1839-й

Отец мой был человеком строгим, даже жестоким, временами, и поэтому наказание розгами было в нашей семье делом весьма обычным. Нас с сестрой секли по голым ягодицам каждую субботу, и это наказание было весьма публичного свойства. Когда родственники толпою приезжали на семейный обед, то мы, старшие

девочки, уже знали, что нас будут сечь при всех. Мать вызывала нас из нашей комнаты и вела нас, крепко держа за руки, в столовую. Вслед за нами шла служанка Марта, которая несла большой пучок березовых прутьев, что отец использовал для нашего вразумления. Войдя в столовую, мы тут же видели перед собой длинную скамейку, выставленную по случаю предстоящего наказания розгами на середину комнаты. Отец забирал у Марты розги, ну а нас, девочек, готовили к наказанию. Сначала пороли мою сестру, как старшую (ей было 16 лет). Ее первую подводили к лавке, ставили спиной к гостям и оголяли ей ягодицы. Сестра была у меня очень смирная, поэтому она покорно позволяла поднять подол своего платья, спустить себе панталоны до колен. Затем, она робко отвечала на вопросы отца: в чем провинилась, дитя мое? Сестра со вздохом начинала перечислять свои грехи за неделю, среди которых обычно были: воровство шоколадных конфет из кладовой, единица по арифметике или французскому, чтение по свече допоздна (что строго пресекалось само по себе, поскольку в нашем доме боялись пожара). Во время всего этого перечисления грехов, гости откровенно любовались голой попкой провинившейся и шептали : ах, хороша, шельма! Потом все затихали, и отец выносил приговор, который обычно звучал так: сорок розог по голой попе! Или: пятьдесят розог и к вечеру еще ремня! Сестра начинала тихо плакать, но говорила, весьма смиренно: хорошо, папочка…как вы скажете, папочка… Сразу после этих слов, служанка Марта и матушка укладывали провинившуюся на лавку, ягодицами кверху. Мать держала сестру за плечи, прижимая ее к лавке во время порки. «Ну что, готова твоя попка к розгам? - басом, вопрошал отец, подходя к сестре с прутом в руке. Да, папочка…выпорите меня, я заслужила…Сразу после этих слов сестры, экзекуция начиналась. Отец размачивал березовый прут в кадушке с водой, клал свою большую ладонь на талию сестры и, как следует размахнувшись, сек голые ягодицы провинившейся розгой. Сестра вскрикивала «Ай, папочка! » или «папочка, больно! », но в общем и целом сносила наказание храбро. Мать, по своему обыкновению, отсчитывала количество полученных сестрой розог: Раз! Два! Три! Во время порки нам с сестрой полагалась также воспитательная беседа. Так что, отхлестав сестру по заднице раз 10-15, отец брал в руки свежую розгу и, размачивая прут в соленой воде, говорил сестре следующее: «вот ты сейчас плачешь, потому что я высек тебя, так что, пока я тебя наказываю, подумай о том, как вести себя лучше…учись прилежно, слушайся матушку, не воруй конфет из кладовой, воровство это грех, поняла? «Да, папа! » - всхлипывала сестра, и отец снова принимался сечь ее по голым, слегка уже покрасневшим, ягодицам. «Ай, папочка! Не надо! Папа, не надо меня сечь, я больше не буду есть конфеты! » - умоляла сестра, когда счет розог приближался к тридцати. К этому моменту, среди наших гостей уже пребывали панические настроения. Кое-кто из детей начинал плакать, глядя на раскрасневшиеся, выпоротые ягодицы провинившейся. Некоторые женщины начинали часто вздыхать и сморкаться, кто-то из мужчин говорил своим непослушным чадам: «И я тебя вечером так же высеку». Мальчики- подростки сидели очень прямо и не отрывали глаз от происходящего на лавке: это был их единственный шанс увидеть голую девичью попу во время наказания. Отсчитав сорок ударов розгой по попе, сестру обычно прощали, и только иногда отец говорил ей: «вечером придешь ко мне в кабинет, и ремень не забудь захватить…» «хорошо, папа…» - обещала сестра, всхлипывая. После этого сестру подымали с лавки, приводили в порядок ее гардероб и отправляли в угол, стоять на коленях. За сестрой приходила и моя очередь, я была младше сестры, и мне пороли задницу розгами, но не так сурово. К тому же, я была папиной любимицей. Отец, стряхивая свежую розгу от соленых капель, говорил мне: «Мари, поди сюда…». Стоя спиной к гостям, я приподнимала длинный подол платья, приспускала панталоны вниз, и со вздохом спрашивала у отца: «Сколько ударов розгой по попке ты мне дашь, папочка? » А что ты такого натворила на этой неделе, Мари? - почти ласково спрашивал отец. «Я разбила маменькину любимую чашку во вторник, дала гувернантке пощечину в среду, и крала конфеты из коробки вместе с Ленкой, но это она меня заставила, я не хотела…» «Ладно, ложись на лавку, грешница! 15 розог тебе сегодня, вытерпишь? Не будешь плакать, как на прошлой неделе (по его лицу я видела, что ему вовсе не хотелось бы меня сечь, но пощечина, данная гувернантке, была поступком слишком возмутительным). Отец помогал мне улечься на живот, подкладывал мне под бедра подушку. Раз! Два! Три! Считал отец, и с оттяжкой хлопал мой голый зад прутом. «Ай, папа! » говорила я, вздрагивая всем телом. «Ой, папа! Не надо! » - кричала я, когда счет доходил до десяти. «Ладно! » - легко соглашался отец - «Только уговор: иди и попроси прощения у мисс Смит, которую ты ударила по щеке! На тебя гувернанток не напасешься! Потом, уже после порки, мы по очереди подходили к отцу и целовали ему руку, шепча покорно: «спасибо за науку, папочка! » Отец обнимал нас крепко и говорил: «я люблю вас, девочки! А по субботам люблю высечь вам задницы, не без того…» После этих моих слов, моих партнеров по игре тянет на поржать. Всласть наигравшись и проголодавшись , мы все трое идем купаться в бассейн, где и делимся друг с другом своими настоящими жизненными историями. «Я не боялась удара ремнем, в детстве» - говорю я, выныривая рядом с моими друзьями. Я боялась удара ножом! И я столько лет этого боялась, что в итоге моя фантазия самым счастливым образом заменила папин нож на папин ремень» Та супружеская пара, с которой я играю, рассказывает мне свои жизненные истории, не менее трагичные. «Мне пришлось сказать своим родителям, что им нужно разводиться, когда мне было 12 лет» - говорит моя воображаемая старшая сестра, которую на самом деле зовут Крис. «А твой отец сидел за то, что он тебя пугал ножом? » - интересуется муж Крис, который «папочка» в наших маленьких фантазиях. «Да ни боже мой! » - говорю я, выныривая на другой стороне бассейна, где тень. «Слушай, а почему в твоих фантазиях присутствуют горничные и много каких-то воображаемых гостей? - опять интересуются мои сегодняшние приятели. «Потому что все это - 19-й век! » - объясняю я, дирижируя пиццей для наглядности. «До русской революции, моя семья так и жила: у каждой супружеской четы - детей человек по восемь, гувернантка на каждого ребенка, французский язык, кухарки, и все вот это, что бывало в семьях промышленников. Так что, мне гораздо легче нафантазировать себе жизнь с горничными в центре Москвы, чем вспоминать, что случилось с нами после революции на самом деле…