эти глаза. Яркие. Горящие. Звериные. Сквозь страх. Сквозь шок.

— ЁБ ТВОЮ ЖЕ МАТЬ, — выдохнула она почти беззвучно.

“Быть того не может…

Сердце било тревогу внутри груди.

Нет. Это просто совпадение. Просто...

Нет. Это страшно. Это слишком страшно.”

Эрика судорожно дособирала чемодан, бросая вещи почти вслепую. Заказала такси. Села в него, всё ещё дрожа.

Смотрела в окно, обхватив себя руками. “

Я поговорю с ним. Сегодня. Спокойно. Он должен что-то сказать. Объяснить. Он же… Кай.”

Кай открыл ей дверь как обычно — спокойно, с мягкой улыбкой. Но она не поцеловала его. Не разулась. Просто прошла мимо, сжимающая рюкзак как оружие.

В гостиной она с шумом бросила сумку на диван, достала ноутбук и какой-то бумажный билет.

Пальцы дрожали, но двигались быстро, резко.

Кай зашёл вслед, медленно, чуть насторожившись.

— Эри?..

— Смотри, — перебила она, даже не глядя на него. — Это билет. Тайвань — Стамбул.

Он был в твоём худи. Я нашла его сегодня. Почему я вообще нахожу это случайно? Почему я узнаю, что ты был в Тайване, не от тебя, а от бумаги?!

Она бросила билет на стол, как улику. Начала судорожно щёлкать по тачпаду.

— Вот статья. — Голос дрожал. — Дата убийства. До твоего рейса. Ты был там, Кай. В это время.

Он подошёл ближе. Осторожно.

— Эрика, я… Да. Это мой билет. Я летел из Шри-Ланки. Хотел улететь быстрее — начинался сезон муссонов, не хотелось застревать. Прямых рейсов не было. Я купил с пересадкой в Тайбэе. Там просто пересидел — десять часов. Всё.

— Тогда почему ты вообще ничего не сказал, когда я рассказывала тебе про убийства?!

— Потому что… — он вздохнул. — Потому что я не придал этому значения. Эри, я не знал, что ты начнёшь всё это…

— Всё это?! — резко перебила она. — Это ты назвал

«всё это»

?! Ты даже не моргнул, когда услышал, как кого-то разорвали на куски!

Пальцы Эрики метались — по клавишам, по столу, по билету.

Голос срывался в быструю сбивчивую тараторку:

— И это не всё. Я вспомнила.Я…

Она щёлкнула по папке, раскрыла окно видео.

— Смотри. Пещера. Слоумо. Твои глаза. Свет ещё не попал в них, а они уже горят.

Он посмотрел. Наклонился ближе к экрану. Замер.

— Эри… — сказал он, — ты же знаешь, что техника может врать. Цветовой шум, засветка, монтаж. Это Мартин. Его "слоумо", его обработка. Глаза не светятся. Это просто свет.

— Тогда… — она замерла, потом продолжила. — Тогда почему я их помню?

Он напрягся. Выпрямился.

— В ту ночь. В доме. Когда всё случилось. Когда я лежала под мёртвыми телами. Я видела их, Кай. Эти глаза. Яркие. Горящие. Жёлтые. Твои глаза.

Он выпрямился, лицо потемнело.

— Ты серьёзно сейчас? — сказал он тихо. Голос стал жестче. Спокойным — но ледяным — Ты хочешь сказать, что я… Что это я стоял там?

— Я не знаю! — выкрикнула она. — Я не знаю ничего! Но всё сходится! И мне страшно!

Он подошёл ближе. Смотрел прямо в её глаза.

— Камера может врать, Эри. Свет, баланс белого, монтаж. Это просто ошибка техники, пойми. Глаза не светятся. Я не демон. Я человек. И я никого не убивал.

Молчание. Плотное.

Он дышал тяжело. Она стояла, сжав ладони в кулаки, не зная — верить ли.

Он опустил голос:

— Скажи мне, Эри…

Какую роль, по-твоему, я играю во всём этом?

Она открыла рот — и не нашла слов.

Аргументы были железные. Логика — безупречна. Но ощущение… ощущение всё равно жгло изнутри.

Она кивнула. Развернулась. Ушла в кабинет, не закрыв за собой дверь.

Этой ночью они спали молча. Спинами друг к другу.

Её ладонь лежала на груди, будто она удерживала сердце внутри. Он лежал с открытыми глазами, глядя в темноту. И ни один из них не спросил:

а почему так

холодно, когда рядом — любимый?

Нью-Йорк. Вечер.

После всех разговоров, открытий и тяжёлого вечера Эрика всё же улетела в Нью-Йорк. Она сидела на подоконнике гостиничного номера. Город за окном горел огнями. Было странно — он жил своей жизнью, дышал, шумел… и не подозревал, что одна девушка в номере 807 пыталась разгадать, кого она поцеловала сегодня утром.

На столе лежал список.

1. Книга.

Он дал мне её в колледже перед вечеринкой. Без этой книги не было бы ритуала. Не было бы той ночи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

2. Дом.

Он вышел до начала бойни. Как? Почему он успел, а остальные — нет?

3. Тайвань.

Билет. Даты совпадают с убийствами. Слишком точное совпадение для случайности.

И слишком слабое объяснение.

4. Глаза.

В пещере — светились.

На видео — ещё до света.

И десять лет назад, в доме, когда я лежала под телами, я уже видела эти глаза.

Яркие. Жёлтые. Живые.

5. Сон.

Тот мужчина на троне. Сильный. Опасный. Древний.

Это был он. Я не могу не узнать Кая, даже если он в другой эпохе.

6. Выжившие.

Из всех тогда — остались только мы.

Он и я.

—

Если он чудовище… почему я жива?

— прошептала она.

И в голове возник только один человек, которому она могла это выговорить.

Она взяла телефон, прокрутила «Мартин ????», нажала вызов.

Тот ответил быстро:

—

ЭРИИИИИИИИИИ!!!

— протянул он, —

Боже, ну наконец-то!

— Привет, Марти, — Эрика выдохнула. — Мне нужно с тобой поговорить. Серьёзно.

— Опа. Только не говори, что ты беременна от курлапача.

— Нет. Хуже.

Он сразу притих.

— Говори.

Эрика встала, начала ходить по комнате. Голос у неё стал тише:

— Я… Я думаю, что Кай может быть связан с теми убийствами.

— С какими?

— В Тайване. И с тем, что было десять лет назад.

Тишина. Мартин не шутил. Он знал, что если Эрика говорит такое — это серьёзно.

— Объясни, — попросил он.

— Помнишь я рассказывала тебе про ту книгу, которую принесла тогда, на вечеринку?

— Про демонов? Ну да. Я ее читал - страшненькая такая.

— Её мне дал Кай.

— Чего?!

— Да. Он просто сказал: «Интересное чтиво». И я притащила. Я думала, это игра…

— Эри…

— Потом в ту ночь… мы с ним были вместе. Но он убежал. Он был возле шоссе, когда всех уже убили.

— Ты уверена?

— Он рассказывал мне в парке после встречи спустя 10 лет. Он добежал до шоссе . Живой. Чистый. Без ран.

— Подожди, подожди… ты хочешь сказать, что…

— А теперь Тайвань. Он летал туда. В то же время, когда случились точно такие же убийства. Он сказал — «пересадка». Но мне не верится. И ещё… в пещере. Помнишь его глаза?

— Да. Светились.

— Я проверила видео. Они светились до того, как ты включил свет.

И я… я помню эти глаза. В том доме. Когда я лежала под телами.

Опять пауза. Мартин молчал.

— Солнце… это… это сильно. Ты хочешь, чтобы я…?

— Помоги мне, Марти. Ты умеешь искать. Я знаю. Посмотри, были ли ещё убийства по похожему сценарию. С оторванными сердцами. И… жёлтыми глазами. Может быть, в мифах, в криминальных хрониках. В фольклоре. Пожалуйста.

— Конечно. Уже ищу. Прямо сейчас.

— Спасибо… Она села на кровать. Повисла тишина. Та, что бывает между самыми близкими. Когда слова — не главное.

Мартин первым нарушил:

— А ты его любишь?

Эрика вздохнула.

— Да. Наверное. Или уже не знаю.

— Страшно?

— Ужасно. Я сплю с мужчиной, которого, возможно, видела над телами своих друзей. Но он заботливый. Он добрый. Он… он держит меня, когда я разваливаюсь. Иногда я думаю, что если он и чудовище… то моё.

Мартин мягко усмехнулся.

— Ну, знаешь. У меня есть теория. Все чудовища — либо по любви, либо от одиночества.

— А ты сам как? С Викторией?

— Знаешь… — его голос стал тише. — Я смотрю на неё — и впервые в жизни хочу остаться. Не убежать. Не уехать. Не "пока-пока, мне нужно в джунгли снимать ведьм". Я просто хочу… утро с ней. И кофе. Без шумов.

— Ты влюблён.

— По уши, — с лёгкой хрипотцой сказал Мартин. И если ты думаешь, что теперь я отдаляюсь — не дождёшься, Эри. Ты мой человек. Навсегда. Лапы, мистика, демоны в шкафу — пофиг. Если этот белобрысый хоть раз сделает тебе больно — я найду, как на него ритуал наслать. Серьёзно. У меня теперь Виктория — а у тебя всегда буду я. За спиной. С камерой. И битой, если понадобится.

Эрика хмыкнула, но в глазах блестело.

— Спасибо, Марти.

— Я с тобой. И не важно, кто он. Я помогу тебе это узнать.

Эрика выключила звонок, встала. Подошла к окну. Нью-Йорк светился. Внизу проносились такси. Но ей казалось, что в темноте,

между фонарей

, кто-то смотрит. Не с улицы. Не из города. А из глубины прошлого. Или из самого Кая.

Кто ты, Кай?..

…

Ровно в 10 утра Эрика стояла у подножия большого здания Совета Искусств и Исторических Изображений при Нью-Йоркской Коллегии. Оно было построено в стиле ар-деко с элементами неоклассики: фасад из светлого камня, высокие арочные окна, массивные бронзовые двери с чеканкой в виде античных сцен. Над входом — витраж с гербом Коллегии: глаз в треугольнике, охваченный виноградной лозой.

У дверей её уже ждал мистер Оливер Грейстоун. Высокий, худой, в безупречном костюме цвета чёрного чая. На носу — круглые очки в золотой оправе, волосы серебристые, гладко зачёсаны назад. Взгляд — живой, внимательный, ироничный. Он мягко взял Эрику за руку и поцеловал её:

— Очень рад видеть вас, мисс Конвруд. Смею заметить, что восхищён вашими творениями. В вашем творчестве я скорее вижу не столько мистический и приключенческий подтекст, сколько любопытство души и пытливость ума. Воистину — искреннее наслаждение! Вы молоды и гениальны, душа моя.

Он говорил, пока вёл её по широкой лестнице, устланной ковром с золотыми узорами. Эрика, покраснев, пробормотала «спасибо» и немного засмущалась от столь бурного комплимента пожилого джентльмена.

Кабинет мистера Грейстоуна был просторным, с высокими потолками, книжными шкафами до самого верха и большим столом у окна. В центре — стеклянный стол с подсветкой снизу. Под стеклом — экспонаты: рисунки, фрагменты манускриптов, изображения, редкие фотографии.

— Позвольте показать вам то, ради чего вы сюда приехали, — с улыбкой сказал мистер Грейстоун и начал выкладывать на стол изображения.

Первой была реплика портрета XV века. Мужчина в красном. Красный кафтан, кружевное жабо, чёрный парик… а может, это были волосы. Лицо тонкое, почти андрогинное. Губы сжаты. Глаза узкие, как у хищника.

Затем — гравюра XVIII века. Тонкая работа. Мужчина в красном изображён в сцене охоты, с алым шарфом, развевающимся на ветру. Мистер Грейстоун рассказал, что её нашли в доме старого коллекционера в Бордо — вместе с дневником, где говорилось о встрече с "неумирающим чужаком".

Потом — редкая литография из Германии, XIX век. Мрачный городской пейзаж, человек в красном стоит на фоне горящего дома. Местная легенда гласила: незадолго до пожара незнакомец в красном появился в городе и пропал в ту же ночь.

— И, наконец, — мистер Грейстоун аккуратно достал большую копию фото времён Первой Мировой войны. — Это моё любимое.

На снимке — группа солдат. Германия. Все в одинаковой форме, на головах — фуражки, каски, кепи. Камерная композиция, выстроенная и чёткая. Лица суровые, будто не надеются вернуться домой.

— Можно? — тихо спросила Эрика.

— Конечно, — кивнул он, отойдя в сторону.

Эрика наклонилась. Глазами — по рядам, по лицам. И вдруг замерла.

В углу, в полутени, стоял “мужчина в красном”. Длинный плащ, высокие сапоги, надменный профиль — он выделялся, но не приковывал внимание сразу. Он был как знак, как предупреждение. Но не он заставил Эрику сжаться изнутри.

Чуть правее, среди обычных солдат, без головного убора, стоял другой. Белые волосы. Сильные скулы. Прищур. Сжатые губы — так, как она видела тысячи раз. Лицо. До боли знакомое.

Пальцы Эрики побелели. Руки задрожали. Она прошептала:

— Какого хрена… Извините, мистер Грейстоун, — хихикнула она нервно. — Просто… это всё очень мистически.

— Ничего-ничего. Я сам выражал свои эмоции, когда впервые исследовал этот феномен.

— А вы не знаете… можно ли как-то узнать, кто эти люди? На фотографии?

— Душа моя, задачка с галочкой. Большинство архивов исчезло во время войны. Картотеки тонкие, списки не точные. Боюсь, что нет.

Он задумался, затем его глаза вспыхнули:

— Но я знаю, кто может вам помочь! В Бруклине живёт моя старая знакомая — миссис Элспет Ларден. Она — внучка вот этого господина, — он ткнул пальцем в одного из солдат на фото. — Думаю, она сможет рассказать вам кое-что обо всех участниках фотографии.

Он протянул Эрике записку:

Миссис Элспет Ларден Уайс-авеню, дом 127, Бруклин, Нью-Йорк, 11249

. Эрика быстро сделала фотографию фото на смартфон и засобиралась к выходу.

— Спасибо! Спасибо, мистер Грейстоун, вы не представляете, как вы меня выручили!

— Конечно, конечно! Я, собственно, надеялся, что вы будете снимать…

Но Эрика уже мчалась к выходу, на ходу шепча благодарности. Через минуту она уже ловила такси и диктовала водителю адрес с визитки, чувствуя, как в груди бьётся сердце — быстро, громко, настойчиво.

Уже в такси до Эрики вдруг дошло:

Надо было позвонить.

А вдруг миссис Элспет не дома? Вдруг она уехала, заболела, отдыхает на побережье, а Эрика зря мчится через полгорода, подхватывая след?

Но адреналин и азарт поисков толкали вперёд. Она не могла остановиться.

Дом нашёлся легко. Небольшой, старинный, с аккуратным газоном и кустиками можжевельника вдоль дорожки. Круглое крыльцо, латунная ручка, белая дверь. Всё как в фильме, где старые тайны хранятся в альбомах и духах розового масла.

Она постучала.

За дверью послышалось бодрое:

— ИДУ!

Эрика выпрямилась. Через мгновение дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина лет восьмидесяти, с прямой спиной, благородным профилем и проницательными глазами.

На ней было светло-серое платье с мелким узором, жемчужные клипсы и тонкий, почти невидимый платок на плечах. Волосы — серебристые, собраны в аккуратный пучок. От неё пахло чем-то тонким: жасмином, пудрой и временем.

— Миссис Элспет Ларден? Я Эрика Конвруд. Мистер Грейстоун… он дал мне ваш адрес.

— О, я знаю, милочка, — с лёгкой улыбкой кивнула женщина. — Он уже звонил. Заходите. Чай будете?

— Не откажусь.

Внутри дом оказался

безупречно красивым.

Высокие потолки, витражи, деревянные панели, старинные абажуры и картины в золочёных рамах. Всё здесь дышало вкусом и историей.

Гостиная была залита мягким светом из широких окон. Эрика села в кресло с голубой шёлковой обивкой и почти сразу почувствовала, как напряжение начинает таять.

Кай на фото времён Первой мировой? Что ж… После всего — она ничему не удивится.

Через пару минут миссис Элспет вернулась — с подносом.

На нём: фарфоровый чайник, молочник, сахарница, чашки на тонких ножках и рассыпчатое печенье.

— Угощайтесь, милочка. А я пока поищу фотографии, — сказала она, оставив поднос и скрывшись в другой комнате.

Эрика налила чай, добавила молоко. Сделала глоток. Снаружи гудел город, а здесь… было тихо. Словно время остановилось.

Вскоре миссис Элспет вернулась. В руках у неё была поношенная картонная коробка, перевязанная лентой.

— Идёмте, — пригласила она на диван. — Тут всё, что уцелело.

Они уселись рядом, и женщина начала показывать фото.

— Вот, это мой дед — Гарольд Ларден. Он служил в Германии во время Первой мировой. Был в разведке, потом в инженерных войсках. Вернулся живым — одним из немногих, кому повезло. Мы с мамой жили у него в доме уже во время Второй мировой, в Америке. Ох, сколько он всего рассказывал…

Она рассказывала, листая фотографии.

— Вот здесь они строили временные укрепления. А тут — снимок у полевой кухни. Дед всегда смеялся: "Если бы не еда — мы бы не выжили, а если бы не шутки — давно бы сошли с ума". Говорил, что в какой-то момент они уже не верили в конец войны, просто шли и делали своё дело.

Эрика слушала внимательно. Потом, немного колеблясь, достала телефон.

— У вас нет… вот этой фотографии? — она показала снимок, что видела в Совете.

— О, как же нет, есть! Конечно, — воскликнула миссис Ларден, порывшись в коробке.

— Это мне сам мистер Грейстоун подарил! Сделал копию, вручил — ой, какой он был тогда забавный, волновался, как мальчишка. Сказал, что это "артефакт времени".

Эрика улыбнулась.

— А ваш дедушка… рассказывал что-нибудь о сослуживцах? Может, упоминал… кого-то особенного?

— Конечно.

— Он часто говорил о некоторых бойцах. Особенно о тех, кто был не как все.

И сейчас я расскажу вам одну такую историю, милая… — и её голос стал чуть тише.

Миссис Элспет Ларден устроилась в кресле и начала говорить, не торопясь, с мягкими интонациями:

— Мой дедушка... Он уже под самый конец жизни рассказал мне эту историю.

Они были под Вальдорфом — это маленькая деревушка в Эльзасе, совсем у линии фронта. Шли измотанные. Несколько дней — по лесам, без еды, без сна.

Дед говорил:

“Животы сводило, а в лесах не было ни белки, ни зайца. Только коренья, только страх.”

И вот… они нашли избушку.

Свет внутри. Смех. Запах жареного мяса — густой, до головокружения.

Их было четверо: дед, двое сослуживцев... и тот самый мужчина.

—

Вот этот,

— Элспет кивнула на фотографию мужчины в красном — А врагов внутри, по голосам, было в разы больше. Они не пошли. Решили обойти. И тут он — этот мужчина— сказал:

“Ждите.”

И пошёл в дом один.

Миссис Элспет вздохнула.

— Дедушка рассказывал, что слышал многое на войне… Но таких криков не слышал никогда. Не человеческие. Ни боли, ни страха — будто кто-то рвал само пространство. Через несколько минут он вышел. Сказал:

“Можно.”

Они зашли. В доме — не было тел. Только кровь. На стенах. На потолке. В щелях —

“Мы бы и рады ужаснуться,”

— говорил дед, —

“но ноги гудели, руки тряслись, мы были сырыми тряпками. И там был огонь. И еда. И мясо...”

Она замолчала. Потом добавила:

— Вот такая история, милочка. Говорил — на войне не выбирают, кто тебя кормит.

Эрика проглотила ком в горле. Потом, нерешительно:

— А… об этом он ничего не говорил? — она показала на фотографию. На Кая.

Миссис Элспет прищурилась.

— Нет… не помню рассказов о нём. Но… лицо знакомое.

Она достала из коробки ещё одно фото.

На нём — её дед. И рядом — Кай. Форма. Длинные собранные волосы. Лёгкая ухмылка. Те самые скулы.

Эрика побледнела.

— Спасибо. Огромное спасибо, миссис Ларден. Вы очень мне помогли.

— Да ну что вы, душа моя! Нам, старикам, радость, когда кто-то помнит.

Приезжайте ещё. Я много чего знаю. Ох, и много.

— Обязательно. Счастливо!

…

Вечер. Нью-Йорк.

После плотного обеда и беготни по делам Эрика решила просто идти.

Город манил. Вечерний Нью-Йорк был — как и всегда — театром света, бетона и звуков.

Внизу — запах уличной еды, пар от люков, ритм каблуков по асфальту. Наверху — стекло и бетон, подсвеченные рекламой.И между ними — она.

Эрика любила контрасты. То, как роскошные небоскрёбы соседствовали с облупленными кирпичными зданиями, облитые граффити. То, как в витрине бутика отражалась пиццерия на углу. То, как здесь можно было быть кем угодно — и всё равно остаться собой.

Но её душа… Была в Сиэтле. С Каем.

— Вот теперь ты не отвертишься

…

— прошептала она в воздух.

Холод пробежал по коже. Пиджак уже не грел. Она заторопилась — даже ужинать расхотелось. Что-то подбиралось — тревога, тоска… или всё вместе. Она свернула в переулок, чтобы свериться с картой.

Экран ярко светился в темноте. Эрика искала отель.

И вдруг —

Чья-то рука. Сзади.

Хватка. Резкая. Она хотела обернуться — врезать. Закричать.

Но…

укол в шею.

Мир исчез.

Глава 23. Проклятые.

Эрика очнулась рывком.

В голове пульсировало, тело казалось ватным, в глазах — плотный туман. Тошнота подступала к горлу, мышцы отказывались слушаться. Её ладони были липкими, губы — пересохшими.

Где она? Голоса.

— Ты же сказал, она только на время вырубится!

— Да! А сколько ты ей вколол?

— Всё, что ты дал!

— Чёрт… ну, значит, скоро очнётся. Надо снимать…

Эрика почувствовала, как что-то холодное и металлическое шарит у неё в районе ключиц. Она моргнула, глотнула слюну. Попробовала дотянуться рукой — но не смогла. Связаны. Обе. За спиной.

Ноги — тоже. Она проверила. Сидит. На стуле.

Место было… заброшенное. Сырой подвал или промзона. Пахло пылью, гнилью и чем-то старым, как будто здесь сто лет никто не дышал. Рядом стояли строительные балки, на стенах — облезшие плакаты с надписями наполовину на английском, наполовину на китайском. Пахло бетоном и чем-то острым, как формалин.

Эрика подняла голову.

Два мужика. Один — пониже, в каких-то обносках, с грязными смоляными волосами и небритым лицом. Другой — высокий, худой, с потрёпанным плащом, в рваных кроссовках… и с лицом, до боли знакомым.

Мужчина в красном.

Её дыхание сбилось.

Они держались от неё на расстоянии. Прямо — вытянутая палка, которой тот, что пониже, пытался подцепить кулон Бабы у неё на груди.

Но не мог. Он шипел сквозь зубы, нервно ковыряя, но не касаясь.

Эрика поняла:

кулон мешает

. Он защищает.

Что ж. Ситуация ясна. Время играть.

— Вы кто?! — спросила она резко, голос сорвался, но прозвучал твёрдо.

— Заткнись, девка, — прошипел "в красном".

— Я задала вопрос! — повысила она голос. Стул скрипнул, когда она резко дёрнулась вперёд. — Вы кто такие, мать вашу?!

Мужик с палкой — Чен, как стало ясно — отскочил, спрятал палку за спину.

— Вил… — пробормотал он. — Может, ну её? Она какая-то неадекватная…

— В смысле “ну её”?! — Вил вскипел. — Мы либо договариваемся, либо сожрём её! Надо только снять кулон!

— Эй! — крикнула Эрика. — Что тебе нужно? Если хочешь говорить — говори. Я слушаю.

Она сама удивлялась своей смелости. Курицу-призрака боялась, а тут — два мужика, один явно нелюдь… и не дрожит.

Они переглянулись. Вил молчал, челюстью двигал. А Чен, мяво, начал:

— Слушай… ты зашла слишком далеко. Ну правда. Надо остановить.

— Что остановить? — перебила Эрика.

— …Расследование, — выдавил он. И кивнул на Вила.

Эрика замерла. А потом поняла.

Мужчина в красном

. Они о нём.

— Хорошо, — сказала быстро. — Я не буду ничего публиковать. Согласна. Теперь отпустите меня.

Чен шагнул к ней — уже развязывать. Но Вил остановил его.

— Стой. Ты не с тем связалась, девка. Тебе либо бежать, либо дохнуть.

— Ты о себе, что ли? — усмехнулась Эрика. — Я вас не боюсь. Вы меня и тронуть-то не можете. Хотя вот странно — как вы меня тогда связали?

Она прищурилась. И заметила, как Чен прячет пальцы в рукава. Пальцы… обгоревшие. Почерневшие.

— Ага. Поняла. Пожертвовали пальцами ради простой просьбы. Вы два идиота? Или два самоубийцы?

Она уже смеялась. Нервы играли. Адреналин шёл в кровь, и голос звучал уверенно.

— Кстати, Вил… Ты помнишь, с кем служил в Первую мировую?

Он не ответил.

— Я про блондина. Кая. Красивый, высокий, с хвостом. Помнишь?

У Чена перехватило дыхание. Он начал пятиться назад.

— Чен… ты чего? — хмыкнула Эрика. — Вы знаете, кто он?

— Мы о нём не говорим, — резко оборвал Вил.

— А я хочу знать, — спокойно сказала Эрика. — Расскажете — и я

ничего

не выложу. Ни фото, ни видео, ни записи. Сделка?

— Да ты охренела! — рявкнул Вил. Лицо его стало вытягиваться.

И всё пошло, как в замедленном кадре.

Глаза — ввалились, белки окрасились красным.

Кожа — пошла пятнами, рот растягивался, зубы — серые, длинные, кривые, как иглы. Пальцы — вытянулись, ногти потемнели и превратились в когти.

Ну всё,

— подумала Эрика. —

Доигралась.

Она зажмурилась.

И тут —

шипящий голос:

—

Убери.

Она открыла глаза.

Кай.

Он стоял в двух метрах. Спокойный. Ледяной. Глаза не моргали.

— Я сказал: убери, — повторил он, на этот раз громче.

Вил застыл. Потом резко сдулся — обратно в человека.

Кай шагнул к Эрике. Одним движением разорвал скотч на её запястьях и лодыжках. Подхватил, прижал.

— Ты в порядке? Они тронули тебя?

— Нет… нет, всё нормально. Всё хорошо.

— Точно?

— Да, Кай. Слава богу, ты здесь.

Он повернулся к мужчинам:

— Увижу вас ещё раз —

разорву

.

Затем взял Эрику за руку и повёл прочь.

Улица встретила их внезапным ветром.

Пахло мокрым асфальтом и чем-то чужим — как будто город больше не был тем же Нью-Йорком, каким казался пару часов назад. Кай шёл быстро, целеустремлённо, сжимая её руку чуть крепче, чем обычно.

Он не говорил ни слова.

И Эрика — тоже.

Она смотрела на его спину, на напряжённые плечи, на профиль, когда он поворачивал голову, проверяя улицы. В этом молчании не было злости. Только тяжесть. Как будто за ними закрылась дверь — и за ней осталась не просто опасность, а… что-то большее. То, что всё это время стояло в тени.

— Вот так всегда, — пробормотала она. — Сначала я нарываюсь. Потом ты выносишь меня откуда-то. Потом — молчишь.

Он посмотрел на неё. Взгляд был долгий. Уставший. Почти… нежный.

— Я не молчу, потому что не хочу говорить, — сказал он тихо. — Я просто…

Он не договорил.

Такси появилось как по заказу. Кай махнул, помог ей сесть. Всю дорогу до отеля он сидел рядом, положив руку ей на бедро, и пальцы его дрожали. Совсем чуть-чуть, но Эрика это почувствовала.

Он был рядом. Но будто весь — где-то в глубине себя.

Когда они вошли в номер, она не стала включать свет. Просто присела на край кровати. В носу пощипывало. То ли от страха, то ли от вымотанности, то ли от того, как он смотрел на неё всё это время — как будто прощался. Словами, которых не говорил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кай остался стоять у окна. Руки в карманах, спина прямая. Его волосы немного растрёпаны, ворот джемпера вытянут, как будто он сам не заметил, как сжал ткань. Он выглядел не как спаситель.

Он выглядел, как человек, у которого кончилось время.

— Эри, — произнёс он наконец.

Голос был тихим. Твёрдым.

— Мне надо тебе кое-что сказать.

Эрика затаила дыхание. Она знала. Сейчас. Вот сейчас — всё изменится.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил Кай, глядя на неё пристально. — Может, в больницу? Они ведь что-то тебе вкололи…

Эрика потрогала шею.

— Я в порядке.

— Я заметил укол… — тихо сказал он, всё ещё не поднимая взгляда.

— Ага. Понятно… — отозвалась Эрика рассеянно. Она смотрела на него. Видела, как он сел на пол у края кровати, положил ладони рядом с её ногами, опустил голову. Он выглядел… пустым.

— Кай… что ты хотел рассказать?

Он молчал.

— Кай? — она опустила ладонь ему на макушку. Тихо, но настойчиво. — Я видела тебя. На фотографии. С Первой мировой. Там был он. И ты. Твои волосы, лицо, глаза. Кто он? — её голос не дрожал. Она устала бояться. — И кто ты?

Кай глубоко вдохнул, закрыл глаза. Потом — медленно — заговорил.

— Эри… мы познакомились давно. Наверное, даже раньше Первой мировой.

Но я плохо это помню. — У меня вообще… странная штука с памятью. Всё, что дольше двадцати лет назад, будто стёрто. Остались обрывки: лица, имена, звуки… Места. Вильяма я помню по войне. Мы служили вместе. И тогда всё казалось… правильным. Быть на войне — для таких, как мы.

Он поднял глаза на неё. Они были уставшими.

— Он… не злой, Эри. Сложный. Но точно не хуже меня. — Просто… ты начала копаться. Слишком глубоко. И слишком точно. Он испугался. Для нас — это запрет. Светить лицо. Истории. Особенно сейчас… когда любой может распознать, и прошлое можно вытащить наружу к чертовой матери.

Он замолчал.

Эрика всё ещё смотрела на него. Не отводя глаз. Только теперь — с чем-то новым внутри.

—Для вас это для кого, Кай? Скажи, кто ты. Что ты.

Он кивнул. Легко, почти незаметно.

— Хорошо, — сказал он. — Сейчас я тебе всё расскажу.

Кай сидел на полу рядом с кроватью. Его локти были упёрты в край матраса, а руки — сцеплены. Он не смотрел на неё. Только говорил, тихо, ровно:

— Нас называют… проклятые. Мы не люди. Не демоны. Не твари. Мы — непонятно что.

Он горько усмехнулся. Даже не поднимая головы.

— Я живу давно, Эри. Очень. Даже сам не знаю, сколько. В голове — давно туман. Вроде бы были века… но сколько точно — не скажу.

Эрика сидела, не двигаясь. Лишь сжимала в руках одеяло — белое, чистое, безмятежное, будто не понимало, о чём идёт речь.

— Говорят, — продолжал он, — что мы те, кого когда-то прокляли. За что-то. Кто-то. Давным-давно. Не простил — и проклял. А теперь мы живём вечно. Без возможности умереть. И без шанса вспомнить, кто это сделал.

Он на секунду замолчал. Эрика, чуть дрогнув, тихо спросила:

— И… что будет, если тот кто проклял - простит?

Кай кивнул, будто сам себе:

— Не знаю. Может… снова станем людьми.

Она посмотрела на него. В глазах — страх, но не отвращение. Вопрос:

— А зубы? Когти? Это... второй облик?

Он, наконец, поднял взгляд. Усталый. Прямой.

— Да. Мы превращаемся, когда... голодны. Это и есть проклятье. Мы… всегда немного голодны. Кто-то — сильнее. Кто-то — слабее. Кому-то нужно каждый день. Мне… раз в десять лет достаточно.

— От чего это зависит? — спросила она.

— Считается, чем ты старше — тем проще. Тем сильнее. Я… уже очень стар. И очень силён.

Эрика судорожно сглотнула.

— Это был ты? — прошептала она. — В колледже… и в Тайване?

Он не стал отнекиваться.

— Да. Это был я.

Тишина. Медленно, вязко наступившая. Она смотрела в пол. Потом — тихо, почти беззвучно:

— Почему ты врал?

Он закрыл глаза на секунду. Сжал кулаки.

— Потому что… не хотел потерять тебя.

Эрика резко закрыла лицо руками. Потом ссутулилась, прижала колени к груди, склонила голову. Слёзы капали в тишину.

— Очень больно это слышать, Кай, — хрипло выдохнула она. — Очень. Ты убил… наших друзей. Наших...

— Я знаю. Малыш, я знаю… — он придвинулся ближе, но не прикоснулся. Только говорил. Быстро. Рвано. — Только они были твоими друзьями. Для меня… они были просто едой.

Она резко подняла голову.

— А я? Я тоже? Я еда?

Он качнул головой. Резко, будто отгоняя мысль.

— Нет! Нет, ты — нет… Чёрт… я не знаю, Эрика. Сейчас — точно нет. Боже, я люблю тебя.

Она смотрела прямо в него. В сжавшиеся плечи, в тонкую дрожь в пальцах.

— А тогда? В ту ночь?

Кай замер. Потом заговорил, словно с трудом:

— Я… не понимал, что со мной происходит. Я... не думал о тебе, как о еде. Я чувствовал что-то другое. Но не мог понять. И не хотел — потому что знал: всё закончится плохо.

Он провёл рукой по лицу. Лоб был влажным.

— Я чувствовал, что ты… другая. Как будто… знал тебя. Раньше. Я не хотел пугаться этих эмоций, потому что думал, что они убьют меня. Но не мог не идти за ними.

Он чуть приподнялся с пола, сел на колени, заглянул ей в глаза.

— Там, в домике… я не думал. Я… просто делал. А потом, когда узнал, что ты выжила… я был счастлив.

Она медленно поднялась, смотрела на него сверху вниз.

— Почему сердца?

Он выдохнул.

— У каждого — свои предпочтения. Кто-то берёт руки. Кто-то — кости. Я… беру сердца.

— Это ритуал?

— Нет. Просто… они дают больше. Сил. Жизни. Если не есть слишком долго — всё рушится. Может сорваться всё. Может быть… незапланированная жатва в центре города, — горько усмехнулся он. — И это… не хочется повторять.

Эрика села на кровать. Смотрела в одну точку.

— Ты не помнишь, сколько тебе лет?

— Нет. Память — это туман. Я помню последние десять лет. Ещё десяток — мутно. Дальше… пустота. Как будто читаешь чужую биографию. Иногда всплывают сцены, лица, имена… но кем я был — не знаю.

— Вас нельзя убить?

— Никак. Даже голову отрубали. Не мне, но я видел. Она осталась… живой. Жуть.

Она поморщилась.

— И… много вас?

Он пожал плечами:

— Не очень. Из стариков — я. И ещё один.

— А остальные?

— Не знаю. Говорят, кто-то растворяется. Исчезает. Как будто… всё. Истек срок. И ты — пар.

Она провела рукой по волосам.

— Кто-то… исцелился?

Он тихо кивнул.

— Кажется, да. Но… представь. Кто-то проклял тебя тысячу лет назад. Он умер. Переродился. Стал другим. Забыл. А потом должен вспомнить… и простить. Это почти невозможно.

И тут… Эрика выдохнула. В глазах мелькнуло пламя:

— Кай… я знаю, сколько тебе лет. Ну… наверное.

Он оторопел.

— Что? Как?

Она усмехнулась нервно, провела рукой по лбу.

— Странно звучит. Ну, как будто странно. А с другой стороны — ты же… ну… проклятый. Мне… снятся сны, Кай.

Он замер.

Свет от окна ложился на его волосы, подчеркивая белизну, как будто сам воздух боялся тронуть это молчание. Его руки лежали на коленях, пальцы сплелись — крепко, будто в них он пытался удержать себя.

Она посмотрела на него прямо.

— Слишком отчётливые, чтобы быть просто снами. И ты там. Ты всегда там.

Она сидела на кровати, всё ещё в пиджаке, не раздевалась. Кай мягко подсел рядом, чуть ближе, но не коснулся. Наклонился, чтобы лучше слышать. Она говорила тихо, почти шёпотом.

— Это не просто сны, Кай. Не те, что забываются утром. Это как… как воспоминания. Но не мои. И не твои. — Она сжала ладони. — Я чувствую запахи, тепло пола, вес ткани на коже. Пальцы… помнят. Твое тело рядом — в других одеждах, в другой жизни. Но я всё равно знаю, что это ты.

Она вдохнула.

— В одном сне я стояла перед тобой на коленях. В храме или пещере, я не знаю. Мы были… другие. Но я знала каждую точку на твоем теле, я помнила родинку на бедре, помнила, как ты гладишь мои волосы… будто мы уже были там. Ты был властный, но не грубый. А потом ты сказал: «Моя жрица». На языке, которого я не знала — но понимала.

Кай выдохнул — коротко, но с дрожью. Медленно поднял глаза.

— Я тоже… — прошептал он. — Помню ощущения. Не сцены. Не имена. А чувство. Странное — как будто я уже жил тысячу жизней. И Египет. И Междуречье. Я… я часто туда возвращаюсь мысленно. В воспоминаниях, которых у меня не должно быть. Всё родное. Камень, жара, запах трав… как дом, который ты когда-то потерял.

Кай на миг прикрыл глаза. Плечи его чуть опустились, будто что-то тяжёлое всё-таки решило сесть на них, не дожидаясь его согласия. Потом тихо заговорил:

— Один раз… мне снилось, что я стою на высоком балконе. Подо мной — река. Широкая, густая, как будто текла не водой, а чем-то живым. Внизу — лодки с воинами. На мне был льняной белый плащ, золотой ворот, и я… чувствовал, что я — не человек. Не совсем. Что-то вроде… жреца? Стража? Может, бога. Мне все кланялись. И я знал, что это неправда. Что я притворяюсь кем-то. Но уже не мог иначе.

Он отвёл взгляд. Щека дрогнула.

— Иногда мне кажется, что я оттуда. Не просто был там. А родился. Там, где ещё не было света по ночам. Там, где кровь пахла благовониями.

Он замолчал на мгновение. Его голос был глухой, будто в нём что-то гудело.

— Я помню стены. Из камня. Холодные на ощупь, даже когда вокруг жара. Там всегда пахло песком и медом. И телами. Мне снилось, как я сижу в зале, где кипит пир, как-то лениво, с усталостью, как будто ел это тысячу лет подряд. Вокруг женщины, мужчины, смех. Но я смотрел только на одну. Она стояла под балдахином. Была вся светилась. Глаза голубые. Волосы — светлые, тёплые, но в тени казались тёмными. Я знал, что это ты. Просто… ты.

Он повернул голову к Эрике.

— Это повторяется. По-разному. Но всё время. Всегда — ты. Всегда я. Всегда... что-то между нами, что никто не может объяснить.

Он поднял глаза. В них дрожала честность — та, которую не создают специально. Та, что живёт только в людях, которые больше не могут врать. Только дышать.

— Если это всё сон… я не хочу просыпаться.

Эрика смотрела на него внимательно. Потом, не отводя глаз, сказала тихо:

— Кай… так это был ты. На самом деле, Боже. Тебе не тысяча. Не две. Я думаю… тебе больше четырёх тысяч лет.

Он не ответил сразу.

Просто сидел.

Потом медленно опустил голову. И улыбнулся. Грустно.

— Может быть, — прошептал он. — Может быть, да.

Глава 24. Я бы всё равно выбрала тебя

Эрика продолжила, голос был тихим, как шорох ткани:

— Всё, что ты описал… я тоже видела. Невероятно. То, что мы связаны, — я знала. Это ощущается... между фразами. В каждом твоём взгляде, в моих пальцах, когда ты рядом. Но я никогда не думала, что это связь… такая старая. Такая древняя. Как будто мы с тобой — из пыли времён.

Кай молчал. Он не двигался. Только дыхание — чуть чаще, чуть глубже.

— Кай, — прошептала она, поднимая на него глаза. — А что, если… если это я тебя прокляла?

Он повернул голову к ней медленно. Лицо было будто высечено из мрамора. Только глаза — живые, уставшие.

— Ты?.. — он выдохнул. — Я не исключаю этого. Но одного предположения мало. Надо вспомнить. Надо понять… почему. И простить.

Он отвёл взгляд. Лицо его побледнело, черты стали острыми, как у того мужчины на старом фото.

— Эри… я боюсь, что не заслуживаю твоего прощения. И… тебя тоже. Я убийца. Я убил твоих друзей. Убил людей в Тайване. И ещё — чёрт знает сколько, где, когда. Я — чудовище.

Он опустил голову. Плечи чуть сгорбились. Он больше не смотрел на неё. И потому не видел, как она улыбнулась — мягко, без осуждения.

— Я знаю, — сказала она. — Как сказал бы Мартин… ты моё чудовище.

Кай вздрогнул. Он поднял взгляд, и в глазах мелькнуло что-то почти детское — испуг, благодарность, надежда. Она смотрела в сторону, вглубь комнаты, будто ища слова на стенах.

— Кай, мне нужно всё переварить. То, что ты сказал — это… это не просто. Это… много. Но мои чувства к тебе... они, кажется, не меняются. Они такие большие. Такие настоящие. Я не уверена, что смогу от тебя отказаться даже если бы захотела.

Она медленно повернулась к нему — и заглянула в глаза. Прямо. Глубоко.

— Понимаешь? Я ведь люблю тебя, — прошептала она, едва заметно дрогнув губами.

Её глаза — ореховые, чуть блестящие от слёз, — смотрели так, будто не существовало ни времени, ни комнат, ни проклятий.

Кай смотрел в ответ. Его глаза — голубые, прозрачные — медленно наполнялись влагой. Он моргнул, лоб нахмурился, он отёр глаза рукавом и вдруг наклонился — резко, неловко — и обнял её. Крепко. Почти болезненно. Прижал голову к её груди, к её сердцу.

— Да, я понимаю, малыш… я понимаю. И мне остаётся только благодарить всё, что существует в этом чёртовом мире, за то, что ты рядом. Даже когда я такой.

Эрика не сразу ответила. Потом медленно обняла его. Её пальцы легли на его затылок, прошлись по волосам, поглаживая их, как успокаивают животное, которое боится шторма.

— Я не знаю, как, — прошептала она. — Не знаю, где и когда. Но мы со всем разберёмся.

Она замолчала на миг, потом вдруг рассмеялась сквозь слёзы:

— Знаешь, я ведь хотела убежать. Когда ты начал рассказ. Хотела швырнуть в тебя лампу, что на столике. Проорать, чтобы ты убирался и больше никогда не приближался ко мне. Но потом… потом я увидела, как ты говоришь. Как тебе больно. Как тяжело тебе носить это одному. И поняла — я не хочу уходить. Я хочу остаться. Быть рядом. Помочь, если смогу.

Она шмыгнула носом, вытерла глаза рукой. Улыбнулась чуть шире.

— Ты же знаешь, если задница горит — Эрика бежит спасать задницу, — фыркнула она.

Кай всхлипнул и тихо засмеялся. Поднял голову. Его глаза были влажные, но живые — как весенние озёра после долгого льда.

— Да, я знаю, — прошептал он, поглаживая её щёку. — Ты такая. Моя Эри.

Он коснулся её лба своим, и в этой точке — где соприкоснулись двое, забывшие своё время — мир снова на секунду замер.

…

На следующее утро Нью-Йорк снова шумел, блистал, трещал, как огромный механизм, где люди — шестерёнки. Эрика шла по городу с лёгкой улыбкой, ловя своё отражение в витринах. Внутри было не то чтобы спокойно, но… легче. Рядом шёл Кай, в сером тренче, с распущенными волосами, которые ветер всё время задувал ему на лицо. Она сдувала пряди с его щёк, а он молча смотрел на неё, иногда бережно касаясь её руки — не как обладатель, а как будто проверяя, правда ли она ещё рядом.

Эрика улыбалась, глядя на солнце, отражающееся в стекле высотки. В груди — тепло. И вместе с ним всплывали обрывки прошлого вечера, как ленты из киноплёнки, вспыхивающие одна за другой:

…его бедро покачивалось над ней — плавно, ритмично …он наклонялся к её животу, целовал чуть выше пупка, будто благодарил…его губы шли медленно по линии рёбер, будто следовали за дыханием …он выдыхал в её шею и шептал:

«Спасибо»

, как молитву……пальцы скользили по её ключицам, как будто заново открывали карту её тела…он гладил её волосы, вглядываясь в лицо, как будто не верил, что она настоящая …его поцелуи были сдержанными, но срывались в надрыве, когда он касался её губ…а потом — тишина. Ласковая, полная. Он просто смотрел ей в глаза — долго, с благодарностью, с тем самым взглядом, от которого исчезал весь мир.

— Я думаю, — добавил он, уткнувшись носом ей в висок, — что если бы всё в этом мире исчезло… я бы всё равно нашёл тебя по запаху кожи. По звуку, как ты дышишь, когда почти засыпаешь. По сердцу.

Её ладонь легла ему на грудь, между рёбрами. Она чувствовала, как быстро и мягко оно бьётся. Он улыбнулся, и долго смотрел на неё сверху вниз, как будто в ней — всё, что ему нужно было помнить за эти тысячи лет.

…

Днём, уже одетые и как ни в чём не бывало гуляющие, они зашли в небольшое кафе. Эрика заранее написала мистеру Грейстоуну — и он с радостью согласился присоединиться к ним за обедом. Появился он, как всегда, точно к назначенному времени: в элегантном коричневом костюме, с тростью, которую, по его словам, «носил исключительно для стиля».

— Душа моя, мисс Конвруд! — воскликнул он, целуя ей руку. — И… о, вот и молодой человек! Рад знакомству, юноша.

Кай вежливо кивнул, чуть наклонив голову. Он был учтив — и чуть на взводе. Но мистера Грейстоуна этого, кажется, не смущало. Они сели. На столе появилось красное вино, паста, тёплые булочки с оливками. А мистер Грейстоун рассказывал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— …А когда я был на раскопках в Карнаке, душа моя, я случайно оказался свидетелем того, как фреска из Египта, только очищенная от пыли, изменилась прямо у нас на глазах. У мужчины в росписи появилась тень на лбу. Никто не смог это объяснить. А я знаю — это был знак. Как и то, что рядом на табличке было имя, которого не должно было быть…

На слове «Египет» Эрика и Кай переглянулись. Она слегка улыбнулась и сказала:

— Кстати… Кай — знаком с правнуком мужчины в красном. Того самого, на фото. И он категорически против публикаций о своём прадеде. Боится внимания. Слишком много… мистики.

Мистер Грейстоун улыбнулся. Казалось, он что-то понял. Или почувствовал. Он посмотрел на Кая чуть дольше, чем было нужно.

— Забавное дело, — мягко сказал он, отпивая глоток вина. — Лицо у вас, молодой человек, словно со старинных полотен. Знаете… это редкость — такое сочетание. Не теряйте его. И не исчезайте с радаров, прошу вас, вы оба.

Кай слегка кивнул, глаза его были вежливо спокойны, но пальцы под столом дрогнули.

…Вечером они собрали вещи. Чемодан Эрики был набит листами, заметками, сувенирами, мягкими игрушками, купленными на улице — для Мартина и Виктории. Она по привычке наклеила наклейку с имбирным человечком на замок, Кай кивнул — это было её «заклинание от потеряшек».

В аэропорту всё шло спокойно. Они сдавали багаж, болтали про архитектуру терминала. Эрика, отвлёкшись, пошла в сувенирную лавку — выбрать подарочную коробку для чая. Кай остался у стоек.

Именно тогда к нему подошёл мужчина. Незаметный. Серый. Будто тень от стенда.

Он ничего не сказал. Просто сунул в руку Каю узкий бежевый конверт. Взгляд у него был пустым. Мутным. А через секунду — он уже исчез, словно его и не было.

Кай открыл конверт позже, в зале ожидания.

Внутри была карточка. Белая, без знаков. Только один фрагмент текста, выведенный от руки чёрными чернилами:

«Сиглид ищет тебя.»

Он сжал её в ладони и посмотрел в сторону Эрики.

Она смеялась, выбирая между кружкой с голубем и чайником с надписью

"Я пережил Нью-Йорк, а ты?"

.

Он молчал. Но внутри — что-то качнулось.

Сиглид. Прошлое шевелилось. И уже шло навстречу.

…

Сиэтл встретил их моросью. Мокрый асфальт, блестящие листья на деревьях, шорох шин и чуть заторможенный свет — всё здесь было другим, медленным, домашним.

Уставшие после дороги, они почти не разговаривали. Только касались друг друга: пальцами, плечами, взглядами. Дома Кай первым открыл дверь, снял с Эрики пальто, поставил чемодан в прихожей. Они приняли душ — по очереди, лениво. Вода текла по телу, как будто смывала остатки тревоги.

В спальне Эрика рухнула на кровать, натянула на себя плед и мгновенно уснула, спрятав нос в подушку. Спала глубоко, тяжело, без единого шороха — как медведь зимой, как будто всё внутри наконец позволило себе замолчать.

Кай долго ворочался рядом. Лежал на спине, глядя в потолок. Его разум гудел, мысли метались — слишком многое, слишком остро. Он встал. Свет не включал — ему и так было видно.

На кухне, в полумраке, заварил чай. Молча. Пил его стоя, прислонившись к столешнице, и слушал, как капает вода в раковине. Потом пошёл в кабинет. Потянулся к гитаре — старая привычка: когда невыносимо внутри, играешь.

Пальцы перебирали струны. Ноты ложились в тетрадь — не слова, а рисунки ритма, чуть дрожащие строчки. Это было как исповедь без слов.

Через час он отложил гитару и, не раздумывая, набрал номер.

Контакт:

Ник

.

— Кай? — на другом конце послышался маслянисто-бархатистый голос. — Какими судьбами?

— Ник, привет. Слушай… ты не знаешь, где сейчас Сиглид?

Пауза. Лёгкая, но ощутимая.

— Хм. Нет, честно говоря. Он давно не "умирал". Не светится. А что?

— Просто хочу знать.

— Слушай… — Ник понизил голос. — Я в курсе, что ты сейчас… с кем-то.

— Просто трахаемся, — отрезал Кай, сухо.

— Ну-ну. — Ник усмехнулся. — Ладно.

Он замолчал на секунду, потом добавил:

— А так по слухам не особо интересно. Вот, Винс недавно устроил заварушку в Бангладеше — слышал? Резня бензопилой, восемь тел. Бля. Пришлось за ним подчищать всё вручную.

Он хмыкнул.

— Остальное — тишина. Никаких катастроф, никакой романтики.

— Понял, — коротко ответил Кай. — Если что-то узнаешь про Сиглида — сразу мне.

— Конечно. И если понадобится помощь — ты знаешь, куда звонить.

— Спасибо.

Звонок закончился. Кай ещё немного посидел, потёр лицо руками. Потом встал и вернулся в спальню.

Эрика спала, раскинувшись как звезда. Нога торчала из-под одеяла, волосы разметались по подушке. Он улыбнулся. Осторожно лёг рядом. Аккуратно обнял. Она во сне слабо мурлыкнула и прижалась ближе, сжав пальцами край его футболки.

Он поцеловал её в макушку.

— Моя Эри.

…

Прямо с утра они втроём — Эрика, Кай и Мартин — подъехали к её квартире. Виктория шла чуть позади, подтягивая капюшон и попивая кофе из стаканчика. У подъезда Мартин заговорщицки потер руки:

— Сегодня, дамы и господа, мы получим эксклюзивное интервью с квартирным шалопаем.

— И с взыщем с него арендную плату, — буркнула Эрика, поправляя сумку на плече.

— А если он не оплатит в срок — подадим в призрачный суд, — подхватила Виктория с ленцой.

Кай лишь усмехнулся, нажимая кнопку домофона.

Квартира встретила тишиной. Настораживающей. Слишком идеальной.

— Ну давай… покажись, лапастый, — прошептала Эрика, вглядываясь в полутени.

И будто в ответ… стул скрипнул в глубине кухни. Мартин мигом выдернул камеру и включил запись.

— Пошло-поехало!

На кухне обнаружилась новая инсталляция: из четырёх кухонных ящичков была выстроена не башня, как раньше, а изящная арка, соединённая шпильками от суши-палочек и вилками, воткнутыми в щели. Сверху на пике — чайная ложка, в которой лежал кусочек сахара. Трон.

— Что за…? — Эрика растерянно оглянулась

Кай, присев у арки на корточки, хмыкнул:

— Идеальные пропорции — восхитилась Виктория. — Море пафоса и ложка на вершине.

Мартин не отрывался от камеры:

— Ребята, у нас тут серьёзный апгрейд. Курлапыч получил диплом.

В ванной — ещё один сюрприз.

Пустые бутылки от шампуня и геля для душа были аккуратно выстроены в шахматном порядке прямо в ванне. Каждая стояла на белом мыльном "пьедестале", а одна из бутылок была перевёрнута и, судя по всему, изображала короля. Или узника.

— Ладно, это уже не смешно, — Эрика поджала губы. — Он посягает на моё личное пространство. Устрою ему!

— Эри, подожди, — Мартин чуть прикоснулся к её плечу. — У него, похоже, творческий кризис — вот и выплёскивает как может.

В комнате — ещё один артефакт: на полу кто-то заботливо выложил цепочку из сережек, браслетов и кулонов Эрики. Они были разложены по убыванию размера, от самой маленькой до самой большой, аккуратно изгибаясь по дуге, как будто это была... спираль.

— Спираль времени! — зашептал Мартин, в восторге. — Он посылает нам знаки!

— Он посылает меня на причастие, — пробормотала Эрика. — Я завтра иду в церковь. Отмаливать. Всё. До последнего йогурта в холодильнике.

— Ты думаешь, его это остановит? — хихикнула Виктория. — У него, возможно, есть свой маленький алтарь из зубочисток. И шерсти.

И правда — в углу дивана кто-то оставил ещё одно шерстяное сердечко. На этот раз — из Эрикиного старого свитера. Оно было сложено небрежно, но явно с намерением. Мягкое, топорщилось, будто взъерошенное от страха.

Кай подобрал его, поднёс к глазам, хмыкнул.

— Похоже, он по тебе скучал, Эри.

— Мы берём его с собой? — спросила Виктория на выходе.

— Ну нет уж! — раздражённо бросила Эрика. — Он — призрак. С лапами. Без контракта и без паспорта!

Мартин весело ответил:

— Если захочет — сам придёт.

И в этот момент в прихожей со скрипом повернулась вешалка. Пальто Эрики упало прямо ей на голову.

— Это знак, — прошептала Виктория.

— Это конец, — отозвалась Эрика, закидывая пальто обратно и шипя в сторону воздуха — Сиди тихо. А то крестом нарисую пентаграмму и вызову святого падре!

Сзади раздался хлюпающий звук — будто кто-то мягко подпрыгнул… и скрылся.

Мартин выключил камеру, мечтательно вздохнул:

— Боже, как же хорошо, что у тебя такой контент.

Поняв, что в квартире всё осталось в том же хулиганском, но вполне безопасном состоянии, четвёрка направилась обедать. Мартин предложил пиццерию — ту самую, с липкими скатертями, винтажными плакатами и доброй женщиной-кассиром, которая всех называла «солнышко» и делала скидку за красивые глаза.

— Гавайскую, — уверенно заявил Мартин, уткнувшись в меню. — XXXL. Всегда мечтал почувствовать себя богом, глядящим на ананасный кратер.

— Ты уверен, что она не расплавит тебе пищевод? — хмыкнула Виктория.

— Я — человек науки. Я должен это проверить.

Пока на кухне жарилось их вулканическое творение, Мартин незаметно кивнул Эрике, взглядом подзывая её к выходу.

— Пойдём, э? — заговорчески прошептал он. — На воздух, пока тут запах сыра не расплавил мне мозг.

Эрика нахмурилась, но встала. С Каем они переглянулись. Он кивнул — спокойно, но настороженно. И остался с Вики у столика, уставившись в меню как в анкету на визу.

На улице дул лёгкий ветер. Они отошли чуть в сторону — к маленькому скамеечному тупику возле клумбы.

— Ну? — первой заговорила Эрика. — Что такое?

Мартин закусил губу, почесал висок.

— Ты… эээ… всё ещё с ним?

— В смысле?

— Ну, ты понимаешь. Глаза. Тайвань. Сердца, как бы… эм, изъятые насильственно.

Эрика чуть склонила голову. Улыбнулась. Как-то странно, будто сразу устало и спокойно:

— Всё в порядке. Мы поговорили. Мы… разобрались.

— Эм… — Мартин понизил голос, — ты уверена? Просто… я тут порылся, и узнал.

Эрика выпрямилась, напряжение в теле стало чуть заметней.

— Что именно?

— Не про глаза. Про… паттерн.

Он достал из кармана блокнот — свой бумажный, старомодный, с наклейкой в виде черепа в очках. Раскрыл.

— Я нашёл несколько старых, не очень известных дел. Схожих по формату. Убийства с изъятием сердец. Жестокие. И с разницей ровно в десять лет.

Он перевернул страницу.

— 1935 год. Город

Аурих

, Германия. Деревушка, 12 тел в доме священника. Все — с вырезанными сердцами.

1955 —

Накхонпатом

, Таиланд. 14 человек.

1975 —

Калгари

, Канада.

1995 —

Виченца

, Италия.

2005 —

Ньюарк

, США.

2015 —

Хаверфордский колледж искусств,

Массачусетс. Ну ты итак знаешь.

2025 — ну и

Тайвань

.

Он замолчал. Бумаги шуршали на ветру.

— Что скажешь?

Эрика вздохнула, посмотрела в небо. Потом мягко — и чуть слишком быстро — ответила:

— Скажу, во-первых, что ты молодец. А во-вторых… пришли мне всё это. Я посмотрю.

— Эри…

— Я в порядке, Марти.

— Но ты…

— Серьёзно. — Она положила ладонь ему на плечо. — Всё ок. Кай тоже в порядке. Мы вместе. И это самое главное сейчас.

Мартин молча кивнул. Потом, чуть взъерошенно:

— Ну… если что — у тебя есть я. С камерой. И с битой, как мы договаривались.

— Я помню. — Она улыбнулась. — Моя опора с микрофоном.

Из пиццерии донёсся звон: их номер высветился на табло.

— Ну что, вернёмся? — предложила Эрика. — А то они там сейчас весь ананас по краям съедят.

Мартин убрал блокнот и подмигнул:

— Только если я съем первый кусок. У меня теперь ранг — охотник за сердцами. В смысле... преступными, не человеческими.

— Лучше ешь ананас, Марти. С него хотя бы не капает кровь, — фыркнула Эрика.

Они вернулись за столик, где Кай пил воду, а Виктория безучастно вертела в руках зубочистку. На стол как раз приземлилась огромная дымящаяся пицца — как щит гладиатора, которого звали Гаваи.

— Кстати, — сказала Виктория, отрываясь от разглядывания корки. — Завтра можем заехать в одну церковь, если хотите. Католическая, на окраине. По слухам, там и экзорцизм проводят, если попросить красиво.

— Ого, — протянул Мартин. — Думаешь, сработает на курлапыче?

— Ну… свечки точно помогут. Хотя бы для атмосферы, — усмехнулась она.

— Договорились, — кивнула Эрика, отламывая кусок пиццы. — Устроим лапастому вечер очищения.

…

На вечерней парковке у

Westlake Center

, в свете жёлтых фонарей и шуме уезжающих машин, они сидели в салоне его Лексуса и жевали хот-доги, уставшие и довольные.

— Так это получается… — начала Эрика, вытирая губы салфеткой, — у тебя куча денег просто потому, что ты их накопил?

Кай пожал плечами, прикусил край булки и спокойно ответил:

— Ну да. За много лет. Но, Эрика, деньги — это же нестабильность. А вот недвижимость, акции — совсем другое. Я просто… покупаю, потом продаю. Всегда что-то в движении. И кэш в наличии, да. Всегда должен быть.

— Ммм, — протянула Эрика, прожёвывая. — Сказочно богат. Получается, ты.

Он усмехнулся, стряхивая крошку с джинсов:

— Хаха. Выходит, что так.

Эрика покосилась на него, притворно серьёзно:

— Ты понимаешь, да, что это плюс восемьдесят к сексуальности?

— Всего-то? — хмыкнул Кай.

— Плюс двести тысяч, солнце, — выпалила она и чмокнула его в губы. — Я теперь точно твоя.

Кай рассмеялся, прижимая её ближе:

— Эри, я и не думал, какая ты продажная.

— Я не продажная. Я практичная, — парировала она, ухмыльнувшись.

— Ага. Практичная с восемью пакетами и хот-догом в зубах.

— Молчи, ты сам дал карту. Это был договор с дьяволом. Теперь живи с этим, мистер миллиардер.

Кай театрально закатил глаза и притянул её к себе за куртку.

— Только если ты будешь рядом. Даже с десятком пакетов и золотой ванной.

— Ну, ванна — это уже обсуждаемо.

Они оба засмеялись. Было уютно, спокойно. Как будто весь мир суетился за периметром парковки, а у них тут — отдельная маленькая планета. С хот-догами, фонарями и откровениями.

И только когда небо стало почти чернильным, они решили ехать домой — в их временное укрытие от всех тревог.

…

Вечер дома был из тех, которые начинаются с фразы «давай просто полежим».

Кай и Эрика устроились на огромном диване в гостиной, укутавшись в плед.

На экране — третий сезон какого-то криминального сериала, где все стреляют, кричат, и никто не дослушивает друг друга до конца.

Но их это устраивало. Шум — на фоне. Главное — рядом.

Эрика была в свободной серой футболке Кая — той самой, в которой он спит. На ней она сидела, как платье. Под футболкой, очевидно, ничего не было.

Кай же носил только чёрные спортивные штаны и выглядел вопиюще расслабленным: растрёпанные волосы, полуулыбка, и та самая поза «я не делаю ничего, но выгляжу сексуально по умолчанию».

Он лежал полубоком, головой упершись в подушку, и лениво поглаживал Эрику по бедру, будто и сам не замечал, что делает.

— Ты знаешь, — сказал он, словно невзначай, — ты официально мой любимый аксессуар к этой футболке.

— Комплимент на миллион, — хмыкнула Эрика, перекидывая ногу через его бедро. — Можешь добавить к списку моих достоинств.

— Ммм… — протянул он и потянулся к ней, целуя в ключицу. — Ты не просто вписываешься. Ты - главная фишка бренда.

— Так, всё, — засмеялась она. — Щекотно. Уйди.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что у тебя под футболкой ничего нет, а я слишком честный человек, чтобы это игнорировать.

Он поцеловал её ещё раз — медленно, чуть ниже. Потом чуть выше. Его пальцы скользнули по её бедру, ласково, как будто проверяя, насколько тепло стало в её теле.

— У тебя идея фикс, — фыркнула Эрика.

— Нет, у меня просто фикс.

Он обнял её за талию, подтянул ближе и уткнулся носом в её шею.

— Боже, ты ещё и пахнешь потрясающе. Это вообще законно?

Эрика рассмеялась, но пальцы сами собой скользнули в его волосы. Он начал легко целовать её шею, плечо, потом опустился к груди, залез под футболку, легко, нежно, будто знал её наизусть.

— Кай, мы даже серию не досмотрели, — прошептала она, не пытаясь остановить его.

— Я понял, кто убийца, — ответил он, продолжая двигаться вниз. — Это был я. Я убил твою концентрацию.

Потом он мягко перекатил её под себя, руки скользнули по её рёбрам, тёплые, уверенные, и зарылись в волосы.

Он целовал её с нарастающим голодом, но без спешки — так, как будто каждый сантиметр кожи был чем-то святынным.

— У тебя такие ресницы… — прошептал он, глядя в её глаза.

— И они у тебя на сердце?

— Да, — усмехнулся он. — И на языке.

Он поцеловал уголок её глаза, потом губы, затянув поцелуй, с благодарной, почти молитвенной нежностью.

— Ммм.. идеальный план на вечер, — прошептал он ей в губы.

— Ты просто не хочешь мыть посуду.

— Да. И ты — тоже.

Они смеялись, целовались, и в воздухе стояло тепло. Тепло их тел. Тепло их смеха. Тепло того самого третьего «М».

Он поймал её взгляд. Тот самый — глубокий, приоткрытый, с полуулыбкой и лёгкой дрожью в зрачках.

Эта искра между ними была не шуткой. Не игрой. Она была зовом. И он услышал.

— Эри, — выдохнул он и легко поднял её на руки, словно она весила как подушка.

— Ты опять пользуешься тем, что у тебя нечестно сильные руки, — пробормотала она, упираясь лбом ему в плечо.

— Ну прости, я древний, у нас это в комплекте с бессмертием.

Он понёс её в спальню — медленно, не торопясь, будто каждый шаг был посвящением. В комнате было полутемно. Только уличный свет пробивался сквозь занавески и ложился полосами на постель.

Эта ночь была их.

Их тел, их голосов, их любви.

И когда всё закончилось — не сразу, не быстро, а красиво, — они лежали рядом, в жаркой тишине, касаясь носами, переглядываясь в полумраке.

Её ладонь на его щеке. Его пальцы в её волосах.

— Знаешь, — прошептала Эрика. — Я бы всё равно выбрала тебя. Даже если бы знала, кто ты.

Они заснули вплетённые друг в друга, в тепле, где всё было по-настоящему.

Без страхов. Без проклятий.

Только они.

Глава 25. И если ты забудешь — я напомню

Утро выдалось определённо добрым.

Эрика проснулась полной сил, отдохнувшей, удовлетворённой — и, разумеется, голой. Кая рядом не было, зато воздух был наполнен ароматами: жареного бекона, тёплого хлеба и крепкого кофе.

Она потянулась, зевнула, посмотрела в сторону кухни. На стуле рядом с кроватью аккуратно была сложена “его” футболка. Та самая — его руками. С улыбкой она накинула её на себя и, босиком, потопала в сторону кухни.

Кай стоял у барной стойки, спиной к ней. Волосы ещё влажные после душа, отдельные пряди прилипали к шее. По лопаткам и позвоночнику стекали капли, оставляя тонкие следы на коже. Спина — широкая, сильная, с чёткими линиями плеч и лопаток — двигалась в ритме жарки тостов. Он был в одних пижамных штанах и больше ни в чём.

Эрика остановилась, залюбовалась. Медленно, не спеша, как будто пыталась запомнить его таким: тёплым, домашним, голым до талии и чуть небрежным.

— Доброе утро, — сказала она нежно.

Кай обернулся, улыбнулся, глядя на неё:

— Доброе утро, солнышко. Кушать будешь?

На столе уже стояла тарелка с беконом и чашка кофе. Кай достал тосты, выложил на них авокадо, аккуратно переложил всё на тарелку с беконом, поклонился с театральной грацией дворецкого и сказал:

— Завтрак подан, мисс.

Эрика, довольная не только ночным сексом, но и пятизвёздочным послесловием, плюхнулась за стол. Подтянула кофе к себе, вдыхая аромат:

— Вау. Всё как я люблю. И без яиц.

— Ну конечно. Я ещё с колледжа помню, как ты ненавидишь яйца.

Он усмехнулся и облокотился на стол, глядя на неё с мягкой нежностью.

— Какие планы, малыш?

— Нуу… поесть, помыться и ехать к падре, — задумчиво проговорила она, жуя тост.

— О-о-ох точно… Сегодня же церковь… — протянул Кай, потянувшись.

Он замолчал на секунду, потом серьёзно спросил:

— Слушай, Эри…

— Да?

— Тебе не кажется, что мы согрешили прямо перед походом в церковь, а?

Эрика поперхнулась кофе:

— Согрешили? Да ну тебя! Мы никому не скажем.

— Но Бог-то знает… — с лукавой полуулыбкой продолжил он. — Мы ведь не женаты.

Эрика уже смеялась в голос:

— Милый, это было прошлым вечером. А всё, что было — до сегодня, то уже не в счёт.

— Ну дааа… — протянул Кай, подходя к ней сзади. Он сцепил руки вокруг её ключиц, поцеловал в шею и, наклонившись к уху, тихо прошептал:

— Может, тогда обновим?

— Ээээм… — промычала она, допивая кофе. — Ты в душе был, а я — нет. Давай потом…

Он молча накрыл её губы поцелуем, провёл языком по её нёбу и, оторвавшись, сказал в губы:

— Может, совместим приятное с полезным?

Уговаривать долго не пришлось. Всё внизу откликнулось на его прикосновения — желание снова вспыхнуло в теле. Сосок, с которым он только что играл, ныл от нетерпения.

Эрика взяла его ладонь в свою и повела в душ.

Там, сбросив футболку, она стала под струи воды, настраивая температуру. Кай стянул с себя пижамные штаны и присоединился, закрыв за собой стеклянную дверь.

— Слишком горячо, — заметил он, убавляя температуру.

— Я люблю, когда горячо, — ответила Эрика, смотря прямо ему в глаза.

— Тогда сейчас устрою, — хрипло усмехнулся Кай.

Он прижался к ней всем телом, начал целовать висок, потом ухо, затем спустился к шее. Эрика дотянулась до полки с гелем, выдавила немного, вложила в его ладонь:

— Поможешь?

— Конечно.

Он повернул её спиной, начал с шеи, мягко массируя. Прошёлся по плечам, лопаткам, затем — к талии, груди, ключицам. Груди он сжал в ладонях, пощипал соски, медленно провёл между пальцами.

Опустился ниже — к ягодицам, бёдрам. Кончик его возбужденного члена сзади касался её, отступал, снова касался.

Она хотела, чтобы он вошёл. Уже.

Он опустился на корточки, помыл её щиколотки, ступни, слегка пощекотал их. Затем резко встал, прижал её к себе, завёл руки между ног. Один палец провёл по клитору, другой — слегка дотронулся до входа.

Его пальцы сначала скользнули по всей чувствительной поверхности — от лобка вниз, к промежности, задержались на складках кожи и мягко прочертили тонкую линию между ягодиц. Затем — чуть ниже. Указательный палец провёл по клитору, медленно, с нажимом, а пальцы другой руки скользнули к входу, едва дотронулись — достаточно, чтобы дыхание Эрики сбилось.

Она напряглась и выдохнула — коротко, звучно.

Кай вернул ладонь на её грудь, нежно сжал и отступил на шаг назад под струи воды. Гель стекал по её телу, а он тщательно смывал остатки — ладонями, пальцами, будто ища повод не отпускать.

И вдруг — одним резким движением — пододвинул Эрику к душевой скамейке. Поставил её колено на ступень, одной рукой повернул её голову к себе и поцеловал.

Сильно. Глубоко.

Его губы прижались к её с нажимом, язык ворвался в её рот и начал двигаться стремительно, нетерпеливо — будто ураган с жаром полуденного ветра. Он не просто целовал — он захватывал, втягивал, управлял. Их дыхание смешалось, вода текла по их телам, но всё, что чувствовала Эрика, было в этом поцелуе. Влажные рты, шумный вдох, язык, что тёрся о её, прилизывал уголки губ, снова и снова погружаясь в неё так же, как хотел погружаться телом.

Руки тем временем продолжали своё уверенное путешествие — скользили по груди, сжимали, ласкали, затем опускались ниже. Между ног, к клитору — нежно, затем настойчивее. Пальцы входили в неё, медленно, быстрее, чередуя ритм. Он чувствовал, как её тело откликается — как будто вся она была сведена к одному единственному центру желания.

Эрика задыхалась от поцелуя, от движения его рук, от того, как он держал её — крепко, властно, не давая ни оторваться, ни спрятаться. Он взял её за подбородок, не давая отвернуться, и она ощущала — он наслаждается тем, как её дыхание сбивается, как губы дрожат.

Но в какой-то момент она всё же вырвалась из его хватки. Рука пошла за спину, нащупала его член. Горячий. Плотный. Она слегка приподнялась на ноге, дыша часто, и медленно, контролируя каждое движение, насадила себя на него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он вошёл в неё с жадной точностью.

Сразу — глубоко. Сразу — сильно. Его руки сжали её бёдра, и он начал двигаться. Ритм был быстрым, резким, как вспышка. Она откинула голову назад, уткнулась щекой в его плечо, не в силах сдержать глухой стон.

Ощущения сзади были куда острее — тело отзывалось напряжённо, чувствительно, даже болезненно-сладко. Прошлая ночь оставила в ней след — и не только в памяти.

— Кай… а… Кай, стой, милый, — прошептала она, сбивчиво дыша.

— Что? Что такое? — тут же отозвался он, остановился, затаил дыхание.

— Полегче, — тихо попросила Эрика.

Он кивнул. Почти не дыша, изменил темп — стал двигаться медленнее, осторожнее, как будто чувствовал каждое её дыхание. Волна за волной, мягко, глубоко, с вниманием к каждому её вздоху. Эрика простонала — уже не от резкости, а от наполненности.

Она прижалась к нему спиной, обвила шею рукой, словно ищя в этом движении точку равновесия, а другой — ухватилась за его локоть. Её тело двигалось в его ритме — живое, отзывчивое, всё в ней хотело продолжения.

Кай склонился к её шее, целовал, проводил губами по коже, задерживался на ключице, чуть прикусывая мочку уха, пока она не задрожала от удовольствия.

Эрика повернулась к нему, вскинула голову, глядя в глаза — в них было и желание, и доверие. Приглашение.

Кай прочёл это без слов. Его ладонь легла ей на щёку, и он наклонился. Поцеловал. Глубоко, нежно, не спеша. Его язык мягко скользнул внутрь, встречая её. Это был не просто поцелуй — это было обещание. Он держал её, она вплеталась в него.

Поцелуй длился долго — почти тягуче, с хриплыми вдохами и влажной теплотой. Его рот забирал дыхание, а язык — ответы. Эрика сжимала в ладони его локоть, пока не переместила пальцы на его бедро, затем на ягодицу — сжала слегка, словно проверяя, здесь ли он с ней, целиком.

Она чувствовала, как всё внутри стремительно накатывает. Это приближение неумолимо. Слишком знакомо и слишком остро.

Она вынырнула из поцелуя — не потому что хотела, а потому что нужно было вдохнуть. Вскинула взгляд — глаза Кая были прищурены, губы влажные, дыхание — сбивчивое.

Эрика медленно наклонилась вперёд, касаясь ладонями тёплой плитки. Волосы соскользнули вперёд, спина прогнулась. Скамейка под ладонями давала опору, но внутри — всё дрожало.

Она не сказала ни слова — не требовалось. Только приглушённое «давай» в её теле, в изгибе, в дыхании.

Кай сделал шаг ближе. Его ладони легли на её талию, скользнули выше — к рёбрам, к груди — потом снова вниз, пока не притянули её ближе. Он целовал её спину, гладил влажную кожу, а потом Кай увеличил темп - стал двигаться быстрее и жестче. Эрика стонала, дыхание стало резким и частым. В теле разливалось напряжение — плотное, горячее, почти невыносимое. Каждый его толчок отзывался внизу острыми вспышками — как будто пульсировала сама суть её желания. Она крепче вцепилась пальцами в край скамейки, спина выгнулась, всё внутри сжалось в одну точку. Ощущения обострялись, превращаясь из просто приятных — в нестерпимо жгучие.

Кай положил ладони на её бёдра, плотнее притянул к себе и усилил ритм. Его движения стали глубже, увереннее, каждый — будто эхом отзывался внутри неё. Эрика выгнулась, вцепилась пальцами в его бедро, ногти оставили на коже бледные следы. Волна оргазма накрыла её резко — дрожь прошлась по телу, дыхание сбилось, глаза закрылись. Она не думала — только ощущала. Всё сузилось до одной вспышки, одного сосредоточия — где сходились желание, тепло и абсолютная потеря контроля.

Он прижался к ней всем телом, ощущая, как её кожа пульсирует от напряжения. Одной рукой обвил её за торс, другой мягко, но уверенно подхватил под колено и поставил его рядом со вторым на скамейку. Он начал трахать ее еще сильнее, резче и жестче. Она затаила дыхание — её накрыла новая волна возбуждения, горячая, быстрая, почти внезапная. Эрика уже не кричала, она всхлипывала от наслаждения.

Член проскальзывал глубоко, двигался быстро и резко. Темп был рваный, завершение было близко. Еще пара толчков и Кай быстро вынул его из Эрики и кончил ей на спину.

Когда он вынырнул из неё, тело Эрики сотрясло в последний раз — неожиданно, почти взрывно. Она вскрикнула, вся дрожь её прошла волной от пальцев ног до затылка. Сила накрыла, словно удар тёплого прибоя — и отступила, оставив только жар в груди и глухой стук сердца.

Ноги предательски подкосились, и если бы Кай не подхватил её — она бы осела прямо на влажный кафель. Он удержал её, прижал к себе, тёплый, сильный, надёжный. Повернул к себе лицом, прижал ладонью к затылку, поцеловал в макушку, как бы возвращая из раскалённого забвения в тихое настоящее.

Под струями душа их дыхание постепенно выравнивалось. Он смывал с неё остатки жара, прикасаясь так же бережно, как и несколько минут назад — только теперь не с желанием, а с заботой.

— Малыш, ты живая? — прошептал он, уткнувшись в её волосы.

— Ага… — выдохнула Эрика, уставшая, но счастливая. — Ты, конечно, хорошо постарался, чтобы я выдохлась… но в церковь мы всё равно поедем.

Она усмехнулась, а он рассмеялся тихо, прижавшись лбом к её щеке.

….

Дорога до церкви была долгой — почти полтора часа через редеющие улицы, выцветшие дома, пасторальные фермы и цепь деревьев, чернеющих в предутренней дымке. Солнце уже давно взошло, но воздух всё ещё пахнул сыростью. Машина мягко катилась по трассе, и в салоне царила редкая, почти священная тишина.

В магнитоле негромко играл фолк — Кай его любил. Он время от времени бросал на Эрику нежные взгляды, но не нарушал тишину словами. Его рука лежала рядом с её рукой на подлокотнике. Он не касался — просто был рядом.

Эрика смотрела в окно, на сосны, дубы и чёрную землю за стеклом, пока веки не начали опускаться сами собой. Пальцы ещё сжимали ткань рубашки, но разум уже дрейфовал…

Сон пришёл густо, сразу, как будто ждал за дверью.

Жара, полумрак и запах. Тяжёлый, лечебный. Сушёные корни, камфора, смола. Комната была просторной, но глухой. На полу — пыльный ковер, в углах — корзины с тканями, в нишах — сосуды. Посреди — резная кровать из дерева, покрытая шелковыми простынями, сползающими на пол.

На кровати — старик. Тело истощено, кожа сухая, пальцы как птичьи когти. Он дышал хрипло, грудь вздымалась с усилием. Эрика сидела рядом, на коленях. Подол её бирюзового платья мягко касался каменного пола. Она положила руку на грудь старика, на ребра, потом коснулась лба. Он был горячим, влажным, но уже — не здесь.

В углу стоял Кай. На нём — чёрная длинная юбка, широкие браслеты на запястьях, голый торс. Он смотрел на Эрику тревожно. Рядом с ним — другой мужчина: выше, шире, лицо словно грубая версия Кая. Те же скулы, тот же нос — но глаза карие, острые, как кинжалы. Одет иначе — белая тога, перехваченная золотыми цепями, драгоценности сверкали в полумраке. На голове — парик, чёрный, с золотыми лентами. Он глядел на Эрику с подозрением и злобой.

За ними — два стражника. Тени, почти неощутимые, но угроза исходила от них ясно.

Эрика медленно поднялась. Подошла, склонилась перед братом Кая:

— Ḥr nb... iḥy-ia ḫr šꜥt. —

О великий, ваш отец скоро скончается.

— Dd.k⸗t ḏd? —

Что ты сказала

— рявкнул мужчина. — Tw sḥm r snḏ⸗f, ḥm.t-nṯr! rḫi⸗f!

Тебя привезли лечить его, жрица! Так вылечи!

— Tw nn ḫpr. wḏꜣ mḏꜣ ḥr r-dj. ḫt nfr.t nḥm: sšr n wnw.t… — Эрика опустила глаза. —

Это невозможно. Болезнь слишком глубока. Всё, что осталось — лишь немного времени.

— Iṯi n.tk! —

Как ты смеешь!

— закричал он. — Hr mwt.f, tꜣy.tw ṯn! tꜣ nṯr.k r ẖꜥw ḥr sꜣndly.ia!

Если он умрёт — тебя казнят! Ты станешь прахом под моими ступнями!

— Ink —

Я

… — Эрика уже хотела заговорить, но Кай шагнул вперёд, подняв руку.

— Bꜣstt, sn-i, šsp. —

Бастету, брат мой, достаточно

— голос его был ровный, но твёрдый — Vzgljani na nfr-f. ꜥnḫ nꜣw ḥr špt. Bꜣ-f ḫpr m ḏꜣt. —

Взгляни на него. Он уже между мирами. Его душа почти ушла.

— Sḫr-ib! —

Заткнись!

— рявкнул брат. — Iṯ.t n jt, ḏꜣw ḏd.w mnḫ ḥꜣs. Nḏ sḏm šꜥt! Nḏ sḫrw!

—

Если отца не станет, трон возьмёт Дедуэмонху! Мы пойдём в песок! Нас сметут!

— он задыхался от ярости. — Ntt ḫꜥs ḫpr.w! Ntt ḏꜣi! —

А ты — ты даже не наследник! Ты бастард! Ты никто!

— Rḫ.i nt.i. —

Я знаю, кто я

— спокойно ответил Кай. — N.i ḏꜣi. Iw.i ḫt ḥsb. —

Но я не ничто. У меня есть план.

— Iṯ? Ḫt ḥsb?! —

Ты? План?!

— он засмеялся, резко — N.k mḏꜣ ḥḏ n pr ḥnqt! ꜥḥꜣ.t — “

Ты не можешь даже управлять кухней, а эта…

— он бросил взгляд на Эрику. — Nfr.t šni. Ḥmtyw! —

Она бесполезна. Стража! Взять её!

Тени стражников двинулись. Эрика отпрыгнула назад — и мир рванулся.

…

Теперь — костёр.

Жар снизу. Дым в горле. Верёвки режут запястья. Вонь невыносима. Рядом — крики, визг. Она связана, платье горит по краям, но она молчит. Не даст им удовольствия.

Перед ней — толпа. И среди неё — он.

Белые волосы. Лёд в глазах. Он не смеялся, не смотрел как на ведьму. Он просто… смотрел.

Словно вспоминал её.

Она знала его. Знала. Но откуда?

Она закричала — и...

…очнулась уже в другой постели. Шелк. Песок. Тёмное небо над головой. Тело болело — особенно между ног. Она встала, накинула тогу, вышла на веранду.

Пахло кардамоном. Пустыней. Прохладным ветром.

Кай сидел, опершись локтем на колено. Курил трубку. Его накидка струилась с плеч, глаза были прикрыты. Он был красив. Опасен. Спокойный.

Эрика приблизилась, голос был на аккадском, шёпотом:

— Enūma, bēlī... —

Господин.

Он открыл глаза. Улыбнулся уголком губ.

— Tāšû, ēpištu. —

Подойди, жрица.

Она села рядом. Он налил ей пива из кувшина. Она отхлебнула. Поставила стакан. Хотела коснуться — но остановилась.

Он увидел это.

— Qabbi annî, ēpištu. Anāku rāmu

.

—

Трогай меня, жрица. Я хочу.

Её рука легла ему на грудь. Горячую, живую.

— Ulli annî ša nārum, bēlī? —

Вот так, мой господин?

— Ē. —

Да.

Пальцы её скользнули под накидку. По коже. К паху.

—

Ulli kīma šulmu?

—

А если вот так?

Кай резко повернулся. Его глаза потемнели. Он схватил её, потянул на себя, поцеловал с силой. Как будто между ними — тысяча лет и никакого времени не осталось.

Эрика резко открыла глаза.

Машина ехала. Фолк всё ещё играл. Кай смотрел на дорогу.

— Проснулась? — мягко спросил он.

Эрика кивнула. Сердце стучало, как барабан. Она посмотрела на свои руки. На небо за окном.

И поняла: всё сильнее ощущение, что сны — это не сны. А память. Память из жизней, которые они уже прожили. Возможно — вместе.

— Кай, мне снова снились сны — сонно пробормотала Эрика глядя в лобовое стекло.

— Те самые? О нас?

— Да. Только знаешь, что показалось странным?

— Есть что-то ещё более странное, чем твои сны о Египте?

— Да. Помимо Египта мне снятся другие места. Будто… будто мы встречались в других жизнях. Я — в разных телах, с разными судьбами. А ты… ты совсем не менялся.

Кай вздохнул и слегка нахмурился.

— Что ещё раз доказывает, что ты четырёхтысячелетний старикан, — усмехнулась Эрика, пытаясь разрядить воздух.

— Возможно, — кивнул он. — И если так, то я всё это время бессознательно искал тебя. А ты… может быть, ты действительно связана с моим проклятьем.

— Понятно… — тихо сказала она.

Они замолчали. Дальняя дорога до церкви шла через леса и поля. Солнце пробивалось сквозь листву, пейзажи текли за окнами: сосны, дубы, чернозёмные поля. В машине звучал тихий фолк, Кай временами бросал на неё тёплые взгляды. Эрика дремала, голову укачивало в ритм поворотов.

Наконец приехали.

Церковь оказалась маленькой, уютной. Белый фасад, ухоженный двор, клумбы с календулой и розмарином. Невысокие ели отбрасывали мягкие тени. У калитки их уже ждали Виктория и Мартин.

— Эрика! — весело позвал Март.

— Мы договорились! — радостно подтвердила Вики. — Моя знакомая уговорила падре принять нас. Говорят, он умеет проводить экзорцизмы!

— Прекрасно, — кивнула Эрика. — Тогда вперёд.

Они вошли. Кай задержался на секунду — и только после взгляда Эрики взял её за руку и шагнул внутрь.

Падре оказался мужчиной лет шестидесяти: крепкий, с холодным взглядом и аккуратной щетиной. На чёрном облачении — белая стола. Звали его отец Мишель. Он проводил их в тесный кабинет, пахнущий ладаном и высушенными травами.

— Мелани кратко рассказала о вашем деле, — начал он, наливая им травяной чай. — Я правильно понимаю, вы — Эрика?

— Да, — кивнула она.

Когда рассказ был окончен, падре развёл руками.

— Боюсь, мы вам помочь не можем.

— Простите… как это? — Эрика нахмурилась. — Нам сказали, что вы проводите обряды. Речь о призраке в квартире!

— Поймите правильно, — холодно произнёс падре. — Экзорцизм возможен только при наличии одержимого, официального запроса, медицинского заключения и разрешения от Ватикана. А с квартирами… мы не работаем.

— И всё? — голос Эрики стал резким. — А как нам теперь жить?

— Приобретите крест, святую воду, свечи. Прочтите молитвы. Бывает, помогает, — пожал плечами он, уже поднимаясь.

— Пошли, Эри, — тихо сказал Кай, взяв её за руку. — Здесь нам не помогут.

Вики выглядела виновато.

— Я правда думала, что сработает…

— А мне кажется, Курлапыч просто слишком силён для этого мира, — хмыкнул Мартин.

— Спасибо, Вики. — Эрика улыбнулась. — А ты, Март, сейчас схлопочешь, — добавила она, сверкнув глазами.

— Ай, ай, агрессия, — прикрылся Мартин руками.

— Она просто расстроена, — спокойно сказал Кай. — Я тоже не питал особых надежд.

Они уже почти дошли до парковки, когда кто-то шепнул:

— Девочка… эй.

Из-за кустов показалась крохотная, сухонькая монахиня в огромных очках.

— Ты. Да-да, ты. Иди сюда, — махнула она пальцем. Эрика, не отпуская руки Кая, подошла.

— А его зачем притащила? — проворчала монашка, покосившись на Кая. — Таких в церковь не пускают.

Кай ухмыльнулся, его улыбка получилась зловещей, и он удалился к Виктории и Мартину.

— Слушай, деточка. Тут вам не помогут. Но есть одна женщина. Медиум. Настоящий. Белинда. Правда, живёт она... ну, скажем так — в глуши. В лесу. Сейчас я тебе адресок найду…

Монашка скрылась и через минуту вернулась с бумажкой.

— Скажешь, что тебя Джессика прислала. Это я. — Подмигнула и исчезла так же быстро, как появилась.

Эрика вернулась к друзьям и, размахивая листком, проговорила:

— Мне дали адрес медиума. Сказали, она может помочь.

— Ну конечно, — сказал Мартин. — Вот он, уровень: от церкви к ведьме в лесу. Я всё снимаю.

— Это… это в сторону Грейнджвилля, — нахмурилась Виктория. — Далековато. Телефона нет. Даже сайта — Кай, отвезёшь? — с надеждой посмотрела Эрика.

— Конечно, малышка. Только не сегодня. Рано утром поедем. А сегодня… у меня есть дела.

— Без меня? — вопросительно изогнула бровь Эрика.

— По работе, — уклончиво ответил он.

После коротких прощаний все разъехались. Кай отвёз Эрику домой и уехал.

Эрика осталась одна, в своей квартире, наедине с мыслями. Церковь не помогла. Возможно, поможет медиум. Возможно, она действительно — та, кто может пробраться в прошлое. Освободить Кая. Но… а если это его уничтожит?

Мысли скакали. Прервал звонок в дверь.

На экране домофона — высокий шатен лет сорока, в элегантной одежде, с немного лукавым взглядом.

— Добрый день. Я Ник. Друг Кая. А вы, должно быть, Эрика? Откроете?

Она чуть помедлила, хотела уже набрать Кая… но передумала. Щёлк — замок открылся.

На пороге она — в мятой рубашке Кая, с гулькой на голове. Он — идеально выглажен, ухожен, уверенно улыбается.

— Рад знакомству. Я Ник, — протянул он руку.

— Эрика, — с сомнением ответила она, пожимая её.

— Судя по тому, как вы на меня смотрите — вы уже догадались, кто я?

— Ну… есть подозрения.

— Прекрасно. Значит, не придётся всё объяснять. Угостите чаем?

— Проходите, — вздохнула она, уступая дорогу.

Ник зашёл в квартиру, легко и по-хозяйски осмотрелся.

— Уютно у вас тут, Эрика. Ну что, поговорим?

Глава 26. Добрый незнакомец

Ник сидел вальяжно, закинув одну ногу на другую. Его туфли блестели, как зеркало, а костюм сидел безукоризненно — тёмно-синий, чуть расстёгнутый на груди. Белоснежная рубашка с воротом стояла чётко, будто не знала, что такое складка. Волосы — мягкие, каштановые, чуть взъерошенные, как у актёра с постера, а улыбка — прямо с рекламного щита. Бархатный голос завершал образ джентльмена-ловеласа из другого времени.

— Итак, — начала Эрика, прихлёбывая чай. Она стояла у кухонного острова, явно не желая приближаться. Ник сидел за столом, вытянувшись в длину, как кот в хорошую погоду — Как давно вы знакомы с Каем?

— О, милая, спросите что-нибудь полегче, — рассмеялся он мягко. — Мы знакомы, пожалуй, целую вечность. А точных дат… я давно не считаю.

— Значит, вы тоже смутно помните прошлое? — уточнила Эрика.

— Всё верно, — кивнул он. — Знаете, жить слишком долго — это как читать одну и ту же книгу с разными закладками. Какие-то главы стираются, какие-то — всегда свежи.

— А вы… вы тот самый юрист? Который занимается наследием проклятых?

— О, а вы умная девушка. Кай всегда питал слабость к таким.

— Очень информативно, мистер юрист, — сухо отозвалась Эрика. — Напомните, зачем вы здесь?

— У нас с Каем возникли непредвиденные дела. Ну и… я соскучился, знаете ли. — Он прищурился и блеснул зубами. — И вообще, должен же кто-то проверять, с кем он живёт.

— Понятно, — протянула Эрика. — Вы ведь всё равно не расскажете правду, да?

— Абсолютно, — с улыбкой ответил Ник. — А вы расскажете мне свою?

Эрика рассмеялась, коротко и тихо:

— Вы меня поймали.

— Эри! — раздался голос из прихожей. Кай влетел в кухню. Глаза — чуть желтоватые, руки — в напряжении, когти выступили, кожа на пальцах потемнела. Он был похож на хищника на грани срыва. Эрика вздрогнула.

— Ник? Какого хрена?

Ник, не теряя ни капли весёлости, вскочил и широко раскрыл объятия:

— Каааай! Дружище! А я тут уже обжился. Мы с твоей Эрикой…

Он не успел договорить — Кай схватил его за шиворот и потащил в кабинет. Легко. Будто Ник был ребёнком. Тот лишь бросил Эрике ухмылку:

ну вот, как всегда…

Дверь захлопнулась. Внутри они долго о чём-то говорили — спорили, как показалось. Эрика хотела бы подслушать, но понимала: у проклятых слух — не хуже их клыков. Поэтому просто ждала. Выпила три чашки чая. Сгрызла пять ногтей.

Наконец, дверь открылась. Ник вышел первый, поправляя манжеты. Кай — за ним. Они улыбались. Пожали руки.

— Всё будет круто, как всегда, — бросил Ник. — И, Эрика… рад был познакомиться.

— Взаимно, — ответила она.

Когда дверь закрылась, Кай повернулся к ней и поцеловал в губы — как будто проверял, не исчезла ли она.

— Милая… я знаю твою общительность, но в сочетании с бесстрашием она превращается в опасную любознательность. Зачем ты впустила в дом незнакомца?

— Он не выглядел враждебно, — тихо сказала Эрика. — И… он смог дотронуться до меня. А у меня ведь кулон.

Кай прищурился.

— Те двое, что схватили тебя в Нью-Йорке, не могли. А я — да. И он — тоже?

— Да. Значит, он… не враг?

— Такие себе выводы, конечно… но допустим, — пробормотал Кай. — Только, прошу, не снимай этот кулон. Ни при каких обстоятельствах.

Он направился в сторону душа. Эрика осталась в кухне — с пустой кружкой, запутанными мыслями и лёгким следом от руки Кая на талии.

…

Кай сидел полулёжа на диване, одной рукой подперев голову, в другой держал стакан с остатками кофе. Его взгляд был затуманен чем-то тяжёлым, далеким — он явно обдумывал что-то важное.

Из душа, обернувшись его футболкой, вышла Эрика. Волосы влажными прядями спадали на плечи, кожа всё ещё хранила тепло пара. Она посмотрела на Кая, прищурилась. Решимость у неё была железная — она собиралась узнать, что именно он обсуждал с Ником. И была готова применить весь арсенал, которым её щедро наделила природа.

Подойдя к дивану, она с кошачьей грацией залезла к нему на колени, удобно устроившись сверху, будто он — трон, а она — избранная царица. Он чуть приподнял бровь.

— Так, — произнесла Эрика, подцепляя его нижнюю губу пальцем и отпуская с лёгким хлопком. — О чём вы с Ником говорили?

Кай смотрел на неё спокойно. Почти.

— Да так… — небрежно протянул он. — О некоторых… делах.

Она начала осторожно разминать его плечи. Его тело отозвалось почти сразу — мышцы дрогнули под её руками. Её ладони скользнули ниже, по груди, по животу. Внутри неё всё играло — весёлый азарт, капелька дерзости и немного откровенной наглости.

— Ммм… не расскажешь, значит? — провела пальцами вдоль резинки его штанов.

— Эри… — Кай чуть прищурился, его голос стал ниже. — Ты что это делаешь, а?

— Пытаюсь выяснить правду, — она прикусила губу, улыбаясь почти невинно.

— И какими же методами?

— Ну… насосать? — прошептала она, приближаясь к его губам.

Кай фыркнул, уголки его губ дрогнули от смеха. Он прижал её к себе, шепча ей в губы:

— Какие подробности, малыш… кто же сразу выкладывает все козыри?

— Думаешь, не получится? — хихикнула Эрика, целуя его между словами.

— Даже не знаю… — его ладони уже уверенно легли на её бёдра. — Зависит от твоих… навыков.

Она устроилась удобнее, его рука скользнула под её футболку…А его язык уже гулял по её губам — уверенно, с нетерпением. Эрика на миг отстранилась, спустилась чуть ниже — к выступающим ключицам, прижалась губами, оставляя влажную дорожку, и плавно провела её до соска. Прикусив его, на этот раз с силой, она добилась того, что Кай вздрогнул и положил ладонь ей на затылок — твёрдо, властно, как будто не хотел отпускать. Она подняла взгляд, встретилась с его лицом — словно хотела убедиться, можно ли ей идти дальше. Но стоило увидеть его прикрытые глаза и приоткрытый рот, напряжённый изгиб челюсти, как всё стало ясно.

Пора спускаться ниже. Эрика скользнула с дивана, мягко устроившись между его ног.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Стащив с него штаны до колен, она чуть приподнялась, провела ладонью по напряжённой плоти — медленно, как будто дразнила — и опустила губы к внутренней стороне бедра. Именно туда, где пряталась крошечная родинка. Та самая. Единственная. О которой знали лишь они двое.

Пальцы мягко обхватили его ствол, двигаясь неспешно, точно зная, чего он хочет. Она не забывала про кончик — поглаживала, слегка надавливая на верхнюю точку, заставляя Кая тихо и с хрипотцой втягивать воздух сквозь зубы. Ей нравилось, как он дышал. Как откидывал голову. Как терялся под её прикосновениями. Сейчас власть была в её руках — и ей это понравилось ещё больше.

Но ненадолго.

Кай положил ладонь ей на затылок — неторопливо, но уверенно — и мягко потянул туда, где теперь властвовала её рука. Эрика подняла взгляд. Встретилась с его глазами. В них плескалась тьма — тёмно-голубая, почти чёрная. Его скулы были напряжены, губы приоткрыты. Он молчал. Но молчание говорило за него. Она облизнулась и медленно приняла его в рот. Не весь — лишь часть, оставив остальное в ладони. Обхватила крепко, уверенно, начав двигать рукой в уверенном ритме.

Кай простонал.

Сначала её движения были вразнобой — рука и губы не совпадали, как будто дразнили его. Но вскоре всё слилось воедино, в плавный, убаюкивающий ритм. Он вздрогнул, грудь заходила от глубокого, резкого дыхания. Эрика оторвалась от него — с влажным, тягучим звуком — и опустилась ниже, к коже. Провела языком по внутренней стороне бедра, а потом втянула нежную складку, сжала член крепче, двигая рукой уверенно, ритмично. Снова поцеловала, поцеловала глубоко, словно запоминала на вкус.

Рука Кая сжимала её волосы — то резко, то нерешительно. Он терял контроль. Эрика чувствовала: сейчас он полностью в её власти. Она нежно провела губами по внутренней стороне бедра, лаская кожу дыханием, и вернулась к самому кончику. Языком она рисовала едва ощутимые узоры, надавливая на самую чувствительную точку — медленно, с вниманием. Кай вздохнул — протяжно, дрожащим звуком — и начал двигать бёдрами, подаваясь ей навстречу. Эрика усилила ритм, помогая себе рукой. Во рту было горячо и влажно, во вкусе появилось предвкушение, солоноватый оттенок желания.

Плоть в её ладони начала подрагивать.

Она подняла глаза. Кай запрокинул голову, тяжело дышал, пальцы на её затылке сжимались судорожно. Разрядка была близко — чувствовалась в каждой клетке его тела. Он подмахивал бедрами, входя глубже, быстрее. Эрика крепче сжала губы, подстроилась под его темп, впитывая каждый его отклик, каждое движение.

И наконец — он замер, прерывисто застонал, тело напряглось, как струна.

Её руки не отпустили его до самого конца.

Он задрожал и излился ей в рот. Эрика аккуратно отстранилась, вытерла губы тыльной стороной ладони и ласково провела пальцами по его бедру, как бы успокаивая. Кай, всё ещё тяжело дыша, опустился, обнял её за талию и легко поднял, усадив к себе на колени. Его губы коснулись её уст — мягко, благодарно, а потом — щеки, скулы, шеи, ключицы… он будто заново отмечал её прикосновением.

Эрика гладила его плечи, потом с чуть лукавым полушёпотом спросила:

— Расскажешь, о чём вы болтали с Ником?

Кай чуть нахмурился.

— С Ником?.. А, с Ником. Нет. Не расскажу.

— Хей! — Эрика притворно надулась. — Так всё было зря?

Она слегка укусила его за нос. Он засмеялся.

— Ну почему зря?

Легко подхватил её на руки.

— Теперь моя очередь, — сказал Кай, целуя её снова и неся в спальню.

…

Утром

Эрика проснулась раньше, чем планировала. Её разбудил запах кофе, сыра и что-то ещё — приятное, домашнее. Она быстро умылась, стянула резинку на запястье и заплела волосы в небрежную косу.

— Доброе утро, любимый! — поздоровалась она, заглянув на кухню.

— Доброе, — Кай поставил на стол тарелку с тостами и притянул её за талию, целуя в щёку.

— Завтрак? — предложил он.

— О да, с удовольствием, спасибо, — улыбнулась Эрика, усаживаясь за стол.

Завтрак прошёл на удивление спокойно. Как перед бурей. Через полчаса они выехали из дома — в сторону Белинды, загадочной медиума, о которой до сих пор Эрика знала только одно: она жила далеко. И, возможно, знала ответы, которые не могли дать ни церковь, ни Кай, ни сама Эрика.

— Поехали? — спросил Кай, заводя машину.

— Поехали, — кивнула она. — Пора найти хоть какие-то ответы.

Путь был долгим. Кай, как всегда, вёл спокойно — его руки крепко лежали на руле, а взгляд не покидал дорогу. Он почти не говорил, будто сам себе был картой, компасом и водителем одновременно. Эрика, как всегда, дремала на пассажирском сидении — укачанная шумом шин, солнцем и присутствием Кая. Болтать не хотелось — слишком многое было уже сказано, а то, что осталось, рождалось не словами, а в тишине.

Когда навигатор сообщил о повороте, они съехали с основной трассы на узкую, еле заметную дорогу, петлявшую между соснами и елями. Лес становился всё гуще, и через пару километров дорога закончилась. Просто — в никуда. Дальше была только тропинка, уходящая в заросли и за поворот теряющаяся в тени деревьев.

— Ну, судя по навигатору, дальше пешком, малыш, — Кай посмотрел на экран телефона и сунул его в карман.

— Пешком так пешком. Мне не привыкать, — бодро отозвалась Эрика, потягиваясь. Она вышла из машины, закрыла дверь и осмотрелась. Тишина. Только лес, звуки птиц, шорохи листьев и тот особенный запах хвои и земли, который невозможно перепутать ни с чем.

Кай выключил двигатель, вышел следом и перекинул через плечо рюкзак.

— Выспалась в машине? — спросил он, подходя ближе.

— Ага, а вот ты выглядишь не очень. Может, поспишь? А я сама схожу? — с усмешкой предложила она, подбоченившись.

— Ну уж нет, — Кай криво усмехнулся. — Я с тобой. Мало ли… И вообще, я и сам хочу посмотреть на эту Белинду. Может быть, даже поговорить.

— Ты не веришь в медиумов? — с любопытством спросила Эрика, пока они начали шагать по тропинке.

— Верю. Просто... осторожно. Слишком часто под видом медиума — шарлатан. А слишком редкие настоящие — могут видеть то, чего лучше бы не видеть.

— Прямо как я, — усмехнулась Эрика.

Кай посмотрел на неё сбоку — и в его взгляде скользнула улыбка. Мягкая, почти невидимая. Но тёплая.

Тропинка вела вглубь леса, и воздух становился гуще. Мягкий свет просачивался сквозь ветви, а под ногами шуршали хвоя, мох и прошлогодние листья. Всё казалось немного потусторонним — будто сами деревья знали, куда они идут.

Продвигаясь по тропинке, они шагали вглубь леса. Он был совсем не как в городе — густой, шепчущий. Стволы деревьев, старых и мшистых, тянулись к небу, как забытые колонны древнего храма. Где-то справа потрескивала ветка, где-то вверху скрипела сосна. Лес пах влажной землёй, листвой, хвоей и чем-то смолистым. Пахло тишиной, как сказала бы Эрика.

Свет пробивался через крону пятнами, ложась на лица и плечи. Иногда мелькали тонкие паутинки, а в них — пылинки, будто застывшие в вечности.

Кай шёл чуть сзади и, вдруг, легонько тронул Эрику за плечо.

Она обернулась, думая, что он услышал что-то... или заметил.

— Что? — тихо спросила она, приподнимая бровь.

Кай смотрел на Эрику не отрываясь. Во взгляде было что-то странное. То ли упрёк, то ли приглашение. Эрика даже на секунду подумала, что что-то натворила.

— Милый? — тихо спросила она. — Что-то случилось? Опять?

— А?.. О, нет. Всё хорошо, — Кай очнулся и заулыбался. — Я тут просто… просто вот. Держи.

Он протянул ей коробочку, обтянутую бирюзовым шёлком, с нежным бантом сверху.

— Открой, — попросил он.

Эрика подчинилась. Внутри оказалось кольцо — из белого металла, с крупным белым камнем посередине. Она округлила глаза и резко захлопнула крышечку.

— Кай… Это кольцо?? — спросила она тонким голосом.

— Ага, да. Кольцо. Примерь. Выбирал на глаз, но надеюсь, подойдёт.

— Эм… Кай, милый… это… это что, предложение? — тихо спросила Эрика.

— Чт… вот блин. Эрика, я… нет. Это подарок! Просто подарок. Я сначала думал взять браслет или серёжки, а потом увидел это кольцо, и оно понравилось. Ну… я и купил. Чёрт, я идиот — не подумал, как это может выглядеть.

— Кай… — Эрика уже смеялась. С того, как мило он оправдывался и нервничал. — Мне очень нравится. Спасибо.

Она примерила кольцо. Оно село идеально. Камень на солнце играл всеми цветами радуги, а сама Эрика не могла оторвать взгляд от пальца.

— Спасибо, любимый, — сказала она, обняла Кая и чмокнула его в губы. А потом хитро добавила: — Но, знаешь… если ты вдруг решишь, что это всё-таки помолвочное кольцо… я готова к обсуждению.

Она подмигнула, взяла его за руку — и повела дальше по тропинке в лесу.

Глава 27. Линия прервалась?

Спустя получаса пешего прохода наконец-то показался дом. Он стоял среди леса, как будто вырос оттуда — современный, с панорамными окнами во всю стену, чёткими линиями и серыми бетонными плитами. Но при этом весь был утыкан амулетами, лоскутками с рунами, сухими венками из трав, перьями и колокольчиками. На ветру всё это звенело и покачивалось, как будто разговаривало само с собой. У двери висела охапка лаванды, под крышей — связка чеснока, а вдоль перил — мохнатые нити с бусинами.

— Этой дороги даже на картах нет, — цыкнул Кай, бросив взгляд на параллельную подъездную с другого направления.

— Да ладно, зато прогулялись, — бодро сказала Эрика, бросая последний взгляд на тропу, утопающую в еловых иголках.

На их голоса вышла женщина лет пятидесяти. Высокая, крепкая, с пышными светлыми волосами, собранными в грубую косу. Она была в длинной юбке в этно-стиле, в жилете из овчины и с огромными круглыми очками. Но что-то в ней выдавало опыт и мощь — от манеры держаться до зычного, немного театрального голоса:

— А я вас ждала!

— Предсказали наш визит? — с улыбкой подмигнула Эрика.

— О, нет, дорогая, — Белинда хохотнула. — Джесс позвонила. Сказала, что дала вам мой адрес, и что вы наверняка приедете с серьёзной бедой.

— Ага, с бедой приехали, — подтвердила Эрика. — Я — Эрика. А это Кай.

— Прелестно. Проходите. Я уже чай поставила.

Внутри дом выглядел неожиданно современно: лаконичная мебель, стекло, бетон, плита последнего поколения. Но на каждом углу — контрасты: ловцы снов, картины с черепами и символами, сушёные апельсины, веточки рябины и пучки шалфея, висящие на гвоздиках. Запах трав был повсюду — терпкий, густой, убаюкивающий.

— Чай или что-то перекусить? У меня выросла просто отменная листовая капуста — могу сделать сэндвичи!

— Я не откажусь, — кивнул Кай.

— Ну и прекрасно, — снова пропела Белинда, двигаясь с лёгкостью и ловкостью по кухне. — Присаживайтесь.

Эрика, обойдя кухонный остров, уселась за стол. Белинда поставила перед ними чай — насыщенного винного цвета — и продолжила варганить еду.

— Это каркаде. Восточный чай. Восстанавливает дух. А вы, дорогуша, духом-то потрёпаны, ох как.

— Вы занимаетесь духами? — осторожно начала Эрика. — В смысле… призраками?

— Призраками? — Белинда хмыкнула. — Ну какой же это призрак. Это дух. Разные вещи.

— Почему вы так решили?

— У тебя три признака. Во-первых, он безвреден. Во-вторых, у него лапки — такие обычно у хранителей. И в-третьих — он появился сразу после того, как ты получила этот кулон.

Кай и Эрика переглянулись.

— Почти сразу, да… — подтвердила она. — А что значит этот кулон?

— Он дал тебе не только защиту, милая. Он открыл твой дар. Тот, что сидел в тебе долго. И ты, Кай, кстати, тоже приложил руку.

— Откуда вы знаете про нас? — спросила Эрика, нахмурившись.

— А ты? — Белинда кивнула на Кая. — Ты ведь знаешь его. Во снах. Как он тебя там называл?

— Жрица. Видящая, — тихо сказала Эрика.

— Вот и ответ. Ты — ведьма. Или медиум. Или как хочешь себя зови. Ты рождена чувствовать. А теперь ты начала просыпаться. Вот и дух, и сны, и всё это вокруг.

— Что ж… ладно, — выдохнула Эрика. — А что делать с духом?

— Я бы оставила. Он безвредный. Но дам тебе пару рун — спрячешь дома и объяснишь ему, что с ними можно играть, а с твоими свитерами — нет.

— Думаете или уверены? — вмешался Кай.

— Уверена, дорогой. Но… — Белинда посмотрела прямо на него, — дух это ведь не самая важная ваша проблема, правда?

Кай нахмурился. Эрика напряглась.

— Что вы знаете? — спросила она.

— Немного. Меня уже пытались просить о помощи в похожем случае. Но память… — Белинда вздохнула. — Это как сосуд. У кого-то — капли. У кого-то — море. Кай… у него океан. Так просто не достать. Но кое-что можно.

— Что именно?

— Твои сны, дорогая. Они — ключ. Хочешь знать больше?

Белинда кивнула на боковую дверь.

— Готова? Только мы вдвоём.

Эрика обернулась к Каю. Он кивнул, пусть и с некоторым беспокойством.

— Готова, — сказала она.

— Тогда пойдём.

В кабинете Белинды царил полумрак, пахло сухими травами, воском и старой древесиной. На многочисленных полках стояли фигурки, амулеты, чаши, банки с чем-то мутным внутри, связки трав и мешочки с неизвестным содержимым. Всё это одновременно напоминало ведьмин уголок и музей культур, о которых никто уже не помнит.

Посреди комнаты стоял круглый стол, выложенный каменной мозаикой. В центре — хрустальный шар, тускло поблёскивающий в свете лампы.

— Будем спрашивать у предков? — попыталась пошутить Эрика, указав на шар.

— Ох, ну что ты, нет, — мягко усмехнулась Белинда. — Лучше спросим у природы.

Из одной из антресолей она достала круглый поднос из белого металла с крышкой. Поднос был необычный: дно — абсолютно гладкое, а стенки украшены замысловатыми узорами и концентрическими кольцами, будто отражающими волны на воде. Вслед за этим Белинда поставила перед Эрикой небольшой керамический горшочек.

— Это песок, — пояснила она. — Не обычный. Очень… особенный. Ты ведь связана с песками, верно?

— Да, — кивнула Эрика. — Во снах я часто в пустыне. Похоже на Египет, но точно не скажу.

— Вот и отлично. Высыпь песок на поднос, накрой крышкой и немного потряси.

Эрика с сомнением посмотрела на конструкцию, но подчинилась. Несколько раз встряхнула поднос, сняла крышку — и замерла. На гладком дне образовался сложный узор, будто сам песок знал, как лечь.

— Так, посмотрим… — Белинда склонилась. — Вот, видишь? Вот это — ты.

Она указала на спиралевидную волну, с прерывистыми отрезками.

— Видишь, как волны рвутся и снова идут? Это твои жизни. Ты умираешь и рождаешься. Всё как у обычного человека.

— А это? — Эрика показала на длинную прямую линию, которая тянулась от одного края подноса к другому, не прерываясь.

— Это он. Его сущность. Цельная, непрерывная. Это… ну, ты понимаешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эрика кивнула, сглотнув.

— А вот… точка. — Белинда указала на начало линий. — Это отправная точка. Проклятие. Вы связаны им, милая.

— Я… я его прокляла? — спросила Эрика, голосом едва слышно.

— Не знаю. Но ты имеешь к этому прямое отношение. Ты — часть причины. Но не факт, что причина целиком.

— А мы можем это узнать?

Белинда задумалась.

— Да. Через сны. Ты ведь уже их видишь?

— Да. И всё ярче.

— Ну вот. Если ты — Видящая, а всё указывает на это, ты сможешь сама входить в нужные сны. Я лишь помогу тебе направить запрос.

— А если не получится?

— Получится, — уверенно сказала Белинда. — Ты справлялась раньше — справишься и сейчас.

Эрика кивнула, но в глазах читалось волнение.

— Давайте попробуем.

— Хорошо. Я дам тебе ловец снов — он усилит твои намерения. Главное — думать о том, что ты хочешь увидеть. Сформулируй вопрос. Сконцентрируйся. Он направит тебя туда, где скрыт ответ.

Белинда встала, вернулась с красивым ловцом снов из золотистых нитей и чёрных перьев.

— А это… для твоего мохнатого друга, — улыбнулась она, протягивая свёрток с рунами. — Спрячешь в квартире, объяснишь, что теперь он играет с ними, а не с твоими вещами.

— Вы думаете, он поймёт?

— Я уверена, дорогая.

Белинда ненадолго замолчала. Потом посмотрела прямо в глаза Эрике.

— Но дух — не самое главное. Ваша любовь с Каем… она — больше. Вы когда-то дали друг другу клятвы. Их не сломать просто так. И это — сильнее любого проклятия.

Эрика сжала губы, борясь с подступившими слезами.

— Мне страшно. Что если ничего не изменится? Или он… исчезнет?

— Не исчезнет. Вы тянетесь друг к другу сквозь всё. Сквозь жизни. Просто вспомни.

Эрика поблагодарила её. Уже у порога спросила:

— Сколько мы вам должны?

— О, милая. Твой кавалер уже всё уладил.

На выходе Эрика ещё раз взглянула на поднос. И только тогда заметила: линия Кая в самом конце — обрывалась.

…

Белинда проводила их до крыльца. Эрика не стала спрашивать про обрывающуюся линию на подносе — просто не решилась. Было страшно услышать ответ.

На обратном пути солнце уже клонилось к горизонту. До машины шли молча. Кай шёл рядом, крепко держа Эрику за руку. Периодически он проводил пальцами по её ладони, касался костяшек — осторожно, будто проверяя, всё ли с ней в порядке.

Сев в машину, Эрика повернулась к нему:

— Ты же слышал наш разговор?

— Да, — ответил Кай, не отводя взгляда от дороги. — Почти весь.

Он улыбнулся, мягко, как всегда:

— Едем сразу в квартиру? Камушки на “спокойствие” пора заменить?

— Давай, — Эрика подхватила улыбку, но почти сразу погрустнела. — Смогу переехать обратно к себе.

Кай кивнул, но взгляд его помрачнел.

Минут через десять езды, его голос, ровный и тихий, выдернул Эрику из мыслей:

— Эри… может, не будешь переезжать? Останешься? Я уже привык. Буду скучать.

Он взял её руку и положил себе на бедро. Эрика повернулась к нему — на его лице было беспокойство. Никакого давления. Просто просьба.

— Кай, я… — начала она, но он перебил:

— Я всё думал… про наш разговор в лесу. Про кольцо и помолвку. Давай жить вместе? Мне хорошо с тобой. Я не представляю, как мы будем по отдельности.

Он чуть улыбнулся, надеясь разрядить напряжение.

Эрика смотрела на него внимательно, пытаясь найти подвох. Может, он хочет уберечь её? Или наоборот — привязать? Зачем ему жить с ней?

Но Кай просто ждал. Без игры. Без фокусов.

— Кай… правда хочешь жить вместе? Это серьёзно.

— Да, — мягко кивнул он. — Я всё решил. Буду тебя любить, заботиться, обеспечивать. Всё, как ты любишь.

— О, ну, “обеспечивать” — это уже звучит! — с усмешкой ответила Эрика. — Хорошо, давай жить вместе.

Кай рассмеялся:

— Я до сих пор не осознал, что ты такая падкая на богатство.

— Тут не в деньгах дело, — фыркнула Эрика. — Тут в уверенности. Ты — моя безопасность. Моя опора. Мужчина, рядом с которым не страшно. Это главное. Ну и личные границы, конечно, но с этим у тебя всё в порядке.

Он кивнул.

— Я заметил, вы с Мартом канал подзабросили.

— Ну да. Сейчас приоритет — твоя задница, любимый. Канал подождёт.

— Спасибо. — Он посмотрел на неё с благодарностью.

Уже в темноте подъехали к дому. По дороге заехали за тако — быстро перекусили в машине и пошли наверх.

Эрика открыла дверь первой:

— Ну что, дух, что ты тут натворил на этот раз?

Кай усмехнулся сзади.

Они вошли — и замерли. Прямо от порога начиналась дорожка из одежды. Старые платья, куртки, трусы… и даже бабушкина шуба. Всё шло по полу, зигзагами вели их в спальню.

Там, на кровати, в центре — гнездо из всех этих вещей. Внутри — углубление. Как будто кто-то всерьёз решил поселиться.

Кай рассмеялся:

— Эрика! Он свил гнездо!

Эрика сощурилась:

— Надеюсь, он там не отложил яйца.

Они собрали одежду, выдохнули и сели на кухне пить кофе.

— Ну что, определишься, что сегодня забираешь ко мне? — Кай глянул на неё через чашку.

— Торопишься, а? — прищурилась Эрика.

— Нет, ну… да. Хочу, чтобы ты уже переехала. С концами. И ни шагу назад.

Она провела пальцем по его щеке:

— Отросло… — тихо сказала она, мягко ущипнув его за подбородок и поцеловав.

— Да, — ответил Кай ей в губы. — Хочу быть рядом. Всегда.

Эрика чуть отстранилась.

— Кай… я всё думаю про сны и про Белинду. Мне кажется, картина вырисовывается. Я была жрицей. Приехала к твоему отцу. Ты, наверное, боролся за трон. Может, я тебя прокляла? — Она замолчала на секунду, потом продолжила — Я боюсь. За тебя. За нас. Что будет, если мы всё узнаем? Или наоборот — не узнаем. Боюсь того, о чём ты молчишь. Зачем здесь Ник? Он явно не по наследству приехал…

Кай мрачнел с каждым словом. Она видела это. Но не могла остановиться.

— А если ты проклят, а я с тобой останусь? А если ты будешь убивать, а я… я не смогу тебя остановить?

Эрика продолжала, а Кай будто каменел. Он не умел справляться с этим. С её страхами. Со своими.

— Эри… хватит, — сказал он тихо, но уже напряжённо.

— Что “хватит”?

— Прекрати.

Её голос стал мягче:

— Кай, мы должны об этом говорить.

— Я не хочу. Не могу, — процедил он.

— Но… Кай, я...

— ХВАТИТ! — Кай закричал и ударил по столу. Эрика вздрогнула.

Она смотрела на него — его жёлтые глаза, когти, вдавленные в дерево, сжавшиеся челюсти.

— Кай… — прошептала она. — Что ты…

— Эри… — голос его уже не был голосом. Это был рык.

Она увидела зубы. Острые. Нереальные.

И её тело выбрало за неё — она побежала. Инстинкт. Живой и жгучий страх.

Крик Кая догнал её у двери:

— ЭРИ! СТОЙ!

Но она бежала. Сквозь улицу, сквозь ветер, слёзы, панический шёпот внутри: «мне страшно, мне страшно…»

Она остановилась у металлического ограждения, обрамляющего озеро. Вокруг было пусто — ночь, парк, ни души. Тишина казалась липкой, густой. Только редкие всплески воды и шелест листвы напоминали, что мир всё ещё жив.

Эрика тяжело дышала, сердце всё ещё колотилось. Она сунула руки в карманы худи — нащупала телефон и выдохнула с облегчением: слава богу, он был с ней.

Мысли в голове путались. Кай… её Кай. Тот, кого она любит. Как он мог? Как мог так напугать? Его голос, когти, глаза, зубы… Это было слишком. И всё же — он не причинил ей вреда. Просто сорвался. Просто испугал. Но… этого было достаточно, чтобы ноги унесли её прочь.

Страх немного отступал, уступая место здравому смыслу. Может, он уже жалеет? Может, ищет её?

Она включила телефон. Вибрация, экран — восемь пропущенных от Кая. Пять — от Мартина. Значит, ищут. Значит, волнуются. Это согревало.

Эрика выдохнула, улыбнулась сквозь слёзы, провела пальцем по экрану — и уже собиралась набрать номер, как вдруг…

Что-то внутри замерло.

Чужое ощущение. Лёгкое, как дуновение. Но настойчивое. Она не одна.

Её спину прожигал взгляд. Ровный, тяжёлый, как лезвие ножа по коже. Медленно, очень медленно она обернулась…

Глава 28. Первый

За спиной стоял мужчина. Невысокий, но плотный, словно выточен из камня. Свет фонаря скользнул по его лицу, и Эрика мгновенно поняла — с ним что-то не так.

Он был красив. Очень. Как и Кай, как Ник. Но в его облике было что-то искажённое. Лицо слишком симметричное, слишком гладкое — будто чужое. Волосы тёмные, уложены с идеальной небрежностью. На виске шрам, едва заметный. А глаза… чёрные, как бездна. Ни отблеска, ни зрачка. Полная, голая темнота.

Мужчина шагнул вперёд. Эрика вжалась в ограду у озера. Пальцы онемели. Внутри всё обмерло — она поняла, что до этого ей не было страшно. Страшно было сейчас. По-настоящему.

Бежать? Бесполезно. Он поймает. Она знала.

«Блефуй», — сказала себе. Как тогда, на кухне. Как всегда.

— Кто вы… и что вам нужно? — спросила Эрика, собирая голос в комок и выплёвывая его наружу.

Мужчина усмехнулся. Медленно, с наслаждением.

— О, я просто старый друг Кая, — сказал он низко, будто мурлыча. — Знаешь, есть такая поговорка. Скажи мне, кто твой друг — и я скажу, кто ты.

Он медленно оскалился. Эрика заметила клыки — тонкие, острые, как иглы. Как у акулы.

— Прячешься от него, да? — Он наклонил голову на бок. — Убегаешь, маленькая?

— Нет! — громко ответила Эрика. Пускай кто-нибудь услышит. Пускай… — Просто… гуляю, — тише добавила она.

Он шагнул ближе.

И только теперь она поняла, что именно в нём вызывало мурашки —

он был почти человеком

. Почти. Но что-то — в походке, в мимике, в запахе — вызывало ужас. Зловещая долина. Он не был человеком. Не был живым.

— Что вам нужно? — снова спросила Эрика.

— Поздороваться. Познакомиться, — он подошёл вплотную. От него пахло гнилью. Кровью. Кисло-сладкой порчей, как от подгнившего арбуза на солнце.

Он посмотрел ей в глаза. Зрачки — чёрные. Без дна. Поднял руку. Хотел дотронуться.

Но замер, цыкнул сквозь зубы.

— Цццц… — Он сморщил нос. — Что это за хрень у тебя на шее?

Эрика не ответила.

— Ведьма. Была — и осталась, — сказал он, скалясь. — Всё туда же, да?

— Что вы знаете? — спросила Эрика. С каждым словом в ней росло холодное спокойствие. Он не может её тронуть. Значит, она может говорить.

— Ооо… — пропел мужчина. — Ведьма хочет знать, что натворила с королём?

Эрика не ответила.

— Очень интересно… — его голос стал медленнее, тяжелее. — Ты ведь его прокляла, да? Хоть и не помнишь.

Он сделал ещё шаг — и теперь стоял рядом. Эрика чувствовала запах его кожи. Металлический. С гнильцой. Внутри всё протестовало. И всё же она вдруг ощутила — всё равно. Ей было всё равно. Если она и потеряет сейчас жизнь… то только её. А Кай?

Кая она найдёт. Снова.

— Давай, проходи мимо, — сказала она ровно. — Или не можешь?

Мужчина прищурился. Долго смотрел ей в глаза.

А потом… вдруг сделал два шага назад.

Эрика почти выдохнула. Медленно достала телефон — нужно позвонить Каю. Сказать, где она.

Она только разблокировала экран — как боковым зрением заметила движение.

Что-то большое и тяжёлое. Взметнулось в воздух.

Урна?

— подумала она на долю секунды.

И тут в плечо ударила тупая, разрывающая боль. Мир взорвался белым, потом стал чёрным. Она не закричала — не успела. Тело обмякло и покатилось через ограду.

Вода приняла её в себя. Холодная, вязкая.

Она тонула.

Медленно, без сопротивления.

Шум погас. Свет исчез. Всё исчезло.

А наверху Сиглид стоял у кромки воды, задумчиво глядя в темноту. И усмехался.

…

Сначала была пустота. Затем — лёгкий свет, проникший в её сознание. Потом она почувствовала боль. Где-то наверху. Боль медленно расползалась по телу, спускаясь ниже, обволакивая её изнутри.

— Рика… Эрика…

Она слышала голоса. Шум. Пока не могла разобрать, что говорят, но голоса — были знакомые. Родные. Громкий, звонкий, любимый звал её из темноты. Рядом — густой, хриплый. Кто-то тёплый касался груди, что-то прижималось к губам. Было тяжело дышать. Лёгкие отказывались слушаться.

Затем — сильный нажим на грудную клетку. И… вдох. Воздух рванулся внутрь, наполнил лёгкие, обжёг их изнутри.

Эрика резко села и закашлялась. Изо рта и носа хлынула вода. Она выдохнула судорожно:

— Хааааа…

— Эрика! Эрика!

Лицо Мартина было первым, что она увидела. Он склонился над ней, трогал её за плечи, щёки, колени, что-то быстро говорил. Эрика с трудом повернула голову и увидела белые локоны — мокрые, спутанные, прилипшие к щекам. Её пальцы потянулись и едва коснулись волос.

— Кай… — выдохнула она.

— Я здесь, я здесь, малыш, — Кай гладил её по щекам, по руке. — Всё хорошо. Ты с нами…

Сил было только кивнуть. Затем она почувствовала, как с неё снимают мокрую одежду и укутывают в сухое, тёплое — кто-то натянул на неё куртку, кто-то укрывал пледом. Голоса. Мигалки. Сирены. И снова темнота.

Очнулась она в палате. Белый потолок. Мягко, тепло. Легко дышать. Только тянущая боль в голове и где-то в плече. Она пошевелила пальцами рук, ног — всё на месте. Чуть приподняв голову, почувствовала дыхание — тёплое, родное, на виске. Открыла глаза.

Кай.

Он спал, положив голову рядом. Эрика пощекотала его ладонь.

Он вздрогнул, открыл глаза. И тут же подскочил:

— Эри?! Эри, ты хочешь пить? Есть? В туалет?

— Кх-кха… всё нормально, — прохрипела она. — Воды…

Кай метнулся за стаканом и принёс воду с трубочкой. Эрика сделала пару глотков. Боже, насколько восхитительно может быть простая вода.

— Мы в больнице? — спросила она, облизнув губы.

— Да. Ты в порядке, малыш?

— Вроде бы. Что случилось?

— ЭРИКА, ТЫ ЖИВАЯ!!!

В палату ворвался Мартин, швырнулся на край кровати, чуть не обняв её коленки:

— ГОСПОДИ, СЛАВА БОГУ!

— Мартин, всё нормально…

— Ты в порядке?! — за ним зашла Вики, сразу подскочила, обняла крепко. — Слава Богу. Как ты себя чувствуешь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ребята, я в норме. Немного болит голова и плечо, но вообще — бодрячком. Почти готова на марафон. Ну… если это будет марафон скандинавской ходьбы с бабулями.

Они улыбнулись, но глаза у всех были встревоженные.

— Что всё-таки произошло? — спросила Эрика.

— Ты не помнишь? — спросил Кай.

— Помню, что убежала… В парк. Там был мужчина. Мы… говорили? А потом… мокро. Темно.

И вдруг — вспышка:

— Урна! Он кинул в меня что-то… большое. Я упала в воду!

— Да, — Кай кивнул. — Это была урна. Удар пришёлся по касательной — висок и плечо. Ты потеряла сознание. Мартин отследил тебя через «Life360», и я примчался. Увидел… увидел, как ты падаешь. Прыгнул в воду, вытащил тебя. Мы откачали и вызвали скорую.

— Эри… ты чего ночью одна в парк? — осторожно спросила Вики.

— Ам… Вики, зайчонок, — вставил Мартин. — Может, дадим им побыть вдвоём? Видишь, Кай уже весь побелел — ему надо убедиться, что она в порядке, с памятью и всеми конечностями. Без нас.

— Но…

— Мы пойдееем, — пропел он и, ухватив Вику, повёл к выходу. — Обязательно всё обсудим за обедом!

Он подмигнул Каю, и они вышли.

— Он классный, — сказал Кай.

— Самый лучший, — согласилась Эрика.

Наступила тишина.

— Кай… кто это был в парке? — спросила она. — Что он хотел?

Кай выдохнул, сел на край кровати. Потом снял кроссовки, лёг рядом, взял её за руку.

— Тебе точно не позвать врача?

— Нет. Я в норме. Расскажи мне. Всё. Я не уйду. Я не испугаюсь. Мне нужна правда, Кай. Вся.

Он долго смотрел в потолок, затем перевёл взгляд на неё. И начал говорить.

— Мужчина, что напал на тебя… — Кай чуть приподнялся, глядя в потолок. — Его зовут Сиглид. Помнишь, я рассказывал тебе, что есть двое проклятых, древних как мир? Один из них — я. Второй — он.

— Ммм, — Эрика кивнула. Она помнила.

— И что ему от меня нужно? — спросила она.

— Убить. Поиграть. Покалечить. Украсть. Прибрать к себе. Всё что угодно, — начал перечислять Кай.

— То есть… я для него развлечение? — её глаза округлились.

— Да. — Кай кивнул. — Что-то, чем можно позлить меня. Он делает это часто. Всячески. Это почти… традиция.

Он замолчал. Эрика тоже. Пауза была тяжёлой, но в ней уже не было растерянности — только понимание, в каком хрупком положении они оказались.

— Он назвал меня ведьмой, — нарушила молчание Эрика. — Он что-то знает обо мне?

— Возможно, — уклончиво ответил Кай. — Я не уверен. Я вообще плохо знаю его и нашу историю. Просто раз в десятилетие он появляется… и всё снова рушится. Он как чума. Вечная. Постоянная. Предсказуемая в своей непредсказуемости.

Он вздохнул и прижался к ней ближе. Эрика повернулась к нему, положила ладонь на его талию.

— Но зачем ему это? Разве нельзя просто… жить? Ну, как все? Нормальные…

— Эри, — Кай заговорил мягко. — Не все проклятые хотят быть избавлены. Многим это нравится: вечная жизнь, власть, сила, деньги. Со временем человечность уходит, мораль размывается… Удовольствия — остаются. Сиглид не исключение.

— Понятно… — прошептала Эрика. — И какие у вас с Ником планы?

— Убить его, — спокойно сказал Кай. Будто речь шла о списке покупок. — Точнее — расчленить. И спрятать части по разным концам мира.

— Ох… — Эрика вздохнула. — Жёстко.

— Согласен. Звучит жестко. Но другого выхода нет. Либо мы — его, либо он — нас. То есть тебя, Эри.

Он посмотрел ей в глаза.

— Я хотел извиниться за вчерашнее, — добавил он и коснулся её лба, осторожно убирая прядь волос за ухо. — Я… напугал тебя. Это было неправильно.

— Кай… Всё нормально, — Эрика посмотрела на него с любовью. — Ты испугался. Это была просто реакция. Я понимаю.

— Нет. Я был не прав, — он запнулся. — Мне… сложно. Сложно признать, даже перед собой, что я чего-то боюсь. А тем более — перед тобой. И моя реакция… — он опустил взгляд. — Это не чтобы напугать. Это чтобы… защититься. От собственных чувств.

— Милый, — Эрика взяла его ладонь, прижала к губам, поцеловала. — Я поняла, откуда эта реакция. И я знаю — ты не причинишь мне вреда. Это просто… инстинкт сработал раньше логики. Всё и произошло.

Он ответил ей взглядом, мягко притянул к себе, заключил в объятия.

— Я люблю тебя, Эри, — прошептал он ей в макушку. — И обязательно защищу.

— Я тоже люблю тебя, — ответила Эрика. — И верю тебе.

…

Кай привёз Эрику домой после обеда. Врач сказал, что с ней всё в порядке — ушибы, сотрясения нет, только легкая травма плеча и ушиб головы. Дал обезболивающее и мазь на случай, если будет болеть.

Дома Кай помог ей справиться с душем, осторожно вытер волосы полотенцем, посадил на кровать, укутал в мягкое одеяло, поставил рядом с ней поднос с едой, большим чайником чая и включил Netflix. Он устроился рядом, ненавязчиво — так, чтобы быть рядом, но не мешать.

Эрика сидела в коконе из одеял и заботы, ощущая себя хрупкой, но под присмотром. Где-то на периферии сознания все ещё шевелился страх — воспоминание о холодной воде, тени, ударе. Но поверх него лежал тихий уют: Кай рядом. И да, он — причина, по которой её преследуют… но он же — её защита. Главное — больше не убегать. Ни от него, ни от себя.

Где-то на третьей серии

Царства Падальщиков

плечо заныло. Эрика съела таблетку и запила оставшимся чаем. Сон не шёл — разум был неспокоен. Она бросила взгляд на ловец снов, который Кай повесил над её стороной кровати. Мелкие бусинки на нитях поблёскивали в полумраке. Эрика вспомнила, что говорила Белинда: сосредоточься на том, что хочешь увидеть.

Она закрыла глаза и стала усиленно думать о прошлом. О песке. О Египте. О Кае. Если он был рядом… пусть сон подскажет. Пусть покажет.

И это сработало.

Сначала была темнота. Потом — тепло. Потом — запах кардамона и песка.

Сон начался.

Эрика шла по коридору — бесшумно, будто скользила. Каменные стены были тёплыми на вид, и в них, казалось, дышало само время. Ткань её платья шелестела, чуть цепляясь за бёдра. Платье было белоснежным — длинным, с глубоким вырезом и двумя высокими разрезами по бокам. Лямки на плечах перехвачены золотыми кольцами. Оно было красивым, обнажающим, но не вульгарным. На ногах — мягкие сабо из тонкой кожи, с открытым носом и чуть приподнятым каблуком. Волосы — не её. Длинные, густые, пшеничного оттенка. Они ниспадали до поясницы, ложась на спину тяжёлой волной.

«Не мои», — промелькнуло в голове. Но тело шло дальше. Без колебаний. Без вопросов. Оно знало путь.

Коридор вёл к низкой арке. Чем ближе она подходила, тем сильнее нарастало волнение. Не тревога — знание. Чёткое, холодное. Она знала, куда её ведут. И знала, к кому.

Арка вывела в зал. Эрика невольно задержала дыхание — это была не спальня, а трапезная. Помещение оказалось камерным, с приглушённым светом и мягкими тканями на стенах. На полу — ковры. Окна зашторены. По углам — кресла с высокими резными спинками и наброшенными на них шелковыми тканями. В центре — стол, широкий, тяжёлый. На нём — горы еды: тёплые лепёшки, чаши с виноградом, инжиром и гранатом, вино в тонких сосудах из резного стекла, кувшин с дымящейся похлёбкой, миски с орехами, мёдом, отварными кусками мяса в соусе.

В конце стола, в глубокой тени, сидел Господин.Кай.

Он был в одной шелковой юбке цвета ночного неба. Колени открыты, грудь — обнажена. Волосы собраны в хвост. Ни ожерелий, ни украшений. Он выглядел расслабленным. Лениво перебирал виноградины, одна за другой поднося к губам. Глотал медленно. Эрика смотрела, как двигается его кадык — плавно, властно.

Он поднял взгляд, когда заметил её. В лице появилось движение — интерес, что-то хищное. Молча махнул рукой, отсылая охранника. А затем — чуть кивнул Эрике. Подозвал. Жестом.

Она подошла.

У этого мужчины не спрашивали. Ему не говорили «нет». Здесь это значило кровь. Эрика уже была свидетельницей пяти казней. Говорили, было больше. Её пальцы дрожали, но шаг был твёрдым.

Он похлопал по углу стула:

— ḥa iwnw

.

—

Подойди.

Она обошла стол, медленно, будто в ритуале. Платье развевалось, мягко ударяя по ногам. Когда оказалась на расстоянии вытянутой руки, остановилась. Присела на колени. Медленно. Голова — чуть опущена. Знак почтения.

Он наблюдал. Молчал.

Затем взял виноградину и протянул ей.

— dij

.

—

Ешь.

Она открыла рот и приняла ягоду. Касаясь его пальцев губами.

Он протянул ещё одну. Снова.

Затем его палец задержался — нажал на нижнюю губу. Чуть приподнял. И, не отрывая взгляда, медленно повёл вниз — по подбородку, по шее. Нащупал ложбинку между ключицами. Там остановился. Тепло его кожи прожигало.

Он поднял руку, запустил пальцы во вырез её платья, нащупал золотое кольцо и мягко потянул. Лямка соскользнула. Плечо — обнажилось. Затем грудь. Он смотрел на неё, никуда не торопясь.

Эрика задержала дыхание. Стук сердца отдался в ушах.

Он провёл пальцем по коже — от ложбинки до соска. Коснулся. Нажал.

Её тело дрогнуло. Но она смотрела на него — не отводя взгляда.

Он поднял свою руку к лицу, и, не сводя с неё взгляда, провёл языком между указательным и средним пальцем — медленно, лениво, как будто пробовал вкус. Его язык чуть коснулся кожи, оставляя влажный след. Этот жест был не нужным — избыточным — и потому таким обнажающим.

Затем он вновь потянулся к её груди. Пальцами обвёл мягкий ореол, легко соскользнул ниже, затем — вверх, задержался. Пальцы сомкнулись, зажав между собой сосок — теперь затвердевший и чувствительный. Движение было не резким, но ощутимым. Не боль, но острое, стыдное покалывание. Он чуть усилил нажим, медленно проверяя границу между «можно» и «слишком».

Эрика затаила дыхание. А затем выдохнула носом — и сама испугалась громкости.

Он улыбнулся. Его ладонь закрыла всю грудь, в ней почти не осталось воздуха. Потом он отпустил. Погладил вверх, по ключице. Крепко сжал шею. Скользнул вниз, к её затылку. Поднялся и, склонившись, провёл языком по её губам.

— Hna iḥy

.

—

Идём.

Он ушёл, не оборачиваясь. Эрика, ещё не вернув дыхание, подняла лямку, прикрываясь. Но пошла.

Зал их встретил тишиной. В углу стояло кресло. Кай сел. Без слов похлопал себе по колену.

— Špi šu

.

—

Сядь сюда, жрица.

Эрика замерла. Колебалась.

— ŠPI! —

СЯДЬ

— голос хлестнул по воздуху.

Она подошла. Осторожно присела. Он, не дав договорить, взял её за талию — поднял, как куклу. Раздвинул коленом её бёдра. И усадил на себя.

Теперь она сидела лицом к нему. Их тела почти соприкасались. Его пах — между её ног. Ткань тонкая. Слишком тонкая.

— Mit ni

.

—

Попалась, видящая?

— Sulmu… šulmu ul anāku. —

Я не хочу этого, господин…

— прошептала она.

— Ul mitti? —

Почему? Я тебе не мил?

Она молчала.

— Ibbi. —

Отвечай.

— Anāku ēpištu. Šulmu ul šū. —

Я жрица. Мне нельзя быть с мужчиной…

— Ul šulmu… ul šū… —

Не хочешь… или нельзя?

— прошипел он.

Его рука под платьем уже была на её бедре. Поглаживала, мяла. Ткани не существовало.

— šulmu… ul iddin. —

Я… не знаю

.

Он замер.

Медленно положил руку на её бедро. Вторую — на затылок. Взял за волосы. Поднял её лицо — чтобы видеть глаза.

— Ul mitta. —

Ты можешь уйти

.

Пауза.

— In ul šulmu anāku. —

Если не хочешь меня.

Она задохнулась. Он не лгал. Он говорил ровно, спокойно. В его глазах не было угрозы.

Только… ожидание.

И тепло. Его тело было горячим. Его запах — гранат, мирт, смола. Его руки — большие. Нежные. Не руки убийцы. Не сейчас.

— U… šulmu… šulmu ul šūtu… —

А ты… не прикажешь меня казнить?

— Ul šūtu. —

Нет.

Она долго молчала. Потом — коротко кивнула. Закусила губу. И наконец сказала:

— šulmu… epēšu. —

Тогда я останусь, господин.

…

От лица Кая.

Она решила остаться. Сидела на мне. Горячая. Настоящая. Моя.

Всё было одновременно просто и ужасающе сложно.

Я хотел её. Всей кожей, всем телом. Но в этом желании жила опасность. Я всегда причинял боль. Для меня прикосновение было захватом, поцелуй — приказом.

Я не умел иначе. И, если быть честным — не всегда хотел учиться.

Но в этой девчонке… в этой жрице...

С её согласием что-то внутри меня треснуло. Как будто я больше не имел права просто взять. Я должен был знать, что делать с тем, что мне отдали добровольно.

Но я не знал.

Что мне теперь с ней делать?

Я взял её за подбородок — мягко, как держат что-то хрупкое, дорогое. Подушечкой большого пальца надавил вверх, чуть приподнимая её лицо.

И взглянул в глаза.

Большие. Глубокие. Цвета неба — дневного, ясного. Полные тайны, тревоги… и чего-то схожего.

На этой земле такие глаза были только у меня.

А теперь — и у неё.

Я почти мог поклясться, что это не случайно.

Она смотрела на меня, не отводя взгляда. В уголках глаз — блестела влага, но не страх. Гордость. Упорство. А где-то в самой глубине… Любопытство. Она всё ещё была со мной. Всё ещё ждала. Хотела меня. Желала.

Мысль, как между нами вибрирует что-то первобытное, древнее, пьянила.

Пути назад больше не было. Ни для неё, ни для меня.

Я чувствовал это как щелчок замка — что-то закрылось, заперлось. И только мы остались по эту сторону.

Я положил руки ей на ягодицы — полные, мягкие, по-женски щедрые. И резко потянул на себя. Она качнулась вперёд, юбка с платьем сдались одновременно, сползли вверх, обнажив наши бёдра до самых оснований. Между нами почти не осталось ткани. Я почувствовал жар между ее ног — горячее, чем ожидал. Сокрытое место, к которому не прикасалась ни одна чужая рука. Никогда.

Она замерла. Маленькие ладони упёрлись в мою грудь, будто пытаясь удержать равновесие или отгородиться — и опустила голову.

Ēpištu

,

—

Жрица

— произнёс я. Низко, глухо. Почти шёпотом.

Она не откликнулась.

— Êyfil… —

Эйфил

— произнёс я её имя. Тихо, но с нажимом.

Она вздрогнула.

— Lēqû qaqqada. Amāra ana āya

.

—

Подними голову. Посмотри на меня.

— приказал я.

Медленно, будто преодолевая внутреннее сопротивление, она подняла взгляд. Её глаза — влажные, напряжённые — встретились с моими.

Я наклонился и впился в её губы. Они были мягкие, тёплые, как спелый персик под солнцем. А вкус... вкус был слаще мёда. Как что-то запретное, жданное, живое.

Я сжал её за спиной, ладони сомкнулись у локтей. Она была такой мелкой, что казалась почти невесомой в моих руках. Такой горячей — будто пульс её бился прямо под ладонями. Самоконтроль начал плавиться, таять с каждой секундой.

Мой язык скользнул в её рот. Она вздохнула — тихо, носом, как будто не ожидала этого сама. И всё её тело слегка подалось ко мне. Я нашёл её язык. Осторожно, будто пробуя, затем увереннее — облизал, чувствуя, как она вздрогнула. Нос её чуть сморщился, и это движение показалось мне невыносимо живым. Я не закрывал глаз — смотрел на неё. На каждую дрожь ресниц, на то, как сжались веки.

Она же — наоборот. Зажмурилась крепко, будто боялась ослепнуть от слишком яркого ощущения.

Я сбавил напор. Проверяя. Давая ей пространство, если захочет отступить. Но она не отступила. Наоборот — подняла руки, положила на мои плечи. Мокрые ладошки дрожали, но не от страха. Она начала ерзать, устраиваясь на мне удобнее — не торопясь, но с каким-то настойчивым инстинктом. Юбка зашуршала, задралась окончательно, и её лоно мягко прижалось к моему напряженному члену.

Это ощущение ударило током. Я дрогнул.

Затаил дыхание — чтобы не навалиться, не взять сразу, не нарушить этот хрупкий ритм. Всё было зыбко, первозданно. Она — впервые. Я знал это. Чувствовал каждой клеткой. И от этого становился почти бережным.

Почти.

Сдерживать себя было невыносимо — всё внутри рвалось наружу. Я скользнул рукой под тонкую ткань, и кончики пальцев нашли её клитор. Её сокровенное, пульсирующее, будто зовущее.

Тело отреагировало мгновенно — она вздрогнула, резко отстранилась, взглянула мне в глаза, ошарашенная, смущённая. Я не отвёл взгляда — только чуть улыбнулся, притянул её за затылок и снова поцеловал. Долго. Глубоко.

Мои пальцы вновь нашли путь. Но теперь — медленно. Почти лениво. Я дразнил её, водил по кругу, надавливал едва-едва, как будто играл с пламенем. Она застонала — сдавленно, тихо, и заёрзала на моих коленях.

Я сжал её сильнее.

— Ušēšib. Šēpum tēdeš

.

—

Хватит. Прекрати извиваться.

Она только крепче вцепилась в мои плечи. А я продолжал — терпеливо, точно, будто точно знал, как ведут по тонкой грани между нетерпением и разрядкой.

Я оторвался от её губ, дыхание у нас обоих было рваным, горячим. Одной рукой я легко стянул с её плеч лямки платья — ткань сдалась сразу, соскользнула вниз, открыв мне обзор. Я сжал ладонью её грудь, тёплую, тяжёлую, полную жизни. Эйфил вздрогнула, выгнулась, и в этот короткий миг мне почудилось, будто весь мир схлопнулся до точки — до её тела в моих руках.

Моя вторая рука скользнула к ее щели. Я коснулся — и её стон был таким чувственным, что меня самого пронзила дрожь. Она придвинулась ближе, крепче прижалась ко мне, её ладони искали опору на моих плечах. Мои пальцы нашли путь внутрь, медленно, нащупывая её ритм — и когда она слегка приподнялась и позволила себе сесть на них, я понял: она больше не думает. Она чувствует.

Я чувствовал всё — каждый дюйм, каждый отклик её тела, каждый дрожащий выдох у моего уха. Под ладонями — её спина, выгибающаяся с каждой волной. Я помогал — мягкими движениями пальцев, скользящими, провоцирующими, уводящими глубже. Там было узко, тепло, как будто её тело держало меня в ловушке. И мне не хотелось вырываться.

Она подалась ближе, вплотную. Накрыла мои губы своими — и в этом поцелуе не было больше робости. Только жажда, только пульс и дыхание, сплетающиеся вместе. Наши языки встретились, будто продолжая всё, что творилось между телами. Она была тёплой. Влажной. Сладкой. И совершенно моей. В тот миг я вынул пальцы, приподнял ее за талию, и резко насадил на себя. Я вошел сразу, резко, целиком на всю длину.

— Aa

…

— вырвалось у неё, и голос сорвался. Она всхлипнула, вцепилась в мои плечи, дрожа от напряжения.

— Bēlu… ina… ul ēpuš… —

Господин… мне… больно…

— прошептала она почти беззвучно, как признание.

Я обхватил её затылок, притянул к своему плечу, чувствуя, как её дыхание обжигает кожу. Наклонился и глухо, хрипло произнёс:

— Nashû

.

—

Кусай.

Она не ответила. Только дышала — быстро, порывисто, будто её рвало изнутри болью.

Я повторил, ниже, прямо в ухо, с тихой, горящей улыбкой:

— Nashû, ēpištu. Išûtu. —

Кусай, жрица. Сейчас.

И она поддалась. Подчинилась. Так, как я хотел.

Я почувствовал резкий укус — короткий, дерзкий. Маленькие зубки вцепились в моё плечо с неожиданной силой. Её руки обвили мою шею — плотною. Я начал двигаться. Резко. Жестко. Глубоко.

Она всхлипнула прямо в кожу, и — снова. Впилась в меня зубами. С силой. До крови.

— Kīma šulmu... ēpištu... — прошептал я ей в висок. —

Вот так… жрица… вот так…

Именно тогда всё изменилось.

Её движения стали чаще. Глубже. Плавнее. Мы поймали общий ритм, тот самый, тайный, древний. Я сначала подумал, что мне кажется… но нет. Она действительно двигалась в такт мне. Сама. С желанием.

Я стиснул зубы, вцепился пальцами в её бёдра — не для того, чтобы управлять, а чтобы не потерять почву. Она качалась на мне с тихим, уверенным стоном, будто то, чего она так долго боялась — теперь стало её языком, правом. Выбором.

Её голос был сдержан, но слышался между вдохами. И в каждом вздохе — тело отзывалось на прикосновения, на глубину, на меня. Только на меня.

Моя Эйфил слегка расслабилась. Внутри стало скользко и тягуче, как будто всё ожило. Движения стали мягче, тоньше. Слишком приятно. Слишком живо. Я слышал влажные звуки и её лёгкие всхлипы. Чувствовал, как сбивается её дыхание, как она старается, но не может полностью сдержать голос.

Воздуха становилось мало. Пространства — ещё меньше. Мы были в этом слиянии почти без звуков, только дыхание, только биение сердца, только шёпот тел. И вдруг… я почувствовал, как она коснулась моей шеи.

Сначала — кончиком языка. Осторожно. Будто проверяла. Затем — влажный, горячий поцелуй. Она присосалась к коже и замерла, дыша в неё так громко, что каждый выдох эхом отозвался внутри меня.

Самообладание покинуло меня окончательно. Я сжал её крепче — одной рукой за затылок, другой — за талию, прижав к себе. Движения стали быстрее, грубее, но не потеряли той внутренней сосредоточенности, что была с самого начала. Я чувствовал её — всю. Каждую мышцу, каждый ответный толчок, каждый сдавленный выдох.

Она прогнулась, застонала — протяжно, будто выдохнула всё напряжение. Это был тот самый голос, которого я ждал. И сам я был уже на грани — едва держался на краю собственного рассудка.

Моё дыхание стало рваным, плечи напряглись. Я наклонился ближе, уткнулся носом в её волосы, вдохнул её запах. Ещё немного… ещё один ритм, ещё одно касание — и я кончу.

Она вся словно вибрировала подо мной, и этот общий ритм, почти животный, почти молитвенный, гнал нас к последнему мгновению. Её накрыло первой.

Она вскрикнула — коротко, резко, с надрывом, будто что-то в ней сорвалось и выплеснулось. Ещё несколько движений — и я резко вынул члем, догоняя его ладонью. Тело выгнулось, сжалось в напряжении. Нахлынуло умиротворение. Она рухнула на меня, тяжело, без сил. Лежала, прильнув грудью к моей, дрожала мелкой дрожью и дышала — быстро, спутанно, как после долгого бега. Её ладони бессильно скользнули по моим плечам, пальцы больше не держались. Глаза были прикрыты, ресницы дрожали. Лицо — тёплое, пылающее. Такое живое.

Я обнял её, накрыл рукой спину, почувствовал, как между лопатками тихо пульсирует её сердце. Прильнул губами к её виску, поцеловал легко, почти неслышно.

На мгновение опустил взгляд — на свою руку. Светлая кожа, след мой и её. Розовое и белое. Я знал. Не было сомнений.

Первый.

Я вытянул ткань с подлокотника кресла и молча стёр следы — с руки, с себя. Движения были автоматичны, выверены, будто я знал этот ритуал наизусть. Но внутри что-то мешало этому ощущению привычности. Что-то гудело, сбивало дыхание. Нехватка воздуха или переизбыток эмоций — я не знал.

Я притянул её ближе, накрыл собой. Она не сопротивлялась, не двигалась — только тёпло, мирно дышала, доверчиво положив голову мне на грудь.

Вот и всё. Случилось.

Как я и хотел. Как планировал. Как всегда. …только почему же внутри всё казалось иначе?

Глава 29. Память

Утро наступило тихо. Эрика проснулась немного разбитой, но в целом — гораздо лучше, чем накануне. Потянувшись и переодевшись в уютный домашний свитер, она вышла на кухню, ожидая увидеть Кая. Но его не было.

Зато за столом сидел Ник — расслабленно, почти лениво, закинув ногу на ногу, с ноутбуком перед собой. Он невозмутимо щёлкал по клавишам, будто находился у себя дома.

— О, доброе утро, Спящая красавица, — не глядя, усмехнулся он.

— Доброе… — пробормотала Эрика, потягивая шею. — Кай не предупреждал, что у меня будет нянька.

Она подошла к кофеварке и, включив её, кивнула в сторону Ника:

— Будешь кофе?

— О, нет, — с ленивой ухмылкой ответил тот. — Я бы сейчас выпил что-нибудь покрепче. Работа такая… — он кивнул на экран.

— Юридические распри проклятых с десятками лет нарушений? — Эрика фыркнула, наливая себе кружку.

— Ага, — с преувеличенной серьёзностью кивнул Ник. — И ещё мегарасчленёнка по углам. Пока никто не видит.

Он театрально вздохнул, снова уставившись в экран.

— Всё приходится решать вашему покорному слуге.

— Сочувствую, — пожала плечами Эрика, усаживаясь напротив. — Или… нет, — она широко улыбнулась и прищуренно взглянула на него. Гораздо внимательнее, чем требовала текущая беседа — Каково это… быть проклятым? — спросила Эрика, облокотившись о край стола и глядя на Ника.

— А не лучше задать этот вопрос своему супругу? — с лёгкой усмешкой отозвался Ник, отпивая чай.

— Он мне не супруг… пока что, — многозначительно протянула Эрика и посмотрела на него, изучающе. — К тому же он не рассказывает многого. Думает, видимо, что я испугаюсь. Или не пойму. А я хочу знать. По-настоящему. Каково это — со стороны?

Ник помолчал, глядя в окно, потом медленно повернулся к ней:

— Хм… — он задумался. — Я могу поехать куда угодно, когда угодно. В любой момент. Могу купить — или соблазнить — любую женщину. Или мужчину. Могу позволить себе любую дурь, любое удовольствие. Освоить любую профессию — мои связи откроют любую дверь, даже если я просто постучу.

Он чуть усмехнулся, но глаза оставались серьёзными.

— Я могу вытворять всё, что угодно. С кем угодно. И никто мне ничего не сделает. Это — снаружи. Всё блестящее и глянцевое — внешнее.

Он посмотрел в чашку, покрутил её пальцами.

— А внутри?.. — он прищурился. — Внутри — пустота. Посыпанная песком времени. Огромная, вязкая, туманная яма без дна. Без памяти. Без себя. Я не знаю, кто я. Откуда. Кем был. Не помню лица отца. Не слышу голос матери. Не знаю, каково это — по-настоящему чувствовать.

Эрика замерла. Его голос был низкий, немного с хрипотцой, но в нём было что-то… выжженное временем.

— Я не помню, как это — быть человеком, Эрика. Время меня проглотило, прожевало и выплюнуло. И я до сих пор валяюсь где-то на краю.

Он замолчал, на секунду только, потом продолжил:

— В древних писаниях говорится, что человек не может быть Богом. Быть частью — да. Прикасаться к свету — да. Но

быть

… — он покачал головой. — Нет. Наше проклятие — это быть Богом. Вечным. Но без души. Без корней. Без отражения в зеркале. Без внутреннего "я". Вот что значит быть проклятым для меня.

Он замолк. Воздух повис тяжёлый, густой. Эрика медленно кивнула:

— Спасибо, что поделился.

— Пожалуйста, — ответил он так, будто действительно был благодарен за её слушание. — Я понимаю, почему Кай за тебя держится. Ты для него — надежда. Маленькая соломинка, торчащая из трясины. Луч света из прошлого, из

до

. А для проклятого это… бесценно.

Он взглянул на неё искренне, впервые без иронии:

— Когда один из нас находит хоть крупицу человечности — остальные, кто хоть немного ещё помнит, что такое быть человеком, идут за ним. Или рядом. Или хоть не мешают.

Он чуть улыбнулся, и в его глазах Эрика вдруг увидела одиночество, которое невозможно было скрыть никакими словами.

Кай зашёл на кухню, пожимая Нику руку и целуя Эрику в лоб.

— Как вы? — спросил он мимоходом, заглядывая в холодильник.

— Всё отлично, — ответил Ник с лёгкой улыбкой — Я тут не нужен?

— Уже нет, — спокойно ответил Кай. — Спасибо.

Ник кивнул, взглянул ещё раз на Эрику — одобрительно, по-своему тепло — и направился к выходу. Когда дверь за ним закрылась, наступила короткая пауза.

— Мне снился сон, — начала Эрика, словно невзначай.

— О прошлом? — уточнил Кай, обернувшись к ней.

Эрика кивнула.

— Значит, сработал ловец снов? — Кай прислонился к столешнице, наблюдая за ней.

— Видимо, да, — кивнула Эрика, покраснев. — Он был… о сексе.

Кай приподнял бровь, усмехнулся и подошёл ближе. Встал напротив, положил руки ей на плечи.

— Ооо… информативно. И как тебе?

— Было хорошо. И страшно одновременно. Ты там — другой. Непоколебимый. Жестокий. И прекрасный.

Кай нахмурился.

— Я… я тебя взял силой?

— Нет, — Эрика покачала головой. — Я сама. Ты скорее… поспособствовал.

Кай чуть опустил голову.

— Знаешь, если бы это был не я из прошлого, я бы сейчас начал ревновать, — усмехнулся он, заглядывая ей в глаза.

— О, кстати. Я вспомнила важный момент. Меня там звали… Эйфил.

Кай замер.

— Кай? — Эрика посмотрела на него, но он молчал. Что-то в нём изменилось, словно звук её имени ударил по самому нерву.

— Эйфил? — переспросил он, почти шёпотом.

— Да. Ты что-то вспомнил?

— Не знаю… Возможно… — он обнял Эрику и отвёл взгляд в сторону, задумавшись.

— Где ты был, кстати? — спросила она, скорее чтобы вернуть его в реальность.

— А? А, я… искал Сиглида, — ответил он.

— Нашёл?

— Да. Да, нашёл. Он прячется. Бегает от меня.

— Зачем?

— Эта тварь всегда так делает. Сначала губит что-то моё… потом убегает.

Эрика поморщилась:

— Кошмар. Он ужасен.

— Да. Ужасен, — согласился Кай. — Но не на этот раз. Я буду быстрее. И хитрее.

Он взглянул на неё. В его глазах впервые за долгое время блеснул огонёк — не ярость, не тоска, а решимость. И жизнь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не пообедать ли нам в ресторане? — внезапно сменил тему Кай, указав взглядом на пустой холодильник.

— Я за, — улыбнулась Эрика.

…

Так, в ожидании прошло несколько дней. Эрика никогда не оставалась одна — Ник сменялся Каем и наоборот. Из дома она почти не выходила. Её беспокоил тот факт, что Сиглид мог покуситься на жизнь или здоровье Мартина и Виктории, и однажды она спросила об этом Кая.

— Не переживай. Вряд ли он пойдёт за ними — слишком рискованно, — ответил он.

— Да и он постоянно под присмотром, — добавил Ник. — Нам помогают, — успокоили её мужчины, когда они ужинали втроём в очередном кафе.

Сны стали сниться всё чаще. Эрика видела себя в ролях мужчин, женщин и даже детей. Всегда там был Кай — то просто проходил мимо, то перекидывался незначительными фразами, то играл важную роль в её жизни. И конечно, ей снился Египет.

Она рассказывала Каю о своих снах — вдруг в них найдётся лазейка? Или он что-то вспомнит? Один сон заинтересовал его особенно.

Эрика сидела в большом кресле с настилом из шерсти и шёлка, в накидке, больше на несколько размеров. Пахло прохладой, свежестью и напряжением. Ночь была приятной. Она расслабленно жевала фрукты, а по комнате, как раненый зверь, метался Кай. Прекрасный, загорелый и голый.

— En bēli —

Господин

, — обратилась к нему Эрика.

— La tappuš libbīya, ēpištu —

Не мешай мне думать, жрица

, — резко ответил он.

— Milu libbīka šaḫtû ultu ekall —

Твои мысли слышны даже за пределами дворца

, — легко улыбнулась она. — Ulla attunuš libba u tēlequ ittiya? —

Может быть, ты перестанешь злиться и присоединишься ко мне?

Она похлопала по подлокотнику. Кай на секунду замер. Его злобный взгляд и напряжённая поза говорили о тревоге. Эрика, она же Эйфил, уже знала — если её господин чем-то обеспокоен, он обязательно будет зол и тревожен. Она встала с кресла, босыми ногами прошла к нему и обвила руками его талию, устроив подбородок на его груди — он был значительно выше.

— En bēli, —

Господин

, — Эрика заглянула ему в глаза, — šumma... šumma anāḫnu... —

может быть… может быть мы…

— Ušēšši —

Продолжи

, — бросил Кай.

— En bēli, mātu ēšû ana šubātiya ina ša qāti ummātiya, ina nadīti Ediru, eli nār Burḫum. Nēmequ ša ummatuya īšû. Nēlikma šamšu. Lā īmur šū. Anāḫnu libbi libbi. Šumšu damqu — mātu malû, wardū u aššātū īšû, šunu aššum šumīya. U rabûm

— Господин, у меня есть земля в долине Эдиру, на реке Бурхум. Точнее, у моей тётки по матери. Давай уедем туда. Нас никто не найдёт. Мы будем вдвоём. Там хорошо — земля плодородная, есть вассалы и рабы, они принадлежат мне по фамилии. И главное — там будет безопасно

, — выпалила Эрика, волнуясь.

Кай задумался. В глазах промелькнули мысли.

—Lā, Ēpilu, —

Нет, Эйфил

, — тихо и с горечью сказал он. — iqbi šulmušu. Mātu u kussû ul etelqu. Alāku ana ūmē šaplûtu, ušēṣa. Kussû īnāya

.

—

Я не брошу страну и трон. Я уеду ненадолго, затем вернусь. Трон будет моим.

— Bēli.. —

Но господин…

— начала Эрика, опуская взгляд. — Alāka šumšu lemnūtu īpuš. Aššum anāku. Aššum anāku… —

Твой отъезд может кончиться плохо. Для нас. Для меня…

—

Lā!

Нет!

— Кай перебил её. — Ana kiššāti atti. Kullu ṣabātu ana šulmu. Tiššubī ana māti. Ana kussî ēlēš. Ana ṣidītīya. —

О тебе позаботятся. Я всё устроил. Ты останешься здесь и будешь ждать. Я вернусь и сяду на трон. Ты сядешь рядом. Я всё решил.

—Ummu… —

Но...

—Ušēpi ṣibtu, —

Хватит возражений

, — рыкнул он и притянул её ближе. — Lā ušillak šanûšu. Atti šīli. Šū šulmu. Iddan libbaša ina qātišu, īpuš pāniša ana īnāšu. —

Я не отдам тебя никому. Ты моя. И это значит — ты в безопасности.

Он взял её лицо в ладони, повернул, чтобы она смотрела ему в глаза:

—Taḫmanni ana yâ, Ēpilu? —

Ты веришь мне, Эйфил?

—Ēnû, bēli, —

Да, господин

, — ответила она. Но внутри всё ещё жили сомнения. Страх. Неизвестность.

Вечером, пока в духовке доготавливались картофель и спаржа, в дверь позвонили — Мартин и Виктория принесли с собой хорошее настроение, бутылку вина и коробку с пирогами из какого-то уютного кафе, найденного ими во время короткой поездки.

— Ну и как было в Саванне? — спросила Эрика, разливая напитки по бокалам.

— Боже, Эри, ты бы видела, — начала Вики, — в каждом доме привидения, всё в мху и фонарях, а я в белом платье бежала по какому-то винтажному парку и думала — вот тут я бы снимала свадебные фотки!

— Ага, особенно на кладбище, — поддакнул Мартин, — очень атмосферно.

— Да, — усмехнулась Вики, — там даже есть кафе в бывшем морге!

— Мы туда не пошли. Я отказался, — Мартин откусил хлеб и покачал головой, — кофе с привкусом формалина мне не нужен.

Смех раздался за столом. Эрика поднесла бокал ко рту, и тут Виктория, склонив голову набок, заметила кольцо на её пальце. Многозначительно подмигнула, но ничего не сказала. Эрика ответила ей взглядом благодарности.

Позже присоединился Ник. Мартин подтянулся с бутылкой коньяка и, оглядев стол, бросил:

— Вас там что, красавцев на заводе штампуют? Откуда они у тебя? — Мартин обернулся к Эрике. — Один краше другого!

— Ага, сейчас ещё третьего привезу, в серебряном плаще и с золотыми зубами, — хохотала Эрика.

— Только если он будет печь чизкейки, — добавил Кай. — Мы тут гурманов держим.

Смех и уютный жар от еды, разговоров и теплого света наполняли дом. На мгновение всё было как раньше. Без проклятий. Без страха.

Позже, когда посуда была почти вся убрана, а гости уже ушли, Эрика, вытирая стол, сказала:

— А дом-то обживается…

— Да, — отозвался Кай, подходя ближе. — Скоро перевезём все твои вещи окончательно. Может, даже подумаем о переезде. Есть место, где ты хотела бы жить, малыш?

Он обнял её сзади, прижимаясь носом к её виску.

— Хм, дай подумать, — Эрика погладила его руки. — У моря. Небольшой дом в приморском городке. С кафешками, где на палках вместо флажков — копчёная рыба.

Кай усмехнулся.

— Хорошо. Значит, будет море, — прошептал он, уткнувшись губами в её шею.

Эрика повернулась и поцеловала его — мягко, с оттенком чего-то болезненного. Они оба чувствовали это — будто прощание, пусть и временное.

— Пойдём в спальню, — сказала она тихо. — Пока Ник не вернулся.

— Да, — кивнул Кай, взял её за руку и повёл наверх.

Они не говорили — не было нужды. Руки сами нашли дорогу. Кай прикасался к ней так, будто не знал, сколько ещё этих прикосновений у него будет. Он гладил её лицо, касался плеч, целовал губы с той осторожной любовью, которая приходит только когда что-то действительно боишься потерять.

Эрика отвечала — не торопясь, но всей собой. Её ладони скользили по его спине, груди, шее. Тепло, тихо, будто каждое движение — это молитва. Их тела переплетались под простынями, шептали друг другу без слов. Не страсть — любовь. Не похоть — нужда в близости. Пульс в унисон, дыхание сплетается и гаснет в одном ритме.

Они занимались любовью так, будто прощались.

От этого было особенно больно. Особенно нежно.

После — тишина. Только шорох одеяла, дыхание и тонкий свет от ночника.

Кай смотрел на неё, укрытую пледом, с полуулыбкой и тенью тревоги в глазах.

— Малыш, не снимай кулон, — тихо попросил он, провёл пальцем по её ключице.

— Хорошо, — так же тихо ответила она. — Обещаю.

Он поцеловал её в висок.

Они уснули, держась за руки.

Эрике снова снился сон. Очень тревожный. Она стояла в уже знакомом помещении — эгишту, комнате для жриц, где всегда пахло благовониями и пеплом. Огонь пускал языки из ниргалу — древнего алтаря, на котором когда-то совершали жертвоприношения.

Эрика стояла у стены, кусала ногти и нервно поглядывала на дверь. Она заперла её как могла. Внутри у неё всё дрожало. Она верила всей душой, что он придёт. Что появятся его ледяные глаза, наполненные любовью, что он обнимет её и уведёт с собой — туда, где можно дышать. Потому что без него — было страшно. Но и с ним — страшно тоже.

Эрика села в угол, обхватив себя руками. Слёзы сами стекали по щекам. Как она могла вляпаться в это? Влюбиться. Отдаться. Поверить.

— Šēp šaḫu ša šēdu! — выругалась она по-шумерски, тихо, сквозь зубы. —

Проклятый ублюдок.

И всё равно — она была благодарна судьбе. За то, что вообще узнала, что такое любовь. Её с детства готовили к одиночеству. Быть среди богов, но без привязанностей. А тут — мужчина. Из плоти. Настоящий. Сильный. Красивый. Её.

Она прикусила палец до крови, вздохнула и стала мять руками подол белого платья. Было жарко. Воздух лип к коже. Тихо выглянула из-за двери. Пусто. Сев за колонну, вытянула ноги, прикрыв глаза. И вновь — он. Кай. Его волосы, белые как молоко. Голубые глаза, словно зеркало неба. В этом мире он всегда казался чужим. И он говорил, что это —

награда от матери

. Только вот кто она и откуда — не сказал.

Внезапный шорох. Сердце сжалось. Эрика вскочила, выглянула из-за колонны — никого.

“

Показалось?”

— подумала она и шагнула вперёд.

И тут —

удар

.

Острый, быстрый. Под сердце. Она вскрикнула, но только внутренне — голос не вышел. В глазах вспыхнул свет, затем тьма. Ещё удар. Ещё. Ещё.

Она упала. Тело больше не слушалось. Ноги подогнулись. Из носа текла кровь, горячая, липкая. Она слышала, как пульс медленно затихает. Последнее, что увидела — силуэт мужчины. Высокий. Черный. С окровавленными руками. Он уходил. А ей оставалось лишь лежать и умирать. Но даже тогда она не думала о богах.

Она думала о его ледяных глазах.

Эрика проснулась. Вскочила, села. Дыхание сбилось. Горло сжало. Она автоматически схватилась за бок — сухо, цело. Живот сжался, грудь ходила ходуном.

— Это был не Кай… — прошептала она. — Я точно знаю. Это был не он.

Она поднялась и пошла на кухню. Налить воды. Но в груди всё ещё стояла тяжесть.

Она не проклинала его. Никогда.

Она любила его. Больше себя. Больше своего предназначения. И всё же… этот сон. Эти обрывки. Кто? Кто это сделал?

На кухне она остановилась, застыла посреди комнаты. Мысли завертелись.

«Он должен был успеть… Но не успел. Был предатель. Это ясно. Если та смерть — отправная точка проклятия… То что ты там было, чёрт возьми?!»

Ощущение, будто правда уже стоит за плечом и дышит ей в ухо. Она сорвалась с места, побежала в кабинет. Хотела застать Кая. Или Ника. Хотела

сказать им

. Но…

Дома было пусто.

— Где вы, чёрт возьми?..

Беспокойство накрыло с головой. Она нервно села на стул, взяла гитару — когда-то это помогало. В колледже. При сессии. При ссорах с матерью. При утрате.

Пальцы пробежались по струнам. Мягкие, знакомые звуки заполнили пространство. Мысли стали выстраиваться, всё чётче.

И вдруг — озарение.

Она поняла.

Она знает.

Кто. Когда. Почему.

Она вскочила и тут же схватилась за телефон.

— Кай… Кай… Ответь же…

Гудки.

Нет ответа.

— Ник. Ну же…

Она набрала второй номер — и затаила дыхание.

Глава 30. Я сделал все, что мог

Ник ответил быстро:

— Эрика? — в его голосе звенело беспокойство, как будто он знал, что она сейчас скажет.

— Ник, где ты? Где ОН?

— Эрика, я еду к нему. Сиди дома. Никуда не выезжай. Скоро всё закончится.

— Что?.. ЧТО?! — Эрика зажала ухо, как будто могла так лучше его услышать. — Ник, ГДЕ ВЫ? Отвечай мне быстро! Я знаю, кто проклял Кая. Я ДОЛЖНА ему это сказать.

На том конце раздался короткий, сдавленный выдох:

— Эрика… Сейчас не время. И там тебе точно не место! Потом расскажешь. Обещаю. Всё получится.

— НИК! Он с Сиглидом?! Он с ним?!

Пауза.

— Чёрт, Эрика, да! Я еду к нему! Всё будет в порядке, ты только не беспокой—

— НИК. Быстро. Геолокацию. Сейчас.

Она говорила тихо, но в голосе звенела сталь. Внутри уже не было страха. Было только одно:

надо успеть

.

— Эрика, он убьёт меня, если узнает, что я сказал тебе, где—

— Ник… — Эрика сбавила напор, голос стал мягким, почти шепчущим. — Ник, я знаю. Я знаю, кто проклял его. Понимаешь? Я… Я должна ему это сказать. Я боюсь, что не успею. Пожалуйста.

На том конце снова тишина. И глубокий вздох, словно он сдавался.

— Сейчас вышлю. — наконец-то выдохнул Ник. — Только без глупостей, ясно? Держись подальше. Поняла?

— Обещаю! Спасибо. Спасибо, Ник… — Эрика отключила звонок.

Она бросилась в спальню. Сдёрнула джинсы с пола, натянула футболку, даже не заметив, что она вывернута наизнанку. Звякнул телефон — пришло сообщение. Открыла.

Заброшенный кемпинг. Всего в пятнадцати минутах езды.

Чёрт… это рядом.

Она вылетела из квартиры, на ходу втыкая ноги в кроссовки. Сумку брать не стала. Только телефон. На секунду замерла, чтобы вызвать такси — но тут заметила вишнёвый кроссовер Кая, припаркованный у дома.

— Извини, любимый

,

— прошептала Эрика, открывая дверь.

Она села за руль. Руки дрожали, но разум был как стекло. Последний раз она водила десять лет назад. Ничего. Адреналин — лучший инструктор.

Педали вспомнились сами. Рычаг. Газ. Руль. Машина сорвалась с места, как зверь, унюхавший добычу. Дорога уходила в лес. В сумрак. В неизвестность.

И она летела. Навстречу ответу. Навстречу Каю. Навстречу судьбе.

…

От лица Кая.

Он стоял напротив меня. Совсем близко.

Инстинкты взяли верх.

Никаких мыслей — только охота.

Я — зверь. Он — добыча.

Рвать. Терзать. Драть.

Это всё, что от меня сейчас требуется. Всё, на что способна моя древняя суть.

Наконец-то.

Я загнал его в угол.

Скоро приедет Ник.

Он держит — я рву. Потом закапываем.

План рабочий.

Кемпинг, где мы схлестнулись, теперь больше напоминал

зону бедствия

.

Когда-то тут стояли домики, беседки, дорожки, ограждения —

Теперь всё было

смешано с землёй

.

Доски в щепки. Кровь на еловых иголках.

Огромная вмятина в бревенчатой стене, которую я пробил его телом.

Мы снесли всё. В клочья.

Он скалил зубы,

кидался на меня с когтями

, как бешеный волк. Хотел откусить кусок моей руки.

Но я проворнее.

Откинул его на сосну —

ветка прошла сквозь его тело

с хрустом.

Я запрыгнул сверху, навалился,

вдавливая в дерево

.

Он выл. Я выдрал пучок мяса сбоку, оставив

рваную дыру

.

Он с шипением рухнул вниз, в грязь.

Я тоже был потрёпан —

его когти порвали мне бедро до мяса.

Но я ещё дышал.

Силы были. Я не ради мести. Не ради возбуждения.

Я бился за будущее. За нас. За неё.

Я подлетел к нему, встал сверху,

вдавил его в землю

.

Начал отрывать ему руку.

Хруст. Скрип сухожилий.

Он орал.

Я оскалился.

И тут —

звук шин.

Фары. Свет. Запах…

Не Ник. Запах другой.

Я обернулся.

…Лексус. Мой.

Эрика.

ЧЕРТ.

“

Нет… нет… сиди. Сиди. Не выходи. Прошу”

— я умолял её глазами.

В этот миг Сиглид, мразь,

дёрнулся —

и выскользнул из-под меня.

Попытался сбежать. Снова. Он

всегда

сбегает.

Я кинулся за ним.

Я добью тебя. Ты не уйдёшь.

Обернулся —

убедиться

, что она в машине.

Но…

Его не было.

Проклятье!

Я зарычал, резко повернул назад, побежал —

защищать её.

Он может быть где угодно. Он может…

Эрика.

Вся в слезах, она вылетает из машины,

бежит ко мне.

Я кидаюсь вперёд. Сейчас поймаю.

Даже в моей звериной форме — она не боится.

Моя. Моя девочка.

И тут

он

.

Сиглид. Сзади.

С огромным бревном.

Он

знал

, что не может дотронуться до неё.

Он

знал.

У неё кулон.

Ублюдок.

Он не тронул её.

Он

толкнул.

В меня.

Я не успел подумать. Я не успел…

Она

налетела на меня

— боком.

Я

забыл…

На моих руках когти.

Хруст.

Хлоп.

Кровь.

Мои руки

прошли сквозь её тело.

Она

повисла на мне

, как кукла.

Тёплая. Мокрая. Живая.

Сердце стучало.

Я не видел Сиглида. Он убежал.

Мне было плевать.

Всё, что было перед глазами —

это она.

Её дыхание срывалось,

тело дрожало,

глаза были открыты…

и гасли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я знал, что должен

вызвать скорую.

Но прежде,

небо вспыхнуло белым светом.

И

я понял.

Я вспомнил.

Темнота.

Свет — лишь от огня.

Жарко. Липко. Воздух трясётся от жара и гнева.

Я в ярости.

Ору. Нет —

вою

. Как зверь.

Трясу тело.

Не Эрики. Но

её.

Маленькая. Хрупкая. Меньше, чем Эрика, но я

знаю

— это

она

.

Моя.

Глаза закрыты. Вокруг — кровь. Много крови.

Я не успел.

—

АААААА!

— Я заорал и

стукнул кулаком в пол.

Я не успел.

На какие-то

несколько минут.

Кто-то был тут.

Кто-то

вырвал её

у меня.

Как тогда.

Как всегда.

Я найду. Я убью.

Кто сделал это с

моей жрицей

.

Я ВСЕХ ПЕРЕРЕЖУ.

ВСЕХ.

Я ненавижу их.

Всех.

Всегда ненавидел.

Любил —

только её.

А теперь…

её нет.

Они.

ОНИ.

Отняли.

Им всем конец.

Слёзы

текли из глаз

рекой

.

Я…

Когда я плакал в последний раз?

В детстве?

Когда уносили

мать.

Когда её заворачивали в

таханту

, тянули плотнее, пока не скрыли всё.

Пока не осталось только

тишина и бинты.

И теперь.

Снова.

В моём сердце —

дыра.

Рана. Прежняя. Глубже прежнего.

Её нет.

Я

опустился

на колени.

Без сил.

Прижался к её телу.

Гладил по щеке.

По нежной коже —

в последний раз.

Закрыл её глаза.

И прошептал:

—

Да будь я проклят навсегда.

И всё вокруг —

умерло со мной.

Сердце пронзила боль.

—

Ай…

— Где-то рядом голос — тревожный, быстрый:

—

КАЙ!

Ник трепал меня по плечу:

—

Кай! Очнись! Мы сейчас поедем в больницу!

Он что-то показывал — туда? сюда?

Глаза медленно повернулись по направлению его руки —

Сиглид.

Этот ублюдок стоял там, шатался.

Ник успел.

Почти добил.

—

Идём! С ней всё будет хорошо, просто рана!

— Ник уже орал в ухо:

—

КАЙ! ИДЁМ, БЛЯДЬ!

Я встал.

Пошёл. Шатаясь.

Всё тело болело. Мышцы, глаза, кожа — всё.

Мне было плохо.

Я схватил Сиглида за руки за спиной.

На автомате.

Думать было больно.

Ник взлетел сверху —

и

одним сильным, медленным движением оторвал ему голову.

Швырнул в сторону.

Потом быстро разорвал тело, запихнул в пакет.

Бросил в багажник.

Завёл машину.

Меня — закинул назад. Эрику — аккуратно, туда же.

Он прыгнул за руль и рванул в сторону больницы.

Я смотрел на неё.

Как тогда. Много тысяч лет назад.

Кровь — текла.

Дыхание — мелкое, поверхностное.

Смерть — рядом.

Может, её. Может, моя.

Уже не важно.

Я жимал бинты.

Прижимал.

Откуда бинты?

Пофиг.

Из глаз — текло. Я стёр.

Чёрное?

Что?

Слёзы. Серные. Как нефть. Густые.

И тут — сердце.

БУМ. БУМ. БУМ.

Как будто кто-то бил изнутри кувалдой.

В груди танец. Дикий. Лезгинка.

Я схватился за него — вдох не шёл.

—

Хааа…

— я пытался вдохнуть со звуком. Получилось. Тяжело.

Спереди голос:

—

КАЙ! Кай! Чёрт, что с тобой! Держись! Не дохни, БЛЯДЬ!

Тошнота.

Ком в горле.

Рот открылся —

чёрная жижа.

Из носа — тоже.

Наконец —

вдох.

Огромный. С хрипом.

Пот. Судороги.

Перед глазами —

воспоминания. Калейдоскоп.

Я правлю.

Казню.

Завоевываю.

Триста лет?

Больше?

Чума.

Война.

Война.

Сердца. Трупы.

Я в подвале.

В воде.

Пытаюсь утопиться.

Не получается.

Корабль. Золото. Женщины.

Снова смерть.

Снова сердца.

Я ЕМ СЕРДЦА.

Машины.

Деньги.

Заводы.

Тельняшка. Море.

Снова война.

Я командую.

Трупы.

Крематорий.

Мы жжём людей.

Я РАД?

ЧТО?!

Машина остановилась.

Толчок.

Ник — бьёт меня по лицу:

—

КАЙ!

Я хриплю:

—

Спаси её…

Ник исчез. Унёс её на руках.

Я остался.

В машине.

Один.

Воспоминания продолжались.

Военная форма.

Пуля в рёбра.

Мина.

Ног нет.

Рук — тоже.

Я ем.

Сердца.

Нога отрастает.

Машины.

Заводы.

Пальмы.

Снова женщины.

Снова война.

Снова

утопиться.

Снова не умер.

Пляж.

Кофе.

Эрика.

Её голос.

Где она?..

Сознание —

затухает.

В глазах —

темнота.

Внутри —

покой.

Главное, чтобы

она

выжила. Остальное — уже не важно. Жизнь была долгой. Разной.

Я сделал всё, что мог.

Глава 31. Почти конец

Эрика открыла глаза.

Бок ныл туго, натянуто. Веки — как будто полные песка. Дышать было больно. Пик. Пик. Пик. Аппарат. Больница.

Она попыталась подняться — не получилось. Силы были, мешала боль. Рядом кто-то тихо позвал её:

— Эрика…

Знакомый голос. Шепот. Она повернула голову.

Мартин.

Сидел у кровати, сжимал её руку. Смотрел нежно, с любовью.

— Ты как, солнышко? — прошептал он.

— Ммм…

Она только промычала — рот открывался с трудом. Мартин быстро вскочил, на секунду исчез, вернулся с трубочкой.

— Сейчас, сейчас…

Он поднёс её к губам. Эрика сделала глоток. Вода. Смочила горло, полились слёзы. Глазам стало легче.

— Я… в больнице? — прошептала она.

— Да, Эри. Всё хорошо. Ты почти в порядке. — Мартин кивнул и мягко погладил её по голове. — Скоро будешь как новенькая.

Она вяло улыбнулась и продолжила оглядываться.

— Где Кай? — спросила она.

Мартин кивнул куда-то в сторону:

— Спит.

— Где? Покажи, — голос Эрики стал чуть громче.

— Чшшш… — шикнул он. — Не кричи. Сейчас.

Он нажал кнопку на пульте. Кровать медленно приподнялась, и Эрика увидела:

Кай.

Спал, свернувшись на диване напротив. Мирно, ровно дыша.

Она вздохнула с облегчением.

— Сколько я так? — прошептала она.

— Три дня, — ответил Мартин. — Мы все уже поседели. Особенно твой. Ещё белее стал. Я думал — уже некуда.

Эрика прищурилась. И правда — волосы Кая казались ещё светлее. Или это свет так падал?

— Он тут всё время. Даже главврач не смог выгнать — добавил Мартин — Ладно, лежи. Сейчас позову врачей. Пусть посмотрят на тебя.

— Хорошо, — кивнула Эрика. Обезболивающее было бы кстати.

Мартин вышел. Эрика потянулась за водой на тумбочке, рука дрогнула — стакан упал с лёгким стуком.

Кай вздрогнул. Открыл глаза. Медленно сел, потёр лицо ладонями.

— Эри? Ты очнулась, малыш!

Он подскочил и бросился к ней.

— Ох… наконец-то!

Эрика смотрела на него, как в первый раз. Он осунулся. Под глазами тени. Волосы — ещё светлее. Пальцы дрожат.

— Что с тобой? — прошептала она, тревожась.

— Со мной? Милая, всё хорошо. Не переживай. Вот с тобой… это уже другой разговор.

— Кай, мне хотя бы врачи помогут. А вот тебе…

— Эри, я жив. Я исцелился. Чувствую себя… ну, бывало и лучше. Но, думаю, после четырёх тысяч лет именно так и должно быть, — он мягко усмехнулся.

Эрика хотела начать:

— Кай… я поняла, кто тебя проклял…Это был т..

Но он перебил:

— Эри. Я всё вспомнил. Это был

я.

Никто больше. Только я.

Он замолчал.

— Ты… себя простил? — прошептала она, с надеждой.

— Да, — ответил он просто. Тихо, но твёрдо. — Простил.

Он посмотрел на неё, нежно наклонился и поцеловал в щёку:

— Ты жива. Сейчас ты здесь. Со мной. Прошлое — там. Всё закончилось. Теперь мы вместе.

— А он? — уточнила Эрика.

— Он — на дне океана. Забудь.

— Значит, и жили они долго и счастливо вместе? — Эрика улыбнулась и легко сжала его руку.

— Определённо, — Кай улыбнулся в ответ и поцеловал её в губы. —

Определённо — да.

…

3 года спустя.

Эрика стояла возле большого панорамного окна. Любовалась на цветы в саду и на то, как за ними океан тихо обнимает песок. На пальце блестели два кольца. Платье чуть давило — опять она увеличилась, третий триместр был самым коварным: одежда уменьшалась не по дням, а по часам.

Эрика нежно прикоснулась к животу и заметила шевеление в саду — Кай опять копошился со своими солнечными лилиями, он делал это последние пару лет с завидным постоянством и упорством. Его белая короткая чёлка мягко спадала на лоб, а руки ловко орудовали садовыми ножницами. Эрика залюбовалась.

— МААААМО! — услышала она из соседней комнаты.

— Иду! — улыбнувшись, Эрика прошла в гостиную.

В большом манеже сидела их дочка — Ливиан. Лив — они назвали её так. Как Жизнь. Она весело что-то лепетала, посасывая игрушку между словами.

— Ливи, ну как ты опять умудрилась сломать манеж? — нежно проговорила Эрика.

Пока она вытягивала дочу из манежа, ей вспомнилось, как у неё начались схватки в первый раз, а Кай был на другом конце страны по работе. Хоть они и хотели партнёрские роды, к ней успели приехать только Мартин, Виктория и её родители. Роды прошли легко. Доктор, приняв малышку, смотрел на неё несколько секунд не моргая — Эрика тогда перепугалась. Думала, что что-то не так. Но доктор, увидев запыхавшегося Кая с криво натянутой шапочкой на голову, улыбнулся и сказал:

— Аааа, она в пааапу!

Когда они увидели её — волосы были белыми как снег, а бровки и реснички — светлые и пушистые, как снежинки.

После её рождения Кая будто подменили. Он и раньше был мягким и нежным мужем, но с дочкой… он совсем расклеился. Даже агент по песням сказал, что Кай начал писать одну милоту и нежную лирику.

Впрочем, это никого уже не волновало.

— Пойдём к папе, зайка, — Эрика потянула Ливиан на улицу.

— ПАААПО! — малышка весело прокричала слово и побежала в сторону двери, забавно спотыкаясь, падая на коленки, с упорством поднимаясь и снова бежа.

Они добежали до Кая — он, увидев их, снял перчатки, поймал дочку в руки и приподнял её над головой:

— Агааа! Попалась! — весело сказал Кай, целуя малышку в нежную щёчку. — И тебя тоже, — поцеловал он жену.

— Хехее, — весело посмеялся он и начал качать дочку вниз и вверх, попутно целуя, тиская и покусывая её за разные места. Лив заливисто хохотала и ерзала у него на руках.

Эрика тихо наблюдала за этой идеальной картинкой — дом у моря, сад, маленькая дочка, а на подходе и сын. И любимый — живой и здоровый.

Посмотрев на него внимательно, она увидела, как солнечные лучики осветили мягкие первые морщинки вокруг его глаз.

Он — человек.

Не проклятый, не призрак времени. Просто мужчина. Её мужчина.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кай поднял взгляд и встретился с её глазами. Улыбнулся.

— О чём задумалась, жрица моя? — мягко спросил он, всё ещё покачивая Ливиан, которая вцепилась в его волосы и пыталась рассмотреть отца с нового ракурса.

— О тебе. — Эрика подошла ближе. — О том, какой ты стал.

— Старым? — хмыкнул он.

— Настоящим. — поправила она. — Ты здесь. Ты жив. Ты… с нами.

Он кивнул, будто и правда до конца прочувствовал смысл этих простых слов.

— Это всё ты, Эрика. Ты вернула меня. Даже не из ада, а хуже — из пустоты.

Они молчали. Малышка лепетала что-то в его руках, Эрика гладила его плечо, а океан всё так же обнимал берег.

— А сына как назовём? — вдруг спросил Кай, не глядя.

— Я думала… Эйф.

Кай замер.

Потом кивнул. Очень медленно.

— Эйф и Ливиан. Жизнь и свет. Ты только не вздумай ещё кого-нибудь родить, — усмехнулся он, обнимая обеих. — А то мне фантазии на имена не хватит.

— Посмотрим, господин, — лукаво сказала Эрика. — Может, ещё кого-нибудь и найдём в твоей памяти. Там столько людей…

Он рассмеялся. Настояще. С глубины души. И, может быть, в этот момент небо над садом стало чуть синее, океан тише, а мир — ярче. И всё было хорошо. Наконец-то.

Конец.

От автора пара строк

Ну что, дорогие мои.. Вот и закончилась моя первая книга. Я счастлива! ????

Благодарю всех, кто дочитал до этого момента, и посылаю вам лучики улыбок и счастья!

Кай и Эрика — частички моего сердца. Вы не представляете, сколько раз я плакала в конце, когда писала эти напряжённые слова о проклятии… Столько эмоций, столько души было вложено… Охх… ????

А теперь немного интересных фактов!

• Мартин изначально задумывался персонажем с нетрадиционной сексуальной ориентацией ???? — но это запрещеночка, поэтому в ходе написания пришлось менять Карлоса на Викторию.

• Эрика — совершенно новый, не существующий персонаж, который формировался прямо по ходу истории. Я не знала, какой она будет… В итоге получилась нежная, любящая, живая девушка ????

• А вот Кай… Ох, этот Кай ????‍???????? Я вдохновилась одним очень известным персонажем из очень известной интерактивной новеллы… Гранат и белый мирт, Древний Египет, альбинос…

Кто понял — тот понял. Кто не понял — погуглите

????

• А и ещё… квартиру Эрики они не продавали, а сдали в аренду для любителей экстрима и полтергейста. Потому что курлапыч не повёлся на камушки от Белинды????????

???? На подходе — вторая книга!

"2178" — киберпанк, юмор, любовь, много 18+, медузки, Паракилсы (милые газонокосилки будущего) и очень, очень горячий детектив Стефан Дорминьяно????

Жду вас и там, мои дорогие!

С любовью, ваша Катерина Блескмур ????️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец