Королева Милана

Глава 1: «Белое платье без иллюзий»

Солнечный луч, пробившийся сквозь витражное панно Дуомо, упал на лицо Авроры, словно пытаясь ослепить её. Она прикрыла глаза, но золотистый свет упрямо просачивался сквозь ресницы, превращая фигуру святых на витражах в расплывчатые тени. Казалось, сама Мадонна наблюдает за ней с высоты купола, её каменные глаза полны то ли жалости, то ли осуждения. Аврора сжала пальцами кружевную фату, ощущая, как дрожь поднимается от кончиков туфель к коленям. Белое платье, сшитое наспех в ателье на Виа Монтенаполеоне, внезапно стало ей тесно — корсет впивался в рёбра, а шлейф, расшитый жемчугом, тянул к полу, будто цепями.

Звуки.

Орган заиграл «Ave Maria», и сотни свечей в канделябрах затрепетали, отбрасывая танцующие тени на мраморные колонны. Где-то позади шептались гости — мужчины в чёрных костюмах с слишком широкими плечами, женщины в платьях, кричащих о деньгах ярче, чем их обладательницы. Аврора узнала голос матери — высокий, надтреснутый, как фарфоровая чашка, брошенная на пол. «

Dio mio, она даже не улыбается...

» — прошипела та кому-то. Аврора вцепилась в букет калл — стебли хрустнули, выпуская едкий сок. Ей хотелось развернуться, сбежать по нефу, разорвать эту фату, растоптать белые цветы... Но её ноги, затянутые в шёлковые чулки, будто вросли в плиты, высеченные ещё при Висконти.

Он.

Дон Витторио Галлани появился из-за колонны справа, и Аврора почувствовала, как воздух в соборе стал густым, словно пропитанным сигарным дымом. Его тёмно-синий костюм, сшитый на заказ в Риме, не скрывал живота, натянутого, как барабанная перепонка. Шаги его тяжёлых оксфордов отдавались эхом под сводами —

тук-тук-тук

, будто молоток судьи. Когда он взял её руку, его пальцы, украшенные перстнями с рубинами, оказались липкими от пота.

—

Ты мое сокровище,

— прохрипел он, приближая лицо. Аврора замерла, ловя взгляд витражной Мадонны. Его губы, влажные и мясистые, коснулись её ладони. Запах — смесь коньяка, мяты и чего-то прогорклого, как старое сало. —

Но помни: я ломаю даже алмазы.

Воспоминание.

Голос отца, три недели назад, кухня их дома в квартале Навильи:

—

Он списал все долги, Аврора. И лавку восстановит... Ты же не хочешь, чтобы мать умерла в нищете?

Отец сжимал в руке фотографию — она, шестнадцатилетняя, смеётся на фоне ящиков с апельсинами. Те самые апельсины, что сгорели вместе с лавкой...

Настоящее.

Священник начал молитву на латыни. Аврора заметила, как Дон Витторио потирает левую сторону груди — под дорогим шёлком прятался шрам от пули, полученной в перестрелке с кланом Каморры. Его дыхание стало хриплым, как у старой гармони.

—

Согласна ли ты, дитя моё, принять этого мужчину...

Священник смотрел на неё, но Аврора видела лишь его рясу — чёрную, как смола. Где-то вдалеке заскулила собака. Ей вспомнился пёс, что жил у их лавки — Бруно. Его застрелили в ту же ночь, когда горели апельсины.

—

Sì...

— слово вырвалось, как пуля.

Дон Витторио ухмыльнулся, обнажив золотой клык. Его рука опустилась на её талию, сжимая так, что жемчужины на корсете впились в кожу.

Обряд.

Когда он надевал кольцо — массивное, с фамильным гербом Галлани, — Аврора вздрогнула. Металл был холодным, как лезвие. Орган грянул марш, и Дон потянул её к выходу. На паперти их осыпали рисом — зёрна застревали в волосах, скрипели на зубах. Фотограф, нанятый кланом, щёлкал затвором, крича: «

Sorridi, signora! Вы же королева Ломбардии теперь!

»

Деталь.

Внезапно налетел ветер, сорвав с Авроры фату. Белая ткань взметнулась вверх, на мгновение закрыв солнце, и тогда она увидела его — Луку, нового водителя Дона. Он стоял у лимузина, отвернувшись, но её взгляд поймал, как его пальцы сжали ключи от машины так, что костяшки побелели.

После церемонии.

На вилле Галлани, в зале с фресками в стиле Ренессанс, Аврора сидела за столом, уставленным фуа-гра и шампанским «Dom Pérignon». Дон, уже пьяный, рассказывал гостям, как «купил жемчужину за грош».

—

Женщина — как вино,

— он потянулся через стол, сжав подбородок Авроры. —

Чем моложе, тем слаще.

Смех. Хлопки по спине. Кто-то крикнул: «

Береги сердце, Витторио! Молодая жена — тяжёлый груз!

»

Аврора подняла бокал, делая глоток. Шампанское оказалось горьким.

Поздний вечер.

Она сбежала в зимний сад, где среди пальм и орхидей пряталась статуя Венеры. Здесь пахло землёй и сыростью. Аврора прижалась лбом к холодному мрамору, слушая, как слёзы падают на каменные ступни богини.

—

Signora?

— голос за спиной заставил её обернуться. Лука стоял в дверях, держа её фату. —

Вы... обронили.

Он протянул ткань, не поднимая глаз. Аврора заметила татуировку на его запястье — стилизованную волчицу. Эмблему клана.

—

Вы новый?

— спросила она, чтобы заглушить тишину.

—

Sì. Лука Рицци.

—

Почему вы здесь? Не с гостями?

—

Я наблюдаю,

— он наконец посмотрел на неё. Глаза — зелёные, с жёлтыми вкраплениями. —

За теми, кто плачет в углу.

Аврора сжала фату. Вдалеке грянула песня — кто-то затянул «O Sole Mio».

—

Уйдите,

— прошептала она. —

Пока он не увидел.

Когда Лука исчез, Аврора сорвала с себя жемчужное ожерелье. Нити порвались, бусины покатились по полу, словно слёзы, которых ей не позволено было пролить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2: «Поцелуй с привкусом никотина»

Зал виллы Галлани тонул в полумраке, словно сама ночь стыдилась того, что должна была увидеть. Хрустальные люстры, затянутые паутиной, мерцали тусклым светом, отбрасывая узоры на стены, украшенные портретами мертвых предков. Их глаза, написанные маслом, следили за Авророй, пока она поднималась по мраморной лестнице. Каждая ступень скрипела, будто предупреждая: «Беги. Пока не поздно». Но куда? За её спиной, тяжело дыша, шагал Дон Витторио, его рука сжимала её запястье так, что кровь пульсировала в кончиках пальцев. Он насвистывал «Funiculì, Funiculà» — фальшиво, как расстроенная шарманка.

Спальня напоминала склеп. Бархатные шторы цвета запекшейся крови, кровать с колоннами,

увенчанными золотыми львами, ковёр из шкур медведей — их стеклянные глаза блестели в темноте. На тумбочке валялись пустые бутылки «Grappa», пепельница, переполненная окурками, и пистолет с перламутровой рукоятью. Аврора замерла у окна, за которым бушевала гроза. Молнии разрывали небо, освещая сад — статуи нимф с отбитыми руками, пруд, где плавали мёртвые лебеди.

—

Красиво, да?

— Витторио швырнул на пол смокинг, обнажив жилистую грудь, покрытую седыми волосами. —

Всё это теперь твоё, piccola. И я тоже.

Он засмеялся, и звук этот был похож на скрип ржавых ножниц. Аврора прижалась спиной к холодному стеклу, пытаясь вдохнуть запах дождя сквозь щели рамы. Но воздух был пропитан им — смесью табака, дорогого одеколона и разложения, как будто под кожей у него гнило мясо.

Он подошёл, шатаясь, и схватил её за подбородок. Его пальцы впились в челюсть, заставляя смотреть

в глаза — мутные, как вода в канале после ливня.

—

Ты дрожишь. Боишься?

— прошипел он, и брызги слюны упали на её щёку. —

Не бойся. Я научу тебя... радоваться.

Его губы нашли её шею — влажные, липкие, оставляя следы, как улитки. Аврора зажмурилась, представляя, что это не он, а дождь за окном. Но его дыхание, пропитанное коньяком, вытеснило все иллюзии. Когда он прижался к ней всем телом, она ощутила его живот — дряблый, горячий, будто мешок с пеплом.

—

Прекрати ёрзать!

— рыкнул он, рвя шёлк её платья. Пуговицы, словно слёзы, зазвенели по полу. Аврора вцепилась в портьеру, но ткань оборвалась, обрушив её на колени. Он зарычал, схватил за волосы и потащил к кровати. Её колени скользили по шкурам медведей — ворс слипался от крови, оставшейся после охоты.

Его руки ползли по её телу, как слизни, оставляя следы стыда. Каждое прикосновение обжигало кислотой. Он говорил что-то о её коже — «бархат», «молоко», «настоящая итальянка» — но слова тонули в хрипе. Аврора уставилась в потолок, где фреска изображала Зевса, похищающего Европу. «

Вот и я,

— подумала она, чувствуя, как его ноготь царапает ребро. —

Только мой бык — старый и больной.

»

Гром заглушил его стоны. Молния осветила комнату, и Аврора увидела своё отражение в зеркале —

бледное, с растрёпанными волосами, похожее на призрак. Её руки сжали простыни так, что ткань порвалась. Он что-то кричал, кусая плечо, но она уже не слышала. В ушах звенело, как после взрыва.

Воспоминание.

Десять лет назад. Она с братом в саду отца. Луиджи смеётся, бросая ей апельсины: «

Лови, сестра! Если уронишь — будешь моей женой!

» Солнце, смех, запах цитрусовых... А потом выстрел. Луиджи на земле, красное пятно на футболке. Голос стрелявшего: «

Это урок, старик. Плати, или следующая пуля — для дочки.

»

Настоящее.

Витторио застонал, обмякнув на ней. Его пот смешался с её слезами. Аврора повернула голову к окну — дождь стучал в стекло, словно пытаясь пробиться внутрь. Она сосчитала до десяти. До ста. До тысячи. Его храп стал глуше, чем гром.

Он заснул, сжимая её грудь, как ребёнок сжимает украденную игрушку. Аврора осторожно высвободилась, оставив на простыне пятно крови — невинность, которую она не считала своей. На полу, среди обрывков платья, блеснул жемчуг с порванного ожерелья. Она подняла одну бусину, сжала в кулаке, пока острые края не впились в ладонь.

Гроза утихла. В комнате пахло спермой и пеплом. Аврора подошла к окну, завернувшись в разорванную портьеру. Где-то в саду скрипнула калитка — Лука, проверял периметр. Его фонарь мелькнул в темноте, как падающая звезда. Она прижала лоб к стеклу, наблюдая, как свет исчезает за деревьями.

«

Сердце — тоже мышца,

— подумала она, сжимая жемчужину. —

Его можно разорвать.

»

На рассвете, когда Витторио захрапел громче, Аврора достала из-под матраца его пистолет. Перламутр холодил пальцы. Она прицелилась в его висок, потом медленно опустила ствол. «

Не сегодня,

— шепнула про себя. —

Но скоро.

»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3: «Смерть в бархатных туфлях»

Утро ворвалось в виллу Галлани сквозь разбитое окно зимнего сада, принеся с собой запах мокрой земли и гниющих лепестков. Ночная гроза выкромсала из сада куски красоты — магнолии лежали на дорожках, как трупы в шелковых саванах, а мраморная Венера лишилась руки, протянутой теперь к луже, где плавал мёртвый жук. Аврора спустилась в столовую, поправляя чёрное платье — слишком свободное, сшитое за ночь портнихой, чьи пальцы дрожали от страха. Она ещё не привыкла к тишине: раньше в это время Дон Витторио уже орал на слуг, требуя кофе «горячее ада». Но сегодня даже часы в холле молчали — стрелки застыли на 6:47, будто время испугалось и убежало.

На дубовом столе, покрытом скатертью с гербом Галлани, дымилась тарелка

spaghetti al pomodoro

. Аврора замерла в дверях. Витторио сидел во главе стола, его голова уткнулась в пасту, словно он заснул, вдыхая аромат базилика. Бархатные туфли — тёмно-бордовые, с золотыми пряжками — торчали из-под стола, неестественно вывернутые, как лапы сбитой машиной собаки. Ложка в его руке медленно капала соусом на паркет, рисуя рубиновую лужицу.

—

Синьор?..

— шагнула вперёд горничная, но Аврора жестом остановила её. Она знала этот запах — сладковатый, как испорченное вино.

Смерть.

Подойдя ближе, она заметила, что томатный соус смешался с чем-то тёмным, вытекшим из уголка его рта.

Кровь.

Его лицо, обычно багровое, стало восковым, а пальцы, сжимавшие вилку, посинели, будто в них влили чернила. Аврора не плакала. Она взяла салфетку и вытерла пятно на своей стороне стола — красное на белом, как на флаге революции.

Первым примчался Капореджиме. Его «Lancia» разбила лужи у ворот, обдав грязью плачущих садовников.

—

Dov'è il corpo?

— рычал он, врываясь в столовую, пахнущую чесноком и смертью. Увидев Дона, он схватил Аврору за горло, прижав к стене с фреской, где охотившиеся ангелы пронзали копьями демонов.

—

Ты ведьма!

— брызги слюны попали ей на щёку. —

Ты убила его колдовством! Я видел, как ты шепталась с цыганкой на рынке!

Аврора не сопротивлялась. Она смотрела поверх его плеча, туда, где на полке стояла серебряная ваза с апельсинами — теми самыми, что привозили ей из Сицилии, как насмешку над прошлым.

Апельсин упал, покатившись к ногам Капореджиме. Он раздавил его каблуком, и кислый сок брызнул на его брюки.

—

Вызывайте полицию!

— крикнул он охранникам. —

Она отравила его!

Но Аврора уже доставала из кармана ключ — маленький, железный, найденный в потайном ящике стола Дона на рассвете. Она бросила его Капореджиме под ноги.

—

Сейф в кабинете. Посмотрите, что внутри.

В кабинете, пахнущем кожей и порохом, они собрались — Капореджиме, адвокат с дрожащими руками, двое «солдат» клана. Аврора стояла у окна, глядя, как садовник хоронит лебедя в пруду. Сейф открылся со щелчком, будто вздохнул. Бумага, подписанная Доном Витторио, была завернута в шёлк цвета запекшейся крови.

—

«В случае моей смерти всё — земли, бизнес, власть — переходят моей жене, Авроре Галлани. А кто посмеет оспорить...»

— адвокат замолчал, глотая слюну.

Капореджиме выхватил документ, разорвав его край.

—

Подделка! Он бы никогда!..

Но печать клана — волк с кинжалом в зубах — была настоящей. Аврора повернулась, ловя в стекле отражение их лиц: ярость, страх, недоумение.

—

Вы думали, я спала эти недели?

— её голос звучал тише дождя за окном, но они замерли. —

Он заставлял меня читать ему контракты. Учил, как считать деньги. Говорил, что я умру раньше него...

Она подошла к столу, взяла нож для вскрытия писем — лезвие с гравировкой

«Sangue e Onore»

.

—

Но сердце — предатель. Не так ли, Капореджиме?

Один из молодых — Риккардо с шрамом через глаз — выхватил пистолет.

—

Ты не наша Регина!

Выстрел грянул, как удар грома. Пуля пробила портрет Дона над камином, попав в глаз нарисованному волку. Аврора не моргнула.

—

Убьёте меня — клан раздерут Каморра и неаполитанцы. Вы станете никем. Как мой отец.

Молчание повисло, как палач над плахой. Капореджиме плюнул на пол, но опустил пистолет.

Когда они ушли, Аврора подняла разорванное завещание. Чернила Дона смешались с её слезой, превратив «Галлани» в синеву реки. Она открыла ящик стола, где лежал пистолет с перламутровой рукоятью, и положила сверху жемчужину, вынутую из раны на ладони.

—

Ты ошибся, Витторио,

— прошептала она, глядя на его бархатные туфли, брошенные в углу. —

Алмазы режут стекло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4: «Корона из шипов»

Подземелье клуба «Лира» дышало запахом дорогого виски и пороха. Хрустальные люстры, украденные из палаццо XIX века, бросали блики на стены, расписанные фресками грешников — танцующих сальсу с демонами. Аврора вошла через черный ход, её красный костюм, сшитый из шелка, что поставляли контрабандисты из Шанхая, сливался с тенями. Перчатки до локтей — белые, как невинность, которой у неё больше не было. Она знала: сегодня они станут алым.

За столом из черного дерева сидели те, кто еще вчера плевал ей вслед. Капореджиме курил сигару, развалившись на стуле Дона Витторио. Его сапоги с серебряными шпорами лежали на столе, рядом с костяком попугая — талисманом клана.

—

Ну что, bambina,

— он выпустил дым в лицо Авроре, —

принесла нам свои слезы? Или может, спляшешь тарантеллу?

Смех прокатился волной. Но она заметила, как дрогнули пальцы у Риккардо, сжимавшего стакан.

Страх — как вирус. Стоит одному закашлять — заразятся все.

Аврора подошла к бару, где когда-то Витторио смешивал кровь с вином в ритуале верности. Взяла нож для льда, провела лезвием по ладони. Капли упали в бокал.

—

Вы боитесь, что я слаба?

— голос её был тих, как скольжение стали по шелку. —

Но слабость — лучшая маска. Под ней можно спрятать нож.

Она бросила на стол папку с фотографиями: Капореджиме в объятиях жены неаполитанского босса, счета в швейцарском банке, переписка о «смене власти».

—

Предательство пахнет дешевыми духами, синьор. Вы забыли выстирать воротник.

Капореджиме вскочил, опрокинув стул. Пистолет дрожал в его руке.

—

Ты сумасшедшая шлюха! Я...

Аврора щелкнула пальцами. Из-за штор вышли двое — близнецы с лицами палачей из средневековых фресок.

—

Спасибо за уроки, учитель,

— она наклонилась к нему, поправляя галстук. —

Вы говорили: «Убивай быстро». Но я научусь.

Выстрел грянул, когда он пытался убежать. Пуля вошла ниже затылка — специально, чтобы умирал медленно. Кровь брызнула на её перчатки, превращая белый шелк в карту преступлений. Аврора не отводила глаз, пока он дергался на паркете, как рыба на крючке.

—

Кто следующий?

— спросила она, снимая с его пальца печатку с волком. —

Или вы наконец поняли, что я не ношу корону?

Она бросила кольцо в огонь камина. Золото плавилось, шипя, как змея. Члены клана опустили головы. Только Лука, стоявший у двери, не скрыл улыбки. Его глаза сказали то, что нельзя было произнести:

«Ты прекрасна, когда убиваешь»

.

Когда все ушли, Аврора подошла к зеркалу за барной стойкой. Перчатки, испачканные кровью Капореджиме, прилипли к коже. Она не стала их снимать — пусть высохнут, как клятва. В кармане ждала жемчужина, обагренная её собственной кровью в ту первую ночь.

«Короны не носят — их выплавляют из боли»,

— подумала она, стирая пятно с помады.

На улице лил дождь. Лука поднял над ней зонт, его рука едва коснулась её спины.

—

Теперь они будут бояться даже тени твоих перчаток,

— прошептал он.

—

Страх — это воздух, которым дышит власть,

— ответила Аврора, шагая в темноту. —

Но однажды он заканчивается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5: «Танец с кинжалом»

Виноградники Пьемонта раскинулись под солнцем, как зелёное море, волнуемое ветром. Аврора шла между лоз, её красные туфли тонули в рыхлой земле, оставляя следы, похожие на шрамы. Здесь, среди спелого винограда, пахнувшего медом и тайной, она строила новую империю. Вместо мешков с кокаином в грузовиках теперь везли дубовые бочки с бароло — тёмным, как кровь, и дорогим, как молчание предателя. Но старые привычки клана цеплялись за неё, как колючки.

У склада, переоборудованного под винный погреб, её ждали двое — Джорджо, бывший курьер наркотрафика, и его люди. В руках они сжимали обрезки, но глаза выдавали страх.

—

Это безумие, синьора!

— Джорджо пнул бочку. Вино хлынуло на землю, как открытая вена. —

Каморра уже смеётся над нами! Вино — для баб и священников!

Аврора достала из кармана нож для вскрытия ящиков — узкий, с гравировкой

«Sangue e Vino»

.

—

Наркотики приносят смерть. Вино даёт забвение, — она провела лезвием по бочке, вдохнув аромат дуба. — А забвение дороже золота.

Она кивнула охранникам. Джорджо скрутили, а его пистолет упал к её ногам.

Первым заметила его тень — длинную, острую, как клинок. Он поднял оружие, движением настолько отточенным, что даже пыль замерла в воздухе.

—

Осторожнее, синьора, — его голос звучал глухо, будто из-под земли. — Оружие стреляет даже в красивые руки.

Аврора обернулась. Лука. Его глаза — зелёные, с трещинами, как у недолеченного изумруда — смотрели сквозь неё, будто читая потаённые мысли. Шрам на шее, бледный и неровный, напоминал карту забытой войны. Военная выправка, но в движениях — змеиная грация.

—

Новый телохранитель?

— она взяла пистолет, намеренно коснувшись его пальцев. Холодная сталь, тёплая кожа.

—

Нет. Тот, кто не даст вам совершить ошибку.

Он указал на Джорджо, которого уже запихивали в багажник.

—

Этого стоит отпустить. Его брат — капрал карабинеров.

—

Урок,

— возразила Аврора, но Лука перебил, шагнув так близко, что она различила запах — мыло с хвоей и порох.

—

Мёртвые не учатся. А живые мстят.

Они шли вдоль лоз, молчание прерывалось криками цикад. Лука сорвал гроздь, раздавил ягоду в ладони. Красный сок стёк по шраму на запястье.

—

Вы знаете, как режут виноградники? — спросил он внезапно. — Старые лозы — под корень. Иначе новое вино будет горчить.

Аврора остановилась, глядя, как солнце играет в его треснутых изумрудах глаз.

—

Вы о клане? Или о себе?

Он улыбнулся, впервые.

—

Я — тот, кто режет.

Позже, в подвале с бочками, Аврора проверяла счета. Лука стоял у двери, его силуэт сливался с тенями.

—

Почему вы здесь? — спросила она, не отрываясь от цифр. — Военные не любят мафию.

— *Люди изменили мне раньше, чем я им, — он расстегнул манжет, показав татуировку:

«XXI Brigata»

. —

Теперь я выбираю, кому верить.

Он подошёл, взял её руку, положив на шрам на шее. Кожа под пальцами пульсировала.

—

Нож вошёл сюда, когда я отвернулся. Больше я не отвожу глаз.

Аврора не одёрнула руку. Его дыхание смешалось с ароматом вина, создавая опьянение опаснее алкоголя.

Утром Джорджо отпустили. Аврора наблюдала из окна, как он исчезает в тумане. Лука стоял рядом, чистя нож.

—

Он вернётся с местью,

— сказала она.

—

Пусть принесёт цветы на вашу могилу,

— он бросил нож в стол. Лезвие воткнулось рядом с её пальцами. —

Но сначала пройдёт через меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6: «Огонь под льдом»

Порт Генуи дышал солёным ядовитым дыханием, смешивая запах гниющей рыбы с металлическим привкусом страха. Туман, словно саван, окутывал краны-исполины, чьи когти из ржавой стали впивались в небо. Аврора шла по скользким плитам причала, её каблуки стучали, как метроном, отсчитывающий секунды до взрыва. Красное пальто, подарок Луки, развевалось на ветру — алое знамя в сером царстве смерти. За её спиной, в двух шагах, Лука двигался бесшумно, как тень, но каждый мускул его тела был напряжён, словно пружина часового механизма. В кармане его кожаного реглана лежала граната с выцарапанной надписью

«Per l'Italia»

— насмешка над прошлым, которое всё ещё цеплялось за него окровавленными когтями.

Контейнер №47, проржавевший и покрытый слоем морской соли, скрипел на ветру, будто стон умирающего. Внутри, на ящиках с полустёртыми китайскими иероглифами, Марчелло «Акула» расстелил шкуру кабана — трофей с охоты, где пули заменяли копья. Его пальцы, унизанные кольцами в форме акульих челюстей, барабанили по стволу «Кольта», лежавшего рядом с бутылкой «Самбуки».

—

Вино?

— он фыркнул, выплюнув жвачку в лужу конденсата. —

Ты что, святая? Или думаешь, мы тут в церкви?

Аврора поставила на стол бутылку «Barolo Riserva» с этикеткой, под которой скрывался микрофон. Вино было отравлено — не ядом, но правдой.

—

Наркотики делают рабами. Вино даёт свободу забыть,

— она провела пальцем по горлышку, смахивая невидимую пыль. —

Но тебе, Марчелло, не понять. Ты торгуешь смертью, как рыбой.

Его кулак обрушился на стол. Бутылка упала, разбившись о пол. Бордовые брызги обожгли её колени.

—

Свобода?

— он зарычал, вставая. —

Твоя свобода кончится, когда я...

Грохот разорвал тишину прежде, чем он договорил. Пуля пробила контейнер в сантиметре от головы Авроры, осыпав её осколками ржавчины. Лука, не моргнув, рванул её за собой, прижимая к холодной стали балки. Вторая пуля свистнула мимо, оставив на стене шрам.

—

Держись близко,

— прошипел он, выхватывая пистолет. Его глаза, обычно холодные, горели, как угли в пепле.

Из тумана вышли трое — силуэты в чёрных масках, с ножами, блестящими, как зубы акулы. Лука метнул гранату. Взрыв оглушил, осветив порт на миг алым заревом. Один из нападавших рухнул, хватая рваное горло. Двое других кинулись вперёд.

Лука двинулся навстречу, как танцор, исполняющий смертельный па. Первого он ударил прикладом в висок — хруст кости смешался с плеском волн. Второй замахнулся ножом, но Лука поймал его руку, выкрутив до хруста. Крик утонул в гудке корабля. Третий, пригнувшись, рванулся к Авроре. Она схватила осколок бутылки — стекло вонзилось в его шею, тёплая кровь брызнула на её лицо.

Тишина, нарушаемая только хрипом раненого. Лука, опираясь на контейнер, зажимал рану на плече — пуля содрала кожу, оставив кровавый след. Аврора сорвала полосу с юбки, обматывая его руку.

—

Почему вы рискнули жизнью?

— её голос дрожал, как лист в шторм.

Он притянул её к себе так, что её губы оказались в сантиметре от его шрама на шее.

—

Потому что вы теперь моя Италия.

В подвале виллы, где пахло дубом и порохом, она обрабатывала его рану. Спирт шипел, смешиваясь с запахом его кожи — моря и металла. Лука вздрогнул, его пальцы вцепились в край стола.

—

Аврора...

— его голос был хриплым, как волны о скалы.

Она наклонилась, их дыхание сплелось. Но в последний миг она отпрянула, будто обожжённая.

—

Ты мой солдат. Или ты хочешь быть чем-то большим?

Он встал, заслонив её от света лампы. Его тень поглотила её, как тьма порта.

—

Я уже больше, чем солдат. Ты просто не готова это принять.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7: «Тень Мадонны»

Заброшенная церковь Сан-Микеле пряталась в оливковой роще, как грех в исповеди. Её стены, когда-то белые, теперь покрылись трещинами, словно морщинами на лице старухи. Алтарь, обезглавленный временем, зарос плющом, а фреска Мадонны с младенцем осыпалась, оставив лишь один глаз — печальный, всевидящий. Здесь, среди разбитых свечей и паутины, Аврора и Лука находили убежище от мира, который требовал их крови.

Он ждал её у исповедальни, створки которой висели на одной петле, как оторванное крыло ангела. Лунный свет, пробиваясь сквозь разбитое окно-розетку, рисовал на полу узор, похожий на паутину. Аврора вошла беззвучно, её чёрное платье сливалось с тенями. Лука, прислонившись к колонне, курил — дым клубился вокруг него, как кадильный фимиам.

—

Ты опоздала,

— бросил он, не поворачиваясь.

—

Клану нужны отчёты. Им не нравится, что я заменяю кокаин вином.

—

А тебе нравится врать?

— он резко обернулся, швырнув окурок в лужицу святой воды.

Она не ответила. Её пальцы скользнули по облупленной фреске, где лик Мадонны теперь напоминал череп. Лука подошёл, его дыхание обожгло шею.

—

Каждый раз, когда ты говоришь с ними, я жду, что они тебя убьют.

Он прижал её к алтарю, губы нашли её горло. Аврора вцепилась в его волосы, срывая пряди с плюща. Его поцелуи были молитвами, а её стоны — ересью. Он молился на неё, как на запретную икону, взывая к имени, которое не смел произнести вслух.

—

Аврора...

— его голос дрожал, как пламя свечи перед сквозняком.

Она замкнула его губы пальцами, но он продолжил, целуя ладонь:

—

Ты моя религия. Моё проклятие.

Внезапно зазвонил колокол — одинокий, сорванный ветром с полуразрушенной колокольни. Звон заглушил её крики, когда он впился зубами в её плечо, оставляя метку, которую нельзя было показать миру. Мадонна смотрела на них своим единственным глазом, а плющ, словно зелёные руки, опутывал их ноги.

После, когда они лежали на груде старых церковных риз, пахнущих ладаном и плесенью, Лука провёл рукой по её шраму от пули на боку — подарку Капореджиме.

—

Перестанем прятаться,

— сказал он. —

Я устал быть тенью.

Аврора села, натягивая платье. Через дыру в крыше падал луч света, освещая следы их греха.

—

Любовь — слабость. А нас убьют за слабость.

Он вскочил, ударив кулаком по столпившемуся распятию. Гвозди посыпались на пол.

—

Ты думаешь, они не знают?! Все видят! Все шепчутся!

—

Шепот — не доказательство,

— она застегнула пряжку на туфле, руки не дрожали. —

А если ты хочешь быть больше, чем солдат... ты станешь моей смертью.

Он схватил её за плечи, глаза — треснутые изумруды — горели яростью и болью.

—

Я уже твоя смерть. Ты просто ещё не умерла.

Внезапно скрипнула дверь. Аврора рванулась к пистолету, спрятанному под алтарём, но Лука был быстрее. Он прикрыл её своим телом, наведя ствол на дверь. В проёме мелькнула фигура — бездомный кот, рыжий, как кровь на фреске. Они застыли, потом рассмеялись — нервно, срывающеся.

—

Видишь?

— она выдохнула, пряча оружие. —

Даже кошки следят.

На рассвете, когда роса покрыла оливы, как слёзы, Лука стоял у разрушенных ворот.

—

Я не перестану просить,

— сказал он, не оборачиваясь.

—

А я не перестану запрещать,

— ответила Аврора, но её пальцы сжали крест, сорванный с алтаря. Он впился в ладонь, оставляя след, похожий на стигмат.

Когда он ушёл, она упала на колени перед ликом Мадонны.

—

Прости,

— прошептала она, но не Богу, а себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8: «Предательство под луной»

Луна висела над Миланом, как белый зрачок в чёрной глазнице неба. Аврора и Лука встретились на крыше склада клана, где ветер свистел меж труб, словно насвистывая их тайну. Внизу, в переулке, мусорные баки ржавели, храня обрывки их прошлых разговоров. Он прижал её к кирпичной стене, их тени слились в одну — чудовище с двумя головами.

—

Ты пахнешь грехом,

— прошептал он, целуя её шею.

—

А ты — порохом,

— она вцепилась в его ремень, когда вспышка фотоаппарата разрезала темноту.

Они замерли. Где-то на соседней крыше хлопнула дверь. Лука рванулся вперёд, но Аврора схватила его за руку.

—

Нельзя. Если это ловушка...

Он вырвался, исчезнув в чёрном провале лестницы. Она осталась одна, сжимая в руке нож, который всегда носила в рукаве. Ветер донёс обрывок смеха — знакомого, как запах её страха.

Конверт принесли утром. Внутри — фото: её губы в полураскрытом крике, его рука под её платьем. На обороте — надпись кровью (или красными чернилами?):

«Сгоришь, как твоя лавка»

. Аврора села за стол Дона, где когда-то лежали окровавленные долговые расписки. Её пальцы дрожали, разрывая бумагу.

«Нет. Не сейчас. Не когда я так близко...»

Лука ворвался без стука, его куртка была в пыли, а на скуле — свежий синяк.

—

Это Сандро. Младший брат Капореджиме. Он сбежал через тоннели, но я нашёл...

—

Убей его,

— перебила она, не поднимая глаз.

Он замолчал. В комнате запахло медью — то ли от его сбитых костяшек, то ли от её слов.

—

Ты слышала себя? Ты стала такой же, как он?

Аврора встала, опрокинув графин с водой. Лужица поползла к портрету Витторио, заливая его лицо.

—

Он шантажирует нас! Ты хочешь, чтобы клан увидел это?!

— она трясла фотографией перед его лицом.

—

Я хочу, чтобы ты перестала убивать всех, кто посмотрит на нас!

— он схватил её за плечи, но она вырвалась.

И тогда она ударила. Слабо, по-детски, кулаком в грудь. Второй раз. Третий. Он не сопротивлялся.

—

Я не могу... не могу...

— её голос разбился, и слёзы хлынули, как прорванная плотина. Она плакала впервые с той ночи, когда сгорели апельсины.

Лука опустился на колени, обняв её за талию. Она билась в его руках, как птица в клетке, пока не обессилела.

—

Прости,

— прошептал он, целуя её мокрые ресницы. —

Я не дам им тебя сломать.

—

Они уже сломали,

— она уткнулась лицом в его шею, где шрам от ножа пульсировал, как вторая жизнь.

Они нашли Сандро в подвале борделя «Красная лилия». Мальчишка, 19 лет, с глазами крысы, дрожал, прижимая фотоаппарат к груди.

—

Я всё удалю! Клянусь Мадонной!

— он полз к выходу, но Лука перекрыл путь.

Аврора достала пистолет. Рука не дрожала.

—

Ты любишь огонь, Сандро? Твой брат горел долго...

Лука положил руку на ствол.

—

Мы не судьи. И не палачи.

Он выбил фотоаппарат из рук мальчишки, раздавив каблуком.

—

Беги. И если появишься в Милане — следующая пуля будет моей.

На обратном пути Аврора молчала. В кармане её пальто лежал один патрон — тот, что должен был убить Сандро. Лука вёл машину, его профиль освещался фонарями, как в старом кино.

—

Ты права,

— сказала она внезапно. —

Я почти стала им.

Он не ответил. Но его рука накрыла её ладонь, и патрон упал на пол, затерявшись среди теней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9: «Кровь на мраморе»

Палаццо д’Амато, некогда жемчужина Неаполя, теперь напоминало поле боя. Мраморные полы, вырезанные руками мастеров Возрождения, были исцарапаны пулями и залиты кровью, которая медленно впитывалась в прожилки камня, словно древние руны. Аврора стояла у разбитого витража, наблюдая, как закат окрашивает зал в багровые тона. Союзники предавали один за другим: старый Джузеппе переметнулся к Каморре, банкир Альфредо сбежал в Швейцарию, а её лучший стрелок, Риккардо, лежал в подвале с пулей в лбу. Война с кланом Неаполя превратилась в кровавый карнавал, где каждый танец стоил жизни.

Лука вошёл, хлопнув дубовой дверью. Его рубашка была порвана у плеча, а в руке он сжимал конверт с печатью — чёрной розой, символом предательства.

—

Карло продал маршруты винных грузовиков. Они нападут сегодня ночью,

— он бросил конверт на стол, где когда-то Витторио подписывал смертные приговоры.

Аврора провела пальцем по кровавой луже на мраморе.

—

Карло... Тот самый, что клялся мне в верности на могиле брата?

—

Мёртвые не держат слово,

— Лука достал пистолет, проверяя обойму. —

У нас два часа. Бежим?

Она повернулась, поймав его взгляд. Зелёные глаза, всегда такие твёрдые, теперь выдавали страх. Не за себя — за неё.

—

Мы не бежим. Мы хороним их,

— она натянула кожаные перчатки, испачканные ещё вчерашней кровью.

Грузовики с вином стояли в порту, под охраной трёх юнцов, которых Аврора едва знала. Лука спрятался на крыше таможенного склада, её позиция — в тени крана, откуда открывался вид на все ворота. Первая пуля пробила бак грузовика. «Бароло» хлынуло на асфальт, смешиваясь с кровью водителя. Из темноты вышли они — люди в масках с вышитой розой.

Лука стрелял метко: один, второй, третий падали, как куклы. Но их было слишком много. Аврора, прижавшись к холодной стали крана, целилась в тени. Внезапно крик — Лука, сражённый пулей в бедро, рухнул с крыши. Его тело ударилось о ящики, разбив бутылки. Стекло и вино брызнуло в ночь.

—

Лука!

— её крик перекрыл грохот выстрелов. Она побежала, не чувствуя ног, не видя врагов. Пуля прожгла рукав, но боль пришла позже.

Он лежал в луже вина и крови, сжимая рану. Над ним стоял мальчишка лет двадцати, с пистолетом в дрожащей руке.

—

Bastarda! Ты убила моего брата!

— он навёл ствол на Луку.

Аврора выстрелила первой. Пуля вошла мальчишке в горло, вырвав клок плоти. Он упал, захлёбываясь, а она опустилась на колени, прижимая ладонь к ране Луки.

—

Держись...

— шептала она, срывая рубашку для жгута.

Он схватил её за запястье, оставляя кровавый отпечаток.

—

Беги... Они уже...

—

Заткнись!

— её голос сорвался. —

Ты не умрёшь. Я не позволю.

Она подняла голову. Враги приближались, их тени плясали в свете пожаров. Аврора встала, подняв пистолет Луки.

—

Я не Мадонна,

— прошептала она, целясь в первого. Выстрел. Второго. Третьего. —

Я та, кто выживает.

Когда прибыли её люди, они нашли её сидящей на ящиках, с Лукой на коленях. Его кровь пропитала её платье, смешавшись с вином.

—

Он жив,

— сказала она, не поднимая глаз. —

А они — нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпилог: «La Primavera»

(Весна)

Кладбище Монументале тонуло в мартовской измороси. Дождь стирал имена на мраморе, но плита «VITTORIO GALLANI — IL LUPO DI LOMBARDIA» чернела, как незаживающая рана. Аврора стояла без зонта, капли стекали по воротнику пальто, смешиваясь с дорогим кашемиром. В руке она сжимала жемчужину — ту самую, что впивалась в ладонь в первую брачную ночь.

—

Ты думал, сломаешь меня?

— шепот разорвал тишину, резкий, как скрежет стекла. —

Но алмаз режет стекло, Витторио. Ты подарил мне власть... и забыл, что даже в руках куклы нож становится оружием.

Она разжала пальцы. Жемчужина упала на мокрый камень, закатилась в трещину у его имени.

«Как моя жизнь — в щель между адом и тобой»

.

За воротами кладбища ждала Alfa Romeo 166, черная, как гроб на колесах. Лука сидел за рулем, его перебинтованная рука покоилась на рычаге КПП. В зеркале заднего вида он ловил каждое ее движение. Шрам на шее ныло — вечное эхо пули, принятой за нее в порту.

«Сколько еще пуль в тебя войдет, прежде чем мы сбежим?»

— подумал он, сжимая ключи до боли.

На заднем сиденье: фальшивые паспорта на имена «Лоренцо и Клаудия Риччи».

В бардачке: билеты на паром в Грецию и пистолет Beretta 92 с перламутровой рукоятью.

На часах Луки: 18:17. До отплытия — 43 минуты.

Аврора села в машину, хлопнув дверью. Запах мокрой шерсти, кофе из термоса и его крови — коктейль их жизни.

—

Корабль не ждет,

— сказал Лука, включая передачу.

Она повернулась, чтобы смахнуть каплю дождя с его щеки. В этот момент в боковом зеркале мелькнула тень:

Человек в плаще.

Рука с глушителем поднята.

Ствол смотрит прямо в затылок Луки.

Выстрел.

...

После тишины (если бы это был фильм):

Звук разбитого стекла. Топот ног. И хриплый крик Луки:

«NO!»

«В мафии нет финалов. Есть только паузы между выстрелами»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец