Некросны. Панки никогда Не умрут

Пролог

В приглушенной тесноте, последний в камере, он, окутанный тьмой и чувством содеянного, ждал своего решающего часа. Время пришло, раздались шаги, он встал и сам направился к выходу. Нечего показывать им свою слабость, назад дороги нет. Что сделано, то сделано.

СТЭ́Э́Э́Э́Э́Э́Э́Н

Толпа орала, требуя его появления. Если бы он знал к чему все приведёт, никогда бы не взял в руки своего инструмента.

Но вот он здесь.

А вместе с ним – кошмар той роковой ночи, когда из-под пластов земли выбрался наружу сотворенный ими монстр.

ДА СНИМИ ТЫ СВОИ ЁБАНЫЕ ЛИНЗЫ

ЧТО ОНА ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТ

СТЭ́Э́Э́Э́Э́Э́Э́Н

Мы и правда это сделаем Мы и правда это сделаем Мы и правда это сделаем

Они это сделали.

И вот они здесь. Все пятеро.

УБИЙЦЫ! УБИЙЦЫ! УБИЙЦЫ!

Толпа скандировала в экстазе, вскинув кисти рук, сложенные в единодушном жесте.

Они стояли на краю самой темной и глубокой бездны и смотрели в лицо своему худшему кошмару, а теперь стоят здесь и на них смотрят тысячи лиц их обвинителей, их обожателей.

НАЧИНАЙТЕ! НАЧИНАЙТЕ!

Толпа орала, выходя из себя от нетерпения. Всем присутствующим здесь хотелось крови. Хотелось зрелищ. Хотелось того, ради чего они все сюда пришли.

Он сделал вдох, сделал шаг, и его ослепили огни – тысячи пронзительно-острых лучей были направлены в его сторону, обличая перекрестным светом его преступность.

СТЭ́Э́Э́Э́Э́Э́Э́Н

Он сделал выдох, взял первый аккорд, и зал взревел, взорвался, захлестнул их и понес. Этого шоу было не остановить.

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА!!!

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА!!!

Малой орал в микрофон, ополоумев от нехватки кислорода, Дэн рвал струны гитары и тоже дурел, клавиши синтезатора под пальцами Лаки намеревались треснуть, Хаммер лупил барабаны и, казалось, пронизывал их басами само ядро мироздания.

ДУМ! ДУМ! ДУМ! - весь земной шар содрогался и подпрыгивал, подчиняясь его ритму.

Какими же они были дикими.

Эйфория, хлеще, чем разряды молнии, пронизывала тела, электризуя каждую клетку и подчиняя всех единому импульсу.

ПАНКИ НИКОГДА НЕ УМРУТ

НИКОГДА НЕ УМРУТ! - орал Малой, и толпа сходила с ума.

Они тоже сходили.

Они, вперив глаза в толпу и не веря в то, что видят, теряли разум.

На них смотрели тысячи лиц, искаженных гримасами первобытного экстаза и, протягивая руки, бились в агонии. А они смотрели

на нее

, пятеро диких парней, выряженных в кожу и металл, сверкая со сцены своими ошалелыми глазами – смотрели и видели среди толпы лишь ее, свою любимую… любимую подругу…

ПАНКИ НИКОГДА НЕ УМРУТ

НИКОГДА НЕ УМРУТ!..

Они смотрели на нее и плакали как дети.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1. Дорогая штучка

– Смотри, какая она красивая…

– Моя девочка!

– Она моя.

– Нет, свадебное платье ей не идёт.

– Мне не идёт?

– Не слушай его.

– Почему ты ржешь?

– СТЭ́Э́Э́Э́Э́Н

– А че это они не пахнут? Куда делся аромат?

– В холодильнике…

– А кто его туда закопал?

– Традиции.

– А кто их придумал?

– СТЭ́Э́Э́Э́Э́Э́Э́Н

– Будем откапывать?

– НУ ПОЧЕМУ ВЫ ЕЕ ТАК ВЫРЯДИЛИ

– А где мы возьмём лопаты?

– У меня есть.

– Моя девочка!

– Она моя.

– СТЭ́Э́Э́Э́Э́Э́Э́Э́Э́Э́Н

– Я ведь говорил, что она в этом платье красивая…

– ДА ГОВОРЮ ВАМ ЕЙ НЕ ИДЁТ

– Предлагаешь ей раздеться?..

– Так лучше?

– Моя девочка!

– ОНА МО...

– ДА ПОСЛУШАЙТЕ ВЫ МЕНЯ

– Тихо! Тихо! Начинается!

– Как зовут вашу подругу?

– Александра.

– Согласны ли вы, Александра…

– НЕТ НЕ СОГЛАШАЙСЯ

– …взять себе новое имя?

– НЕ СОГЛАШАЙСЯ НЕ СОГЛАШАЙСЯ НЕ СОГЛАШАЙСЯ

– Согласна.

– НЕААААААААААААААААААААА...

– ...АААААААААаааааааа, – орал Малой, выныривая из второй фазы прямиком в бумажный четырёхстенок хрущевки.

– Согласны ли вы, Алехандро, взять в жены... – гнусаво вопрошали соседские стены голосом закадрового переводчика.

– Нееет, – промычал Малой, – не согласен, – и со стоном завалился обратно на подушку.

Понедельник. Семь утра. Ну какого хрена.

Он лежал в кровати, часть за частью утрачивая в памяти сумбурные остатки сна, и заспанными глазами наблюдал за копошением солнечных зайчиков в вуали занавески.

– Нет, свадебное платье ей не… Не… НЕИДЬЙОООУОООТ, – заключил он сквозь широкий зевок и, почёсывая белобрысое разворошенное гнездо на голове, выбрался из постели.

По улицам сексуальной походкой прошла первая мартовская оттепель, пробуждая от спячки бурных маньяков и извращенцев. Дальше, цокая на каблучках, спешили апрельские ножки в капроне без начеса и коротких курточках. И вот он май, цветущий сладкий май, шагал по улицам, своей крепкой игривой рукой сдирая остатки колготок с девичьих красот и оголяя прекрасные икры с не менее прекрасными лодыжками. Следом шел Малой и, полной грудью вдыхая яблоневую свежесть, одухотворённо их разглядывал. Спустя три месяца простоя его влюбчивое сердце было готово ко встрече со своей новой музой.

Выпорхнув на улицу, он поспешил прямиком к остановке, но не стал запрыгивать в подъехавший автобус, а по обыкновению вскинул руку, ловя попутку. Перед ним остановилась кроваво-красная Феррари, такая выхоленная и блестящая, что на мгновение его ослепила, и он, обалдев, но не подав вида, забрался в салон и развязно плюхнулся на заднее сиденье.

С водительского кресла в зеркало заднего вида на него смотрели голубые холодные глаза, такие пронзительные, что захотелось выскочить обратно. Но он не стал и, устроившись поудобнее, принялся разглядывать попутчицу, рядом с которой и примостился. Только изредка кидал опасливые взгляды на белокурый затылок водилы.

Похоже, парочка была из «Дворянского отшиба», и Малой, подстёгиваемый весенним авитаминозом, во что бы то ни стало решил восполнить его этой благородной свежей кровью.

– Александра… красивое имя для знакомства. Согласна?

Малой вернулся в чат

.

Малой:

Останавливаю попутку, запрыгиваю в салон, расслабленно откидываюсь на заднем сиденье и только тут замечаю её – дорогая девочка, серьёзная, ухоженная, с видом интеллектуалки сидит и слушает в телефоне невыносимо нудную медицинскую хрень. Диктор вещает так, что глаза начинают слипаться. Весь мой утренний бодрячок сдувается и опадает. А день мне предстоит насыщенный, и свой энергетический настрой мне терять никак нельзя. Нужно что-то с этим делать, решаю я, поворачиваюсь к ней и доброжелательно так её прошу:

– Подруга, ну йомана, воткни ты наушники. Не одна же едешь.

Поворачивает голову. Смотрит на меня безразлично. Опять утыкается в сотку.

Закидываю ногу на ногу, с еблом интеллигента достаю из кармана мобилу, врубаю плейлист с нашими записями. Вскидываю свою изящную кисть и складываю руку в жесте.

– Мама – анархия, – сообщаю безмятежно, тыча ей в нос «козой». Это я, как благовоспитанный панк, напоминаю ей, как важно поддерживать общественный порядок, а не творить всё, что душе угодно. Этой же рукой взлохмачиваю свой белобрысый хаер и откидываюсь удовлетворённо на сиденье, закидывая свою лапу на спинку позади неё. Девочка умная, сразу видно, намёк мой понимает. Выключает свой телефон. Сидит тихо, внимательно слушает наш адский музон. А я даже не знаю, считать ли это своей победой или пораженьем. Но познакомиться на всякий случай предложил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дэн: хой Малфлой!

Стэн: и как она тебе?

Малой: говорю же умная

Дэн: у нашей девочки это лучшее качество?

Малой: ещё бы. ей наша музыка понравилась

Стэн: познакомь.

Малой: не познакомлю. эта конфетка – моя

Малой: чмок

Стэн: я же её отберу.

Стэн: чмо.

Малой: ПАСАСИХУЙ

Стэн: Малой бля.

Малой: йоманый Т9. *НЕ ПСИХУЙ. будет вам сегодня принцесса. в семь

Дэн: не рановато?

Малой: такие девочки в десять вечера уже ложатся в кроватку

Стэн: ну в мою-то она ляжет. Даже раньше.

Малой: не в этот раз мужик. она из другого материала

Стэн: покажи мне материал, с которым бы я не справился.

Дэн: нашему дровоСЕКСу всё по плечу!

Кир: лол

Хаммер: лол

Малой: вот увидишь

Стэн: вот и посмотрим.

Дэн: ставки! Ставки!

Дэн: ставлю ящик алкоголички на то, что даст

Малой: НЕ ДАСТ

Стэн: ДАСТ

Кир: даст…

Хаммер: даст

Хаммер: а вы вообще про чё?

Александра вошла в чат

.

Малой: а вот и она

Стэн: ты нахрена её в чат добавил баклан.

Малой: Гья-Гья-Гья-Ха-Ха-Ха-Ха

Александра: Я могу подойти позже. Во сколько вы обычно собираетесь?

Стэн: в девять.

Александра: Ок

Дэн: что за консервативные имена в нашем арт-хаусе?!

Александра сменила имя

.

Лекса: так лучше?

Дэн: чмок

Дэн: моя девочка!

Кир: меняю ставку. не даст…

***

– ИЛИ ТРАТЬТЕ ЭТОТ ХОЛСТ НА ВСЁ, ЧТО ДУШЕ УГОДНО, ИЛИ НЕ ТРАТЬТЕ МОЁ ВРЕМЯ, – исторгался их мастер, швыряя в них бревнышками. Он, ловя своё на лету, решил, что потратит этот холст на будущую специализацию, потому что самим будущим для него была его гитара. С тех пор прошли годы, выточившие из него мастера так же искусно, как сам он вытачивал из дерева свои работы.

Он работал со стальными инструментами, высекая из дерева красивые вещи.

Он бил пальцами по стальным струнам, выжимая из деревянного инструмента сумасшедшие звуки.

Он и сам был стальной – настолько, что подруги его не выдерживали. Обжёгшись в третий раз, он решил, что больше не будет заходить далеко. И не заходил, придерживаясь своего же правила – развлекаться, но больше не сближаться ни с одной из них.

После того, как Малой захламил чат, Стэн решил закончить пораньше и без интереса гадал, что такого особенного тот нашёл в дорогой ухоженной девке, которая при виде них сбежит, не успев даже переступить порог их гаража. Он отряхнулся от стружек, поднялся по лестнице и отправился приводить себя в порядок.

К ним частенько заглядывали неформальные блядушки, но задерживались там не столько из-за их музыки, сколько из-за модельной внешности их итальянской двухметровой визитки по имени Данте. Даже так, в женской компании у них нехватки никогда не было, но если эта девка из «Дворянского отшиба» заинтересовала Малого, значит тот что-то в ней разглядел. Что-то, нужное им.

Он вышел из дома, прикусывая сигарету. Пересёк переулок, открыл гараж, взял в руки гитару и стал ждать, перебирая пальцами струны.

Первыми как обычно ввалились Дэн и Кир, повиснув на плечах хохочущей Ольги. Время спустя, пробивая деревяхой дробь по всем поверхностям, в гараж ворвался взбешенный Хаммер. Малой чинно прошествовал в гараж последним в компании холёной богатенькой штучки. И все они притихли, уставившись на диковинку, посетившую их задворки.

– Это Лекса, – представил Малой, гордый собственным успехом.

– Это мы уже поняли, – отозвался Дэн, с любопытством оглядывая новенькую.

– Мы только не поняли, что нам с ней делать… – добавил Кир без особого интереса.

– Любить и жаловать!

Малой сиял. Лекса стояла молча и пробегалась глазами по каждому из них. Они были уверены, что сейчас она остановится на Дэне, но нет. Она сканировала их быстрым движением зрачков, ни на ком не задерживаясь и, собрав информацию, вернулась взглядом к Стэну. Он под этими серыми нечитаемыми глазами, смотрящими на него в упор, ощутил дисгармонию в чреслах и поспешил ухватиться за гитару.

Таким же взглядом она окинула гараж, приметила себе подходящий уголок и прошла вглубь, туда, где стояло старое пошарпанное кресло, (которое даже они обычно оставляли без внимания – до того оно было убитое), и снова они наблюдали за ней, затаив дыханье:

Сядет – не сядет

, – делали они молчаливые ставки, перестреливаясь глазами.

Лекса подошла к креслу и опустилась в него – с таким видом, будто это был дорогущий антиквариат Ренессанса, а не совдеповское ушатанное ретро.

Они восхищённо выдохнули.

Вот это наша девочка!

..

Лекса закинула ногу на ногу, обнажая из-под подола платья свои коленки в графитовом нейлоне колготок, сцепила руки в замок и застыла в ожидании.

– Наша подруга готова, – Малой хлопнул Стэна по плечу. – Пора бы и нам приступать к делу.

Но Стэн застыл. Как и сама гостья.

Это было впервые, когда он растерялся. Глядя в это холодное, бесстрастное лицо, будто в застывшую водную гладь, и не в силах отвести от неё глаз, он крутил в голове только один вопрос:

Что такой, как она, делать среди них?

– ДА ЛАДНО ВАМ, ДЕВОЧКА ИЩЕТ НОВЫХ ОЩУЩЕНИЙ, – прогрохотал Малой в подхваченный микрофон.

– НЕ БУДЕМ ЖЕ МЫ ЕЙ В ЭТОМ ОТКАЗЫВАТЬ?

Они решили, что не будут.

У них давно не было новых песен. Из того, что Малой писал последнее время, ему самому не нравилось почти ничего. Он писал, рвал и выкидывал тексты, не читая сам и не давая читать им. Может, остальным бы и понравилось, но Малой перестал нравиться самому себе – будто его источник перекрыли, и голова опустела, пугая его своим гудящим вакуумом.

Такие творческие застои случались. И каждый раз было страшно, что на этот раз окончательно. Но когда его снова прорывало, их сносило потоком его хлещущей энергии, они окунались в этот поток, напитывались сами, из всего его вулканического извержения выбирали одну самую удачную песню, быстро записывали, и Малой, опустошившись, затихал снова. Сейчас был период застоя, который уже порядком затянулся, поэтому они играли всё подряд; разминая свои пальцы, они прогоняли старые записи и ждали, когда в голове Малого снова откроются шлюзы в космос.

Они весь вечер играли старые записи известных групп. Малой, с небрежной лёгкостью подражая голосу любого вокалиста, мяукал в микрофон. Лекса смотрела на их кошачий концерт с непроницаемым лицом. Стэн бил по струнам, ловя на себе её холодный серебристый взгляд, и с трудом избегал угрозы налажать в своих партиях – она нервировала, вызывая в пальцах дрожь. Он, поглядывая на неё, отметил, что её нога в туфле из дорогой мягкой кожи, расслабленно переброшенная одна через другую, ни разу не шелохнулась в такт этих сумасшедших мотивов.

Ей и правда всё это нравится?

– задавал он себе вопрос. Но другой вопрос беспокоил его куда больше –

Почему так ва́жно, чтоб нравилось?

Глава 2. Знакомство

Лекса неподвижно сидела в кресле и изучала их, заставляя чувствовать себя микроорганизмами на предметном стекле. Рядом Ольга извивалась в такт музыке. Ее черные длинные волосы, подобно взмахам вороньих крыльев, рассекали воздух; кроваво-красная помада сверкала на полных чувственных губах; глаза с блядской игривостью посылали соблазн каждому из них – она была их прекрасным черным ангелом.

Этот ангел, облаченный в черную кожу и металл, вышагивая на высоких каблуках и виляя попкой в коротеньких шортиках, походкой от бедра припорхал к Лексе, желая и её втянуть в своё распутное веселье.

Ольга ухватила ее за руку и вытянула с кресла, увлекая в провокационный танец, но с такими же успехом могла использовать ее в качестве пилона. Лекса стояла, не шевелясь, и смотрела на нее своими пристальными серыми глазами, не выражая никаких эмоций.

Ольга под этим взглядом почувствовала себя разложенной голышом на столе, и хорошо бы, если обеденном, а не секционном. Но если она будет и дальше доставать эту девчонку, то второе было более вероятным – так ей казалось; и по ее телу, охваченному жарким танцем, струились ледяные мурашки. От новенькой веяло отчуждённым холодом. Вместо того, чтобы отпрянуть, Ольге ещё больше захотелось её подтопить.

Она снова переключилась на парней и, искря взглядом, под музыку, крючок за крючком начала расстегивать на себе кожаный корсет, под которым не было ничего, кроме жаркого роскошного тела. Оттянув лиф, она приобнажила свои упругие объемные холмы до краешков ореолов, показывая им себя совсем слегка.

Но даже этого было достаточно: гитара Стэна резко зафанила; Кир задолбил по клавишам с особым чувством; в веселые ритмы Дэна прокрался хаос; Хаммер, поддавшись общему настроению, осточертело лупил по тарелкам, разнося дребезжание металла по всей округе. Малой перешел на гроулинг, которого никогда не умел.

Ольга, добившись эффекта у парней, обернулась к Лексе. И снова эти глаза ничего не выражали, только теперь изучали её более внимательно. А она снова почувствовала, как её укладывают на стол. И все равно эта девчонка ей понравилась, от неё веяло тем же, чем и от них – она была такой же ненормальной.

Ольга запаковала телеса обратно в корсет и весело прижалась губами к щеке Лексы, оставляя на ней свой кроваво-красный девчачий поцелуйчик.

– Парни, на сегодня всё, – простонал Малой, взмокший от трусов до носков.

Парни, вспотевшие не меньше, были с ним согласны – на сегодня они были и правда «всё». Весь их заводной настрой плавно перетекал в вертикальное положение, вытесняя из джинсов и из адеквата.

Дэн отставил гитару и в два своих великанистых шага подошел к креслу, развязно заваливаясь на подлокотник:

– Как тебе наша красотка? – Дэн окинул Ольгу веселым взглядом и, не дожидаясь ответа Лексы, крикнул: – НЕ ЗАБУДЬ ПОКАЗАТЬ ЕГО СТЭНУ, ДЕВОЧКА.

Ольга, раскрасневшаяся, взлохмаченная и блестящая от пота, спохватилась, похоже, и правда об этом забыв.

Дэн ниже склонился к Лексе, пухлыми губами почти касаясь её уха:

– Как у тебя получилось спровоцировать её на раздевание? Эти сокровища не видел никто, кроме Кира, – его голос, приглушенный до полушепота, звучал игриво и интимно. – Как ты это провернула? Что-то профессиональное? Может, и меня разденешь?

Он, намереваясь застать врасплох, скользнул губами по щеке Лексы и прижался к этой мягкой, но совершенно безэмоциональной линии рта – не получая отказа, но и без отдачи. Тогда он понял, почему Ольга зашла так далеко. Теперь и ему хотелось расшевелить эту холодную девчонку.

Его рука потянулась к пуговице на её воротнике, пальцы скользнули внутрь, слегка оглаживая шею и ключицу, но не рискуя пробираться дальше. Лекса его не останавливала, но и не тянулась в ответ. Её лицо было просто нечитаемым. Но Дэну показалось, что в её глазах притаилась мягкая усмешка. Хотя он не был уверен.

– Дэн, отвали от неё, – рявкнул Стэн.

Невозможно было смотреть, как эта сексуальная дылда подкатывает к новенькой. Они еще даже не познакомились как следует, а уже показали себя в лучшем виде.

– Слушай, то, что было в чате – это все несерьезно, зря ты ставишь на Стэна, – продолжал свои нашептывания Дэн. – А вот на меня очень даже можно.

И снова глаза Лексы ему усмехались. Эта девчонка была что-то с чем-то. Дэн решил последовать совету Стэна и отвалить от неё.

Ольга, сверкая озорной улыбкой, полезла в сумочку и, вытащив прозрачный сиди-бокс со вложенным внутрь вкладышем, игриво покрутила им перед носом Стэна.

– Кто-нибудь говорил, что у тебя волшебные руки? – Стэн перехватил упаковку и теперь разглядывал обложку, нарисованную Ольгой для их сидюшника.

– Кир говорит это каждый раз, когда…

– Без подробностей, девочка!

– …когда я шинкую овощи, – серьезно продолжила Ольга, и Стэн, загоготав, с обожанием притянул ее за талию.

Диск с записями у них был, обложка была. Их гаражной группе не хватало только одного – названия.

Но если бы они тогда знали, чего это название им будет стоить…

Кошмар, притаившийся в подворотне фатума, поджидал своего часа, чтобы прославить их.

Они не знали. Они ничего тогда не знали, но адское колесо уже начало свое вращение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Этот ирокез не напоминает вам знак биологической опасности? – Малой показался из-за плеча Ольги, устроившись на нем подбородком, и на ее талию легла еще пара рук.

– Не напоминает. Это он и есть, – бросил Кир с дивана. Ему-то не было нужды лапать ее при любой возможности. Она и так была вся его.

– Черт, Хазарту это точно понравится! – Дэн, наконец отлипнув от Лексы, повалился на диван рядом с другом.

– Ещё бы, он ее муза, – Кир с добродушной улыбкой наблюдал за тем, как парни липнут к его подруге.

Ольга была красавицей с лицом прожженной бляди: может, из-за блестящих с поволокой глаз, обрамленных черными тенями; может, из-за вызывающих нарядов, провоцирующих грязные мысли; может, из-за своего развязного поведения – она могла ввести в заблуждение кого угодно. В свое время в ней ошиблись даже они – думали, в их гараж в тот день вошла красивая блядь, а оказалось, к ним вплыла ароматная душа цветочных оттенков.

Они все обожали ее.

Этот вечер был незабываемым; наверное, потому что все они получили бонус, о котором не смели и мечтать. Они шумной веселой толпой вываливались на улицу. Кир обнял Ольгу, наконец-то заполучив ее в свои руки:

– Как тебе новенькая? – он потерся носом о бархатную щечку.

– Очаровашка. Она не дала мне ни шанса, – Ольга сложила полные губы, будто слегка расстроившись, но была скорее озадачена.

– Нет, она точно хорошо провела время. Лучшее время в своей жизни. Только с тобой! – Кир подхватил Ольгу на руки; губами, растянутыми в улыбке, потерся о ее губы – такие сладкие.

– Что-то не так? Я теряю форму? – Ольга, обхватив его за шею, на весу вытянула ноги, мерцая в свете фонарных ламп лакированной кожей своих длинных шнурованных сапог, и он крутанулся вокруг оси, вздымая вихрь ее черных волос:

– Определенно теряешь. Нужно заняться тобой прямо сейчас, – он с мычащим чмоканьем принялся зарываться поцелуями в мягкие холмы, выступающие над окантовкой туго стянутого лифа.

– Сначала дойдите до дома, – весело бросил Дэн, поравнявшись с ними.

Кир, вынырнув из своего мягкого цветочного оазиса, обернулся к нему:

– Тебя подвезти?

– Нет, я угоняю твою тачку. И твою подругу, – Дэн смачно чмокнул сложенные в поцелуе, полные, кроваво-красные губы, услужливо подставленные Ольгой.

– Мне начинать ревновать? – Кир вздёрнул бровь, Ольга расхохоталась:

– Может, лучше пригласим его присоединиться?

– Ничего не выйдет, девочка, твой парень не в моем вкусе, – отрезал Дэн шутливо, и они загоготали уже втроем.

– А в моем вкусе вы ВСЕ, – Малой навалился на троицу, захватывая их широким объятием. – Возьмёте меня четвертым?

– Возьмём тебя в сыновья, пошли, несчастное отродье.

– Теперь в вашей семье на одно отродье больше. Я хочу поцеловать мамочку, – Малой тоже потянулся за поцелуем.

– А про папочку не забыл, белобрысый? – пророкотал за спиной голос Хаммера, и Малой окислил физиономию:

– Черт, снова мне развлекать это животное. Энни в последнее время не слишком часто его отшивает?

– Только ему об этом не говори. Если он поймет, что теряет её, то окончательно слетит с катушек.

Они, хохоча, начали разбредаться каждый в своем направлении. Хаммер душил Малого, за шею волоча его к себе уничтожать запасы отцовского пиваса; Дэн забрался в раздолбанный Москвичонок друга и, проехав по ухабистому переулку, вырулил на дорогу в другой конец города к дорогим районам новостроев; Кир, все ещё неся Ольгу на руках, раскачивал ее, вырывая из ее лёгких вскрики опаски каждый раз, когда закладывал слишком крутые виражи. И задыхался от счастья. Вся она принадлежала только ему.

Всегда. Всегда.

Стэн, скрестив руки на груди, довольно улыбался, гордый своими ребятами. Все они до одного были у него лучшими. Лекса бесшумно вынырнула из-за его спины и прошла к машине, шурша подошвами туфель на низком каблуке. И снова ему стало не по себе. Эта дорогая штучка с безэмоциональном лицом и нечитаемым взглядом вывела его из равновесия даже больше, чем приобнажившаяся грудь Ольги.

Наблюдая за тем, как она мягкой скользящей тенью скрывается в салоне белого Лексуса, он подумал:

Чёрт, да эта девка совсем не умеет вертеть задницей.

А ещё подумал:

Кто-нибудь слышал её голос? За весь вечер она не произнесла ни слова.

Глава 3. Сон Малого

Хаммер был их всеми любимым бешеным животным, не выносящим одиночества. Все они видели усталость Энни, и понимали, что это конец. Только он один не понимал, что теряет ее. Каждый день ее отсутствия заполнял Малой, взвалив на себя обязанность по уходу за этой дикой зверюгой, которую сам же и притащил в гараж пять лет назад. Энни все это время держала его на поводу, но теперь на нее рассчитывать не стоило.

Теперь по вечерам они вдвоём сидели на веранде Хаммера, обложенные жестянками пива, но этот алкогольный образ жизни уже начинал изматывать. Нести ответственность за прирученное животное оказалось той ещё задачей.

Малой загнал его на чердак, уложил в кровать, подоткнул одеяло и потащился домой, мечтая с размаха залететь в свою собственную постель. С таким настроем он вышел из переулка, перешёл дорогу, пробрался через дыру в рабице, сокращая привычный маршрут к себе через заброшку. И уже через пятнадцать минут засыпал как младенец под гомон соседского телека.

Сон начинался с того момента, когда они спускались по черной шлаковой дороге и несли пустые контейнеры для воды.

Обрушившаяся с неба гроза уже выдохлась и уходила к горизонту, унося за собой последние клочья тугих свинцовых туч. Над их головами вечернее небо синей океанической гладью расчертило границу с дымчато-серым свирепым горизонтом. Из-за этого темного горизонта показалось солнце, уже совсем близко к земле, и все краски внезапно стали насыщенными. Даже чёрный шлак на дороге приобрел глубокий контрастный тон.

– свежий воздух полезен членам общества

– мы не члены общества. Мой член – это мой член, и ничей другой

– как глубокомысленно

– глубоконемыслимо

Они вели какой-то бредовый диалог, а над ними, над их головами, будто пепельные взбитые сливки, висели огромные кучевые облака. Он поднял глаза к небу и испытал головокружение. Эта огромная масса плыла прямо над ними, угрожая в любой момент обрушиться на их головы.

Он смотрел.

И вдруг облака начали менять форму прямо у него на глазах. Они превращались в гигантские черепа. Черепа из металлических горизонтальных плоских дуг, полые внутри, подобные авангардной инсталляции, зависли в небе и смотрели на них своими черными провалами глазниц.

А все вокруг было таким контрастным.

– ВАШУ МАМАШУ, КИР, ТЫ ЭТО ВИДЕЛ?

– я и сейчас это вижу

Он таращился на них обалдевший, как и Кир, но продолжал путь, то и дело задирая голову к небу.

От шлаковой дороги ответвлялась узкая тропка, незаметная среди высокой травы. Ему не пришлось ее искать, на нее вывела многолетняя привычка – маршрут, высеченный в памяти его мышц. В мокрой траве стрекотали сверчки, кусты цветущей дикой смородины шелестели листвой под легкими дуновениями ветра. Сладкого, глубокого, до одурения насыщенного озоном.

Подходя к его дачному участку, они все еще продолжали озираться на небо; черепа зависли в нем. Бездвижные, смотрели им вслед своими черными бездонными провалами. Красный диск солнца касался верхушек деревьев – еще немного и те вспыхнут, опаленные этим предзакатным огнем.

Он подошел к глухой калитке, деревянной, из плотно подогнанных к друг другу досок. Ухватился за верхний край, носком кроссовки уперся в единственный выступ на этой гладкой поверхности – в кусок самодельного замка, и потянулся на руках. Перекинул ногу, следом вторую, спрыгнул по другую сторону и, открыв калитку изнутри, впустил Кира.

Он обернулся, но вместо привычного ухоженного огорода вокруг них простиралось поле, бесконечное, заросшее белыми анемонами до самой линии горизонта.

Они, по щиколотку утопая в этих цветах, сминая их своими подошвами, шли к старой колонке. Он закрепил контейнер и принялся качать воду. Поднимал и опускал рычаг, колонка скрежетала и завывала, но из безжизненных недр с утробным рычанием поднимался только воздух.

Почему-то они почти не говорили, даже не смотрели друг на друга. Но оба хребтом ощутили одно и тоже. Страх.

Начинало темнеть.

Это нарастание темноты было пугающе внезапным, пугающе неизбежным. Они бросили попытки набрать воду и быстрым шагом направились к дачному домику – маленькой постройке, одиноко утонувшей в бескрайнем океане цветов. Желание скрыться, защититься от этой темноты довлело над ними, таща их инстинкты в единственное укрытие.

Они зашли внутрь, и там оказалось неожиданно просторно. В комнатенке, с виду сколоченной в два квадратных метра, уместился весь их гараж. Здесь не было окон, только тусклый свет лампы слегка разгонял царивший полумрак.

Здесь собрались все их парни.

В гараже царила непринужденная веселая атмосфера, обычная для них, но в этот момент какая-то противоестественная. Он пытался объяснить им, но они не слушали. Он звал их, чтобы показать эти черепа, но когда направился к выходу, с места никто так и не сдвинулся. Он подошел к двери и выглянул наружу. Черепа пропали.

Небо было кромешно черным.

На улице темнело с поразительной скоростью. Не только на улице, темнело везде. Он закрыл дверь, развернулся и скованно двинулся вглубь гаража, оцепенев от подкатывающей тьмы. Но задняя стена теперь превратилась в скалу, и тут же слева появилась новая дверь – металлическая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Откуда она здесь. Никогда ее раньше на видел

, – думал он заторможенно, глядя на дверь сбоку, а сам таращился на внезапно разверзшуюся пасть пещеры в скалистой глыбе прямо перед ним. Он стоял так близко от входа, что его пальцы касались неровных краев вырубленного камня. Он заглянул в темноту, ему в лицо ударил запах сырости и разложения.

Он отпрянул.

И в тот же миг до него донеслись голоса. Множество голосов, слившихся в зловещее горловое ритуальное пение. От этого жуткого звука его пробрало до костей. Он осознал, что тьма, расползающаяся по миру, идет к ним не снаружи, она льётся из этих темных зловонных глубин.

Пение становилось громче. Тьма – гуще.

Нечто шло к ним прямо из этой пещеры. Бежать было некуда. Тьма снаружи, тьма внутри. По его телу разлился жидкий металл холодного парализующего страха. Он оцепенел. Нечто приближалось. Было уже совсем близко. Подходило к выходу. Он не мог пошевелиться. А потом чьи-то руки подхватили его, открыли металлическую дверь слева и зашвырнули внутрь.

Он обернулся.

Последнее, что он увидел в этой смыкающейся кромешной тьме – скрюченные окаменевшие фигуры своих парней. С застывшими масками ужаса на лицах они смотрели в никуда. В их глазах застыло ожидание. Ожидание конца.

ПОМОГИТЕ ПОМОГИТЕ ПОМОГИТЕ, – взорвался и эхом прозвенел предсмертный крик.

Тьма сомкнулась. Дверь перед ним захлопнулась.

Он проснулся.

Он так и лежал в оцепенении, парализованный кошмаром. В ушах все еще звенел крик Ольги, будто ворвавшийся в его сон извне. Он лежал в своей теплой кровати, но не чувствовал тепла. В окно бил свет подъездного прожектора, но комната в три часа ночи казалась ему кромешно темной. Он пытался отогнать сон, но еще больше ему хотелось, скинув паралич, выпрыгнуть из кровати и рвануть на улицу. Или хотя бы позвонить Ольге.

Он протянул к телефону руку, которой все еще не чувствовал, а потом, набрав номер, долго слушал гудки.

– АААААААААААААААААААААААААААААААаааааааааааааааа

Крик, взорвавший бетонный колодец хрущевок, подкинул его на месте, и он ринулся наружу.

Глава 4. Плохой район. Плохие обстоятельства

МИР В ОКНЕЕЕЕЕ

НЕБО ПОЛЫХАЕТ МИЛЛИОНОМ ОГНЕЙ

А ТЫ В НЕЙ

И ТЫ В НЕЙ ПЕРРРРРРЬВЫЙ

ПРОЁБЫВАЕШЬ НЕРРРРРЬВЫ, – голос Малого дребезжал в динамике телефона надрывной истерикой.

– От его завываний корпус треснет, – усмехнулся Кир, подцепляя с пола штаны.

Они записали эту песню три месяца назад и были в восторге от результата. Малой, переживая очередной разрыв со шлюховатой пассией, выложился с переизбытком, излив свое разочарование на бумаге и следом в микрофон; но с тех пор ничем новым так и не разродился. Такого обезвоживания в его творчестве еще не случалось. Даже они начинали беспокоиться.

– Давно новых песен не было, – бросила Ольга и, со вздохом отложив телефон, принялась наблюдать за тем, как Кир пакует свою голую сексуальную задницу в боксеры, а следом в джины. Когда он натянул футболку и обильно полился парфюмом, она со смехом скривилась, даже отсюда окутанная в его мощный шлейф:

– Уффф, убийственный аромат.

Кир приподнял к носу ворот футболки, как бы проверяя насколько он способен убивать, но пришел к выводу, что не настолько:

– Нормальные духи, – пожал он плечами. – Мне их мамка подарила.

– Мамкин подарок – дело бескомпромиссное, – прыснув, отозвалась Ольга, – но мужик должен пахнуть потом, кровью и слезами младенцев, а не как брендовая конфетка, – и она, с хрустом потянувшись, откинулась на подушку.

– Я конфетка? Мне вернуться в кроватку? – Кир вскинул брови, мимикой задавая вопрос, не желает ли она продолжить им лакомиться, но тут эти же брови поползли куда выше, зацепившись за другую часть в ее предложении:

– Так… – озадаченно проговорил он, – про кровь и пот я понял. А младенцы почему?

– Потому что настоящий папка должен своими могучими плечами впитывать слезы своего ребенка.

Его лицо начало вытягиваться, готовое принять физиономию счастливого дурочка, но Ольга с совершенно серьёзным видом вскинула палец:

– НЕТ, – отрезала она, на корню отсекая его ложные предположения, – но плечи свои все же подкачай.

И снова его лицо поплыло.

Раз уж они заговорили о детях, то может быть… Может быть…

– Так подкачал уже, – отозвался он со счастливой улыбкой, – только что. Смотри какие мускулы, – Кир вскинул руку и, отодвинув рукав футболки, чмокнул вздыбленный бугор мышц, показывая этим, что хоть прям щас готов стать папкой.

Ольга залилась звонким смехом. Он, продолжая улыбаться и парить в невесомости, вышел из комнаты.

Может быть, в это раз она скажет «Да»…

Он в состоянии окрыления натянул кроссовки и распахнул дверь.

– А меня чмоки-чмоки? – донесся до него голос Ольги, и он совсем воспарил:

– Чмоки-чмоки, – кинул он уже на пороге и вышел.

Чувство счастья было таким звонким, что мешало соображать.

Ольга еще некоторое время расслабленно ворочалась в нагретой кровати, пропуская через тело фантомы оргазма, когда ее рука наткнулась на пластиковый корпус, утопленный в складках одеяла.

– Блиииин, телефон забыл, – вздохнула она, – болван.

Она нехотя вылезла из теплой смятой постели, натянула джинсы и футболку прямо на голое тело, и сверху накинула ветровку Кира. До его дома всего три квартала, если не успеет догнать по дороге.

Она глянула в зеркало: растрепанная, пахнущая сексом, со смазанной помадой на пухлых губах, с глазами, блестящими после хорошего зевка.

– Шлюха, – бросила Ольга своему отражению в прихожей и вышла в прохладную майскую ночь.

Ветер с привкусом яблони тут же проник под тонкую одежду, крепко сжал соски, растрепал темные длинные волосы. Она поплотнее укуталась в куртку и направилась к дому Кира через темные дворы.

Она ходила этими путями множество раз, она выросла в этих районах, как и большинство из них, но ни разу она не испытывала этого нервирующего чувства, выламывающего из спины позвоночный столб.

Ей было не по себе.

Хотелось развернуться обратно и вбежать в квартиру, отсекая дверью незримую опасность, таящуюся в темных пластах сознания. Или эта опасность имела более реальные очертания.

Эти очертания сидели на лавке у одного из подъездов; и их было четверо.

Всё, что было нужно – быстро пройти мимо и догнать Кира. Это было несложно, но страх, такой же липкий, как и их взгляды, клеил ее подошвы к асфальту. Она, шелестя кроссовками, проскользнула мимо, ускоряя шаг. И вроде бы их миновала.

Она облегченно выдохнула, заворачивая к слепому торцу дома, и только тут позволила себе расслабиться. Этот наплывший страх внезапно показался ей нелепым.

Обычные дворовые пацаны. Здесь всегда полно этих безобидных отморозков, многих она знала так же хорошо, как и они ее. Но с этими было что-то не так. Атмосфера чужеродности окутывала их плотным холодным слоем; даже будучи отделенной от них бетонным хрущевским барьером, она, отдаляясь от них с каждым шагом, продолжала ощущать на своем теле этот гадкий пронизывающий холод и их взгляды, полные концентрата ненависти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А еще она поняла, что они идут следом.

Они нагнали ее у второго поворота, рука одного из них ухватила ее за растрепанные волосы и рванула, описывая дугу вокруг оси. Она, не удержавшись на ногах, упала, пропахивая ладонями шершавую земляную поверхность. Второй уселся ей на спину, подобно демону и, снова вцепившись в волосы, вдавил ее лицом в землю, вгоняя в ее щеку осколки мелкого щебня. Она, чуть изогнувшись, с силой долбанула его пяткой в позвоночник, и он, с шипением соскочив с нее, раздраженно пнул в бок. Она, пронзенная страхом, скорчилась лишь на миг, повинуясь рефлексам тела, но даже не заметила боли, тут же по-кошачьи подбираясь на все четыре конечности и готовая к старту. Она даже успела поверить, что сможет от них сбежать.

Но их было четверо, они просто играли с ней по очереди.

Третий подсек ее подножкой сзади, и она снова повалилась на землю, теперь уже на спину. Он забрался на нее и ухватился за пояс джинсов, намереваясь стащить их вниз. Она вцепилась в свою ширинку руками и туго сплела ноги, до окаменения напрягая мышцы. Даже если бы они пытались вчетвером, у них не получилось бы разомкнуть ее защитного механизма и раздеть ее. Она бы умерла, но не позволила. Когда сверху снова навалился тот второй и начал стягивать с нее куртку вместе с футболкой, она сделала рваный быстрый вдох, вбирая в лёгкие воздух: она вспомнила, что нужно кричать.

Но они не дали.

Тяжёлый кулак ударил ее прямо в голову, оглушая в мгновение. Они будто читали ее насквозь. Она будто была всего лишь очередной скучной жертвой, а они всего лишь выполняли рутинную процедуру отработанными механическими движениями. Только немного раздраженные тем, что она, как и другие, почему-то сопротивляется.

Сквозь шумную рябь она слышала шарканье шагов одного из них, тяжелое дыханье каждого. Они не переговаривались, даже здесь действуя как команда. Они собирались ее заткнуть.

Тот, что пытался стянуть с нее куртку, оставил попытки и протянул руку, беря из руки четвертого предмет, подобранный с земли. Кусок толстой стальной проволоки лег поперек ее горла. Она, очнувшись, вцепилась ногтями в лицо своего душителя, оставляя под его глазами вспаханные кровавые борозды.

Она издала свой последний истошный крик, оборвавшийся хрипом:

ПОМОГИТЕ ПОМОГИТЕ ПОМОГИТЕ, – эхом звенело предсмертное отчаяние в бетонном колодце.

Но помощь не пришла.

Они так и не проронили ни слова, заставляя замолчать и ее. Она медленно погружалась в темноту, не способная сделать больше ни вдоха. Только думала о том, что нужно было позволить сделать им то, чего они от нее хотели. Все ее сопротивление ничего не стоило.

Но теперь было слишком поздно. Слишком поздно…

Как же ей хотелось увидеть Кира. Если бы она только не сопротивлялась…

Киру показалось, что он что-то слышал. Это было немного странно, но так похоже на голос Ольги. Он вышел на балкон, но все уже стихло, он всматривался в темноту двора, но сквозь свежие весенние кроны деревьев ничего не видел. Ночь так сладко пахла яблоками, теми же цветочными ароматами, что и она.

Как же он обожал этот запах, как же он любил ее.

Он, мечтательно лыбясь, облокотился о голые перила балкона и засунул руку в карман: не прошло и четверти часа, а он уже соскучился.

Но телефона в кармане не оказалось.

Он вспомнил, как она вертела его в руках, смотря их видеозапись. Его улыбка стала еще шире. У него появился повод вернуться. Он, окрыленный, выпорхнул из квартиры и, напевая все ту же песню, направился через дворы к ее дому.

НОЧЬ В ОГНЕЕЕЕЕ

НЕБО ПОЛЫХАЕТ МИЛЛИОНОМ ТЕНЕЙ

А ТЫ С НЕЙ…

Его песня оборвалась. Не по себе стало почти сразу.

Они стояли в другом конце двора, ближе к торцу; они были у него на пути, а ему совсем не хотелось нарываться на неприятности. Но и сворачивать было слишком поздно. Он замедлил шаг.

Когда они, повернув головы в его сторону, молча двинулись прочь, он облегченно выдохнул. Но чем ближе подходил к тому месту, где они стояли, тем больше ощущал беспокойство. То, что они оставили после себя, выглядело тревожно. Его шаг тяжелел, а потом совсем остановился.

Вместе с сердцем.

Она лежала на земле в его одежде и не шевелилась. Он, оглушенный белой шумной пеленой, опускался рядом с ней на колени, заставляя себя верить в то, что это не она.

Но не важно во что он верил, перед ним лежала его Ольга. Он подхватил на руки и прижал к себе безжизненное тело, отдающее его объятиям свое последнее…

…свое последнее тепло.

– АААААААААААААААААААААААААААААААаааааааааааааааа, – вопль, пронзивший ночь, был таким болезненным, что у жильцов, погружающихся в свой безмятежный сон, заледенела кровь.

Его они почему-то услышали.

Глава 5. Не попрощался.

Блядский район. Блядское стечение обстоятельств. Блядская внешность Ольги.

Они избивали ее, а потом задушили проволокой. Но она так и осталась нетронута ими. А теперь она лежала в гробу посреди комнаты, в полумраке завешенных шторами окон.

И она была мертвой.

Лучше бы они ее просто изнасиловали. Но тогда она хотя бы была жива, она была бы с ним, и она всё еще была бы его Ольгой, теплой, пахнущей цветами и жизнью. Но всё, чем от нее веяло теперь– было смертью.

Он сидел и сжимал в руке свой телефон.

Чертов телефон, который он у нее забыл. Она шла к нему, потому что хотела его вернуть. Потому что сам он был последним уебком. Уебком. УЕБКОМ.

Его тело сжимали судороги, пластиковый корпус скрипел в руках, он упирался лбом в свои пальцы, сцепленные в замок, и не мог поднять глаза, чтобы посмотреть на нее. Не мог разомкнуть рук и выпустить из них предмет, убивший ее.

Это он был ее убийцей. Он. Он. ОН.

В углу зала монотонно тикали напольные часы.

БАУУУУМММ…

Он вздрогнул, вырванный из подступающей дрёмы.

БАУУУУМММ… БАУУУУМММ… БАУУУУМММ…

Он насчитал восемь БАУУУУМММОВ. Еще два часа до выноса.

И всё началось по новой.

Новое утро, новый поток скорбных лиц. Безликие тени его ребят, проведших ночь рядом с ним у ее гроба. Но так и не проронивших ни слова.

Он и сам молчал.

Они бесконечно покрывали ее лицо поцелуями, гладили черные расчесанные волосы, обливали ее своими слезами, поправляя складки на белом свадебном платье. А он так и не поднял своих глаз. Кажется, все это время он вообще не шевелился.

Где-то в углу подвывал Хаммер. Рядом на полу сидел и раскачивался длинным метрономом Дэн. Малой курил одну за одной, погружая их в душащее сизое облако. Стэн застыл, уткнувшись лбом в бортик гроба, и сжимал ее мертвенно-холодные пальцы.

А сам он так и не смог на нее посмотреть. Не смог к ней прикоснуться. Последнее тепло, которое он в себя вобрал, баюкая ее остывающее тело – это всё, что у него теперь оставалось. Он не хотел разрушать этого.

После бессонной ночи, проведённой у гроба, сновидения накатывали наяву. Они ложились под его веки слайдами, искажая фактор реальности. Кто-то выражал ему свои соболезнования, то и дело поправляя аккуратный ломоть красного мяса на своем плече. Будто это был атрибут, небрежно накинутый поверх черного траурного пиджака.

Всё это так смертельно гармонировало. А он так смертельно хотел спать.

Он смотрел на этот ломоть и думал о том, что было бы неплохо его пожарить. Он протянул руку и сжал плечо этого экстравагантного гостя. Но на нём ничего не оказалось. Тогда его руку сжали в ответ, приняв его жест за жест скорби. Но он действительно скорбел.

Как и все они.

Он заглядывал в глаза ее матери с мольбой, но она смотрела на него такими же глазами. Он заглядывал в глаза Дэну с надеждой, что тот всё изменит. Но Дэн не мог. Он это понимал.

Ольгу, их Ольгу, его Ольгу не вернуть. Не вернуть. НЕ ВЕРНУТЬ.

Церемония погребения проходила под таким пронзительно чистым солнечным небом, что его глаза слезились. А ее глаза, такие же кристально-голубые, были теперь навсегда закрыты сомкнутыми холодными веками и больше на него не смотрели. И вся она была такой холодной. Такой неузнаваемой.

Парни сами несли гроб на своих плечах, а он безжизненно волочился следом. Сами устанавливали его перед вырытой могилой для последнего прощанья, а он с ватным спокойствием, напичканный до краёв успокоительными, наблюдал за их заторможенным вошканьем. Только звуки приобрели какое-то особо гулкое звучание, пропущенные через вакуум его опустевшей головы.

Гортанные выкрики воронья, шелест прошлогодней сухой травы, шелест листвы на молодых кустарниках, шелест его собственных губ в попытке выдавить из себя хоть слово. Переговоры людей, по большей части даже ему незнакомых, тихое рыданье ее матери, глухое подвывание Хаммера, и оглушительная тишина, в которой больше никогда не зазвучит ее голос.

Кладбищенский ветер обдувал их легким запахом яблонь и свежей зелени, а ее цветочный аромат уже заколачивали в деревянный короб. Стэн сжимал его плечо, Дэн обнимал его дрожащую спину.

Он так и не посмотрел на нее, так и не попрощался с ней.

Заколоченный гроб медленно начали опускать в сырую вырытую яму. Он стоял и заторможенно смотрел, как красный ящик, поглотивший ее тело, исчезает в темном провале голодной земляной пасти; он подошел ближе, вяло перебирая ногами. Первая горсть земли, брошенная на бархатную крышку, стукнула по его мозгу залпом дроби.

Он рванув вперед.

Он что-то орал, но не слышал себя, он рвался к ней, но они держали его. Земля у самого края могилы осыпалась под его ботинками крупными травяными комьями, а он продолжал что-то орать и вырываться из их рук, накрепко зафиксировавших все его попытки. Не осталось больше ни единого звука в этом окружении, только его собственные бессвязные крики, наполненные рыданием. Они закапывали могилу, а он так и не попрощался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Так и не попрощался.

Он сидел на своей кровати и бессмысленно таращился на стену. По обоям струились его бессвязные мысли, обретая очертания фантасмагорий. Он посмотрел себе под ноги, и увидел, как отдаляется пол, а он сидит на кровати под самым потолком и почти упирается в него макушкой. Он вяло протянул руку, чтобы пригладить волосы, но над собой не ощутил ничего.

В себе он тоже ничего не ощущал.

Только думал, как же он теперь спустится вниз. Но и это было неважно. Он все равно не мог пошевелиться. Потом в комнату вошел Дэн и привел с собой Лексу. Он посмотрел на них с высоты и глупо улыбнулся.

Вы не сможете мне оттуда помочь

, – думал он.

И это было правдой. Как бы все они ни любили Ольгу, его горе было для них недосягаемым. Но руки Лексы, укладывающие его на кровать, были такими нежными.

Как же эта девчонка смогла досюда дотянуться

… – он, ведомый этими нежными руками, погружался в сон. Три последних дня его сомнамбулической реальности отсеклись барьером сновидений без снов, чтобы транспортировать его в новую реальность.

Теперь уже без нее.

Через несколько дней они с Дэном пришли к ней, собрали кое-какие вещи перед тем, как сдать квартиру хозяевам. Она не переезжала к нему, потому что не хотела, чтобы они задушили друг друга бытом. А теперь ее задушили проволокой.

Кир опустился на кровать, в которой они столько лет делили тепло друг друга.

– Они приняли ее за шлюху… – его голос, осипший от трехдневного молчания, прозвучал в тишине опустевшего жилища хриплым дребезжанием.

Дэн молча прислонился к стене и поднял глаза к потолку.

– ДА ОНА И ЕСТЬ ШЛЮХА, – заорал Кир, и Дэн вздрогнул, вмазавшись затылком в стену. – ЁБАНАЯ БЛЯДЬ, КОТОРАЯ МЕНЯ КИНУЛА. ОНА МЕНЯ КИНУЛА. ОНА БРОСИЛА МЕНЯ ОДНОГО. ЕЕ БОЛЬШЕ НЕТ ДЭН. ОЛЕШКИ БОЛЬШЕ НЕТ УУУУУУУуууу… УУУУУУУУУУУуууу…

Кир рыдал. Дэн стоял и бился затылком. Бетонные стены отвечали им безразличным молчанием.

Глава 6. Эксгумация кромешной тьмы

Кир: Она умерла

Кир: ОНАУМЕРЛАОНАУМЕРЛАУМЕРЛА

Кир: Я ИДУ К НЕЙ

От налетевших сообщений в хребет будто выстрелило жидким азотом. Стэн сжал телефон, на мгновение заледенев; но тут же взяв себя в руки, набрал Кира. Длинная череда гудков без ответа растянулась вечностью. Он, чувствуя в пальцах дрожь, скинул одного и набрал другого:

– Дэн. Ты видел чат? Дэн, где Кир?

– Что? Ты о чем? – тревога, звучавшая в голосе Стэна, подбросила Дэна на месте. – Я уже к нему подъезжаю.

– Езжай быстрее. Загляни в чат. ДЭН БЫСТРЕЕ ЕЗЖАЙ К КИРУ, – Стэн не заметил, как сорвался на крик.

– Ладно, я подъезжаю. Подъезжаю, – Дэн прибавил скорости и, на ходу заглядывая в чат, тоже заледенел.

Стэн вылетел на улицу с пустой головой, в панике даже не представляя, что предпринять, но в переулке у дома уже стоял урчащий мотором Лексус.

Стэн запрыгнул в салон, и машина сорвалась с места. Лекса даже не задавала вопросов, будто точно зная, что происходит и, вырулив из переулков, взяла направление к центральной дороге.

– Куда мы едем?

– На кладбище, – бесстрастно прозвучал голос, и на Стэна обрушилась белая волна холода. Про такой вариант он даже не подумал. Но в этом был смысл; если Кир там, то значит, эта девчонка куда правильнее поняла его послания. Он сжимал кулаки, моля про себя, чтобы так и оказалось.

Телефон вздрогнул, вместе с ним и Стэн.

– Черт, Стэн, он не подходит к двери. И на звонок не отвечает. СТЭН ЧТО ДЕЛАТЬ? ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ? – паникующий голос Дэна раздавался сквозь грохот его кулаков о железную дверь.

– Мы едем на кладбище.

– ОН ТАМ?

– Не знаю. Мы с Лексой проверим. Продолжай стучать, я позвоню остальным. – Стэн, сбросив вызов, набрал Малого, следом Хаммера.

Кладбище встретило их мертвенной ночной тишиной. Только над головой раздалось сонное ворчание ворона. Стэн, наэлектризованный, покрытый крупными мурашками на загривке, всматривался в сумрак, царивший над могилами. Пытался сообразить куда идти, но не понимал куда – всё казалось одинаковым: одни и те же бледнеющие силуэты памятников и надгробий, мохнатые кроны деревьев, крылья ангелов.

Он паниковал.

– Черт, я не знаю куда идти, – он сжимал руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

Лекса, тенью отделившись от него, уверенным легким шагом направилась вглубь кладбища, Стэн поспешил следом. Прошло бесконечно долгое время их петляний – так ему казалось – прежде чем они увидели копошение в темноте на одной из могил.

Они подошли ближе, и Стэн издал вымученный стон, опускаясь на невысокий памятник рядом. Кир сидел на могиле Ольги и пьяно разрывал руками свежий земляной холм.

Стэн достал телефон.

Стэн: мы на кладбище. Он в порядке.

Дэн: едем

Стэн: ждите у ворот. Лекса вас проводит.

Дэн: ок

Малой: ок

Хаммер: ок

Лекса молча развернулась и ушла.

Стэн сидел и смотрел, как Кир, засыпая себя землей, продолжает окровавленными пальцами вонзаться в почву и горсть за горстью откидывать ее в сторону. Полчаса ожидания казались растянутыми на часы. Он все сидел на чьем-то гранитном памятнике, расставив ноги и облокотившись о них локтями, и курил в кладбищенской тишине; не в силах встать и подойти, не в силах оторвать глаз от призрачного силуэта Кира на свежей могиле.

Наконец послышалось урчание мотора вдалеке и до него долетели тихие отголоски их переговоров. Только тогда он оторвался от гнетущего созерцания и поднялся им навстречу.

Они растерянно притихли, подойдя ближе. Малой вцепился в плечо Стэна, как бы спрашивая «Что происходит?», Хаммер грузно плюхнулся на зад и подкурил сигарету. Дэн остолбенело встал у Кира за спиной, смотря на то, как его лучший друг в своей белой выпачканной футболке, пьяно качаясь и загребая пятернями темную почву, белесым могильным червем роется в сыром холме.

Кир продолжал грести землю, не обращая на них никакого внимания. Кажется, он даже не заметил, что они здесь.

– Кир… Кир, – Дэн, выйдя из оцепенения, ухватил его под мышками и попытался оттащить.

Кир пьяно уперся, впиваясь пальцами в рыхлый земляной пласт:

– Она там. Она там… – выдавил он слабым заплетающимся голосом, – она там… Там Олешек, Дэн. Она там. Я хочу к ней…

Они слушали его лепетания на грани плача.

Они должны были сказать: «Давай, вставай, Кир», «Поехали домой, Кир», «Все пройдет, Кир», «Ее больше нет, друг, но ты должен жить дальше».

Они должны были сказать, что все будет нормально, что все наладится, что время в конце концов вылечит. Они должны были сказать, что все понимают.

Они молчали.

– Я съезжу за лопатами, – незнакомый мягкий голос нарушил их оцепеневшее молчание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Стэн повернул голову в сторону Лексы; слишком медленно, как-то заторможенно. Но продолжал молчать. Лекса, не дожидаясь ответа, уплыла в темноту.

– Я поеду с ней, – Малой, понимая, что сбегает, поспешил следом.

Стэн молча смотрел им вслед.

Дэн сжимал кулаки, глотая слезы.

Хаммер встал и начал носком ботинка отпинывать в сторону рыхлую землю.

Кир наконец-то успокоился и стал ждать.

Пока Лекса вытаскивала из шкафа с инструментарием лопаты, Малой кружил по просторному гаражу, занятому только знакомой кроваво-красной Феррари. Осмотрев стеллажи, он заметил ящик дорогого алкоголя в углу и подцепил с собой. Лекса ничего на это не сказала, сама молча погрузила три лопаты в багажник, забралась в машину, дождалась, когда Малой втиснется в салон вместе с прихваченной выпивкой, и они так же молча тронулись обратно.

Мы и правда это сделаем мы и правда это сделаем мы и правда это сделаем

, – бесконечно крутилось в голове Малого.

Но он не верил.

Их встретили молчаливые тревожные взгляды. От вида инструментов в руках Малого всех снова пробил холод. Стэн первым подошел к нему и, взяв лопату, вонзил ее клин в землю. Вторую взял Дэн, третью он всучил Хаммеру.

Они принялись копать. Откапывать из могилы свою мертвую подругу.

Малой, присев рядом с Киром, осоловело наблюдающим за раскопками, молча хрустнул железной пробкой и, открутив колпачок, припал к горлышку. Горячая тяжелая волна бухнула на дно желудка. И сразу стало спокойно. Он в нарастающем пьяном отрешении смотрел на то, как его парни взмахивают лопатами, погружаясь под землю все ниже и ниже.

Когда было уже по пояс, Дэн вылез, откинул лопату, стряхнул комья земли, налипшие на джинсы, и подошел к Малому; тот без лишних слов передал ему бутылку. Дэн, тоже хорошенько отпив, вытер губы тыльной стороной руки, оставляя грязь от земли на лице и, присев рядом с Киром, обнял его за плечи:

– Давай, Кир, выпей. Выпей пока, друг, тебе это надо, – Дэн вложил в его руку бутылку.

Если он сейчас напьется и отрубится, то они поедут домой. Они просто поедут домой, и весь этот кошмар закончится

.

Но Кир пил, а кошмар только начинался.

Во тьме, в прямоугольном увеличивающемся провале Хаммер сверкал своими белесыми линзами, и Стэн, бросая на него случайные взгляды, каждый раз покрывался мурашками. Не выдержав, он повернулся спиной и вонзил клин лопаты в другой участок почвы, но всем позвоночником чувствовал эти демонические глаза, пронзающие темноту.

– Сними линзы, – выдавил он хрипло. Он больше не мог этого выносить.

Хаммер, не реагируя, продолжал цеплять землю, порцию за порцией выбрасывая ее на поверхность.

– БЛЯТЬ ХАММЕР СНИМИ ТЫ СВОИ ЁБАНЫЕ ЛИНЗЫ, – рявкнул он глухо. Так, что остальных передернуло.

– У МЕНЯ РУКИ В ЗЕМЛЕ, – огрызнулся Хаммер и уставился на него своими взбешенными белесыми глазищами.

Лекса скользнула в могилу призрачным облачком, утопая своими дорогими туфлями в сырой земле, и молча прижала Хаммера к стенке ямы. Стэн, повернув голову на возню за спиной, застыл, пораженный развернувшимся сюром: Лекса, вжавшись в тело Хаммера, вылизывала его лицо.

Так показалось в темноте.

Но приглядевшись, Стэн все же понял, что именно происходит. Он развернулся к ним всем корпусом, увязая ботинками во влажных вспаханных пластах, воткнул лопату в землю и, облокотившись о черенок, стал наблюдать.

Лекса, раздвинув веко Хаммера указательным и большим пальцем, скользила губами по его глазному яблоку. Потом оторвалась, ногтями подцепила за кончик носовой платок из его кармана, аккуратно встряхнула, расстелила на ладони и выплюнула на ткань белесый кружочек. Со вторым глазом она проделала то же самое. Хаммер стоял молча, не в состоянии переварить происходящее. Лекса так же аккуратно, чтоб не запачкать, сложила платок и пропихнула сверток обратно ему в карман.

– Дэн, вытащи ее отсюда, – сипло выдавил Стэн.

– Что она там делает?

– То же, что и остальные.

Нет, не то же.

Она ими руководила, а они, развлекая эту девку, всего лишь слепо подчинялись ее забавам.

Дэн подхватил ее за протянутые руки и потянул вверх, Стэн подтолкнул ее, усаживая в кресло из своих ладоней и оставляя грязные пятерни на ее светлом платье. После этого он снова взялся за лопату. Хаммер, так и не произнеся ни слова, отлип от стенки и последовал его примеру.

Эксгумация кромешной тьмы продолжалась.

Глава 7. Неминуемый рассвет

Спустя бесконечно долгое время лопата Хаммера наконец-то глухо стукнула о дерево. От этого звука сердце Стэна будто зажало в ледяной кулак, в глазах побелело; эта же белая пелена стрельнула за уши. Если до этого всё было размытым и нечетким, то теперь они подошли к основе – они собираются вскрыть могилу.

До его ноздрей донесся слабый запах разложения. Над их головами встрепенулся Кир и кубарем свалился в яму. Выхватив лопату из рук Хаммера, он начал копать, пьяно откидывая комья земли в сторону, а не вверх. Стэн, не проронив ни слова, подхватывал клиньями эту землю и выбрасывал на поверхность.

Запах разложения вперемешку с сырой землей и перегноем, запахом свежей травы и листвы над их головами – запах кладбища, уплотненный ночным холодным воздухом, сводил желудок в спазмах тошноты.

Хаммер выбрался на поверхность и, тяжело отдышавшись, закурил, перебивая этот тошнотворный букет горьким дымом; казалось, эти запахи в него въелись; казалось, с этого момента они будут преследовать его всегда. Малой встал и, подойдя к нему на нетвердых ногах, повис на плече, заглядывая в разверзшийся в земле черный проем. Хаммер выхватил из его рук бутылку, большим глотком допил остатки, отшвырнул опустевшую склянку и шумно выдохнул.

– Уже светает.

Из глубины могилы всё доносилось глухое копошение. Стэн и Кир продолжали копать.

Когда крышка гроба полностью проступила из-под земли, они попытались ее открыть, ухватившись с обоих концов, но та не поддалась. Ничего не получалось. Крышка была прибита гвоздями, и они это знали.

– Придется ломать, – донеслось из глубины.

Малой отпрянул. Пошатываясь, он отошел на несколько шагов, бухнулся на землю и, задев рукой бочок выброшенной бутылки, в надежде поболтал ею; но убедившись, что та пуста, отшвырнул подальше и завалился на спину. Над его головой медленно начинала рассасываться ночная темнота.

Послышался удар металла о дерево – вибрирующий звон. Снова удар. Потом снова. И снова, и снова. Запах разложения уплотнился, Стэн вытолкал на поверхность обломки крышки. Следом они вытянули и его самого.

Кир на дне глухо зарыдал.

– Моя девочка… Моя девочка… Уууууу… Олешек…

Он гладил утратившие блеск волосы, водил пальцами по синему холодному лицу; его слезы падали на ее щеки, скользили грязными дорожками, размывая ее посмертный макияж и обнажая мелкие замаскированные раны. Он приподнял ее, притянул к себе, на ощупь она была как холодный мёртвый кусок мяса, облаченный в красивое свадебное платье. Но это была она. Его Ольга.

А меня чмоки-чмоки

, – звучали в голове ее последние слова.

Он прильнул к ее губам. В холодном бездыханном поцелуе.

– Кир, нам пора. Хватит, Кир, нам пора уходить.

Никто не мог сказать:

«Попрощайся»

«Попрощайся с ней, Кир, и пойдем отсюда»

«Заканчивай это, Кир, ты должен ее отпустить»

«Выбирайся отсюда, друг, нам еще нужно успеть ее закопать»

– Кир… Кир, нам пора.

– Я никуда не уйду… Я не уйду… Я останусь с ней… Оставьте меня с ней… Уходите. УХОДИТЕ, – он зарыдал, крепче прижимая к себе мертвое тело.

Они молчали, растерянно таращась на дно ямы; не зная, что еще сказать, не зная, что еще сделать. Как подвести к концу эту темную, полную больного наваждения ночь. Усталость обрушивалась на них с каждым люменом, высветляющим небо.

Лекса подхватила лопату, снова скользнула в могилу, подняла ее под углом и черенком коротко вдарила Киру в висок. Тот обмяк, без чувств повалившись на труп. Лекса вскинула к ним голову:

– Закапываем? – прозвучал её мягкий бесстрастный голос из могилы. И у Стэна снова заледенел позвоночник.

– Это наш друг… – выдавил он побелевшими губами.

– Вашему другу нужна помощь.

Стэн, выйдя из оцепенения, вытянул ее из ямы и скатился вниз. Он ухватил Кира за ноги, Хаммер, грузно спрыгнув, приподнял его за подмышки. Они вытолкали его на поверхность и выбрались сами.

Лекса загребла взрыхленную землю лопатой и бросила вниз, прямо в открытый гроб. Разломанная крышка так и осталась валяться на поверхности. Они принялись закапывать могилу, зарывать свой наконец-то закончившийся ночной кошмар. На востоке небо окрасилось кроваво-красным, подсвечивая их бледные усталые лица.

Комья земли падали вниз, на ее лицо, засыпались в сомкнутые веки, мяли длинные ресницы, забивались в складку между синих губ, в темные волосы, на белое платье, уже давно ставшее черным от грязи. На белую атласную обивку гроба, погребая ее в этот раз навсегда. Их Ольгу.

Дэн сидел, тихо воя, и раскачивался, обхватив свои длинные ноги руками. Рядом валялся напившийся до бесчувствия Малой и бессмысленными глазами таращился в небо. Кир лежал, кратковременно отрубленный от своего удушающего горя.

Наступал рассвет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8. Больное утро

Они сонными мухами плелись друг за другом меж могил, облепленные комьями земли, унося на себе налипшие частицы содеянного. Хаммер и Стэн волочили на плечах Кира, будто тряпичную куклу, болтающую лохматой головой в такт их тяжёлым шагам. Дэн тащил разломанную на части крышку гроба. Лекса несла лопаты. Следом за ней Малой, с пустой бутылкой в руках, шатаясь и налетая на памятники, завершал их вычурную молчаливую процессию; и скорбно рассматривал грязные пятерни Стэна на ее заднице. Дизайнерское платье, колготки, туфли – вся ее одежда стоила больше, чем его выручка за месяц, не считая аренды. И вся она была безнадежно запачкана кладбищенской грязью, которую теперь было не вывести.

Никому из них.

За пределами кладбища царила утренняя спящая тишина. Полыхая карминно-рыжим маревом восходящего солнца, стоял у ворот белый Лексус. Их шаги, смягчённые грязевыми подошвами, шуршали по асфальту мягкой поступью вины. В сжатых силуэтах проступали те же чувства. Они не боялись, что кто-то увидит их. Сами себя они сейчас пугали гораздо больше.

Чуть поодаль незаметно стоял Москвичонок Кира, на котором Дэн привез сюда парней. Они затолкали Кира в его машину, лопаты и обломки в багажник; туда же Малой перетащил ящик с выпивкой, оставив в машине Лексы пару бутылок для Стэна, и нырнул в салон к остальным.

Стэн, забравшись в Лексус, устало повалился на переднее сиденье рядом с Лексой, потер веки грязными пальцами, провел ладонью по лицу, оставляя темные полосы; издал мычащий стон, только этим и нарушив их застоявшееся безмолвие; хлопнул Лексу по белой нейлоновой коленке, вымазанной и без его рук, и машина, тронувшись с места, плавно выскользнула на пустую дорогу. Следом тихо тарахтел Москвичонок. Они уезжали, а за их спинами безжалостно поднималось новое солнце.

Когда они вернулись в родной район, Хаммер помог Дэну дотащить Кира до квартиры, хотел было прихватить с собой Малого, но передумал и поспешно ушел пешком. Малой жил в двух домах от Кира и тоже побрел к себе. Лекса поехала к переулкам.

Стэн, выбравшись из машины, подкурил, затянулся, в первый раз за это время, и окинул Лексу утомленным тяжёлым взглядом:

– Зайдешь?

Он не знал, зачем её позвал. Просто не хотелось оставаться одному. По крайней мере, он мог напиться в компании ее пристальных глаз, а не в одиночестве, наедине с тем, что они только что сотворили.

Лекса коротко глянула на него из окна, оценивая его состояние своим взглядом-сканером, и тоже выбралась из салона. Будто точно зная, что ему нужно, прихватила бутылки, оставленные Малым.

Хлопнула дверца. В тишине улицы этот легкий хлопок показался оглушительным.

Стэн невидяще брел к дому, Лекса следовала за ним своей беззвучной поступью. Они прошли в просторную кухню, залитую мягким сонным утренним светом.

Он, громыхнув по столешнице двумя бокалами и тяжело опустившись на стул, кивнул на бутылку в ее руке.

Лекса попыталась отвинтить крышку, но руки дрожали. Стэн потянулся, отбирая у неё выпивку, и заметил, что её ладони, слишком нежные, были покрыты кровавыми лопнувшими волдырями. Закапывая Ольгу, она махала лопатой наравне с ними.

– Нужно их промыть, – Стэн, хрустнув крышкой, хорошенько отпил прямо из горла, Лекса молча подошла к раковине. За ее спиной скрипнул стул, Стэн навис над ней сзади, прижимаясь к её бедрам своими, и занес бутылку над раковиной. Лекса соединила ладони лодочкой, Стэн начал лить в них спиртное. Она вздрогнула, когда струя ударила по открытым ранам, напряглась всем телом, будто гудящая струна, но даже не зашипела, когда обжигающая жидкость коснулась оголенной дермы.

Стэн вернулся к столу и разлил на двоих, доверху наполняя бокалы. Свой тут же осушил до дна, содрогаясь от мощной дозы, ударившей по организму. Он собирался хорошенько напиться и вырубиться, и сделать это как можно быстрее. Лекса обтерла руки полотенцем и взяла свой бокал, но не стала пить, только составляла ему компанию. Немного приторможенная от бессонной ночи, стояла и смотрела на него все теми же равнодушными серыми глазами.

Он тоже ее разглядывал.

Изучал ее полупрозрачный лиф с дорогой расшивкой, под которым читалось нижнее белье; пересчитал глазами ряд жемчужных пуговиц от воротничка до самого подола, из-под которого виднелись рельефы ее коленей в плотных белых колготках с дизайнерским принтом. Ее платье из нежнейшего шёлка в свете утра уже не казалось белым, теперь он видел, что оно оттенков айвори – тональность, придающая белому более благородное звучание. Ему нравились оттенки ее платья, ему не нравилось ее непроницаемое лицо, на котором не отображалось ни единого оттенка эмоций.

Она принарядилась для него и приехала сама, но вряд ли ожидала, что их вечеринка пройдет на кладбище. Вот только это она предложила откопать труп, а они взяли в руки лопаты и станцевали для нее под ее безмолвную дудочку.

Они станцевали на могиле Ольги.

Но этой девке будто было безразлично.

Стэну, с гудящими нервами и разлитому по венам крепкому алкоголю, вдруг захотелось сломать её. Выдавить из неё хоть какие-то эмоции, прошибить этот невозмутимый каменный слой, маской застывший на её спокойном лице.

Он поднялся, с грохотом отбрасывая стул, перехватил ее рукой поперек талии и потащил в спальню, на ходу отпивая из бутылки глоток за глотком.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хотелось напиться. Хотелось её выебать.

Он ухватился за воротничок ее платья и с треском рванул в стороны, попадая под обстрел сорванных пуговиц, сдернул с плеч дорогую тряпку, ставшую так внезапно испорченной. Ее он собирался испортить так же безжалостно. Руками, обычно филигранно вытачивающими красоту, он грубо и жестоко обнажал ее слой за слоем. Вцепился в пояс ее колготок, раздирая в клочья дорогой белый нейлон, запачканный кладбищенской землей. Но даже сейчас ее лицо ничего не выражало. Она стояла перед ним, насильно раздетая, и срывала ему крышу своим отчуждением.

Он завалил ее на кровать, сдирая с ног остатки рваных колготок, и придавил ее тонкое тело своей тяжеловесной массой, не давая ей даже шанса ему возразить. Но она и не возражала, с податливой мягкостью обхватывая его коленями. Что бы он ни собирался с ней делать, она давала на это свое согласие, не позволяя ему стать преступником. Он понимал, что она делает это для него, а не потому что хочет, но не чувствовал благодарности. Только нервирующую злость. Он приспустил джинсы, высвобождая член, готовый ее растерзать.

Вряд ли она представляла свой первый раз таким. Вряд ли эта безразличная ко всему девка вообще его представляла. Он тоже не представлял, что способен на такое.

Но это был ворох мимолётных мыслей; всё, что от него сейчас оставалось, это движение бедрами.

Он погружался в нее туго и горячо, но она увлажнилась не от этого, напрягаясь и сжимаясь под ним от пронзающей боли и впиваясь своими ногтями в его бока. Они терзали друг друга в кровавом импульсе. Она – потому что было больно. Он – потому что в его обезумевшей голове огнем горело желание выдолбить из этой безэмоциональной девки хоть что-то близкое человечному.

Но она молча сносила экзекуцию. А когда все закончилось, так же молча встала с кровати, накинула свое рваное платье без пуговиц и на дрожащих, стиснутых ногах вышла из комнаты.

Тихо скрипнула входная дверь. Было мягкое утро и кровать, залитая бликами солнца и ее кровью. Он подумал, что больше её не увидит.

Глава 9. Безмолвие

Кир проснулся с пустотой в голове. Таращился в потолок, сквозь похмельную боль пытаясь выплыть на поверхность реальности. Повернув голову, он увидел Дэна, спящего рядом. И тогда осколки произошедшего начали впиваться в мозг, рикошетя от его воспоминаний. Он вылавливал эти осколки один за другим и пытался отсечь ими воспоминания от сновидений. Но те будто срослись в однородные пласты боли и опустошения. Он поднялся, случайно разбудив Дэна, спавшего нервным поверхностным сном.

Идея пришла ему в голову сама собой. Он молча начал собираться. Дэн, не говоря ни слова, следовал за ним, только бросал тревожные взгляды. Когда они заехали в магазин природы, и Кир купил несколько лотков с саженцами, Дэн наконец выдохнул и помог погрузить цветы и инструменты в машину. Они молча, объединенные одной болезненной пустотой на двоих, приехали на кладбище, отыскали могилу, растерзанную ими ночью, поправили могильный холм и принялись зарывать кусты белых анемонов прямо в него.

Когда сторож обходил территорию, увидел, как два молодых парня высаживают цветы на свежей могиле; прочитав надгробную надпись, он не стал задавать вопросов. Только сказал, что это сейчас бесполезно, потому что земля еще просядет. Они молча на него посмотрели, и он ушел.

Он видел эти взгляды каждый день, вереницы людей, похожих один на другого под единой вуалью траура. Он грузно выдохнул и решил, что после обхода снова хорошенько поддаст, чтобы ночью в своей сторожке спать крепко, тогда их белые пустые лица не будут мучить его своими глазами-безднами.

Пытались ли они украсить могилу или замаскировать следы своего преступления, они сами не знали. Они не хотели об этом думать. Они продолжали молчать. Тишина в чате тоже не нарушалась никем, пока Малой не выложил текст песни, от которой Кир взвыл. Спустя три дня оцепеневшего спокойствия его наконец-то прорвало. И Дэн был рядом. Они стискивали друг друга в вышибающих дух объятиях и утыкались лицами друг другу в плечи, разделяя одну боль на двоих.

***

Хаммер сидел на полу, подпирая спиной кровать, и вертел телефон. Сколько бы он ни набирал номер, абонент был недоступен. В чате ее тоже не было. Но сейчас она могла бы и появиться. Сейчас она была особенно нужна.

Запах разложения, забившийся в ноздри, преследовал его и, казалось, оборачивал плотной пеленой все его тело. Он торчал под душем целый час, но так и не смог избавиться от этих сладких удушающих фантомов. В окно врывался ветер, насыщенный цветочными ароматами ранней весны, но всё, с чем они теперь у него ассоциировались – это с мертвым телом на дне вырытой ими ямы.

Они откопали труп Ольги, но это не сделало ее живой.

Он вскочил и прошлепал в ванную; порывшись в карманах сброшенных джинсов, достал носовой платок с завернутыми в него линзами. Обработал их раствором и перед зеркалом снова приладил их на свои зрачки. Сверкая белесыми глазищами в тусклом рыжеватом свете низковольтной лампочки, из отражения на него смотрел монстр.

Он не выдержал этого взгляда и шарахнул кулаком по зеркалу. Осколки со звоном посыпались в раковину. Он понял, почему Стэн бесился, смотря на него. Сейчас он и сам себя пугал.

Из тесного пространства ванной комнаты он рванул прямиком на кухню. Он забыл, когда последний раз ел. Но заглянув в кастрюлю, отпрянул, увидев синеватые тельца пельменей, кверху брюхом плавающие на поверхности остывшего бульона. От их вида его замутило.

Он схватил сковородку, поболтал ею в руке, раздумывая, стоит ли нажарить себе колбасы, но так и не дойдя до холодильника, шлепнул ею по столу, перевернув вверх дном. Подхватив две ложки, он пробил по ней незамысловатую партию.

Энни рядом не было. Но вокруг него было столько поверхностей, и каждая звучала по-особенному. Он, забыв о том, что собирался приготовить себе не то завтрак, не то ужин, принялся наяривать ложками по днищу сковородки, раздирая тишину спящего дома.

– ИЛЬДАР ТВОЮ МАТЬ, – донёсся вопль из родительской спальни.

– ты моя МАТЬ, – рявкнул он в ответ, на слове «МАТЬ» шарахнув по днищу.

– ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРЕКРАТИШЬ, Я ОТ ТЕБЯ ОТКАЖУСЬ.

– отКАзывайся (БУХ!!! по сковороде)

– ОТКАЗЫВАЮСЬ.

– Энни мне не отвеЧАЕТ (БУХ!!!)

– И ПРАВИЛЬНО ДЕЛАЕТ.

– мне нужна ЭННИ (БУХ!!!)

– А МНЕ НУЖНО ВЫСПАТЬСЯ. ИЛИ ИДИ СПАТЬ. ИЛИ ВАЛИ ИЗ ДОМА НАХРЕН.

– я пойду СПАТЬ (БУХ!!!)

– ВОТ И МОЛОДЕЦ. ЗАЕБАЛ

Хаммер на прощанье выбил психованную дробь, кинул ложки на стол и побрел на чердак, лупя по дороге в стены. Там он забрался в свою кровать и долго лежал, сжимая в руке телефон и таращась в безжизненный экран.

Ольга была мертва.

Почему Энни не отвечает

.

***

Малой, притащившись домой, завалился на кровать. Но сон не шел. Когда на часах округлились цифры, он напрягся, ожидая, что сейчас загромогласят соседские стены – источник его вечных психозов, но за стеной было оглушительно тихо.

В свое время борьба с престарелым соседом привела к тому, что он подсел на тяжелую музыку. Гроулить и скримить у него самого не поучалось, но вот горланить песни в стиле панк-рока у него выходило отлично, и тексты песен складывались сами собой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– ДЕРЗКИЙ КАК КОТ, – вопил он. И они, слушая его, вопили от смеха, тут же незаметно для себя самих подбирали аккорды.

Их группа разрасталась постепенно. Если сначала были только он и Стэн, то позже, познакомившись с Дэном и услышав его игру, он сразу притащил того в гараж, а Дэн привел с собой лучшего друга – Кира. Так к ним присоединилась еще одна гитара. Дэн среди них был самым младшим. Со своей итальянской модельной внешностью и двухметровым ростом он стал их визитной карточкой, так что к их гаражу начали прибиваться не только уличные пацаны, но и девочки. Придя в группу, Дэн сразу встал на ритмы, и тогда они всерьёз задумались о том, что до полной комплектации им не хватает барабанщика.

Но потом на одном рок-фесте Малой нарвался на Хаммера и, познакомившись с кулачищами этого животного, притащил его в группу, поняв, что лупит этот парень как профи. Так в группе появился барабанщик. Тогда же Кир от нечего делать начал осваивать синтезатор, и в их музыке окончательно сформировался собственный уникальный стиль.

Ольга, появившаяся сразу после прихода Кира, была их душой с цветочным ароматом. Она окутывала их неотесанный коллектив пеленой женственности.

А теперь ее не было.

Цветочные ароматы сменились запахом разложения, а ее тёплая обволакивающая аура сменилась сырым могильным холодом. В прошлом Ольга была по-настоящему гибкая, по-настоящему живая. Но не теперь, в этой промерзшей насквозь могиле.

Они вырыли ее труп и разломали гроб. И каждый теперь задавался вопросом – для чего.

Чего именно они хотели?

Дать Киру проститься с ней навсегда?

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Они хотели увидеть ее снова. Хотели откинуть крышку и обнаружить на дне гроба лежащую в белом платье, живую и теплую, смеющуюся, вкусно пахнущую Ольгу. Ту, которую они запомнили.

Но она была мертва.

Малой взял ручку и блокнот, и начал писать. Потом скинул в чат новую песню.

Стэн: ок

Стэн: в девять

Дэн: ок

Малой: ок

Хаммер: ок

Стэн: Кир?

Кир: вы этого не сделаете

Кир: ВЫЭТОГОНЕСДЕЛАЕТЕ

Кир: МАЛОЙ Я УБЬЮТЕБЯ

Кир: Я УБЬЮТЕЯБУБЙТЮК ЬЕТЯ

Кир вышел из чата.

Боль не прошла. Но стало легче дышать, ровно на один глубокий вдох без примеси трупных испарений. А если Кир набьет ему морду, то станет еще легче. И он сможет вздохнуть снова. Даже если придется дышать сквозь кровавые сопли. Что угодно, только не это безмолвие.

Малой тяжело выдохнул и вышел из дома.

Глава 10. Первая встреча

Он проснулся к вечеру, всем телом гудящий от похмельной боли. В закатных оранжево-алых окрасах кровать казалась кострищем, поджаривающим его душу в сковороде собственного тела. Бордовые пятна крови на простыне смотрели на него с обвинением. Он понимал, что за эти сутки перешел все черты. Даже согласие Лексы быть растерзанной им не смягчало чувства вины за то, что он с ней сотворил.

Он стягивал пальцами виски, прессом выдавливая из своей ноющей головы больные воспоминания. Но они становились только отчётливее, обрушиваясь на него и вжимая в кровать тело, и без того не способное на движение.

Когда солнце скрылось за горизонтом, он выбрался из постели и в полумраке дома побрел на кухню. Вторая бутылка так и осталась стоять нетронутой, в ней он увидел свое спасение. Но когда открутил колпачок, и аромат дорого алкоголя ударил в нос, он не смог сделать и глотка.

То, что он творил с этой девкой – было насилием.

Он презирал себя.

В чате было пусто. На следующий день тоже. И еще через день. Спустя три дня молчания телефон пиликнул, и Стэн прочел первое сообщение. То, откуда пришло вдохновение Малого, ужаснуло его, но тот хотя бы снова начал писать.

Ему и самому пора было браться за свои работы, заброшенные за эти дни. Он бы и рад был отвлечься, вся эта возня с деревом всегда его успокаивала. Но руки дрожали. Этими же дрожащими руками он назначил им время встречи. Сегодня они снова увидят друг друга, лицом к лицу сталкиваясь с кошмаром, сотворенным ими же. И время снова начнет свой ход.

Но уже без Ольги.

Стэн с содроганием посмотрел на свое отражение в зеркале, впервые за эти дни, и, отметив свой убийственный видок, принялся приводить себя в порядок. В девять вышел из дома и направился к гаражу, мечтая только о том, что, придя туда и открыв дверь, так никого и не дождется. Но он понимал – чем быстрее они друг друга увидят, тем быстрее с этим покончат. Нужно было возвращаться к жизни. Потому что у них такая возможность была. В отличие от Ольги.

Он и не рассчитывал, что после всего Лекса появится здесь снова, но когда вышел за ворота, вдалеке, в самом конце переулка у гаража уже стоял белый Лексус, и у него подкосились ноги.

Как вообще смотреть ей в глаза.

Но Лекса встретила его всё тем же непроницаемым взглядом и ничего не сказала. Он и сам не знал, что хотел бы от неё услышать. О чем с ней говорить он тоже не знал. Он молча коснулся её плеча, прошел во двор, где уже под дверью гаража сидели Дэн с Киром. Пока он отпирал замок, по забору загрохотала приветственная знакомая дробь, возвещая о прибытии Хаммера.

Они один за другим вошли внутрь. Атмосфера среди парней была подавленная и неловкая, но репетировать было можно. Не хватало только Малого. В его ожидании они разминали пальцы на своих инструментах, Стэн прокручивал в голове слова новой песни и пытался угадать мотив, звучащий в голове Малого. Он всегда так делал, и последнее время всегда угадывал. Может, потому что свой стиль у них уже сложился. Они все его чувствовали. Остальные парни, вслушиваясь в звуки его струн, тоже что-то уловили, сливаясь с ним в единую неуклюжую композицию.

Только Кир не участвовал в этом, сидел на диване и сосредоточенным взглядом сверлил дверь. Все они понимали, чего он ждет.

Лекса снова сидела в своем аристократическом уголке и наблюдала за ними, нервируя своим спокойствием. В этот раз она была одета чуть проще, в платье-рубашку простого покроя и колготки оттенка сизых хлопьев золы. Дорогой нейлон снова плотно облегал ее ноги, закинутые одна на другую, а башмачки с серебристыми пряжками снова не шелохнулись, оставаясь таким же бесстрастным к происходящему; как и ее глаза, смотрящие на него в упор без единого признака эмоций. А ему оставалось гадать, пришла ли она снова лишь для того, чтобы напомнить ему, какой он урод или она просто отмороженная.

Снова Стэн почувствовал приток крови к голове. На опасное мгновение ему даже подумалось: того, что он сделал, было мало. Ему захотелось отбросить гитару и голыми руками разорвать её всю, а не только её девственное лоно.

Эта мысль была лишь вспышкой. Он взял себя в руки.

Полчаса спустя в дверь просунулась белобрысая голова, и Кир, бросившись на встречу Малому, схватил его за грудки, втаскивая внутрь. Они не шелохнулись. Кир заехал ему кулаком по лицу, разбивая губу в кровь, Малой полетел на пол. Кир снова вцепился в его ворот, ставя на ноги и снова ударил, Малой не сопротивлялся, а Кир продолжал. Никто не пытался его остановить. Малой сносил его удары, как наказание, которое он заслужил. Но виноват не был никто и ни в чем.

– Ты можешь и дальше это продолжать, друг. Мы не будем тебя останавливать. Но он нужен нам живым, – Дэн подхватил Малого, завалившегося на него после очередного удара.

Кир снова вцепился в его ворот, с перекошенным от боли лицом заглядывая в голубые измученные глаза, которые ничем не могли ему помочь, потому что сами были переполнены страданием. Он бессильно опустил голову на грудь Малого и, не выпуская его футболку из сжатых пальцев, затрясся в рыданьях.

Малой с лицом, избитым в кашу, с кровавыми подтёками под носом и на губах, обнимал его за дрожащие плечи и гладил по спине, марая его футболку своей кровью, и обливал его плечи собственным слезами. Тогда наконец-то прорвало каждого из них. Они мучали свои инструменты, захлёбываясь горячими потоками слёз, и под эту скорбную музыку в этот раз безудержно выл Кир, а не Малой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Как бы ни было тяжело, но эту встречу они преодолели. Скоро всё будет не как раньше, но в порядке. Молчание, застоявшееся вязким облаком, начало разбавляться лёгкими разговорами. Все они избегали темы произошедшего. Но больше не избегали смотреть друг на друга. Все они были одной командой. И все они возвращались в норму.

Но они не могли сказать того же про Кира.

Он сидел на диване, присосавшись к бутылке, которую сам же и притащил, и напивался до бесчувствия. Они могли играть без клавиш, но не могли остаться без него.

Мотив, подобранный ими, отличался от мотива Малого совсем немого. Они быстро на него переориентировались. И всё равно звучали ужасно. Но всё же напряжение понемногу спадало. Кое-как отмучив этот вечер, они, решили, что на сегодня достаточно и засобирались, зная, что в следующий раз будет намного легче.

Он ждал, когда они выйдут. Они ждали, когда он закроет дверь и, неуклюже попрощавшись, принялись расходиться по домам. Лекса в своем новом дорогом платье, в своих новых плотных нейлоновых колготках, шла на своих маленьких каблуках к своей тачке и снова бесила своей непрошибаемостью. Как будто ничего и не было. Как будто он не вытрахал ее в то больное утро, разорвав ее женское «до» и «после». Может, стоило ей напомнить.

Он шагнул за ней следом.

Она подобно реактиву проникала в его кровь и вспенивала в нем худшее. Он ухватил ее за руку и с разворота впечатал в машину, сам не зная, что собирается сделать. Ее руки скользнули по его груди и обвили шею. Он сам прибалдел, поддаваясь навстречу губам, утопившим его в спокойствии. Она гладила его вздыбленный загривок, своими мягкими руками успокаивая в нем совесть за его же промахи, он, вцепившись в ее талию, терял равновесие, становясь невесомым под нажимом ее пальцев.

Отстранившись, он, немного охуевший, с блеском уличных фонарей в зрачках, наблюдал за тем, как она забирается в машину и трогается с места. Потом подкурил и, засунув руки в карманы, пыхтел сигаретой, смотря ей в след.

Такая его точно выдержит

.

Глава 11. Неожиданная гостья

На следующий день он проснулся с чувством, что снова готов к жизни. Дрожь в руках прошла, в подвале ждал завал из застоявшихся заказов; позавтракав, он приступил к делу, теперь уже совсем успокаиваясь. Инструменты в его руках, материал, поддающийся его воле, запах сухого дерева, кольца стружек – с каждым тоненьким пластом, срезанным с поверхности, срезались и его мучительные мысли, за эти дни слипшиеся в единый горький монолит. Но теперь всё было в порядке, в опустошенном, нестройном порядке, который предстояло заполнить заново и выровнять.

За несколько дней он разобрался с крупным заказом, закончил несколько мелких безделушек и, оглядев стеллажи с работами, решил, что пора бы наведаться в лавку. Он запаковал всё в коробки, вызвал такси и поехал в старую туристическую часть города.

Bejorg&Apart

Его по обыкновению приветствовала вывеска с бестолковым названием, оставшаяся после прежних хозяев. Смысла в ней было ровно столько же, сколько и в продукции, продаваемой здесь раньше. Но содержимое поменялось много лет назад, а лавка, как одна из маленьких местных достопримечательностей, так и осталась хранить отголоски этого прошлого. Теперь здесь продавались ручные декоративные работы мастеров со всего округа. Сюда же он сдавал собственные поделки, которые изготавливал не на заказ, а по прихоти.

Он, звякнув колокольчиком, протиснулся внутрь и к своему неудовольствию заметил, что за прилавком сидит незнакомая смазливенькая рожа. Он бесцеремонно бухнул коробками о прилавок.

– Напомните, пожалуйста, Ваши данные, – деловито бросила рожа, даже не одарив его взглядом.

– Нобоков Канстантин, – бросил Стэн и навалился на прилавок грудью, устраиваясь на локтях и внимательно изучая это несчастное создание.

Создание тем временем копошилось в старых записях, отыскивая его в алфавите чужих фамилий и, удостоверившись в том, что он их постоянный клиент, выудило его карточку, а затем принялось старательно чиркать:

– НА-бо-ков КОн-стан-тин, – усердно вывел парень на новеньком бланке.

– Что ты делаешь? – раздраженно поинтересовался Стэн, разглядывая его каллиграфический почерк, до того безупречный, что захотелось сломать ему пальцы.

– В старых записях ошибки, – всё так же деловито произнес новенький менеджер. – Мне их исправить? – он наконец-то поднял голову, о чем тут же пожалел.

– У тебя на роже ошибки. Мне их исправить? – прорычал Стэн.

– Не надо, – пискнул парень, моментально покрываясь потом.

– Тогда пиши, как есть.

Тот снова уткнулся в свои бумажки, судорожно скомкал бланк и, всем видом показывая усердие, принялся по новой выводить своим раздражающе правильным почерком его Ф.И.О.

Стэн не сводил тяжелого уничтожающего взгляда с новенького до тех пор, пока тот не закончил оформлять его товар. Парень, цепляясь за любую возможность не смотреть на его страшную рожу, метался глазами от документов к коробкам и явно спешил от него отделаться. Стэн решил, что не доставит ему такой радости. И промурыжил его почти час. Под конец этот самоуверенный засранец, изваренный собственными соками, провожал его замученным взглядом, уже даже не в состоянии ощутить светлое чувство радости и облегчения от его ухода.

И так было с самого начала, с самого первого гребанного класса:

– Набоков, к доске.

– Нет таких.

– НОбоков. Костя. К доске.

– Я не КОСТЯ.

– Почему это ты не КОСТЯ?

– Потому что я КАн-стан-тин.

– И как нам тебя называть, КАн-стан-тин?

– Так же как и всех. По имени.

По имени, которое он успел возненавидеть еще в детстве. А вместе с этим и каждого, кто называл его Костей. Он бы и рад был придумать какое-нибудь сокращение, но ни одно из них не приживалось. Чем больше он воевал с окружением за право быть НОбокиным КАнстантином, тем жестче становился его характер, тем прочнее закалялся его внутренний стержень, превращая его в сталь. Казалось, всего лишь имя, но сколько за него он пролил чужих слёз и крови. И проливал бы дальше, если бы однажды не появился этот белобрысый шкет.

– Я Малой, – весело сверкая своими блядскими глазёнками, представился гость, заблудший на территории его частного двора.

– Канстантин, – представился он и стал гадать, как тот будет выкручиваться.

– У твоей басухи отменное звучание, Стэн, – просиял Малой, и с его плеч будто скинули каменную мантию, любовно накинутую на него родителями и тяготящую его все девятнадцать лет.

– Нобоков, – буркнул он в добавок.

– Ладно, – пожал плечами белобрысый, окончательно влюбляя в себя.

С того момента он стал Стэном. А вот имя самого Малого всё еще оставалось загадкой для них всех.

После обеда ему подбросили новый заказ, и он написал в чат, что вечером они могут собраться в гараже, если хотят, но сам он будет занят. К девяти подошли Кир с Дэном и взяли у него ключ, в это же время подтянулись Малой, и следом Хаммер. Они вчетвером валяли дурака, пытались что-то наигрывать, но без Стэна пустота в гараже стала невыносимой. Они прикончили бутылку дорогого алкоголя, который Малой стащил из гаража Лексы, но к десяти никого из них уже не было. Парни занесли ключ, попрощались и разбрелись по домам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Стэн сидел в подвале, ярко освещенном лампами дневного света, и сосредоточенно трудился над заказом несколько часов к ряду, поэтому уже вскоре резной комодик с замысловатым авторским рельефом был готов встретиться со своим владельцем. Но закончив, он не спешил покидать мастерскую, а принялся за другую работу.

То, вокруг чего он кружил теперь, занимало его куда больше.

Она стояла перед ним, заточённая в ствол, и так и просила обнажить её формы. Он обнажал их любовно, снимая с неё пласты, будто платье с роскошной женщины. Она была прекрасна. Он видел это уже сейчас. Но в этом громоздком дубовом массиве такой её видел только он. Поэтому он собирался её извлечь. Он хотел показать её такой и другим.

Обычно он занимался этим либо в свободное от заказов время, либо по вечерам, когда парни были заняты и не могли прийти на репетицию. Тогда он спускался в подвал и продолжал свою работу, высвобождая из деревянной темницы её изумительные изгибы.

Свою часть дома он переоборудовал под мастерскую, живя и работая там же. Во второй части жила сестра со своей семьей. Её муж построил этот дом, Стэн создал всю мебель для этого дома, сестра заполнила пространство этого дома собственными ручными работами. Это было место, насыщенное творчеством, поэтому однажды, шесть лет назад, оно и привлекло сюда Малого. А Малой и сам был настолько уютным и творческим, что вписался в их интерьер живой декоративной подушечкой, находясь всё время под боком.

По вечерам они сидели во дворе – он бренчал на гитаре, а Малой горланил песни собственного сочинения. В конце концов зять не выдержал и, выкупив заброшенный участок на окраине, построил им просторный гараж со звукоизоляцией. Но даже оттуда до него доносились звуки их душераздирающих кошачьих концертов. Ещё через год Малой привёл Дэна и Кира, потом Хаммера, вместе с ними гараж заполнился музыкальными инструментами, и всё завертелось.

Когда раздался звонок, он решил, что вернулись его оболтусы, и в рабочем фартуке, усыпанный с головы до ног стружками, поднявшись наверх, вышел на улицу. Но открыв ворота, озадаченно отступил в сторону, приглашая войти Лексу.

– Ты сегодня поздно, все уже разбежались, – бросил он, разглядывая в свете уличного фонаря бледное флегматичное лицо.

– Было много работы, – Лекса вплыла во двор своей мягкой шуршащей поступью.

Стэн закрыл ворота и, ощущая несвойственное ему смущение, пригласил ее в дом; в таком же смущении он, на ходу отряхиваясь от опилок, поспешил избавиться от фартука.

Она разглядывала его апартаменты, внимательно сканируя взглядом обстановку и, переходя от одной его работы к другой, подбиралась всё ближе к спальне, этим заставляя его всё сильнее нервничать. Дом утопал в полумраке, освещенный только светом уличного фонаря, проникающим из окна, и отсветами из подвала, но он не спешил щелкать выключателями, следуя за ее серым гибким силуэтом и боясь делать вдохи.

Она остановилась у его письменного стола в комнате и погладила окантовку столешницы. Он, стоя за ее спиной, ощутил очередной наплыв сюра и протянул руку, чтобы ее коснуться. Но она была реальной.

Она обернулась; ее тонкие пальцы, изучающие рельефы резной работы, теперь потянулись к его лицу и так же изучающие прошлись по рытвинам оспы на его щеках. Он перехватил их и, поднеся к губам, прильнул к подушечкам.

У нее были короткие ухоженные ногти, отточенная пластика рук и теплая нежная кожа. Может, эта девка и казалась холодной как лёд, но на ощупь была куда приятней и температурнее. Ему захотелось изучить ее и в других местах. Он обхватил ее за талию и притянул к себе, она, обвивая его шею руками, повернулась спиной к кровати, готовая быть заваленной им. Похоже, репутация в ее глазах у него была ещё та. И похоже, вполне ее устраивала. Иначе зачем ей было самой приезжать у нему на ночь глядя. Он, укладывая ее в свою постель, решил не разочаровывать ее ожиданий.

С улицы донесся лязг металлических врат, послышалось мяуканье Малого, напевающего что-то из их песен.

Глава 12. Собирушка у костра

Малой перелез через забор, открыл ворота изнутри, распахнул их и, обмотанный гирляндами замороженных сосисок, подхватил у входа пакет из супермаркета, набитый продуктами. Снова задвинув засов, он прошел в огород за домом, сгрузил там свой провиант; порывшись в деревянных останках, которые Стэн хранил в сарае вместе с дровами для бани, натаскал деревяшек и принялся разводить костер в самом центре огорода, на пятачке, выделенном для их посиделок.

Стэн, забив на его присутствие, решил не останавливаться.

Этот парень знает, где дверь, если захочет войти

.

Он прижался губами к ее шее у уха, улавливая тонкие отголоски парфюма и больницы. Она, зарываясь в жёсткие волосы, кончиками пальцев изучала антропометричность его черепа, заставляя себя чувствовать подопытной крысой. Но это она сейчас лежала под ним и находилась в его власти. Разве что у нее в чулке был запрятан скальпель.

Он скользнул рукой, пробираясь вглубь под юбку, туда, где проходит тугая граница между линией ткани и кожи. Эта предусмотрительная девка и правда была в чулках, потому что уже узнала, каким он может быть уебком. Но он никогда не был уебком, шагающим по грани насилия. А теперь не знал, как это исправить, но она хотя бы давала ему шанс.

У ворот раздались голоса Дэна и Кира, которые по отдельности не существовали. Они перекрикивались с Малым через забор до тех пор, пока тот их не впустил.

Ее ноги в белых чулках его очаровывали, он, чуть сдвигая юбку вверх, склонился над ней, вслед за рукой подбираясь к этой тугой линии губами и целуя мягкий округлый изгиб ее ляжки, придавленный полоской чулка; ее кожа была нежная и ароматная. Она продолжала гладить его волосы.

Ворота загрохотали барабанной дробью; Малой пошел впускать Хаммера, но оказалось, что тот пришёл не один.

Стэн приподнял голову, подмечая мазнувшие за окном силуэты, и снова приступил к своим играм с ее чулком.

Раздался вопль Хаммера и приглушенный голос Энни.

– ПОЧЕМУ ТЫ НЕ СКАЗАЛА, ЧТО ВЕРНУЛАСЬ.

– Я устала, Хаммер, давай потом.

Хаммер злобно шарахнул кулаком по металлической облицовке сарайчика, и та отозвалась звучным дребезжанием. Это его, кажется, вдохновило. Он какое-то время сверлил глазами вибрирующую после удара поверхность, испускающую последние тлеющие ноты, а когда те угасли, заглянул внутрь, стащил с одной из полок стальные шампуры и загнутой стороной лупанул дробью. Результат его вполне удовлетворил, он принялся остервенело наяривать партию, создавая адский лязгающий шум.

Стэн, продолжая свои игры с Лексой, задавался вопросом, как все они, минуя гараж, собрались у него дома. Послышался скрип стекла. Он интуитивно уловил поворот ее головы. Она смотрела на окно. В окно с улицы кто-то смотрел на них – прилипнув лицом к стеклу и тревожно всматриваясь во мрак комнаты.

Он опустил голову меж ее ног и с заебанным мычанием потерся макушкой о кремовые трусики, вызывая и статические, и эротические разряды одновременно. Потом приподнялся на руках, дотянулся губами до уголка ее рта и, одёрнув подол ее платья обратно к коленям, вышел на улицу.

Энни растерянно мялась у окна, но завидев его, поспешила навстречу и обняла. Он крепко прижал ее к себе, и снова в нем всколыхнулась боль.

– Я только узнала… – плечи Энни были напряжены, голос звучал с хрипотцой. – Стэн, я не включала телефон из-за Хаммера...

– Я знаю. Не объясняй.

– Я так ее и не увидела…

– … не думаю, что кто-то из нас решится откопать ее снова, – Стэн погладил ее спину, отстранился и, облокотившись о стену, достал сигарету, – даже ради тебя, подруга.

Перед глазами снова пронесся нестройный ряд кадров, который он не смог бы забыть, даже если бы захотел.

– Что я пропустила? – Энни тревожно смотрела в его лицо, понимая, что в его голосе не слышится шуток.

– То, с чем нельзя жить.

Естественно, он всё рассказал. Не мог не рассказать. Он докуривал вторую. Энни вытирала слезы, чувствуя себя последней сукой, которая отключила телефон, чтобы ее не заебывал Хаммер. Сам Хаммер, изливая обиду на сарайчик, отгромыхивал свой адский концерт; ему подвывали Малой и уже порядком надравшийся Кир.

– Если собираешься с ним порвать, то сделай это побыстрее.

– Он с ума сойдёт.

– Он уже сходит. Просто закончи с этим, – Стэн отлип от стены и, открыв дверь, вошел обратно в дом.

Энни в ответ промолчала. Всё это было слишком сложно.

Когда он вернулся, Лекса уже спала. Он постоял над ней, задумчиво разглядывая ее силуэт в своей постели, потом, присев на край кровати, начал аккуратно стягивать с нее чулки, высвобождая из душащей ткани. Его руки снова гладили нежную теплую кожу и изучали все ее округлости и впадины. Тогда он понял, почему она прячет ноги. Один единственный шрам на ее идеальном теле искажал рельеф коленки, той части женского тела, которая выглядывает из-под юбки симпатичным ямочками. У нее она была обезображена. Но и прекрасна именно этим – маленьким уродливым несовершенством, делающим ее более живой, и потому привлекательной. Но ещё более человечной ее делало желанье спрятать свой дефект.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он прижался губами к полоске шрама под коленной чашечкой и сразу увлекся, продолжая чуть ниже и дальше изучать ее ногу.

Она была такой ухоженной, что казалась съедобной. Идеально приготовленный десерт, лежащий на его кровати и вызывающий нешуточный аппетит. Он укрыл ее и решил, что перебьется полуфабрикатами вместе со своими отморозками.

Но она не дала ему уйти, в темноте комнаты перехватив его ладонь, и приподнялась на кровати. Он стягивал с себя футболку, она расстегивала его ширинку, целуя тугой рельеф его живота. На улице, бренча его старой акустической гитарой, завывали пьяные глотки.

Обнажив ее, он изучал рваные края, нанесенные ей его же инструментом. Она была его работой и должна была принадлежать ему одному. Он подхватил ее ногу и навалился сверху, утонув в ее мягких губах и в ее мягком теле. Она прижимала его голову к своему плечу, обхватывала его бедрами, гладила пальчиками ног его ноги и рвала ему крышу своими тихими вздохами. Безэмоциональная девка, которую сейчас, в постели, он мог читать как открытую книгу.

В этот раз она спала по-настоящему. Он разглядывал изгиб ее плеча, обрисованный подсветом окна, и думал о том, каким нужно было быть мудаком, чтобы попытаться сломать нечто настолько хрупкое. За окном продолжали горланить его пьяные кретины, с улицы проникали ароматные запахи, и теперь он ощущал волчий аппетит уже намного выше пояса, поэтому, поправив прядь длинных волос, соскользнувших ей на лицо, выбрался из постели и, натянув одежду, вышел, переполненный желанием сожрать что-нибудь горяченькое.

Запах жаренных дымных сосисок и печеного картофеля плотной пеленой окутал ночь, и Стэн почувствовал, как тугой ком под сердцем ослабевает. Парни кружком сидели вокруг костра и поджаривали на шампурах полуфабрикаты, потягивая пиво.

– Лексус здесь, а Лексы нет, – поделился пьяными наблюдениями Малой.

– Она здесь, и она спит в моей кровати, – бросил Стэн, отбирая у него шампур и вгрызаясь в поджаристые сосиски.

Они не стали уточнять, уснула ли она в ней просто так, или он покачал ее в своей колыбельке. Похоже, эта девчонка и правда прижилась в их отбитой компашке. Но все они признавали, что одной из них она стала ещё тогда. И по степени отбитости они ей даже в подмётки не годились.

Глава 13. Двадцать один день и ревнивая рожа

Этот непрекращающийся стук становился невыносимым.

Он раздраженно протопал ко входной двери и распахнул ее, готовый обложить лексиконом любого, кто за ней окажется. Молоденькая соседка мела площадку его веником и загребала мусор в розовый совочек. Он уставился на нее, ожидая разъяснений. Она кивнула в сторону его двери, и только тогда он боковым зрением уловил силуэт в каких-то сантиметрах от него самого. Старый сосед, подпирая лбом стену прямо у его двери, стоял смирным солдатиком.

И был мертвым.

Она что-то ему объясняла, но звуки, производимые ее ртом, не вязались у него ни с одним знакомым словом. Он заторможенно смотрел, как труп соседа, отлипая от стены, в такой же ровненькой позе медленно заваливается на лестницы.

Он оцепенело уставился на его синее лицо, застывшее мертвой холодной маской, и словил себя на том, что ждет, когда из его рта вырвется серебристое облачко (но понимал, что просто перечитал ужастиков).

И всё же это произошло.

Серебристое облачко выпорхнуло из приоткрытых стариковских губ и налетело на него тугой пеленой, подхватывая его и поднимая к потолку. Вот тут он уже испугался.

Глаза мертвого соседа распахнулись, но вместо голубых мутных зрачков, они были заполнены чернотой. Эта чернота смотрела на него и зловеще ухмылялась, а сам он болтался в воздухе, поддерживаемый некоей субстанцией.

Он решил, что всё это слишком его пугает. И что всё это слишком его заебало. И вообще хватит с него этой херни.

И тут же грохнулся на ступени.

Он быстро вскочил и рванул в квартиру, захлопывая дверь. Но сколько бы не вертел чертов замок, дверь не закрывалась, только все больше увеличивалась прореха между ней и проемом. А в этот проем заглядывала старческая ухмыляющаяся физиономия ожившего трупа и ломилась внутрь.

Он, испуганный и раздраженный, бросил затею с замком и поспешил скрыться в комнате, спиной ощущая, как мертвый сосед идет за ним следом, тяжело переваливаясь по его скрипучему деревянному полу.

Он залетел в свою комнату и снова закрыл дверь. Но и здесь попытка оказалась безуспешной, хлипкий крючок никак не хотел попадать в свою петельку, но даже если бы попал, всё равно бы не сдержал натиска этой напористой нечисти. А за дверью, ломясь в нее и толкаясь, бесконечно-бесконечно-бесконечно что-то монотонно бубнил мёртвый сосед.

Он поддерживал дверь плечом, но понимал, что долго так не протянет. Но это бесконечное монотонное бу-бу-бу-бу-бу было еще хуже. Оно было невыносимым. Он не выдержал и распахнул дверь, готовый ко всему. Точное, думая, что готовый, но в этот же самый момент в его живот вонзилось острие.

Мертвый сосед, стоя на пороге, вертел перед его лицом старый кухонный нож, заляпанный его кровью, а он смотрел на это лезвие, покореженное эрозией, и думал, какое же оно уродливое.

И что ему теперь делать с дырой в брюхе

.

– Я вернусь через двадцать один день и разрежу тебя на куски, – доброжелательно пообещал мертвяк и, хохоча, удалился прочь.

Он проснулся.

Лежал, туго обернутый параличом страха. За стеной монотонно, бесконечно-бесконечно-бесконечно бубнил мужским голосом соседский телек.

– Твою мамашу… – простонал сонно Малой и перевернулся на другой бок.

Суббота. Девять часов утра. Ну какого хрена.

И всё же нужно завязывать со страшилками на ночь

.

Пиликнул чат. Он, открывая окно переписки, выбрался из койки и пошел ставить чайник.

Кир: возвращаю ставку – даст…

Лекса: Малой должен всем ящик алкоголички

Кир: …

Кир: уже?

Малой: ну йомана подруга вот уж от кого не ожидал так не ожидал

Лекса: чмок

Дэн: о-о-о-от она наша девочка!

Стэн: ОНА МОЯ.

Дэн: ок ок.

Хаммер: меня Энни кинула

Стэн: давно пора было.

Хаммер: ЭТА СУКА МЕНЯ КИНУЛА

Малой: она еще долго тебя терпела животное

Хаммер: МНЕ НУЖНА ЭННИ

Дэн: Малой, своди его в клуб!

Малой: не свожу. в прошлый раз меня чуть не раздавила красотка, которую он там подцепил

Стэн: пресс качай, баклан.

Малой: Гья-Гья. Гья-Гья. Гья-Гья.

Стэн: молодцом. продолжай.

Хаммер: идем?

Малой: нет

Хаммер: ИДЕМ

Малой: ок

Малой: заебал

Стэн: в девять чтоб все были. Сегодня будем записывать.

Он неспеша подходил к гаражу, когда за спиной послышалось урчание мотора. Подкуривая на ходу, он обернулся, не признавая в этих звуках знакомых соседских тачек. С ним поравнялась кроваво-красная Феррари, и из окна его окатил пронзительный незнакомый взгляд. Блондинчик дьявольской красоты полоснул его своим единственным голубым глазом так, что по позвоночнику пробежал холод.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Задняя дверца распахнулась; Лекса, выбравшись из салона, чуть прошла ладонью по платью, расправляя складки.

Он всё знает

, – пронеслось в его голове.

Он, не сводя глаз с водилы, обхватил ее за талию и притянул к себе, приветствуя ее губы поцелуем, дымным от затяжки.

Блондинчик раздражённо гуднул, Лекса, мягко отстранившись, махнула ему рукой. Машина тронулась, плавно скользя мимо; одноглазый, впившийся в лицо Стэна своим холодным уничтожающим взглядом, уезжая сам, будто решил прихватить с собой и его душу.

– Кто это был?

– Брат. Моя машина на техосмотре.

Он ее брат, и он всё знает

, – снова подумал он.

Ещё бы он не знал. Она входила в свой дом под утро, грязная, растрёпанная, в изодранном платье и с подтеками крови на ногах – его холеная дорогая принцесска, которую насильно истерзал своим членом какой-то грязный гаражный уебок.

Этот дьявол, смотрящий на него с презрением, был прав во всем. Сам себя он презирал куда сильнее.

Снова он стоял и смотрел в это непроницаемое лицо, не зная, что хочет сделать – душить ее в объятиях раскаянья и заливать своими извинениями или завалить и продолжить вытрахивать из нее это спокойное равнодушие. Она, будто читая по лицу его дилемму, сама обвила его шею руками и погладила загривок.

Тогда он решил, что есть и третий вариант.

– Останешься на ночь?

– Ладно.

Он снова потянулся к ней, почти касаясь её губ своими. За спиной раздалось предсмертное тарахтение Москвичонка и судорожное бибиканье. Дэн приехал на заебанной жизнью тачке Кира. Стэн, раздражённо мыча, отлип от Лексы.

Ну почему его отмороженные типы всегда появляются так невовре

мя.

Лекса, глянув на него нечитаемым взглядом, отворила ворота и прошла во двор. Стэн, затягиваясь и следуя за ней, готов был спорить, что ее всё это развеселило.

Он открыл гараж. Лекса, нащупав выключатель, врубила свет и проплыла к своему месту. Дэн ввалился с невменяемой тушей Кира на своих недосягаемо высоких плечах. Спустя пять минут ворвался Хаммер, еще более невменяемый от бешенства, настолько, что, даже не оповестил их о своём приходе привычной заборной дробью. Малой, как обычно, опаздывал. Стэн, бросая на своих отбитых музыкантов хмурые взгляды, задался вопросом, что за адская запись выйдет у них при таких раскладах.

И всё же для брата у него была слишком ревнивая физиономия

.

Глава 14. ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

– ЁБАНЫЙ ЕНОТ, – вопил Хаммер, лупя по своим тарелкам, – КАК ЭТА СУКА МОГЛА МЕНЯ КИНУТЬ.

– В прогибе с наклоном? – предположил Кир, отхлебывая из бутылки.

– Я ЩАС ТЕБЯ НАКЛОНЮ, – взревел Хаммер, еще ожесточённее избивая барабанную установку палочками.

– Его и без тебя кренит, – отозвался Дэн, подпирая плечом упитого Кира.

– ГДЕ НОСИТ ЭТОГО БЕЛОБРЫСОГО, – раздраженно рычал Стэн, поглядывая на часы. Его далбаёбы сливали все планы с записью к чертям.

Не то чтобы это было срочно – их никто не гнал, о них никто не знал. Но песня уже была готова, они доводили ее до совершенства почти месяц. Он хотел, чтобы они ее записали, добавили в альбом и вложили диск в бокс – с той самой обложкой, которую Ольга успела для них нарисовать. Это всё, что они могли сделать теперь, чтоб сохранить ее в памяти хотя бы для себя.

В конце концов он смирился и плюнул; хотел отобрать у Кира бутылку и напиться самому, но та оказалась пустой. Он, снова раздражаясь, швырнул ее вон из гаража. Тут же, как по сигналу, в дверном проеме показалась белобрысая голова и, с опаской прощупав обстановку, втащила следом за собой всё остальное тело, сжимающее в руках коробку. Стэн, заглянув в нее и оценив содержимое, окончательно сдался и повалился на диван, решив, что время они всё равно проведут неплохо. Впрочем, как и всегда.

– Это и есть ящик алкоголички? – скептично уточнил Дэн, следом заглядывая в коробку, набитую всяким хламом, среди которого и торчало несколько бутылок проспоренного вискаря.

– Наш салон прикрыли, – кисло сообщил Малой, сгружая свой скудный скарб на стол. Хаммер, присоединившись к заглядыванию, презрительно фыркнул:

– И всё твое барахло уместилось в эту коробочку?

– Если ты полетишь с работы, то у тебя кроме кружки и прихватить будет нечего, – отозвался Малой.

– У него есть своя кружка? – поразился Дэн.

– Ну нет, – буркнул Хаммер, тут же сдуваясь.

– Хочешь, подарю? – доброжелательно поинтересовался Кир, проходя мимо. И, сочувственно похлопав Хаммера по плечу, выудил из коробки выпивку.

Хаммер обиженно отбил его руку и пошел к установке.

– Тебе даже кружка не нужна, чтобы хлестать свое бухло.

Кир растянул губы в пьяной довольной лыбе, отсалютовал его спине бутылкой и пошел к синтезатору, на ходу прикладываясь к горлышку.

– Вам не кажется, что без Энни это животное стало ещё ранимее?.. – Малой с жалостью смотрел на этого несчастного далбаёба, грустно тренькающего палочками по барабанам.

– НЕ ПРОИЗНОСИ ИМЯ ЭТОЙ СУКИ, – взревел Хаммер, тут же зверея, и лупанул по тарелкам.

Они решили, что этого и правда делать не стоит и, подтопив себя как следует, приступили к репетиции. Стэн уже не рассчитывал на какой-нибудь результат, но чем больше они напивались, тем лучше попадали в ритм. Малой сегодня звучал особенно экспрессивно, вспоминая свой пинок с работы и стремный сон, рвущий из него истеричные ноты. Хаммер, брошенный и безутешный, уничтожал свою установку и их барабанные перепонки. Дэн, борясь со своим собственным сокрушительным запретом, драл струны на ритмах. Стэн, вспоминая презрительную рожу блондинчика и молчание Лексы, мучил гитару, удерживая себя от порыва уебать ею об стену. Кир пьяно лупил по клавишам, изливая на них свою утрату. Лекса сидела в углу гаража и незаметно для них записывала этот адский концерт.

А когда они угомонились, включила запись.

Сегодня

Ты хорош как никогда.

Кусаешь губы. Молчишь.

Живешь сегодняшним днем.

Но что ты

Будешь делать, если

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

ТЫ НЕ ЗНАЛ НИ О ЧЁМ

Show me

How you feel this Wednesday

When your girlfriend is dead.

When your girlfriend is dead.

Что ты

Будешь делать если

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

Сегодня

Ты даже лучше, чем вчера.

Пьешь клубничный коктейль -

Кровь с молоком.

Но что ты

Будешь делать, если

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

ПАРЕНЬ, ТЫ НИ ПРИ ЧЁМ

Tell me

Where were you this Wednesday

When your girlfriend is dead.

When your girlfriend is dead.

Что ты

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Будешь делать если

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

Сегодня

Ты такой же как всегда.

Пишешь новый dark art.

Думаешь о своем.

Но что ты

Будешь делать, если

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

И БУДЕТ МЕРТВОЙ ДЕНЬ ЗА ДНЕМ

Crash me

How you crash your feelings.

Now your girlfriend is dead.

Now your girlfriend is dead.

Что ты

Будешь делать если

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

Слушая ее снова и снова, они все окончательно поехали крышей. Оцифрованный голос Малого истерично разрывал тишину ночи. Но чем больше они слушали, тем больше им хотелось. Они никак не могли насытиться ею, чувствуя, как близка Ольга была к ним сейчас. Они сходили с ума от желания ее вернуть.

Они достигли пика своего психоза, который мог бы перерасти во что-то травматичное, если бы дверь гаража не распахнулась и на их порог без приглашения не заявился рыжий.

При взгляде на этого пацана они сразу успокоились – потому что отчаяние, темной тенью расписавшее его лицо, впечатлило их даже больше, чем собственное. Прямо руки зачесались его утешить. Рыжий смотрел на них глазами, молящими засунуть его в мясорубку и перекрутить во что-нибудь другое, потому что как человек он кончился. Стэн узнал этот взгляд. После того, что он сделал в то утро с Лексой, отражение в зеркале смотрело на него так же. Пацана уничтожало чувство вины.

Они радушно предложили ему присоединиться к ним.

Рыжий с минуту изучал их своими опустошёнными, потускневше-янтарными глазами, потом подошел к столу и, выудив последнюю бутылку из коробки, принялся разглядывать остальное содержимое. Кажется, манатки Малого навели его на кое-какие мысли. Он, отхлебывая из горла, перевел на парней взгляд, полный больного озарения, а глаза его были наполнены слезами – проступившими от неожиданной крепости алкоголя.

Да этот пацан такой же двинутый

, – подумали они одновременно.

– Хотите повеселиться? – поинтересовался рыжий, помахав перед ними прибором Малого.

Конечно же они хотели.

Дэн и Кир с отработанной синхронностью завалили его на диван и обездвижили ровно настолько, чтобы он мог напиваться, предаваясь своей печали, но не мог передумать и вырваться, сбежав от них на середине процесса. Они собирались как следует над ним поработать. Его веснушчатая светлая кожа была такой свеженькой и мальчишеской, что сама напрашивалась стать холстом для их творческого порыва.

Они вдохновлённо принялись за дело. Малой извлек из коробки своё оборудование, разложил на диване всё необходимое и, натянув резиновые черные перчаточки, пафосно бжикнул тату-машинкой, готовый приступить к делу.

Рыжий, будто ведром ледяной воды, окатил его взглядом обреченного.

– Эй, у меня всё стерильное! – возмутился Малой, правильно расценив его рожу с угасающей волей к жизни.

Но на тот момент пацану и правда было всё равно. Им даже стало не по себе.

Глава 15. Рыжий

Малой, наметив подходящий участок, принялся набивать рыжему незамысловатые орнаменты, как обычно, руководствуясь вдохновением, а не эскизом. Остальные, столпившись рядом, наблюдали за его мастерством и тоже воодушевлялись. Им хотелось приложить и свою руку к юному, еще не оскверненному холсту. Малой решил, что нехорошо присваивать всё удовольствие себе и передал эстафету Дэну; с этого момента машинка пошла кочевать из рук в руки, а качественно начатая татуировка начала плавно обретать черты бездарной психоделики.

Малой, оставшись не у дел, почесал за ухом и словил новую идею. Тут уже в ход пошли другие иглы, и рыжий встрепенулся, находя эту процедуру более болезненной. Они, внезапно поняв, чего именно он жаждет, теперь ломали головы, как бы получше его удовлетворить.

Лекса вышла из гаража и вернулась со скальпелем. Стэн заледенел от мысли, что она и правда носит с собой нечто подобное, но не решился уточнить для чего. Она, отработанным жестом растерев спиртом подходящий участок и обработав своё холодное оружие, принялась аккуратненько шрамировать плечо пацана, и тут рыжему сделалось совсем хорошо. Стэн, смотря на то, как ловко она орудует ножичком, поспешил сбежать из гаража и, оставшись один на один со своими яйцами, пытался уговорить их не поджиматься от ужаса.

– Я тоже хочу, – раздался голос Хаммера.

Стэн, подкуривая, посочувствовал пацану. Остальные тоже. Они ожидали, что это животное начнет кромсать рыжего на меха, но нет, Хаммер принялся аккуратно срезать кожуру с этого молоденького апельсинчика, и получалось у него довольно неплохо.

Стэн еще какое-то время помялся снаружи, а когда вошел обратно, его ждало нечто невообразимое. Он даже не нашелся как на этот отреагировать. Поэтому просто молча охуел. Лекса лежала на рыжем, устроившись в его объятиях, и старательно выбивала рогатый череп чуть выше его ключицы. Ниже Хаммер истязал его бочину скальпелем, а Дэн прихлопывал ваткой кровавые потёки. Над рожей пацана трудился Малой, пропирсинговывая его брови. Кир сидел с краешку дивана и пил за всех, оказывая своей арт-группе неоценимую алкогольную поддержку. Сам рыжий, ухватив Лексу за бок, лежал в полном блаженстве от происходящего, а его ширинка вопреки законам тяготения, или же, наоборот, подчиняясь им, находилась в строго перпендикулярном положении относительно его распластанного тела.

Лекса обернулась, отложила машинку, так и не добив второго рога и, соскользнув с рыжего, подошла к Стэну. Было что-то в ее глазах или, может, в ее походке – он сразу уловил ее возбуждение. Он понимал, что она завелась не от рыжего, а от тонких полосок кожи, которые до этого срезала с него своим медицинским скальпелем.

Стэн, сжимая в ладонях тонкую талию, начал оттеснять Лексу вглубь гаража, пока она не завалилась в кресло. Тогда он встал напротив, отрезав ее от того, что происходило за его спинной.

Ее лицо было всё таким же непрошибаемым, но он чувствовал жажду, исходящую от ее тела. Он навис над ней, упершись коленом в сиденье чуть сбоку, и скользнул ладонью под юбку, находя подтверждение своим догадкам. Она положила свою руку поверх его – не для того, чтобы остановить, а для того, чтобы он знал, что делает всё правильно.

Он гладил ее с чувственным нажимом, заставлял дрожать. Хотел прижаться к ее губам, но ещё больше хотел увидеть выражение ее лица, когда она кончит. Может быть, тогда ему удастся поймать в ней хоть какие-то эмоции. Но Лекса продолжала смотреть в его глаза и только дышала всё тяжелее.

Он видел, как дрогнул уголок ее губ, и глаза заволокло пеленой, а по телу заструились спазмы. Тогда он позволил себе поцелуй, думая, что уже ничего не увидит на этом лице, но когда отстранился, готов был спорить, что в ее глазах мелькнуло легкое подобие веселья. Всё это ей точно понравилось.

Но теперь и сам он завелся. Он встал напротив нее с собственным желаньем, выразительно выгнувшем дугой ширинку, и подумывал, а не стоит ли закинуть свою девку на плечо и отнести домой. Лекса решила всё за него, ухватив за пояс, и притянула к себе, подаваясь навстречу. Он, подхватывая ее длинную пепельную прядь, завел ее за ухо, собирая распущенный волосы в хвост и, придерживая их в кулаке, сверху завороженно смотрел на ее скользящие губы. И срывался в невесомость от одного только этого вида.

Остальные не замечали того, что у них происходит, потому что были слишком заняты рыжим.

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

ТВОЯ ПОДРУГА МЕРТВА

Песня, звучащая на бесконечном повторе, закончилась вместе с их развлечением. Стэн, всё ещё пребывая в невесомости и лучась радугой на физиономии, примостился на подлокотнике. Лекса в своем кресле снова сидела, закинув ногу на ногу, и с нечитаемым выражением на лице подпирала пальцами голову.

Рыжий, упитый и изукрашенный с пяток до макушки, на пьяных ногах поднялся с дивана, натянул свою одежду и, невнятно попрощавшись, потащился к выходу. Отодвинув засов, он оказался на пороге летней ночи, уже подернутой с востока легкой предутренней дымкой.

Свой самый тёмный час перед рассветом он провел вместе с ними.

А проведи он его один, и утро для него могло не наступить. Так им казалось, когда он к ним только вошёл. Но теперь, провожая его взглядом, они были уверены, что после такого избыточного экшн-пейнтинга ему точно захочется пожить еще. Хотя бы для того, чтобы показать миру свой новый имидж.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Рыжий сделал было шаг за порог, но в последний момент замер и обернулся, скользнув взглядом вглубь гаража. Какое-то время он слегка окосело всматривался в лицо Лексы, будто не до конца уверенный. Будто сомневался, та ли она, за кого он ее принял. Но внешнее сходство все же его убедило.

– Передай своему брату, что он… мудло, – наконец бросил он, без особого выражения, и вышел.

– И от меня передай, – не удержался Стэн, обращаясь к Лексе. Ему ее брат тоже не понравился.

Они какое-то время, притихнув, смотрели в пустой проем двери и гадали, будет ли с этим пацаном всё в порядке. Стэн, опомнившись, снова обернулся к Лексе:

– Что твой брат сделал?

– Остался без глаза.

Он понял, что большего из нее не вытянуть.

Малой, выглянув за дверь, убедился, что рыжий уже достаточно отошел.

– Пойду, присмотрю за ним, – бросил он вместо прощанья и вышел следом.

– Съебать решил, белобрысый? – Хаммер поспешил за ним вдогонку, потому что именно это Малой и намеревался сделать. Но его план провалился.

Они вдвоем, шелестя кроссовками, тихо следовали за пацаном. Тот блуждал в предрассветной темноте переулков, не то заблудившись, не то просто не желая покидать этот беспросветный лабиринт чуждых ему районов. Один дом чем-то привлек его внимание. Он долго стоял в оцепенении, всматриваясь в пустующий фасад.

Они, притормозив, вытягивали шеи из-за поворота, продолжая своё заботливое наблюдение. А точнее, просто подглядывали. Рыжий подошел к забору и, протиснув рожу меж прутьев, принялся пьяно горланить угрозы жильцу, который, как было известно, отсутствовал.

– Вот ведь смельчак, – восхитился Малой, вспомнив, кто там живет. Сам бы он так не рискнул, даже зная, что дом пуст.

– Пойдем ко мне, – грузно выдохнул Хаммер ему на ухо, навалившись сзади и прессуя своей тушей к забору.

– ТВОЮ МАМАШУ, ХВАТИТ МЕНЯ ДАВмммммм, – остальная часть воплей пришлась в ладонь, сжавшую его рот.

– Не ори, далбаеб, он нас услышит, – яростно прошипел Хаммер, но отлип. – Можешь не пить, если не хочешь, просто посидишь со мной.

Малой хотел было его послать, но Хаммер, нависая над ним своим огромным телом, как-то совсем по-детски смотрел исподлобья.

– Я не хочу оставаться один.

Малой, смотря в это потерянное, насупившееся лицо, решил, что тоже не хочет.

Глава 16. Ненужный и незаменимый

Проспав беспробудно двое суток, Кир, проснувшись ранним солнечным утром разглядывал свою физиономию в зеркало и решил, что больше не будет пить. Вместо этого залез в аптечку, выудил блистер с желтенькими таблетками, прописанными ему еще месяц назад, и для верности проглотил сразу парочку, в этот самый торжественный момент пообещав себе, что снова станет человеком.

Это оказалось труднее, чем представлялось. Его пропитый за месяц организм, даже после долгих процедур в ванной, не позволял телу принять пристойный вид, оставаясь помятым и разбитым. Он плюнул и пошел на работу. На месте узнал, что уже две недели как уволен. В трудовой снисходительно значилось, что по собственному желанию. Они ждали от него слов благодарности, а он пытался вспомнить, когда они вообще ему об этом сообщали, но не помнил ничего внятного.

На его месте сидел новенький прилизанный шкет, у которого в жизни уж точно складывалось всё как надо. Один только его презентабельный вид напрашивался на кулак. Кир, понимая, что терять больше нечего, подошел к нему и вломил в нос, хоть чем-то ярким окрашивая внезапно потускневший день. Они что-то орали ему вслед под завывания новенького, а он, не оборачиваясь, пошел на выход.

Он работал здесь, измочалив свою задницу до мозолей на офисном стуле. А теперь они выкинули его как кусок мусора. Эта безжалостная всепожирающая машина заглотила его, перемолола и выплюнула, как только поняла, что высосала из него все питательные вещества. То, что текло в его крови теперь – было концентрированным алкоголем, он стал для них неудобоваримым. Даже с хорошим стажем.

Они тоже престали ему нравиться.

Он волочился обратно домой, чувствуя себя размазанным по собственному дну. Подвешенный на петельках безрадостных мыслей, зашел в подъезд и принялся подниматься по лестницам, когда, между вторым и третьим этажом, ужас окатил его валом и выбил из-под ног почву.

Ватно и беспомощно стоял он посреди площадки, внезапно поняв, что не знает, куда идти дальше.

Над головой сквозь разбитое окно поддувал ветер, колыхая лохматые пряди, он поднял глаза, уставившись на дыру в стекле, но не увидел выхода. Здесь его просто не было. Он забыл, где живет.

Паника поднималась со дна желудка, выворачивая внутренности наизнанку. Он согнулся, схватившись за живот, и медленно осел на ступени. Желание выпить накатило с новой силой. В том, чтобы быть человеком смысла больше не было. Он встал и пошел по лестницам обратно вниз.

Где находится продуктовый, он помнил. Отвинтив крышку и приложившись к бутылке, вспомнил и дорогу домой.

Вечером он вваливался в гараж в своем лучшем состоянии, а его парни даже не узнали, что еще утром он пытался бросить.

– Меня выперли с работы, – оповестил он их с порога с нездоровым весельем в голосе.

– Это уже не новость, друг, – отозвался Дэн, тревожно пробегая по нему глазами.

– А для меня новость, – Кир подошел к синтезатору и бряцнул по клавишам. – Пойду работать сторожем на объект, – выдавил он пальцами хаотичную партию, – буду спать и пить два на два, – еще одна партия, – РАЗВЕ. ЭТО. НЕ. ЗДОРОВО, – БУХ-БУХ-БУХ по клавишам на каждом слове.

– Браво-браво. На бис, красавчик, – Малой кисло зааплодировал.

– Тогда устройся туда, где ты не будешь шастать перед камерами в обнимку с бутылкой, – Стэн помассировал виски, растирая сгусток головной боли. С Киром нужно было что-то делать, но они не знали, что. Кир и сам не знал. Поэтому продолжал надираться.

– Хазарт может помочь тебе устроиться в свою типографию, – предложил Дэн, – разнорабочим. Но тебе кроме бутылки сейчас всё равно ничего не нужно, так что на жизнь хватит. Пока не придешь в себя.

Все они верили, что это возможно. Все они хотели в это верить. Но пока становилось только хуже.

– Зачем мне позорить вашего красавчика? Ему хватает того, что его позорит твой старший брат.

– Ничего не изменится, если его будет позорить и мой лучший друг. Я с ним поговорю.

Весь остальной вечер они отыгрывали старые песни, весь вечер Кир мазал мимо клавиш. Им это не мешало, они всё равно его любили. Но, похоже, на синтезатор нужна была замена. Вот только сам Кир был для них незаменимым.

Когда пришла пора расходиться, Хаммер снова сгреб в охапку Малого и потащил к себе. А они снова проводили белобрысого сочувствующим взглядом. Хаммеру тоже нужна была замена, но и Энни была незаменимой. Как и каждый из них.

Со смертью Ольги всё начало идти наперекосяк.

Кир сидел на диване в обнимку с почти опустошенной им бутылкой и выглядел настолько же наполненным, как и она. Лекса кивком головы предложила Стэну и Дэну оставить их наедине, сама подошла к Киру и присела на корточки, заглядывая в его остекленевшие суженные зрачки. Они, за ее спиной, без лишних вопросов вышли в ночную прохладу. Стэн подкурил, вслушиваясь в тихий ласковый голос Лексы. Дэн нервно мялся рядом.

– Что ты принимаешь? – Лекса, смотря на него чуть снизу, мягко положила руку на его колено.

– Анти-дипр…сссант, – еле ворочая языком выдавил Кир.

– Кто тебе его прописал?

– Мой лечащий врач.

– Я твой лечащий врач, Кир. Не пей больше эту гадость, – Лекса совсем слегка, жестом-акцентом, сжала его колено.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ладн, – пьяно согласился Кир, – тогда я буду пить эту гадость, – он показательно болтнул жидкостью на дне бутылки и снова приложился к горлышку.

– Ее тебе тоже лучше не пить, – Лекса мягко отобрала бутылку из его пальцев и поставила у подножья дивана.

– А я хочу пить эту гадость и запивать ее другой гадостью, – Кир наклонился и подхватил бутылку с пола.

– А вот этого тем более делать не стоит. У тебя остановится сердце.

– Оно остановилось у меня ещё месяц назад, – Кир склонился над ней, вцепляясь пальцами в свою футболку на груди. – Хочешь послушать?

– Нет, – Лекса мягко отстранила его за плечи, – я знаю, что там услышу. Если тебе нужны антидепрессанты, то я сама тебе их назначу.

– Мне не нужны таблетки, мне нужен выход. Потому что я заблудился. Сегодня я заблудился в собственном подъезде, Лекса, я не знаю куда мне идти.

– Главное, больше не ходи к психиатрам. Они тебе не помогут.

– Мне никто не поможет, – выдавил Кир, сжимая руку на груди в кулак.

– Я тебе помогу, – Лекса привстала и встряхнула его, обхватывая голову и смотря прямо в глаза.

– Помоги мне вернуть ее…

Лекса прижала его к груди и погладила по спине, своей мягкой заботой давя на те точки, которые настежь раскупоривали слезники. Кир рыдал, заливая его платье бесконечными слезами. До тех пор, пока не отрубился, вымотанный и опустошенный, прямо на диване.

Лекса аккуратно уложила его поудобней и скользнула на улицу, Дэн вернулся в гараж.

– Останусь с ним.

Стэн, бросив ему ключи, обнял Лексу за плечи и пошел к выходу со двора.

– Так ты медик?

– Типа того, – туманно отозвалась она, своей мягкой поступью идя рядом с ним.

– Я я далбаёб, – пробубнил он, подкуривая.

Лекса посмотрела на него своим нечитаемым взглядом, но Стэн увидел в ее глазах вопрос.

Почему

? – спрашивали эти глаза.

– Потому что не догадался, – научившись понимать ее тело, теперь он, кажется, учился разбираться и в неуловимой пластике ее лица.

В гараже Дэн сидел на краю дивана и подпирал лоб пальцами-замком, не зная, как облегчить боль лучшего друга. Стэн, окинув взглядом Лексус, стоящий у забора, подумал, лучше бы он стоял тут и дальше. Июньская ночь была такой тихой и теплой, было бы неплохо просто прогуляться. Он курил и, поглаживая плечо Лексы, вслушивался в шорох ее невесомых шагов в тишине ухабистого переулка.

– Как он?

– Ему станет лучше. Но ненадолго.

– Нам не придется снова ее выкапывать?

– Не придется, если он найдет замену.

– Ты про Ольгу или про труп Ольги?

– Зависит от Кира.

Если бы они тогда знали, как много от этого зависит.

Глава 17. Осколки его мечты

Он сидел на подъездных ступенях, обхватив себя руками, и мёрз. Когда свин разбушевался, он выбежал из квартиры в чём был – босиком, в джинсах и лёгкой футболке. Нужно было прихватить хотя бы обувь, но он боялся потерять и секунду, чтобы не оказаться пойманным.

Была уже глубокая ночь, а он не решался подняться в квартиру, продолжая стыть и душой, и телом в темноте летней прохладной ночи. Ступни сводило от холода бетонных лестниц. От подъездной лавки остались только железные скобы. От двери – покореженные петли с лохмотьями отодранных досок. От него самого с каждым разом оставалось всё меньше и меньше.

Но у него всё еще была его музыка. Он настукивал её успокаивающие мотивы на коленке дрожащими от холода пальцами. Он не смог поступить на первый курс, потому что свин погнал его работать. Но и в этом он увидел что-то хорошее. В тайне от него получилось скопить достаточно денег, чтобы купить себе дешевенький синтезатор. Этого было достаточно для того, чтобы продолжать цепляться за жизнь, пусть и отравленную им.

Он решил, что выждал достаточно. Но если и нет, этот холод становился даже хуже побоев. Руки, закоченев, намертво приросли к телу, ноги с трудом разогнулись, он, покачиваясь, побрел домой, согласный на всё, только бы забраться в свою кровать и согреться.

Дверь, тихо приотворившись, обдала его облаком смрада. Он под оглушительный храп и монотонную болтовню телевизора, облегчённо выдохнув, прокрался через зал и уже дотянулся до ручки своей двери, когда свин, захлебнувшись собственным сонным хрюканьем, проснулся и в мерцающей темноте вперил в него свои пьяные озверевшие глазёнки. Но он слишком устал, чтобы сбегать снова, поэтому просто застыл, ощущая, как от страха в желудке встает тугой холодный ком и рвётся наружу, таща за собой крик безмолвного отчаяния. Он переборол себя.

Свин поднял свою вонючую тушу и принял сидячее положение, широко расставив жирные ляжки.

– Где тебя носило, выблядок?

– Я был на работе.

– Не пизди мне, ты пришел с неё в восемь. ГДЕ ТЫ БЫЫЫЛ, – взревел свин, швыряя в него пустую тару из-под водки.

Он, отпрянув, забился в угол, бутылка со звоном разбилась о стену, усыпая пол осколками. Свин, даже будучи упитым до невменяемости, слишком хорошо соображал, когда дело касалось продолжения. Он думал, что купил достаточно, но этот урод выжрал всё, что было, и ему всё равно оказалось мало.

– Я сейчас схожу-я сейчас схожу, – он отлип от угла, с трудом удерживаясь на ватных ногах, и хотел пройти к выходу. Свин, слишком резвый для его состояния, вскочил с дивана и двинул ему в живот. Он согнулся, хватая ртом протухший воздух и боясь, что сейчас выблюет свой пустой желудок. Свин схватил его за шкирку и, протащив по комнате, швырнул об стену.

Он, отрикошетив, грохнулся на пол, и тут же взвыл от пронзающей боли. Осколки стекла впились в тело. От защитно вскинул руки, огорождая своё лицо от нацеленной в него пятки, тогда свин, будто играя им в футбол, подпнул его ударом подъемом, заваливая на спину. Он, подлетев от пинка, рухнул задницей прямо на торчащий осколок и в этот раз заорал во всё горло, чувствуя, как стекло глубоко погружается в мягкую ткать.

Его вопль, кажется, немного припугнул свина, потому что тот, застыв и вперив свои сальные глазки, с минуту изучал его, а потом потащился обратно к дивану. Наверное, потому что не в его интересах было забивать свой денежный мешок до смерти.

Он перевернулся и на четвереньках, перебирая по полу локтями, пополз в свою комнату. Ритуал избиения был завершён. Теперь он мог забиться в свой безопасный угол и отлежаться, зализывая раны. Чтобы потом всё повторилось снова.

Он, дрожа избитым телом, поднялся на ноги, и щелкнул выключателем. Но если бы знал, что увидит здесь, предпочёл бы остаться в темноте и неведении. Из его груди вырвался болезненный крик, он рухнул на колени, окончательно раздавленный.

Весь пол был усеян пластиковыми осколками разломанного на куски синтезатора. Его тело могло стерпеть побои. Но удар, нанесённый свином, был рубящим в душу. И в этот раз был смертельным.

Он держал осколок, думая: проткнуть им его шею или свою. Занес над собой. Но понял, что это можно сделать в любой момент. Он достал из-под кровати запрятанный старенький ноутбук и принялся листать доску объявлений. Им руководила не надежда, а отчаяние. Отчаяние его спасло.

В ГРУППУ ПАНКОВ-ЭНТУЗИАСТОВ ТРЕБУЕТСЯ КЕЙБОРДЕР, – красовалось жирненьким жизнеутверждающим капсом.

Он, вытирая слёзы окровавленными руками, принялся собирать вещи. Когда свин уснул, он как мог перевязал раны, хромая, протащился к выходу и покинул отчий дом, испытывая одновременные опустошение и трепет. Это объявление будто было знаком, что теперь все будет хорошо. Они обязательно его возьмут. В этом он не сомневался.

Он брёл по ночным дворам в сторону Ж/Д вокзала. Какие-то пьянчужки принялись насвистывать ему сзади, он, не дожидаясь их приближения, хромым прискоком рванул под их хохот и улюлюканье.

Пусть смеются над ним сколько хотят – пока он далеко, они его не тронут. Свин тоже больше его не тронет. Потому что город, в который он собирался уехать, был на другом конце страны. Там он его уж точно не достанет.

Он купил билет, набросился на тарелку еды в привокзальной столовой и, ощутив прилив ненормальной бодрости вперемешку со страхом, свернулся на лавке в зале ожиданий.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Спустя двое суток он сходил с поезда прямиком в неизвестность. Сжавшись в комок, с хиленьким рюкзачком за спиной, запрыгнул в автобус и, отгоняя от себя мысли-паразиты, предпочёл думать о лучшем ровно до тех пор, пока не придёт по адресу и его в лицо не пошлют нахуй. Пока этого не произошло он мог верить во что угодно.

Эта вера дотащила его прямиком до ворот, за которыми раздавались звуки адского веселья, и там и оставила. Он через забор пялился на распахнутый настежь гараж и боялся ступить шага, окаменев от нервозности.

Нужно было заканчивать с этим прямо сейчас. Потому что осколок синтезатора всё еще был при нём. Если эти двери перед ним не откроются, он прорежет на своём теле собственный путь к спасению.

Он заглянул внутрь и обомлел. Они тоже замерли.

На него таращились четыре пары глаз, и явно были навеселе – блондинчик, сплошь в пирсинге и забитый татухами под самые гланды; двухметровая лохматая дылда пугающей красоты; брюнетик, ужратый даже сильнее его собственного папаши. А с дивана на него таращилось огромное дикое животное, пожирая своими белесыми зрачками и давя голодный оскал. Вот этого он испугался больше всех.

Он попятился назад, но отступать было некуда. Дома ждал только свин. Воспоминания о нём придали ему смелости, и он шагнул внутрь.

Глава 18. Маленькое несчастье по имени Лаки

Кир слетал день за днем, и делал это планомерно. У них не осталось выхода, им нужна была замена на клавиши. Они решили испытать удачу и вывесили объявление на доске музыкантов, но за всю неделю к ним прикатило пару каких-то сомнительных бездарей, которые даже будучи трезвыми играли хуже Кира на рогах.

Они уже потеряли всякую надежду, в полной мере ощутив себя никчемным грязным гаражным мусором. Одно дело играть для себя, в кругу своей компании, но реальность оказалась куда безжалостней – они не были нужны никому, кроме друг друга. А теперь на их пороге стоял тщедушный подросток и смотрел на них затравленными глазами-безднами. Они даже не восприняли его всерьёз.

– Я… я по объявлению… – выдавил пацан, впадая в полуобморочное состояние.

– Сосать умеешь? – учтиво поинтересовался Кир, и тот вздрогнул.

Его огромные голубые глаза стали еще затравленней и еще несчастней. Он помялся у порога и сделал неуверенный шаг в сторону Кира, подпирающего задницей стол. Они оценили его решимость, натянув на лица каменные маски, сдерживающие подступающий хохот.

– Да не мне, – отозвался Кир, разглядывая белокурую голову новенького. - К Хаммеру иди, - он кивнул в сторону дикого животного, не сводящего с пацана голодного белесого взгляда. – Он у нас улетает по блонди.

Пацан, отлепив полный ужаса взгляд от Хаммера, рефлекторно перевёл его на белобрысую башку Малого. Тот скривился, вскинув руки.

– Было дело. До сих пор жалею. Но иначе в эту группу не пробиться.

Дэн не выдержал и заржал, уткнувшись в своё плечо. Кир поперхнулся выпивкой и замаскировал свой хохот кашлем. Хаммер, скаля плотоядную пасть, похлопал себя по бугру в области ширинки. Малой повел рукой, приглашая пацана пройти и показать свои таланты.

Тот растерянно стоял и смотрел на них глазами, блестящими от наворачивающихся слез.

– Ну давай, иди сюда, – ласково подозвало животное, гладя свою промежность ладонью. – Помогу тебе отработать пропуск в карьеру музыканта.

Они весело наблюдали за тем, как пацан вместо того, чтобы дать дёру, героически превозмогает себя и неуверенно плетётся к Хаммеру.

Дэн, перешагнув лимит своей выдержки, вылетел из гаража и зашелся завывающим смехом, Малой от стыда за себя и за каждого из них прикрывал пунцовое лицо ладонью и тоже вибрировал. Кир невозмутимо поглощал содержимое бутылки. Белокурое несчастье подошло к Хаммеру и опустилось перед ним на колени. Тот ласково погладил пацана по голове и, ухватив за затылок, притянул ближе. Пацан протянул дрожащие руки к его ширинке и пустил слезу.

Дэн, проржавшись, вернулся в гараж, но наблюдал за происходящим всё еще потрясываясь и вытирая слёзы. Малой уже жалел, что вообще знаком с этими дебилами, но тоже ржал в кулак. Кир подошёл к дивану и, усевшись у подножья, принялся внимательно наблюдать за тем, как пацан в слезах, дрожащими ручонками пытается расстегнуть пуговичку на джинсах Хаммера.

Они даже не стали делать ставки, пацан выглядел так, будто готов пойти на все, потому что у него просто нет выхода.

В гараж вошёл Стэн и замер, смотря на то, как какой-то мелкий белобрысый шкет в ногах Хаммера творит полную дичь. Он бросил вопросительный взгляд на Дэна, но тот, сверкая влажным от слёз, весёлыми глазами, прижал палец к губам, призывая его не вмешиваться. Стэн хмыкнул, подкурил и, облокотившись о стену, принялся пыхтеть, скептично созерцая пикантную сцену.

– Где Лекса? – шепнул Малой, подкравшись к нему бочком.

– Допоздна сегодня. Не придёт.

– Пропускает всё веселье.

Они, не сводя глаз с пацана, тихо переговаривались в углу.

– Кто это?

– Клавишник.

– Уверен?

– Он так сказал.

– Этот пацан трудится не над тем инструментом, – Стэн невозмутимо пульнул бычок в дверной проем. Малой, рвя глотку, расхохотался в голос. Пацан, обливаясь потом и слезами, перевел на них свои несчастные глаза, с плавающим в них немым вопросом, а можно ли обойтись без этого.

Они, гогоча в голосину, решили, что можно.

– Иди-ка, покажи, что умеешь, парень, – бросил Стэн, скорее из сострадания, чем на что-то рассчитывая.

Тот кинулся к синтезатору и мгновенно преобразился. Отключившись от реальности, он выдал им получасовую импровизацию, от которой они застыли и не смели шелохнуться, покрываясь обильными мурашками.

Парень был гением.

– Ну и далбаебы вы четверо. А если бы он нас послал, – каменное спокойствие в голосе Стэна обрушилось на их головы тяжелой погребальной плитой. Они виновато молчали и отводили глаза.

– Так вы меня берёте? – раздался жалобный голосочек.

И тут уже диким хохотом взорвался сам Стэн. А пацан разрыдался.

– Как тебя зовут, самородок? – Малой обхватил его трясущиеся в рыданиях плечи и притянул к себе.

– Андрей, – выдавил тот сквозь слёзы и прильнул к нему.

– А ты счастливчик, а, парень? – Малой потрепал пацана по голове. – Прямо Лаки-бой. Повезло тебе с нами.

Никто тогда не знал, какой у этого везенья будет привкус. Но могли и догадаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Так вот, Лаки, – Кир, пошатываясь, подрулил к нему и ткнул пальцем в грудь, – как бы хорош ты ни был, ты здесь только для того, чтобы подменять меня, когда я буду особенно пьяяяным, – сейчас он давал этому пацану шанс понять, какие они на самом деле уебки, и свалить.

Но Лаки-счастливчик этот шанс упустил.

– Мне жить негде, – промямлил он жалостливо.

Стэн и Хаммер переглянулись, раздумывая, в чей огород пустить этого несчастного козленочка.

– У меня комната на чердаке, – поделился Хаммер, гордый своими крутыми апартаментами. Лаки подозрительно на него скосился. – А еще вагонетка во дворе и барбекюшница!

– А у Стэна подвал, – бросил Кир. Стэн хмыкнул. Лаки мгновенно определился с выбором.

И совершил ошибку.

Хаммер, обрадованный тем, что ему больше не придётся умирать в одиночестве, принялся лупить свою установку. Они, оседлав волну его энтузиазма, решили, что пора приступать к репетиции. Пацан выдавал им класс за классом, моментально улавливая суть. Кир ради приличия прессовал его своими советами профи, но понимал, что Лаки в свои восемнадцать умеет и знает гораздо больше него. Потому что пацан жил этим, а не бренчал по клавишам от нечего делать, в отличии от него самого.

Киру он понравился.

Глава 19. Логово зверя

Лаки крался по чужому дому, завистливо озираясь своими глазенками на уютное убранство, полное семейной жизни и тепла, ему незнакомых. Хаммер, громыхая в тишине своими пятками, гордо вел за собой новую домашнюю зверушку, не подумав о том, что перед сном ее нужно покормить.

Когда они проходили мимо кухни, нутро Лаки издало сиротливый утробный рык, полный невыразимой тоски по еде. В ответ из спальни раздался храп – такой зычный, что его подбросило от неожиданности, влепляя прямо в спину Хаммера, озадаченно зависшего посреди дороги. Лаки вцепился в него руками, исходя тревожными ритмами сердца. На мгновение ему показалось, что там, в тёмной глубине незнакомого дома притаился свин.

– Не бойся, это мамка, – беспечно бросил Хаммер и, отодрав от себя перепуганного пацана, прошлепал на кухню.

– Ма...? – Лаки тащился следом, пытаясь переварить сказанное, но не мог представить женщину, способную носом брать такое чистое контральто.

Хаммер ногой подцепил под столом табурет и, яростно проскрежетав им по полу, выдвинул перед Лаки, предлагая тому устроить на нём свою задницу. Тот, бледнея от одной мысли о том, что его раненное седалище должно столкнуться с такой жесткой поверхностью, опускался на него, задержав дыхание и состроив гримасу предстоящей боли.

Хаммер, стоя спиной к нему, погромыхал в холодильнике и шкафчиках, пропуская весь его маленький героизм, и принялся готовить из своих обожаемых полуфабрикатов мужицкий ужин на двоих. Лаки сидел, затаив дыхание, и следил за тем, как этот массивный зверь во весь свой огромный человеческий рост стоит у плиты и ловко подкидывает на шипящей сковороде кружки растерзанных колбасок, от чего его желудок начал завывать еще жалостливей.

Хаммер, замучив несчастный продукт до чёрной корочки, сгрузил всё на тарелки и, вынув из холодильника жестянки с пивом, опустился рядом. Нетерпеливо поёрзал на стуле, поглядывая на пацана исподлобья и ожидая реакции на свои кулинарные изыски.

Лаки набросился на своё обугленное «филе-миньон» и давил слезу благодарного счастья, пытаясь вспомнить, когда вообще в последний раз ел домашнюю еду. Ещё и сидя при этом на кухне – тёплой и ароматной от огородных пряностей. Хаммер, довольный собой, тоже присоединился к уничтожению колбасок. Лаки с набитыми щеками подозрительно косился на то, как содержимое из пивных банок с жизнерадостным бульканьем переливается в более объёмистый сосуд, надеясь только, что этот волшебный игристый напиток и того не обратит в свина.

Сам сосуд, влив в себя вторую жестянку, испустил нечеловеческую отрыжку, сотрясшую дом, отёр рот полотенцем, отшвырнул его на стол и, развалившись на стуле, принялся наблюдать за Лаки осоловелыми глазищами-прожекторами, ожидая, когда и тот уже расправится со своей порцией.

После этого Хаммер, ухватив его за руку, нетерпеливо потащил из кухни, предвкушая знакомство пацана со своим логовом на чердаке. Но тот, сделав два неуверенных шага следом, остановился, высвободился из сжимающей его лапищи и, виновато опустив голову, развернулся. Собрав посуду со стола, он принялся её мыть, тут же погружаясь в процесс, вбитый в его тело до автоматизма, и почти сразу забыл, где находится.

Хаммер какое-то время озадаченно на него пялился, потом шагнул обратно к столу и уселся на табурет, громко скрипнув ножками по полу. Лаки вздрогнул, снова на короткий миг оказавшись дома, на собственной кухне, а сзади, тяжело сопя, к нему подбирался свин. Он выронил тарелку из дрогнувших рук, и та с хрустом раскололась.

– Я всё уберу – я всё уберу, – он согнулся на коленях над осколками, прикрывая голову руками и ожидая града ударов.

Хаммер, охуевший от таких поворотов, встал с табурета, осторожно подошёл сзади и, протянув руку, похлопал пацана по плечу, ощущая в происходящем легкий наплыв сюра.

– Да ладно тебе, это же просто тарелка.

Лаки поднял к нему свои несчастные огромные глаза, уже готовые наполниться слезами.

– Давай, иди, посиди там, – Хаммер легонько пошлёпал его по спине, отгоняя прочь. – Я сам уберу, – он смёл осколки керамики в совок, а потом сам домывал посуду, ощущая на себе прикованный испуганный взгляд.

Под этот же взгляд в тёплом приглушённом свете лампы, в комнате на чердаке он стягивал с себя футболку. Лаки в ужасе таращился на него и отходил всё дальше в угол. Мощно прокачанный торс, белесые линзы в глазах, дорожка чёрных густых зарослей, лохмато бегущая от пупка под пояс съехавших с посадки джинсов – это огромное загорелое животное с дикими глазами двинулось на него, и он издал испуганный всхлип.

Чужая лапища потянулась к нему, и он сжался.

– Переодеться бы тебе, – задумчиво проурчало животное, охлопывая его тщедушное тельце, запрятанное под объемом свободной футболки, и принялось рыться в шкафу в поисках какой-нибудь своей детской пижамки.

Лаки в полуобморочном состоянии принялся стягивать с себя одежду, готовясь не то ко сну, не то… просто готовясь. Хаммер выудил с полки треники, которые носил еще в первом классе и снова обернулся к пацану, чтобы сравнить размеры, но замер.

– Почему у тебя кровоточит жопа?

Он озадаченно таращился на кровавое пятно, расползшееся по светлым трусикам на заду мальчонки, рывком завалил Лаки на живот, стянул с него боксеры и обнаружил его кровящий источник – длинная рваная полоса, успевшая кое-как затянуться на поверхности, но всё еще свежая, украшала пол ягодицы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хаммер, склонившись ниже, уложил по краям раны указательный и средний палец и раздвинул их, заглядывая в разверзшуюся картину. Но тут же в ужасе отпрянул, спотыкнулся и завалился в хлам, накиданный в углу комнаты. Повошкавшись там и приняв сидячее положение, он нащупал в кармане телефон и, не сводя округлившихся белесых зрачков с пацана, дрожащей рукой набрал номер. Лаки, так и оставшись лежать на животе, выгнул шею и испуганно наблюдал за ним, не зная, что думать, а перед глазами самого Хаммера стояла бездонная кровавая пропасть.

Эта дыра была слишком глубокой. И на заднице пацана была явно лишней.

– Лаки нужно зашить жопу! – выпалил он в трубку.

– Кто такой Лаки? – раздался в ответ мягкий голос.

– Эээ… – Хаммер завис. Потом вспомнил, что Лексы сегодня в гараже не было. – Ааа… наш новенький. Кейбордер.

– В какие игры ты там с ним играешь? – поинтересовалась Лекса, и от этого вкрадчивого мягкого голоса у него на загривке поднялась дыбом шерсть.

– Это не я, он уже был таким.

– Я сейчас подъеду. Постарайся оставить его в живых.

– Да ничего я с ним не делаю, – обиженно буркнул Хаммер и разъединился. Потом осторожно забрался на кровать и, скрестив руки на груди, принялся ждать, бросая на голую кровоточащую задницу Лаки опасливые взгляды.

Лаки жопой кверху тоже застыл в ожидании, но не понимал, чего именно они ждут. Это неведение будоражило его усталые нервы в течение получаса, не давая ни уснуть, ни расслабиться под пристальным белесым взглядом испуганной зверюги. Зверюга же, разглядев, как по его коже носятся табуны огромных лихих мурашек, заботливо накинула на него одеяло. И стало чуть теплее.

Потом приехала незнакомая девчонка, и он, утонув в этих нежных исцеляющих руках, наконец-то почувствовал себя в безопасности.

Лекса внимательно пробежалась по телу новенького, читая по нему всю его несчастную историю, задержалась на кончиках пальцев с твёрдыми подушечками, сказавшими ей об этом пацане даже больше, чем если бы тот сыграл ей на синтезаторе. После осмотра обработала все его раны, залатала бездну, исходящую кровавыми реками и, собрав свои инструменты в чемоданчик, обернулась.

– Постарайся пока его не трогать, – бросила она, угождая прямо в жаркие объятия Хаммера, который все это время опасливо мялся за ее спиной. Хаммер, сам обалдев от налетевшего на него счастья, на рефлексах обхватил её талию и завис, до того она была тонкая. Его ладони изучающе прошлись по ней и прижали к себе ближе.

Лекса смотрела на него своими непроницаемыми глазами и не шевелилась, стиснутая его ручищами. Хаммер, наэлектризованный этим неожиданным тесным соприкосновением, не отводя от неё взгляда, качнул бёдрами. Лекса, сбитая его мощным тазобедренным тараном, повалилась на кровать. Хаммер с грациозностью дикого животного забрался сверху и вжался в неё, пожирая своими белесыми голодными глазищами. Припал к губам, которые не ответили ему, но и не возражали. Нырнул своими лапищами под юбку, гладя нежные тёплые бёдра. Не получив ни отпора, ни согласия и здесь, он принялся блуждать руками и губами, возбуждаясь от внезапно подвернувшегося женского тела. Лекса лежала под ним молча, не сводя с него своих серых глаз, и Хаммер снова потянулся к этим нежным безэмоциональным губам. Лекса скользнул рукой по его мохнатой мускулистой груди и приставила палец к его шее.

Хаммер отпрянул, на животных инстинктах ощутив тот несостоявшийся миг, когда ее ноготок еще бы чуть-чуть и вскрыл его сонную артерию. Лекса встала с кровати, разгладила смявшуюся одежду и, подхватив свой чемоданчик, невозмутимо поплыла к выходу.

Хаммер, начавший было входить в азарт, теперь чесал свой стояк и озадаченно пялился ей вслед, пытаясь понять, какого лешего его вообще потянуло на эту плоскую бабу.

Глава 20. Дикари и заблудившийся солист

Малой как обычно опаздывал.

Стэн, сжимая сигарету уголком губ и делая неторопливые затяжки, подтягивал шестую струну, когда показалась Лекса. Она, проплыв мимо, легонько пощекотала его загривок в знак приветствия и сразу подошла к новенькому. Стэн, тут же забыв, чем занимается, сопроводил её взглядом, рассеянно крутанув колок против часовой, отчего гитара издала печальный стон, вопрошая о том, что неладное там с ним происходит.

У Стэна был тот же вопрос.

– Лекса меня вчера отшила, – угрюмо поделился Хаммер, встав рядом, и тоже уставился на них исподлобья.

Стэн приоткрыл рот, намереваясь охуеть, но сигарета его опередила, соскользнув с губ и, высекая фейерверк искр, шлёпнулась на бетонный пол.

– БЛЯТЬ, – он нагнулся и подобрал её, прилаживая обратно к губам. – Ты собирался трахнуть Лексу?!

– Ну, нет. Она же меня отшила, – терпеливо повторил Хаммер, не понимая, почему до Стэна не доходит.

Но до Стэна и правда не доходило.

– Как вы вообще пересеклись?

– У Лаки кровоточила жопа, Лекса приехала, чтобы её зашить.

– А с задницей Лаки ты что уже успел сотворить?

– Да ничего я не делал, она уже была порвана!

Стэн, затягиваясь, заебанно закатил глаза. Новенький не успел появиться, а творилось уже чёрте что. Он плотнее сжал губами сигарету, ухватил Хаммера за ворот футболки и, наматывая на кулак, придвинул его к своему лицу на дистанции жаркого поцелуя с тлеющим окурком.

– Лекса – моя, – процедил он, прикусывая фильтр зубами. Сигарета, вторя его словам, угрожающе помотыляла огоньком и обдала клубными дымками обалдевшую физиономию Хаммера.

– ДА ЧТО С ВАМИ ОБОИМИ, – тот психованно вырвался из крученого захвата и потопал к своей установке.

Ну и как было объяснить этому далбаебу – что.

– ТАК ТЫ НЕ ПРОТИВ, ЕСЛИ Я ПОЙДУ И ТРАХНУ ЭННИ, – бросил Стэн, перекрикивая разъяренную барабанную дробь.

Лекса обернулась и смерила его своим пристальным нечитаемым взглядом. Стэн в ответ подмигнул.

– МНЕ ПОХУЙ. ДЕЛАЙ С ЭТОЙ СУКОЙ ЧТО ХОЧЕШЬ, – прорычал Хаммер и со всей дури шарахнул по тарелкам. Лаки, млеющей под нежными руками Лексы, подскочил от неожиданности и тут же взвыл, впечатавшись своей раненой задницей прямо в ребро столешницы.

- НУ ТАК Я ПОШЕЛ?

– Я ТЕБЕ ЩАС ПОЙДУУУУ, – взревел Хаммер и, выскочив из-за барабанов, понёсся на Стэна. Тот только успел в спешке отставить свою гитару, как бешеная туша сшибла его с ног.

Кир, предчувствуя неизбежность быть раздавленным этими здоровенными дикарями, соскочил с дивана в последний момент, но не рассчитав устойчивость своих поддатых ног, пьяным аллюром вскакал в стену напротив и с размаха уебался головой об стеллаж. Уже падая, он протянул руки, рефлекторно хватаясь за полки, и этим обрушил на себя всю хлипенькую конструкцию.

Дэн бросился ему на помощь, но запнувшись об шнур гитары Стэна, во весь свой двухметровый рост растянулся на полу в ногах Лексы и обалдевшего Лаки. И в отчаянии протягивая руки к заживо погребенному под хламом другу, взвыл, не в состоянии до него дотянуться.

– Я ЩАС ТЕБЯ САМ ТРАХНУ, – вопил Хаммер в лицо хохочущего Стэна, заваленного на диван.

Стэн, не прекращая ржать, двинул ему головой в лобешник и хорошенько подпнул, скидывая с себя и возвращая его в вертикальное положение. Хаммер, внезапно очутившись на своих двоих, обратным ходом прогарцевал на пятках, яростно размахивая руками, но так и не выровняв баланса, рухнул на стеллаж, утрамбовав своей тушей и без того придавленного Кира. И ответом ему был предсмертный унылый вой.

Стэн загоготал во всю глотку. Лаки, округлив глаза, цеплялся за Лексу и испуганно смотрел на раскиданные по гаражу тела всех этих далбаебов, трясущихся в конвульсиях цепной хохочущей реакции. Лекса, наблюдая за происходящим с безмятежным видом, обняла его и, прижав к себе, утешительно похлопала по плечу.

Малой так и не объявился. Они орали и галдели весь вечер, но не смогли заполнить ту брешь, которую он образовал своим отсутствием.

– ГДЕ НАШ ГРЁБАНЫЙ СОЛИСТ, – рычал Стэн, когда время начало подходить уже к полуночи.

Будто того и ждал, пиликнул чат.

Малой:

Нос яхты прорезает водную гладь, вздыбливает бирюзовые волны. Солнце искрами рассыпается в брызгах, отскакивающих от бортов судна. Гремит хитовая музыка. На палубе пассажиры, вальяжно раскинувшиеся в шезлонгах, жмурят глаза, подтягивают напитки. Среди них Она, модельной походкой пересекает палубу, поправляет рукой растрепавшиеся на ветру волосы. Придерживает подол трепещущего платья. А я смотрю на неё из-за невысокого ограждения на берегу и влюбляюсь.

Моя прекрасная гигантша на прогулочном катере заходит уже на третий круг по озеру в городском парке.

Дэн: что за солнце светит тебе в одиннадцать ночи?

Стэн: на каком континенте вы упарываетесь черти? репетиция уже заканчивается

Малой: плывём-плывём

Дэн: греби быстрее

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Малой: когда-нибудь я заработаю столько денег, что мы уплывем вместе с ней на собственной яхте

Стэн: на лечение себе заработай баклан

Малой: Гья-Гья-Гья-Гья-Ха-Ха-Ха-Ха

Стэн: ...хотя тебе все равно уже не поможет

Итак, Малого можно было не ждать. Они отыграли еще пару песен под пьяные завывания Кира и решили, что пора по домам.

Стэн отложил свою гитару и зажал Лексу, мечтая сделать это еще с момента прихода.

– Познакомилась с нашим новеньким?

– Познакомилась с его задницей.

– И как она тебе?

– Порванная.

– Мне угадать, что с ним не так?

– Не угадаешь – всё.

Стэн поверх её плеча бросил оценивающий взгляд на пацана – на Лаки-счастливчика, задыхающегося в лапищах душащего его животного. И только сейчас задумался о словах Хаммера о том, что Лекса его отшила. Он протянул руку и погладил её щёку, заглядывая в серые непроницаемые глаза и пытаясь найти в них подтверждение принадлежания ему одному. Лекса в ответ на этот немой вопрос положила свою ладонь поверх его руки, простреливая нежным касанием насквозь. Стэн склонился к ней, почти касаясь этих мягких манящих губ своими. Готовый прижаться к этим губам. Лаки истошно завопил, снова напоровшись раненой жопой на гаражный хлам. Раздался грохот. Хаммер разъяренно мстил стульчику, который посмел своим углом потревожить его раненую зверушку.

Стэн с мычанием опустил голову на плечо Лексы, подрагивая от поступающего психоза.

Ну почему каждый раз. Они как будто ждут момента, чтобы его обломать.

Лекса обняла его за шею и утешительно погладила по загривку. Стэн, даже не видя этих глаз, знал, что они веселятся.

После этого Дэн как обычно уволок Кира. Хаммер утащил полуживого Лаки. Стэн, будучи рад избавиться от своего отбитого батальона, сразу закрыл за ними дверь.

И его обвили нежные руки.

Глава 21. Парк ужасов

Этот день казался особенным с самого раннего утра. Особенной была сама атмосфера, обволакивающая его пеленой нежной истомы. Наверное, потому что двадцать один день истёк вчера, а мёртвый сосед с ножом так и не объявился. Тёплые солнечные струи, играющие бликами на коже; жизнерадостная колыбель внутреннего умиротворения, баюкающая его неторопливыми мелодиями; кошка у крыльца, орущая о собственных чувствах. Он облапал пушистую красотку от ушей до кончика хвоста, скормил ей остатки своего обеда, и, окрылённый, выпорхал с новой работы.

До репетиции было еще несколько часов, солнце ласково выманило его к городскому парку – пункту его вдохновения. Он устроился на любимой лавке, погруженный в мысли о том, что тот сон заставил его порядком понервничать, вися над ним вещей угрозой все три недели. Но время вышло – сон оказался просто сном, а у него в голове вроде как начинали чесаться мистические мотивчики.

Он, погружённый в созидание, карябал зарисовки песни, пытаясь ухватить нечто, просящееся в строчки, и никак не мог подцепить мысль за край. Она всё время ускользала, будто он блуждал по коридору бессознательного, бесконечно проходя через один выход, но не выходя из него. Такой результат ему не нравился. Он всё перечёркивал, скатывал бумажный ком и бросал в мусорку и начинал по новой. Фоном его творческих блужданий урчал мотор прогулочного двухъярусного катерка, круг за кругом бороздящего водный маршрут. Он поднял глаза, полные задумчивой дымки, и завис.

Высоченная красотка в струящемся на ветру платье стояла в самом носу катера и ослепляла своей сутулой осанкой. Малой зачарованно проводил её взглядом и снова уткнулся в блокнот, старательно возвращая сбитую мысль в правильное направление. Катер, сделав полный круг, снова вырвал его из раздумий. Он, машинально реагируя на звук приближающегося мотора, снова оторвал глаза от блокнота и снова завис. Его гигантша дальнего плавания всё еще стояла на носу и печально высматривала перед собой только ей ведомые горизонты. Малой хмыкнул, достал телефон и настрочил сообщение в чат, но оно почему-то зависло. Сеть пропала.

Когда его депрессивная дылда пошла на третий круг, солнце уже художественно тонуло в реке. Река, подожжённая кроваво-рыжим диском, пылала бликующими огнями. Сердце самого Малого пылало любовью с первого взгляда. Такого с ним не случалось уже давно, по крайней мере, месяц. Он убрал телефон обратно в карман, спрыгнул с лавки и пошел в сторону причала встречать свою барышню с последнего рейса. Ему не терпелось с ней познакомиться.

И вот, пять минут спустя, его красотка, облачённая в романтичный сумрак, ссутуленно сходила с катера с лучистой улыбкой, обращенной в его сторону. Малой встрепенулся, словив ее взгляд, и сделал было шаг навстречу, но вовремя замер.

Она прошла мимо и заключила в объятия своего обожаемого пацанчика, который был ниже нее на голову, но это не мешало ему давить голливудский оскал и переливаться всеми понтами радуги, пока его руки блуждали по ее модельно сложенному телу.

Почесывая свое белобрысое гнездо, Малой думал о том, что избежал значительного конфуза.

А еще подумал, что перестань она сутулиться, и ее рост мог бы составить конкуренцию Дэну - оба они были из той лиги людей, на которых нужно смотреть, задрав голову.

Малой обогнул парочку и пошел искать новых развлечений. Гигантша так его впечатлила, что он, погрузившись в раздумья, напрочь забыл про репетицию. В последнее время ему и самому хотелось чего-то более серьёзного и прочного, это новое желание немного пугало, наводило на мысль, что он начинает взрослеть.

Он задумчиво побродил по парку, наткнулся на открытый метательный тир и, опустившись на скамейку чуть поодаль, принялся рассеянно наблюдать за тем, как взрослые мужики с ребячьим азартом лупят ножичками по мишени и не попадают в неё. Он свою мишень тоже упустил.

Его девочка-гиганша в эти минуты выгуливала где-то своего дружка-понтореза, а он сидел здесь в одиночестве и пялился на орущих полуголых потных мужланов с пивными шерстистыми мешками вместо животов. Глядя на них, взрослеть не очень-то и хотелось.

Наверное, он, погруженный в водоворот невесёлых образов, пялился на них слишком долго и пристально, потому что один из этих папаш обратил на него внимание и, потрясывая брюшком, направился в его сторону. Малой, не ожидая от намечающейся компании ничего хорошего, соскочил с лавки и быстрым шагом – намереваясь срезать – свернул на тропинку в лес. Опомнившись, он думал, какого чёрта тут делает, когда его парни уже давно собрались в гараже и по обыкновению матерят его блудливую задницу на опоздание. Это придало ему скорости.

Он в темноте хрустел подошвами по опавшей хвое, а сзади за ним, тяжело похрюкивая, тащился лесной боров. Малой озадаченно обернулся, пытаясь вспомнить, водится ли в городском лесу подобная живность. Но эта особь оказалась прямоходящей и имела человеческие очертания, хоть и расплывчатые. Передвигалась она при этом довольно быстро.

Малой всё это подметил в секунды, перед тем как животина рванула на него и сшибла с ног. Он, падая, приложился головой о землю и ненадолго окунулся в сверкающие белые огоньки. Боров подхватил его под мышки и поволок с тропы вглубь.

Малой, выныривая из волшебного танца лесных фей в жуткую реальность, попытался вырваться, но боров оседлал его, прессуя своей тушей, и приставил нож к горлу. Малой, чувствуя холод металла, прижатого к шее, на мгновение затих. А в следующее мгновение заорал так, что борова от неожиданности подбросило.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– ПОМОГИТЕ. ПОМОГИТЕ ЭТОТ УЁБОК ХОЧЕТ МЕНЯ УБИТЬ.

В каких-то нескольких десятках метров за стеной сосен гоготали метатели. Невдалеке по тропинке прошла компания, сначала стихла, но потом снова вернулась к своему весёлому разговору. Боров вжал свой клинок глубже.

– ОТВАЛИ УЁБОК. КАКОГО ХЕРА ТЕБЕ ОТ МЕНЯ НАДО, – продолжал орать Малой.

Боров пыхтел и, кажется, сам не мог определиться, собирается ли его трахнуть или перерезать глотку. Для первого он был слишком натуральным и стеснительным, а для второго его метательный нож был слишком туп. Сам боров, кажется, был даже тупее своего оружия. Малой брыкался под ним, пытаясь скинуть этот увесистый мешок сала, но только больше постёгивал его к действию.

Боров, одышливо похрюкивая, всё же пришёл к нелёгкому решению познать вкус молодой мужицкой плоти и полез лапами под его футболку. Малой молотил его кулаками по круглым сальным бочкам, но все его удары сводились на нет, утопая в этой подушке безопасности. Боров только захрюкал ещё ретивее и стянул с себя штаны, и Малой почувствовал, как в бедро упирается его воодушевлённый хер, а руки тянуться к его собственной ширинке.

– ПОМОГИТЕ ВАШУ МАМАШУ ДА ЧТО С ВАМИ СО ВСЕМИ НЕ ТАК, – в отчаянии заголосил Малой и после этого не затыкался.

В конце концов, на его истошные вопли набежала стайка любопытных девочек-подростков. Те, прячась за стволами деревьев, принялись щелкать камерами со вспышками. Боров-стесняшка, застигнутый врасплох, вскочил и, придерживая штаны, помчался прочь. А вспышки провожали его сверкающую в темноте голую задницу до тех пор, пока она не скрылась за деревьями. Тогда девочки, осмелев, вынырнули из-за своих стволов-укрытий и окружили Малого, помогая подняться на ноги и привести себя в порядок. Смелость это была или глупость, но они его спасли.

Пиликнул чат. Сеть снова была доступна.

Плывём-плывём.

Глава 22. Попутчики

Малой выбрался с территории «Парка Ужасов и Насилия» и побрёл к освещенному оазису остановки. На репетицию он не просто опоздал, он её вообще пропустил. Парни уже собирались расходиться домой, но после такой прогулки ему совсем не хотелось возвращаться к себе в пустую квартиру. Он решил, что сегодня останется у Стэна.

В кислом восторге от прошедшего дня, он пинал смятую банку газировки и подводил итоги. Если его мёртвый сосед решил с ним разобраться вот так, то налажал по трём пунктам: опоздал на день; подослал к нему не тот объект для исполнения; забыл наточить ему нож. Поэтому Малой чувствовал себя немого помятым и облапанным, но всё еще живым и цельным, а поделенным на куски, как было обещано. Но не мог не признать, что его кошмар оказался в какой-то мере вещим.

Он вскинул руку и начал ловить попутку. Дорога, опустевшая к ночи, проносила мимо редкие машины, но те не спешили останавливаться, а ему всё больше хотелось отсюда убраться.

В кустах что-то затрещало, и он подпрыгнул, испугавшись, что ненасытный боров со своим тупым метательным ножичком вынюхал его по следу и сейчас выпрыгнет, чтобы завершить начатое. Малой заозирался в поисках какого-нибудь оборонительного предмета, но кроме пластиковых бутылок, торчащих из урны, на глаза не попалось ничего. Он хорошенько пнул её, и та, с грохотом завалившись на бок, исторгла всё своё содержимое. Кусты затрещали громче, послышался глухой рык.

Малой со вздыбленной шерстью на руках выхватил из кармана телефон и набрал номер. Нужно было валить, и как можно скорее.

***

В тёплом терракоте гаражных стен Лекса обнимала его за шею, мягко поглаживала загривок и смотрела своими непроницаемыми глазами, вздымая в нем волны желания. Стэн, спровадив своих дикарей и наконец-то оставшись с ней наедине, испытывал головокружительный подъём во всех частях тела. Он прижался к ее губам в ненасытном поцелуе и начал оттеснять к дивану, укладывая под себя.

Он через джинсы тёрся своим потяжелевшим членом о ее промежность, ощущая под собой гибкий жаркий отклик. Губы чувственно топили его в обволакивающем омуте, он оторвался от них и скользнул ниже, покрывая поцелуями шею и расстёгивая пуговицы на ее воротничке. Нежные руки гладили его по спине и стягивали с него футболку, коленки в нейлоне сжимали его бока, пока ступни высвобождались из туфель. Он, вынырнув из горловины, вернулся к ее губам и скользнул рукой под юбку, проникая пальцами под линию ее чулка и обнажая ногу со шрамом.

Протестующе загрохотал телефон. Стэн с рычанием отлип от Лексы и заёбанно завалился на спину, нашаривая в кармане этого гаденького предателя.

***

Он с телефоном у уха снова вскинул палец, когда на горизонте показалась очередная легковушка. Машина чуть замедлила ход, и он, с облегчением распознав такси, сбросил вызов. Из салона ему во все тридцать-два-золотые обворожительно улыбнулись три мохнатые морды, и он с воплем бросился в кусты. Ситуации не спасли даже шашечки.

Водила, проводив его побег погрустневшими глазами, снова набрал скорость. Малой как залетел в своё укрытие, так и вылетел из него, вместо своего борова-любовничка наткнувшись на здоровенную бездомную псину, рыскающую там в поисках еды. Решив, что с ней договориться не получиться, он снова судорожно ухватился за телефон, намереваясь всё же заказать такси, но так и не нажал вызов.

К остановке медленно подъехал зловеще-чёрный седан, он с опаской подошёл к машине и заглянул в салон. Дверь перед ним гостеприимно распахнулась.

Он забирался внутрь, точно зная, что этого делать не стоит. Это был тот самый случай, когда интуиция говорит «беги», но тело продолжает совершать действие, а разум надеется, что всё обойдется. Он, благодарно улыбаясь своим спасителям и разглядывая их, заледенел от тягостного предчувствия. Машина тронулась, плавно отсекая его от того момента, когда какие-то секунды назад он еще не вляпался в полный пиздец.

Их было четверо. Четыре пары глаз, холодные как края бритвы, полоснули по нему, рассекая надежду надвое. Он с обречением откинулся на спинку сиденья.

– Мне бы до следующего поворота, – бросил Малой, имитируя беспечный вид.

Сейчас, рядом с этими ребятами даже боров начал казаться ему очаровашкой. Он захотел выскочить из машины и вернуться к нему, чтобы продолжить их незамысловатые игры в темноте, пахнущей хвоей. Потому что компания, на которую он его променял, источала тяжёлый эфир смертоносности. Но, может, в нём просто скопилось слишком много напряжения. Может, он себя просто накручивал.

Может, он просто начал свой двадцатиоднодневный отчёт не с тех суток.

Они ехали молча, соприкасаясь плечами в тесноте салона, он чувствовал их напряжение, непродыхаемой пеленой застывшее в запертом пространстве. Он начинал задыхаться от подкатывающей паники. На повороте они не остановились. Ни на этом, ни на следующем. Они, вырулив на главную, неспеша катили по ночной дороге в конец города. Туда, куда ему с ними было совсем не по пути.

Он, натянув на лицо беспечную улыбку кретина, выудил из кармана телефон и нажал вызов, в этот раз моля, чтобы адресат успел ответить на звонок.

Напряжение усилилось.

– ГДЕ ТЫ МАТЬ ТВОЮ ШЛЯЕШЬСЯ, – прорычал телефон, на мгновенье возвращая его в ту часть мира, в котором он был в безопасности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Уже подъезжаю к «Дворянскому отшибу», – бросил он, прилипнув к окну и с тоской провожая взглядом проносящиеся мимо городские пейзажи.

***

Стэн убрал телефон от уха и заглянул в экран, проверить не ошибся ли кто номером. Но ему звонил Малой. Хоть голос звучал немного неестественно – будто приглушённый ватой страха.

– Какого хера ты там делаешь? – озадаченно поинтересовался он, возвращая телефон к уху. Лекса, уловив его замешательство, прильнула к нему, тоже вслушиваясь в разговор.

– Я уже вижу твой дом, – невпопад ответил Малой, и он озадачился еще больше.

– У тебя там всё в порядке?

Сам он начал подозревать, что нет.

– Нет, – в унисон его подозрениям выдавил Малой, – я немного опаздываю. Ты же выйдешь меня встретить?

Лекса соскользнула со Стэна, на ходу поправила платье и, обув туфли, в одном чулке, направилась к выходу.

– Уже выхожу, – бросил он в трубку, но в ответ раздался только треньк разорванной связи.

Он открыл карту, отследил местоположение Малого и, подхватив футболку, тут же рванул на улицу. Маячок стремительно проносился мимо «отшиба» в направлении междугородней трассы.

Лекса уже сидела за рулём заведённой машины и ждала его. Он забрался в салон, тяжело падая на сиденье, и Лексус тронулся.

– мммгх… твою МАТЬ… – он не мог сказать, что у него болело больше – яйца из-за очередного облома, или голова из-за Малого, который вляпался во что-то стрёмное. Но со своим стояком он ещё мог справиться, второе было куда хуже.

Он натянул футболку и снова уставился в телефон. Маячок, достигнув городской черты, замер.

И у него замерло сердце. Лекса, бросив быстрый взгляд на карту, прибавила скорости.

Они неслись по центральной дороге, балансируя на грани штрафа, но тащились слишком медленно. В отличии от лихача, на своей легковушке вписавшегося во встречку. Дорога была перекрыта глухой пробкой и мигала двухцветным стробоскопом.

Стэн неверяще смотрел на вереницу машин, перекрывших проезд, и отматывал в голове мысль, раз за разом выбрасывая из неё вариант, что всё это происходит на самом деле. Лекса крутанула руль и рванула в объезд, больше не заботясь о нарушениях. Они были в дороге уже двадцать минут, еще пять лишних минут у них уйдёт на корректировку маршрута. Они были так близко к «Дворянскому отшибу». Но это было слишком долго.

Они вырвались из города, на скорости подбираясь к тому месту, где застыл маячок. Когда они поравнялись с ним, Лексус затормозил, и Стэн вылетел из машины, тревожно всматриваясь в ночную темноту, залитую белым лунным светом. Но не видел перед собой ничего, кроме ровного бесконечного поля, заросшего высокой травой.

Он, в ночной тишине громыхая своим тяжелым сердцем, вынул телефон и набрал номер. Чуть поодаль из травы отозвался резонансом знакомый вой. Он прирос к земле. Лекса сошла с дороги и направилась к источнику звука. Стэн, двигая ногами, потерявшими чувствительность, двинулся за ней.

Они стояли, утопая в траве по пояс, и смотрели под ноги. Экран телефона с именем СТЭН взывал к ним с земли оцифрованным голосом Малого.

Самого Малого не было.

Глава 23. Их было четверо

Он не успел договорить, как рука одного из них – того, что сидел с ним бок о бок, выхватила у него телефон. К тому моменту он уже понимал, что все его мрачные домыслы не беспочвенны. Они везли его за город и явно не на вечеринку. Но он хотя бы предупредил Стэна.

Когда они выехали за пределы, стекло поползло вниз, и его телефон, выпорхнув чёрной пташкой, вылетел в окно и пригнездился в траве, в мгновение оставаясь далеко позади. Вместе с ним из машины выпорхнула и последняя надежда, что Стэн сможет его отследить.

На восьмом километре они слегка замедлились на колдобине, разорвавшей асфальт спасительной пропастью. Он, воспользовавшись этим ничтожным провисанием в скорости, рванул дверцу и, выскочив, волчком прокрутился по асфальту, оставляя на нём клочки своего эпидермиса. Его провертело до самого пологого края дороги, он, подминая под себя длинные стебли, скатился в кювет и растянулся на спине, внутри своей головы всё еще вращаясь в инерции вестибулярного аппарата.

Он слишком долго приходил в себя. Они остановились и вернулись за ним, не желая отпускать. Только в отличии от него, они не выходили из машины на скорости и твёрдо стояли на ногах, а его слишком шатало, чтобы сбежать далеко. Но он всё равно пытался. Пока его не отправили на землю пинком в задницу. Он, падая, хорошо приложился челюстью и лязгнул зубами, беспокоясь, что сломает их. Но они собирались сломать его гораздо глубже.

Он крутанулся, переворачиваясь на спину, и вдарил пинком в живот первому, кто подошёл к нему слишком близко. Снова изловчившись, поднялся на ноги и, набирая скорость, рванул теперь уже в сторону дороги. Они не особо спешили, играя с ним по очереди. Второй нагнал его, когда он уже карабкался по склону вверх. Его ухватили за ноги, и он с размаху впечатался лицом в асфальт. Второй навалился на него, вжимая щекой в бугристую поверхность. И для верности, двинул ему кулаком в ухо, оглушая как рыбёшку. Сквозь чёрно-белое экранное шипение он чувствовал, как с него стаскивают джинсы.

Если им нужно только это, то в его сопротивлении не было смысла. Пусть делают всё по-быстрому и отваливают. Вытраханную задницу, даже истерзанную в клочья, можно залечить. Но не тело, разрезанное на куски. В голове вязким киселём плавали слова мертвяка, обещавшего его убить. Он сопротивлялся только поэтому. Он боялся, что они это сделают.

Он решил не сопротивляться и обмяк. Щека тёрлась об асфальт, сдираясь до кровавых ссадин, кровь во рту из разбитых дёсен собиралась и вытекла кровавой пеной. Остальные трое вышли на дорогу и стояли над ними, наблюдая сверху. Он со своего положения мог видеть только их обувь. И надеяться, что его лицу не придётся ещё ближе знакомиться с их ботинками.

Когда первый с ним закончил, его за волосы выволокли на дорогу и потащили обратно к машине. Он, не понимая, зачем им усаживать его обратно в тачку, снова заартачился и получил кулаком по губам. Но они не дали ему упасть, поддерживая за подмышки и, дотащив до машины, загнули на багажнике.

Он больше не трепыхался, ожидая, когда они с ним закончат. Мимо проезжали редкие машины, выхватывали их светом фар, но даже видя его избитую кровавую физиономию, прижатую к крышке этой консервной банки, не спешили останавливаться.

Он не мог даже рассчитывать, что кто-то сообщит о происходящем куда нужно. Он не мог рассчитывать вообще ни что и ни на кого. Кроме Стэна и своих парней. Но они уехали слишком далеко от того места, где был выброшен телефон. Он боялся, что к тому времени, когда его найдут, от него уже ничего не останется.

А ему так хотелось увидеть их снова

…

Но, кажется, у его новых приятелей было правило не оставлять свидетелей, даже если свидетелем их насилия была сама жертва. Они принялись его избивать. Механика их действий, безмолвие, с которыми они всё это проделывали, просто его обезличивали. Он был всего лишь их очередной скучной игрушкой, их рутиной, они хотели побыстрее с ним расправиться и выкинуть.

Он, лёжа на асфальте и сжимаясь в комок, прикрывал свои самые уязвимые места, но с каждым ударом эта защита теряла всё больше смысла, погружая его в тёмное бесшумное ничто. Проваливаясь в темноту, он выхватил последние чёткие кадры.

Чужие региональные номера…

Алые борозды под глазами одного из них...

Их было четверо...

Если бы он мог сказать об этом своим парням…

***

Когда они выбрались обратно на дорогу, заметили, что в поле, там, где они прошлись, трава примялась, оставляя протоптанные чёрные тоннели. Это навело их на мысль, что телефон просто выкинули. Но вопрос о том, где Малой, теперь давил на них с большей силой. Внизу живота набухал тошнотный ком неизвестности.

Он шёл вдоль дороги, напряжённо всматриваясь в придорожные кусты в поисках таких же тёмных провалов, в поисках хоть каких-то следов, но и не рассчитывая, что увидит хоть что-нибудь. Лунный свет полного холодного диска заливал полевые просторы, которые сейчас казались уничтожающе огромными. Он не знал, стоит ли вообще искать здесь, или его увезли намного дальше. Но найденный телефон магнитом удерживал их в своём радиусе, не давая запрыгнуть в машину и рвануть в неизвестность, на которой не было ни единого отпечатка, оставленного им для них. Поэтому он продолжали идти вперёд, с каждым шагом утрачивая надежду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лекса, идущая следом, снова выводила его из себя своим каменным спокойствием. Он развернулся и вцепился в её плечи, желая стряхнуть с нее это вымораживающее бесстрастное молчание. Но тело под его ладонями оказалось будто высеченным из камня, каждая ее мышца была натянута до предела. Лекса перехватила его руку своими тонкими пальцами и сжала.

– Нужно его найти.

У Стэна от этой фразы, произнесённой мягким безэмоциональным голосом, по загривку прошёлся мороз.

Что именно они должны найти – Малого или то, что осталось от Малого?

Он замер, боясь ступить шаг и рассыпаться, Лекса обошла его и продолжила их путь вникуда и внедлячего. Он отлепил подошвы и двинулся следом. Он мог бы позвать Малого, мог бы орать до тех пор, пока не сядет горло. Он молча шёл за Лексой и вглядывался в тени, боясь, что крикни он в ночь – сойдет с ума в тот же самый момент, когда ему отзовётся тишина.

Они шли уже больше часа. Лексус остался далеко позади. Они делали всё неправильно.

Лексе нужно было ехать за ним, а не идти рядом, но когда они только начали путь, ещё не знали, сколько пройдут вот так. А теперь возвращаться за машиной было слишком поздно. Да и просто возвращаться. Они уже давно шли только для того, чтоб идти, и уже ни на что не надеялись. Просто совершали действие ради действия. Этот бесплотный поиск давно пора было прекращать.

Она шла в своих мягких кожаных туфлях на низком каблуке, а он выл от одной только мысли, что будь они неудобными, она бы уже давно вернулась в машину, а не тащилась с ним по этому бесконечному бессмысленному маршруту, который уводил их все дальше от надежды в бесконечный бессмысленный тупик. Если бы она сказала, что устала, им бы пришлось вернуться. Но она шла молча, подстраиваясь под его темп, и от этого было только тяжелее.

У него были стальные нервы, способные выдержать любую женскую истерику, но эта девка своим отмороженным спокойствием просто уничтожала всю его выдержку. Было бы легче, если бы она истерила. Тогда бы он смог сосредоточить мысли на ней, а не на том, что крутилось в его голове сейчас.

Он думал том, как они будут возвращаться обратно к машине, пройдя уже около десятка километров, но не хотел думать о том, что им придётся возвращаться без Малого. Он продолжал идти вперёд, внезапно осознав, что уже просто не может остановиться. Лекса начинала немного подтормаживать от усталости.

Он думал о том, что им нужно вместе вернуться к тачке. Потому что по одиночке это сделать было невозможно.

Он думал о том, что их шествие продолжится до тех пор, пока тело одного из них не исчерпает свои лимиты.

Он думал о том, что ещё немого, и Лекса не выдержит. Тогда у них не останется выбора, кроме как вернуться к машине, а после начать всё заново. Но Лекса продолжал идти. Поэтому продолжал идти он сам.

Еще полчаса спустя, в высокой придорожной траве, далеко впереди, в ночном белом свете, дымкой зрительного обмана мазнул силуэт с белобрысой макушкой.

Он, не веря в то, что видит, рванул вперёд.

Глава 24. Просто хочется жить…

Он выплывал в реальность по кускам. Тело, раздробленное на осколки, просыпалось вместе с ним, начиная отравлять его болью часть за частью. Он лежал в кювете, сброшенный ими с дороги, как мясной мусор, мешающий движению, и смотрел в полный диск луны, взирающей на него своими холодными безразличными глазищами-кратерами.

Они решили, что закончили с ним, поэтому оставили. Но для мертвяка он испытывал слишком острое желание покурить. Он достал из кармана пачку, такую же измятую, как и он сам, отыскал уцелевшую сигарету, и, с трудом удерживая её в непослушных руках, щелкнул зажигалкой, высекая из неё маленькое тёплое пламя.

Он поднял руку и, пуская в небо дымные облачка, разглядывал внутреннюю сторону своего правого предплечья. Смотрел в эти чёрные провалы вытатуированного черепа. Они взирали на него слишком пристально, даже более тёмные, чем сама ночь. Они начали его раздражать. Тогда он докурил и вдавил окурок в глазницу, чувствуя, как под кругляшком тлеющего табака расползается органическая ткать. С шипением, с ароматом паленого мяса, приправленного специями табачного дыма и полевых трав. Он откинул окурок и подкурил новую, снова вдавил сигарету, теперь во вторую глазницу. С руки на него смотрел безглазый череп с обугленными розовыми провалами вместо глаз.

Он делал так и раньше – столько раз, что на самом дне глазных впадин сквозь истончившуюся плоть уже, казалось, начинала проступать кость. Когда он не мог справиться, всегда тушил сигарету об руку, а после того, как спадала корочка, забивал ее новой татуировкой. Вся его рука ниже локтя уже давно превратилась в бугристое татуированное полотно.

Он поднялся на ноги, на грани сознания от подкатывающих болевых валов, и побрёл обратно в сторону города, с каждым шагом теряя уверенность в том, что хочет вернуться. Он остановился над осколками битого стекла, мерцающими среди травы, и смотрел в калейдоскоп стеклянных фрагментов с его собственным битым отражением. Потом подобрал один осколок, особенно острый, и решил, что неплохо. Занёс его над правым предплечьем. И понял, что из-за татуировок не видит вены. Тогда он переложил стекло в другую руку. И понял, что не сможет резать правой вдоль левой.

Он отбросил стекло и снова подкурил. Наверное, потому что просто хотелось жить. Даже несмотря на боль. Он выкарабкался на дорогу, уселся на самом её краю и начал ждать Стэна.

Бесконечность спустя вдалеке замаячили две знакомые фигуры, а он даже не поверил, что видит их на самом деле. До тех пор, пока одна фигура не отделилась и с грузным топотом не помчалась на него.

Малой сидел на краю обочины, скрытый стеблями диких цветущих трав. Стэн опустился рядом с ним на колено и положил руку на плечо, заглядывая в лицо, изметеленное в кашу.

– Это были они… – прохрипел Малой безжизненным, опустошённым голосом. – Это они убили Ольгу.

Стэн, пропуская через тело леденящий разряд, схватил его и прижал к груди, благодарный этим уродам просто за то, что они не убили и его.

– Мне нужно его осмотреть, – Лекса мягко отстранила его и пробежалась руками по телу Малого, пальцами-рентгеном просвечивая все его злоключения. Трещины в ребрах, отбитые почки, сотрясение мозга, лицо – сплошное кровавое месиво. Но единственным непоправим оказались два выбитых зуба, всё остальное можно было залечить. Эти уроды обошлись с ним довольно нежно. Если бы, теряя сознание, он не выглядел как пережёванная сарделька, всё могло быть куда хуже. Но его измочаленная физиономия выглядела достаточно убедительной – она убедила их, что он мёртв.

– Нужно о них сообщить. Ты хорошо их запомнил?

– Слишком хорошо, чтоб забыть.

– Пойду за машиной, – тяжело выдавил Стэн, но не мог сдвинуться с места и оставить их здесь одних.

Лекса мотнула головой, подгоняя его, и он нехотя оторвал подошвы от асфальта, но тут же набрал скорость, с каждым шагом желая вернуться как можно быстрее и покончить с этим. И не заметил, как перешел на бег.

Час спустя он уже выбирался из тачки. Обратная дорога заняла у него намного меньше времени, может, потому что больше не тяготила неизвестностью. Малой в поверхностной отключке лежал на коленях Лексы. Они аккуратно растормошили его и помогли забраться в салон. Лекса хотела вернуться за руль, но Стэн остановил её и сам занял водительское кресло. Она и так слишком долго держалась молодцом. Вот только ночь еще не закончилась.

Они возвращались домой. Малой спал калачиком на заднем сидении, и его совсем не хотелось возвращать в этот тёмный мир.

***

Он сидел на лавке и курил. Сырный диск луны уже скатывался к горизонту и зловеще скалился, топя мир в предрассветной плотной темноте. Лекса, дождавшись, когда Малой погрузится в сон под действием обезболивающих и седативок, вышла во двор. Он перевел взгляд на ее босые ступни и, подхватив ее ногу, поставил к себе на колено. Одна ступня была грязной от дорожной пыли, вся в лопнувших мозолях. Она прошла восемь километров в туфле без чулка, стерев ногу до крови. И если бы этого не сделала, они могли его и не найти.

Он, массируя пальцы на ее ноге, прижался губами к сгибу колена со шрамом. Отшвырнув окурок, другой рукой скользнул по ноге вверх, отодвигая подол платья и обнажая бедро. Тепло ее кожи будило в нем желанье отогреть себя от холода и темноты этой кромешной ночи, иглами напряжения истыкавшей все его нервы за каких-то несколько часов. Он, кусая ее живот через платье, запустил руки под юбку и с трескучим рывком разорвал на ней трусики, наполняясь животной потребностью быть грубым. Прижался к соединению ее ног, хорошенько смачивая ее языком, потому что сама бы она вряд ли смогла намокнуть. Для этого она была слишком уставшая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он резко поднялся, подхватывая ее на руки. Кажется, он впечатал ее слишком сильно, потому что из ее груди вырвался рваный выдох. Она обнимала его за шею, он расстегивал свои джинсы. Он вжимал ее в стену своего дома, вбиваясь звонкими грубыми шлепками. В переулке слышались чьи-то быстрые шаги, но внезапно стихли. Кто-то смотрел на них сквозь бреши в заборе. Она повернула голову и прижала его к себе плотнее, вцепляясь в его волосы и не сводя взгляда с ограждения. Нервировало ее это или заводило, но теперь двигаться в ней стало ещё легче. Он ускорил темп, продолжая заполнять тишину спящей улицы своей дикостью. В какой-то момент Лекса сжалась в судорогах, приближая к оргазму и его.

Кто бы не стоял по ту сторону забора, теперь тоже знал, с каким безэмоциональным лицом она кончает. Он аккуратно отпустил ее и, утыкаясь вспотевшим лбом в ее плечо, заправил член в штаны. Снова послышались шаги, уже не такие уверенные, какими были. Кому-то явно мешали потяжелевшие яйца. Он опустился на лавку и снова подкурил, чувствуя, как легче стало дышать.

После этого Лекса немного странной походкой прошла в дом, скинула с себя всю одежду и, укрывшись лёгким пледом, сразу уснула в кровати рядом с Малым. А он все сидел во дворе, вертел в руках ее изорванные трусики и ждал рассвета, который не хотел наступать слишком долго.

На следующий день Малой, проснувшись в объятиях голой красотки, решил, что все-таки умер и вознёсся в рай. Но хмурая невыспавшаяся рожа демона, показавшегося в дверном проёме, быстро спустила его с небес в преисподнюю.

Глава 25. Малой

Ему было десять, когда он понял, что просто не может их любить.

Двое этих алкоголиков, сонными мухами ползающие по квартире, были безобидными и добрыми, и любил его, даже сквозь свое бесконечное опьянение помня, что он их сын. Но сам он никак не мог заставить себя испытывать к ним хоть что-то тёплое. Они не отравляли ему жизнь, просто делали её безрадостной. В восемнадцать он не выдержал и ушёл из дома, сам не зная, куда приткнуться. У него была работа, были деньги, но не было места, которое хотелось бы назвать домом. Все его быстротечные обрывочные связи не заполняли пустоты внутри, а только больше ее увеличивали.

Вместе с пустотой процветала и его тяга к самоповреждению. Он ненавидел себя после каждой сигареты, затушенной об собственное тело, в очередной раз обещая самому себе, что эта последняя. Но проще было бросить курить, чем избавиться от этой склонности. Но этим он хотя бы прижигал раны в своем сердце, а не резал подводящие к нему кровеносные трубки. Поэтому продолжал жить, зная, что возьми он однажды в руки что-то острое, а не тлеющее, то это станет началом его конца.

Настал момент, когда он остался без денег, выброшенный на улицу своей очередной пассией. Его не испугала перспектива остаться без ночлега – для этого он был слишком оборзевшим. Но новый разрыв в отношениях привел к мысли о том, что всё бесполезно. Похоже, вся его жизнь струилась в одном направлении, которое не вело ни к чему, кроме одиночества.

Он блуждал по городу, ища место, где бы мог приткнуться на ночь, но все пути неизбежно подводили его к знакомым районам. Он забрёл в переулок и, проходя мимо частных домов через дорогу от своего родного квартала, готовил себя к тому, что спустя год скитаний, ему придётся вернуться к ним.

Эта электрогитара звучала так дико, что он, забыв обо всех своих злосчастьях, завороженно двинулся на ее звук.

Стэн, брошенный после двинутых отношений, сидел на лавке во дворе и истязал свою гитару, не зная об кого разъебать ее корпус, чтобы сменить одно чувство потрясения на другое. Он уже был близок к тому, чтобы ухватиться за гриф и начать хуярить ею об стену, превращая свой инструмент в такую же гору ненужного хлама, в которую его самого превратила эта сучка.

От яростной горечи он взял не тот аккорд, посылая всю композицию к чертям, и застыл, уставившись на белобрысую шевелюру, взметнувшуюся над забором. Какой-то шкет в белой майке запрыгнул на его ворота и, пригнездившись на них, как на родном насесте, весело таращил на него свои голубые блядские глазёнки.

– Лети отсюда, баклан, здесь нет твоих пернатых приятелей, – рыкнул Стэн, раздражённый тем, что излияния его разбитого сердца так бесцеремонно прервали.

– Гья-Гья-Гья-Гья-Ха-Ха-Ха-Ха, – загоготал шкет, безупречно подражая воплю чайки, но вместо того, чтоб улететь, спрыгнул во двор, подошёл и с беспечным видом плюхнулся на лавку рядом. – Я Малой, – представился гость, лучезарно скалясь.

– Канстантин, – буркнул он в ответ, охреневая от такой наглости.

– У твоей басухи отменное звучание, Стэн, – восхищённо выдал Малой, тут же заработав себе билет на ночлег. И в бессмертие в целом.

– Нобоков, – добавил Стэн, ещё косясь, но уже проникаясь им.

– Ладно, – Малой, перегнувшись через него, подхватил с лавки его пачку сигарет и подкурил, налегая грудью на его колени.

– Я не по парням, – снова буркнул Стэн, сразу отшивая все его блядские подкаты.

– Я тоже, – отозвался Малой нет-проблем-голосом и, приняв вертикальное положение, прижался к его боку. Стэн, потея и нервничая от его дружелюбия, решил поверить на слово парню, который лип к нему и выглядел как пидор, но, как оказалось, и вправду им не был. Всего лишь тот же обманчивый типаж, что и у Ольги.

Этот диалог и стал поворотным моментом для всей их группы. Он просто не мог выкинуть со своего двора парня, подарившего ему это имя. К тому же оказалось, что этот пернатый умеет не только Гьякать, но еще и обладает качественным вокалом. Так что весь вечер они дуэтом уничтожали психику соседей, обожая друг друга всё больше и больше.

– Мне негде ночевать, – поделился Малой.

– Без проблем, сарай твой, в нём даже есть картошка, если захочешь поужинать, – бросил Стэн и, не дожидаясь ответа, скрылся в доме.

Малой, растроганный его гостеприимством, порылся в сарае, натаскал дров в середину огорода, нарвал свеженьких овощей и зелени, и принялся запекать картофель прямо посреди грядки, не разглядев в темноте, что там пытались произрастать хиленькие редисочки. Он уже перекатывал по земле одну из картофелин, пытаясь её слегка остудить, когда за спиной раздался озадаченный голос Стэна.

– Малой, я пошутил.

Малой, слегка испугавшись, что хозяин передумал предоставлять ему свой кров, посмотрел на него такими жалостливыми глазами, что Стэн расхохотался.

– В дом лети, баклан, я приготовил тебе комнату. А ужин можешь прихватить с собой, – и Стэн заржал ещё громче. Вот тут Малого и прошибла слеза.

На следующий день его никто не выгонял, а он не торопился уходить, обосновавшись в доме и незаметно врастая в их семью, как будто всегда был её частью.

Чем больше его обожала сестра, тем больше нервничал зять и в один прекрасный день поставил на их смежную дверь засов. Так что Малой начал обитать только в одной части дома, а Стэну теперь приходилось совершать обходные маневры, чтобы попасть в дом к сестре. Но всё это его не особо напрягало. Уже через неделю он задавался вопросом, как они вообще раньше жили без Малого.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но у зятя и здесь было другое мнение, потому что после очередного ночного налёта на его грядки, он начал возводить забор, огораживающий его часть дома от белобрысого баклана-вредителя. Но он еще не знал, что скоро к этим двоим присоединится целая шайка, и одним забором он от этой отбитой компании не спасётся.

Зять, строя им гараж, сам того не подозревая, закладывал фундамент, на котором и возводилось нечто большее – нерушимое – их группа. А Малой был цементом, стягивающим их, кирпич к кирпичу, друг с другом.

Он прожил у Стэна почти год, когда узнал, что родители, один за другим уплыли по алкогольной реке в лучший мир. Но не почувствовал ничего, кроме облегчения. Его любовь ко всему живому была неисчерпаемой. Он не смог полюбить только их.

Он вернулся в свою квартиру в хрущёвке, за год привел её в порядок, но настоящим его домом был Стэн.

Глава 26. Она и не Она

Понедельник, 7.00 АМ

–

ТОЛЬКО МЫ С КОНЁЁЁМ, - затягивали соседские стены, - ПО ПОЛЮ ИДЁЁЁМ, - и Малой просыпался.

– YOU CAN`T FUCKING STOP ME, - орал в ответ Эрмида из собственных динамиков, перекрикивая заунывный дедовский будильник.

– Ну йомана.

Каждое утро Малой выныривал из второй фазы прямиком в грохот реальности под лютый баттл этих двух несочетаемых жанров. А вместе с ним, вздрагивая от психоза, просыпалась и вся хрущёвка.

Он лежал в кровати, не желая покидать ее теплых объятий.

Всё было таким утренним, таким

томительно сладким, что захотелось перевернуться на другой бочок, послать повседневность к черту и снова отрубиться. Но мысли о рабочем понедельнике заставили его

похрустеть суставами и выбраться из койки.

Он воодушевлённо выпорхал из дома в промозглое октябрьское утро и поспешил к остановке

, набитой утренней партией рабочих. И сел в автобус.

Поверхностные раны Малого под надзором Лексы затянулись довольно быстро и без особых последствий, но внутренний страх теперь жил в каждом из них.

Все они знали, что когда-нибудь он сядет не в ту машину, но не могли и предположить, что в этой машине будут сидеть убийцы Ольги. Те будто нацелились на их группу, решив истребить одного за другим. Первое время они ходили шокированные, не решаясь даже про себя задать вопрос, что было бы, если...

Но Малой остался жив, этого было достаточно.

Его показания слились в бермудский треугольник глухих дел. Всё, что они узнали – он и Ольга были не единственными жертвами, а значит, и не последними. Потому что эти психопаты охотились на неформалов.

Малой ходил и беззаботно улыбался, сверкая беззубым ртом, но теперь ездил на автобусах, шарахаясь от машин, даже слегка сбрасывающих скорость у него за спиной. Они налажали, не рассчитав его живучести, но если бы узнали, что их мертвячок – бодрячком, быстро бы это исправили. Страх, заложенный ими в него, не исказил его светлого мира, но сделал его более осмотрительным.

С трёх зарплат ему удалось скопить на первый имплант, и прореха в его челюсти должна была скоро сузиться, но за это время он как-то отощал – не то от пережитого, не то от недоедания. В остальном он был в порядке.

Сложнее было с Киром – сначала они не знали, как ему сказать, а потом не знали, как его успокоить. Его собственные раны, приглушенные неумолимым потоком времени, взвыли по-новому. И теперь он ещё глубже ощущал своё бессилие.

Убийцы Ольги… Убийцы Ольги… Убийцы Ольги…

Убийцы его Ольги были реальностью. А сам он был оборванным отблеском её оборванной жизни.

Он либо глушил свои растревоженные раны серотониновыми обезболивающими, пожирая антидепрессанты и погружаясь в колебания беспричинного счастья, либо просто пил, заливая в себя литры анестезии и беспамятства.

Он блуждал по коридору, пытаясь не заблудиться в пятнах вымышленных картин… на него смотрели их белые лица на стянутых масках… крик оплетал его горло, поднимаясь по капиллярам булькающего кровоснабжения, а сам он терялся в складках собственного рта, всё время спотыкаясь о зубы и роняя речь…

Кир вырвался из сна, обнаружив себя прижимающим к груди пушистый хвост, и с явным чувством, что нёс какую-то околесицу. Рядом лежал Дэн, во весь рост вытянувшись на своей огромной двуспалке и, подперев подбородок кулаком, читал конспект. И бессовестно ржал, поглядывая на его сонную рожу. Кир потянулся, сгоняя с тела оцепенение, и как бы невзначай смачно заехал ему по уху.

– И тебя с добрым утром, – Дэн весело поправил кошачьи уши и снова переключил внимание на конспекты.

За октябрьским окном было темно ровно на столько, что это могло быть как семь утра, так и семь вечера. Но в семь утра Дэн бы собирался на учёбу, а не готовился к ней, нацепив эти пушистые уши-локаторы, усиливающие активность его мозговых волн.

Кир лежал, обнимая хвост и почёсывая сосок, и пытался вспомнить, что опять за херня ему снилась, но она уже растеклась по памяти радужной интерференционной лужей, которую он окончательно с себя стряхнул, перекатился через Дэна, запихнул хвост ему в штаны и, спустив ноги с кровати, поплёлся в ванную.

После вчерашней пьянки, которую они закатили в гараже, не хотелось возвращаться в свой пустой дом и перечеркивать всё веселье его равнодушным молчанием, поэтому они поехали к Дэну, и он продрых здесь до самого вечера, ощущая теперь себя не то выспавшейся котлетой, не то бодреньким зелёным маринадом, но получасовой прохладный душ быстро привёл его в состояние человека.

Он вышел из ванной, обматывая бёдра полотенцем, и тут же его выронил, потрясённо застыв. Перед ним в дорогой чёрной рубашке, накинутой на обнажённое роскошное тело, стояла его Ольга.

Это была и она, и не она, они был и похожи, и не похожи. Но она стояла напротив него и своими голубыми глазами-бриллиантами с интересом разглядывала его член. Он стоял зачарованный и не мог отвести взгляда. Она, поправляя рубашку, скользнула рукой по борту, обнажая себя чуть больше. Он отмер, поднял полотенце, вернулся в ванну, закрыл за собой дверь и ещё раз хорошенько умылся ледяной водой, стряхивая с себя остатки похмельного наваждения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но когда вышел, она всё ещё стояла там, выжидательно облокотившись спиной о стену напротив, и, выставив коленку, водила пальцами по бортику рубашки, приоткрывая для него соблазнительный вид. И снова он замер сражённый. Протянул руку вперёд, и она сделала то же самое, сексуальным движением отзеркаливая его жест. Он дотронулся до кончиков наманикюренных пальцев, ухватываясь за её материальность, и рухнул перед ней на колени, обхватывая её бёдра и утыкаясь взглядом в лучшую часть её тела.

– Выходи за меня, богиня, – выдохнул он зачарованно.

Она качнула коленкой, и часть тела, приоткрыв уста, вроде как выразила своё согласие. В этот момент они решили опустить формальности и сразу перейти к брачной ночи.

Дэн, погружённый в экономику, даже не успел понять, что происходит, как в его комнату ворвались и придавили, повалившись на кровать, два голых тела, извивающихся в страстном танце голода и жажды. Он отбросил конспект и накрыл голову подушкой, желая исчезнуть из поля её зрения, пока её руководящему органу не пришло на ум и его втянуть в эту эро-коллаборацию.

Но они были слишком увлечены друг другом, чтобы его заметить. Кир, за полгода забывший вкус женского тела, пожирал её кожу жадными поцелуями и тонул в ней, с каждым рваным толчком увязая всё глубже. Она не была Ольгой, но была на нее похожа. И была такой тёплой, даже обжигающе горячей. Она пахла не цветами, а дымчатым дорогим парфюмом, но она была живая и источала ароматы жизни. Вместе с ней оживал и он.

– ХВАТИТ ТРАХАТЬСЯ ПРЯМО НА МНЕ, – не выдержал Дэн, отшвыривая подушку и пытаясь их с себя скинуть, но сразу пожалел. Она про него вспомнила.

Тогда она завалила Кира на спину и, оседлав его, начала двигать бёдрами, пробираясь ладонью под футболку Дэна и скользя по его спине вверх. Ухватив его за шею, она пригнулась и прошлась по его слуху своим грудным сексуальным голосом.

– У тебя слишком хорошо получается быть третьим, чтоб лежать тут без дела.

Она хорошо это знала. Неделю назад Мига притащил её домой, тогда они развлекали её втроём и всё равно смогли удовлетворить только частично. Ей и сейчас было мало. Дэн сомневался, что хочет повторения, но потяжелевший член перевесил в её пользу. Он, побарахтавшись на кровати, стянул с себя одежду.

Они трахали её по очереди, так же как это делал его старший брат со своим лучшим другом. Но Кир сейчас видел перед собой Ольгу и был в замешательстве от того, что они делят её на двоих, а сам Дэн видел в ней только ненасытную бездонную блядь, коей она и была.

Хлопнула входная дверь, знакомый голос проехался по его нервам электрическим разрядом. Он закрыл глаза, под веками оставаясь один на один с радужками цвета бледных волн. Он качался в этих волнах, плавно подходя к пределу, но потом заголосил Мига и всё обломал.

Он дотрахивал её, обходя свои запретные фантазии и больше не рискуя погрузиться в них снова. Выныривать после них в реальность было слишком больно. Особенно теперь.

В конце концов она выжила их них обоих все соки и вернулась к Миге.

– Девочка, ты ошиблась комнатой, – раздался его возглас из гостиной.

– Не ошиблась, у твоего младшего брата тоже есть лучший друг.

Его лучший друг лежал, обнимая подушку, невидяще пялился перед собой и пытался осмыслить, что это вообще было. Но всё, что понял, что теперь не проживёт без неё и дня.

Дэн, смотря на его отрешённый вид, сидел на краю кровати и растерянно чесал за ухом. Она проторчала у них всю неделю, но вчера, когда он выходил из дома, она вроде тоже собиралась уходить. Он не ожидал встретить её здесь снова, и ещё меньше хотел, чтобы они пересеклись с Киром.

Но это произошло.

Он поднялся с кровати, натянул джинсы на голое тело и, выйдя в холл, заглянул в гостиную. Наблюдая за ними, облокотился плечом о стену и в тихом ритме безысходности настукивал по ней своей головой.

Дун… Дун… Дун… – впечатывался он виском в её поверхность.

На девятый «Дун…» глаза цвета бледных волн заметили его и посмотрели в его сторону. Тогда он с особым чувством, с разворота, приложился лбом о стену и, пропахав плечом, потащился обратно в комнату. Но и там дела обстояли не лучше. Кир пребывал в мире своего счастливого охуевания и не спешил его покидать.

Дэн сидел у подножья кровати, уткнув лицо в ладони, и грыз себя мыслью, что совершил охрененную ошибку, притащив сюда Кира. Но настоящей ошибкой было привести её в гараж. И эту ошибку совершил уже сам Кир.

Глава 27. Пенистая вечеринка

Эти меренговые шершни выплывали из тумана его сознания и ммм....

– ...ммм… – он проснулся, отчаянно хватаясь кончиками пальцев за обрывки сна, и не удерживая их.

В окно бились осенние запоздалые мухи – эти толстые дикие измельчители его спокойствия. Он сонно смотрел на них, все больше раздражаясь и, желая запустить в стекло чем-нибудь тяжелым, спровадить их наружу.

Кир выбрался из кровати, почёсывая лохматую болящую голову, в ванной привел свою опухшую физиономию в порядок и уже хотел пойти позавтракать бокальчиком чего-нибудь крепкого, когда позвонил Дэн.

– Я думаю, мне надо в больницу, друг, – услышал он голос, тут же заморозивший волны его похмельной качки.

– Сейчас буду, – бросил он коротко и, разъединившись, вылетел из дома.

Его Москвичонок в предчувствии своих последних дней стал слишком капризным, но Киру не хотелось с ним нежничать, ему хотелось быстрее добраться до друга. Потому что его голос звучал пугающе. Он, грохоча старой дедовской тачкой, почти час добирался до района дорогих новостроек. Дэн вышел к нему бледный, подобный первой предрассветной тени, и поддерживал свою распухшую кисть правой руки. У Кира побелело в глазах.

– Что с тобой случилось?

С Дэном случился старший брат.

Об остальном можно было даже не спрашивать. Они сразу поехали в больницу. Еще два часа они проторчали в коридоре, пытаясь вклиниться на рентген, пока, наконец, Кир, полный аморального противоречия, не затолкал Дэна в кабинет, наплевав на очередь, состоящую из нескончаемого паровозика горемычных бабушек.

– А что, если они сломаны? Что мне делать, если они сломаны? – спрашивал Дэн снова и снова. Результаты готовились невыносимо долго.

Кир не мог даже представить, что двигало Мигой в тот момент. Но представлять было нечего, в голове этого далбаеба было просто пусто. Об этом знали все, даже Дэн. Но если раньше он, полный уважения и любви к своему старшему брату, спокойно воспринимал его психованные побои, то теперь и сам понимал, что этот мудак перешёл черту.

Вот урод

, – вертелось у Кира на языке. Но не мог же он назвать уродом старшего брата своего лучшего друга. Поэтому он молчал, не зная, как вообще поддержать его в такой ситуации.

Тогда Дэн начал биться головой об стену.

Кир шагнул к нему, чтобы остановить, но в этот момент дверь рентген-кабинета приоткрылась.

– Бенниарри, – пророкотал голос, и Дэн замер. – Данте. Бенниарри.

Он, пошатываясь, подошёл к кабинету, взял из высунувшейся в проем руки пакет с результатами, застыл, глядя на заключение, будто на приговор, и разрыдался.

Переломов не было.

– Пойдем. Дэн, давай, друг, пошли отсюда.

Кир уводил этого двухметрового плачущего парня, которому сам был по плечи, но под рукой чувствовал маленького беззащитного ребенка. Беззащитного перед своим старшим братом. Мига и раньше избивал Дэна, но его кулаки были безобидными. В этот раз он превзошёл сам себя.

Топтать ногами пальцы музыканта…

– Кир содрогался от одной только мысли.

За две недели ушиб сошёл, и Дэн вернулся в строй, но удар, нанесенный ему братом, был куда сокрушительнее. Они, приторможенные его восстановлением, снова начали вливаться в привычный ритм и теперь звучали как-то по-другому. Стэн тревожился, поглядывая на Дэна, но, кажется, стычка с братом только придала ему запала, делая игру более насыщенной. Он не терял уверенности. Вырываясь из-под контроля Миги, он ее обретал.

Они решили, что было бы неплохо это отметить и закатить пьянку. Но не подозревали, что их запланированная вечеринка станет тематической.

– Почему твои члены стоят на пороге? – поинтересовался Дэн, разглядывая коробку, полную секс-игрушек, с которыми внезапно рассорился его старший брат.

– Потому что я не хочу их видеть, – раздался в ответ раздраженный рык.

Дэн почесал пальцем висок, выудил мысль и, озарённо подхватив коробку, вывалился из дома.

Дэн: инструменты готовы к делу и ждут нашего большого парня

Хаммер: сегодня у нас пенистая вечеринка

Стэн: ты хотел сказать пенная

Стэн: далбаёб

Хаммер: нет пенистая

Хаммер: далбаёб

Лекса: ну что сладенькие мои далбаёбы порезвимся этой ночью «чмок»

Дэн: чмок

Хаммер: чмок

Стэн: верни телефон баклан

Лекса: Гья-Гья-Гья-Гья-Ха-ХАЫГЫХХХ

Стэн: …

Лекса: вернул

Лекса: чмок

Малой: чмок

Стэн: Малой бля

Малой: ок ок.

Стэн: выхожу

Он поспешно расправился со своим заказом, страшась представить, что там эти кретины творят в его отсутствие, но ещё больше нервничал из-за того, что Лекса во всём этом участвует. Он твёрдым быстрым шагом пересёк переулок и замер на пороге гаража, сражённый развернувшейся Кинки-пати.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Говоря о пенистой вечеринке, он представлял далеко не это, но Хаммер оказался прав – это было именно тем, чем было.

Хаммер, нацепив на бёдра огромный страпон, расхаживал по гаражу и размахивал своим гигантским искусственным розовым членом; Дэн, нацепив на себя кожаные браслетики и кошачьи уши, запихал в джинсы анальный пушистый хвост и брынчал по струнам эрекционным кольцом-медиатором; Кир с дивана стрелял по мишеням из заведённого двойного вибратора, нажимая на курок-отросток. Малой в кожаных штанишках и голый по пояс, с бусами крупных анальных шариков на шее, скакал по гаражу с микрофоном-фаллосом и виртуозно тамадил, сверкая зубной прогалиной.

При виде Стэна, они застыли и выжидающе на него уставились.

– Я не буду в этом участвовать, – отрезал Стэн и отшагнул было обратно. Но они смотрели на него так разочарованно, что он не выдержал и сразу сдался.

Стянув с себя кофту, он накинул кожанку на голое тело и ублажил их тем, что, подцепив из коробки кожаную дерзкую кепочку, водрузил её на голову, а затем к байкер-бой-ансамблю семидесятых добавились и солнечные очки. Он, прикусывая сигарету и скаля зубы, похлопывал плёткой по ладони и осматривал их, раздумывая, кого из своих проказников отшлёпать первым. Они загоготали и вернулись к прерванному развлечению ещё более воодушевлёнными.

Лекса, смерив его нечитаемым взглядом, подошла и скользнула ладонью по его бёдрам, близко от ширинки, которая тут же встрепенулась. Тогда он решил, что костюмчик у него и правда что надо. Но Лекса запустила пальцы в его карман и, выудив из него ключ от дома, молча выплыла из гаража.

Они, немного расстроенные, смотрели ей вслед, уверенные, что она уже не вернётся, но как обычно недооценили уровня развлечений этой девчонки.

Уже пять минут спустя Лекса снова стояла рядом со Стэном и аккуратненько вкладывала синий платок в задний правый карман на его джинсах.

– Ну и что это значит? – поинтересовался он, чувствуя какой-то подвох, но не понимая, в чём тот заключается.

Малой и остальные парни взвыли от хохота.

Стэн перевел взгляд на Лексу, пытаясь понять ее сложную шутку. Лекса, смотря на него, сохраняла свой непрошибаемый вид. Стэн, не сводя с нее глаз, был уверен, что сейчас она тоже расхохочется. Но ей не нужно было озвучивать свой смех. Она веселилась и так.

Ко всему прочему Хаммер и Малой притащили из клуба пару неформальных блядушек, одна из которых обладала основательными формами. Хаммер, нацепив на Лаки ошейник и затолкав ему в рот шарик-кляп, с поклоном преподнёс своего раба в дар этой богине огромных сисек. Раб, стоя перед ней на четвереньках, смотрел на нее огромными глазам и боялся, как бы ей не пришло в голову использовать его в качестве табуретки. Но она, оценив его весовую категорию, поступила разумно, поэтому он стал подножной подушечкой для ее аппетитно пухленьких икр.

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕНДРРРРРРЬ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕНДРРРРРРЬ

Пророкотал Малой и грянула музыка.

Мальчики любят

Нежности ласки-И-и-и-и

Девочки - плеточки

И неприличностИ-и-и-и

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕНДРРРРРРЬ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕНДРРРРРРЬ

ДЕЛАЙ ТО ЧЕГО НЕЛЬЯ-Я-Я-Я-А-А-У-У-У-У-У

Девочки любят

Ездить на мальчикАх-х-х

Мальчики любят

Игры на пальчикАх-х-х

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕНДРРРРРРЬ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕНДРРРРРРЬ

Чеканил Малой в свой микро-пенис, и они выли от смеха, но продолжали играть, а он на ходу менял старый текст.

ЭТО БЕЗ СОМНЕНИЯ-Я-Я-Я-А-А-У-У-У-У-У

Девочки любят

Мальчики любят

Игривые пальчикИ-и-и-и

Тянут украдко

Робко и сладко

Анальные шарикИ-и-и-и, - внезапно сымпровизировал Малой, и они окончательно зарыдали от хохота.

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕНДРРРРРРЬ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ

ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕ-ГЕНДРРРРРРЬ

ИГРЫ БЕЗ СТЕСНЕНИЯ-Я-Я-Я-А-А-У-У-У-У-У

Под конец песня, перекроенная на новый лад, стала не Гендером, а гимном БДСМ. Лекса и здесь успела их записать, но вместо трэка у них теперь появился первый клип, увидев который они испытали неописуемый прилив стыда и гордости - пенистая вечеринка превзошла все их ожидания.

Они изводили соседей до трёх часов ночи. После этого Хаммер, важно покачивая своим здоровенным пристёгнутым самотыком, увёл за поводок Лаки, так и не проронившего за весь вечер ни слова, и прихватил с собой новую подружку. Малой обходил гараж уже в пятый раз и никак не мог найти свою одежду, но ловя на себе взгляды второй блядушки, решил, что не так уж эта одежда ему и нужна. Кир за хвост тащил Дэна к выходу, но хвост, не выдержав лапищи Кира, оторвался и полетел на диван, оставаясь лежать одиноким атрибутом их завершенного веселья.

Стэн, спровадив наконец своих далбаебов, запер дверь и выдохнул с облегчением, но тут же подскочил, огретый хорошим шлепком по заднице. Лекса за его спиной стояла в кожаной кошачьей маске и, сверкая серебром своих глаз сквозь раскосые прорези, похлопывала по ладони кончиком стека. Вот тут он выдохнул глубже, теряя кислород, и потянул руку к своей кепочке, намереваясь ее стянуть. Лекса шлепнула его по пальцам, и он одернул их, в момент забывая про кепку и быстро смиряясь со своим рабским положением. Она поддела его прутком за подбородок и подтолкнула к дивану, он, не отрывая взгляда от её серых глаз, мерцающих из-под маски, попятился и завалился на сиденье. Кончик ее хлыста, черной кожаной ладошкой отодвинув борта курки, проскользил по его голой груди и подобрался к ширинке. Он рефлекторно сжался ниже пояса, ожидая, что сейчас она хлестанёт его по бубенцам. Но хлыст, чуть поиграв с его бугром, снова лаская торс, вернулся по телу снизу вверх. И снова поддел его за подбородок.

Сейчас из-под маски на него смотрели высокомерные холодные глаза ее брата. Захотелось содрать эту маску вместе с головой, на которую она была надета. Но Лекса начала расстегивать платье, и на этом сходство закончилось. Потому что под одеждой это все ещё была она, а без одежды была собой ещё больше. Он боялся, что если протянет к ней руки, то останется без пальцев, поэтому сидел и смотрел как платье, струясь по ее телу, спадает к ее ногам на пол, и ощущал в горле судорожную пульсацию, не смея ни сглотнуть, ни шевельнуться.

Она, бросив в его лицо бюстгальтер, осталась в одних колготках. Но в этот раз сама напрашивалась разодрать их в клочья прямо на ней. Он ухватил их за резинку и, подтянув к себе, с треском рванул, истязая в лоскуты темный нейлон вместе с шелковыми трусиками. Подхватив ее за обнаженные ягодицы, усадил на себя, прилегая к ней вплотную, и прижался к ее губам, топя себя в ней и сверху, и снизу.

В углу дивана валялся брошенный Дэном хвост, и он, нащупав под пальцами мех, притянул его. Он гладил ее мягкие ягодицы, ища место, куба можно было бы его приладить, и тактильно ощутил, как изгибы металла проникают внутрь ее тела.

Она, обнимая его за шею и поигрывая пальцами с загривком, с тихими рваными вздохами впечатывалась в него своими нижними поцелуями, а мех ее хвоста щекотал ему яйца с каждым ее движением бедрами.

Глава 28. Догги-стайл

Хаммер завёл свою компанию в дом, погружённый в умиротворённый сон, зажёг в коридоре свет и скинул обувь – синхронно с отворившейся дверью родительской спальни. Из её тёмных храпящих недр, щуря заспанные глаза и огораживаясь ладонью от света, вышел качок-великан с увесистым пивным животом и могучими плечами. Лаки, прикусив свой кляп покрепче, смотрел на него снизу вверх и как обычно был готов потерять сознание от такой высоты. Хаммер, маршируя под бравый мамкин храп, прошёл мимо отца, мотыляя здоровенным розовым страпоном, и важно провёл свою зверушку, скованную наручниками. Лаки, обливаясь слюнями изо рта, онемевшего от кляп-шарика, семенил следом и не сводил с великана испуганных глазенок. Блядушка, сверкая охотничьим огнем в глазах, поправила свои увесистые сиськи и, поглядывая на великана, тоже проплыла мимо, выразительно покачивая пухлым задом и соблазнительно ему при этом скалясь. Тот, почёсывая мошну через семейки, сонным взглядом проводил экстравагантную процессию до лестницы на чердак и побрёл на кухню.

Лаки, порядком утомившийся от своей роли, переступал порог комнаты, с обожанием смотря на кровать и предвкушая как в неё упадёт. Но у Хаммера койка вызвала совсем другие мысли, от которых оба его члена встали дыбом. Он ласково обнял блядушку со спины и прижал к себе, утопая ручищами в ее объемистом декольте и упираясь ей в тылы своим гигантом. Потом бёдрами-тараном отправил ее в полёт на кровать, забрался сверху и, задрав юбку, подтянул ее зад повыше.

Лаки, потеряв надежду на спокойный отход ко сну, обречённо наблюдал за прелюдиями этой неугомонной зверюги. Хаммер, восторгаясь телесами своей пухленькой нимфы, оттянул трусы на ее крупе и принялся мусолить ее пристегнутым причиндалом. Блядушка, стоя перед ним на четвереньках, старательно отклячивала зад, но все равно оказалась слишком тесной для такого массивного агрегата. Хаммер безуспешно тыкался в обе ее дырки, но ни с одной из них так не вконтактировал. Тогда он скинул страпон и, приладив к ней собственный член-поршень, тут же нежным рывком влетел в горячую мокрую пещеру. И он, вскидывая глаза к потолку, зарычал от радости.

Лаки, умостившись на самом краю кровати, таращился на них своими несчастными глазами. Он, опасаясь, как бы они во время спаривания его не придавили, уже хотел потихоньку сползти на пол и уснуть в груде хлама, но конец поводка все еще оставался в руке Хаммера. Тот, увидев попытку Лаки к бегству, перекинул цепочку меж прутьев кровати и, намотав на кулак, плотно влепил его рожей к спинке, зафиксировав намертво. Лаки, придушенный ошейником и обливаясь слюнями, прикусывал кляп и поскуливал от ужаса, готовый попрощаться с жизнью не столько от удушья, сколько от разрыва сердца, наблюдая за этой чокнутой еблей.

Хаммер прессовал блядушку в ритме бешенного догги-стайла, так что кровать с предсмертным диким скрежетом ходила ходуном и билась спинкой о стену, каркасом в унисон подвывая воплям экстаза.

– ИЛЬДАР ТВОЮ МАТЬ, – раздался взбешённый вопль снизу.

– ТЫ МОЯ МАТЬ, – рявкнул он, не отрываясь от процесса.

– ТРАХАЙ СВОЮ БЛЯДЬ ПОТИШЕ.

– ЭТО НЕ БЛЯДЬ. ЭТО Э… – но это была не Энни, тогда он начал трахать ее еще яростней.

– ИДИОТ. МОЙ СЫН ИДИОТ.

– Он и мой сын тоже.

– А Я-ТО ДУМАЮ В КОГО ОН ПОШЁЛ.

Спустя пятнадцать минут снова раздавался храп, ещё более мощный, чем прежде. К рассвету, измочалив свою подружку, угомонился и сам Хаммер. Но на следующий день, когда та свеженькая и влажная, в одном полотенце вернулась из душа, снова смотрел на нее голодными глазами и раздумывал, как бы им продолжить веселиться.

Лаки, перехватив его взгляд, снова начал нервничать, с содроганием вспоминая вчерашний кляп-шарик, после которого он до самого утра спал с открытым ртом из-за сведённой челюсти.

Хаммер, сорвав полотенце со своей красотули, снова ухнул от восхищения и, завалив ее на кровать, зарылся лицом в необъятные сиськи. Лаки медленно отходил к двери, намереваясь дать дёру, но Хаммер каким-то животным слухом распознал в его тихих шажках попытку к бегству. Он, спрыгнув с блядушки, с животной грацией перекатился по кровати, поймал Лаки за шиворот и, забросив на койку, взмахом фокусника приковал его наручниками к спинке.

– ИЛЬДАР, – рявкнул голос снизу.

Животное замерло и навострило уши.

– ХАМАКОВ ТВОЮ МАТЬ, – снова рявкнул голос, не дождавшись ответа.

– ТЫ МОЯ МАТЬ.

– ИДИТЕ ЕСТЬ.

– МЫ ЗАНЯТЫ.

– ТАЩИ СВОЮ ГРЁБАННУЮ ЖОПУ К СТОЛУ, – взревел взбешённый голос. – ДЛЯ КОГО Я ГОТОВИЛА.

– Пойдемте, нас приглашают к обеду, – деловито прорычало животное, понимая, что если не послушается, то получит люлей.

– Где ключ?.. – Хаммер задумчиво прочесал комнату взглядом, но не нашёл, за что зацепиться. Вчера по приходу домой он освободил запястья Лаки и куда-то сунул ключ, но не помнил – куда.

– ИЛЬДАР, – снова взревел голос. Хаммер, потея от ужаса, засуетился и прошёлся по комнате тайфуном, расшвыривая вещи.

– ГДЕ ЭТИ ГРЁБАННЫЕ КЛЮЧИ, – рычал он, ощущая угрозу, уплотняющуюся над ним с каждой похеренной минутой. Лаки терпеливо лежал на кровати и ждал, когда его освободят. Блядушка принялась суетливо натягивать одежду, забыв про лифчик и трусы. Угроза, выходя из терпения, начала тяжело пониматься по лестнице. Хаммер вылетел из комнаты и галопом понёсся вниз, огибая её крупные габариты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– А Лаки где? – поинтересовалась угроза, чуть смягчившись от его рвения.

– СЕЙЧАС ОСВОБОЖУ, – проорал Хаммер с улицы и помчался к сараю.

Глава 29. Несчастье маленькой жертвы

Обратно он вернулся, вращая дикими глазищами, тяжело дыша, и держал в руках здоровенные кусачки с чёрным налётом совдепа. Лаки повернул голову и округлил глаза, прочувствовав на себе всё бессилие жертвы из фильма ужасов. Он лежал, прикованный наручниками к кровати, а на него, сверкая кровожадными белесыми зрачками, надвигался огромный потный маньяк, преисполненный благих намерений. Вот они-то и вызывали опасения.

Блядушка тоже пришла в ужас, но не от кусачек, а от того, что у этого маньяка есть мамка, которая его породила, и сейчас она ждет их всех где-то внизу. Поэтому, отыскав наконец-то свои труселя, даже не стала их натягивать, а ломанулась к выходу как есть, прикрывая свой зад только тем, что было подобием юбки.

Хаммер, проводив ее побег чуть тоскливым взглядом, запрыгнул на кровать, забрался на Лаки верхом и, протиснув стальные губки под кольцо наручника, принялся их кромсать.

– Хаммер, не надо, – выдавил Лаки, чувствуя, как втиснутый под наручник инструмент, скрежеща по металлу, грубо трётся о его запястье тыльной стороной и сдирает кожу своими шероховатыми, зазубрившимися от времени кромками.

Где-то внизу грохотала посуда, и этот грохот в ожидании их становился всё яростней. Хаммер все больше нервничал, а его панические попытки перекусить стальные браслеты становились всё более дикими и начинали причинять боль.

Их больше никто не звал, и это было зловещим знаком, от которого у него шерсть вставала дыбом. Чёртова сталь никак не поддавалась, но запястье Лаки начало кровоточить. Сам пацан под ним дёргался и только всё усложнял. Тогда он переключился на правое запястье.

– Ещё немного, – успокаивал Хаммер, начиная всё по новой и, усиливая напор, вгрызся тупой стороной губок в другую руку.

Эти рваные попытки освободить Лаки начинали становиться опасными. Хаммер нависал над ним, стоя на коленях, и измывался над его руками, Лаки брыкался, пиная его пятками по заднице, и вопил, не столько от боли, сколько от страха.

– Я НЕ СМОГУ ИГРАТЬ – Я НЕ СМОГУ ИГРАТЬ.

– ИЛЬДАР, – взревела кухня, и Хаммер, дёрнувшись, случайно нажал рычажок, на случай для таких далбаёбов открывающий наручники без ключа. Он облегчённо выдохнул и повалился на кровать, Лаки, охреневший от простоты механизма, высвободил запястье и щелкнул рычажок на другом кольце.

– Хаммер, мои руки. Что мне теперь делать – что мне теперь делать, – губы Лаки дрожали, как и руки, похожие на отбивные с кровью.

Хаммер порылся в ящичке тумбы, выудил бинт, какие-то мази и обработал его раны.

– Это же от ожогоооов, – выл Лаки, таращась на тюбик пантенола.

Но пойдя жить к Хаммеру, он и правда обжёгся.

После этого Хаммер аккуратненько забинтовал его руки.

– Всё хорошо? – спрашивал он, заглядывая в измученное лицо своими белесыми дикими зрачками.

Лаки не мог сказать, что всё хорошо.

– Всё хорошо? – снова спрашивал Хаммер.

– Да, всё хорошо, – отзывался Лаки.

Как будто он мог ответить, что всё, мать его, плохо.

– ИЛЬДАР.

– ИДЁМ, МА, – выкрикнул Хаммер, полный радости от того, что всё обошлось так благополучно.

Лаки, млея от страха, спускался вниз, не зная, как воспринимать орущую бешеную бабу и огромного мужика, который под эти вопли, прямо за кухонным столом безмятежно почитывал эротический журнальчик.

– Не бойся, она добрая, – бросил Хаммер, вваливаясь на кухню, и тут же в подтверждение получил крепкого леща любви. Лаки подпрыгнул и хотел рвануть обратно на чердак, но его ухватила за шиворот заботливая рука и подшвырнула к столу.

***

Стэн в своем фартуке сидел и вырезал узоры на ножках, завершая последние штрихи. Лекса сидела на столешнице спиной к нему, по-турецки скрестив ноги, и, умостив на них толстую книгу, листала страницы. В его свитере, его трениках, с волосами, забранными в ослабленный хвост, и, чуть ссутулившись, очерчивала своим тонким гибким силуэтом его мешковатые вещи.

Он встал, с хрустом распрямляя свои конечности, стянул фартук, стряхнул с себя стружки и, подхватив ее за живот, притянул к себе. Лекса, будто того и ждала, отложила книгу и подалась его рукам. Он, прижимаясь губами к ее шее, запустил руки под кофту, гладя обнаженное теплое тело, согретое его одеждой. Ее грудь помещалась в его пальцах, а не в ладонях, но по сравнению с этими миниатюрными холмиками, все остальные размеры уже давно померкли.

Она с ловкой пластичностью, разворачиваясь, проскользила по столу задом и тесно к нему прижалась, забирая в плен своих ног. Он подался навстречу ее губам, продолжая изучать тело под обвислой одеждой, и, подцепив свитер за край, собирался с нее стянуть, но на другом конце стола запротестовал ее телефон. Он, не разрывая поцелуя, потянулся за ним, наклоняясь и погребая ее под собой. Имя на экране настолько его насторожило, что он резко выпрямился и, приняв вызов, рявкнул в трубку.

Лекса, обхватив его спину ногами, подняла свой корпус, использовав его тело, как тренажёр для качания пресса. Но именно этим они и собирались сейчас заняться, если бы не Хаммер. Она приложила ухо к телефону, тоже вслушиваясь в разговор, и ее щека оказалась совсем рядом. Он невесомо прижался к ней губами, слушая истеричные завывания по ту сторону связи. Потом хмуро скинул вызов и отложил трубку, гадая, что за херню успело натворить их животное без присмотра.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Идём…

Но ее рука обхватила его шею, не давая сдвинуться с места, а другая легла на промежность и принялась играть с ним с нажимом, в момент рассеивая все мысли о Хаммере.

– …или не идём, – заключил он, теряя голос, и снова хотел завалить ее на столе, но Лекса, опершись на руки, ловко качнулась назад, соскользнула на пол и направилась к выходу, оставив его пятой ножкой подпирать столешницу.

Она три часа ждала, пока до него дойдет, для чего она здесь. А теперь решила, что настало и его время подождать.

Вот ведь мстительная девка.

Он, ухватившись руками за края стола, готов бы вытрахать завитушки, любовно выточенные им же.

– Я его урою, – рычал он, идя следом за ней со встопорщенной ширинкой.

Они, старательно прокатившись по всем октябрьским грязевым ухабам, добрались до дома Хаммера, находящегося в другом конце лабиринта их переулков. Лекса прихватила из машины свой чемоданчик и прошлёпала через лужу во двор. Стэн, выбивая брызги, шёл следом с приподнятым настроением в штанах, всё ещё пребывая в том моменте, где заваливал её на стол. Но они притащились сюда, потому что этот кретин что-то натворил.

Хаммер, встречая их, смотрел исподлобья и выглядел как животное, которое крупно нашкодило на ковер, а теперь ждало, что за ним уберут и простят.

Лаки сидел на кровати с бинтами на запястье, красными от крови, и смотрел на них своими огромными голубыми глазами, такими несчастными, что можно было утонуть в несчастье это пацана, просто на него взглянув.

Стэн переводил тяжёлый взгляд с одного несчастья на другое и пытался разгадать, что здесь произошло. Но его дедуктивные методы оказались бессильны перед извращенным мозгом садиста.

Хаммер, забыв о Лаки, таращился на Лексу – на эту дорогую ухоженную бабу, которая сейчас в огромных домашних шмотках Стэна выглядела совсем по-простому.

Лекса, присев на край кровати, аккуратно размотала бинты, и по ранам, как по линиям судьбы, прочла очередное злоключение этого несчастно создания.

– Хаммер пытался срезать с него наручники бокорезами, – бесстрастно сообщила она, и у Стэна свело челюсть.

– Возьми их в руки, – процедил он, кивая на инструмент и удерживая свои стальные кулаки по швам. Хаммер неуверенно стянул кусачки с комода и покосился на него.

– И? Дальше что?

– ОТРЕЖЬ СЕБЕ ГОЛОВУ, – рявкнул Стэн. Лаки подскочил на кровати.

– Я НЕ МОГ ЕГО ОТСТЕГНУТЬ. ЧТО Я ДОЛЖЕН БЫЛ СДЕЛАТЬ?

– НЕ ПРИСТЁГИВАТЬ.

Хаммер, смотря на него своими бешенными глазищами, запустил руки в карманы, обдумывая что бы такого проорать в ответ, но озадаченно застыл.

– Ааа, вот он где был, – уже спокойно добавил он, вытаскивая из джинсов маленький ключик.

Стэн смерил его взглядом, полным боли за этого далбаеба. Лекса смотрела на него долго и пристально, и явно разделял всю боль Стэна. Даже Лаки, кажется, начал что-то подозревать.

Лекса, приведя пацана в порядок, шлёпала по лужам обратно к машине, Стэн, выбивая брызги ещё яростнее, тащился следом, снова мыслями возвращаясь к столу, на котором их прервали, и, забираясь обратно в машину, решил, что по возращению оторвётся по полной.

В конечном счёте он не дошел даже до комнаты и, сорвав с нее одежду, завалил на диване в зале. А потом несколько часов без передыха мстил ей за игры со своим стояком. Вот только его девка хотела от него именно этого.

Глава 30. Мара из Кошмара

Мысли текли про него, но принадлежали другим. Они не были точными. Они были текущими и текли по всему его телу. Он их читал. И он в них тёк пространственно глубоко и временно. И задыхался. И задыхался. И задыхался.

– ЫААААХ, – Кир, с выпученными глазами вынырнув из сна, как из-под толщи воды, сделал судорожный вдох. Она спала, закинув ногу ему на грудь и, обхватив его голову, душила своими пышными прелестями.

За письменным столом сидел Дэн и всё это время бросал на них тревожные взгляды, опасаясь, как бы она своими сиськами не придушила его друга во сне. Но удостоверившись, что Кир проснулся, снова вернулся к разбору экономических дебрей.

Кир, загребая кросс между остатками сна и реальностью, будто диафильм, смотрел на нее двумя глазами. Но изображения были разными. И всё равно они были похожи. Это была она – его новая живая Олешка.

– Хочешь познакомлю с нашей группой?

Дэн вздрогнул, пронзённый ужасом, что сулил ее ответ, и выронил ручку.

Только не это

, – подумал он, ныряя под столешницу.

Не соглашайся

.

НЕ СОГЛАШАЙСЯ. НЕ СОГЛАШАЙСЯ. НЕ СОГЛАШАЙСЯ.

Но она согласилась.

Он стёк по стулу вниз и забрался под стол, утрамбовывая свое длинное тело в его маленьком пространстве. И для надёжности придвинул стул, огораживая себя от той реальности, в которой она заявится к ним в гараж и натянет все их девственные задницы на свой маленький ненасытный клитор.

Но это произошло.

Кир стоял и лыбился, представляя им свою новую версию Ольги. А они с азотом в хребте от тягостного предчувствия смотрели на неё и гоняли в своих головах одну синхронную мысль:

Она его погубит

.

У неё были рекламно сверкающие чёрные волосы, ее сексуальные губы полыхали кроваво-красным, она носила короткие кожаные юбки, дорогой чёрный нейлон и туфли на высоченном каблуке. Она ездила на Чёрной фурии, и сама была ею. Её звали Мария, но она называла себя Марра. Как Мара из Кошмара. Её глаза поблескивали при виде любого парня, а губы готовы были втянуть любой член, оказавшийся в пределах досягаемости.

А их здесь было сразу пятеро. Она оглядывала их своими голубыми глазами-бриллиантами, каждый карат которых излучал неутолимую жажду. Они были её источником, который она собиралась осушить один за другим.

Все они, только увидев её, сшибленные с ног её сексуальностью, захотели одного и того же – захлопнуть перед ней дверь и заварить изнутри, отсекая себя от этого ходячего эротического кошмара, но было поздно. Эта вампирша была приглашена одним из них и уже переступила порог, грозя неминуемо обратить их скромную мужскую обитель в Обитель Ебли.

Она была точной копией Ольги. Но никто не заметил этого сходства. Потому что в отличии от Ольги она на самом деле была блядью – они увидели в ней только это. Все, кроме Кира.

Для него она была вторым шансом – он увидел в ней только это.

Она продефилировала через гараж и заняла самую выгодную позицию, облокотившись о стол и выставив коленку в чулке так, чтобы из-под юбки виднелась полоска её обнаженной кожи, а сама она оказалась на виду у каждого из них. Её полусогнутая нога неторопливым маятником покачивалась туда-сюда, вызывая у них обильное потоотделенье. С ней можно было хорошо сэкономить – она топила похлеще проведённого сюда центрального отопления.

Они под её изучающим взглядом со скрежетом отыграли пару песен, но на большее оказались не способны, придавленные тяжестью её брызжущих феромонов. Она выбивала их из ритма, сшибая с ног своим эротизмом. Поглядывая на нее, мимо клавиш мазал даже Лаки.

С ней нужно было что-то делать, но не могли же они выставить из гаража девчонку, которая не угодила им только тем, что была слишком сексуальна.

Стэн послал всё к чёрту и уселся на диван перенастраивать гитару, хоть в этом и не было надобности. Дэн, подхватив свою, пристроился рядом, и принялся крутить колки, подстраивая своё звучание под его. Они вместе перебирали струны, понимая, что откровенно халтурят, чтобы только от неё отвлечься. Но Марра обломала им и эту возможность, покинув свой пост и усевшись между ними.

– Дэн… – её пальчики ухватили его за подбородок и повернули к себе, – какое у тебя полное имя? – поинтересовалась она спустя неделю их предельно близкого знакомства.

– Данте, – отозвался за него Кир, опускаясь на пол у её ног и, скользнув ладонью по её приобнажившемуся бедру, поцеловал коленку. Она не возражала, уделяя ему ровно столько же внимания, сколько и всем остальным.

– Звучит как сексуальное домогательство, а не имя, – промурлыкала она.

– Любит мой мамчик классику, – пожал плечами Дэн.

– А я думал, игры, – подъебнул Кир. И они заржали, лупанув друг другу «пять».

Она промолчала, почувствовав себя лишней, и, отлипнув от Дэна, начала окучивать Стэна.

Её рука обвила его шею, а другая игриво обласкала изгибы его гитары. Он пришиб её своим тяжёлым взглядом, пригвождая к месту и давая понять, чтобы она к нему даже не совалась, но это только больше подстегнуло её руку попроказничать. Она нырнула под гитару и погладила его промежность. Он, резко одёрнув ее, обернулся и бросил в угол гаража сконфуженный взгляд, но Лекса сидела в своём кресле и смотрела на всё это, подпирая голову кончиками пальцев.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Костя… – обдала его Марра своим грудным резонатором.

– Я Стэн, – бросил он раздражённо и отодвинулся.

И она поняла, что только что упустила свой шанс.

Тогда её рука снова ухватила его за причиндал и начала поглаживать ещё напористей. Он отставил гитару и хотел соскочить с дивана, потому что не знал, как еще донести до этой двинутой девки, чтобы она к нему не лезла. Но заметил, как со своего кресла встает Лекса и, раздираемый любопытством, устроился обратно, немного на нервах гадая, что же сейчас будет.

Лекса, подойдя к ним, встала напротив – так близко, что почти касалась их коленей своими. И смотрела на них сверху своим нечитаемым серебристым взглядом, вздымая у него шерсть дыбом. Он, смотря на нее снизу, подумал, что сейчас она с таким же лицом, полным спокойствия, взмахнет топором и рассечёт диван ровно между ними.

Все затаили дыханье.

Кир поднялся и на всякий случай отошел подальше. Марра с опаской отодвинулась. Стэн хмыкнул. Лекса опустилась на диван и устроилась в освободившемся проёме, закинув ногу на ногу и обнажив из-под юбки свои нейлоновые коленки. Он, обхватив ее плечи, прижал к себе поближе, за этим тонким хрупким телом почувствовав себя в полной безопасности.

Дэн сидел в углу дивана и наигрывал на гитаре соло, полное тоски по той жизни, которой они жили ещё пару часов назад. Хаммер и Лаки ловили свои собственные приходы, но звучали ничуть не веселее, хороня свои беспечные мальчишеские деньки под каблуком этой роковой бляди.

Марра под их безрадостную какофонию ёрзала на месте, из всех сил держа себя в руках, но блядская сущность её пересилила и заставила искать новую жертву.

Глава 31. Лучший момент из всех

Дэн, не переставая играть, встал с дивана и отошёл подальше, точно зная, что она сейчас переключится на следующего. А им станет первый, кто попадётся под руку после того, как Стэн её отшил. Сам он с ней нарезвился уже достаточно - настолько, что начал предвидеть все её ходы. Кир тоже не хотел в этом участвовать, потому что желал от неё другого, но не получая этого, снова присасывался к бутылке. Хаммер и Лаки были слишком далеко и заняты тем, что один, истерично лупя по барабанам, а другой по клавишам, пытались друг друга не то переиграть, не то ублажить. Так что под раздачу попадал Малой, бесстрашно кружащий по всему гаражу. За него она и ухватилась, завалив на диван и тут же на него запрыгнув. Он не особо-то возражал, потому что и сам был не против порезвиться.

Кир не выдержал и, распахнув дверь, вывалился в холод ноябрьской надвигающейся ночи. Дэн отставил гитару и, накинув куртку, вышел следом. Стэн, ухватив Лексу, тоже направился к выходу. Хаммер, смотря на то, как все они один за другим покидают гараж, вылез из-за барабанов и двинулся было за ними, но замешкался, засмотревшись на то, как качественно она трамбует Малого.

Тогда она ухватила за пояс и его и притянула к себе. Лаки, не зная, как быть, закрыл дверь и остался внутри, не решаясь сбежать отсюда без своего тотемного зверя. Марра, объезжая Малого, запустила руку в штаны Хаммера и извлекла его огромный вздыбленный механизм, готовый внедриться в их групповушку. Малой, смотря на то, как она его заглатывает, поразился вместительности её глотки – она была действительно глубокая. Лаки забился в угол и, тараща на них свои огромные несчастные глаза, завидовал всему происходящему. До встречи с этими ребятами он и не подозревал, насколько этот мир наполнен любовью.

Стэн облокотился спиной о Москвичонок и, распахнув куртку, притянул к себе Лексу. После гаража, прогретого их новой ходячей отопительной системой, ночной холод бил по распалённым телам тяжёлым молотом, присыпанным льдистым крошевом первых морозов. Они ёжились, кутаясь в одежду поплотнее, но даже не думали вернуться обратно, вдыхая уличный кислород без примесей её сшибающего афродизиака.

Кир в обнимку с бутылкой стоял и пинал комья грязи в замёрзшей траншее колеса. Дэн улёгся на машину, огибая её своим длинным телом, и, вытянув руки на крыше, похлопывал по окну на другой её стороне.

– Эта тачка скоро сдохнет, – констатировал он без особого выражения, набивая по ней ритм ладонями.

– Она ещё меня переживёт, – отозвался Кир, шмыгнув носом, и для согрева приложился к горлышку.

– Ты пророчишь себе слишком короткую жизнь, друг, – Дэн отлип от машины и перехватил у него бутылку, тоже решив подтопить организм.

– Она и так уже достаточно затянулась, – Кир отобрал бутылку и присосался к ней, залпом допивая оставшуюся треть.

Стэн бросил на него тяжёлый взгляд, выудил из кармана сигарету и, не выпуская Лексу из объятии своей куртки, подкурив, задумчиво прижался губами к ее виску, пропуская через ее волосы дымный выдох.

Они стояли и гадали, сколько им ещё торчать тут и морозить свои задницы, когда из гаража до них начали доноситься зверские шлепки.

По ту сторону двери Хаммер, сменивший Малого, загнул ее долбил, вжимая лицом в диван.

И Малой, и Лаки жалостливо смотрели на эту дуру и гадали, выдержит ли она его гигантский поступательный механизм с возвратным действием, но оказалось, что эти двое друг друга стоили.

Они быстро поменяли о ней мнение, даже слегка прониклись уважением к её выносливости.

– Может, стоило забраться в машину? – простучал зубами Дэн.

– Хаммеру хватит пятнадцати минут, чтобы затрахать её до смерти, – бросил Стэн, сжимая зубами уже вторую сигарету.

Но через пятнадцать минут звуки смачных шлепков сменились диким хохотом, и дверь гаража распахнулась, выпуская наружу клубы пара и ржущего Хаммера.

– Я домой, – буркнул Кир и забрался в машину, Дэн махнул рукой на прощанье из забрался следом.

Стэн осторожно заглянул в гараж и тоже загоготал.

Марра сидела на диване, прижимая Лаки к своему декольте, и поигрывала собачкой на его джинсах, расстёгивая и застёгивая молнию с эротичной плавностью. Лаки, выпучив свои огромные глаза, сжимал её грудь и издавал предсмертные писки каждый раз, когда молния ехала обратно вверх и сдавливала стояк, обманывая его ожидания. Даже она не смогла удержаться от того, чтобы не поиздеваться над этим несчастным пацаном. Но ему вполне хватило и этой эвфемистической дрочки, он, особенно выразительно пискнув, обмяк в её руках, вызвав новый приступ хохота.

– Поработать бы тебе над выносливостью, парень, – бросил Хаммер голосом тренера и, подхватив своего маленького спортсмена за шкирку, потащил домой. Малой выплыл из гаража, чувствуя себя отполированным до блеска медным тазиком, опустошенным до самого дна. Марра, иссушив их до последней капли, вышла последней, продолжая источать волны неудовлетворенности, и, проходя мимо Лексы, смерила ее раздраженным взглядом. Из-за этой плоской сучки она не получила главного блюда, которое могло бы неплохо ее насытить, но теперь к нему было не подобраться. Само блюдо, отирая лоб от испарины, стояло и потело, оказавшись втянутым в молчаливые девчачьи рамсы.

Марра, прогарцевав своими каблучищами по ухабам, забралась в черную Камри, сверкнув на прощанье роскошной икрой, и демонстративно хлопнула дверцей. Но что-то им подсказывало, что она еще вернется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нет, они были уверены, что больше от нее не отделаются.

Стэн сидел на лавке и жевал фильтр неподкуренной сигареты, бросая в пустоту перед собой виноватые исподлобные взгляды, и не мог избавиться от ощущений напористых пальчиков, поигравших через джинсы с его инструментом. Лекса уже полчаса ждала его в кровати, а он не знал, как показаться ей на глаза после того, как чужие женские руки облапали его промежность. Ему бы следовало ретивее отбиваться от подкатов этой бляди, но не мог же он уебать девке. И снова он возвращался к мыслям о том, насколько теперь нужно чувствовать себя козлиной перед Лексой.

Так и не придя к какому-то решению, он выкинул измусоленную сигарету и, войдя в дом, завороженно застыл на пороге комнаты.

Леска сидела в кровати в его огромной футболке, скрестив по-турецки голые ноги, и в ожидании, пока он явит ей свою виноватую рожу, читала книгу. Приглушённый теплый свет настольной лампы струился в прядях ее длинных волос, терялся в складках одеяла, полукругом прикрывающего ее босые ступни, и обволакивал ее тело тонами комнаты, делая ее неотъемлемой частью его домашнего микро-мира. Она, прошелестев перевернутой страницей, подняла к нему свои глаза, подсвеченные этим же мягким светом, и тоже больше их не отводила.

Все их встречи сводились к гаражу, а потом к постели, либо сразу к постели без гаража, а иногда она, придя к нему, просто засыпала, срубленная усталостью. Но этот момент, пожалуй, был лучшим из всех.

– Переезжай ко мне.

На обложке ее книги струились спирали ДНК, а в его голове цвели октябрьские вишни. Она ответила, что переедет.

Глава 32. Прощай, гитара Стэна

Он старательно вырезал на её лице гримасу, когда на улице послышалось металлическое дребезжание врат. Спустя несколько секунд в парадную дверь бойко заколотили. Стэн, на ходу отряхивая щепки, поднимался по подвальной лестнице, в общем-то догадываясь, что за баклан там наверху прикидывается дятлом. Малой ворвался к нему, метая обеспокоенные взгляды в поисках укрытия, и Стэн насторожился, гадая, от каких приключений тот пытается упасти свой блудливый зад. Но оказалось, что спасаться нужно было им всем.

– Её машшшина стоит у гаража, – судорожно прошипел Малой, подцепляя левым носком кроссовки правую пятку, и запрыгал на одной ноге, высвобождаясь из обуви.

– Она же тебя не видела? – уточнил, Стэн леденея от мысли, что эта долбоптица могла привести её сюда на своём пернатом хвосте.

– Если бы видела, уже была бы здесь.

И оба они тут же застыли, покрываясь холодным потом – на улице за воротами раздался гул мотора, чья-то машина медленно проколесила мимо дома. Стэн быстро провернул ключ в замке и для надёжности прижался к двери спиной. Малой подскочил к окну и влепил рожу в стекло, высматривая причину их паники. Но всё снова стихло, и оба выдохнули.

– Может, уехала, – Малой по-домашнему скинул с себя одежду и взял курс на кухню, Стэн, оставляя его в компании холодильника, собрался вернуться к работе, когда беспечно брошенный вопрос нанёс ему удар в прямо спину:

– А где Лекса?

– С братом.

Переехать-то она переехала, но этот маленький паразит все равно нашел предлог выкрасть ее из нового дома. От этих мыслей у Стэна свело челюсть. Он поспешил укрыться в мастерской, чтобы не испугать Малого своей перекошенной рожей.

Но рожа собственного творения, встретившая его в подвале, была перекошена куда страшнее. Сколько бы он ни пытался её исправить, она становилась только уродливее. Но он не мог сдаться и признать в ней брак, потому что тело её вырисовывалось идеальным, и его он бы не смог испортить, даже если бы сильно постарался. Она, владея его рукой, будто сама высвобождала себя из темницы удерживающего её материала. Он не мог не согласиться с тем, что она была его лучшим творением.

Но вот с головой нужно было что-то делать.

Он потянулся к линии её рта, намереваясь пройтись по нему твёрдым штрихом, но тут стены жилища сотряслись от истеричной дроби. Малой пошёл открывать. Спустя минуту в дом, заталкивая вперёд себя Лаки, вломился Хаммер.

– ЕЁ МАШИНА…

– Ещё там? – кисло перебил Малой и вернулся к холодильнику.

Хаммер закрыл дверь на ключ и, почувствовав себя в безопасности, стянул с Лаки курточку и заботливо подпнул его к залу.

– Где Стэн?

– В мастерской. Только не спрашивай у него, где Лекса.

– А где Лекса? – рассудительно поинтересовался Хаммер у самого Малого.

И у Стэна снова свело челюсть. Но её челюсть выглядела хуже некуда и будто над ним насмехалась, криво скаля свои ещё не выточенные зубы. Он кружил вокруг неё, стискивая в кулаке стамеску и выискивая на деревянном теле участок, куда можно воткнуть остриё, чтобы у неё пропало желание ухмыляться. Но со всех сторон она была совершенством.

Тогда он накинул ей на голову тряпку и снова восхитился, до чего же она хороша.

Снова по его нервам прошелся грохот чужих кулаков. Малой пошёл встречать Дэна с Киром.

– Почему вы все здесь? – кинул Кир с порога.

У Стэна назрел тот же вопрос, он отложил инструменты и поднялся наверх.

– Потому что твоя подружка караулит снаружи, – прошамкал набитым ртом Малой.

– Я не хочу, чтобы эта баба шлялась по нашему гаражу, – буркнул Хаммер.

– И вы решили, что можете шляться у меня? – поинтересовался Стэн, разражённым взглядом окидывая ватагу набежавших далбаёбов. – ВЫ. ВСЕ. ВАЛИТЕ ОТСЮДА.

– НЕТ, – отрезали они хором и разбрелись по дому в поисках развлечений.

– Да ладно тебе, она увидит, что нас там нет и отвалит, – Малой махнул рукой и пошёл обратно на кухню.

– Сомневаюсь, – бросил Дэн и, подхватив пульт, завалился на диван.

Все они, глядя на Кира, тоже сомневались.

Сам Кир, утягивая с полки яблочек, последовал примеру Дэна и приземлился рядом. Он с видом блаженного отгрызал сочную мякоть и грелся мыслью о том, что она вернулась сама.

Его девочка-конфеточка.

Их Марра-Кошмара.

Но у него хотя бы хватило ума не высовываться и не приглашать её ещё и к Стэну.

Лаки озирался, тараща свои огромные глаза на дом их большого босса и не знал, куда пристроиться, пока не нашёл укромный уголок и не забился в него. Хаммер кружил по комнатам, не зная, чем себя занять и, наткнувшись на старую акустическую гитару Стэна, испытал восторг ностальгии. Он, подхватив инструмент, плюхнулся на диван рядом с Дэном, взял свой первый пробный аккорд, от которого у обоих гитаристов заныли пломбы, и принялся вдохновенно наяривать по струнам.

Стэн терпел их почти два часа, но не смог вынести звучания своей малышки в лапах этого чудовища, и вернулся на поверхность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дэн с Киром, поглядывая какой-то ужастик, валяли дурака, изображая сонный паралич. Дэн в конвульсиях рухнул на Хаммера, и тот с воплем вскочил с дивана:

– ЁБАННЫЙ ЕНОТ. АККУРАТНЕЕ. ВЫ.

Дэн и Кир, заваленные друг на друга, задрали головы и бросили на него скептический взгляд.

– Вы её расстроите, – Хаммер любовно брынькнул по струнам, гитара издала печальный стон, от которого у Дэна и Стэна свело скулы.

– ЭТО ТЫ ЕЁ РАССТРАИВАЕШЬ, – взвыли они в один голос.

Хаммер обиженно отошёл подальше и устроился на полу, продолжая задушевно передёргивать струны несчастного инструмента, заливая его несчастьем всю комнату.

– НУ ВСЁ. ВАЛИТЕ ВСЕ ДОМОЙ, – не выдержал Стэн.

Они, посмотрев на время, решили, что и правда пора. Дэн и Кир спрыгнули с дивана наперегонки и, расталкивая друг друга локтями, направились в коридор. Хаммер, предоставив Лаки самостоятельно позаботиться о себе, чинно прошествовал следом за ними.

– Куда ты потащил мою гитару? – поинтересовался Стэн, наблюдая за тем, как это животное, прижимая к себе инструмент, крадётся к выходу.

– К себе. У тебя тут полно дикарей, – недовольно отозвался Хаммер и сжал гитару покрепче.

Они все обернулись к нему.

Ты тут единственный дикарь

, – читалось в их взглядах. Так на него смотрел даже Лаки.

Хаммер, поглядывая на них исподлобья, топтался на пороге, пытаясь решить нерешаемую задачу – обуться и одеться, не выпуская из рук своего сокровища. Лаки, не выдержав ужимок этого циркового животного, поспешил на помощь, зашнуровав его ботинки и накинув ему куртку на плечи.

Малой, пользуясь тем, что Лексы нет, решил скрасить вечер Стэну своей компанией, и под шумок забрёл в подвал, но тут же вылетел обратно, заглянув под тряпочку. И тоже начал собираться.

Дэн распахнул дверь, Кир взмахнул рукой и поклонился. Хаммер покинул дом, важной походкой преступая порог в сопровождении своего пажа. Все они проводили прощальным взглядом гитару Стэна, которой жить оставалось считанные часы.

Это понимали все, особенно Лаки.

Глава 33. Прощай, инструмент большого парня

Хаммер любовно пристроил гитару у стены и подхватил с кровати домашние треники. Сзади мялся Лаки, ожидая, пока эта громадина сдвинется с места и освободит узенький проход.

– ИЛЬДАР, – раздалось снизу.

Хаммер, навострившись, зовут ли его к ужину или на ковёр, дёрнулся и с разворота сшиб Лаки с ног. Тот, лунной походкой протанцевав по ламинату, не удержался на ногах и рухнул на пол, оглашая дом нечеловеческим стоном треснувшего корпуса и лопнувших струн.

Хаммер с минуту таращил на него свои глазищи, побелевшие даже без линз, и вылетел из комнаты, сбегая от той реальности, в которой этот пацан только что своей маленькой задницей раздавил гитару Стэна. Первым делом он влетел на кухню – накрытый поздний стол подсказал, что его ждёт не пропиздон.

Но аппетит как отрезало.

– ЛАКИ, ИДИ СЮДА, – прорычал Хаммер, решив скормить ему свою порцию.

Лаки, полуживой от ужаса, втащился на кухню, впиваясь в него взглядом осуждённого на казнь, но верящего, что его помилуют. Они молча ковырялись в тарелках, размышляя о своём непростом положении, Хаммер хлебал пиво, опустошая жестянку за жестянкой, Лаки, смотря на него, втягивал голову в плечи всё глубже и глубже, ожидая от него хоть какой-нибудь реакции, потому что этот молчаливый пресс неопределённости трамбовал его выдержку всмятку.

– П-п-прости меня… – выдавил он ослабшим голосочком и судорожно сглотнул макарошку.

– Ты сломал её, Лаки. Ты сломал старую гитару Стэна, – Хаммер, запив своё горе доброй половиной банки, разделался с остатками в тарелке и пошёл мыть посуду, опасаясь, что этот тип ринется мыть её сам. – Я хотел её сберечь, чтобы потом толкнуть с аукциона, когда мы станем охрененно популярными. А теперь ты её сломал.

– Прости меня – прости меня, – всхлипывал Лаки, дожёвывая макароны. Он боялся не столько Хаммера, сколько его добрую мамку.

– Ты не должен извиняться передо мной. Мы оба ни в чём не виноваты, – мудро рассудил Хаммер, убирая посуду в шкафчик. А Лаки за его спиной стискивал в руках пустую тарелку и рыдал, умирая от его доброты.

– Пойдём, посмотрим, что мы можем сделать.

Лаки, счастливый и утирающий слёзы облегчения, шёл за Хаммером, даже не подозревая всего творческого потенциала, упрятанного за этим широким лбом.

Хаммер, поднявшись на чердак, окинул гитару взглядом, полным боли, но, набравшись сил, не стал отводить глаза, лихорадочно рисуя в воображении варианты, как бы увековечить легенду, которой касались пальцы Стэна. Такой же задумчиво-блестящий взгляд он перевёл на Лаки, и его захлестнула муза.

Он вдохновенно повалил пацана на кровать и приковал наручниками, запаянный механизм которых больше не позволял тому самовольничать. Лаки таращил свои огромные глаза, наблюдая за приготовлениями этого маньяка.

Струны гитары, аккуратно отсоединённые от убитого корпуса, набор мамкиных игл, медицинский спирт, ватка, зажигалка… И кусачки, от одного вида которых сделалось даже страшнее, чем от всего арсенала вместе взятого.

– Зачем тебе кусачки, Хаммер? Зачем тебе кусачки?

– Так, а теперь паяльник!

И к набору этого творца присоединился ещё один пугающий инструмент.

– Что ты хочешь им паять – что ты хочешь им паять? – Лаки нервничал. Хаммер завершал свои приготовления.

Запрыгнув на Лаки верхом, он задрал тому футболку, выискивая на тщедушном холсте подходящий участок, протёр смоченной ваткой низ его живота, потом обработал первую струну и, выудив из набора толстую иглу, хорошенько прокоптил её в пламени зажигалки. Струну на всякий случай тоже прокоптил. Потом быстрым щипком оттянул кожу и пронзил её иглой, Лаки дёрнулся, рефлекторно поддав ему коленкой в зад. Хаммер, не обращая внимания на его мельтешение, следом за иглой пропустил через прокол струну и ухватился за кусачки. Лаки, обомлевший от ужаса, застыл. Хаммер отмерил нужную длину и, отрезав лишнее, потянулся за паяльником. Его нагретый конец приблизился к животу, Лаки конвульсивно забился.

– Тихо, не дёргайся, Лаки, я хочу соединить концы, – сосредоточенным голосом профи осадил его Хаммер. – Мы же не хотим, чтобы ты обжёгся?

– Мы не хотим, – пискнул Лаки и затих, обреченно отдаваясь в лапы этому кровожадному зверю. Тогда зверь вошел во вкус.

– Хаммер, мне больно – мне больно! – скулил Лаки, а на его впалом бледном животе появлялись все новые и новые кольца.

– Тише, тише, Лаки, всё хорошо. Всё хорошо, – урчал Хаммер, завершая свой шедевр шестым кольцом. – Смотри, тебе идёт.

– Мне идёт? – сквозь слёзы боли лепетал Лаки и разглядывал свой живот в кровавых подтёках.

– Тебе идет, – заключил Хаммер, довольный своей работой. Да он был не хуже Малого.

Но это было только начало.

Хаммер высвободил тоненькие ручки Лаки из наручников. И снова вдохновился.

– А теперь давай сделаем тебе браслет, – и он начал прошивать струной его руку чуть выше запястья.

Лаки на грани сознания чувствовал тонкие поцелуи игл, пронзающие его мысли вспышками чего-то яркого и сладко-болючего. До нервных судорог.

Его рука кровоточила и разрывалась от боли, но он, смотря на ровные линии параллельных металлических стежков, не мог не восхититься мастерством этого садиста-рукодельника. В Хаммере явно пропадал какой-то талант. Но лучше бы он пропадал и дальше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он начал медленно оседать, теряя сознание.

Он закутывал себя в вуаль, в бесконечное количество слоёв. Слой за слоем превращаясь в кокон, чтобы вылупиться заново и стать кем-то более прекрасным.

***

Мысли о том, что ему приходится делить ее с ее же младшим братом, приводили его в бешенство. Он старался сдерживаться, и все равно прессовал ее слишком грубо. Но она изначально была знакома с его худшей стороной, с той, которую даже он в себе не знал до их первой встречи. Она, сейчас под ним, всем своим мягким податливым телом вбирала и глушила его психозы, а ее ладони струились успокоением по его вздыбленной спине.

Он потянулся к ее губам. На тумбе недовольно загорланил одинокий телефон. Он приподнялся на руках, не позволяя разорваться между теми органами, между которыми страсть происходила особенно активно и, продолжая двигать бедрами, заглянул в экран.

– ПОШЕЛ НАХРЕН, – рявкнул он трубке и снова навалился сверху. Звонок стих, но мысли об этом долбозвере и его несчастной жертве заставили его ускориться. Уже через пятнадцать минут он скакал по комнате на одной ноге, поспешно влезая в джинсы на голое тело.

– Член не защеми, – бросила Лекса, выбираясь из постели следом и натягивая его свитер.

– твою мать, – пискнул он, мигом теряя голос. Лучше бы она этого не говорила.

– Такое случается, если ходить без трусов, – она, не оборачиваясь, подхватила его треники.

Да ты сама без них

! – хотелось ему провыть, смотря на то, как её белоснежный зад скрывается в его домашних штанах.

Так-то оно было так. Вот только ей защемлять было нечего.

Он ковылял следом за ней, шипя на каждом шаге, и оттягивал ширинку, чтобы держать эту зубастую металлическую тварь подальше от того, что ещё минуту назад было вполне себе здоровым рабочим инструментом, который теперь съёжился от боли и кровоточил где-то в темных недрах его джинсов.

– я его урою.

Но для такой громогласной угрозы его фальцет звучал как-то неубедительно.

Пока они ехали по переулкам, она свободной рукой сочувственно поглаживала его затылок, но от этого его жалость к себе только возрастала, а боль в зажёванной шкурке увеличивалась.

– Лаки нужна помощь, – с порога известил Хаммер.

– ЭТО МОЕМУ ЧЛЕНУ НУЖНА ПОМОЩЬ, – прорычал Стэн, боясь даже представить масштаб ущерба, нанесенного его причиндалу.

Лекса, склонившись к Лаки, осматривала его запястье. Хаммер, подпирая стену спиной, сидел на кортах позади нее и с подозрением рассматривал невыразительный зад, к которому мягко льнул трикотаж, даже намеком не очерчивая кромку нижнего белья. Он отлип от стены, подкрался к ней на карачках и, протянув руку, рывком стянул с нее треники, охуевая от увиденного.

– Почему она без трусов?

– А ПОЧЕМУ ТЫ БЕЗ МОЗГОВ? – рявкнул Стэн, охуев ещё больше, и отвесил ему оглушительную затрещину.

– ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ, – жалобно огрызнулся Хаммер, хватаясь за затылок и пытаясь оправдаться за разъебаную гитару и руку Лаки.

Стэн смерил его восхищённым взглядом, Лекса обернулась и посмотрела на него так же, хоть по ее лицу этого было не видно. Они синхронно зааплодировали.

Так получилось, что у Хаммера нет мозгов. Искренность этого далбаеба, признающего, что он далбаеб восхитила даже Лаки. Если бы не рука, он бы похлопал вместе с ними.

Когда овации стихли, Лекса натянула штаны и на всякий случай покрепче затянула шнурок. Хаммер погрузился во внутренние созерцание увиденного и снова начал чувствовать тоску по Энни. Стэн посмотрел на время и заспешил.

– Пойду открою гараж. Где ключи? – он охлопал себя по пустым карманам.

– Дома, – отозвалась Лекса и снова нависла над Лаки.

Тут он вспомнил, что не запер дверь, и на ускорении шагнул к выходу, но остановился, окатывая Хаммера сомнительным взглядом. Под рукой Лексы блеснул случайно задетый скальпель в саквояжнике. Тогда он решил, что если кому здесь и нужно опасаться, то точно не ей.

Выйдя из дома, он поспешил к гаражу и, издалека увидев белобрысую макушку, чешущую в том же направлении, свистнул Малому.

Глава 34. Всеми любимое животное

Дэн и Кир, обнаружив гараж закрытым, сходили к Стэну, но дома тоже никого не было, а дверь оказалась незапертой. Они, пользуясь случайным гостеприимством, порыскали по комнатам в поисках ключа, прихватили из кухни белый ром, опустошили холодильник и отправились в гараж дожидаться остальных.

Кир, прихлёбывая из горла и смакуя ядрёность этого убийцы трезвости, лупил по своему синтезатору, внезапно вспомнив, что умеет играть. Дэн в отсутствие Стэна любовно сжимал его гитару, покрываясь испариной своего преступления. И решив успокоить нервишки, разбушевавшиеся от близости с чужой красавицей, перехватил бутылку у Кира.

– Парни, у нас снова проблема по имени Лаки, – известил Малой с порога, хлопнув ладошами.

– Что на этот раз? – кисло поинтересовались они в один голос.

– Этот садист вышил ему на запястье фенечку из гитарной струны, – Стэн вошёл следом и застукал свою возлюбленную в чужих объятиях.

– Креативненько, – отозвался Дэн и отхлебнул. Его застукали на месте, сбегать с голой жопой через окно было слишком поздно. Он напустил на себя невозмутимый вид.

– Никогда не подмечал в Хаммере склонности к творчеству, – заметил Малой, отбирая у него бутылку и прикладываясь следом.

– Зато у него ярко выраженная склонность к садизму, – отрезал Стэн и вырвал свою суженую из лап горе-любовника. – Кто-нибудь видел руку Лаки?

– Потерял? – заботливо осведомился Кир и потянулся за бутылкой к Малому.

– Заткнись, Кир, – отмахнулись все в один голос.

– Последний раз он плохо играл. Будто неважно себя чувствовал, – подметил Дэн и, пронзённый горечью расставания, снова отобрал бутылку и Кира.

– У пацана жар. Лекса сейчас приводит его в порядок. Но мы снова без клавиш. Кир, ты как?

– В норме, – ответил Кир, кренясь под тяжестью выпитого.

– ХАММЕР ЕГО УБЪЁТ. ОН ЕГО КОГДА-НИБУДЬ УБЪЁТ, – истерил Малой, вырывая бутылку из рук Дэна. – НУЖНО СПРЯТАТЬ ЕГО ОТ ЭТОГО ЖИВОДЕРА.

– Куда? – поинтересовался Стэн и, отобрав бутылку у Малого, сделал глоток.

– Когда убьёт, тогда и подумаем куда, – изрёк Кир, и все зааплодировали.

Стэн, прихлебнув, подозрительно скосил глаза на этикетку, потом на стол, заваленный продуктами, остановил взгляд на Дэне и Кире и, кажется, уличил их в большем, чем просто домогательство.

– А где само животное? – поинтересовался Дэн, пресекая назревающий вопрос.

– Лекса его привезет, – отозвался Стэн, раздумывая, стоит ли спустить им с рук домогательство с проникновением.

– Скажи своей подруге, пусть не забудет надеть на него намордник, – Кир вызволил бутылку из рук Стэна и запустил новый круг.

– Может, нам пришла пора что-то сделать?

– Что, например?

– Ну, знаете, это как с медведем, который однажды попробовал вкус человечинки.

– Предлагаешь его усыпить?

– Я слишком люблю это животное. У меня рука не поднимется.

– У и меня.

– Я тоже люблю этого далбаёба, – они, прогнав бутылку по кругу, сошлись во мнении, что Хаммера усыплять нельзя. Сам Хаммер был бы счастлив узнать, что все они его любят. Но их проблему это не решало. А наоборот, усугубляло.

Скрипнула дверь, они обернулись, чтобы поприветствовать своего безмозглого дикаря, но от увиденного у них всех разом пожались яйца. Они могли сколько угодно прятаться у Стэна, но от кошмара по имени Марра им было не сбежать. Стоило им расслабиться, и она подловила их, ворвавшись в гараж ещё более горячей и ещё более сочной, раздражённая всем телом из-за их отказа её желать.

Они, попадая под прицел глаз-бриллиантов, мерцающих глубокой жаждой, уже приготовились погибнуть от обезвоживания во второй раз, но следом за ней вошла Лекса и всех спасла. Подойдя сзади своими невесомыми шагами, она кончиками пальцев коснулась обнаженного плеча Марры. И та, пропустив через тело ледяную судорогу, отшатнулась от этой безмолвной таксидермистки, стоящей за ее спиной и снимающей с ее кожи мерки для своего будущего экспоната.

Марра, чуть ослабнув в ногах от ужаса, прошла к дивану и устроилась на нем, на время притушив свои блядские порывы.

– А Хаммер где? – Стэн выглянул во двор, но там было пусто.

– Увидел машину Марры и решил, что не может оставить Лаки без присмотра? – предположил Дэн, высовываясь над его плечом.

– Трусливое животное – это про него, – заключил Кир, сквозь стекло бутылки поглядывая на искажённый силуэт Марры.

Но говоря начистоту, если бы у каждого из них был свой Лаки, которого нельзя оставлять без присмотра, то они поступили бы так же. А Кир был бы и сам рад выдать им всем по Лаки-счастливчику, тогда бы он мог остаться здесь с ней наедине. И тогда она смотрела бы только на него.

Но её глаза пожирали каждого из них.

– КАКОГО ХРЕНА НАМ ДЕЛАТЬ БЕЗ БАРАБАНЩИКА, – прорычал Стэн, и по его загривку скользнула ладонь.

– Я хотела привезти его и вернуться к Лаки, – раздался позади мягкий голос.

Он выловил Лексу из-за спины и притянул к себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Тогда пригони это сбежавшее чудище обратно, – он утопал в ее серых глазах, и вопреки своим же словам, стискивал ее в своих стальных ручищах все крепче, не желая отпускать и снова с кем-то делить. Лекса неспеша поглаживала его загривок, вздыбленный от мысли, что настанет момент, когда придётся разжать руки. Тогда он прижался к ее губам и опустошил от этих мыслей голову, но теперь уже чувствовал нервозность в другом своем органе.

За его маленькой дилеммой со своего поста наблюдала Марра и изводилась собственными мыслями, что могла бы заполучить его играючи. Но мозг этого брутального мужлана тёк радужными реками в объятиях какой-то щуплой холодной сучки. И Марре всё больше хотелось стереть ее с горизонта.

Она сидела наготове и ждала, когда та свалит, чтобы сделать новый заход. Лекса, уходя, бросила на нее свой нечитаемый взгляд и, подцепив кончиком пальца прядь своих пепельных волос, мягко откинула их с плеча. В этот момент Марра ясно разглядела короткостриженый ухоженный ноготь, скользнувший по шее в выразительном жесте. Но, может, ей это только показалось. Может, она и вправду только поправила волосы. Марра не была уверена, но решила отложить свои попытки до более подходящего момента.

Лекса нагнала Хаммера у самого его дома, тот обернулся и вжался в забор, подобно зверюге, выхваченной на дороге светом фар и сверкающей сетчаткой своих животных глаз.

– Почему ты вернулась? – опасливо поинтересовалась зверюга, бочком пробираясь к дому.

– Потому что тебя ждёт Стэн, – Лекса выбралась из салона и своей бесшумной поступью приблизилась к нему.

– Я нужен Лаки, – Хаммер повернулся и, вцепившись в ручку калитки, застыл от ужаса, когда у его уха раздался ее мягкий голос.

– Не нужен. Я с ним посижу.

– Я не хочу, – плаксиво выдавил он и вцепился крепче в ручку.

– Хаммер, иди в гараж.

Он не знал, всё ли дело в порыве остывшего вечернего ветра или в этом мягком безэмоциональном голосе, но у него шерсть встала дыбом. Он молча развернулся и поспешил убраться подальше, пока эта хладнокровная медперсона и его не решила вылечить. Например, кастрацией.

Лекса, уловив в настороженных глазах ход его мыслей, подумала, что это и правда избавило бы всех от проблем, в первую очередь самого Хаммера, но дала ему шанс и позволила сбежать.

После этого она прошла в дом, наткнулась на великана, просканировала его взглядом, вычленяя ту часть генетического кода, которая передалась его отбитому отпрыску и, сделав выводы, поднялась на чердак.

– ИЛЬДАР, – раздался вопль снизу.

– Это не он.

– А кто?

– Не знаю, какая-то маньячка. Сделай мне массажик?

Маньячка тем временем вернулась к Лаки и тихо забралась рядышком на койку.

– Хочешь послушать сказку?

– Хочу, – Лаки, утопая и выныривая из бассейна своего вязкого горячего бреда, прижался к плечу Лексы, отдаваясь звучанию его мягкого голоса, льющегося на его жар спасительными охлаждающими волнами.

– В одной безнадёжно тёмной норе жил маленький кролик по имени Лаки-счастливчик…

Он заскакивал в сон прямиком на спине свина, подгоняя его кожаной плёткой. Во рту у того был шарик-кляп, мешающий ему принимать своё оборотное зелье, поэтому теперь он был послушным, но всё равно оставался свином. А он был маленьким отважным кроликом, оседлавшим свой страх. Но всё равно дрожал. Потому что боялся. Боялся. Боялся.

Он боялся остаться без дома, в котором его любили.

Глава 35. Всеми ожидаемый кошмар

Он услышал хруст, но не обратил внимания, продолжая бороться с Лаки и учить свою маленькую зверушку быть сильной. Но тело зверька, который так старательно извивался в его руках и бил его своими маленькими кулачками, внезапно перестало оказывать ему боевой отпор и как-то обмякло. Он выпустил Лаки из своего захвата-убийцы и, уложив на кровать, отошел в угол комнаты, рассчитывая, что с этого ракурса ему откроется истина, которая вблизи от него ускользала.

Он курил и молча таращился на труп. Он не понимал, что произошло. Он не понимал, что только что произошло, поэтому позвонил Стэну.

– Лаки не двигается, - отстранённо выговорил он, и молчание в трубке прошило его насквозь ледяными иглами.

– Стэн, я убил Лаки. Я только что убил Лаки, – продолжал он бесцветным голосом.

– Сейчас мы будем, – раздался такой же бесцветный голос, не принадлежащий Стэну. Этот голос не мог принадлежать Стэну. Он был какой-то мёртвый.

Тем же мёртвым голосом Стэн сказал остальным идти к Хаммеру, вздымая у них нехорошие мурашки догадок. Но никто не удивился. Только что всего лишь воплотился в жизнь их самый кромешный страх. Хаммер что-то сделал с Лаки.

Они подходили к его дому и один за другим заходили в ворота, из которых не было выхода. Один за другим они поднимались по лестнице на чердак, которая казалась им сложным бесконечным механизмом, не желающим доставлять их к цели. Они шли… шли… шли…

Они шли слишком медленно, погружаясь подошвами в вязкие ступени своего ужаса.

Хаммер сидел на кровати белый как мел, рядом лежал Лаки и был ещё белее. Все они, переступив порог, обесцвечивались следом.

– Что нам с ним делать? – выдавил Малой, хватаясь за уголок комода на грани обморока.

– Нужно перенести его в ванную, – безэмоционально произнёсла Лекса, и у всех волосы встали дыбом.

– А дальше что? – растерянно спросил Дэн, не осознавая, что всё это происходит на самом деле.

Не осознавал никто из них, отстранённо слушая распоряжения, похожие на бред. Все они просто бредили одним и тем же кошмаром.

– А дальше классика, – пожала плечами Лекса, и всех прошиб холодный пот.

Дэна повело. Малой впал в апатию. Лекса направилась к выходу.

– НЕ ИСКЛЮЧАЙТЕ МЕНЯ ИЗ ГРУППЫ НЕ ИСКЛЮЧАЙТЕ МЕНЯ ИЗ ГРУППЫ, – выл Хаммер, раскачиваясь на кровати.

– КТО ТЕБЯ ИСКЛЮЧИТ ДАЛБАЁБ. ТЕЛО ТЕБЕ КАК ИСКЛЮЧИТЬ, – рявкнул Стэн.

– Взаимоисключением. Часть тела на часть тела, – изрёк Кир философски, и Дэн сквозь спазм дал ему «пять».

– Лекса, ты куда? – встрепенулся Малой.

– За лопатами, куда же ещё, – бросил Кир, отпивая из бутылки.

Лекса кинула вопросительный взгляд на Стэна. Тот кивнул. Она молча удалилась. Малой молча потрусил следом.

– Кто б сомневался, – хмыкнул Кир, снова прикладываясь к горлышку.

– Зачем нам лопаты? – опомнился Дэн.

– Будем его делить и размножать как дождевого червя, на пять частей. Всем достанется по Лаки-счастливчику.

– ЭТО НЕ ЧЕРВЯК, ЭТО ЛАКИ, – взвыл Хаммер.

– Заткнись, Хаммер, – отозвались все трое в один голос.

– Мёртвые черви не размножаются, друг. Даже лопатой, – с сомнением отозвался Дэн.

– Но поделить-то его мы можем.

Учитывая, что Лекса уже ушла за своими инструментами, они даже не сомневались, что могут. Они молча подхватили тело и перетащили в ванную.

– А дальше что?

– Не знаю, может, набрать тёплую воду?

– Думаешь, ему нужно помыться?

– Думаю, тебе нужно заткнуться.

Ванна заполнялась теплой водой.

Лаки менял цвет.

Дэн блевал над раковиной.

Хаммер раскачивался на кровати.

Кир подпирал косяк, обнимая бутылку, и думал о своём.

Стэн стоял над ванной и смотрел, на мёртвое тело, которое час назад было талантливым музыкантом с перспективами. А может быть и нет. Лаки сделал неправильный выбор. И при других обстоятельствах, возможно, сделал бы его снова. Этот пацан был сломан ещё задолго до Хаммера. И всё же, если бы не они, у него был бы шанс. Или не было.

Он тонул в мыслях с зацикленной цепью.

Спустя полчаса вернулись Лекса и Малой, и то, что они с собой принесли, вызвало у Дэна новый приступ рвоты.

Малой невменяемой походкой протащился на кухню, порылся в холодильнике, настругал себе свежих овощей, забрался в кресло, скрестив ноги, и, уместив на них тарелку, принялся поедать салат прямо голыми руками, смотря по телеку какой-то мультик на беззвучке.

– Куда денем торс? – донёсся из ванной железный голос дровосека.

– Нужно купить свиную голову, – флегматично ответила девочка.

– Ты из него холодец варить собралась? – саркастично поинтересовалось чучело.

– Если найдут останки, решат, что это свинья, – пояснила девочка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– ЭТО НЕ СВИНЬЯ. ЭТО ЛАКИ, – взвыл лев.

– ЗАТКНИСЬ ХАММЕР, – взвыли все в один голос.

– А с членом что делать? – истерично пролаял пёсик.

– Отрежь, он не обидится, – язвительно поддело чучело.

– Я НЕ ХОЧУ, – продолжал истерить пёсик.

– Да ладно, ему всё равно.

– МНЕ НЕ ВСЁ РАВНО. Что мы делаем? ЧТО МЫ ВООБЩЕ ДЕЛАЕМ.

– Делим Лаки, – глубокомысленно изрекло чучело и булькнуло бутылкой.

Песик снова начал блевать, хоть уже было нечем.

– А с конечностями что делать? – почесал голову дровосек.

– Холодец? – предложило чучело, и все зааплодировали. Даже Волшебник Изумрудного города.

Тут выворачивать начало уже Малого. Он отложил миску в сторону, рванул к раковине на кухне и выблевал обратно весь салат. А потом стоял и таращился на его остатки.

Огурцы… помидоры… перец… дайкон…

Кисти… предплечья… ступни… лодыжки…

– Ошмётки людей не выглядят мерзко, если красиво оформить нарезку, – снова изрекло чучело, и пёсик снова дал ему «пять», а потом снова согнулся в спазмах над раковиной в ванной. Малой вторил ему из кухни. Потом, отцепив от раковины побелевший пальцы, на негнущихся ногах пошёл к остальным.

– Я возьму голову. Я ОСТАВЛЮ ГОЛОВУ.

– ЗАТКНИСЬ ХАММЕР, – рявкнул Дэн.

– Я ОСТАВЛЮ ЕГО ГОЛОВУ.

– ЗАТКНИСЬ ХАММЕР, – рявкнул Кир.

– Я ОСТАВ…

– ОСТАВЬТЕ ЕМУ ЭТУ ЧЁРТОВУ ГОЛОВУ, – взорвался Стэн.

Малой стоял и смотрел на них пустым взглядом, пытаясь понять, когда этот бредовый кошмар закончится, и он наконец-то проснётся. Но его затянувшийся сон только начинал входить в стадию абсурда.

Сначала заржал Кир. Потом Дэн. Потом Стэн. Они все будто по цепной реакции начинали ржать один за другим. Ржали так, что текли слёзы. Их пробивала полоумная истерика. Они рыдали от смеха, потому что рыдать по-другому у парней способа не было. Они оплакивали Лаки слезами, льющимися сквозь сумасшедший хохот.

Малой проснулся, стянутый пленкой липкого холодного пота, и дрожащими руками набрал Стэна. Зря он завалился спать так рано. Сны перед сном ещё ни разу не приносили ему ничего хорошего.

Глава 36. Семь минут и Лаки-счастливчик

Мальчишки играли в прятки –

Прятали части тела.

Одно другое случайно задело.

Два тела стали единым целым.

Все они выдыхали с облегчением каждый грёбаный раз, когда маленькое несчастье по имени Лаки снова и снова, превозмогая себя, выкарабкивалось из лап своего садиста живым. Но все они были готовы к тому, что однажды этого может не произойти. Этот пацан так и не стал частью их команды, потому что был похоронен ими заранее. Они боялись привязаться к нему только для того, чтобы потом потерять. Они уже узнали, как это больно.

Хаммер самоотверженно нянчился с Лаки всю неделю, но все они подозревали, что движет им далеко не чувство вины. Это животное просто ждало часа, когда снова сможет начать развлекаться со своей игрушкой. Лаки, утопая в его заботе, чувствовал себя всё счастливее, проникаясь обожанием к браслету на своей руке, из-за которого они теперь, будто стянутые его стальными стежками, стали друг другу настоящей семьей.

– Тебе уже лучше? – интересовался Хаммер, сверкая своими белесыми демоническими глазищами.

– Лучше.

– Всё хорошо, Лаки? – спрашивал он, а сам оглядывал комнату и думал, чем бы им интересным заняться в этот раз.

– Всё хорошо.

Всё было просто прекрасно, поэтому Хаммер, освободившись от обязанностей по уходу за больным зверьком, вспомнил свою сисястую богиню и принялся рыться в хламе, в завалах которого где-то затеялся номерок ее телефона.

Ближе к ночи она уже сидела на краю его койки, закинув ногу на ногу, и соблазняла его акульей улыбкой и толстой ляжкой, лакомо вытекающей из-под короткой юбки. Он настиг ее в прыжке голодного зверя и, повалив на спину, с рычанием зарылся слюнявой мордой в ее титьки. Лаки, погруженный в сон, проснулся, придавленный лицом в подушку. Не понимая, что там над ним происходит, он начал двигать тело в бок, но попытки вытащить голову из-под пышных телес не приносили ничего, кроме еще большего удушья. Он мычал и извивался, загребая пальцами простыни, но подружка Хаммера просто уничтожала его старания, голося и елозя сверху, пока сам Хаммер искусными ручищами мастера играл с ее бобышкой, чтобы она оказалась достаточно смазанной для его поршня.

Лаки терпеливо делал маленькие вдохи кислорода, профильтрованные толщей матраса до жизнеотнимающих микодоз, Хаммер бешено трахал свою блядь, сотрясая дом скачущей кроватью. Блядь орала в бесконечной череде экстазов и, напрягаясь с каждым новым приступом, все сильнее прессовала своим телом существо, которое отчаянно хотело жить, но больше не могло себе этого позволить.

Хаммер кончил. Блядь кончила. Последний запас кислорода в лёгких Лаки кончился вместе с его крохотной, никем не замеченной жизнью.

БАУУУУУууууу, – как будто в голову врезается кулак и переключает тумблер.

Хаммер, разряженный оргазмом, встряхнул головой, приходя в себя как после удара. Под ним лежала затраханная потная баба. Под бабой лежало маленькое тельце Лаки.

И не дышало.

Он озадаченно откинул в сторону блядуху, после оргазма утратившую всю свою привлекательность, с минуту пытался понять, что произошло с его зверушкой, а потом шарахнулся в сторону, с грохотом свалившись с кровати. Вынырнув обратно, одними глазами показавшись над её поверхностью и, смотря на застывшее посиневшее лицо, он боялся протянуть руку. Его пальцы, дрожа, прокрались по одеялу и коснулись шеи.

Пульса не было.

Ещё минуту он таращился на безжизненное тело, а потом позвонил Стэну.

Блядуха судорожно подхватила своё шмотье и рванула из дома с голой жопой.

***

Он лежал на диване, закинув руку за голову, и крутил кудри на подмышке, раздумывая, что бы сколотить для обуви Лексы, заполонившей всю прихожую. Лекса, устроившись в его ногах по другую сторону дивана, читала свою книгу и, не отрывая глаз от страниц, мяла босыми пальчиками его инструмент, наводя на мысль, что обувь ей вообще не нужна. Разутыми эти ноги нравились ему гораздо больше. И сделал вывод, что одежда, занявшая весь его шкаф, ей тоже не нужна, как и та, что сейчас была на ней.

Он, качнув пресс, ухватил ее за ноги, подтягивая на себя. Она, случайно огрев его книгой по морде, оправила его обратно в положение лёжа. Но тут же, отложив свой фолиант, принялась покрывать поцелуями рытвинный барельеф на его щеках, заглаживая губами свою оплошность. Эти же губы вслед за рукой начали соскальзывать ниже, с каждым пройденным сантиметром, ведущим к его ширинке, разжигая в нем благодарность к чертовой книге. Лекса подцепила пальцами собачку, и молния, поехав вниз, взвыла рингтоном. А он взвыл следом, снова обломанный грёбаным Хаммером.

– твою. мать, – невыразительно отчеканил он в трубку.

– ЛАКИ НЕ ДЫШИТ. Я УБИЛ ЛАКИ. Я ТОЛЬКО ЧТО УБИЛ ЛАКИ, – провыл Хаммер, и Стэн похолодел.

Он бесконечно долгое мгновение прокручивал в голове его слова, заторможенно застёгивая ширинку, а Лекса уже обувалась в коридоре. Пока он обувался и стаскивал с крючка куртку, Лекса снаружи уже заводила машину. Пока он садился в машину, Лекса уже давила на газ. Всё это заняло ещё минуту.

Он не успевал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он был слишком медленным, увязая в картинах будто в битуме, зацепившись телом за ту часть реальности, в которой с Лаки всё было в порядке.

Тогда он опустошил голову, и стало легче.

Ещё две минуты они летели к дому Хаммера, сбивая колёса Лексуса на всех колдобинах. На пятой минуте Лекса, вбежав в комнату, пропальпировала шею и пульс, и принялась качать грудную клетку Лаки, разгоняя сердце и вдувая в него жизнь вдох за вдохом.

На седьмой минуте Лаки сделал свой первый тихий вдох без помощи.

Стэн почувствовал, как его размётывает на части разрывными.

Хаммер взвыл одновременно с телефоном Стэна.

Стэн принял вызов, сквозь завывания Хаммера слушая вопли Малого.

– ВЫШИБИТЕ ЛАКИ ИЗ ГРУППЫ. ХАММЕР ЕГО УБЬЁТ. ОН ЕГО УБЬЁТ, – вопил Малой.

– Не ори, мы уже всё сделали, – тяжело ответил Стэн, не отрывая взгляда от грудной клетки пацана.

– ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ, – перешёл на истерику Малой.

– Расчленили и закопали.

Только что вопли Малого звенели в его голове, но теперь в ответ стало так оглушительно тихо, что по его хребту пробежали мурашки.

– Малой, я пошутил.

– ТВОЮ МАТЬ. ТВОЮ ЙОМАНУЮ МАМАШУ, СТЭН, – снова взорвался Малой.

– С Лаки всё в порядке. Лекса его уже оживила.

– Заберите его у Хаммера. Не оставляйте его с этим животным, – жалобно, почти рыдая, умолял Малой.

– Не оставим, – тяжело отозвался Стэн и завершил вызов.

Он даже не удивился этому звонку. Голова Малого всегда казалась ему чужеродным ретранслятором. Она перехватывала сигналы из глубин вселенной, перекодировала их и перенаправляла в мир. Ничего удивительно, что Малой вычерпал оттуда информацию и о Лаки.

Пацан был в порядке, но о себе он такого сказать не мог. Он содрогался от мысли о том, что бы они делали, если бы Лексы с ними не было. Но на ум приходил только один ответ – они бы не откопали Ольгу. Но и Лаки бы не оживили. Но Ольга уже была мертва, а Лаки теперь был снова жив. Эта девка была и их спасеньем, и кромешным злом в одном лице, но для него это была просто Лекса, которою он сейчас хотел завалить на кровать и выебать. Потому что нервы снова гудели.

Он тяжёлой рукой влепил Хаммеру затрещину, и тот, испуганно дёрнувшись, ухватился за затылок, вскидывая свои виноватые глаза.

– Ещё раз нас прервёшь, будешь не дышать дольше, чем этот пацан, – прорычал Стэн, и Хаммер съежился.

Он, стянув куртку, швырнул её в угол и, подхватив Лексу за талию, повалил на кровать. Он намеревался продолжить начатое, при этом не выпуская это тупое животное из поля своего зрения. Лекса, обвивая его своими конечностями, снова опутывала в пластичный успокоительный кокон, топя в непрошибаемом спокойствии. Но в этот раз он и сам успокаивался, потому что худший страх, с которым все они жили, теперь остался позади. Но от пацана нужно было избавляться.

Потому что избавиться от него живого было куда легче, чем от мертвого.

Хаммер сидел на краю койки, баюкая на руках свою несчастную маленькую зверушку, и смотрел на себя в зеркало комода, пытаясь понять, как это животное, своими белесыми глазами смотрящее на него из отражения, чуть не сделало его убийцей.

За его спиной Стэн, не отрываясь от губ Лексы, стягивал с нее трусики.

Глава 37. БАУУУУМММММ

Все они боялись, что Хаммер измучает его до смерти.

Эти кошмары преследовали каждого из них с того самого момента, как маленькое несчастье по имени Лаки перешагнуло порог их гаража. А теперь они чувствовали себя мудаками, вздыхая с облегчением от того, что это наконец-то случилось.

Но им и правда стало легче.

Лаки сделал свой первый вдох после семи бездыханных минут, но с того момента, кажется, больше вообще не дышал.

– С этим парнем точно всё в порядке?

– В полном. Лекса его осматривала.

– Тогда почему он не дышит?

– Потому что не хочет.

Осталось придумать, что делать с пацаном, которому больше не было места среди них, но и жить которому тоже было негде. Стэн держал его у себя, уже несколько дней отбиваясь от животного, истерящего под окнами…

– ВЕРНИ ЛАКИ. ВЕРНИ МНЕ ЛАКИ.

– Его здесь нет. Я отправил его обратно домой.

– Ему нельзя домой! Там над ним издеваются!

– ЭТО ТЫ НАД НИМ ИЗДЕВАЕШЬСЯ.

– Я БОЛЬШЕ НЕ БУДУ.

… но его терпение начинало иссякать.

Приватный чат создан.

Стэн: Я ЕГО УРОЮ

Кир: бесполезно. Лекса откопает

Лекса: лол

Стэн: лол

Малой: лол

Дэн: лол

Дэн: я спросил у Хазарта, он его приютит.

Кир: я бы не стал доверять Лаки-счастливчика парню, рядом с которым трётся твой старший брат, друг.

Дэн: я доверяю не старшему брату. я доверяю его лучшему другу.

Малой: если Мига захочет и его перевоспитать по своему блядскому подобию, то даже Хазарт его не остановит.

Дэн: остановит.

Стэн отложил телефон и пошёл радовать Лаки новостью, что они от него избавляются. Дэн отложил телефон, радуясь, что они избавляются от него самого, а не от его трупа. Кир отложил телефон и приложился к бутылке. Лекса с телефоном в руках критичным взглядом окидывала лопаты в сарае Стэна, которые в этот раз не пригодились.

Малой отложил телефон, но тут же схватил его обратно и принялся вдохновенно настукивать текст.

Малой: парни, я создал что-то жестокое.

Стэн: это можно переложить на музыку?

Малой: нет. это будет уже металл

Стэн: значит, запишем металл

Стэн: в девять

Малой: ок

Дэн: ок

Кир: ок

Хаммер: КУДА ВЫ ДЕЛИ ЛАКИ

Лекса: Малой, ты не казался мне кровожадным парнем

Малой: моя ты нежная писечка пришло время тебе познакомиться с моим истинным лицом. чмок

Лекса: ты мне кунилингус предлагаешь?

Стэн: лол

Дэн: лол

Кир: лол

Хаммер: ЭННИИИИ

Малой: хм…?

Лекса: мне подойти?

Стэн: Малой какой ты всё-таки баклан

Малой: ГЬЯ-ГЬЯ-ГЬЯ-А-А-А-а-а-а-а-а…

Лекса: улетел?

Дэн: лол

Кир: лол

Стэн: лол

Стэн: спускайся

Стэн: я тебе сам всё сделаю

Лекса: ок

***

Этот чёртов Москвичонок заглох посреди дороги. Они решили, что три километра – это немного и, оставив машину погрязшей в ухабе, пошли к гаражу пешком. Но ноябрь, под свой конец подшутив над ними плюсовой температурой, окунал их ботинки в ледяные грязевые лужи, заливаясь в обувь ручьями и гуляя промозглым сырым ветром под куртками. И к тому же начался дождь.

– Говорил же, что эта тачка скоро сдохнет, – проклацал зубами Дэн, вваливаясь в гараж. – АПЧХИ, –поприветствовал он рожу Малого и принялся скидывать мокрые шмотки.

Кир, последовав его примеру, тоже стянул с себя одежду, накидал промокшие насквозь вещи на батарею и, подхватив бутылку, забрался к нему. Они сидели и стучали зубами под пледом тех пор, пока Стэн не принёс им сменку.

– Ну что, будем перекладывать? – поинтересовался он с порога.

– Не будем, я не умею гроулить, – отозвался Малой.

– Марра тебя научит, – подъебнул Дэн, и Кир дал ему «пять», а Марра выразительно вскинула бровь. Малой издал рычание, переполненное ужаса, и все решили, что звучит неплохо.

– Говорил же, научит, – бросил Дэн без тени смеха, и все они взорвались хохотом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но из этого ничего не вышло, Малой содрал глоту в тщетных попытках, и они, слушая его скулёж, сжалились над ним, согласившись, что мяукать у него получается лучше. Поэтому вернулись к записи другой песни, посвящённой Марре.

Как же они все её бесили.

Она сидела и испускала свои нимфические феромоны, которые сносили крышу всем, ни разу не дав промаха, но не действовали только на этих отморозков. Но даже когда их морозилка давала редкие сбои, к Стэну это не относилось. Похоже, этот железный дровосек улетал крышей по своей флегматичной Элли, но соваться к нему она больше не рисковала. Потому что необъяснимо по какой причине опасалась эту девчонку.

– Тебя можно понять, красотка, – утешал её Малой, – Стэн у нас такой. Но имей ввиду, когда придёт время тебя закапывать, Лекса будет той, кто выроет для тебя могилу, и делать это она будет с таким же лицом, с которым сейчас разглядывает… моток верёвки на стеллаже… Чем она там вообще занимается?

Она приняла это за подъёб, но окончательно оставила попытки. Все вздохнули с облегчением, пока она не принялась за Кира.

– Кирилл, – промурлыкала она, и его повело от счастья.

– Да ладно, кошечка, зови меня Кир. Твоё «ррррр» такое сексуальное.

Она поставила и на него, и против него. И теперь не знала, проиграла или победила. Он был и доступен, и недоступен одновременно. Он смотрел на неё глазами, полными любви, но любил в ней свою мёртвую подругу. Он её пугал. Но оставаясь рядом с ним, она могла оставаться в группе. И даже добилась успеха, став музой для Малого.

ЧЕРНЕЕТ НЕБО

В ДЫРАХ КАМЕР ОБСКУРЫ

ЛИЦА ПОД БЕЛОЙ ПУДРОЙ

ДЕРЕВЕНЕЮТ

ДЕРИ КУРИ

И ДЕЛАЙ

ВСЕ ЧТО УМЕЕШЬ

МОЯ ПОТАСКУХА

КУСАЕТ УХО

РОБКО

ЛАСКАЕТ МОИ МИНЫ

СОЖМИ ДУБИНУУУУУУ

НЕ ПРОЙДИ МИМО

ЭТО ТЫ ЭТО ТЫ ЭТО ТЫ

ТОЖЕ УМЕЕШЬ

НАДЕНЬ КЕВЛАРРРРЫЫЫЫ

ЛОЖИСЬ НА СПИНУ

РАВНЕНИЕЕЕЕЕЕ НА СЕРЕДИНУ

И ДЕЛАЙ ДЕЛАЙ ДЕЛАЙ ДЕЛАЙ

ДЕЛАЙ

ВСЕ КАК УМЕЕШЬ

СОЧАТСЯ ЯДЫЫЫ

ОБЛИЖЕШЬ ВЕКИ

ТЫ УМРЕШЬ НА РАССВЕТЕ

ОТЫРАВЛЕННЫЙ ВЗГЛЯДОМ

В ДЫРАХ КАМЕР ОБСКУРЫ

НЕБО СВЕТЛЕЕТ

И ТЫ ХОЛОДЕЕЕЕЕЕЕШЬ

БАУУУУМММММ, – Дэн с грохотом завалился на барабанную установку. И они замерли в шоке. Лекса выключила запись и скользнула к нему, с ходу диагностируя ОРВИ. Кир мгновение не реагировал, а потом рванул из-за синтезатора следом. Дэн лежал на полу без чувств и полыхал температурой.

– Мига нас всех убьет, – выдавил Малой безрадостно.

– Не вас, а меня, – поправил Кир. – Он уже давно мечтает урыть меня вместе с моей тачкой, теперь у него есть повод.

– Что будем делать?

– Вызовем скорую?

– Зачем? У нас есть Лекса.

– Тогда Мигу?

– Тогда заодно и катафалк.

– А это для чего?

– Для меня, – мрачно отозвался Кир.

– Отвезём его домой, – предложила Лекса, и они потащили его к машине.

Кир отправился с ними, добросовестно огребать от старшего брата своего лучшего друга. В заодно и от лучшего друга старшего брата. И гадал, кто из них расстроится сильнее. Но сам он был расстроен куда больше, потому что в отличии от Дэна чувствовал себя бодрячком и пошатывался по другой причине, которая и грела его организм, не давая свалиться с болезнью.

Глава 38. Концептуальная страшила

ЭТОТ ГРЁБАННЫЙ БЛОНДИНЧИК РЕШИЛ ЕГО ДОБИТЬ.

Выходные были единственными днями, которые они с Лексой могли бы проводить вместе не только в кровати, но младший пиявкой висел на шее сестры и при этом сосал кровь из самого Стэна. Он день ото дня копил в себе бессильное бешенство, боясь, что однажды его рванёт так, что не выдержит даже Лекса, но эти мысли только усиливали его психоз. А сам он становился ещё грубее. Но теперь этот маленький паразит, выкрав сестру под самый Новый Год, увозил ее за границу, на свои зимние каникулы махнув во Францию.

И он озверел окончательно.

Он сидел в мастерской и шлифовал свои инструменты, затачивая их для этой самодовольной надменной рожи. Не удивительно, что пацан остался без глаза, потому что у Стэна и самого чесались руки подправить ему внешность.

Парни в преддверье праздников тоже разъехались. Дэн со старшим братом свалил на родину, прихватив Кира, Хаммера увезли родители въёбывать у бабули в деревне, Малому подаваться было некуда, поэтому он, как и на все Новые Годы, торчал у Стэна.

Он, беззаботно мяукая, спустился в подвал, и его тут же захлестнула тяжелейшая маньячная атмосфера, зависшая под потолком подобно топору – одно неосторожное слово, и тот рухнет прямо на голову.

Сам маньяк, в мастерском фартучке, заваленный опилками и железной пылью, сидел на стуле посреди подвала и под светом лампы скалил озверевшую рожу, с особой любовью натачивая стамески и неизвестно кого перед собой представляя. Хоть догадаться было и не сложно – Малой тоже помнил этого белокурого дьявола с пронзительным холодным взглядом, от которого у него вставали дыбом волосы.

Стэн, будто уловив обрывок его мысли, размахнулся и в бешенстве всадил инструмент в столешницу. Малой подпрыгнул вместе с фигурками, покрываясь холодной испариной. Он не мог припомнить, чтобы Стэн когда-нибудь так терял голову из-за подружек. Даже последняя, оказавшись полной дрянью, не вызвала у него того психоза, в котором он сейчас пребывал из-за Лексы. Эта девчонка напрочь сносила ему крышу. Здесь оставалось только посочувствовать.

Малой подошёл и понимающе сжал его плечо.

– Пошёл нахрен, – беззлобно огрызнулся Стэн и сдёрнул с себя фартук.

– Пойдём вместе, напьёмся? – предложил Малой, и Стэн согласился с тем, что именно этим и нужно заняться.

Налакавшись с Малым до чертей, он лежал и изучал водовороты космоса в потолке. Под ним, в подвале стояла в темноте и одиночестве его вытесанная до совершенства дева и сверлила его взглядом покинутой женщины.

Он не выдержал. Встал и пришёл в мастерскую, включил лампу, стоял и смотрел в это уродливое лицо, пронзающее его насквозь своими незрячими глазницами. В искусственном холодном свете освещенной ночи её черты ещё больше обострились, вобрав в свои складки черноту резких теней.

И опять ему не понравилось выражение её лица. Совсем не понравилось. Оно было уродливым настолько, что он больше не мог его вынести. Он аккуратно положил её на пол, встал ногой на её грудь и ножовкой принялся отпиливать эту голову.

Пока стальные зубцы вгрызались в её изящную деревянную шею, он слышал душераздирающие вопли. И был уверен, что вместе с ними слышит звук вспарываемой плоти и костей. А когда голова отделилась от тела, тёмное Нечто, вырвавшееся из темницы деревянного тела, взвилось к потолку и рвануло прочь, оставляя его нетронутым. Тогда он поднял с пола красивое безголовое тело и поставил обратно.

Теперь она была завершена. И теперь она была прекрасна.

Малой, проснувшийся среди ночи от вспышки мелькнувшего кошмара – всё ещё со звоном в ушах – выбрался из кровати и потащился на кухню, но по пути притормозил, увидев полоску света в подвале. Он, шлепая по лестнице своими босыми ногами и зевая, ввалился в мастерскую. И щурясь, спрятал глаза под ладонью, давая им привыкнуть к резкой смене световых режимов.

– Что ты здесь делаешь в три часа ночи? – он, заспанными глазами уставившись на Стэна, с сонным мычанием разворошил свое белобрысое гнездо.

– Отпиливаю голову, – хмуро бросил Стэн, подбирая уродливый обрубок.

Малой обхватил руками свой обнажённый торс, вспоминая крик кошмара, который его разбудил, и покрылся крупными мурашками. Здесь не было холодно, здесь было жутко.

– Что собираешься с ней делать? – простучал он зубами, окидывая взглядом безголовую красотку.

– Ну, руки-то у неё есть, – с этими словами Стэн водрузил отпиленную голову в ладони-лодочки и отметил, что так тоже неплохо.

Невозможно уродливая голова в руках невозможно красивого тела.

– Концептуальненько, – отметил Малой.

Стэн тоже так решил.

На следующий день он доработал края и вместе с Малым повёз сдавать своё творение в магазинчик.

Таксист, ожидая в переулке, косился на подозрительного страшного мужлана, сжимающего в объятиях сверток, очертаниями очень напоминающий женское тело, и подумывал, а не поддать ли газку, пока не поздно. Но тут из ворот показался татуированный белобрысый тип со свертком, еще более подозрительным, и водила, распознав в этом точеном овале голову, совсем пал духом, уверенный, что сейчас они скажут ему ехать в лес и там же его и закопают вместе со своей ношей. Но подозрительные типы, доехав до туристического центра, выволокли свою расчлененную жертву и, оставив щедрые чаевые, зачем-то потащили ее в сувенирный магазин. Водила, провожая их взглядом, думал о том, что слишком мало времени бывает со своей семьей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Недоразумение, которое Стэн измучил здесь полгода назад, успело за это время заматереть, и встретило их с рожей, натянутой на профессионализм. Но потом Малой шлёпнул перед ним свертком и стянул с головы упаковку, от чего пацан в миг растерял свои наработанные качества, и к повышенному потоотделению у него теперь прибавилось заикание.

– На-Набоков КО… КО… КО… – силился выдавить пацан.

– Да он щас яйцо снесет, – бросил Малой, наблюдая за его потугами.

– Я щас сам ему снесу, – прорычал Стэн, сжав кулак, и недобро зыркнул в сторону уязвимой мужской области.

– Канстантин, – тут же вспомнил пацан, судорожно хватаясь за то, чего его собирались лишить. – Нобоков, – добавил он и посветлел от мысли, что теперь-то его яйцо точно должно остаться при нём. Хотя бы одно. А Стэн даже раздосадовался, что не сможет воплотить свою угрозу в жизнь.

***

Кошмары начали сниться ему с того момента, как этот дикий здоровяк притащил в магазин свою безтелую страшилу. У него мороз струился по коже каждый раз, когда, придя с утра, он бросал взгляд на витрину и оттуда на него смотрело безглазое невозможно уродливое лицо. Через несколько дней он решил, что больше не может находиться с ней в одном помещении и написал увольнительную, поджидая подходящего момента, чтобы всучить ее и сбежать.

Вечером он, уходя, оставил на прилавке заявление и вышел, твердо решив для себя, что отработал здесь свой последний день. Но взглянув на нее напоследок, вдруг подумал, какого черта, это всего лишь голова. Тогда он, полный кинематографичного пафоса, ухватился за ручку двери и твердым шагом ворвался внутрь магазинчика, чувствуя себя его полноправным хозяином.

ОНА ЕГО ОТСЮДА НЕ ВЫЖИВЕТ.

Подхватив свое заявление, он разодрал его на клочки и бросил в ее рожу букетом драного конфетти. Вот теперь он чувствовал себя прекрасно. С ощущением полной победы над собственным страхом, он вышел, закрыл за собой дверь и, дождавшись зелёного, пошёл переходить дорогу.

Но так ее и не перешел.

Глава 39. Собирушка в Рождество

Они стояли на крыльце супермаркета и ждали Дэна с Киром, застрявших на кассе. Чуть поодаль посреди дороги вертелась волчком дворняга, пытаясь замкнуться в уроборосе.

– Долго она собирается ловить свой хвост? У меня уже голова кругом, – не выдержал Малой.

– Пока не собьёт машина? – предположил Хаммер, безразлично дымя сигаретой.

Будто в подтверждение его словам показалась тачка и устремилась прямо на собаку. Малой рванул вперёд и в последний момент мягким пинком под брюхо отшвырнул её в сторону. Собака взвизгнула и понеслась прочь, машина с воем и скрипом вписалась в бок Малого, швыряя его на землю.

– ЁБАНЫЙ ЕНОТ, КАКОГО ХЕРА ТЫ ТВОРИШЬ, – завопил Хаммер. И бросившись к Малому, с ходу прописал ему кулаком в рожу, окончательно добивая своей заботой.

Водила коротко гуднул, Хаммер перевёл на него озверевший взгляд и бешеным снарядом влетел на его капот.

– А ТЫ СЪЕБИ ОТСЮДА НАХУЙ, – заорал он, брызжа слюнями в лобовое стекло. Водила включил дворники.

– БИП, – прорычала машина и угрожающе качнулась вперёд.

– ТЫ СОВСЕМ ТАМ ОХУЕЛ. Я СЕЙЧАС РАЗЪЕБУ И ТЕБЯ, И ТВОЮ ТАЧКУ, – истерил Хаммер, на четвереньках стоя на капоте и лупя по нему кулаками.

Водила резко дал заднюю, сбрасывая с машины истерящую тушу, и объехал этих отморозков, даже не желая с ними связываться. Хаммер, слетев с капота, навалился на Малого, снова отправляя его на землю и придавливая собой сверху.

– ТЫ. ДАЛБАЁБ, – снова взревел он, вскакивая, и хорошенько поддал ему пинком в бочину. Малой, подбитый им даже сильнее, чем самим ДТП, испустил последний дух, Хаммер, подхватив его за шкирку, злобно поволок многострадальный труп по заснеженной дороге ко входу в магазин, где уже стояли Дэн с Киром и с восхищеньем наблюдали за разыгравшейся трагедией.

– Что за концерты вы устраиваете дуэтом? – поинтересовался Кир.

– Могли бы и нас позвать, – добавил Дэн.

– ЭТОТ ДАЛБАЁБ БРОСИЛСЯ ПОД МАШИНУ СПАСАТЬ… ССССОБАКУ, – бесновался Хаммер, сдерживая порывы снова прописать Малому.

– Я НЕ ХОЧУ ВСТРЕЧАТЬ РОЖДЕСТВО В ГИРЛЯНДАХ ИЗ СОБАЧИХ КИШОК, – орал в ответ Малой, извиваясь на земле и отбрыкиваясь от его хватки.

– ТВОИ КИШКИ СМОТРЕЛИСЬ БЫ ЛУЧШЕ, – рявкнул Хаммер и, не выпуская его воротника, поволок к парковке. Малой, смиренно сложив руки на груди, жопой пахал свежий снег на дороге, ожидая, когда этот истеричный катафалк доставит его до Москвичонка, Дэн с Киром, нагруженные пакетами, шли следом и роняли взгляды, полные боли за своего героя и его спасителя.

Они с порога заявили, что хотят вечеринку в подвале. Наверное, осмелели, от того, что его очаровательной дивы там больше не было. Он не стал возражать, с гордостью наблюдая за тем, как его самостоятельные идиоты расчищают место для гулянки. Они даже притащили свеженькую ёлку и увешали ее мишурой блестящих кондомных пачек, повисших на хвойных лапах четырехугольными ангелочками. Оставалось только прослезиться от умиления.

– Где Лекса, почему ее ещё нет? – горланил Малой из кухни, но сомневался, что эта принцесска могла бы ему помочь.

– Потому что она ещё в самолёте.

– Напиши своей крошке, чтобы летела прямиком сюда.

– Нехрен ей делать у плиты, – обломал его крохотную надежду Стэн и сам пошел к нему на выручку. Хаммер, кружа рядом, хотел присоседиться и тоже поразить их своими кулинарными талантами, но они, ужаснувшись, выгнали его из кухни. Поэтому он решил взять на себя оформление стола, на котором в итоге не оказалось ничего, кроме красиво расставленных баночек пива.

К вечеру суматошные приготовления к празднику выжали из них всё мужество. Они валялись без чувств по углам всего дома, ощущая себя заебанными жизнью домохозяйками. Все они нуждались в появлении женщины, в надежде, что ее присутствие впрыснет им в кровь утраченный тестостерон.

– Вам не кажется, что мы слишком хорошо сидим?

– Где наша эротическая катастрофа?

– Кто-нибудь звал Марру? – и все они повернули головы в сторону Кира.

– Я думал, вы будете против, – он залпом опрокинул в себя бокал.

– Как же мы без нашей красотки.

– Лекса не будет против?

– Лексы всё еще нет… – отозвался Стэн, с такой печалью в голосе, что все они захотели броситься к своему большому парню и обнять его.

Но надобность в этом отпала, и они выдохнули от облегчения. Стэн, заметив перемену на их посветлевших рожах, обернулся и увидел ноги в белых чулках, ступень за ступенью спускающиеся босиком вниз. Затем показалась и она сама. В коротеньком белом платье-трапеции на бретельках, с рядами воланов, порхающих вместе с легкой поступью ее шагов. Это была девочка-снежинка, сбежавшая с утренника, а не его дорогая стильная штучка. Он зачарованно поднялся и двинулся навстречу.

– Как Франция?

–

J'adore.

Он обнял ее за талию, притягивая к себе, и прижался к бархатной щеке губами. Она была облачена в запахи. И он не знал, чего в них больше – Франции или ее брата. Но того и другого было в равных пропорциях. Они провели вместе десять дней, а ему оставалось гадать, насколько они близки. Но сейчас она снова была с ним и принадлежала ему, а не этому белобрысому засранцу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Принесу твои туфли. Здесь грязный пол.

Когда он спустился, она уже сидела на стуле лицом к лестнице и ждала его, вытянув ноги. Он опустился на колени и, подхватив стопу, помассировал большим пальцем подушечку ее ступни. Ее белые дорогие чулки были запачканы пылью его работ. Он, надевая туфлю на ее ногу, тянул губы в улыбке. Вся эта грязь, налипающая на нее в их компании, придавала ей только большей прелести. Прижимаясь губами к ее голеностопному сгибу, он вновь и вновь восхищался тем, до чего же тот хорошо выточен.

Спустя ещё полчаса Марра в прихожей скидывала свои сапожки на огромных каблучищах. И, невозмутимо переобувшись, продефилировала к ним в подвал. Все они, встречая ее ноги, восхитились, до чего же те шикарны даже в домашних тапках Стэна.

К полуночи они, упитые, сидели за столом в полной темноте, только пятно фонарного луча мазало по их лицам, выхватывая фрагменты застывшего ужаса. Стэн сверху, усмехаясь, прислушивался к их идиотским историям.

– У нас из морга как-то пропал труп, – безмятежно поделилась Лекса.

– Кому нужно было утаскивать труп? – прошипел Дэн.

– Никому. Камеры показали, что он просто встал и ушёл.

– А может, он был еще живой? – опасливо поинтересовался Хаммер.

– Может и был бы, если бы перед этим я не вырезала его сердце, – закончила Лекса так же бесстрастно, как и начала. И они обомлели.

– Эта хрень ходит сейчас где-то по улице, – Малой пришёл в ужас.

Тот сидел спиной ко входу и так и напрашивался. Стэн, бесшумно спустившись по лестнице, подкрался сзади, и в точке кульминации, завершающим штрихом обрушил на его плечи свои ручищи, чувствуя, как под ладонями в камень превращается наэлектризованное страхом тело.

– ГЬЯЯЯЯЯЯЯ, – завопил Малой, подпрыгивая на месте и сотрясая весь дом своим истошным воплем.

Стэн вторил ему раскатами громогласного хохота. К ним присоединились остальные.

– Малой, я пошутила, – раздался мягкий безмятежный голос.

– ТВОЮ МАМАШУ, ЛЕКСА. ТЫ НАБРАЛАСЬ ОТ СТЭНА ХРЕНОВОГО ЮМОРА.

На этом страшные сказки на ночь закончились, Стэн, под шумок подхватив свою снежинку на руки, уволок ее в спальню. Малой, сдобренный ужасами на год вперёд, врубил обратно все гирлянды, и гулянка из фазы ужасов начала перетекать в другое качество.

Кир обнимал Марру и тёрся носом о ее щёку, не переставая давить счастливую пьяную лыбу, Дэн, раскидав по спинкам стульев свои длинные конечности, обнимал их обоих и настукивал по голове Кира незамысловатые «Какой-же-мой-друг-далбаеб» ритмы. Хаммер, оставшись без своей зверушки, снова впадал в бесконечную тоску по Энни и меланхолично разглядывал потолок в двоящихся звездочках. Малой по другую сторону от Марры, налегал на спиртное, готовя себя в это прекрасное светлое рождество к сладкой смерти через еблю. Сама Марра в объятиях Кира весь вечер пожирала глазами Стэна, но уже давно смирилась с тем, что среди всего их вкусного ассорти ей достался самый двинутый.

Из подвала доносились отголоски вакханалии, полные истомных звуков. Он в тишине комнаты, на кровати, заправленной в полумрак, стягивал белые запачканные чулки с ноги, пальчики которой поигрывали с его грудью. Он, отбросив чулок, подхватил ее и поднес к губам, прижимаясь к нежной стопе. Тогда она начала играть с ним второй ногой, шагая пальчиками вверх по его уплотнившейся ширинке.

Он целовал ее ступню, и его губы становились все более жадными, покрывая ее обнаженную область, а она щекотала его подбородок второй ногой. Он, не отрываясь от ее стопы, стягивал другой чулок, а по ее вскинутым кверху бедрам струилась лёгкая ткань платья, оседая на животе и приоткрывая белые кружевные трусики. Он обсасывал пальчики и покусывал холмики ее ступней, она расстегивала его ширинку и высвобождала из тесноты. Он прижимал к своим щекам ее босые ступни и пожирал их поцелуями, не в состоянии от них оторваться и начать двигать бедрами.

Глава 40. Эпопея по имени Марра

Невидимая рука подвела ее к кровати и уложила на белоснежные простыни.

Не бойся не бойся не бойся все нормально и вовремя…

– шептал нараспев голос. И она не боялась. Было только любопытно. Голос развел ее ноги в стороны и лег на нее сверху.

Не бойся не бойся не бойся все нормально и вовремя…

– и стал раскачиваться. Сначала она чувствовала легкое трение, будоражащее узел внутри ее лона. Это трение становилось все настойчивее и глубже.

Не бойся не бойся не бойся все нормально и вовремя…

– в нее проникало Нечто, распространяясь по телу холодным наэлектризованным огнем. Она задрожала. Все ее мышцы сжались в сладких спазмах. И она проснулась. Голос резко стих.

Не бойся не бойся не бойся все нормально и вовремя…

– теперь она слышала лишь отголоски его мелодичного шепота. Ее промежность и простыня под ней были алыми от крови. Женский организм созрел. Но вместе с месячными пришёл голод. Она все еще чувствовала холодный вибрирующий холод сущности, проникшей в нее во сне и поразившей ее лоно своим семенем. Сколько бы она не пыталась его унять, этот голод становился все сильней. И он сводил ее с ума.

Она лежала в предрассветной темноте под его боком и слушала игривую весеннюю капель. Наступал март. Ей было двадцать шесть. Любые попытки справиться со своей болезнью за последние десять лет так ни к чему и не привели. Но, возможно, теперь у нее появился шанс. Он любил в ней свою мертвую подругу уже полгода, а значит будет любить ее и дальше.

– Ты спишь?

– Ммм?

– Все еще хочешь на мне жениться?

– Конешн…

– Я согласна.

– Отлишн, – пробубнил Кир сквозь сон и, повернувшись на другой бок, снова отрубился.

Когда он проснулся, прямо в его лицо приветливо смотрели две восхитительные ягодицы, разделенные полоской кружевного белья. Марра склонилась над столом и разгадывала проклюнувшийся листик в цветочном горшке.

– Ммм, с добрым утром, дорогая, сегодня ты особенно прекрасна, – но она и правда была прекрасна с такого ракурса.

– Я вообще-то здесь, – раздался ее голос откуда-то сверху.

– И тебе привет, – Кир потянулся и чмокнул ягодицу.

– Ты правда на мне женишься?

– Правда, – безмятежно ответил он и вынырнул из кровати будущим мужем.

Малой: мне Марра отсосала

Дэн: мне тоже

Хаммер: мне тоже

Стэн: мне тоже

Лекса: мне тоже

Кир: я только что отсосал вам всем

Малой: лол

Хаммер: лол

Стэн: лол

Лекса: лол

Дэн: друг…

Кир: я женюсь

Стэн покинул чат.

Малой покинул чат.

Хаммер покинул чат.

Дэн покинул чат.

Лекса: поздравляю

Кир покинул чат.

Стэну хотелось взять ее за загривок и протащить блядским лицом по шершавой кирпичной стене их гаража.

Хаммеру хотелось, чтоб она свалила с горизонта, потому что она не Энни.

Малому хотелось выебать ее пару раз – что он и сделал, но уже давно перевыполнил план.

У Лексы к ней претензий не было, пока она не заебывала Стэна.

Дэну хотелось угодить Киру.

А Кир хотел быть с ней, потому что она была похожа на Ольгу.

Что касается самой Марры – все они ее как бесили, так и продолжали бесить.

Потому все они были отмороженными. Но их было много, и у них были члены. Поэтому она продолжала приходить в гараж до тех пор, пока не затрахала каждого из них. Они шли на поводу ее блядских прихотей, рассчитывая, что она угомонится. Но их эпопея по имени Марра только перешла от пролога к действию.

Они сидели и уныло смотрели на своего далбаеба, растерявшего остаток пропитых мозгов. Рядом с ним сидела Марра и источала какую-то новую эромантику, вживаясь в роль нежной невесты, и поглядывала на них своими голодными бриллиантами совсем чуть-чуть.

Он обречен

, – думали они.

Мы все обречены

, – думали они следом.

Все это было слишком серьезно, но что они могли для него сделать, когда у самих в жизни все было в порядке. Только чувствовать вину за собственное счастье. Хаммер чувствовал счастье, зная, что Энни где-то есть, и она жива, хоть и бросила его как последняя сука. Дэн чувствовал счастье, просто вспоминая глаза цвета бледных волн, пусть и не мог погрузиться в них. Малой был счастлив тем, что сам пройдя через убийц Ольги, все еще был жив, пусть и с повреждениями. У Стэна была Лекса и каждый из них, но всё, что он сейчас чувствовал – это несчастье Кира. И рядом с Маррой оно только росло.

– Я женюсь, – сообщал им Кир, светясь от собственного сомнительного счастья, и эта новость была такой же сырой и промозглой, как ветер марта, принесший ее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Они уныло тренькали на своих инструментах, в ритмах дождевых капель, барабанящих по крыше и рыдающих вместе с ними над обречением их парня. Сам Кир давил счастливую лыбу, смазанную алкогольным онемением, и прижимал к себе свою невесту. Марра под его бочком заливала гараж сдержанными флюидами блядства, а они, смотря на ее попытки обуздать свою природу, ждали, когда ее снова прорвет.

Она стойко продержалась весь март, цепляясь за собственную надежду по имени Кир и изо дня в день все ярче мерцая своими глазами-бриллиантами, наполненная до краев весенней сочностью. А Кир становился еще невменяемей, опьянённый не столько своей выпивкой, сколько ароматами тела, которые она источала. Она объезжала его до изнеможения и всё равно не могла утолить своего голода, который день ото дня только рос. А вместе с ним росло и отчаяние, уничтожая надежду на то, что с ним она могла бы начать жизнь заново.

– Я женюсь, – сообщал Кир, кренясь под тяжестью счастья и сжимая свою невесту в руках в солнечных лучах апреля. Только в их гараж это солнце не просачивалось. Весь последний месяц они жили в вязком мраке неизбежного, и не знали, как из него выбраться. Но потом к ним завалились какие-то веселые ребята, и один из них, скинув капюшон парки, осветил их темные углы своей сверкающей лысиной.

Они осаживали внутри себя комья нехорошего предчувствия, поглядывая на эту компанию, но не могли же они выгнать со своего кошачьего концерта слушателей только за то, что те не угодили им своими рожами. Стэн бросал взгляды на пустое кресло Лексы и выдыхал от облегчения, что она задержалась на работе. Все они, напряженно бренча, разминали руки в ожидании момента, когда их новенькие друзья начнут проказничать, и тогда у них появится повод их отсюда выставить. Но те вели себя хорошо, были и вправду весёлыми, и весело подкатывали к Марре, не обращая внимания на ее парня.

Сам парень сидел и улыбался, думая о том, что нужно бы взять ее за шиворот и продиктовать ей свои правила. Вдолбить ей, что ее правилом был он, а все остальные – исключением. Поэтому они исключались. Он ставил и на неё, и против неё. Она была и доступна, и недоступна одновременно. Он не понимал, проиграл или победил. Но она была похожа на Ольгу. И теперь она была с ним. А значит, он выигрывал.

Но у этого выигрыша был паршивый привкус. И становился все паршивее.

Они гоготали как гиены и пожирали Марру своими блестящими взбудораженными глазками, подбитые ниже пояса выстрелами ее феромонов. Она поглядывала на них без особого интереса, но тело снова давало сбой за сбоем, окруженное таким количеством накалившегося тестостерона. Она решила присмотреться к ним получше, а они стали еще напористей.

Дэн не выдержал и, сжимая гриф пальцами, сведенными от судороги бешенства, подошел к дивану и навис над ней.

– Если не прекратишь, вылетишь отсюда, – прошипел он ей в ухо, сдерживая себя от порыва уебать ей корпусом.

Тогда Марра, разжав пальцы в ладони Кира, встала и пошла к выходу, оставляя на месте себя пустоту. Она, цокая своими каблучищами в тишине оборвавшихся звуков, уходила прочь, стягивая с него счастье, словно кожу. За ней, тут же встрепенувшись, заспешила стайка ее гиен, заполнив нависшую тишину своим веселым гоготом.

Они смотрели вслед, парализованные и обеззвученные, и не верили, что это происходит на самом деле.

Кир сидел на диване и смотрел перед собой пустым взглядом. Его голос, в тишине гаража прозвучавший для них пистолетным хлопком, был таким же пустым.

– Я женюсь.

Лекса уснула без него, обнимая одеяло, и, раскидав по постели голые ноги, обволакивала своей теплой женственностью всю комнату. Он сидел на краю кровати и, поглаживая ее босую ступню, немигающими расширенными зрачками таращился в черноту дверного проема, наблюдая за тем, как в гротескной извивающейся тьме Марра пожирает Кира, а он ничем не может помочь.

Глава 41. Давно утраченный аромат

Этот день надвигался все быстрее. Парни нервничали все больше. Кир становился все пьянее, предчувствуя свои последние алкогольные холостяцкие будни. Он продрал глаза от настойчивого грохота по металлу и решил, что это Хаммер. Но это был не Хаммер. Громыхала дверь гаража. Кажется, кто-то очень хотел попасть на его одинокую вечеринку, и он, ухая от качки, потащился впускать своего гостя. На пороге стоял рыжий и выглядел так, как будто пытался понять, на хрена он здесь.

У Кира возник тот же вопрос. Он отодвинулся от прохода, цепляясь за дверную ручку и с трудом удерживая себя на ногах. Рыжий зашел внутрь и в дневном полумраке помещения без окон стоял и разглядывал его своими янтарными любопытными глазенками.

– Жопу выгуливаешь, рыжий? – промычал Кир, заплетаясь в собственном средстве связи. Язык опух от сушняка и лип к нёбу.

– Выгуливаю, – невозмутимо ответил тот.

И выглядел он получше, чем в последний раз, изукрашенный их хохломой. По крайней мере, член на лбу, который заваял ему Хаммер, он, кажется, свел.

– Малой скоро придёт?

– А я тебе не подойду? – Кир игриво закинул руку ему на плечо, предлагая пройти глубже.

– Ты не в моем вкусе, – отбрыкнулся рыжий, сочувственно поглядывая на его опухшую физиономию.

– А ты в моем, - подъебнул Кир.

И тут горизонт, подыгрывая ему, решил встать вертикально. Он рухнул на рыжего и завалил его на диван своей нестоячей массой. Рыжий под ним лежал и таращил обалделые глаза. Кир, уткнувшись в его рожу, обалдел не меньше. Сложновато было объяснить пацану, что его падение было не намеренным.

– А ты симпатичный, - решил добить его Кир, раз деваться все равно было некуда.

Пацан, выпучив глаза, принялся отчаянно под ним елозить. Кир, подрагивая от поступающего хохота, уткнулся ему в шею и затрясся, обливая его слезами и мыча как последняя сволочь. Рыжий под ним обмяк и успокаивающе похлопал его по спине, кажется, решив, что он рыдает.

Но он и правда рыдал.

От пацана шел легкий цветочный запах. Кир лежал, прессуя его своей истерикой, но чем больше вдыхал этот запах, тем меньше ему хотелось ржать. Он, убаюканный знакомыми нотами, обмяк и, уткнувшись в чужую шею, продолжал обливать его своими слезами, незаметно погружаясь в смутный сон с ароматом цветов, которые так давно утратил.

Сколько бы раз он ни оказывался в этой комнате, всегда смотрел в окно. Сколько бы раз он ни смотрел в окно, всегда за ним простиралось цветочное дымчатое поле. Но цветы каждый раз были разными. И каждый раз он смотрел на них через грани стекла, никогда не выходя за них. Тогда он обошел комнату со стороны, нашел брешь и протиснулся в нее, становясь микроскопической ватой. А по другую сторону бреши было поле.

Почему он ни разу не выходил наружу?.. Оно было таким прекрасным.

И оно звало его.

Он брел среди цветов, поднимаясь на кроваво-красный холм. А к кистям его рук тянулись губы-бутоны, касаясь их поцелуями своих соцветий.

Чмоки-чмоки. Чмоки-чмоки.

И он наклонился к ним, вплетаясь своим телом в их стебли.

Он лежал на вершине холма, обнимая руками ее бесконечное земляное тело. Она была здесь и снова была с ним, сама став землей, в которую была зарыта. И он целовал холм, и впивался пальцами в пласты земли, желая ее ухватить.

Олешка…Олешка…

–

силился он выдавить, но горло издавало только хрипы.

МММ… МММ…

– МММ… – вывалился он из сна под дикий галдёж. И все еще скрученный спазмами сновидений, пытался поймать нить реальности.

Пацана уже не было, сам он спал кверху брюхом, обнимая диванную подушку, а парни с матюками обшаривали гараж, потому что не могли найти диск с записями.

– Вот маленький гад, – буркнул Кир, поднимая свою тушу, и, усевшись поудобней, присосался к минералке, подсунутой ему в рожу Дэном.

– Кто? – обернулись они синхронно.

– Рыжий.

И все они замерли, озадаченные.

– Что он тут делал?

– Хотел позвать Малого на свидание, но я ему понравился больше.

– Ну, музыка наша ему, кажется, тоже понравилась, - кисло процедил Дэн.

– Только Стэну не говорите, – в ужасе шипел Малой, боясь представить реакцию их большого парня.

– Чего не говорить Стэну? – доброжелательно поинтересовался Стэн, переступая порог и хрустя пальцами.

– Что рыжий упер наш диск, – тут же признались они хором и сжались.

Тогда пальцы Стэна захрустели ещё яростней, а они втянули головы в шею еще глубже.

– ДА И ХРЕН С НИМ, – прорычал Стэн.

Но им и правда было не до рыжего. День свадьбы наступал и наступал уже завтра. Кир был упитым до краев, Марра уже неделю не показывалась в гараже, погруженная в девичьи хлопоты. Сами они были изведены на нет, до последнего не веря, что это и вправду произойдет. Но это происходило.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Стэн нависал над помятой тушей Кира и оценивал его презентабельный вид, готовый вот прям сейчас для алтаря – жертвенного. Потому что выглядел он, как хорошенько обработанная жертва заклания для своей блядской жрицы.

– Ты как?

– Бодрячком, - рыгнул Кир и снова завалился спать.

Они решили его не тревожить. Но, может, было бы лучше связать его и спрятать до того момента, пока этот день пройдёт без него, и начнется новый виток в их реальности, в которой эта свадьба не состоялась.

–

Где Лекса? – Малой выглянул наружу, надеясь увидеть хоть что-то эстетичное. Но Стэн обломал и эту надежду.

–

Не придет, на работе… завал.

–

И чем она там завалена?

–

Трупами,

–

бросил Кир сквозь сон, и они загоготали. А Стэн подозрительно хмыкнул.

Весь остаток вечера они сидели, кисло брынькая своими инструментами, и поглядывали на будущего женишка, который старательно отсыпался перед свадьбой. Сам женишок, вернув в свои объятия подушку, прижимал ее к груди и мирно похрапывал под звуки их безрадостного оркестра.

И снова он заталкивал себя в сон, желая к ней вернуться.

Он встретил двух людей, смотрящих перед собой, шагающих навстречу друг другу. Один шёл вверх, другой опускался вниз. Он, не зная, за кем идти, проводил взглядом обоих, не отрывая двух глаз от двух спин, которые продолжали шагать вверх-вниз, но оставались на месте, а он продолжал смотреть, но взгляд его уже осматривал пустоту перед собой. Он ее не находил. Ее здесь просто не было. Тогда он сполз по спинке стула и покинул место больших скачиваний.

Глава 42. Босоногая невеста

Его окружали шипящие экраны снов без сновидений, а когда он открыл глаза, провалился в черноту. Долго лежал в этой черноте, падая в невесомость, и чувствовал легкие спазмы тошноты от головокружения. И все же он неплохо проспался впервые за это время, ощущая теперь первые проблески трезвости. Голова была непривычно ясная.

Он поднялся, утопая ногами в черной бездне, и слепо прошаркал к выходу. Вышел наружу, теперь ослеплённый светом, закрыл гараж и поплелся домой, умирая от солнечного апрельского дня, подобно вампиру, вытащенному в рассвет. Шел и тлел, с каждым шагом рассыпаясь в пепел.

Дома он принялся с ожесточением наводить презентабельный вид, чтобы презентовать себя своей даме сердца. Или она была Пиковой. Потому что его Дама Червей лежала под землей, изъеденная ими же. Чем ближе он подходил к моменту, когда нужно будет натянуть на свою рубашку свадебный фрак Короля, тем сильнее тряслись руки. Или они тряслись от похмелья. Но колода невидимых карт осыпалась к его ногам, а он так и не решил, поднять ли ее, чтобы сделать новый расклад.

Этот день не задавался с самого начала. Она стояла и разглядывала свое маленькое белое платье, лежащее на черных простынях, но видела перед собой шахматную партию. Ход был за ней, но принадлежал ему. Она вроде бы выигрывала, но ничто не мешало встать ему и перевернуть своей рукой доску. Вся их игра была слишком хрупкой. Она подхватила платье, облачилась в тонкое белоснежное кружево и, сев в черную Камри, поехала на новую клетку, не зная, что после ее хода предпримет оппонент.

Он влез в брюки, застегнул рубашку, повязал галстук и, глянув в зеркало, озверел от мысли, что ему придется показаться в этом на людях. С остервенением выдрав себя из классики, он запаковал свою задницу в джинсы, отшвырнул галстук и, расстегнув воротничок, решил, что так уже лучше. Он накинул кожанку и вышел. На улице зажидалось такси.

Лекса так и не объявилась.

По ресторану сновали незнакомые личности, среди которых он распознал только рожи своих оболтусов, которые в своем родном шмотье выглядели не хуже него, и немного растерянные лица родителей Кира, с сомнением поглядывающих на свою невестку.

Марра в белом коротком платье из цветочного кружева и на высоченных шпильках лавировала среди сдвигающихся столиков и стульев и, сверкая своими глазами-бриллиантами, кроваво-красным ртом шипела на персонал, который налажал везде, где только мог. Они собирались отыгрывать здесь свадьбу с регистрацией на выезде, а не чертов День Рожденья. Но эти бестолочи украсили здесь все цветными шариками.

– ГДЕ НАШ ГРЁБАНЫЙ ЖЕНИХ, – рычал Стэн, из всех сил надеясь, что тот не заявится. Но Кир заявился. Трезвый, с помятой рожей, но в выглаженном костюмчике и полный готовности быть раздавленным каблуком своей роковой блядской жёнушки.

– А Лекса где? – мельтешил Малой, только больше давя на нервы.

– ДО СИХ ПОР В САЛОНЕ, – снова рычал Стэн, мечтая ухватить этого баклана за белобрысую голову и с пинка усадить на место.

– Уже нет, – бросил Малой, заглядывая за его плечо.

Он обернулся ко входу и обомлел, разом обнуляя всё своё бешенство.

– Почему ты не сказал, что тоже женишься? – обиженно буркнул Хаммер, подкравшись сбоку и кидая в сторону Лексы подозрительные взгляды.

– Сам не знал, – отозвался Стэн, не сводя с нее завоженных глаз.

Лекса, выхватив из торжественной суеты знакомые рожи, взяла курс к их компании и подплыла к ним на своих низких лодочках.

– Издеваешься? – цыкнула Марра, окатывая ее раздраженным взглядом, и отошла подальше.

Стэн не сдержался и загоготал.

– Почему ты ржешь? – ее пристальные серые глаза смотрели на него и пытались понять, что она сделала не так. Он, прижимаясь губами к пепельному виску и продолжая потрясываться от хохота, стискивал ее в руках – свою ухоженную девку в маленьком белом платье из цветочных кружев.

– Я думала, мы должны с ней сочетаться.

– Не надо с ней сочетаться, – бросил Дэн мрачно. – И Киру тоже не надо.

Тут были согласны все. Но церемония все же началась.

Они расселись по местам и боялись сделать вдох, который бы подтвердил, что происходящее здесь – происходит на самом деле.

Марра шла по дорожке, увязая в цветочных ароматах и нанизывая на свои шпильки лепестки красных роз. Сжимала свадебный белоснежный букет, устремив бриллиантовый взгляд к своему жениху. И была прекрасна. Кир стоял под аркой и давил застенчивую лыбу трезвенника в ожидании своей невесты. Помещение заполняла музыка, звучащая мягким нежным фоном для громыхающий в кошмаре реальности сердец. Глухим хлопком выстрелило шампанское, кто-то из несдержанных гостей уже приступил к празднованию. Раздался «клак» как новый выстрел. Марра замерла и больше не шевелилась, пробитая этим звуком навылет. Они все смотрели на нее и не понимали, что происходит.

Тихо скрипнул стул, Лекса встала со своего места и подошла к ней.

– Пришла меня добить? – холодно поинтересовалась Марра, не сводя глаз с алтаря.

До цели считанные шаги, какого черта

.

Лекса разулась и в своих белых чулках невозмутимо поплыла обратно. Марра, стиснув зубы, скинула туфли и, утопив ступни в чужой обуви, возобновила свое величественное шествие. За ее спиной остались лежать туфли с отвалившимся каблуком. Этот день и правда был худшим, но лодочки этой девчонки были слишком удобными, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чем ближе подходила Марра, тем шире становилась потерянная улыбка Кира, и всё оглушительнее стучали их сердечные мышцы, готовые разорваться в тот самый момент, когда приговором прозвучат для них слова судьи из-за пюпитра.

– Согласны ли вы взять в жены Марию? – вопросил судья.

Она, сжимая его дрожащие руки, стояла и улыбалась счастливой улыбкой невесты, не понимая, что вообще здесь делает.

Он стискивал ее нежные ладони, почти ломая пальцы, и вдыхал фантом цветочных ароматов, который исходил не от нее.

Скажи нет.

СКАЖИ НЕТ. СКАЖИ НЕТ. СКАЖИ НЕТ, – обреченно молил Дэн, согнувшись в спазме нервной тошноты и настукивая лбом по коленям.

Все, затаив дыхание, ждали ответа, который слишком затянулся.

Кир молча развернулся и пошел прочь из зала.

В воцарившейся тишине с болезненным облегчением выдохнул Дэн.

Скрипнул стул. Потом другой. Гости завороженно наблюдали за тем, как какие-то стремные панки один за другим встают со своих мест и покидают здание.

Белые раздолбанные туфли Марры остались лежать в проходе, утопая в красной цветочной реке, которая так и не впала в море слёз.

Стэн подхватил Лексу на руки и понес к выходу. Оркестр, ждущий у крыльца, встрепенулся, и грянул марш, приветствуя новобрачных. Он невозмутимо прошествовал по ступеням вниз, неся к свадебной машине свою босоногую невесту. За ним с такими же каменными рожами шли остальные парни и, хлопая дверцами, рассаживались по местам.

Глава 43. Сломанные лодочки и Медовое путешествие

Она стояла и смотрела ему вслед, сжимая в руках букет невесты, и не знала, что должна чувствовать. Он не опрокидывал доску, не ставил ей шах и мат, он ушел, оставив партию незавершённой и этим разгромил ее полностью. Они один за другим поднимались со своих мест и уходили следом, оставляя ее одну у алтаря под сводом белоснежных роз. А у подножия струилась кроваво-красная река с белыми сломанными лодочками, которые так и не привезли ее к берегам чего-то прочного, оказавшись такими же раздолбанными, как и вся эта затея.

Безликая масса в полной тишине смотрела на неё из зала с застывшим ожиданием в глазах. Бесчисленные пары глаз на мазанном пятне декораций. Но ждать было нечего.

– Он не согласен, можете расходиться, – цыкнула она и, раздраженно швырнув свой свадебный букет в эту массу, поплыла по реке в обратном направлении, раскольцовывая спираль, которая закрутилась в абсурд.

Смотря на то, как отъезжает со стоянки свадебный лимузин, она снова не знала, что должна чувствовать. Все это было просто опустошающе. С этой же пустотой она села в свою машину и поехала прочь.

Она нажимала на звонок, не понимая, как здесь оказалась, она вроде собиралась домой. Но дверь распахнулась, и она с порога утонула в глазах цвета бледных волн, снова чувствуя себя не брошенной, а обожаемой. И сделала шаг, оживая под теплым прикосновением ладони, сжавшей ее пальцы.

Они гоготали в лимузине, надираясь шампанским из узких свадебных бокалов, и колесили по городу, откатывая аренду. Кир ушел в неизвестном направлении, но они догадывались, куда он мог пойти. И все же на душе расцветали майские яблони уже в апреле – в том апреле, в котором эта свадьба не состоялась. От этих мыслей они гоготали еще громче, взрываясь от бесконечных притоков облегчения.

Лекса сидела на коленях Стэна, вытянув ноги вдоль сиденья, так что часть их приходилась на колени Дэна. Тот беспечно поигрывал с ее босой стопой, перебирая пальчики в белом чулке под ревнивые взгляды, и сам не замечал, что творит, потягивая шампанское и гогоча вместе с Хаммером. Зато со своего места замечал Малой и нервно прикладывался к бокалу, поглядывая на рожу Стэна, которая становилась все более пугающей. Стэн, наблюдая за тем, как на его территорию пробралась чужая похотливая рука, сидел и думал, что пора бы ее укоротить. Но тут начал голосить телефон, и Дэн, отлепив свои лапы от ноги Лексы, полез в карман. Малой выдохнул.

– Dante, sai dov'è Migel? Non risponde alla chiamata (Данте, ты знаешь, где Мигель? Он не отвечает на звонок).

– Non lo so. Dovrei trovarlo? (Я не знаю. Мне его найти?).

– Si ne ho bisogno (Да, мне он срочно нужен).

– Ok ciao (Ладно, пока), – попрощался Дэн и, засовывая телефон в карман, словил на себе серый пристальный взгляд. Ему показалось, что она поняла каждое его слово.

– Di che colore sono le tue mutandine? (Какого цвета твои трусики?) – обронил он как бы невзначай.

– Chiedi a Stan (Спроси Стэна), – отозвалась Лекса.

– Voglio vivere ragazza, (Я хочу жить, девочка) – весело бросил Дэн.

Она, не отводя от него своих пристальных нечитаемых глаз, кончиками пальцев приподняла юбку, и Дэн взмок, разом обмякая всем телом.

– Grazie (Спасибо), – пискнул он, растекаясь по сиденью, и прикрыл глаза рукой, чтобы получше рассмотреть изображение, выхваченное сетчаткой.

Стэн, не поняв ни хрена из того, что сейчас произошло, ухватил Лексу покрепче. Дэн все тем же писклявым голосом сообщил водиле адрес и спустя двадцать минут, благодарно чмокнув стопу в белом чулке, покинул машину на ослабших ногах. Стэн, боясь представить, что за зрелище ему открылось под этим коротеньким белым платьем, запустил туда руку и тоже взмок, нашаривая пальцами маленький кружевной треугольничек, который никак не мог оказаться трусиками.

Тонкий ажур лишь слегка облегал два нежных мягких холмика с мякотным ущельем, которое с первого же прикосновения особо манило в него нырнуть. Он со всех сторон изучил островок ткани, отделяющий его от соблазна и, скользнув под кромку, глубже погрузился в свои исследования, продолжая большим пальцем поглаживать маленький треугольничек кружев.

Лекса, обхватив его за шею, тихо дышала у его уха и, чуть отведя полусогнутую в колене ногу, сжимала и разжимала пальчики, скользя ступней по кожаной обивке, и подрагивала в его руках. Хаммер сидел напротив, вперив свой белесый животный взгляд, и сосредоточенно ждал, когда рука Стэна вернется на поверхность с докладом. Но исследования только углублялись.

Стэн, прижавшись губами к голому плечу Лексы, кажется, вообще про них забыл. Малой, чувствуя тесноту в брюках, потел все обильнее. Лимузин, плавно качнувшись, остановился на красном, Лекса издала тихий стон. Малой не выдержал и судорожно распахнул дверцу.

– Пошли-ка отсюда, – толкнул он Хаммера.

– Куда?

– На выход.

– Зачем?

– ТВОЮ МАМАШУ, ПРОСТО ВЫЛЕЗИ ИЗ САЛОНА, – взвыл Малой от тупости этого животного.

– ДА ТЫ САМ ИЗ НЕГО ВЫЛЕЗИ, – взревел Хаммер, бортанув его в плечо своей тушей. И с ноги под зад отправил наружу этого долбодятла, который мешал ему дождаться кульминации. Малой кубарем выкатился из машины и, влетев в бордючик, остался сидеть парализованный раскатами боли в своей многострадальной заднице. Хаммер, накренившись корпусом над сиденьем, потянулся к ручке двери, намереваясь ее закрыть.

– Нахрен пошел, – услышал он вкрадчивый голос и, не отрывая пальцев от ручки, через своё плечо осторожно повернул голову в сторону Стэна. Глянув на рожу, перекошенную от нежности, он тут же вылетел вслед за Малым, испугавшись, как бы их большой парень, не отложив свой десерт, сначала не выебал его самого.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Малой сидел на бордюрчике на отбитой жопе, рядом, скрестив руки на груди, стоял Хаммер. Оба они со стояками в штанах тоскливо смотрели вслед уезжающему свадебному лимузину, увозящему молодоженов в их медовое путешествие. И тоже желали сладенького.

– Что будем делать?

– Пойдем сопрем свадебный торт.

Дэн вошел в квартиру, скинул обувь и замер. В гостиной, у панорамного окна на стуле спиной к нему сидела Марра, закинув свою ногу в нейлоновом чулке на чужое плечо. Из-под ее юбки маячила щетка красных волос, старательно ублажая свою любимицу.

– Я бы не стал этого делать, Хазарт, – весело бросил Дэн, и из-за ее ноги вынырнуло озадаченное лицо.

– Почему нет?

– Потому что это Марра, – ещё веселее ответил Дэн.

– Как скажешь, – добродушно согласился Хазарт и пошел ублажать ее ногу в обратном направлении.

– Засранец, – цыкнула Марра, наклоняясь.

Дэн с хохотом увернулся от полетевшей в него белой лодочки, и, все ещё веселясь, прошёл в комнату брата.

– Что с твоим телефоном? Отец не может до тебя дозвониться.

– А с тобой что? – поинтересовался Мига, косясь на его встопорщенную ширинку, и Дэн загоготал еще громче.

– Зачем он звонил? – раздраженно прорычал Мига, снова переводя глаза на монитор.

– Ты нужен ему на работе.

– Прямо сейчас?

– Нет, еще два часа назад.

– Черт, давай сюда свою мобилу.

Мига, поговорив с отцом, разразился отборными матюками, аналогов которым на родном его языке не было и, хлопнув крышкой ноутбука, вылетел из спальни, с ходу влепляясь в Хазарта, несущего на руках Марру.

– Вы двое, позаботьтесь о моей девочке как следует, – бросил он, запуская руки под ее юбку. И, неохотно оторвавшись, пошел собираться на работу, с которой сбежал еще утром, чтобы попасть на ее свадьбу, но так до нее и не добрался.

Дэн проводил его взглядом и обернулся к Хазарту, застывшему на пороге комнаты с Маррой на руках.

Трахать несостоявшуюся жену своего лучшего друга с лучшим другом своего старшего брата было той ещё задачей. Но кто он такой, чтобы ослушаться.

Малой с Хаммером вошли в пустой ресторан, встретивший их унылой тишиной. В ведерке с шампанским растаял лёд, кроваво-красный ковер увял, а администрация сидела за банкетным столом с кислыми минами, и не знала, что делать с торжеством, которое не состоялось. Тогда они, упившись до чертей, решили не обламывать работягам праздника, раз уж он всё равно был оплачен.

Тамада у свадебного пюпитра кисло поинтересовалась:

– Малой, согласны ли Вы взять в жены Хаммера?

И Малой, сжимая его протянутые лапищи, с блеском обожания в глазах, торжественно признался, что согласен. Они так же торжественно обменялись кольцами, а потом весь вечер истерично гоготали, пожирая свадебный торт и зажимая роскошное тело пятидесятилетней тамады, которая была ещё ого-го.

Но наутро, проснувшись вдвоём в одной койке, с обручальными кольцами на пальцах, чесали головы и пытались вспомнить, что вчера нахрен пошло не так.

Глава 44. Он обещал

Кир пересёк кроваво-красную пожухлую реку и, на ходу подцепляя куртку, пошел прочь, твердым шагом унося себя от той реальности, в которой Марра была не Ольгой. Ароматы цветов, исходящие от фантомов его обоняния, влекли его в оранжерею, которая под своим толстым земляным сводом заключала его настоящий источник.

По дороге он зашел в продуктовый, взял бутылку крепкого алкоголя и той же твердой походкой прошел в ворота кладбища. Он был здесь уже столько раз, что мог бы, просто растворяясь в одном моменте, переноситься сразу в другой, сокращая расстояние до ее могилы трансплантацией мысли.

Он делал шаг за шагом, но не понимал, для чего они. Все было намного проще, настолько же простым, как ее холм, покрытый первыми отростками многолетника. Он прошел за оградку, сел на землю и, открутив крышку, начал пить, глоток за глотком опустошая свою больную голову, в которую когда-то взбрела мысль, что Ольгу можно заменить ее блядским клоном.

Если бы не рыжий со своей ароматной шеей, все могло сейчас быть по-другому. Но ее цветочный запах, пробравшийся в его ноздри с чужой кожи, развеял наваждение по имени Марра. Теперь он был в себе, и теперь он снова был с ней – с его Ольгой, разделенный с ней лишь пластом земли.

Он сидел, отпивал из горла и закупоренным взглядом смотрел в свое прошлое, увязая в фотоснимках последнего года, в которых с одной стороны не было бы ничего вообще, а с другой – то, что было – было каким-то покореженным. Все в этих снимках было не так. Слишком они были веселые. Весь год он либо пил обезболивающие, либо просто пил, заливая в себя литры анестезии, и не желал заглядывать в глаза своей полосующей боли. А она, не находя выхода, продолжала только копиться незаметно для него же самого. И эту плотину пора было прорубить.

Чем меньше оставалось выпивки, тем ниже его магнитило к земле, засасывая в круговерть алкогольного бреда. Он пьяным мазаным жестом откинул бутылку и, на четвереньках наползя на холм, улегся на него, покрывая одеялом своего тела постель ее вечности. Она была где-то там внизу, но совсем рядом, стоило лишь снова подкопнуть. Ему было бы достаточно просто коснуться ее костей. Даже будучи облаченной в мертвые лохмотья гнилой плоти, это была все ещё она, и лежала там, дожидаясь его, а он здесь, на поверхности, просто терял время, играя в жизнь.

Он гладил холм и терся о него щекой, вдыхая сухой земляной запах с примесью свежих весенних трав. Хрупкие побеги льнули к земле, пригибаясь под его ладонями, и он сжимал их пальцами в волнах накатывающих спазмов.

Он бормотал. Бормотал что-то невнятное, понятное только его опьяневшей голове, но не ему самому. Бесконечные фрагменты слов, смазанные на неповоротливом языке единым потоком. И касался губами земли, шепча ей что-то важное. Но не был уверен, что она услышит.

Он орал. Орал так громко, что песчинки, разлетаясь под его криком, оседали на лицо, а холм дрожал, вбирая вибрации его децибелов. Но и крик не доходил до нее, затухая на середине пути и оставляя ее лежать в ее глухом замкнутом мире. С плотно утрамбованной землёй на лице, потому что они разломали крышку гроба.

Он рыдал. Рыдал, впиваясь пальцами в землю, ставшую за год слишком плотной, и сдирал пальцы в кровь вместе с ногтями. И заливал ее могилу своими слезами, которые бесконечным потоком проливались на нее уже так давно, что могли бы ее затопить. Но и они оседали в верхних слоях почвы. Он не мог к ней пробиться.

Он выл. Выл во все горло, раздирая кладбищенский покой своей болью без выхода.

И снова впивался губами в ее земляное ложе.

И обещал. И обещал. И обещал. Он обещал ей, что попробует жить заново.

Время, в пьяном водовороте его рыданий и конвульсий, в скоростном режиме перетекло из полдня в полночь. Он опустошенный, но с пронзительной легкостью в голове, поднялся, подцепил пустую бутылку и поплелся прочь, оставляя за спиной разворошенный холм с выдранными кустиками проклюнувшихся цветов. Пошатываясь, он тащился меж чужих могил, прислушиваясь к тишине, разбавленной только кладбищенским стрёкотом кузнечиков. И вскинув голову к небу, пытался сосчитать мерцание звезд, когда внезапно наступил на край земли, как на стенку коробки. И та под тяжестью его подошвы перевернулась, размашисто и головокружительно влепляя его мордой в свое дно, вставшего вертикально.

Кир валялся на дне свежевырытой ямы и со звоном в ушах продолжал подсчитывать звездочки, погружаясь в их приливы и отливы. Запах сырой земли был таким умиротворяющим, а дно было таким уютным, что он, обняв пустую бутылку, устроился поудобней, и лежал, пялясь в прямоугольный кусок сверкающего неба, до тех пор, пока оно не упало ему на веки.

Он сидел у нее ног и тёрся щекой о теплую сладкую коленку. Целовал ее ногу, поднимаясь все выше, но с каждым поцелуем она становилась все холоднее и холоднее. И таяла в его руках как выточенная форма льда. А где-то над головой раздавался невыносимо раздражающий галдеж

…

Он проснулся, сжимая в руках пустоту, все ещё хранящую ее объем. В глаза било утреннее веселое солнце. Над краем могилы толпились незнакомые люди и пялили на него свои обалделые рожи.

– Почему в могиле моей жены лежит труп какого-то алкаша? – вопрошал чей-то разъярённый голос.

Труп тем временем сморщил гримасу головной похмельной боли, замычал и, перевернувшись на другой бок, уставился в земляную стену с прожилками белых корешков.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Почему бы не врасти в почву вместе с ними. В этом пронзительном земляном холоде.

Он протянул руку.

– Парень, ты задерживаешь похороны, – осторожно окликнул его другой голос.

– Проходите, не задерживайтесь, – отозвался он, касаясь пальцами белесых нитей.

– Что нам делать с этим недоумком?

– Опускайте прямо на него.

– Он не будет спать с моей женой в одной могиле!

– Мы не можем положить их по-отдельности, здесь всего одна яма.

Тогда он подумал, что спать с ней вместе было бы так восхитительно.

– Ну так выкопайте для него другую. Это моя жена! Она не будет спать с кем попало!

– Эй, я не собираюсь спать с твоей женой, – отозвался Кир, заебавшись слушать эту смертельную дилемму. – Мне нравятся девочки посвежее.

– ПОШЁЛ ОТСЮДА НАХУУУЙ.

После этого его вытолкали наружу, вырвав из уютной колыбели успокоения, и поддали пинка. Он поелозил по пропитой морде грязной рукой, делая его еще грязнее, отряхнул с жопы чужую подошву и поплелся прочь, в своем свадебном костюме, уделанный с головы до ног кладбищенской землей. И тем же маршрутом через весь город возвращался в дом, в котором его никто не ждал.

Но теперь на душе стало легче. Он обещал ей начать жить заново. Может быть, и не получится. Но он хотя бы попробует.

Глава 45. Новый день. Новый клон

После так и не наступившей свадьбы Кира наступил День Рождения Малого. Он, обожравшись сладкого на год вперед, хотел пропустить этот день, но парни требовали праздника, а Хаммер смотрел на него глазами верной женушки, готовой выйти за него снова, лишь бы только не оставаться одному. Они долго думали, где и как провести гулянку, но остановились на том же ресторане, решив сгладить осадочные воспоминания, оставленные сорванным торжеством.

Именинник, разодетый в свой лучший убитый шмот, кружил по дому Стэна, в ожидании, когда тот нарядит свою куколку к празднику, и не знал, чем ещё себя занять. Он, беззаботно мяукая, ввалился в комнату и тут же сконфуженно застыл на пороге, обрываясь на взятой ноте.

Это было почти незаметно, но Стэн, обернувшись к нему, уловил, как его глаз дернулся.

– Что?

Малой молча развернулся и, тихо прикрыв за собой дверь, пошел обратно. Не стоило вваливаться сюда так беспечно. Пусть комната и была открыта, пора было привыкать к тому, что в этом доме появилась женщина. Он бы не смутился так, если бы застал их в постели. Но косички... Нет, это было слишком интимно.

Стэн проводил его взглядом и вернулся к прерванному занятию, но глянув на нее в зеркало, внезапно и сам понял.

– Какого хрена?!

Что он вообще делает

.

Лекса подняла на него вопросительный взгляд.

– Тебе не идут косички, – бросил он, поражаясь, как сразу этого не заметил.

– Ладно, – Лекса, одетая в прилегающее вечернее платье, невозмутимо сидела перед зеркалом и ждала, пока он расплетет то, что так старательно плел ей почти час.

Теперь было лучше. С распущенными волосами она не была так похожа на брата. Но смотря на ее голую гибкую спину в глубоком вырезе, он всё-таки согласился, что волосы лучше собрать. Хотя бы в хвост.

Через полчаса сборов они, дождавшись Хаммера, вчетвером погрузились в Лексус и поехали к знакомому ресторану, где уже стоял припаркованный Москвичонок. Дэн и Кир вовсю развлекались за банкетным столом, ожидая, пока подъедет их именинник, и со скрипом жамкали сочные округлые формы надувных шариков.

Знакомый персонал встречал их, широко улыбаясь и явно помня. Малой и Хаммер кисло улыбались им в ответ и переглядывались, так и не вспомнив подробностей своей брачной ночи.

Марру они тоже позвали, но не были уверены, что увидят ее снова. После того, как Кир сбежал от нее из-под венца, она больше не показывалась.

Но она пришла, села за стол и снова с охотничьим азартом в глазах-бриллиантах выглядывала свою добычу. Они, окутанные ее эротическими флюидами, скрипели суставами и потели, но все же были рады, что она снова с ними. Она уже давно стала частью их команды. Она не была заменой Ольги. Она была Маррой. Их Маррой-Кошмарой. Все они уже любили её по-своему.

Они весь вечер гоготали и отлично проводили время – ровно до того момента, как появилась она – чёрные волосы, голубые глаза, кроваво-красная помада. Кир увидел ее и замер, и все они притихли, разом утрачивая свое веселье. Он поглядывал на нее, они – на Кира, а она на них всех. В конце концов переглядки закончились тем, что она, прогарцевав через зал, подсела к их столику и продолжила уже вблизи стрелять своими глазками по мишеням, которые были одна другой соблазнительней.

Марра, смотря на свое дешевое зеркальное отраженье, цыкнула и, демонстративно грохнув стулом, покинула их, подсев к каким-то веселым мужланам, отчего за их столиком грянул восхищенный «Оххх…» – о такой девочке они не могли и мечтать.

А парни больше не могли мечтать о том, что конвейер Ольгиных клонов в коллекции Кира когда-нибудь закончится – он, похоже, войдя во вкус, только начал ее пополнять. Сам коллекционер не сводил восхищенных глаз со своего нового экспоната и придвигался поближе. Она, незаметно отодвигаясь от его подальше, липла к какой-то щуплой девчонке, которая восседала на ее пути к Стэну и мешала к нему подобраться.

Их новая красотуля весь вечер игриво посмеивалась, глуша красное вино, и никак не могла определиться, на ком именно сосредоточиться. Но в какой-то момент, кажется, так упилась, что ее рука, дрогнув, опрокинула полный бокал на Лексу, заливая ее светло-серое мерцающее платье бордовым пятном.

Они замолкли, тараща на эту сучку напряженные взгляды и понимая, что нихрена это не было случайностью. Стэн дернулся, намереваясь схватить ее за волосы и выкинуть из-за стола, но ладонь мягко придавила его колено. Он, бросив на Лексу обеспокоенный взгляд, остался сидеть на месте и принялся прикладывать салфетки к луже в ее юбке. Похоже, вечеринка на этом подходила к концу.

Марра покинула своих кавалеров и, продефилировав обратно, пригнулась к уху Лексы.

– Жди меня в дамской комнате, принесу тебе одежду.

Лекса, тихо скрипнув стулом, поднялась, Стэн, грохоча своим, хотел вскочить следом, но ее ладонь снова мягко его осадила.

– Тебе туда нельзя, – бросила она и невозмутимо прошла через весь зал в своём серебристом платье, залитом красным подтекающим пятном.

Марра направилась к выходу, к своей машине, в которой лежали пакеты со свежими покупками и, подцепив их, вернулась обратно.

Как будто она могла упустить возможность рассчитаться с этой девчонкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лекса аккуратно выбралась из платья, и Марра озадаченно на нее уставилась. Потом, вытянув из пакета, встряхнула новенькой кофточкой и критично оглядела ее на просвет.

– У твоего парня остановится сердце. Но ты же его откачаешь?

– Откачаю, – Лекса взяла кофточку, надела ее и, пригладив волосы, оглядела себя в зеркало.

– Тебе бы просушить трусики, милая, – бросила Марра, подтягивая ремешок новой юбки на ее невыразительных бедрах.

– Зачем? Скоро они снова намокнут, – отозвалась Лекса, и Марра восхитилась.

А эта подруга умеет грязно шутить

.

Вот теперь она начинала нравиться. И теперь они были на одной стороне.

– Подправишь мне макияж?

Глава 46. Крошка-Вамп

Они вышли следом друг за другом, и парни остолбенели. Лекса в короткой кожаной юбке, из-под которой выглядывала кромка черных чулков на подвязках, и прозрачной черной кофточке на голое тело продефилировала к столику, сверкая кроваво-красной помадой и серебристыми глазами в дымчатом обрамлении теней. Стэн, при виде своей крошки, ещё на подходе судорожно начал стягивать с себя куртку.

– Эй, мужик, ну не здесь же! – загоготал Малой, не отрывая взгляда от Лексы.

– Почему нет? – бросил Хаммер, смотря туда же.

И правда, почему нет

? – думали все они, смотря в одном направлении.

Стэн встал, накинул куртку ей на плечи и усадил на свое место, отделяя собой от этой сучки. В него под недовольное мычание тут же полетели смятые салфетки. Лекса кончиками пальцев ухватилась за бортики куртки и раздвинула их. Бомбардировка тут же прекратилась, и над их столом грянул синхронный вой койотов, молотящих лапами по столешнице.

Сама сучка притихла и кисло следила за происходящим. Она хотела устранить конкурентку, но добилась того, что внимание парней теперь намертво приклеилось к ее маленьким сиськам, сверкающим из-под прозрачной кофты.

Марра так же демонстративно, как их покидала, вернулась на свое место, с вызовом грохнув стулом между Дэном и Хаммером. Дэн закинул руку ей на плечи, Хаммер запустил свою лапищу ей под юбку, отчего сучка окончательно впала в уныние. Теперь во всей этой компании вниманием ее удосуживал только Кир, поглядывающий на нее пьяными влюблёнными глазами и не обращая внимания на этих «подружек-блядушек».

Стэн, приобнимая свою крошку-Вамп, сидел и покрывался испариной, поглядывая под стол. Ее обнаженная область между чулком и юбкой притягивала его руку. Но Хаммер сейчас усердно копошился своими лапами под юбкой Марры, а ему не хотелось выглядеть так же. Он решил сдержать себя до момента, когда они останутся наедине.

После этого вечер снова стал веселым. Сучка, проебавшая все их сладенькое ассорти, смирилась и отдалась на волю своему маньяку-коллекционеру. Сам-то он был очень даже ничего, но ее пугали его несдержанные подкаты и пьяная довольная рожа, которая все время тыкалась в ее лицо. Но, может, она просто слишком ему понравилась. Потому что ее роскошное зеркальное отражение, сидящее напротив, нисколько его не заинтересовало. Тогда она решила, что намного лучше этой расфуфыренной бляди. И, посылая ей милые девичьи улыбки, льнула к Киру, чувствуя свое превосходство.

Марра роняла пренебрежительные взгляды на эту дешёвую дуру, даже не знающую ценника платья, которое угробила. И весь вечер под столом своей туфлей по туфле Лексы набивала незамысловатую азбуку Морзе, понятную только девочкам. Лекса продолжала сохранять невозмутимый вид, даже когда чужая женская рука случайно оказывалась на колене Стэна, и тот начинал дергаться, пытаясь отогнать эту заебавшую муху. Малой, Хаммер и Дэн, кутая вниманием Марру, поглядывали на Кира и похрюкивали от хохота. Кир, смотря на них, тоже кусал губы, чтобы не заржать, и покрепче тискал свою новую подружку.

Он понимал, что это не Ольга. Он больше не искал ей замену. Просто это был его типаж.

К тому же она была такой очаровашкой, что под конец банкета ее милым канареечным умом были очарованы они все. Они, с гоготом вываливаясь из ресторана, похлопывали его по спине. Он, попрощавшись с ними, прижал подружку к себе и повел к своей машине, припаркованной между тачкой Лексы и тачкой Марры. Сучка, метая глаза от черной Камри к белому Лексусу, уныло оглядела его убитый Москвичонок и забралась внутрь. Кир, давя довольную лыбу, забрался на водительское кресло и, не оборачиваясь, показал парням «класс», вскинув над головой руку. Малой, Хаммер и Дэн, наблюдая за ними, стояли и потрясывались, глуша хохот. В этот раз в его глазах не было пьяного помешательства, он и вправду собирался с ней повеселиться.

Мимо прошла Лекса, ведя на невидимом поводу их большого парня, робко следующего за своей крошкой-Вамп. Он, подойдя к машине, ухватился за ручку передней двери, но Лекса через джинсы ухватила его за другую ручку и, крепко сжав, подтолкнула его к задней дверце, запихивая в салон. Он, отодвигаясь вглубь, зачарованно смотрел, как его Вампирша, пригнувшись, забирается следом и, перебирая руками, надвигается на него, не сводя своего серебристо-дымчатого взгляда. Она собиралась оседлать его и, прикладываясь к его шее, высосать из него все соки, потягивая свой коктейль из крови и взбитых сливок из обоих его трубочек.

– Снимай штаны.

Стэн, судорожно ухватившись за ширинку, стащил с бедер джинсы. Она, перекидывая через него ногу, устроилась сверху, ухватывая его наэлектризованный загривок. Он, скользнув руками под юбку, нащупал полоску трусиков и, оттянув их в сторону, крепче обхватил ладонями нежный бархат ее ягодиц.

Он обсасывал ее кроваво-красные губы с новым помадным привкусом и сам был готов стонать как девка под натиском ее бёдер.

Дэн, Хаммер и Малой, выстроившись в шеренгу по росту и склонив головы набок, зачарованно наблюдали за тем, как плавно покачивается Лексус. И тоже хотели покачаться.

– Чего расслабились? – цыкнула Марра за спиной, и они вытянулись как по команде «СМИРРРЬ-НО».

– А ну марш в машину.

Они, синхронно бойко отдав честь, и по команде «НАЛЕЕЕ-ВО» развернулись и, стройным рядком промаршировав к чёрной Камри, один за другим забрались на заднее сиденье. Марра, следом за ними процокав по асфальту каблучищами, села за руль и повезла свой отбитый батальон на тренировку выносливости.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он лежал в кровати, закинув руки за голову, и изучал потолок в ожидании, когда его Вампирша в ванной снова перевоплотится в человека. Лекса в его футболке, шлепая босыми ступнями, вошла в комнату и, забравшись на кровать, уселась перед ним, по-турецки скрестив голые ноги. Он, поглаживая шрам на ее коленке, под пристальным взглядом серых глаз, рассматривал ее лицо без примесей всех этих сногсшибательных женских штучек, и сейчас она была куда привлекательней. Сейчас она была ему знакома, снова став собой с ее мягкими безымоциональными чертами, не изменёнными макияжем.

– Не нужно тебе краситься.

Кажется, этот ответ ее удовлетворил. Она забралась под одеяло, оцепила его своими конечностями и, устроив голову на его груди, вслушивалась в колыбельную его сердцебиения. Сам он, поглаживая ее длинные волосы, слушал за окном тихую поступь приближающегося мая, и раздумывал, не мешает ли ей скрежет в его сердечном механизме, который с каждым приближающимся днём становился все отчетливее.

Глава 47. ПАНКИ НИКОГДА НЕ УМРУТ

Они ни разу не ее навестили, так и не найдя в себе сил прийти сюда после того, что сотворили с ее могилой. Но снова был май, тот же цветущий ароматный май, что год назад так жестоко ее отобрал. Могильный холм, разворошенный Киром две недели назад, был засажен новыми кустиками анемонов, а под ними, на дне ими же когда-то закопанной ямы, лежали гниющие останки в тлеющем фатине. Вот только они, смотря сквозь пласты почвы, видели не их, а призрачный силуэт в свадебном платье, белеющий на атласной обшивке гроба, и мёртвое лицо своей подруги, застывшее в их памяти фотоснимком той больной ночи. Воспоминание, окутанное в сладковатые запахи разложения и цветущих майских яблонь, вколоченное в них без возможности удалить его или заменить. Потому что заменять было нечем.

Они, так и не проронив другу ни слова, разбрелись, погруженные каждый в своё прошлое, вот только это прошлое было для них для всех общим.

Малой, придя домой, сидел на краю кровати и, таращась в стену, мотал в телефоне их записи.

ДЕРЗКИЙ КАК КОТ

МЮРЛЫЧИШЬ НЯЖНЫЕ

СОНЕТЫ А ЛЮБВИИИ…

Голосил он, а она заливалась смехом, сидя на коленях Кира, и вслед ей начинали гоготать остальные, а он продолжал мяукать в микрофон, голосом, подрагивающим от подступающего хохота.

Малой сорвал наушники и, откинув телефон на кровать, разрыдался, стискивая себя за плечи и сгибаясь от боли.

Хаммер уже в четвертый раз вынул линзы, обработал их раствором, ополоснул лицо и, отершись полотенцем, снова приладил их к зрачкам. Но стоило взглянуть на себя в зеркало этими белесыми демоническими глазищами, и по памяти выстреливало:

ДА СНИМИ ТЫ СВОИ ЁБАНЫЕ ЛИНЗЫ

И мягкие губы, скользящие по его глазному яблоку, а потом рыданья Кира, и бледное мёртвое лицо на дне холодной сырой ямы. И снова он жмурил глаза, выжимая из них накопленную влагу. И снова снимал линзы, обрабатывал их раствором и ополаскивал лицо.

– ИЛЬДАР.

Он, смотря своими демоническими глазами в зеркало, замер.

– ИЛЬДАР, ТВОЮ МАТЬ.

Он снял линзы и молча вышел из ванной.

Дэн сидел у панорамного окна и, обхватив длинные ноги, согнутые в коленях, смотрел на городской пейзаж своего дорогого района. Но все, что видел перед собой – застывшее синее лицо на дне могилы. А на коже оседала промозглая сырость вскопанных пластов и вздымала дыбом волосы на его смуглом итальянском покрове. Он плотнее прижал к груди ноги, но всё равно мёрз, пропитанный насквозь холодом той ночи. Она была настолько мертвой, что вытеснила все ее живые фотоснимки из боксов его памяти.

Хлопнула входная дверь, кто-то подошел и встал рядом, он, улавливая знакомые ноты запахов и звуков, обхватил стоящую рядом ногу и прижался к ней, сжимаясь в спазме рыданий, которые сдерживал слишком долго. Теплая рука гладила его по голове, а ему даже не надо было ее поднимать, чтобы увидеть глаза цвета бледных волн, смотрящих на него с такой же болью.

Кир, так и оставшись сидеть на могиле, остекленевшими глазами таращился на кочующую чуть поодаль процессию, сквозь гул в голове выхватывая происходящее. Вереница скорбящих лиц, красный бархатный ящик, чей-то заунывный вой, оплакивающий ушедшего – снова кого-то хоронили. Толпа у свежей могилы уплотнялась, крики становились все громче. У могилы началась суета, рыжим пятном мазнула знакомая макушка, и кто-то истошно заорал. Он, в миг леденея от этого вопля, подскочил и поспешил прочь.

Стэн открыл гараж, прошел внутрь и, прикрыв дверь, оставил пробиваться внутрь только небольшую полоску дневного света, танцующую пылинками в полумраке. Стоял и потерянно оглядывал пустоту, но так и не понял, что в ней ищет. Тогда он опустился на диван, оперся локтями о колени и уткнул лоб в руки-замок, погружаясь кадр за кадром в ту часть жизни, в которой она ещё была с ними. Их Ольга – их душа с цветочным ароматом, который у всех у них отняли и зарыли под землю.

Кап, и крупная капля, сорвавшись с лица, упала на джинсы. А потом еще одна, и еще одна. А он и не заметил, что по его щекам текут слезы.

Он не знал, сколько так просидел, погруженный в прохладу полумрака и скованный в лёд утраченного прошлого, когда за воротами послышались знакомые девичьи голоса. Он, не очень уверенный в том, что слышит, выглянул наружу, но это была Лекса, идущая по переулку вместе с Маррой. Он закрыл дверь и тихо пошел следом, со спины разглядывая двух подружек, вышагивающих к его дому будней походкой. И заляпанных до ушей подсыхающими комьями глины.

– Почему вы вместе, и почему вы грязные? – поинтересовался он, нагоняя их подозрительный дуэт.

– Твоя девчонка сказала, что тебе это нравится, – отозвалась Марра, оборачиваясь на его голос.

Так-то оно было так, но сейчас они явно перестарались.

– И вы решили изваляться в грязи?

Лекса смотрела на него своим нечитаемым взглядом, который, кажется, стал еще пристальней, и молчала.

– Нет, мы решили от нее отмыться, – бросила Марра, проходя во двор.

Не похоже было, что они собираются признаться ему в своих приключениях. Он, запустив своих чумазых козочек в огород, поспешил растопить для них баню, пока они не уделали ему весь дом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Вы будете там вдвоем? – все еще подозрительно их оглядывая, поинтересовался он, пытаясь понять, почему они вместе, и чем они вообще занимались.

– Боишься, что я испорчу твою девчонку? – бросила Марра, продефилировав к бане, и у порога начала стягивать с себя грязную одежду. Лекса, последовав ее примеру, тоже скинула свое платье и в нижнем белье прошла внутрь.

– Боюсь, что портить там уже нечего, – выдавил он, смотря ей вслед. Лекса хмыкнула. Но, может, ему это просто показалось. Может, это скрипнул пол под ее босой стопой. Он не был уверен.

Он неспеша подкидывал дровишки, наблюдая за тем, как две вымазанные грязью красотки в его предбаннике стягивают с себя нижнее белье. Тут он издал измученный стон и решил, что пора отсюда валить.

Весь остаток вечера они втроем, рассредоточившись по залу, играли в молчаливые переглядки, а глаза Лексы смотрели на него так пристально, что наводили только на еще большие вопросы.

– Почему ты до сих пор здесь? – гостеприимно поинтересовался Стэн, поглядывая на Марру, восседающую на его диване в его одежде.

– Потеряла ключи от дома.

– И надолго ты их потеряла? – все так же доброжелательно поинтересовался он снова. Может, и хорошо, что у его молчуньи появилась подружка, но не переезжать же ей теперь сюда.

– Пока не сменят замок.

Но кажется ее визит и правда грозил затянуться.

Стэн, проведя одинокую ночь на диване, утром вошёл в спальню и замер, сраженный мыслью, как так вышло, что в его кровати спят две голые девки, когда ему самому там места не нашлось. И решил, что, спровадив Марру, хорошенько займётся своей авантюристкой. Он развернулся и побрел на кухню, и снова застыл, сраженный тем, что в его доме не только появилась лишняя девка, но еще пробрался баклан-вредитель и опустошал его холодильник.

ДАВАЙ ДАВАЙ ГОНИ ПО ВСТРЕЧНААА-АЙ

МЫ ВЗЛЕТАЕМ НА ЛУНУ

МЫ ВЗЛЕТАЕМ НА ЛУНУ!

Горланил Малой, наливая себе чашку кофе, но увидев Стэна, плеснул и ему.

– Домой лети, баклан, – отозвался Стэн. Подхватив кружку, он вернулся обратно в зал и, усевшись на диван, включил утренние новости.

ТЕБЕ НЕ ПЕРЕ

НЕ ПРЕСЕЧЬ НААААА-АС

ПАНКИ НИКОГДА НЕ УМРУТ

НИКОГДА НЕ УМРУТ!

ПАНКИ БУДУТ ЖИТЬ ВЕЧНАААААУУУУ, – завывал Малой, засунув бошку в холодильник и усиливая басы.

Стэн схватил пульт, чтобы убавить его громкость, но ползунок стремительно ехал вниз, а Малой продолжал горланить. В то же время телек совсем затих.

– Блять! – выругался Стэн, врубая громкость обратно.

Он хотел сделать глоток, но кружка застыла у самого его лица, искаженного шоком.

– ТРУП, НАЙДЕННЫЙ В ЗАГОТОВЛЕННОЙ ДЛЯ ПОХОРОН МОГИЛЕ… – громогласил телевизор, а с фотографии на него смотрела та самая сучка, наполовину проглядывая из-под пластов земли.

ПАНКИ НИКОГДА НЕ УМРУТ

НИКОГДА НЕ УМРУТ!

ПАНКИ БУДУТ ЖИТЬ ВЕЧНАААААУУУУ, – продолжал подвывать бэкграунд.

Но она не была панком. И была явно мертвая.

Конец